Содержание к диссертации
Введение
1. Основные направления концептуализации свободы
1.1 Проблема субъекта в онтологической парадигме свободы 28
1.2 Антропологический принцип в субъектной парадигме 41
2. Свобода и самосознание
2.1 Проблема идентичности и концептуализация тождества/различия 63
2.2 Персональная идентичность: субстанциальность и реляционность Я 83
2.3 Персональная и коллективная идентичность. Я и Мы 100
3. Свобода и социальная система
3.1 Система и личность: основания концептуализации 111
3.2 Истоки альтернативных концепций: воля versus деятельность 127
3.3 Антиномии свободы и системы 140
4. Система как необходимость и враждебность
4.1 Структурно-функциональное «оправдание» системы 148
4.2 Персоналистическое «обвинение» системы 176
4.3 Система и свобода в «обществе потребления» 198
5. Свобода и отчуждение
5.1 Отчуждение: направления критики и легитимации 224
5.2 «Легкость» и «тяготы» современной свободы 243
5.3 Социальное отчуждение и проблема толерантности 260
6. Идея свободы в культуре и массовом сознании
6.1 Идея свободы в обыденном сознании 271
6.2 Массовая культура и массовый человек 280
6.3 Проблема дивергенции культуры и системы 317
7. Свобода и судьба
7.1 Судьба и свобода в парадигме субъектности 330
7.2 Логика персонализации судьбы в неклассической философии 341
Заключение 349
Список литературы
- Антропологический принцип в субъектной парадигме
- Персональная идентичность: субстанциальность и реляционность Я
- Истоки альтернативных концепций: воля versus деятельность
- Персоналистическое «обвинение» системы
Введение к работе
Актуальность исследования. Свобода относится к числу так называемых «универсалий» культуры, ее наиболее фундаментальных оснований и ценностей. Современные философские, гуманитарные и специально-научные дискурсы варьируют содержание идеи свободы в предельно широких границах. В смысловом поле свободы представлены различающиеся до полярности идейные комплексы с доминантами рациональности и бессознательной стихийности, господства и бунтарства, индивидуальности и тотальности. В состав практически-поведенческих референций свободы включается почти всё многообразие жизненных стилей и моделей поведения, в том числе и взаимоисключающих: активизм и эскапизм, гедонизм и аскетизм, альтруизм и агрессия. Фундаментальные идеи, подобные идее свободы, всегда сложны и многозначны, имеют несколько пластов смысла, однако их релятивизация допустима лишь в определенных пределах. Включение в предметное поле какого-либо понятия неограниченного множества идейных комплексов, жизненных стилей и моделей поведения делает данное понятие «безразмерным», а потенциально вообще бессмысленным. В этой связи задачей интеллектуального сообщества можно считать реконструкцию смысла свободы, противостояние процессам ее девальвации. Задача восстановления субстанциального ядра понятия «свобода» заставляет обратиться к поиску обобщающих идей и интегральных моделей, к расширению категориального аппарата философии свободы.
Идейный комплекс свободы объединяет в себе различные аспекты бытия личности, общества, культуры, социальных и экзистенциальных ценностей; через категории причинности, необходимости и случайности затрагивает проблемы мироустройства в целом. Огромный объем историко-философского и общекультурного материала по проблеме свободы также обусловливает трудности ее интерпретации: единое предметное поле философии свободы исчезает в множественности трактовок и определений, зачастую замкнутых в отдельных теориях и только в них имеющих смысл. Сущность свободы предстает в полярно противоположных интерпретациях, среди которых представлены смысловые оппозиции знания и воли, индивидуальности и всеобщности, самореализации и самоограничения, власти и бунта, спонтанности и целерациональности. Всё это многообразие нуждается в осмыслении и концептуализации. В современной философии свободы происходит определенная «смена вех» по сравнению с классическими идеями и подходами: философские дискурсы актуализируют понятия индивидуальности и тотальности, субъектности и объектности, персонализации и деперсонализации, диалоговой коммуникации и интерсубъективности, персональной и коллективной идентичности, тождества, различия и «инаковости». Особое значение в процессе современного структурирования предметного поля философии свободы приобретают понятия, воспроизводящие диалектику экзистенциального и социального начал человеческой жизни, которую обычно фиксируют в формулировке «личность и система»: субъективация, объективация, овеществление, реификация, отчуждение. В данном контексте ключевым понятием для интерпретации фи-
лософского смысла идеи свободы, образующим основание ее интегральной модели, становится понятие «субъектность». Это понятие интегрирует целый спектр характеристик и свойств, выражающих активность и автономию личности. Вместе с тем, субъектность никогда не существует «в чистом виде», она всегда имеет основание в объектности и неразрывно связана с объективацией. Соотношение в свободе субъектных и объектных начал – главная тема современной философии свободы.
Если принять в качестве основания структурирования предметного поля философии свободы базовое для данного идейного комплекса понятие «самоопределение» (в современной философии все чаще раскрываемое через понятие и идею субъектности), то основными направлениями концептуализации этого понятия будут выступать следующие.
– Проблематика самодетерминации (causa sui), традиционно образующая смысловое ядро предметной области свободы воли. Смысл проблемы, как известно, заключается в соотнесении универсальной мировой причинности (всеобщей детерминированности явлений) с концепцией самоопределяющейся человеческой воли. Это вопрос не о путях достижения свободы, а о самой ее возможности. По своей сути он ориентирован, в первую очередь, на анализ онтологических проблем, вопросов мироустройства и концепций детерминизма. В современных философских дискурсах тема causa sui разрабатывается в логике противопоставления концептов «безосновности» – «основания в себе» человеческого бытия.
– Проблематика самотождества (императивы «быть самим собой», «необходимость себя»), в которой акцентирован вопрос о личности в ее внутренней определенности как потенциально главной «инстанции свободы», носителе личностной автономии. Соответственно, на первый план в данной предметной области выдвигаются темы самосознания и внутренней структурности личности, факторов ее целостности и фрагментарности, индивидуальности и, наоборот, «дивидуальности» применительно к возможностям самоопределения. Это проблематика, смысловое ядро которой образует исследование личности по схеме «основание в себе» – «основание в ином», в первую очередь актуализирует тему «основания в себе» личности и вопрос о ее «собирающих началах», основаниях внутриличностной интеграции. Логика осмысления второго полюса персональности – «основания в ином» – требует исследования не только интерсубъективного контекста личностного самобытия (Я и Другой), но и объективированных институциональных социально-системных структур, задающих субъект-объектный, «интеробъективный» контекст человеческой жизни. На первый план выдвигается вопрос о сущности социальной системы и её роли в индивидуальной душе, в самосознании личности. К этому идейному комплексу непосредственно примыкает тема соотношения индивидуально-личностных и внеличностных (надличностных), трансперсональных аспектов субъектности, образующая одну из «вечных» тем философии свободы.
– Проблематика самореализации. При всей относительности противопоставления выделяемых аспектов самоопределения (субъектно-сти) именно в этой предметной области акцентируются многообраз-
ные аспекты свободы и результативности действия, потенциал «внешней определенности» субъекта. Главные императивы здесь – целедостижение, «необходимость дела». Социально-системный аспект продуктивной деятельности актуализируется и оформляется в предметную область исследования свободы, которая может быть обозначена в понятийной оппозиции «свобода деятельности» – «организация деятельности» (свобода и организация, по Б.Расселу). Вся сопутствующая тематика разделения труда, отчуждения, объективации и реификации, функциональности и «частичности» индивида в контексте социально-системных отношений образует одно из основных направлений современной философии свободы. Вне обращения к осмыслению основ системной теории и социально-системной феноменологии философия свободы в значительной степени утрачивает потенциал актуальности, своего рода смысловой стержень, поскольку нарастание напряжения противоречия по линии «необходимость себя» – «необходимость дела» наиболее проницательные исследователи оценивают в качестве главного вызова современной цивилизации.
