Социальная деонтология: нормативность, субъектность, обязательства Шевченко, Александр Анатольевич

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Нормативные основания социальной деонтологии 16

1. Нормативность и конструктивизм социальной деонтологии 17

1.1. Обязательства в контексте «проблемы нормативности» 17

1.2. Социальные нормы и социальные обязательства 29

1.3. Социальный конструктивизм 37

2. Источники нормативности социальных обязательств: эмпирические, диалектические и метафизические 47

2.1. От «сущего» к «должному»: варианты перехода 47

2.2. Источники нормативности: эмпирия и диалектика 52

2.3. Обязательства prima facie и «универсальные сферы опыта» 59

3. Рациональная легитимация социальных обязательств 70

3.1. Рациональность: степени и процедуры 70

3.2. Публичное обоснование норм и обязательств 83

3.3. Социальные обязательства как проблема коллективной рациональности 91

Глава 2. Деонтологическая субъектность 102

1. Методология социальной субъектности . 104

1.1. Методологический индивидуализм 104

1.2. Идентичность и самоопределение социального субъекта 115

2. Политическая субъектность 125

2.1. Понятие «политического» и условия политической субъектности 125

2.2. Политические субъекты как субъекты действия 132

2.3. Политические субъекты как субъекты обязательств 148

3. Субъекты социальных обязательств 159

3.1. В поисках деонтологического субъекта 159

3.2. «Нетождественные» субъекты обязательств (справедливость во времени) 168

3.3. Гражданская субъектность 178

Глава 3. Социальные обязательства 185

1. Моральные и политические обязательства как формы социальной нормативности 185

1.1. Моральные обязательства и их границы 185

1.2. Политические обязательства и их обоснование 200

1.3. Равнообязанность субъектов 215

2. Обязательства справедливости 230

2.1. Справедливость как ценность и нормативное требование 230

2.2. Справедливость, беспристрастность и ответственность 246

2.3. Границы и контексты обязательств справедливости 258

Заключение 293

Литература 297

• Источники нормативности социальных обязательств: эмпирические, диалектические и метафизические
• Рациональная легитимация социальных обязательств
• Понятие «политического» и условия политической субъектности
• Справедливость как ценность и нормативное требование

Введение к работе

Актуальность исследования. Одна из важнейших задач нормативной социальной философии состоит в определении возможных и необходимых условий социальной кооперации. Теоретически это может выражаться по-разному – как поиск способов гармонизации личного и общественного интереса, создание схем эффективного и справедливого распределения материальных и нематериальных ресурсов или оптимальной конфигурации социальных институтов. Часто эти условия сотрудничества фиксируются также в виде прав и обязательств. Борьба за права, расширение зоны личной свободы становится привычным фоном политической жизни, условием и содержанием гражданского участия.

При этом как в общественном сознании, так и в теоретической литературе наблюдается явный дисбаланс в представлениях о том, на что мы имеем право и тем, «что мы должны друг другу» как участники единого социального целого. Очевидное преобладание «дискурса прав» представляет собой серьезную проблему для эффективного и устойчивого функционирования демократических институтов, как западного либерального, так и современного российского общества. Таким образом, актуальность специального теоретического исследования обязательственных отношений в социуме, во-первых, объясняется необходимостью прояснить отношения и механизмы взаимосвязи между правами и обязательствами, и, следовательно, основания для определения содержания и границ нашей взаимной ответственности.

Во-вторых, актуальность данного исследования вызвана также и необходимостью выявить причины, связанные с уклонением от сотрудничества, от кооперативного поведения в обществе и, в частности, с нежеланием или неготовностью принимать на себя социальные обязательства. Такой отказ нести бремя обязательств часто обосновывается ссылками на нерациональность добровольного кооперативного поведения, поскольку природа общественных благ такова, что ими можно пользоваться, и не принимая участия в их производстве. Анализ деонтической модальности применительно к поведению людей в обществе важен как для понимания природы социальной нормативности в целом, так и для решения практических проблем, связанных с ошибочным практическим рассуждением относительно обязывания и самообязывания.

В-третьих, актуальность исследования объясняется важностью установления причин и оснований, которыми руководствуются люди, принимая на себя те или иные обязательства перед другими людьми. Для этого требуется исследование источников нормативности социальных обязательств. Эта проблема актуальна именно в современном обществе с его неустранимым плюрализмом ценностных оснований. Некоторые ответы, которые могли бы объединить общество в другие времена, либо уже принципиально неприемлемы в качестве универсального основания нормы (например, идея высшего божественного авторитета), либо содержательно не могут быть сформулированы таким образом, чтобы снять политические или моральные разногласия всех членов общества. Исследование источников нормативности обязательств и способов их обоснования необходимо для поиска общественного согласия относительно границ и возможностей взаимного кооперативного поведения или, как это иногда формулируется, условий нового общественного договора.

В-четвертых, актуальность работы вызвана необходимостью исследования заявленной проблематики с точки зрения субъекта, принимающего на себя социальные обязательства и несущего за них ответственность. Уклонение от исполнения социальных обязательств или эпистемические трудности, связанные с осознанием таких обязательств, могут объясняться тем, что люди не идентифицируют себя с субъектом обязательств или же считают себя частью коллективного субъекта с весьма размытыми границами и условиями ответственности. Необходим, поэтому, специальный анализ деонтологической субъектности, условий ее возможности, механизмов формирования.

