Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ИССЛЕДОВАНИЯ СЧАСТЬЯ КАК ФИЛОСОФСКОЙ УНИВЕРСАЛИИ 17
1. Социально-эвристический образ счастья 17
2. Социально-этический образ счастья и проблема его идентификации 38
ГЛАВА 2. СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ ИДЕИ ДОСТИЖЕНИЯ СЧАСТЬЯ И СЧАСТЛИВОГО ОБРАЗА ЖИЗНИ 59
1. Социально-философский облик «праздничного человека» традиционного и посттрадиционного обществ 61
2. Развлекательные ресурсы индустрии увеселений и развлечений...92
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 118
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 122
- Социально-эвристический образ счастья
- Социально-этический образ счастья и проблема его идентификации
- Социально-философский облик «праздничного человека» традиционного и посттрадиционного обществ
Введение к работе
Актуальность темы диссертационного исследования обусловлена общественной потребностью гармонизации общего и отдельного интереса. Обществу не безразлично, какой вклад вносит в общее достояние его каждая отдельная единица, каковы условия и предпосылки стимулирования её трудовой, творческой активности.
В этом плане актуальным было бы нарисовать некий целостный идеал, к которому предназначено стремиться обществу. Как известно, идеал есть сила, выстраивающая всю систему ценностных ориентации, без которых общество формироваться и развиваться не может. Внутренним «двигателем» этой системы выступает желание счастья.
Но счастье, субстанцией которого, очевидно, является свобода, с одной стороны, выступает как конечная цель человеческого рода, а с другой - конкретное общество развивается тем успешнее, чем интенсивнее взаимодействуют образующие его «корпускулы» (индивиды, социальные группы, общности и т.д.). Однако данная интенсивность обусловлена далеко не в последнюю очередь определённым духовно-эмоциональным состоянием или особым счастливым расположением духа.
Следует учитывать тот момент, что принадлежность к чувственно-воспринимаемому миру часто делает человека игрушкой внешней привязанности. Но как лицо, стремящееся к миру абсолютных, непреходящих ценностей, человек наделён свободой. Эти миры не диаметрально противоположны друг другу, а определённым образом взаимодействуют. Мир свободы содержит основание природного мира. В то же время ноуменальный характер человека (когда превыше всего ставится нравственный долг) лежит в основе его феноменального
характера. В" данном отношении совесть, как способность самоконтроля, предохраняет от служения ценностям чисто внешнего порядка.
Анализ некоторых особенностей протекания социальных процессов показывает, что система ценностных ориентации выстраивается не на идее счастья. Каждый человек стремится к счастью; тем не менее, он оказывается' не в состоянии сказать, чего он, собственно, добивается, оставаясь в полном согласии с самим собой. Происходит это, прежде всего, по той причине, что счастье представляет собой идеал не разума, а воображения, т.е. покоится на эмпирических основаниях. А современный мир - это во многом и виртуальный мир, мир «недовоплощённого» существования, понимания. Человек хочет понимания, но приносит ли оно-ему удовлетворение, когда он уясняет скрытые пока что от него несчастья?
Высказанный тезис обосновывается и той мыслью, что если бы идеей счастья исчерпывалась вся человеческая жизнь, то последняя стала бы невыносимой' для тех, кому судьба отказала в богатстве, здоровье, карьере и т.д., т.е. в феноменальных обнаружениях счастья.
Тем не менее, изучение человеческого счастья как социокультурного феномена, соотнесение его с трансцендентальным, «родовым» общечеловеческим интересом, является актуальным, поскольку счастье всё же не резко противостоит нравственному закону. «Собственное совершенство и чужое счастье», - такова, по Канту, окончательная формула долга1. Ориентация на здравомыслие и человечность — это то, что должно лежать в основе развития гармоничных общественных отношений.
Исследование счастья человека, постижение его отдельных элементов как источника позитивных качеств и свойств личности относится к числу традиционных тем в социальной философии и антропологии. Исходная позиция счастливого человека нам
1 См.: Кант И. Соч. В 8 т. - М., 1994. - Т. б. - С. 426.