Данная схема основных направлений концептуализации свободы выступает в качестве основания структурирования представляемого исследования.
Степень разработанности проблемы
Основополагающие идеи философии свободы формировались в трудах Платона, Аристотеля, Эпикура, Сенеки, Марка Аврелия, Плотина, Августина, Иоанна Дамаскина, Боэция, Ансельма Кентербе-рийского, П. Абеляра, Фомы Аквинского, Р. Декарта, Т. Гоббса, Дж.
Локка, Б. Спинозы, П. Гольбаха. Особое значение в становлении философии свободы имеют идеи немецкой классической философии, представленные в работах И. Канта, И. Г.Фихте, Г. В. Ф. Гегеля, Ф. И. Й. Шеллинга. Последующее развитие и трансформация идей немецкой классики в философии марксизма (К. Маркс, Ф. Энгельс, Г. В. Плеханов) наметило весьма влиятельное направление интерпретации свободы, переосмысленное, в свою очередь, теоретиками Франкфуртской школы (М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Э. Фромм). Ир-рационалистическая линия толкования свободы получила развитие в трудах А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, С. Кьеркегора, Ф. М. Достоевского. В философии экзистенциализма и персонализма эта иррационали-стическая в своей основе тенденция обогатилась новыми идеями и образами со смысловыми доминантами субъективизации и индивидуализации (К. Ясперс, Н. Бердяев, М. Бубер, Ж.- П. Сартр, А. Камю, Г. Марсель и др.) Значительное влияние на пути развития философии свободы оказали идеи В. Виндельбанда, Н. Гартмана, Г. Зиммеля, Х. Ортеги-и-Гассета, М. Хайдеггера. Среди отечественных философов этого периода, которые внесли большой вклад в теоретическое исследование свободы, следует назвать, помимо Н. А. Бердяева – С. Н. Булгакова, Н. О. Лосского, С. Л. Франка, Б. П. Вышеславцева, Г. П. Федотова, С. А. Левицкого. Современные отечественные исследования представлены работами Р. Г. Апресяна, Ю. Н. Давыдова, М. М. Мамардашвили, О. М. Ноговицина, В. П. Горана, В. Н. Самченко, М. А. Абрамова, И. А. Егорова, Г. Д. Левина, А. М. Максимова, Э. А. Позднякова, Г. Л. Тульчинского и др.
Теоретическое осмысление одной из древнейших в культуре идеи судьбы в ее противоречивой взаимосвязи с идеей свободы осуществлялось в произведениях Демокрита, Платона, Аристотеля, Л. А. Сенеки, Боэция, Августина, П. Абеляра, Я. Бёме, С. Кьеркегора, Ф. Ницше, О. Шпенглера, Г. Зиммеля, М. Бубера, Х. Ортеги-и-Гассета, М. Хайдеггера, П. Тиллиха, Г. Марселя, А. Камю, Б. Рассела. В отечественной философии: работы В. С. Соловьева, Н. Н. Федорова, Н. А. Бердяева, Г. П. Федотова, С. Я. Лурье, В. Ф. Асмуса, С. С. Аве-ринцева, А. И. Ромма, В. Н. Топорова, В. П. Горана, С. Г. Семеновой, С. С. Неретиной, А. Д. Шмелева, Т. Ю. Чубарян , И. Н. Кругловой и др.
Линия «философии субъекта», по выражению Ю. Хабермаса, «субъект-центрированный разум» – субъект-объектная теоретическая схема как основание философствования о человеке и свободе – во многом совпадает с магистральной линией развития философской классики: от Аристотеля, Р. Декарта и Б. Спинозы – включая И. Канта, И. Г. Фихте, Г. В. Ф. Гегеля и К. Маркса – вплоть до экзистенциальной философии включительно. Вместе с тем, в двадцатом веке оформляется влиятельная «контр-субъектная» тенденция в философ-ско-антропологических и социально-философских исследованиях – работы М. Бубера, Т. Хоркхаймера, Т. Адорно, Г. Маркузе, Ж. Лакана, Р. Барта, М. Фуко, Ж. Деррида, Ж. Бодрийяра, Ж. Делеза, Ф. Гваттари и др. При этом методологические и общетеоретические основания данной философской традиции не являются едиными; они варьируются у различных авторов. Несмотря на значительную идейную эволюцию постмодернистского «ядра» контр-субъектной тради-
ции от декларируемой «смерти субъекта» к «воскрешению субъекта», именно эта линия философствования о человеке и социуме образует в настоящее время наиболее консолидированную и влиятельную оппозицию субъект-объектной теоретической схеме, что проявляется в концепциях социальности (социальной системы), самосознания (идентичности), в общих интерпретациях свободы. В современной отечественной философии концептуализацию понятий субъекта и субъектности в контексте теории деятельности осуществили М. С. Каган, А. М. Коршунов, В. А. Лекторский, Г. С. Батищев, А. Л. Никифоров, В. В. Давыдов, В. С. Швырев, А. С. Арсеньев, К. Н. Любу-тин, В. М. Розин, И. Г. Петров, В. А. Колотаев, С. В. Григорьев, А. С. Ахиезер, И. Г. Яковенко, Э. В. Сайко. К настоящему времени сложилась также сильная и разветвленная психологическая традиция теоретического исследования и воспроизводства концепта субъектности, в рамках которой многие работы выполнены «на стыке» психологии и философии. Данная традиция представлена в текстах К. А. Абуль-хановой-Славской, А. Н. Леонтьева, А. В. Брушлинского, В. А. Петровского, С. Л. Рубинштейна, В. И. Слободчикова, Е. И. Исаева, Б. Ф. Ломова, Б. Г. Ананьева, А. Л. Журавлева, В. Н. Дружинина и др.
Тема самосознания и самотождества (идентификации Я) в аспектах, релевантных проблематике философии свободы получила развитие в работах Дж. Локка, Г. Лейбница, Д. Юма, И. Канта, И. Г. Фихте, Ф. И. Й. Шеллинга, Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, Ю. Хабермаса, П. Рикёра, Э. Агацци. В отечественной философии советского периода: исследования М. М. Бахтина, Р. Г. Апресяна, В. В. Бибихина, М. А. Гарнцева, Л. М. Баткина, Г. С. Батищева, А. Я. Гуревича, В. С. Сте-
пина, В. Г. Федотовой. В рамках междисциплинарного «дискурса идентичности» классическими признаны работы Дж. Мида, Ч. Кули, Э. Эриксона, Д. Рисмена, Э. Гоффмана (преимущественно психологическое направление); Э. Гидденса, Р. Баумайстера, П. Бергера, Н. Лукмана, З. Баумана, С. Хантингтона (преимущественно социологическое направление дискурса); а также общетеоретические исследования П. Рикёра, Э. Левинаса, Ю. Хабермаса, В. Хёсле. Проблематика идентичности во взаимосвязи ее персональных и социальных аспектов исследовалась в работах Дж. Тэрнера, Г.Брейкуэлла, Р.Лэйнга, Ч.Тайлора, А.Макинтера, М. Кастельса, Г. Люббе, А. Турена, Р. Сеннета, К Лэша и др. Отечественные исследования «проблемы идентичности» представлены именами В. С. Малахова, Э. А. Орловой, В. Л. Абушенко, А. А. Грицанова, В. И. Павленко, Н. В. Антоновой, М. В. Заковоротной, Н. Н. Федотовой, С. С. Хоружего, Е. О. Труфановой.