И, наконец, в-пятых, актуальность выполненного исследования объясняется необходимостью определения содержательной специфики взаимных обязательств, связывающих граждан единого социума. Социальные обязательства не могут быть сведены к моральным, политическим или правовым обязательствам, имеющим собственную специфику. Они также не могут быть определены чисто формальными методами, по образцу моральных обязательств основных этических теорий. С другой стороны, социальные обязательства не могут быть и чисто контекстуальными, выводимыми исключительно из культурной или исторической специфики некоторой социальной общности. Поэтому требуется поиск и обоснование как механизмов функционирования, так и содержательного наполнения социальных обязательств, другими словами, создание своего рода «социальной деонтологии».

Степень разработанности проблемы

Заявленная проблематика очевидно междисциплинарная, причем речь идет не только о философских дисциплинах. Помимо социальной философии, этики, философии политики и философии права, проблемы взаимного обязывания и шире – кооперативного поведения – исследуются в психологии, теории управления, экономической науке, математической теории игр и других областях. Здесь особо следует отметить дискуссии об экономической (максимизирующей) рациональности, а также обсуждение проблемы производства и распределения т.н. «общественных благ» (Э. Даунс, М. Олсон, П. Самуэлсон, А Сен, Г. Саймон, Р. Так и др.). Кроме того, большой интерес представляют исследования условий кооперативного поведения и достижения оптимального совместного результата в теории игр (Р.Д. Льюс, X. Райфа, Дж. Нейман, О. Моргенштерн, Дж. Харшаньи и др.).

В истории философии проблема взаимных обязательств людей в социуме концептуально выражалась при помощи таких понятий как «долг», «должное», «надлежащее», «подобающее», «обязанность», «обязательство», а также в различных социально-философских концепциях, прежде всего в естественно-правовой традиции и в различных вариантах общественного договора. Считается, что сама категория долга и должного была открыта

Демокритом, полагавшим, что «не из страха, но из чувства долга должно воздерживаться от дурных поступков». Существенный вклад внес Цицерон, который в своем трактате «Об обязанностях» разделил обязанности на «совершенные» и «обыкновенные» или «средние», а также выделил два направления, в которых стало привычным мыслить обязанности и обязательства: справедливость и благотворительность-щедрость. Фактически это стало разделением обязанностей на правовые и моральные. И. Кант углубляет это понимание: «правовые обязанности» (officia juris), т.е. такие, для которых возможно внешнее законодательство он отличает от «обязанностей добродетели» (officia virtutis), а последние, в свою очередь, делит на обязанности по отношению к себе и обязанности по отношению к другим.

Очень важное место в истории философии занимает общественно-договорная традиция. Идея договорного характера обязательств разрабатывается как в классических (Т. Гоббса, Дж. Локк, Ж-Ж. Руссо), так и современных концепциях общественного договора. Общественно-договорная традиция продолжает оставаться чрезвычайно популярной, выполняя роль не столько общей схемы социального устройства, сколько методологического приема для выявления условий и возможностей социальной кооперации, в том числе объема и содержания прав и обязательств договаривающихся сторон. Особую популярность эта методология сохраняет в современной англо-американской философии, где она чаще всего используется не для построения цельных теоретических систем подобно теории справедливости Дж. Ролза, а для определения гипотетических границ наших взаимных прав и обязательств (Р. Нозик, Д. Готиер, Р. Дворкин и др.).

В логико-лингвистической традиции источники нормативности обязательств исследуются в контексте дискуссий о так называемой “is-ought problem”, т.е. о возможности перехода от утверждений о сущем к утверждениям о должном. Так, в рамках современной аналитической философии особую известность приобрел анализ Дж. Сёрлем обещания как парадигмальной формы самообязывания. Что касается деонтологической субъектности, то здесь важны общие работы, посвященные конструированию различного рода субъектности – в первую очередь, моральной, политической или правовой. Ряд авторов исследуют необходимые и и достаточные условия субъектности (П.Рикер, В.Декомб и др.). Отдельный пласт исследований субъектности представлен такими современными философами как Ж.Делез, Ж.Лакан, Ю.Кристева, обосновывающими тезис о мнимости или децентрированности субъекта. Для наших целей особый интерес представляют работы, посвященные социальной идентичности и проблемам самоидентификации субъекта в современном глобализирующемся мире (Ч. Тейлор, Б. Уильямс, А. Макинтайр, М. Сандел, С. Бенхабиб, М. Нуссбаум). К этой же группе можно отнести работы, посвященные методологии анализа субъектности. Это не только классики (Э. Дюркгейм, М. Вебер, К. Маркс), но и такие современные философы как, например, М. Гилберт с её концепцией «множественной субъектности. Кроме того, в этической теории продолжается активное обсуждение субъектов, на которые могут и должны быть распространены наши обязательства. Здесь можно вспомнить П. Сингера с его концепцией «прав животных», многочисленные и активные дискуссии по поводу обязательств перед «будущими поколениями», работы в области экологической этики, в которых субъектом-бенефициарием обязательств полагается природа в целом.

