Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 Теоретико-методологические основания социально-философского исследования повседневности 18
1.1 Категориальный аппарат исследования: повседневность, социальная реальность, субъект 18
1.2 Теоретическое пространство исследования характера и границ повседневности 43
1.3 Система подходов и методов социально-философского анализа повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта 61
Глава 2 Повседневное взаимодействие социальной реальности и субъекта на основе анализа его характеристик 84
2.1 Соотношение статики и динамики повседневности как взаимодействия социальной реальности и субъекта 84
2.2 Перформативность характеристик повседневности в телесной репрезентации субъекта: означивание, присутствие 109
2.3 Практическая и уровневая характеристики повседневного взаимодействия конкретного субъекта с социомирами повседневности 130
Заключение 159
Список литературы 163
- Категориальный аппарат исследования: повседневность, социальная реальность, субъект
- Система подходов и методов социально-философского анализа повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта
- Соотношение статики и динамики повседневности как взаимодействия социальной реальности и субъекта
- Практическая и уровневая характеристики повседневного взаимодействия конкретного субъекта с социомирами повседневности
Введение к работе
Актуальность темы исследования повседневного взаимодействия продиктована рядом причин.
Современная социальная действительность переживает постоянные изменения, производит переоценку социальных взаимоотношений и границ взаимодействий различного уровня, в том числе и повседневного. Во многом это связано с ускорением основных социальных процессов и переосмыслением статуса и роли их участников. Сегодня процесс глобальной универсализации предполагает новые вызовы идентичности и уникальности отдельного человеческого субъекта, основам его укорененности в общественном мире.
Повседневность была и остается фундаментальной структурой для
социального действования человека, является эмпирически первичным
основанием в социальном мире, представляет собой своеобразный старт
репрезентации субъекта, требует переосмысления его укорененности.
Участвующий в повседневном взаимодействии субъект определенным образом
воплощает свою многоуровневость и может получить целостную
завершенность, поэтому важно исследовать потенциал повседневности как основы существования «интегрально-целостного субъекта» (В. С. Барулин).
Во многом актуальность настоящего исследования определяется предметными тенденциями в социальной философии, которая переосмысляет сегодня специфику микро- и макроуровня социальных взаимоотношений, противоречий интересов социальной системы и человеческого субъекта.
В рамках социально-философских и социогуманитарных исследований повседневность определяется достаточно неоднозначно и противоречиво. В связи с этим исследование повседневности имеет значение для ее категоризации, а также категоризации участников повседневных социальных процессов: конкретного субъекта и социальной реальности.
Осмысление характеристик повседневности, отсутствие определенности в оценке ее статуса и функций также делает актуальным данное исследование как на содержательном, так и на теоретико-методологическом уровне. Особый
4
интерес представляет систематизация процедур, методов и подходов к
исследованию повседневности с позиции различных отраслей
социогуманитарных наук и социальной философии.
Таким образом, накопленный научно-философский опыт относительно
понимания повседневности и ее характеристик может быть успешно обобщен в
рамках ее социально-философского анализа. Это целостно проявит
существенные содержательные грани повседневности как уровня социальных
отношений, а также позволит рассматривать на этом уровне соотношение
влияний социальной реальности и диспозициональности интересов
конкретного субъекта.
Степень разработанности
Тема исследования повседневности в философии актуализируется в XX
веке. Изначально повседневность как самостоятельная предметная сфера
социальной реальности проблематизируется вне философии и исследуется в
различных научных контекстах: антропологическом, историческом,
культурологическом, социологическом. Культурологические и исторические
исследования проводят границу повседневности как низового маркера эпохи и
связывают повседневность со структурами материальной культуры, уровнем
жизни. Социологические исследования повседневности лежат в плоскости
рутинизации, уровня жизни, процессов «оповседневнивания»; они
противопоставляют повседневность праздности, прогрессу, социальным институтам. Современная география и техническая эстетика исследуют повседневность в контексте решений проблем урбанизма, дизайна вещи, городской эстетики, отождествляя ее с непосредственностью жизни или жизненной силой.
Контекстуальное философское осмысление повседневности при решении
этических вопросов, проблематики феминизма, экзистенциализма, культуры
масс-медиа можно встретить в работах таких авторов, как К. Бендер и
Х. Грассль, Э. Фромм, Д. Рашкофф, Е. Г. Дьякова, Н. Н. Зарубина,
Т. Б. Мойсеева.
Самостоятельно философская проблематика повседневности начинает обсуждаться в рамках гносеологии. Однако это акцентирует внимание на вопросах познания, эпистемологии здравого смысла, аналитики обыденного языка. Первой подвижкой за границы гносеологического обсуждения повседневности можно считать рассмотрение Дж. Л. Остином повседневного слова как действия.
Работы таких авторов, как М. Бертильссон, И. Лакатос, Л. Флек,
М. В. Заковоротная, М. С. Каган, И. Т. Касавин, Ю. Л. Качанов, В. В. Корнев,
Л. Ф. Крапивка, В. Г. Малая, Е. Ю. Малова, Н. В. Назарова, И. П. Полякова,
Ю. И. Прохоренко, Л. А. Савченко, Л. Г. Скульмовская, А. Е. Смирнов,
С. М. Фролова, М. П. Шубина, С. П. Щавелёв, послужили надежной опорой в
категоризации описательного повседневного опыта, повседневности,
социальной реальности и субъекта.
Весомую ценность для нашего исследования представляют труды и идеи В. С. Барулина, посвященные уровневой методологии, анализу структур повседневного взаимодействия человека с общественным миром.
Идеи, раскрывающие потенциал социальных границ, представлены в различных научных социогуманитарных трудах П. Бурдье, К. Ясперса, Н. Н. Беспамятных, Н. Н. Козловой, В. Л. Лехциера и О. Ю. Марковцевой. Именно на основании идей, представленных в этих трудах, у нас складывается понимание проблематики пограничности повседневности.
Экзистенциально-социальные границы повседневности представлены в трудах Н. А. Бердяева, У. Бека, С. Л. Франка, К. Ясперса, Г. Г. Кириленко. Об историко-социальных основах понимания производства повседневного опыта размышляют З. Бауман, К. Вульф, У. Джеймс, С. Жижек, Ф. Фукуяма, В. Б. Голофаст, М. К. Мамардашвили.