Фундаментальное общесоциологическое (социально-
философское) направление исследования проблематики социальной системы в ее антропологическом смысле, в аспекте взаимосвязи (взаимозависимости) системы и личности, применительно к вопросу о свободе и несвободе в ее индивидуально-личностных, коллективных и институциональных формах получает развитие в трудах Ф. Тённиса, Э. Дюркгейма, М. Вебера, П. Сорокина, Т. Парсонса, Р. Мертона, Н. Лумана, Н. Элиаса, Д. Белла, Э. Тоффлера. В этих исследованиях предметом теоретического анализа становятся наиболее глубинные для современной философии свободы вопросы «онтологического статуса» социально-системных феноменов, процессы объ-
ективации и реификации, многообразные аспекты персонализации и деперсонализации человеческой жизни в социально-системном контексте, а также в историческом развитии общественных систем. Классическая философская тема отчуждения, основания которой были заложены в работах Г. Гегеля, Л. Фейербаха и К. Маркса, впоследствии значительно расширившая свое предметное поле, также имеет главным «ключом» исследование социально-системной логики и феноменологии. Тема отчуждения и свободы представлена в теориях М. Бубера, Н. А. Бердяева, К. Ясперса, М. Хайдеггера, Э. Му-нье, М. М. Бахтина, А. Камю, Ж.-П. Сартра, Э. Фромма, В. Франкла. Вторая половина двадцатого столетия обогатила дискурс отчуждения именами отечественных философов – Э. В. Ильенкова, Ю. Н. Давыдова, С. М. Ковалева, В. В. Бибихина, Г. С. Киселева, Б. Г. Капустина, Н. А. Печерских, Ю. М. Резника.
Тема репрезентации идеи свободы в культуре, элитарной и массовой, в образах обыденного сознания и концептах сознания теоретического, проблема контркультурных интерпретаций свободы в искусстве и философии представлены в исследованиях Х. Ортеги-и-Гассета, О. Шпенглера, К. Ясперса, П. Сорокина, Ж. Бодрийяра. Современные отечественные авторы: М. Л. Гаспаров, П. С. Гуревич, А. В. Захаров, А. Н. Ильин, А. В. Костина, Т. Ф. Кузнецова, К. Э. Разлогов, М. В. Рахимова, В. П. Руднев, М. А. Черняк.
Обозначенное в приведенном обзоре многообразие направлений и аспектов анализа понятия свободы, нарастающая сложность и внутренняя противоречивость содержания данного идейного комплекса актуализируют вопрос об интегральных моделях концептуа-
лизации свободы. Это обусловило выбор темы данного диссертационного исследования.
Объект исследования – идея свободы в философии и культуре.
Предмет исследования – особенности концептуализации идеи свободы в парадигме субъектности и субъект-объектной теоретической схеме.
Цель и задачи исследования. Цель исследования заключается в осуществлении социально-философского анализа идеи свободы в ее субъект-объектной интерпретации и выявлении эвристических возможностей данного подхода в аспекте перспектив создания интегральной модели исследования и структурирования предметного поля философии свободы.
Для реализации поставленных целей предполагается решение следующих задач:
– на историко-философском материале проанализировать специфику основных подходов к определению сущности свободы;
– выявить и описать новые аспекты идеи свободы, актуализированные в современной культуре и формирующихся философских традициях;
– исследовать основные противоречия общетеоретических и методологических позиций, проявляющиеся в рамках предметного поля философии свободы;
– проанализировать материалы междисциплинарных теоретических дискурсов (психологических, социологических, культурологических), содержание которых релевантно проблематике свободы и предоставляет дополнительные возможности для ее исследования;
– выявить и раскрыть эвристический потенциал основных понятий и теоретических схем осмысления свободы, оформляющихся в рамках парадигмы субъектности;
– на базе понятийного инструментария парадигмы субъектности обозначить возможные направления интерпретации классической проблематики свободы в ее специальных аспектах (тождество и различие, отчуждение, субъектность и объективация в социально-системном контексте, дивергенция социальной системы и культуры, взаимосвязь понятий свободы и судьбы и др.);
– обосновать использование новых теоретических схем («основание в себе»/«основание в ином», субстанциальность/реляционность личности и др.) в качестве инструментов теоретического анализа идейного комплекса свободы;
– исследовать направления и механизмы трансформации идеи свободы в теоретическом и обыденном сознании.
Теоретические и методологические основания исследования.
Методологической основой исследования являются фундамен
тальные идеи и принципы диалектики, а также общенаучные методы:
системный подход, актуализирующий применительно к социальной
системе структурно-функциональные принципы; историко-
генетический метод, ориентирующий на анализ проблематики становления исследуемого явления, метод сравнительно-исторического анализа. Объективистский подход структурно-функционального анализа совмещен в исследовании с некоторыми позициями феноменологической социологии применительно к интерпретации проблематики персональной и коллективной идентичности.
С точки зрения методологических оснований и отношения к философскому наследию можно отметить одну из главных интенций представляемой нами работы: суть ее заключается в стремлении восстановить наиболее фундаментальные традиции философской классики в области понимания сущности свободы. Ситуация «пейзажа после битвы», сложившаяся к началу двадцать первого века в философской антропологии и социальной философии, диктует применительно к философии свободы логику «возрождения», «восстановления основ», нового осмысления базовых понятий, что является условием самого теоретизирования о личности и свободе, выходящего за рамки становящегося общепринятым «мифопоэзиса». Теоретические конструкции «субъекта», «субъектности», «целостного автономного Я», «сознания», «самосознания», «необходимости», «субстанции» образуют основание понятийных схем исследования и возвращают нас к основополагающим идеям немецкой классической философии. Вместе с тем, непосредственное обращение к исследованию свободы сквозь призму идеи субъектности в контексте процессов объективации (реификации), осмыслению «Я в мире объектов» (Н. Бердяев), личности во взаимодействии с «анонимными силами» (К. Ясперс), взаимосвязи факторов «овеществления» и «персонификации» (М. М. Бахтин) произошло в экзистенциальной и персоналистической философии. Этим определяется двойственность, амбивалентность базовых теоретических ориентаций диссертации.
Научная новизна исследования
1. Создана и теоретически обоснована новая модель структурирования предметного поля философии свободы. Структурными эле-
ментами данной модели являются принципы самодетерминации, самотождества и самореализации, интегрирующие в своем содержании все доминирующие в современных философских интерпретациях свободы идейные комплексы и понятийные оппозиции. В их числе: индивидуальность и тотальность (различие и тождество), персонали-зация и деперсонализация (овеществление), субъектность (субъекти-вация) и объектность (объективация), персональная и коллективная идентичность, частичность и целостность личности в социально-системном контексте, отчуждение и формальная рациональность, социальная система и жизненный мир. Данные понятия и идеи концептуализированы в диссертации как смысловые элементы философии свободы.
2. В качестве ключевого понятия, образующего основание интегральной модели, концептуализировано понятие «субъектность», поскольку в своих современных значениях оно выражает активность и автономию личности, синтезирует принципы самопричинности, самотождества и самореализации, составляющие сущность идейного комплекса свободы. Субъектность интерпретирована как своего рода субстанция свободы, которая в практически-поведенческих референциях предстает в многообразных модусах (знания, воли, деятельности, творчества, внерациональной витальности и «осознанной необходимости»).