Содержательные аспекты взаимных обязательств в социуме исследуются в первую очередь в литературе, посвященной проблемам справедливости. В современной отечественной литературе это работы А.А. Гусейнова, Т.А. Алексеевой, Б.Н. Кашникова, Н.В. Печерской, Н. А. Ведениной, Р. К. Шамилевой и др. Среди зарубежных исследователей в первую очередь необходимо упомянуть Дж. Ролза, Р. Нозика, Ю. Хабермаса, Р. Рорти Б. Аккермана, М. Сандела, М. Уолцера, Р. Форста, О. Хеффе, Дж. Стербу.

Однако, несмотря на то, что отдельные аспекты заявленной проблематики получили освещение в философской литературе, тем не менее, специфика социальных обязательств, их рациональные и нормативные основания, природа субъекта, которому приписываются или который возлагает на себя те или иные социальные обязательства перед другими людьми, требуют специального и системного комплексного исследования.

Объект исследования – система социальных обязательств современного общества, понимаемая как объединяющий и регулятивный механизм социального кооперативного поведения.

Предмет исследования – рациональные и нормативные основания социальных обязательств, их содержательная специфика, условия формирования деонтологической субъектности.

Основная цель исследования – выявить источники нормативности обязательств, контексты возникновения социальных обязательств, их содержательную специфику, а также определить условия возможности и основные характеристики социальной деонтологической субъектности.

Достижение поставленной цели потребовало решения следующих исследовательских задач:

1. Выявить рациональные и нормативные источники социальных обязательств, способы и процедуры их обоснования.

2. Раскрыть специфику социальных обязательств посредством их сравнительного анализа с таким регулятивом поведения как социальные нормы.

3. Выявить основания обязательственных отношений в контексте рационального и нормативного поведения, парадоксы рациональности, связанные с сознательным уклонением от социального кооперативного поведения, и, в частности, с отказом принимать на себя социальные обязательства.

4. Описать содержательные особенности моральных и политических обязательств в их концептуальной связи с социальными обязательствами.

5. Реконструировать основные условия формирования и сущностные характеристики политического субъекта как носителя политических обязательств.

6. Обосновать специфику социальной деонтологической субъектности, т.е. основных характеристик социального субъекта, понимаемого как носитель социальных обязательств, условия возможности социальной деонтологической субъектности, механизмы ответственности.

7. Эксплицировать границы и контексты обязательств справедливости посредством реконструкции соответствующих контекстов обоснования и контекстов действия.

8. Обосновать качественную специфику социальных обязательств как нормативного отношения между гражданами современного демократического общества, выступающими в роли социальных деонтологических субъектов и разделяющими некоторую общую концепцию справедливости.

Теоретико-методологическая основа диссертационного исследования

Работа выполнена в аналитическом ключе, что предполагает философскую реконструкцию, выявление и анализ явных и скрытых предпосылок основных исследуемых положений, а также основных теоретических аргументов и контраргументов. В ходе решения поставленных задач был использован комплекс методов исследования:

– теоретический анализ и обобщение научных источников по проблематике исследования, такие общенаучные методы и процедуры как абстрагирование, моделирование, сравнение, мысленный эксперимент.

– метод системного анализа, учитывающий взаимосвязь и взаимозависимость различных элементов и сторон общественной жизни;

– метод структурно-функционального анализа, используемый при выявлении целей, задач и функций социального обязательства как общественного отношения и социальной деонтологии как теоретической схемы.

В качестве теоретико-методологической основы исследования можно также выделить следующие составляющие: (а) вся заявленная социально-философская проблематика рассматривается с точки зрения методологической приоритетности социальных обязательств как интегрирующего механизма социального взаимодействия; б) проблемы социальной деонтологии исследуются в контексте представлений о нормативности и рациональности человеческого поведения – как практической, так и эпистемической; в) исследовательский акцент сделан на выявлении специфики социальных обязательств, условий их возникновения и особенностей функционирования.

Научная новизна диссертационной работы состоит в том, что в ней впервые предпринимается попытка обосновать необходимость создания общей теории социальных обязательств или социальной деонтологии, а также закладываются основы такой комплексной социальной теории. Предлагается социально-философская характеристика способов обоснования обязательств, источников нормативности, содержательной специфики социальных обязательств, а также основные предпосылки и условия формирования социальной деонтологической субъектности.

Основные выводы и положения, выносимые на защиту:

1. Предложена трактовка понятия «социальное обязательство». Социальное обязательство – это такое обязательство, которое принимается добровольно и осознанно, на основе нормативного рефлексивного рассуждения, и связано при этом с обретением или осознанием субъектом обязательства своего социального статуса. Содержательными ограничениями на рефлексивное рассуждение выступают те или иные представления о справедливости, принятые в обществе. Социальное обязательство представляет собой общественное отношение особого рода, специфика которого определяется, таким образом, тремя основными факторами: а) социальным статусом субъекта, в первую очередь его самоидентификацией как субъекта гражданского; б) нормативностью, источником которой являются рациональная рефлексия и гипотетический консенсус граждан современного демократического общества; в) принципами справедливости в их исторически конкретном воплощении.

2. Создана и обоснована авторская концепция социальных обязательств, в рамках которой основные социальные обязательства полагаются объективными и всеобщими, при этом их основанием служат универсальные сферы опыты или структурные особенности социальной ситуации.