Социально-философский анализ повседневности как жизненного мира, как репрезентативного поля телесности субъекта, повседневной динамики через призму интерсубъективности, интеракции и диспозициональности фундируется на трудах Э. Гуссерля, М. Мерло-Понти, П. Прехтля. Понимание специфики
6
социально-философского анализа повседневности и особенностей его
применения складывается в ряде монографий: «Диалектика повседневности:
методологический подход» К. Н. Любутина и П. Н. Кондрашова, «Теория и
жизненный мир человека» П. К. Гречко и Е. М. Курмелевой; в ряде статей
отечественных исследователей: С. С. Аванесова, И. Б. Ардашкина,
Е. В. Борисова, Ю. И. Борсякова, С. Б. Кожевникова, В. И. Молчанова,
Н. В. Мотрошиловой, Н. М. Смирновой, В. К. Суханцевой, О. Л. Сытых,
И. А. Хренова, А. В. Ямпольской.
Также в своей работе мы опираемся на различение М. Хайдеггером наличного и подручного и используем азы феноменологии, заложенные еще Г. В. Ф. Гегелем.
Осмысление повседневности и ее характеристик в рамках структурализма начинается со «структур повседневности», предложенных Ф. Броделем и позволяющих работать с основами универсализации повседневного опыта. Труды И. М. Валлерстайна и Ж. Ле Гоффа уже в рамках мир-системного подхода также обращаются к анализу универсальных характеристик повседневности как уровня материальной культуры. Структурный теоретико-социологический анализ универсального повседневного опыта изучен нами в трудах таких авторов, как Н. Луман, Т. Вийк, С. Валь, Е. С. Богунова, Л. А. Гордон, Э. В. Клопов, Н. Н. Седова, С. Н. Толок, Е. Г. Фень, В. А. Ядов.
В социальной философии структурный метод исследования
повседневного взаимодействия субъекта с социальной реальностью
описывается, применяется и критикуется в самых разнообразных направлениях
Р. Бартом, Ж. Бодрийаром, Ж. Дерридой, М. Фуко, Ю. Хабермасом, У. Эко,
Н. С. Автономовой, С. Н. Боголюбовой, И. П. Ильиным, Ю. В. Карлсон,
Б. В. Марковым.
Помимо этих ученых, мы обращаемся к ряду авторов, чьи труды помогают разобраться в вышеуказанных методах и подходах: Б. Т. Гатаева, С. Г. Кара-Мурза, В. Д. Лелеко, А. Н. Латынина, А. А. Мяделец, Г. А. Хакимов, А. В. Худенко.
Для исследования динамики процессов репрезентации телесности субъекта и границ повседневного опыта в феноменологической социологии мы обращаемся к трудам А. Шюца и Б. Вальденфельса, а также к творчеству Г. Э. Дебора и И. Гоффмана, теорию фреймов которого чаще рассматривают в рамках социального интеракционизма. Помимо этого, мы обращаемся к работам М. де Серто, В. С. Вахштайна, В. В. Волкова, О. А. Ивенковой, О. А. Хархордина, методологическими основами которых являются социально-феноменологический анализ, теория фрейма, анализ фоновых практик.
Перформативность значений повседневных языковых практик
исследуется через обращение к трудам П. Бергера, Т. Лукмана, Дж. Р. Серля. Противопоставление процессов «означивания» и присутствия в социальных взаимодействиях рассматривается Х. У. Гумбрехтом в работе «Производство присутствия».
В целом при анализе степени разработанности мы можем сделать вывод о
существовании большого научного и философского интереса к данной
проблематике и сравнительной активизации этого интереса за последнее
столетие. Тенденция исследований такова, что из общефилософского и
социогуманитарного контекстов повседневность экстраполируется как
самостоятельный предмет исследования и проблематика переносится на внутренние содержательные характеристики повседневности.
Объект исследования: взаимодействие социальной реальности и субъекта.
Предмет исследования: характеристики повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта.
Цель и задачи исследования:
Цель работы состоит в выявлении содержательных характеристик и границ повседневности как особого рода взаимодействия социальной реальности и субъекта.
Для достижения поставленной цели нам необходимо решить ряд задач:
-
Категоризовать повседневность как взаимодействие социальной реальности и субъекта.
-
Определить теоретическое пространство исследования характеристик повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта.
-
Установить методологическую основу исследования, необходимую в рамках социально-философского анализа повседневности и ее характеристик.
В рамках предложенной ранее системы методов:
-
Выявить содержательные характеристики и границы повседневности на онтологическом уровне повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта.
-
Проанализировать содержательные характеристики и границы повседневности на онто-гносеологическом уровне повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта.
-
Выявить и проанализировать содержательные характеристики и границы повседневности на практическом уровне повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта.
Теоретическая основа исследования представлена концепциями, теориями, положениями и идеями:
– Концепция интегрального рассмотрения социальных взаимодействий (В. С. Барулин, И. Т. Касавин, С. П. Щавелев, Ю. В. Карлсон, К. Н. Любутин, П. Н. Кондрашов), которая позволила категоризовать повседневность как диалектическое поле взаимодействий социальной реальности и конкретного субъекта).
– Уровневая методология (В. С. Барулин), которая позволила определить теоретическое и методологическое пространства исследования повседневности как особого рода социального взаимодействия макро- и микроуровня.
– Социогуманитарные исследования социального (К. Вульф, А. Шюц, Б. Вальденфельс, Ф. Бродель, М. де Серто, Дж. Л. Остин), которые позволили
9 обеспечить методологическую целостность исследования границ и характера повседневности.
– Теории производства социального опыта (И. Гоффман, Х. У. Гумбрехт, А. Лефевр, Н. Н. Козлова, П. Бурдье), которые позволили выявить потенциал повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта как социальной границы.
– Феноменологические постулаты и принципы (Г. В. Ф. Гегель, Э. Гуссерль, М. Мерло-Понти, М. Хайдеггер), которые позволили выявить динамические характеристики повседневности.
– Структурный анализ социальной реальности и повседневности
(С. Г. Кара-Мурза, М. К. Мамардашвили, Ж. Бодрийар, критика У. Эко),
который позволил выявить онтологический уровень повседневного
взаимодействия социальной реальности и субъекта.