3. Теоретически доказано на материале философии свободы диалектическое единство факторов субъективации и объективации, персонализации и деперсонализации применительно к системно оформленной деятельности. В логике взаимосвязанных тенденций
персонализации и деперсонализации (овеществления) концептуализирована проблема дивергенции культуры и социальной системы. Показано нарастающее противоречие получающего развитие в культуре императива рефлексивного самотождества (развитого самосознания, личностной целостности) и экспансии сил абстрактной системы, утверждающей частичность и функциональность личности.
-
Применительно к исследованию идентичности в контексте философии свободы доказаны значительные эвристические возможности аналитической схемы на основе понятийной оппозиции «субстанциальность – реляционность» личности. Данная схема позволяет раскрыть принцип самотождества («быть самим собой») в единстве с внутренним различием, проблематизировать меру отождествления/дистанцирования в процессах самосознания, исследовать в субъект-объектной логике основания внутреннего самоопределения личности, внутриличностной интеграции и факторы внешней детерминации.
-
Обоснована эвристичность амбивалентного толкования феномена отчуждения во взаимосвязи со свободой, что составляет новый теоретический подход ко всей проблематике отчуждения. Доказано, что социальная инверсия субъекта и объекта с необходимостью входит в число характеристик сложных социальных систем, которые одновременно создают «тиранию анонимных сил» и основания личной свободы (через процессы индивидуализации и персонализации).
-
Классическая философская тема судьбы в контексте философии свободы концептуализирована в аспекте единства и противоречия субъектных и объектных начал человеческой жизни. Исследова-
на структурная неоднородность идейного комплекса судьбы, доказано историческое сближение, вплоть до совпадения, некоторых его элементов – потенциал самореализации, концепт «призвания» – с содержанием идейного комплекса свободы.
Основные положения, выносимые на защиту
1. Основаниями интегральной модели, позволяющей опреде
лить наиболее эвристичное направление концептуализации идеи сво
боды, являются понятие «субъект» и идея субъектности. Субъект-
объектная теоретическая схема создает предпосылки исследования
свободы (субъектности) в единстве с ее противоположностью – объ-
ектностью, актуализирует темы объектности и объективации (а также
сопутствующие концепты отчуждения и реификации). Субъект-
объектная модель свободы акцентирует проблематику соотношения
индивидуальных и коллективных аспектов деятельности, формирует
понятийный аппарат, позволяющий интерпретировать коллективные
сущности без обращения к внутренне противоречивым и теоретиче
ски необоснованным терминам «коллективная личность», «органиче
ская личность», «народная личность» и т.п. Понятийная субъект-
объектная схема оказывается применимой не только к «внешней» по
отношению к личности реальности социальных отношений и инсти
тутов, но и к внутриличностным структурам. Этим обусловлена ши
рокая и разнонаправленная концептуализация субъектности в совре
менной философии и психологии.
2. Оформляющийся в XX веке концепт субъектности интегри
рует три главных аспекта идеи свободы, представленных в классиче
ской философии – принципы самодетерминации (causa sui), самото-
ждества (проблема «собирающих начал» самосознания и развитой индивидуальности) и самореализации (деятельности, целедостиже-ния). В своей общей логике субъект-объектная модель свободы ориентирует на деятельностный подход к социально-антропологической проблематике, акцентирует значение принципа деятельности. Именно вокруг интерпретации фактора деятельности, его антропологического смысла и значения в определении границ «подлинно человеческого» и «неподлинно человеческого» выстраивается главная линия полемики двух направлений современной философии свободы, которые условно могут быть обозначены в качестве «про-субъектной» и «контр-субъектной» традиций толкования личности и свободы.
3. Субъект-объектная модель свободы позволяет раскрыть основные моменты диалектики двух фундаментальных процессов, образующих основания человеческой жизни в ее экзистенциальном и социальном аспектах. Это процессы субъективации и объективации, персонализации и деперсонализации.
Основной темой исследования свободы и социальной системы, раскрывающей диалектику имманентно присущих всякой социальности тенденций персонализации/деперсонализации, неизбежно становится соотношение в свободе субъектных и объектных начал человеческой жизнедеятельности. Эти начала сопрягаются и в структуре личности (индивидуальной экзистенции) и в системно оформленных модусах социальной деятельности. Ни личность, ни система в ее значении для личности не могут быть поняты исключительно в логике противопоставления субъектности (субъективации, субъективности) и объектности (объективации, объективности). Субъектные и объ-
ектные начала образуют противоречивое единство, которое прослеживается во всех ключевых аспектах и направлениях философствования о человеке – в тематике идентичности (персональной и коллективной), в исследовании форм индивидуальности и тотальности (различия и тождества), субстанциальности и реляционности Я, в интерпретации феноменологии отчуждения, процессов дивергенции культуры и системы, даже в классической проблематике судьбы, сопрягающей господство внешних сил и самоопределение.
4. В своей социальной жизни люди находятся в двух измерениях, сущность которых может быть выражена в формулировках «человек и люди» и «человек и роли». Первое измерение образует область субъект-субъектных отношений, сферу межличностного взаимодействия, которая в настоящее время все чаще обозначается терминами «интерсубъективность» и «жизненный мир». Второе измерение – условно говоря, «интеробъективность» – обобщенно именуется «системой» и маркирует значение в человеческой жизни безличных объектных сущностей, рождаемых в макросоциальных процессах и закономерностях, но с необходимостью представленных в индивидуальной жизни каждого человека, его самосознании и личной судьбе. Субъектность личности в конечном итоге развивается не только из спонтанности индивидуальной жизнедеятельности, но также из объективных отношений, из объективаций действия и знания, из оформляющих действие и знание социально-системных структур – социальных норм, ролей и институтов. Эти социально-системные модусы, отчужденные безличные начала социальности, обобщенно именуемые «системой», принципиально амбивалентны в их значении для
человеческой жизни. В них представлена тирания социальных отчужденных структур и одновременно – необходимая институциональная опора свободы.
5. В отношении к социальной системе свобода выступает в двух основных аспектах, «системном» и «внесистемном» качестве. «Внесистемная» свобода в своей концептуализации преимущественно обозначает область индивидуальной автономии в смысле «свободы от» (часто именуемой негативной свободой), а со стороны содержания, в плане «позитивных» характеристик, фиксирует уникальность индивидуально-личностной экзистенции и неповторимость личной судьбы. Здесь проявляется доминанта принципа различия, как правило, присутствуют императивы личностного развития в логике обособления и индивидуации. Эта персоналистическая установка закономерно присутствует в общей гуманистической ценностной традиции, но почти однозначно порождает негативную оценку социально-системных начал, для которых имманентны объективно заданные императивы частичности и функциональности индивидуальной жизнедеятельности. Концепция системной свободы включает несколько идей, главная из которых заключается в том, что система по отношению к личности амбивалентна. Она выступает не только как набор предписаний (ограничений и требований), выражающих давление на личность отчужденных объективированных структур, но и в качестве набора ресурсов, «поля возможностей», вне которого самореализация и развитие личности практически неосуществимы. Мотивация «самоосуществления» есть связующее звено между личностью и системой, механизм, обеспечивающий потенциал интеграции личности в
систему (по крайней мере, во всех относительно развитых обществах, уходящих от доминанты прямого принуждения и насилия). Соответственно, личность в контексте системных влияний никогда не рассматривается исключительно в своем объектном качестве, также акцентируется и субъектная составляющая системно организованной социальной деятельности.