3. Показано, что уклонение от принятия или исполнения социальных обязательств необходимо интерпретировать в контексте более общей проблемы, связанной с уклонением от кооперативного поведения в целом, а также в связи с решением парадоксов коллективной рациональности.

4. В результате философской реконструкции и критического анализа возможных источников нормативности социальных обязательств продемонстрировано, что социальные обязательства не могут быть сведены к властным или правовым источникам, а являются одновременно условием и результатом достижения условного гипотетического консенсуса с другими членами общества.

5. Предложена и обоснована интерпретация социальных обязательств как обязательств справедливости. Показано также, что такая трактовка является перспективным содержательным подходом к проблемам справедливости в отличие от преобладающих в современной либеральной философии процедурных подходов, сутью которых является достижение согласия по поводу исходной процедуры принятия коллективных решений в отношении социального порядка.

6. Описаны основные контексты обязательств справедливости – контекст действия и контекст обоснования. Обоснована необходимость и неизбежность расширения границ обязательств справедливости, что связано как с процессом глобализации, так и существенным расширением представлений о границах политического в современном демократическом обществе.

7. Выявлены и описаны основные принципы и процедуры публичного обоснования социальных обязательств. Сформулированы необходимые условия и процедуры применения общественно-договорной методологии применительно к социальным обязательствам.

8. Сформулированы основные характеристики деонтологической субъектности, ее качественная специфика по сравнению с моральной и политической субъектностью. Вскрыты и обоснованы слабости теоретической интерпретации деонтологического субъекта в либеральной традиции, когда субъект понимается лишь как рефлексирующий агент, абстрагированный от внешнего социального и культурного контекста. Вместо этого предлагается и обосновывается такая концепция деонтологической субъектности, в рамках которой рефлексия субъекта содержательно обусловлена некоторыми общими представлениями о справедливости, а конституирование деонтологического субъекта происходит посредством самоидентификации субъекта в качестве субъекта гражданского.

Теоретическая и практическая значимость исследования

Теоретическая значимость заключается в комплексном философском анализе социальных обязательств. Результаты исследования должны привести к расширению и уточнению теоретических представлений об обязательственных отношениях в обществе. Теоретическую значимость представляет авторская трактовка социальных обязательств как обязательств справедливости, а также их нормативных оснований. Результаты исследования могут быть использованы в создании теоретических моделей развития социума, моделирования различных вариантов общественно-договорных отношений в современном демократическом обществе. Предложенные теоретические подходы и элементы могут также стать методологической базой для дальнейших исследований социальной деонтологической субъектности.

Результаты исследования могут быть использованы для понимания и объяснения сути важных общественных явлений – в частности, причин уклонения от кооперативного поведения или условий и способов формирования политической и деонтологической субъектности. В педагогическом процессе выводы диссертации могут быть использованы в преподавании курсов политической и социальной философии, этики, философии права.

Апробация исследования

Основные положения и результаты диссертационного исследования отражены в двух монографиях и 23 статьях в журналах, входящих в перечень изданий, рекомендованных ВАК, а также 24 публикациях в других изданиях.

Исследования, нашедшие отражение в диссертации, были поддержаны 3 грантами РГНФ: 1) проект 05-03-3027a «Границы и субъекты дистрибутивной справедливости» (руководитель); 2) проект 08-03-00569а «Политическая субъектность: философско-нормативный анализ» (руководитель); 3) проект 07-03-00605а «Политические обязательства: обоснование и легитимация» (исполнитель).

Основные выводы и теоретические положения настоящей диссертации были изложены на международных, всероссийских и региональных семинарах, конференциях и конгрессах: Всемирном философском конгрессе (Сеул, 2008 г.), Российских философских конгрессах (Ростов-на-Дону, 2002 г.; Москва, 2005 г.; Новосибирск, 2009 г.), Первых Кузбасских философских чтениях (Кемерово, 2000 г.), 4-й сессии постоянно действующего всероссийского семинара «Методология науки» (Томск, 2000 г.), международной конференции «Alliance of Universities for Democracy» (София, 2002 г.), международном конгрессе «XXI век: на пути к единому человечеству?» (Москва, 2003 г.), научно-теоретической конференции «Рациональность и вымысел» (Санкт-Петербург, 2003 г.), международной конференции «Человек – мир – культура. Актуальные проблемы философских, политологических и религиоведческих исследований. К 170-летию философского факультета Киевского национального университета имени Т. Шевченко (Киев, 2004 г.), Летней философской школе «Наука и философия в Сибири: традиции, новации, перспективы» (Новосибирск, 2005 г.), IV международной научно-практической конференции «Общечеловеческое и национальное в философии» (Бишкек, 2006 г.), международной конференция «Днi науки фiлософського факультету», Киевский национальный университет им. Т. Шевченко (Киев, 2008 г.), международной научно-практической конференции «Интеллигенция, ее роль в поиске гражданского согласия в условиях общества переходного периода» (Симферополь, 2008 г.), международной конференции «Мировоззренческие и философско-методологические основания инновационного развития современного общества» (Минск, 2008 г.), международной научно-практической конференции «Философия детям. Диалог культур и культура диалога» (Москва, 2008 г.), Всероссийском научном семинаре «Дефиниции культуры» (Томск, 2009 г.), международной научной конференции «Облики современной морали. В связи с творчеством академика РАН А.А. Гусейнова» (Москва, 2009), VIII международном философском конгрессе ISUD (Пекин, 2010), Всероссийской научно-практической конференции «XVIII Адлерские чтения» (Сочи, Адлер, 2010 г.), международном круглом столе «Антропологiя права: фiлософський та юридичний вимiри: стан, проблеми, перспективи» (Львов, 2010 г.), Сибирском философском семинаре «Интеллектуальные ценности в современной России: философия – наука – инновации» (Новосибирск, 2011 г.), научной конференции «Теоретическая и прикладная этика: традиции и перспективы» в рамках «Дней Петербургской философии» (Санкт-Петербург, 2011 г.).