– Диалектика социального и индивидуального бытия (С. С. Аванесов, П. К. Гречко, Е. М. Курмелева, В. Н. Сыров), которая позволила выявить и проанализировать практический характер повседневности.
Методологическая основа исследования
В соответствии с задачами исследования и методологическими
принципами применен системно-философский подход для целостного
исследования повседневного взаимодействия социальной реальности и
субъекта. В рамках социально-философского анализа в работе осуществляется
синтетическое теоретико-методологическое исследование повседневного
взаимодействия через вычленение и диалектическое противопоставление
содержательных пар характеристик повседневного взаимодействия
конкретного субъекта с социальной реальностью.
В работе используются общенаучные методы исследования, а также преимущественно сравнительный анализ, структурный анализ, методы феноменологической социологии, философский феноменологический анализ, мир-системный подход, метод систематизации, гипотетико-дедуктивный метод, уровневая методология в интерпретации В. С. Барулина.
Научная новизна работы:
-
Категоризирована повседневность как вид взаимодействия социальной реальности и субъекта.
-
Определено теоретическое пространство исследования повседневного пограничного характера на онтологическом, онто-гносеологическом и практическом уровнях.
-
Установлена методологическая основа социально-философского анализа повседневности, приемлемая для диалектического противопоставления содержательных характеристик повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта.
-
На онтологическом уровне повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта выявлены его структурные и динамические характеристики.
-
Осуществлен анализ перформативности телесности субъекта в производстве повседневного опыта на онто-гносеологическом уровне взаимодействия социальных процессов означивания и присутствия.
-
Выявлен и проанализирован практический характер повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта.
Положения, выносимые на защиту:
-
Повседневность категоризуется как вид социальных отношений, подразумевающий под собой взаимодействие социальной реальности и субъекта. Социальная реальность категоризована как поле взаимоотношений и взаимодействий, как глобальный процесс, вбирающий различные уровни взаимодействий в свои рамки. Субъект рассматривается как активный сознающий участник повседневного взаимодействия с социальной реальностью.
-
Смыслообразующей характеристикой повседневности постулируется пограничность – основа взаимодействия глобального социального контекста и телесности конкретного субъекта – принципиально незавершенный переход между социальным и природным. В качестве
11 теоретического поля анализа повседневности выявлены онтологический, онто-гносеологический и практический уровни данного вида социального взаимодействия.
-
Методологическая основа исследования характеристик повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта устанавливается как совокупность подходов и методов, соответствующая обозначенным уровням социальных отношений и взаимодействий: онтологическому, онто-гносеологическому и практическому. Социально-философский анализ повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта необходимо подразумевает применение диалектического противопоставления содержательных пар характеристик повседневности ее целостного исследования, а также исследовательскую установку паритета в повседневном социальном взаимодействии влияний социальной реальности и конкретного субъекта.
-
Анализ содержания повседневного опыта и его изменения выявляет его обусловленность эффектом присутствия субъекта «здесь-и-сейчас» и его полной включенностью в деятельность, тем самым это обнаруживает соотношение уникальности субъекта и его укорененности в мире. Структуры повседневности фундируют историческую и социальную укорененность субъекта в мире. Динамическая характеристика повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта и как феномена, и как структуры выявляется и анализируется через нарушения границ, заданных исторически, культурно, социально. Динамика воспроизводства повседневного опыта определяет уникальность самоидентификации субъекта в связи с субъектным восприятием, системой субъектных ожиданий и верований.
-
Анализ перформативности телесности субъекта в производстве повседневного опыта обнаруживает повседневность как социальную границу принципиальной незавершенности перехода от природного к социальному. Естественная телесность конкретного субъекта через присутствие выражает уникальность единичного бытия в поле повседневного взаимодействия с
12
социальной реальностью. Процесс означивания универсализирует
повседневный опыт конкретного субъекта, включая его в исторический социальный контекст. При этом повседневность выступает полем постоянного взаимодействия и полем постоянного перехода от границ рецептурного влияния социальной реальности к механизмам диспозиционирования интересов конкретного субъекта в повседневном взаимодействии с социальной реальностью.
6. Во взаимодействии социомикроуровня и социомакроуровня
повседневности выявляется практический характер повседневного
взаимодействия. Повседневные практики в рамках эмоционально-чувственной грани жизни субъекта фундируют уникальность конкретного субъекта через использование, укорененность субъекта в грани общественного мира через естественные установки и телесность субъекта. Тактики повседневного опыта, самоинтерпретация субъекта и использование повседневных вещей как подручных указывают на первичный творческий потенциал конкретного субъекта в повседневности, что также обосновывает уникальность конкретного субъекта в повседневном взаимодействии с социальной реальностью.
Теоретическое значение диссертационной работы заключается в разработанной системе социально-философского анализа повседневного взаимодействия социальной реальности и конкретного субъекта, его границ и содержательных характеристик. Это вносит вклад в осмысление социальных взаимодействий, связей и соподчинения социального и природного. В повседневном взаимодействии выявляется связь социального и природного, в анализе социальной статики и динамики на уровне повседневного взаимодействия субъекта с социальной реальностью выявляются основы влияния социальной реальности и диспозициональность интересов конкретного субъекта. Это позволяет развивать осмысление ряда проблем социальной философии, касающихся общественных отношений, оснований и форм социальных структур и процессов, потребностей участников социальных взаимодействий. При осмыслении повседневности как предмета социальной
13
философии и границ социально-философской рефлексии повседневности
постулируется необходимость использования накопленного
социогуманитарного опыта в исследовании повседневности для рассмотрения заявленной проблематики.
Практическая значимость исследования заключается во внедрении полученных результатов в образовательный процесс для преподавания философских, культурологических и социологических дисциплин. Результаты исследования использовались автором работы в процессе преподавания учебных курсов в АлтГТУ им. И. И. Ползунова: «Философия», «Общая философия», «Проблемы человека в истории философии», «Техническая эстетика», «Логика» с целью развития критического мышления у учащихся и углубления понимания социальных процессов и взаимодействий.
Понимание границ, содержательных структур, тактических алгоритмов и практической значимости повседневного взаимодействия конкретного субъекта с общественным миром является необходимой основой социальных программ, направленных на улучшение жизни, повышение её качества и быта человека.
Степень достоверности и апробация результатов
Достоверность и обоснованность результатов исследования
обеспечивается теоретической и методологической основами работы, последовательным применением общенаучных, общефилософских методов, использованием достаточно обширного ряда источников по социальной философии и социогуманитарным наукам.