представляется как результат действия совокупности материальных, духовных, социальных и природных факторов, созидающих благоприятную социальную среду, в которой оказывается возможным достижение такого состояния.
Автор исходит из той теоретической предпосылки, что состояние счастья выступает основой для развёртывания многообразного социального опыта, Последний позволяет субъекту расширить диапазон переживаемого бытия, трансцендировать за пределы узко-прагматического духа и утилитарности к конечным границам ценностного ряда, гармонизировать собственный духовный мир с выработанными культурой эталонами и идеалами счастья. Феноменальное измерение счастья при этом оказывается связанным с ноуменальным измерением. Так, забота о собственном благополучии (здоровье, образовании, богатстве) до некоторой степени созидает более лучшие условия и для выполнения нравственного долга. Кроме того, заметим, что социально-философский аспект проблемы счастья, его достижения, касается анализа проблемы расширения границ и разнообразия способов бытия путём приобретения новых умений и реализации их в общественно ценной деятельности.
Степень разработанности проблемы. Различные аспекты счастья и счастливого человека исследовались представителями различных научных
t школ и направлений в качестве основополагающей антропологической и
социальной проблематики. В целом доминирует позитивный смысл самого счастья и сопутствующих ему состояний, при этом доминируют две точки зрения. Первая - счастье выступает как одна из значимых целей состоявшегося бытия человека. Вторая сводится к тому, что счастье выступает пределом завершённости и оправданности жизни.
* Счастье, как философская идея, анализировалось в трудах античных
мыслителей, средневековых авторов, в трактатах философов Возрождения,
французского Просвещения, Нового Времени. Так, Платон мыслит счастье как устремлённость человека к идеальному, «горнему» миру. Но поскольку душа человека «вкушает земное, то от этих праздничных пиршеств, в которых, как говорят, заключается счастье, к ней много пристало землистого, каменистого, дикого»1.
Аристотель говорит о том, что одни видят счастье в добродетели, другие - в рассудительности, третьи — в известной мудрости. Другие полагают, что счастье — в соединении этих ценностей. Сам Аристотель склоняется к той мысли, что счастье есть добродетель; «ведь добродетели как раз присуща деятельность сообразно добродетели» . Таким образом, Аристотель понимает, что благо есть не просто вещь, а жизненный процесс, устремлённый к некоторой важной цели. Счастье обретается в результате качественного удовлетворения высокоразвитых потребностей и может быть осмыслено лишь как определённый итог значительного периода жизни.
Средневековые мыслители пытались осмыслить счастье человека в тесной связи с идеей Божественной субстанции. При этом, по мнению Августина, воля участвует во всех актах познания, а счастье есть энергийно-волевой процесс. «Человек, - говорит Августин, - испытывает страдания ровно настолько, насколько поддаётся им»3. Следовательно, и счастье человека, сопряжённое со страданиями, зависит от его воления. По мнению Фомы Аквинского, счастье, как блаженство, составляет конечную цель человеческих устремлений. Оно состоит в самой превосходной человеческой деятельности, в деятельности теоретического разума, в познании абсолютной истины, т.е. Бога. Главная цель государства - в
1 См.: Платон. Собр.соч. в 4 т.: Т. 3. - М.: Мысль, 1994. - С. 410.
2 См.: Аристотель. Сочинения. В 4-х т.: Т. 4. - М.: Мысль, 1984. - С. 66.
3 См.: Антология мировой философии: В 4 т. - М., 1969. - Т. 1. Часть 2. - С. 594.
(
содействии общему счастью. Государство призвано способствовать тому, чтобы сохранять в обществе мир и справедливость, способствовать тому, чтобы подданные вели добродетельный образ жизни и имели для этого необходимые блага .
Номиналистическая традиция философской мысли Средневековья в истолковании счастья отталкивалась от идеи разума. Так, П. Абеляр полагает, что вера в счастье имеет в качестве своей предпосылки понимание. Всякое знание - это счастье и не может быть враждебно высшему Благу2.