Структура диссертационной работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.

Источники нормативности социальных обязательств: эмпирические, диалектические и метафизические

Перевод разговора в нормативную плоскость вновь вынуждает обсуждать традиционные философские вопросы - о том, каковы те источники нормативности, обязательности положений, которые люди предъявляют друг другу (и себе) в виде норм и обязательств? В чем же трудность разговора о нормативном плане человеческого поведения?

Проблему можно считать «нормативной», когда речь идет о легитимности норм, претендующих на то, чтобы регулировать наше поведение в моральной и политической сфере. Если формально-логический переход от фактов к нормам невозможен, то возникает вопрос: на чем же тогда основывается нормативная сила обязательств? На современном языке эта проблематика формулируется как поиск источников нормативности, причем нормативности самого разного рода - от лингвистической (нормативность значения) до правовой и моральной. Сомнения относительно значения нормативных правил для объяснения и предсказания человеческого поведения проистекают из многих источников. Но основное сомнение, опять же, связано с наличием фундаментального разрыва между фактами и ценностями, между тем «что есть» и «что должно быть». Кроме того, даже когда нечто переходит из сферы фактического в сферу долженствования, могут возникать сомнения относительно действительных причин такого перехода. Другими словами, даже когда нечто становится таким, каким оно «должно быть», это еще не говорит о том, что причиной этого явилась искомая «нормативная тяга». Такой вывод был бы примером типовой логической ошибки "post hoc, ergo propter hoc". Трудности установления действительной причины поступка ведут к желанию приписать объяснительную силу только фактическому. Проблема заключается еще и в том, что сторонники идеи нормативности, то есть те, кто отстаивает ее независимую природу, ссылаясь на самые разные примеры нормативности - и нормы языка, и правила игр, и нормы, образующие правовые системы, при этом ссылаются на них как на часть фактичности58.

Обычно формулировку этой проблемы в явном виде приписывают Д. Юму, который указал на некорректность перехода от утверждений о сущем к утверждениям о должном. Некоторая неопределенность формулировок позволила трактовать это «правило Юма» как исключительно формально-логический тезис, что дало возможность вступить с классиком в научную полемику. Так, новозеландский философ и логик А. Прайор предложил следующие варианты логического перехода от утверждения о фактах к утверждению о должном59: Пример 1 Чаепитие популярно в Англии.

Впрочем, и сам А. Прайор, и участники дискуссии признавали, что если такое решение и можно назвать решением «проблемы Юма», то лишь по форме, но не по существу, так как Д. Юм, как представляется, имел в виду не только логический, но и семантический тезис - о невозможности вывода моральных предписаний из фактических суждений с моральными или оценочными терминами.

Упомянутую выше проблему Д. Юма по переходу от сущего к должному можно попытаться преодолеть с помощью логико-лингвистического аппарата. В этом случае мы пытаемся найти некоторые типы высказываний, структурно преодолевающие проблему нормативности, то есть разрыв между фактами и нормами. Здесь можно вспомнить один из наиболее известных способов перехода от утверждений со связкой «есть» к утверждениям со связкой «должен», который был предложен Дж. Сёрлем как реконструкция трехходовой процедуры - высказывание обещания, самообя-зывание, переход в модус долженствования. Причем переход от обещания в модус долженствования происходит автоматически, в силу семантики понятия «обещание». Связывая себя обещанием, компетентный носитель языка автоматически переносит соответствующее действие (предмет обе- \ щания) в модус долженствования, аналогично тому, как произнесение высказывания «X - треугольник» имеет логические следствия, а именно -принятие утверждения о наличии у данной геометрической фигуры трех сторон60. Важно подчеркнуть, что Дж. Сёрль подчеркивает именно автоматизм такого перехода, отмечая отсутствие какой-либо «субъективности» автора высказывания в виде морального решения или иного дополнительного действия. Говоря «это треугольник», мы принимаем утверждение, что у него три стороны. Делая обещание, мы связываем себя обязательством. Аналогично этому, высказывание «он дал обещание» содержательно эквивалентно высказыванию: «он взял на себя обязательство». При этом Дж. Сёрль особо отмечает, что в результате такого перехода в план долженствования не предполагается никакой субъективности.