По теме диссертации опубликовано 16 работ общим объемом 5,8 печатного листа. Автор принял участие в проекте РГНФ № 13-13-22007 «Становление и развитие философской мысли в Западной Сибири и на Алтае» в рамках регионального конкурса «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Ледовитым океаном» 2013 – Алтайский край».
Основные положения были озвучены в докладах на Всероссийской научной конференции с международным участием «Социология в современном мире: наука, образование, творчество» (Барнаул, 2010), XXXIX научной
14 конференции студентов, аспирантов, магистрантов и учащихся лицейных классов (Барнаул, 2012), Межрегиональной научно-практической конференции «Социальная интеграция и этнокультурное пространство региона» (Барнаул, 2013), II Всероссийской научно-практической конференции «Россия в эпоху глобализации: опыт, проблемы, перспективы» (Барнаул, 2013), Всероссийской научной конференции с международным участием «Социология в современном мире: наука, образование, творчество» (Барнаул, 2013), Межвузовской научно-практической конференции «Философско-социальная мысль в современном мире: этапы, проблемы и перспективы развития» (Барнаул, 2015), VIII Всероссийской научной интернет-конференции «Культура и взрыв: социальные смыслы в трансформирующемся обществе» (Иркутск, 5–25 октября 2016 года), Всероссийской научной конференции с международным участием «Социология в современном мире: наука, образование, творчество» (Барнаул, 20 ноября 2016 года).
Текст диссертации обсуждался на научном семинаре весной 2013 года на кафедре философии Алтайского государственного технического университета имени И. И. Ползунова; на научном семинаре осенью 2015 года, осенью 2016 года на кафедрах эмпирической социологии и конфликтологии и социальной философии, онтологии и теории познания Алтайского государственного университета.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав (шести параграфов), заключения и библиографического списка.
Категориальный аппарат исследования: повседневность, социальная реальность, субъект
В начале данного исследования мы ставим перед собой задачу категоризовать повседневность через анализ научно-философского опыта ее исследования. В нашем понимании это может быть произведено не только через внешнее противопоставление уровням социальной реальности, но и через анализ содержания повседневности. Учитывая всю философскую и научную разноплановость, в которой рассматривается повседневность, это проявит особенности социально-философского подхода исследования.
Границы повседневности, прежде всего, следует провести, отличив повседневное от того, что таковым не является. Однако, пребывая в поле социальных взаимодействий, мы не можем сказать, что повседневное и неповседневное являются противоположностями, скорее это различные виды опыта, получаемого в процессе социальных взаимодействий, границы которых расплывчаты и один вид опыта может стать другим. Очертить неповседневное в данном случае позволяет функциональность повседневного. Неповседневное не предполагает в социальном контексте выживание конкретного субъекта здесь и сейчас и не отсылает к его к природному естеству, пребывающему в социальном контексте с целью выживания.
Существует ряд феноменов, от которых следует, на наш взгляд, отличать повседневность именно как вид социального взаимодействия: «жизненный мир», повседневная жизнь, обыденность, витальность, рутина. Так, И. М. Наливайко указывает в своем исследовании на необходимость различать некоторые из данных феноменов. В работах Н. Н. Козловой обыденность тесно связана с рутиной и повторением. Однако, на наш взгляд, не все, что повторяется, можно именовать повседневностью. Смыслоозначение повседневности таково, что сосредоточено на выживании - естественной задачи конкретного индивида, а понимание повседневности как социального взаимодействия показывает нам, насколько далеко отстоит от коммансологии современное знание о повседневности и ее реального состояния. Настолько же далеко, как повседневность отстоит от повседневной жизни - своей практической конкретики.
«Жизненный мир» Э. Гуссерля - это феноменологическая категория, работа с которой позволяла в рамках метода Гуссерля выяснять основания человеческого, в том числе научного, познания, просматривать и тематизировать горизонты человеческой экзистенции. В таком случае категоризовать повседневность как «жизненный мир» в рамках настоящего исследования не представляется верным и необходимым, так как эта категория с трудом вписывается в структуры общественных отношений, в социальные процессы, в социальную статику и динамику. Хотя нельзя скрыть, что данная категория весьма полезна при анализе тех оснований социального знания, которое обусловливает поведение конкретного субъекта в системе социальных отношений.
Что касается социального контекста повседневности как уровня взаимодействия, прежде чем рассмотреть особенности этого уровня по сравнению с социальной реальностью, необходимо определить соотношение статусов повседневности и наличного бытия. Здесь уместно сослаться на Г егеля, который связывает повседневный контекст с наличным бытием, это же предлагает М. Хайдеггер. На наш взгляд, чтобы учесть не только историческую статику повседневности, но и ее современную динамическую специфику, ее следует отделять от наличного бытия как мертвого неиспользуемого здесь и сейчас пласта. Повседневность тем и специфична, что будучи тесно связана с наличным бытием является с практической стороны использованием наличного, в том числе подручных вещей здесь и сейчас. Категоризация повседневности в рамках социально-философского анализа должна проходить на фоне категоризации социальной реальности как основополагающей в предмете социальной философии. С этого необходимо начать содержательный анализ повседневности в данном параграфе. Но это не все, что нам необходимо сделать. Задаваясь целью специфически определить повседневность как вид социальных взаимодействий, необходимо сказать о всех участниках данного взаимодействия, поэтому в параграфе мы стараемся уделить равноценное внимание не только социальной реальности, но и категоризовать субъекта повседневного взаимодействия, и посмотреть, чем выгодна такая категоризация при изучении содержательной специфики повседневности.
В данной работе мы понимаем под повседневностью уровень взаимодействия конкретного человека с миром социальных значений и социального бытия (присутствия), так как именно подобное понимание может выявить пределы существования повседневности в условиях социальной реальности как постоянно изменчивого поля социальных отношений и взаимодействий, обладающего рядом характеристик. Именно с этого ракурса можно обнаружить настоящих участников повседневного взаимодействия. В образе социальной реальности предстает огромный социализирующий пласт накопленных знаний, который вменяется конкретному субъекту через систему воспитания, образования, посредством социальных институтов, через присутствие в институциональном социальном пространстве и практики. Конкретный субъект предстает отдельно стоящим, но одновременно пребывающим в обществе, функционально включенным в повседневное взаимодействие через свою телесность, открытым для взаимодействия.