Оригинальной представляется социальная этика суфиев, их попытка решить проблему достижения счастья. Достичь счастья можно путём нравственного очищения «сердца». Влюблённые суфии видели своё счастье в страдании («горении») тела в огне Любови к Истине и смятении («опьянении») души в момент общения с Богом или добровольно обременяли себя альтруистическими благодеяниями в пользу других, часто в ущерб самому себе3.
Деятели эпохи Возрождения (Леонардо Бруни Аретино. Марсилио Фичино, Джордано Бруно) развивали ту мысль, что счастье присуще, скорее, действию воли, чем действию интеллекта. Так, об этом говорит М. Фичино4.
Леонардо Бруни Аретино подчёркивает, что в термине «счастье» сходится и чернь, и просвещённые люди5. Но как бы то ни было, эпоха
1 См.: Фома Аквинский // Философская энциклопедия. - М., 1970. -Т. 5.
2 См.: Антология мировой философии. - М., 1969. -Т. 1. Часть 2. - С. 794-808.
3 См.: Бертельс Е.Э. Суфизм и суфийская литература. - М.: Наука, 1965. - С. 269; Янгузин А.Р.
Социально-философские аспекты генезиса суфизма: Монография. - Уфа: РИО БашГУ, 2005. - С. 101.
4 См.: Антология мировой философии: Возрождение. - Минск: Харвест; М: ООО «Издательство ACT»,
2001.-С. 249.
5 См.: Там же.-С. 43.
Возрождения акцентирует ту мысль, что счастье связано прежде всего с темой достоинства человека, его свободы. Сила человека и всё его счастье - в безграничной любви к бесконечному. Человек счастлив, когда возвышается над размеренной повседневностью.
Философия французского Просвещения исходила из той мысли, что счастье человека достигается в тот момент, когда устраняется пропасть между бедными и богатыми. Социально-этический образ счастья выражен в идее равенства как требования здравого смысла. При всём расхождении во взглядах, и Ф. Вольтер, и Ж.-Ж. Руссо, и Д. Дидро, и П. Гольбах, и Ж.О. Ламетри исходили из той идеи, что счастье связано с процессом усиления положительных сторон в человеке. Но для этого необходимо преобразовать окружающую и прежде всего общественную среду..
Идея счастья человека получила обстоятельную разработку в немецкой классической философии. Согласно И. Канту, счастье определяется как цель и долг человека. «Собственное совершенство и чужое счастье» - такова формула долга1. И.Г. Фихте связывает достижение счастья с творческим трудом во благо человеческому роду. Но речь идёт о труде в духовном мире, который уже сам по себе обладает потенцией к самоопределению2.
Гегель полагал, что счастье есть «абстрактная всеобщность содержания, которая только ещё должна быть» .
Эта способность быть счастливым относится к ценности личности, поскольку человек, способный быть счастливым как раз благодаря своему примеру повышает ценность жизни и готовность признавать и осуществлять этические ценности как таковые.
1 См.: Кант И. Собр. соч.: В 8 т. - М., 1994. - Т. б. - С. 426.
2 См.: Фихте И.Г. Факты сознания // Он же. Соч. в 2-х т.: Т. 2. - СПб.: Мифрил, 1993. - С. 762.
3 См.: Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 3. Философия духа. - М.: Мысль, 1977. - С.
323.
На ранних этапах истории напряжённые виды деятельности не воспринимаются личностью как благо (отсутствуют потребности к процессу их осуществления). Для формирования социально ценных потенций человека необходимо осуществлять определённого рода стимуляцию, которая включала бы элемент прямого или косвенного принуждения. Так, оценивая историческое значение капитализма под углом зрения развития сущностных сил человека, К. Маркс развивает ту мысль, что «в качестве безудержного стремления к всеобщей форме богатства капитал гонит труд за пределы обусловленных природой потребностей рабочего и тем самым создаёт материальные элементы для развития богатой индивидуальности, которая одинаково всестороння и в своём производстве и в своём потреблении и труд которой выступает поэтому уже не как труд, а как полное развитие самой деятельности... на место обусловленной природой потребности ставится1 потребность, созданная исторически»1. Развитие социальной сущности человека, выражающееся, таким образом, в изменении характера его потребностей, связывается здесь с принуждением к труду. Именно в результате данных общественных условий человек встаёт перед необходимостью совершенствования разнообразных интенсивных форм деятельности.