-
В самой структуре персональности присутствует взаимосвязь субъектных и объектных свойств. Дискурс идентичности центрируется тематикой поиска и определения интрапсихологической инстанции, осуществляющей функции самоопределения и самосборки личности – оформления ее качественной определенности, самотождества. Материалы междисциплинарных исследований показывают, что в качестве такой инстанции может выступать только сильное, сознательное и рефлексивное Я. Свобода не терпит регрессии, «не сохраняется» в движении к душевной простоте, непосредственности и «спонтанности», если это движение становится основной, магистральной линией интерпретации персональности. Все концепции личности, тяготеющие к принижению и потенциально – к элиминации в структуре личности «собирающей», рефлексивной и тем самым «усложняющей» внутренний мир личности инстанции Я-субъекта, фундаментально контрадикторны духу свободы (самодетерминации, самотождества и самоопределения). Свобода коррелирует с внутренней сложностью, а не с внутренней простотой личности.
-
Базовая для идейного комплекса свободы идея самотождества раскрывается через понятийную оппозицию «основание в себе» – «основание в ином», которая в последующем развитии образует смы-
словую оппозицию субстанциальности – реляционности. В проблематике структурирования личности и самосознания тайна свободы предстает не только в поиске «собирающих начал», образующих «основание в себе», но и в качестве проблемы меры отождествления/дистанцирования (отчуждения) Я-субъекта по отношению ко всем значимым внешним и внутренним «обстоятельствам», материалу самоконструирования. Нарушение меры продуцирует патологию идентичности и утрату возможности свободы. Это либо «слияние», «растворение» Я в социальных обстоятельствах, либо самозамыкание, изоляция, аутизм и нарциссизм, «рабство у себя самого» (Н. Бердяев). Свобода не допускает утраты ни того, ни другого из двух фундаментальных начал человеческой жизни: отрицание реляцион-ности в конечном итоге столь же пагубно для нее, как и разрушение фундамента свободы – субстанциальности Я.
Теоретическое и практическое значение исследования
Теоретическое значение представляемой диссертации заключается в том, что полученные исследовательские результаты позволяют заново переосмыслить содержание идеи свободы в ее многообразных аспектах: философско-антропологическом, социально-философском, психологическом, персоналистическом. Материалы диссертации дают возможность увидеть и проанализировать новые направления эволюции идеи свободы в ее «культурообразующем» и «культуро-разрушающем» качествах. Нигилистические и регрессивные мотивы толкования свободы в настоящее время очень сильны в философско-антропологических, социально-философских и эстетических сегментах теоретического сознания и духовной культуры – именно в этих
сферах свобода оказалась наиболее подвержена деградации и девальвации. Вследствие этого, не только общетеоретические задачи философского объяснения свободы, но и аксиологический аспект ее интерпретации – «оправдание» свободы – являются предельно актуализированными применительно к философским и эстетическим дискурсам. Концептуализация субъект-объектной теоретической схемы в рамках предметного поля философии свободы создает новые возможности интеграции его все более эклектичного и противоречивого содержания, что потенциально препятствует негативным трансформациям идеи свободы.
Акцентирование в диссертации роли и значения институциональных (социально-системных) аспектов свободы создает область содержательной взаимосвязи данной работы с экономической и политико-правовой тематикой, где свобода интерпретируется в ее прикладных аспектах. Институты рынка, государства, права и политики постоянно находятся в центре внимания специалистов-теоретиков и широкой публики, при этом именно оценка социальных институтов по принципу «свобода»/«несвобода» в большинстве случаев доминирует.
Практическое значение исследования определяется широкими возможностями использования его материалов и выводов в публицистике и журналистике, во всех сегментах культуры с выраженным идеологическим контекстом, где тенденции трансформации идеи свободы всегда были сильны.
Велико потенциальное значение материалов исследования в педагогической практике высшей школы – при разработке и чтении
всех философских учебных курсов и спецкурсов, а также специализированных курсов по социологической, культурологической, политико-правовой и экономической проблематике. Полученные в диссертации результаты и выводы могут быть использованы при разработке разнообразных программ работы с молодежью, имеющих воспитательную и просветительскую направленность.
Апробация диссертационного исследования
Основные положения и выводы диссертации докладывались и обсуждались на: Первом Российском Философском Конгрессе «Человек – Философия – Гуманизм» (Санкт-Петербургский государственный университет, 4 – 7 июня 1997); Региональной научной конференции «Философия науки и техники: итоги ХХ века» (Новосибирск, НГТУ, 13 – 15 декабря 2000); Всероссийской научно-практической конференции «Государство, право, образование» (Новосибирск, НГАУ, 17 – 18 декабря 2002), Международном Конгрессе «Образование и наука в ХХI веке: проблемы интеграции и правового регулирования» (Новосибирск, НГПУ, 2004); Научной конференции «Антропологические конфигурации современной философии» (Москва, философский факультет МГУ, 3 – 4 декабря 2004); Всероссийской (с международным участием) научно-практической конференции «Человек: философская рефлексия» (Барнаул, АлтГУ, 29 – 30 марта 2006); Научно-практической конференции «Гендерная социализация и высшее профессиональное образование» (Новосибирск, НГИ, 24 – 25 мая 2006); Пятом Российском философском конгрессе «Наука. Философия. Общество» (Новосибирск, НГУ, 25 – 28 августа 2009); Первой Всероссийской научной конференции «Сибирский фи-
лософский семинар» – «Интеллектуальные ценности в современной России: Философия. Наука. Инновации» (Новосибирск, НГУ,13 – 16 сентября 2011); Всероссийской научной конференции «Методология познания сложных саморазвивающихся систем» (Томский государственный университет, 7 – 9 ноября 2012); «XXIII международной конференции, посвященной проблемам общественных наук» (Москва, Центр гуманитарных исследований «Социум», 30. 08. 2014).
Материалы диссертации использовались в учебном процессе Сибирского университета потребительской кооперации и Новосибирского государственного технического университета при чтении учебных курсов «Философия», «Культурология», «История», «Политология». По теме диссертации опубликованы 37 работ, включая три авторские монографии.
Структура работы определяется целью и предметом исследования, а также последовательностью решения исследовательских задач. Диссертация включает в себя: введение, семь глав, девятнадцать параграфов, заключение, библиографический список.
Антропологический принцип в субъектной парадигме
В философии свободы существует множество направлений и школ, выделяемых по самым разным основаниям и маркирующих идеи, различающиеся до полярности. Согласно нашей гипотезе, наиболее существенным основанием деления предметного поля философии свободы и, соответственно, основанием построения общей теоретической модели исследования является принцип «отнесения к субъекту».
Вопрос о сущности и реальности свободы в своей основе есть вопрос о сущности и реальности субъекта. Вся классическая философия свободы, выдвинувшая на первый план проблему свободы воли в контексте мировой причинности, в значительной степени конституировалась именно теоретическими трудностями разведения объектного и субъектного уровней исследования реальности. Сложности теоретического конструирования субъекта из мира объектов, трансцендиро-вания из онтологической данности в реальность антропологическую, во многом предопределили трудности и противоречия исторического становления понятия «свобода» в качестве философского концепта. Данная дилемма в формулировке И. Г. Фихте: «В непосредственном самосознании я кажусь себе свободным; размышляя обо всей природе, я нахожу, что свобода совершенно невозможна; первое должно быть подчинено последнему, ибо оно должно быть им объяснено».1 Общеизвестной является и соответствующая «антиномия чистого разума» в философии И. Канта.