Конструктивная философская работа в таком русле сводится к осознанию границ и возможностей повседневной человеческой активности, что уже создает некоторое препятствие для исследования повседневности, действующей на уровне установки естественности и беспредпосылочности реальности для повседневного субъекта. Данное выше намеренное абстрагирование является одним из пределов исследовательских возможностей в теме повседневности. К исследовательским границам анализа повседневности также относится методика социальной философии, строящаяся по определенным ступеням: дистанцирование, выявление оснований (происходит это тогда, когда наличные формы жизни, на которые они опираются, перестают удовлетворять), критика выявленных оснований, перспектива для поиска и формулировки новых оснований11.
Так, если предметом социальной философии должны стать сегодня выявление и критический анализ оснований, а объектом ее рефлексии - дискурс социальных наук, то в случае повседневности социальная философия оказывается в затруднительном положении, так как дискурс только создается на основании самой практики жизни. Вполне уместным в начале XXI века становится замечание М. Вебера из прошлого о том, что если настоящим объектом социальных исследований является человеческое поведение, его формы, его организация и результаты, то остается выяснить, как именно необходимо изучать это: в свете статики объекта, уподобляясь при этом естественным наукам, или же попытаться репрезентировать социальную реальность в ее динамике, как она предстает в повседневной жизни человека12. В этом замечании ясно показывает себя то авторское акцентирование, на котором настаивает М. Вебер: социальные исследования должны «понимать» социальную реальность, человеческое поведение внутри нее и по отношению к ней.
Однако, при наличии лишь поля субъектного восприятия и одновременном отсутствии дискурсивного поля для исследования повседневности возникает трудность категориального и структурного «перевода». Поэтому сама постановка цели исследовать границы повседневности и ее саму целостно как предмет означает сделать перевод или даже создать «понятийный аппарат» для перевода того, что воспринимается как целостное, но не мыслится (не осознается).
При так называемом переводе возникает разрушение схемы, структуры, то есть ее необходимо создавать заново. В сущности, разум создает здесь то, чего нет в системе восприятия, но делает это доступным разуму. Это процесс, обратный тому, что М. Вебер назвал «оповседневнивание», и здесь также возможны издержки. При создании дискурсивного поля о повседневности на почве социально-философского анализа неизбежна работа философских постулатов и тезисов. Тезис о невозможности беспредпосылочной активности приводит к обнаружению в повседневности целей и смысла ее действий, которые не могут таковыми являться, так как это противоречит отсутствию дискурса и осознающего повседневного деятеля. Постулат об обусловленности любой человеческой деятельности может обойти стороной эту тему, если говорить лишь о социальном поведении. Если в качестве целеполагания называется выживание, переживание, то и целеполагание должно быть неосознаваемым.
В описанных трудностях изучения повседневности в рамках социальной философии вполне оправданно то, что ее изучение в философии начинается с теории познания обыденного языка и здравого смысла. Мы считаем, что трудности целостного изучения повседневности могут быть связаны с привязкой к универсальному человеческому опыту, где повседневность может быть присуща всем сферам человеческой деятельности и определяется их спецификой. Поэтому резонно рассмотреть повседневность процессуально, но все-таки ограниченно (не узко, а определенно), причем возможными собственными рамками.
Система подходов и методов социально-философского анализа повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта
Выявив теоретическое пространство исследования характеристик повседневности как взаимодействия социальной реальности и субъекта на онтологическом, онто-гносеологическом и практическом уровнях, мы приходим к необходимости определения методологической основы социально-философского анализа повседневности, приемлемой для заявленной проблематики. Так как при рассмотрении категоризации повседневности, социальной реальности и субъекта нами обнаружено, что часто те или иные подходы и методы выявляют отдельные содержательные характеристики повседневного взаимодействия, то выявление основы социально-философского анализа должно носить системный характер.
При этом мы также приходим к пониманию того, что содержательный характер повседневности проявит себя методологически явно и чисто при усугублении оппозиции глобального социального мира и конкретного субъекта. На наш взгляд, искомая основа социально-философского анализа повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта будет соответствовать обнаруженным тенденциям через применение диалектического противопоставления содержательных характеристик повседневности, пары которых будут выстроены в соответствии с заявленной выше оппозицией.
Глубокую внутреннюю диалектичность социальных взаимодействий, в частности, взаимодействий макро- и микроуровней замечает в начале XXI века шотландский социолог Р. Робертсон 74 . В своих многочисленных трудах, посвященных глобализации, он указывает на двухуровневую систему существования таких процессов: онтологическая пространственная глобализация и так называемое «осознание глобализации» - уровень гносеологический, во многом эпистемологический. Если первый уровень отражает современную внешнюю политику стран, активно обсуждается и формирует представление о себе даже у тех, кто не имеет никакого отношения к внешней политике государств, то второй уровень ведет нас к индивиду, к человеку, и это ново для социальной науки.
Задаваясь вопросом о возможности структурирования единого мира, Р. Робертсон осуществляет важный методологический шаг в деле исследования характера и границ повседневности (своим решением он близок к рассмотрению повседневности в контексте проблем урбанизации). Так, в своей статье «Возвращение» религии и конфликтная ситуация мироустройства» он указывает в качестве одного из глобальных элементов социального мира индивидов (наравне с отдельными государствами, системами государств, человечеством)75.
О глобализации (типичном макроявлении) Р. Робертсон пишет и как о микросоциальном явлении. Желая подчеркнуть важность этого микроуровня для глобализации, он создает термин «глокализация». Она подчеркивает, что мир, под которым понимается сегодня городское пространство, сегодня не остается на пороге дома или начинается за порогом дома (тогда актуален призыв покинуть домашний очаг и отправиться в путь), но весь мир приходит в дом человека, и становится подручным. Как исполнитель субъект выполняет дополнительно роль автора личного использования подручных повседневных вещей.
Прежде социально-философского поля, имеющего возможности диалектического синтеза, разработки содержательных характеристик повседневности производятся в тех отраслях социогуманитарного знания, которым однонаправленно доступны методы выделения макроструктур и изучение социального микроуровня жизни: в области исторических, культурологических, в ряде социологических исследований. Например, при изучении исторического процесса в рамках мир-системного анализа можно выделить глобальные структуры накопленного повседневного опыта, а значит, можно обнаружить так называемые статические характеристики повседневности.