Рациональная легитимация социальных обязательств

Как уже отмечалось в 1.2, одна из основных отличительных харак- , теристик социального обязательства состоит в том, что оно принимается индивидом добровольно и осознанно. В этом его отличие от социальных № норм, которые достаются нам как часть унаследованного социального опыта. Отсюда особое внимание и особые требования к процедурам рационального обоснования социальных обязательств - как на уровне индивидуальной рефлексии, так и в публичном обсуждении. Независимо от того, ищем ли мы источник нормы в природе, или создаем его с помощью интеллектуального усилия, поиск источников нормативности часто связывается с рациональностью субъекта. При этом стоит отметить, что при всей важности оценки действий на рациональность такая оценка не является достаточным условием правильного или должного действия. Причина в том, что в большинстве концепций практической рациональности оценка действия основана на субъективном восприятии того, кто это действие совершает. Оценка же действия как нормативно должного предполагает не только когерентность представлений субъекта о реальности, но и соответствие этого субъективного восприятия реальности самому положению дел.

Так, в недавно вышедшей книге Д. Парфит в качестве примера приводит гипотетическую встречу с ядовитой змеей в пустыне. Если человек считает, что лучшим шансом на спасение будет бегство, то с точки зрения рациональности ему так и следует поступить. Но такое действие не будет считаться нормативно должным, так как восприятие и оценка ситуации человеком являются ошибочными. Так как змея атакует только движущиеся объекты, то нормативно должным поведением было бы отсутствие всякого движения. Подлинная обязательность включает не только наличие оснований (резонов), но и соответствие этих оснований действительности, природе вещей93.

Способность осознанного нормативного отношения к миру - одна из важнейших отличительных способностей человека. В связи с этим К. Корсгаард отмечает, что картина мира животного всегда нормативно проинтерпретирована, т.е. то или иное событие неотделимо от нормативного вектора или нормативной силы, сопровождающей это событие. Например, животное воспринимает другое животное как добычу, угрозу, партнера, как нечто, на что должно реагировать определенным образом - добычу должно преследовать, угрозы должно избегать, с партнером должно спариваться94. В отличие от этого человек может занять рефлексивную дистанцию по отношению к факту и только после этого принять решение -сделать или не сделать этот факт нормативным основанием для действия. Например, идущий дождь может стать, но может и не стать основанием воспользоваться зонтом. Таким образом, в этой модели мы сами принимаем решение о том, какие факты считать нормативным основанием, а не пытаемся усмотреть их в природе вещей. Противопоставляя конструктивизм и моральный реализм, К. Корсгаард замечает, что под «моральным реализмом» она не имеет в виду то, что суждения с моральными терминами могут иметь истинностные значения. По ее мнению, в этом вопросе моральные реалисты вполне могут сойтись во мнении с конструктивистами. Фундаментальное же различие между моральным реализмом и конструктивизмом К. Корсгаард усматривает в причине, по которой такие суждения могут иметь значения истинности. В рамках морального реализма, суждение может быть истинным или ложным потому, что входящие в него термины обозначают какие-то нормативные сущности или факты, независимые от этих терминов. Функция моральных понятий здесь - описание реальности. Конструктивизм же представляет собой ответ на некоторую проблему. Например, справедливость у Дж. Ролза - это не описание какой-то космической справедливости, а решение проблемы распределения разного рода ресурсов в ситуации риска и неопределенности посредством создания принципов справедливости95. Однако большинство современных теоретиков придерживаются той точки зрения, что оценка действия на рациональность не предполагает установления соответствия нормативных оснований этого действия положению дел в мире. Другими словами, рациональность действия понимается как когерентность нормативных оснований, а не их корреспонденция действительному положению дел.

Разговор о рациональном обосновании обязательств уместно начать с указания на существование некоторого общечеловеческого императива рациональности. Так, Н. Решер напоминает о том, что именно рациональность определяет человека как человеческое существо и считает, что существует основополагающий «деонтологический императив» использовать имеющиеся у нас возможности наилучшим образом. Долг «быть рациональным» - это наш долг перед миром, который заключается в том, чтобы занять предназначенное нам место в мировом порядке вещей. Рациональность - это наша обязанность, способ легитимизации нашего бытия в этом мире, способ доказательства обоснованности наших притязаний на особое место в нем. Конечно, спецификация такого императива применительно к конкретной задаче (в нашем случае - обоснованию социальных обязательств) требует пояснения того, как именно будет понимается практическая рациональность. Вариантов здесь очень много - это и простые экономические трактовки рациональности как максимизации индивидуальной выгоды, и теоретико-игровые модели максимизации совместной выгоды, и другие разнообразные подходы в духе утилитаризма, такие как теория ожидаемой полезности (Нейман - Моргенштерн), (максимизация предпочтений (К. Эрроу). Отдельно нужно выделить концепции рациональности, в которых постулируется утопичность понимания рациональности как максимизации (идея ограниченной рациональности, "bounded rationality" Г. Саймона), а также развитие этой идеи в концепции минимальной рациональности (К Черняк). В любом случае, независимо от трактовки, идея рациональности имеет значительную нормативную привлекательность для объяснения и обоснования человеческих действий, в том числе и действий, находящихся в плане должного.