В аспекте «отнесения к субъекту» философия свободы демонстрирует наличие двух конкурирующих парадигм. Первая парадигма реализует «онтологический» принцип осмысления человека - максимально сближает его с природной действительностью, редуцирует к природе. Природа - мир вещей (объектов) и объективных связей. Человек - часть этого мира и поэтому «вещь среди вещей». Только из знания свойств вещного мира можно вывести знание о человеке,. скольку в нем действуют природные силы, он подвластен природным закономерностям. Субъективные представления людей о себе и своих возможностях должны быть верифицированы на предмет их соответствия природным законам. Если в физическом мире оснований свободы не найдено, то тем самым доказана иллюзорность самой идеи.
Вторая фундаментальная парадигма философии свободы реализует принцип, который условно можно назвать антропологическим, поскольку в нем утверждается качественная специфичность человеческого бытия и невозможность его редукции к каким-либо иным онтологическим данностям. Эта качественная специфика в конечном итоге сводится к способности творческой активности, разрывающей любую каузальность, линейную или нелинейную, и необходимо связанной с разумом (сознанием и самосознанием). Это концепция человека как субъекта, то есть самодеятельного и самосознающего существа, способного к продуцированию целей и ценностей (что не совпадает с причинной детерминацией) и саморегуляции. Наиболее глубинным и не всегда эксплицированным основанием антропологической парадигмы была парадоксальная идея самосозидания, самотворения - causa sui (причина себя). Если человек в качестве природного объекта есть часть природного мира, подчиненная его универсальной детерминации, то в качестве субъекта он - причина себя. Именно парадоксальность принципа самодетерминации и его коннотации с идеей чуда породили всю классическую проблематику свободы воли, представленную в философии со времен Сократа, и в своем последовательном развитии продуцирующую общую логику и основное идейное содержание «онтологической» парадигмы.
Онтологический принцип толкования свободы обращает нас к исследованию основ мироздания, при этом представления о физических закономерностях могут быть дополнены биологическими вариациями. Исследуя логику онтологизации свободы можно двигаться еще дальше в направлении свойств и характеристик человеческой жизнедеятельности - вести речь о свойствах психики (мотивах, инстинктах, желаниях) и закономерностях ее функционирования. Сути дела это не меняет. Основанием свободы в любом случае выступают потенциально вещные объектные данности - факторы, а не акторы, представленные в теле или душе человека. В подтексте всегда присутствует постулат «вещь среди вещей», что означает предметность и объектность человека. Эти человеческие качества нелепо было бы отрицать или недооценивать, но они не выражают сущности и специфики человеческого бытия, что задает основные направления критики онтологического принципа. Несмотря на значительную вариативность содержания теоретических работ, представляющих «онтологическую парадигму», и даже наличие среди них различных направлений, условно говоря, «от естествознания» и «от психологии», наиболее фундаментальными и влиятельными в истории философии являются концепции, укореняющие свободу в области физических свойств и законов и вследствие этого зачастую возводящие истоки своих идей к знаменитому «отклонению атомов» Эпикура. В современных вариациях на эту тему наблюдается особый интерес к идеям синергетики и стремление вывести из них общие принципы теоретического объяснения свободы.
Исторически в рамках этой «вещной», «предметной» логики главным препятствием признания реальности свободы был всеобщий принцип причинности (детерминизма), раскрываемый через понятия необходимости и случайности. Идея свободы (в базовом общекультурном значении - самодетерминации и самоопределения), начиная с самых ранних этапов своей концептуализации, оказалась противопоставлена универсальной необходимости и была вынуждена соотносить себя с данным фундаментальным принципом мироздания. Это обусловило попытки связать свободу со случайностью, которая становилась в классических детерминистских теориях символом вариативности и незапрограммированности любых событий - своеобразной «лазейкой» в линейной каузальности бытия (лапласов-ский детерминизм). Онтологический статус случайности вплоть до последних столетий подвергался сомнению, сама случайность периодически балансировала на грани «вымысла, прикрывающего незнание» и просто иллюзии, поэтому онтологические основания свободы на протяжении всей истории философии были в высшей степени проблематичны. Общим местом в рассуждениях теоретиков становилось отрицание свободы воли
Персональная идентичность: субстанциальность и реляционность Я
Основные антиномии, обобщенно представляющие альтернативу оформляющихся у истоков общесоциологических концепций теоретических позиций по вопросу о личности, системе и свободе, могут быть сформулированы следующим образом.
Весьма значимой, возможно, ключевой с точки зрения содержания последующих дискуссий о свободе и системе, представляется антиномия в логике противопоставления «естественности» - «искусственности» при оценке антропологического смысла принципов социальной организации. В наиболее общей формулировке тезиса: подлинно человеческое - это «естественным образом», спонтанно, с доминантой преемственности и традиционности, складывающиеся состояния личности и формы социальной общности. «Подлинно человеческое» интерпретируется как изначально данное (точнее, заданное); оно не связывается с социальной деятельностью и ее атрибутами (объективация, разделение труда, обмен, ролевая функциональность и т.д.). Качество «подлинно человеческого» в его истоках и последующих параметрах развития трактуется либо натуралистически, либо теологически. Соответственно, внеисторическая трактовка личности в ее социальных отношениях постулирует изначальную, вечную «данность» личности во всех ее основных свойствах. Все мучительные метаморфозы последующего социального развития, с нарастанием значения отчужденных форм и фактора безличности, радикально изменяющие и усложняющие человеческую жизнь, в контесте таких представлений могут быть поняты только в качестве своего рода «порчи» и разрушения изначально заданной цельности и целостности индивидуально-социальной жизни. Органичность в качестве синонима естественности, «жизненности», простоты и совершенства противопоставляется «искусственности», которая интерпретируется в качестве придуманности и вычурности, производных от человеческой самонадеянности и гордыни («хюбрис»). Развитие цивилизации оценивается в целом как фактор упадка, деградации личности, утраты подлинной свободы.
Антитезис: подлинно человеческое качество личности и социума не дано изначально, но исторически развивается в формах социально оформленной индивидуальной деятельности. Развитие свободы - это движение от первичной простоты в направлении большей сложности и «искусственности» социально/индивидуальной деятельности, поскольку развитие индивидуальности (личности) осуществляется именно в этом движении. Соответственно, развитие цивилизации образует основание общекультурных процессов персонализации и субъек-тивации - является фундаментальным условием свободы.
Вторая антиномия определяется полярностью оценок по отношению к мышлению и рациональности, что составляет, как известно, одну из главных тем философской полемики на протяжении последних полутора столетий. В тезисе мышление интерпретируется как фактор деградации личности и социальных отношений (оно разрывает целостность естественных эмоционально- волевых начал, уничтожает эмоциональные основания межличностных связей, создает ситуацию, когда в отношениях людей доминирует принцип расчетливости и взаимного «использования», наконец, подчиняет сознание людей логике безличной ин-ституциональности - рыночным, правовым, государственным нормам. В современной терминологии - нечто близкое понятию «логоцентризм». Антитезис: мышление и рациональность - главные «инструменты» освобождения личности от власти «коллективного сознания», обеспечивающие становление личностной автономии. Мышление снимает «покров» сакральности, окутывающий в архаическом сознании все фундаментальные мировоззренческие проблемы, ставит под сомнение незыблемые авторитеты и в силу этого создает ситуацию «свободомыслия» - с доминантой личного выбора, личного решения и личной ответственности.