Мир-системный анализ в лице Ф. Броделя, Ж. Ле Гоффа, И. Валлерстайна, А. Лефевра осуществляет попытку универсализировать изучение повседневной жизни человека, сделать его научно системным. Каждый исследованный факт нанизывается на те, казалось бы, неизменные структуры, за счет которых выстраиваются представления о минувшей эпохе и появляется возможность предугадывать прошлое. Мир-системный анализ категорию времени методологически приравнивает к изменчивости, а пространство - к стабильности, оно-то и позволяет выявить указанные структуры, время же, напротив, показывает, как эти структуры подвергаются изменениям. Конечно, у данного подхода существует и собственный методологический интерес, заключающийся в универсализации анализа социальных явлений с целью отойти от европейского критерия и уравнять народы мира, пусть лишь методологически, в принадлежности к мир-системе (на что открыто указывает Ф. Бродель и др.).
Однако, если говорить о процессе «оповседневнивания» рационального опыта, то мир-системный анализ указывает на историческую природу структур материальной жизни, а не на их априорную предзаданность. А. Лефевр подчеркивает опосредующий характер повседневности между социальными условиями существования конкретного субъекта и его природой. Однако, по словам А. Лефевра, культурное, по большому счету, производство повседневного опыта указывает на плачевные последствия рационализации. Этот процесс дифференцирует то, что изначально было слитым и единым, одновременно похожим, но и различающимся 76 . Отсюда, возможно, берут свое начало тенденции унификации, усреднения, функционализма материальной жизни человека. Предельно рациональное понимание повседневности как набора функций выявляет статику повседневности, однако почти исключает ее динамику, нерационализируемую составляющую и вместе с этим лишь отдаляет возможность целостного понимания характера повседневности.
Анализ структур повседневности восполняет знание о существовании элементарной жизни человека, о способах ее существования и реальном положении. Однако данный подход вовсе не предполагает нисхождения на уровень субъектной конкретики для исследования специфики воспроизводства повседневного опыта, а также проведения сравнительного анализа макро- и микроуровня повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта. В таком случае структурный метод работает с одной стороной указанного сравнительного анализа и создает модель мира.
Созданная модель сообщает миру смысл не с точки зрения реального его положения и не с точки зрения рационального, заключенного в мире, но с точки зрения функции, что как нельзя лучше подчеркивает смысл создания самой модели, отражает представление о мире человека. В доказательство этого, Х. У. Гумбрехт выводит исследование содержательных характеристик повседневности вовсе не на уровень макроструктур материальной жизни, а к проблемам репрезентации телесности конкретного субъекта в построении повседневных взаимоотношений. Здесь необходимо обратить внимание на различие между кажущейся инертностью и структурным методом, пользующимся этой кажимостью, однако не создающим ее, а всего лишь осуществляющим попытку познать.
Технический и функциональный уровень взаимодействия субъекта в пространстве и времени социальной реальности прорабатывает в своих произведениях Ж. Бодрийар77. Его метод обращен к социальным структурам, в которых существует индивид, к исследованию зависимостей их проявления от вещей, их характеристик и восприятия. Сравнивая старый, прежний мир производства с нынешним миром потребления, Ж. Бодрийар пытается выявить изменения структур человеческого существования в обществе, появление новых смысловых структур. Техника составляет здесь не устойчивую методологическую абстракцию, воздействующую на реальный мир через изменчивость смыслов, но развивающуюся структурную схему, которая под действием, как правило, несущественных различий становится фиксированной, стереотипной и регрессивной. Техника дает смыслы вещам раз и навсегда, динамика же проявляется именно во взаимодействии этих смыслов с системой культуры, которая дифференцирует их относительно человеческой субъективности и оказывает также обратное действие на технику, ее развитие.
При структурном, технологическом анализе противостояния отмирающих и новых смыслов общества невозможно обойтись без феноменологического подхода, что весьма важно при сильном влиянии смыслоозначивания воспринимающего субъекта на существование и роль вещей в структурах повседневной жизни. Это непосредственно связано с нарушениями систем означивания привычного и ожидаемого, что также было обнаружено в исследованиях повседневного опыта М. Вебером и И. Гоффманом.
Соотношение статики и динамики повседневности как взаимодействия социальной реальности и субъекта
В данном параграфе нам необходимо выявить и проанализировать через диалектическое противопоставление характеристики повседневности с целью исследования границ и специфики содержания повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта на обнаруженном ранее онтологическом уровне.
Обозначенные в предыдущем параграфе методы и подходы к исследованию сущности повседневного социального взаимодействия позволяют работать с онтологическим уровнем проявления его сущности, прежде всего, в своем структурном варианте.
Идея «структур повседневности», неизменных или неизменных длительное время, принадлежит Ф. Броделю. Из социально-экономической реальности мир- системы он выделяет «длительные» почти неизменные структуры питания, питья, одежды, транспорта, топлива, мебели, дома и т.д. За счет своей культурнотехнической косности эти структуры позволяют дать характеристику глобальному миру, его экономическим основам, объяснить целое за счет повторяющихся мелких частностей, совокупностью которых и является повседневность 103 . В момент, когда событие теряет свою уникальность и становится повторяемым, у него появляются все шансы обрести всеобщий характер и стать структурой.
Прежде всего Ф. Бродель обращается к проблеме демографии, так как количество населения, плотность его проживания, однородность, соотношение между его различными слоями - все это порождает ряд структурных единиц социального существования человека104. Например, голод, эпидемии. Помимо этого, многочисленность населения внутри социальных групп также структурирует материальную культуру людей 105 . Тем самым, рассуждая о демографии, Ф. Бродель пытается выйти на основные структурные определяющие повседневности, к которым они тотально привязаны, которые со временем подавляются этими структурами как условия. Это оправданно, если на структуру ничто не оказывает влияния извне. Конкретный субъект не может противостоять таким масштабам.