Понимание ограниченности экономической модели рациональности , распространяется даже среди экономистов: «... Есть что-то удивительное в самом том факте, что экономическая теория пошла по такому пути, где природа человеческих мотиваций характеризуется в столь умозрительных и узких рамках.»97. Представление о рынке, как «зоне, свободной от морали»98, не соответствует реальному положению вещей, так как люди в рыночных условиях не действуют независимо, а вынуждены вступать в разнообразные соглашения с другими людьми, что требует понимания целей, ценностей своих партнеров, согласования и выработки наиболее оптимальных моделей кооперации. Ограниченность примитивной модели экономической рациональности, понимаемой как максимизация индивидуальной выгоды показывают и теоретико-игровые парадоксы. То, что достижение оптимального результата невозможно без стремления к реализации именно коллективного интереса, видно, например, из анализа «дилеммы заключенного»

Понятие «политического» и условия политической субъектности

При анализе связи представлений о сфере «политического» или «публичного» и представлений о справедливости в современном западном либеральном обществе часто подчеркивается, что именно вопрос о границах политического является главным для любой теории социальной справедливости, так как те или иные представления о наиболее справедливой организации общества напрямую зависят от того, как понимается сама сфера политического.

Рассматривая западную традицию трактовок политического, И. Шапиро отмечает, что в западной политической теории существуют две основные стратегии рассмотрения этой проблемы, одна из которых фокусируется на границах, а вторая - на сущности политического163. В первом случае сфера политического (т.е. сфера, заведомо регулируемая принципами справедливости) определяется негативным образом - путем исключения из нее всего того, что политическим не является. Главный вопрос формулируется так: какие сферы человеческой жизни вообще находятся вне политики и, соответственно, на них не распространяются механизмы и аргументы социальной справедливости. При этом при попытке найти такие сферы наиболее часто совершают две ошибки. Первая - попытка ограничить сферу политического и, соответственно, исключить аргументацию от социальной справедливости, связанная с типичной либеральной позицией, согласно которой вне сферы политики существует область частного, непубличного. Исторически эта точка зрения берет начало в традиции естественных прав и предположении о существовании естественных, дополи-тических прав, защита которых и является главной функцией политических институтов. Вторая ошибка связана, по мнению И. Шапиро, с попыткой деполитизации сферы политического. Она тоже обусловлена неверными представлениями о том, что такое приватное или непубличное, которое связывается с идеализированными представлениями о возможности » человеческого общежития «за пределами справедливости». Согласно этой точке зрения, справедливость регулирует отношения только между «чужими».

Различие двух аспектов политического вовсе не означает, что границы между публичным и частным стираются. Они важны для сохранения « как одной, так и другой сферы. Т.Алексеева предлагает следующее условие сохранение частной сферы: по ее мнению, частная сфера сохраняется «...до тех пор пока люди сохраняют свое право отвергнуть внешнюю интерпретацию своей личности (за исключением случаев, когда человек является пациентом врача, т.е. находится в заведомо неравной ситуации, и в ряде аналогичных случаев»164. Остается вопрос о том, что происходит с человеком как с политическим субъектом в том случае, когда он действительно отвергает эту внешнюю интерпретацию? Прекращается ли в этом случае его политическая субъектность или же она продолжает конституироваться отношениями справедливости, в которые человек неизбежно вступает, а также авторством его политических оценок, на которые он сохраняет право? Представляется, что при выходе из публичного пространства политическая субъектность не может полностью исчезать, если сохраняются хотя бы важнейшие ее характеристики - наиболее значимые свойства, отношения и диспозиции.

Традиционная философия политики характеризуется двумя основными чертами. Во-первых, она занята размышлениями об идеальных или рациональных общественных институтах. Именно оптимальное устройство всего общества посредством должной организации политических институтов и отличает эти философские поиски - от Платона до современных приверженцев общественно-договорной традиции. Вторая черта традиционной политической философии - принятие дихотомии «публичное» - «частное»165. При этом предметом исследования становилась именно публичная сфера, а частная жизнь оставалась вне сферы внимания, точнее отдавалась на откуп философам морали.

В последнее время ситуация существенно изменилась (в том числе и благодаря философам постмодерна). Уже очевидно, что и в частной сфере существуют ценностные конфликты по поводу прав и обязанностей, про-блемы справедливого распределения, вся она пронизана властными отношениями самого разного уровня. Другими словами, частная сфера обременена теми же конфликтами и отношениями, что и сфера публичная. Осознание этого ведет к необходимости пересмотра всей конфигурации политического, т. е. всего категориального аппарата, начиная с самых базовых понятий, таких как политический субъект, политические свойства, политические отношения. И, конечно, в первую очередь необходимо размышление о том, что представляет собой само «политическое», так как именно оно задает характеристики соответствующей субъектности и соответствующих отношений.

Справедливость как ценность и нормативное требование

В данном параграфе справедливость рассматривается как содержа (тельная характеристика социальных обязательств. Постановка вопроса в таком общем виде предполагает признание справедливости всеобщей или , универсальной ценностью. Как и в отношении других моральных ценно- v стей, сразу возникает вопрос о том, можно ли считать универсальной ценностью справедливость. Универсализм в этике в принципе предполагает признание таких моральных принципов, которые действуют во всех ситуациях и во все времена. При этом, конечно, подлинно универсальными признаются лишь такие принципы, которые действительно преодолевают пространственные и временные границы. Проблема заключается в обосновании универсального характера таких ценностей, как истина, добро или справедливость. Дело в том, что метафизическое или эпистемическое обоснование универсализма ценностей - дело трудное. Необходимо постулировать либо какую-то форму добра, либо естественный закон, распространяющийся на всех людей без исключения. О Нил отмечает любопытную тенденцию, суть которой заключается в том, что все большее число 231 попыток универсалистского обоснования ценностей вообще предприни-маются без какой-либо серьезной метафизики или эпистемологии .