Темы противопоставления естественности/искусственности и эмоциональности/рациональности находят продолжение в антитезе личных и безличных начал социальной жизни. Антиномия выглядит следующим образом. В тезисе утверждается, что социальная целостность, обеспечивающая развитие и свободу личности, может осуществляться только в условиях доминирования непосредственно 142 личных, субъект-субъектных отношений, говоря современным языком - интеракции («взаимодействия присутствующих»). Все факторы объектности и объективации, образующие безличные, «деперсонализированные» модусы социальной реальности, интерпретируются в качестве оснований разрушения личностного бытия, поскольку они создают «анонимность», маски без лиц. В антитезисе социальная целостность, создающая условия свободы личности, трактуется с точки зрения ее детерминации объективными процессами усложнения деятельности. Исторически доминанта непосредственно-личных отношений маркирует архаическую неразвитость личности. Именно логика развития безличной системы с ее императивами эффективности и функциональности, ведущая к дифференциации функций, создает более опосредованные (субъект-объектные, безлично-ролевые) связи, расширяет социальное пространство личностного самоопределения, и одновременно формирует новые, в современной терминологии - «внутренне референтные», механизмы социальной интеграции, обеспечивающие автономию личности.
Особый интерес с точки зрения «системного анализа» представляет антиномия, которая оформляется в интерпретации понятийных оппозиций внутреннего/внешнего и части/целого. Она затрагивает содержание одного из основополагающих тезисов, который является общим для обеих концепций: развитие (совершенствование) личности, совпадающее по смыслу со свободой, может быть понято через развитие, сохранение и воспроизводство социальных факторов, обеспечивающих ее (личности) «основания в себе» и ограничивающих внешние, «чуждые» влияния (зависимости) - «основания в ином». Но что считать своим, а что - чужим применительно к феноменологии человеческой жизнедеятельности, укорененной не только в индивидуальной экзистенции, но и в формах социальности? Если свобода - это развитие своего, собственного, внутреннего («самого себя»), то именно вопрос о принципах определения границ между внутренним и внешним применительно к личности становится ключевым для построения всей теории. Противоречия по линии толкования внутреннего («своего») и внешнего («чужого») задают противопоставление двух концептов личности - индивидуаль 143 ной и коллективной (групповой). Данное противопоставление маркирует суть антиномии.
В концепции Ф. Тенниса «общность» не является по отношению к личности чем-то внешним и чуждым, наоборот, ее духовное единство есть необходимая и единственно возможная форма существования «подлинно человеческого». Чертами субстанциальности («основания в себе») и субъектности наделяется не индивид, а общность: онтологический статус группы, образно говоря, «выше» онтологического статуса индивида. Поэтому формирование «основания в себе» - это не обособление индивида, его отделение от «ближнего круга», «родных и близких», не обретение личностной автономии через социальное дистанцирование в самосознании, ценностных приоритетах и образе жизни. «В себе» означает «в духовном и душевном союзе с другими членами общности», в причастности общей жизни и общему делу. «Самость» (Selbst) - это не атрибут личности, это свойство общности - «коллективной личности» - поэтому свобода имеет своей основой не различие (индивидуальность), а тождество, цельность и слитность общности, которой индивид причастен и из которой черпает собственную силу. Индивид в его экзистенциальном качестве - это не субъект, а субстрат. Отдельный человек не образует самостоятельности «целого», он есть часть, элемент, субстрат общности, в общности имеет свои «внутренние» основания. Призрак «коллективной личности» обретает реальность и выдвигается на первый план в качестве «инстанции свободы». В данной интерпретации внешним и чуждым по отношению к личности (коллективной сущности) является безличность (безразличие) социальных институтов «общества», искусственных структур, которые создаются под влиянием развивающихся факторов абстрактной рациональности и под давлением соответствующих императивов выгоды, эффективности, власти, господства, разрушающих естественность (органичность) и «человечность» жизненных связей, разрушает целостность коллективной личности. Социальные институты «общества» образуют «систему» как нечто внешнее и объективированное («иное», «чужое»), в отличие от «своего», «собственного» - непосредственно-личных отношений «общности». В этом качестве «система» есть радикальное зло: она вносит в отношения людей безразличие и враждебность, по выражению автора, подводит под человеческие отношения «фундамент всеобщей войны». Здесь непосредственно речь идет о феномене отчуждения, причем, если принять во внимание широко известную концепцию двух сторон отчуждения - по отношению к вещам и по отношению к людям - акцентируется именно вторая сторона: люди становятся более чужими друг другу, одинокими, изолированными и утратившими «внутренюю опору» коллективной солидарности, тем самым и «самих себя».
Истоки альтернативных концепций: воля versus деятельность
В теоретических дискурсах двадцатого столетия находят свое продолжение и развитие намеченные ранее расходящиеся линии интерпретации социальной системы, в рамках которых система понимается либо в качестве начала, развивающего и освобождающего, «эмансипирующего» личность, либо, наоборот, как фактор ее деградации и «обезличивания», подчинения внешним и чуждым силам. Происходит постепенное оформление двух «идейных платформ», первая из которых условно может быть названа «про-системной» (в силу характерной для нее доминанты легитимации и даже апологии системы), а вторая - «контр-системной», поскольку в ней доминируют мотивы критики социальной системы в ее антропологическом и персоналистическом значениях. Про-системная концептуальная схема опирается преимущественно на концепции общетеоретической социологии (линия Г. Спенсера, М. Вебера, Э. Дюркгейма, П. Сорокина, Т. Парсонса, Н. Лумана) и социальной психологии (Ч. Кули, Дж. Мид). Её главную, «системообразующую», идею образует тезис о том, что социальная система является объективно необходимым условием человеческой жизни, предпосылкой развития всех главных антропологических свойств, и, в конечном итоге, основанием индивидуальной свободы. Концептуализация необходимости системы выступает в качестве теоретического обоснования ее легитимации, условно говоря, «оправдания».
Контр-системная «платформа» представлена в общей смысловой линии развития гуманитарных дискурсов экзистенциального, персоналистического, социально-критического (Франкфуртская школа), позднее - постмодернистского (постструктуралистского) толка. Здесь доминирует «концептуализация враждебности»: система есть объективированная и реифицированная сущность, враждебная личности и свободе. Соответственно, аксиологический аспект интерпретации антропологического и персоналистического смысла системы выстраивается в логике, условно говоря, «обвинения». В тексте известного и влиятельного отечественного автора: «Мы убеждены, что основной конфликт современности и соот 149 ветственно главное противоречие рассматриваемой конфигурации свойств человека - это конфликт Человека и Системы. В ходе многовековой борьбы с институциональным насилием со стороны общества и культуры человек научился преодолевать последствия системных ограничений и нейтрализовать их репрессивный потенциал».1
Проследим некоторые ключевые моменты концептуального противостояния данных теоретических позиций в рамках единого предметного поля исследований, образуемого проблематикой взаимосвязи социальной системы, личности и свободы.