Сама структура повседневности не поддается изменениям или ее изменение возможно заметить лишь относительно «времени большой длительности» и глобально повторяющееся, чье повторение невозможно не заметить, обращаясь к историческим материалам. Так, материальная жизнь человека во многом организована пищей, точнее основной культурой (пшеница, рис, маис), потребляемой в пищу, а также соотношением растительной и мясной пищи в рационе. Например, только зерновая культура в той или иной культурной среде определяет годичный цикл существования человека, взаимоотношения города и деревни, уровень жизни, степень развития торговли. Массовость определяет структуру повседневности, а саму массовость определяет пища. «Хлеб - это половина повседневной жизни людей»106, - пишет Ф. Бродель. Становление пищи как структуры материальной культуры человека роскошь превращает в обыденность для общественных масс. Все первоначально далекое и чуждое массовому питанию- блюда, рецепты, сервировка стола, одним словом, кухня - становится частью повседневности.
Гипотетическая реконструкция нравов и основ материальной жизни средневековой эпохи коснулась в исследовании Ж. Ле Гоффа как структур материальной культуры, так и особенностей их осуществления, функционирования в общественной жизни. В этот контекст вписаны также попытки осмыслить свою эпоху, осуществленные ее современниками, что «подсказывало» мыслителю внутренние, скрытые от посторонних глаз характеристики социальных процессов. Ж. Ле Гофф пытается пережить, представить, оживить те структуры материальной культуры людей, которые он выделил как смыслообразующие для эпохи Средних веков: структуры пространства и времени, в которых жили и имели представление о своей жизни реальные люди 107. По мнению Ж. Ле Г оффа, в повседневной жизни людей невозможно четко дифференцировать подобные структуры и восприятие этих структур108. Поэтому смешанной должна быть и производимая им мысленная реконструкция социальной реальности эпохи Средних веков.
Однако Ж. Ле Г офф, анализируя, как и Ф. Бродель, структуры средневековой повседневности через попытку не только построить ретроспективу, но и показать возможные чувственные переживания, иначе мыслит тотальное повседневное структурное воздействие со стороны социальной реальности. Он рассуждает о принципиальной неосознаваемости субъектом необходимости своей свободы. Власть Бога посредством церкви воспринималась населением как неизбежная изначальная данность. Телесность в религиозной трактовке полагалась греховной видимостью, и это же отношение власть пыталась насадить в материально-низовой культуре.
Ж. Ле Гоффом подчеркивается высокая символичность материальной культуры жизни средневекового субъекта: структуру одежды, культуру дома и архитектуры, восприятие мира - все это пронизывала символика числа. Также характерна естественная и непреодолимая включенность субъекта в семью и коллектив, где как нельзя лучше проявляло себя влияние социальной реальности через аксиомы и систему верований. Мы полагаем, что видение подобных структур показывает в исторической ретроспективе основы материальной жизни человека, но никак не определяет его в целокупности, тем более что саму возможность самоидентификации субъекта Ж. Ле Гофф связывает с тотальной погруженностью восприятия конкретного субъекта в социальные структуры и ментальные установки. Фундамент общественной жизни того периода лишь усугубляет неизменность структур материальной жизни человека, но как нельзя лучше их демонстрирует.
В рамках анализа структур повседневности И. Валлерстайн размышляет о глобальных перспективах существования субъекта в социальной реальности. В духе Ф. Броделя И. Валлерстайн за единицу мир-системного анализа берет «историческую систему», ограничивая ее разделением труда и «временем большой длительности». В своем труде «Анализ мировых систем и ситуация в современном мире» он работает с теми же структурами социальной реальности, что Ф. Бродель и Ж. Ле Гофф: материальная жизнь, экономика и капитализм, и указывает на то, что структурное саморазрушение капитализма не только делает проблемным существование человека, но и является основой для трансформации социальной жизни, что само по себе положительно. Однако свое исследование автор связывает со своими представлениями о грядущем социализме, что во многом определяет политический характер рассуждений и выводов.
Подобно положению религиозных фигур в паноптикуме, выделяемые структуры демонстрируют внутреннее устройство классической капиталистической системы, которая на момент, современный авторам, переживает глобальные изменения, если не терпит крах. Выражаясь терминологией З. Баумана, современность приобретает текучий характер, и вместе с прежней жизнью утекают и «стальные» структуры субъектной привязанности и укорененности в социальной реальности, косности его самоидентификации и самореализации. Труд остается таким же неподвижным, но его основа теряет свою стабильность, исчезает привязка к месту, как нельзя лучше это усугубляет структура «автомобиль». Досуговая деятельность является попыткой соответствовать социальным ролям и статусам, нежели направлена на проведение времени. Телесность человека обращается к подготовке, тренировке, и до дел, свершений так может и не добраться. Эпоха потребления вмешивается во все структуры жизни человека, нарушает их и смешивает.
Такое историческое, эпохальное акцентирование в содержании повседневности на ее структурах значительно умаляет, если не исключает вовсе, динамику социальных взаимодействий общественного мира с конкретным субъектом на повседневном уровне. Хотя это может объясняться характером эпохи и предполагать в определенном смысле некоторое медленное движение к качественному изменению. Его невозможно заметить в рамках десятилетий, иногда даже целого столетия. Нельзя забывать, что жизнь человека, расписанную пространственно-временными структурами, Ф. Бродель обнаруживает в традиционном обществе, с привязкой к месту, с отношением к вещи, сообразным эпохе, с давлением власти, с тотальным подчинением ее силе.
Повседневность как социальный контекст может сводиться укладом материальной жизни эпохи к одной из структур общественной жизни. Это может быть структура пищи, временная структура, структура города. В. С. Соловьев различает повседневность как один из культурных уровней глобализации, с которого начинается всякое развитие, в том числе и духовное109. Повседневность, выстраивая практический базис материальной жизни, позволяет дорасти до духовного уровня.
Практическая и уровневая характеристики повседневного взаимодействия конкретного субъекта с социомирами повседневности
В данном параграфе мы ставим перед собой задачу выявить границы и специфику содержания повседневного взаимодействия социальной реальности и субъекта на практическом уровне. На наш взгляд, для выполнения данной задачи необходимо диалектически противопоставить стратегический и тактический аспекты социального взаимодействия на повседневном уровне.
Важность конкретизации социального на уровне повседневности в соотношении стратегического и тактического, важность «бытия-в-мире конкретного человека» подчеркивается связью с актуальными процессами трансформации всего социального поля: интенциональностью, функциональностью и перформативностью. Интенциональность подразумевает знание того, что осуществляется в повседневном действии, функциональность накладывает утилитарно-рациональный смысл того, зачем это действие производится, перформативность, собственно, представляет собой процесс действования. Это в некотором смысле определяет противопоставление стратегического и тактического потенциалов повседневности.