Конечно, метафизические предпосылки все равно присутствуют, но они становятся в каком-то смысле менее обязывающими, например, это могут быть предпосылки о равенстве всех людей, присущей им рациональности или беспристрастности. Справедливость имеет множество ипостасей: это и моральная добродетель, и оценочная категория, и механизм распределения, и средство легитимации политических режимов. Но, прежде всего, это одна из ценностей. В диалоге «Горгий» Сократ напоминает нам о подлинном статусе такой добродетели как справедливость, сравнивая ее с «великим уравнителем» - смертью: «Ведь сама по себе смерть никого не страшит, разве что человека совсем безрассудного и трусливого, — страшит совершенная несправедливость, потому что величайшее из всех зол - это когда душа при-ходит в Аид, обремененной множеством несправедливых поступков» . Со столь высоким статусом справедливости (как одной из классических ценностей) во многом и связана сложность обсуждения этой темы. Развитие общества во многом зависит от того, какие ценности утверждаются в моральном сознании людей. На примере современной России можно наблюдать динамику представлений о справедливости как социальной ценности. Сложное, часто противоречивое взаимодействие этой ценности с такими ценностями, как равенство и свобода, порождает множество конфликтов и споров. Вообще, хорошо известно, что ценности играют исключительно важную роль в процессе аргументации. Когда мы спорим, отстаиваем ту или иную позицию или точку зрения, то стараемся подыскать наиболее сильные доводы и основания.

Но практически любой частный довод может быть подвергнут дальнейшему сомнению. Другими словами, от нас требуют обоснования уже этих новых доводов и аргументов. Возникает опасность уйти в «дурную бесконечность» обоснования. И для того, чтобы вырваться из этой ловушки и завершить спор в нашу пользу, мы часто апеллируем к тем или иным ценностям. Рано или поздно мы ссылаемся именно на них, как на последние основания. Мы говорим: «потому что это - любовь», «потому, что это - истина», «потому что это несправедливо, в конце концов». Если и после этого собеседник продолжает вопросы, ставя под сомнение уже сам статус ценностей, например, подвергая сомнению сам статус такой ценности, как «справедливость», и указывая на альтернативную ценность, например, «пользу», то понятно, что здесь мы уже имеем дело с философом, ссылающимся к тому же на вполне определенную этическую теорию. Но так бывает нечасто. Именно отсылка к ценностям часто служит последним, решающим аргументом в споре. Причем, как отмечает известный теоретик аргументации Ч. Перельман, универсальные ценности обычно не оспариваются не потому, что их содержание не вызывает сомнений, а потому, что оно предельно туманно, а это дает возможность каждому трактовать их по-своему277. Кто-то видит справедливость в честном распределении выгод и тягот социальной кооперации, для кого-то справедливость прежде всего состоит в должном наказании за нарушение закона или моральных норм, кто-то образцом справедливости считает рыночный обмен. В результате аргументы «от справедливости» далеко не всегда являются «честными» аргументами, до тех пор, пока не прояснено, как именно понимается справедливость. Действительно, содержательное наполнение такой ценности, как справедливость, может быть очень разным. Поэтому первой задачей философских исследований является анализ значения слова, не случайно, такие серьезные споры вызывает, например, вопрос о том, что именно имеет в виду Аристотель в своих текстах - справедливость или правосудность. Стоит согласиться с Б. Расселом, который писал: «Идея как космической, так и человеческой справедливости играет такую роль в греческой религии и философии, которую нелегко полностью понять нашему современнику. Действительно, само наше слово «справедливость» едва ли выражает ее значение, но трудно найти какое-либо другое слово, которому можно было бы отдать предпочтение» . Хотя эти слова Б. Рассела относятся к ситуации в античной философии, ситуация не слишком изменилась и в наши дни. Сложность выбора той или иной трактовки справедливости объясняется еще и наличием множества «простых» канонов, каждый из которых претендует на роль единственного выразителя идеи справедливости, но оказывается недостаточным при расширении или сужении контекста распределения. К основным канонам дистрибутивной справедливости относятся: равенство, потребности, способности, усилия, продуктивность, общественная полезность, спрос и предложение. И хотя в пользу каждого из канонов имеются интуитивные соображения, присущие им недостатки не позволяют претендовать какому\либо одному из них на роль универсального. Так, канон равенства обеспечивает правило справедливости - «равное отношение к равным», но нарушает одно из главных требований справедливости - «неравное отношение к неравным». «Каждому по потребностям» -также имеет очевидные плюсы и минусы. Среди последних - неясность, какие потребности имеются в виду - объективные или субъективно воспринимаемые как таковые. «Каждому по способностям» - здесь игнорируется результат использования этих способностей. Пуританский принцип «каждому по его усилиям» имеет тот же недостаток - усилия могут быть неэффективными, неверно направленными.