Наиболее влиятельная в общетеоретической социологии двадцатого века концепция Т.Парсонса (варианты ее общего названия: структурный функционализм, функциональный императивизм, структурно-функциональный анализ) обычно оценивается специалистами в качестве образца самой последовательной реализации общенаучного системного принципа в области социологической теории. Опираясь, главным образом, на идеи Э. Дюркгейма о функциональной дифференциации и «органической солидарности», а также теорию «социального действия» и объяснительный принцип «рационализации» М. Вебера, Т. Парсонс создал теорию социальной системы, которая стала своего рода «точкой отсчета» для всех современных ему и последующих интерпретаций в данной предметной области. Поскольку непосредственной задачей его исследований было создание общей теории сущности «социального» как особого типа реальности, Т. Парсонс выстроил свое учение о социуме в объективистской логике, с общей смысловой доминантой объективизма, однако темы субъектности и свободы также оказались в его теории представлены, более того, проработанная им модель индивидуально-социальной взаимозависимости дает основания для дальнейшей концептуализации идеи свободы.
Именно по отношению к концепту социального действия выстраивается схема взаимосвязи, в рамках которой личность и социальная система приобретают черты рядопо-ложенности (то есть могут рассматриваться как сущности одного порядка) и становится возможным оформление понятия «система личности». Личность «рядо-положена» социально-структурным элементам (например, социальным институтам) в том смысле, что, как и социальные институты, представляет собой «центр организации действия». Данный тезис необходимо подчеркнуть во избежание вульгаризации самой идеи системной интерпретации личности: в текстах неоднократно акцентируется относительность и ограниченный характер проводимых в данной области аналогий. Например: «Между личностью и социальной системой существуют важные соответствия. Но они гомологического порядка, а не отношения макро- и микрокосмоса. Между этими системами имеется существенное раз-личие». Автор следующим образом характеризует соотношение «системы личности» и социальной системы: «Это различные системы, которые не могут быть редуцированы друг к другу. Однако между ними есть определенная концептуальная преемственность или идентичность, которая выводится из следующих источников: 1) обе эти системы построены на основании фундаментальных компонентов действия.. .2) обе они - системы самосохраняющегося типа... 3) они взаимопроникают в том смысле, что ни личностная система не может существовать, не участвуя в социальной системе, ни, наоборот, не может существовать такая социальная система, которая не была бы системой действия, формируемой личностями ее членов».3
Персоналистическое «обвинение» системы
В контексте современной философии свободы особый ракурс составляет образное воспроизведение главных тенденций, характеризующих изменения в сфере взаимоотношений личности и социальной системы. Современный социальный мир меняется. Направления этих изменений в работах наиболее известных и влиятельных исследователей воспроизводятся не только в абстрактной теоретической аналитике, но и выстраиваются в некий образный ряд, представляющий новые качественные характеристики социальной реальности. Современность предстает как «текучая» (3. Бауман), «виртуальная» (М. Кастельс), «ускользающая» (Э. Гидденс), «резиновая» (Э. Геллнер). Эти метафоры акцентируют гибкость и изменчивость, а также многообразие, множественность, вариативность и сложность социального бытия. В них образно воспроизводится и возрастающая динамика технологических информационных процессов, создающих новое качество социальной коммуникации. Вместе с тем, содержание данных образов не сводится к фиксации общепризнанных сегодня свойств социальной реальности, обусловленных последствиями информационной революции, темпом и масштабом перемен в постиндустриальном обществе. Они содержат в себе иные пласты смысла, коррелирующие с классической проблематикой «отчуждения» (аспекты неуправляемости и непредсказуемости социальных событий, создающие для индивида «общество риска» (У. Бек, Э. Гидденс), самосознания (императив возрастающей рефлексивности, конфигурации индивидуальной и коллективной идентичности, субстанциальность и реляционность Я) и ценностей (проблема долженствования, «обязующих начал», ценностей-целей, актуализированная в ситуации возрастающей изменчивости и относительности всей социальной феноменологии). Эти направления интерпретации соединяют в себе социально-философские и философско-антропологические идеи, проблематизированные, главным образом, в современной философии свободы. Особый интерес представляют в данном контексте также метафоры «легкости» - «тяжести» (3. Бауман) и «твердости» («жесткости») в противопоставлении «мягкости», «расплавленности», «податли вости» (К. Оффе, Р.Сеннет, 3. Бауман, Н. Трифт) применительно к взаимодействию социальной системы и личности. Эти образы непосредственно затрагивают тему индивидуальной свободы в ее соотношении с социальной регуляцией, вопрос о меняющихся формах взаимосвязи индивидуально-личностного (экзистенциального) и социально-системного (безличного) аспектов человеческой жизни. Личность и социальная система - соотносительные, взаимозависимые и «взаимопроникающие» величины, поэтому интерпретация любой из них всегда содержит в подтексте вопрос о форме их взаимной корреляции. В данном аспекте не менее значимый компонент современности, нежели «текучесть» социально-системных модусов (ценностей и норм, ролей и институтов), образует «текучесть» личности (пластичность, подвижность, непостоянство персонального самотождества).
Особенно глубокой и потенциально информативной в своей противоречивости оказывается метафора «легкости» - «тяжести» применительно к социальным отношениям. 3. Бауман в книге «Текучая современность» характеризует развитие современного общества как движение от «тяжелой современности» к «легкой современности»1, выделяя, в качестве объективного основания, стадии «тяже-лого» и «легкого» капитализма . «Тяжесть» в ее первоначальном и наиболее общем смысле выступает в качестве показателя инструментов и характеристик регулирования. В тексте: «Тяжелый», фордистский капитализм был миром законодателей, разработчиков режима и контролеров, миром мужчин и женщин, ориентированных на окружающих, преследовавших цели, определенные другими людьми заданным ими же способом. Поэтому это был мир авторитетов: лидеров, знающих все лучше остальных, и учителей, указывающих вам, как лучше делать то, что вы делаете» . Надзор и нормативно-институциональный контроль («надзирать и наказывать» в формулировке М. Фуко), принуждение и давление в авторитарном стиле со стороны общественного мнения, многочисленные внешние ограничения деятельности - таковы главные тяготы «тяжелого» общества ранней современности («первой современности», раннего модерна) с точки зрения возмож ностей самореализации и свободы личности. «Легкость» поздней современности («второй современности», «рефлексивной современности», если использовать ставшую общепринятой терминологию У. Бека) - в снятии множества внешних ограничений, в движении от принципа «законодательства» (принуждения и внешнего авторитарного давления) к принципу «интерпретации» и доминанте индивидуального выбора из множества продуцируемых и конкурирующих в социальной системе авторитетов и образцов, моделей поведения и стилей жизни. Пространство личного выбора и решения радикально расширяется - и в этом снятии множества запретов и расширении границ дозволенного заключается основной мотив «облегчения» (освобождения) жизни. Главными модусами социального регулирования в «легком» обществе становятся не принуждение и наказание, а убеждение и в еще большей степени соблазн, если принимать во внимание основные тенденции массового «потребительского» общества и массовой культуры. В «легком» обществе люди избавлены от постоянного навязчивого присмотра со стороны основных традиционных институциональных инстанций (семья, школа, церковь, государство): эти институты значительно трансформируются в направлении либерализации и эмансипации личности по сравнению с их традиционными формами. Трансформируются настолько, что некоторые авторы ставят под сомнение сохранение их базовой идентичности: в литературе можно встретить применительно к ним выражения «зомби» (У. Бек), «хаос» (Н. Луман). Менее радикальный, но более типичный вариант оценки на примере высказывания Э. Гидденса применительно к эпохе глобализации: «Везде мы видим институты, которые внешне выглядят так же, как и раньше, носят те же названия, но абсолютно изменились изнутри»1. Один из наиболее влиятельных и востребованных сегодня концептов изменившейся в информационном обществе социально-структурной определенности и социально-индивидуальной взаимосвязи фиксируется в понятиях «сеть», «сетевое общество» (М. Кастельс).