При этом, повседневность обладает качествами, которые не сводятся к интециональности и функциональности. Например, К. Вульф считает таким качеством перформативность телесности субъекта и называет его «принципиальным условием генезиса социального»161.
Перформативное знание, с точки зрения К. Вульфа, имеет телесную природу и связано с чувственными процессами. Проявляя себя как социальное действие, оно структурирует пространство и время, так, допустим, человек не становится школьником в момент поступления в школу, однако формально, по ситуации так и происходит: связь будущего времени с прошлым. Каждое социальное действие, ситуация - уникальны, но тут же повторяемы в феноменальных и структурных соответствиях, которые можно описать как «семейное сходство»162.
Перформативность социального на уровне повседневного создает определенный социальный порядок, посредством воспроизводства языка обновляет социальный порядок, ограничивает функциональность повседневности, указывая на ее более глубокое и сложное содержание как уровня социального взаимодействия. Иными словами, перформативность повседневного опыта указывает на то, что повседневное действие больше, чем просто осуществление интенций.
Повседневный уровень социального мира по-своему проявляет обнаруженную структуру становления социального через действие. Так, создаваемый социальный порядок на этом микроуровне действия «здесь и сейчас» вряд ли становится заметным для конкретного субъекта и его сознания. Слова на уровне повседневности, как мы выяснили в предыдущем параграфе, выступают двойственно в процессе означивания, в процессе присутствия, где интерпретируются как действия. Функциональность перформативности повседневного действия сводится к выживанию, здесь уместнее будет говорить об социально-онтологических границах или «чувстве» социально-онтологической границы, но не о чистой когнитивной размерности.
К. Вульф придает важность роли интерпретации в осуществлении действия. Во-первых, именно интерпретация классифицирует, по мнению исследователя, действие как повседневное, что оставляет шанс для инсценирований и фабрикаций «сверху». Во-вторых, интерпретирует повседневное действие как таковое именно его участник (актор) или наблюдатель, что предполагает некоторую свободу в прочтении ситуации для конкретного субъекта. Однако, подобная интерпретативность ограничивает участников повседневных микроситуаций, так как одним из фундирующих качеств повседневности является ее ненарушаемость 163 . Динамику социального действия в повседневности подчеркивает перформативный характер за счет того, что предполагает различные истолкования микроситуаций не как повседневных, а как реальных.
Таким образом, в перформативном знании важно, что изменчивость позволяет сохранить преемственность. Присущая социальной структуре изменчивость позволяет ей быть универсальной, но в повседневности проявляет себя специфично. Это объясняется тем, что конкретный субъект и его восприятие, его перформативное знание - все это пребывает в социальном мире и может дистанцироваться от этого контекста до определенных когнитивных границ164. Никакого неблагозвучия, перерыва или зияния между социальным контекстом и конкретным субъектом нет, как это полагалось ранее.
В данном аспекте исследования еще раз аргументируется, что сегодня мы можем обратиться к изучению повседневности именно как к взаимодействию. Взаимодействие - социальный процесс, свойственный не только макро-, но и микроуровню социального мира. Это особенно подчеркивает категория, предложденная Р. Робертсоном - «глокализирование», которая заключает в себе смысл смешения глобальных и локальных уровней социальных взаимодействий, одновременно с этим исключающая однозначный приоритет глобализации165.
Так, характеристики макроуровня социального применимы по аналогии к микроуровню повседневности. Это позволяет подойти к выводу, что между универсальной структурной укорененностью субъекта и его самореализацией современный мир, а вместе с ним и наука, выбирают уникальность субъекта. Приоритет субъекта незыблем сегодня, это должно быть очевидным, реальным, справедливым. Изменение социальной реальности, с точки зрения К. Вульфа, возможно за счет перевода конкретики социальной жизни в разряд ощущений, внутренних образов, инкорпорирования его в мир субъектных представлений. Например, игра вносит в осуществление социального действия элементы спонтанности и творчества (именно с помощью игры, полагает К. Вульф, можно избежать редукции общественных связей до каузальных и функциональных установлений). Восприятие субъекта должно иметь возможность считывать степень свободы и креативности действия, заложенные в мимесисе, как то, что вполне дозволено и не нарушит социальную ситуацию. Но насколько эта аналогия возможна в поле действия повседневности, где реалистичность происходящего - основа для действования? Поэтому каузальность и функциональность часто выступают характеристикой статичности повседневности.
Социальное взаимодействие существенно зависит от телесности субъекта, ее пространственного размещения и жестов. Телесная перформативность может и игнорироваться при выпячивании когнитивного аспекта существования структур повседневности. Для того чтобы избежать этого, ну или перейти на иной уровень понимания повседневности как процесса не только актуализации накопленного опыта, но и идентификации конкретного субъекта, необходимо понимать социальное действие как чувственно-телесное подражание культурным практикам, соучастие в них и их конструирование.
Ритуал становится алгоритмом повседневной практики, когда умирает. При этом из сферы сакрального остается только принятие на веру, теряется священность и мистический характер, время и пространство становятся одинаково застывшими. Коллективность сменяется узким миром субъекта и его внешними связями, публичность скрывается, так как алгоритм повседневной практики настолько упрощает и убивает ритуал, потому как преследует иные цели: природное жизнеобеспечение субъекта в социуме. Социальные взаимодействия типа субъект и Другой, субъект и вещь, субъект и Другой-через- вещь - организуют телесность субъекта, а также порождают ряд алгоритмов, социальных субъектных ожиданий, культурных протоколов повседневного поведения субъекта в таких случаях и ситуации, выходящие за границы повседневных ожидаемых практик166.
Часто рутину и повседневность отождествляют. Однако, рассматривая практики ритуала, мы приходим к выводу, что рутинизация не является сугубо характеристикой повседневности. Диспозициональность интересов конкретного субъекта на уровне повседневности актуализируется и проявляет себя только тогда, когда повседневность нарушается или меняется, что значит выходит за пределы повторения, то есть рутины. При этом любое нарушение повседневности рассматривается как попытка создать ритуал, обновить существующий, то есть это попытка сделать перформативным новое знание об устройстве существования субъекта в условиях социальной реальности.