В противоположность философским толкованиям счастья переживания счастья большинства людей в эпоху техники часто ограничиваются удовлетворением собственных потребительских устремлений и материальными радостями. При этом люди, захваченные потребительским духом, не обращают внимание на скудость условий существования других людей. В сочинениях Й. Хейзинги дан анализ всеобщего ослабления способности суждения людей, снижения критической потребности, ухода в иррационализацию действительности.
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46. Часть 1. - С. 281.
Выход из кризиса он видит в усилении игрового начала в культуре.. Игра есть то, что поддерживает идеал, устремления людей к лучшей жизни и справедливости.
Исследование социокультурного контекста человеческой игры предполагает анализ* трудов и наших отечественных философов^ и социологов. В связи с этим вызывает интерес высказывание П.А. Сорокина: «Всякий прогресс, ведущий к уменьшению счастья или к увеличению = страдания, - не есть прогресс».2 Подлинное прогрессивное развитие возможно только в случае, если человек счастлив, в противном случае общественный, порядок с неизбежностью подавляет личность, увеличивая степень напряжённости и неестественности жизни.
Наша рабочая гипотеза заключается в том, чтобы , выявить
трансцендентальную компоненту идеи счастья человека и, таким образом,
глубже раскрыть связь между феноменальным, социокультурным миром и
ноуменальным, духовным миром, который развивается и в конечном счёте
оказывает влияние на формирование гармоничных общественных
отношений. В этом отношении для нас имели большое значение труды как
современных зарубежных, так и отечественных философов. В'сочинениях
Ж.-П. Сартра, А. Камю, Э. Левинаса идея счастья рассмотрена в контексте
проблемы свободы . Различные аспекты проблемы счастья и.счастливого,
справелдивого, достойного образа жизни рассматриваются в работах
С.Ф. Анисимова, П.В. Алексеева, В.А. Андрусенко, М.М. Бахтина,
В.И. Букреева, П.П. Гайденко, Б.С. Галимова, Д.И. Дубровского,
А.А. Ивина, Э:В. Ильенкова, - P.P. Ильясова, А.Ф. Кудряшева,
1 См.: Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня / Пер. с нидерл. - М.: Издательская группа
«Прогресс», «Прогресс-Академия», 1992. - 464 с.
2 Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество.: Пер. с англ. - М.: Политиздат, 1992. - С.512.
3 См.: Камю А. Избранное. - М., 1969; Левинас Э. Избранное: Трудная свобода-М.: «Российская
политическая энциклопедия» (РОССПЭН); Sartre J.-P. L'erte et le neant. - Paris, 1948.
В.А. Лекторского, А.В. Лукьянова, Г.Г. Майорова, Л.А. Микешиной, Д.А. Нуриева, З.Я. Рахматуллиной, Ф.В:.Файзуллина, В.Н. Финогёнтова, Н.П. Французовой, А.Н. Чанышева, Л.А. Ширяева, В.Н. Ярской-Смирновой.
Социокультурные аспекты идеи счастья анализировались А.А. Вальковым, А.И. Мазаевым, Ю.Б. Неталимовым, И.М: Орешниковым, Я.В: Парусимовой, Ш.М. Рахматуллиной, Ф.Б. Садыковым, Н.А, Сурковой (Шергенг), О.Н. Сущенко, B.C. Хазиевым, Е.Н. Шапинской.
Осмысление взаимоотношения трансцендентального и социального субъекта в контексте идеи человеческого счастья составило бы в этом плане достаточно актуальный пласт самой проблемы свободы. В данном отношении на диссертанта повлияли труды Н.А. Бердяева, Б.П. Вышеславцева, Г. Ланца, А.Ф. Лосева, С.Л, Франка, Б.В. Яковенко, И.А. Ильина1.
Однако идея соотношения свободы и счастья, человека всё ещё недостаточно получила своё осмысление, особенно в социокультурном контексте. Несмотря на всё идейное богатство и многообразие существующих подходов к исследованию счастья как социально-этической категории, её функционального поля, в настоящее время ещё пока отсутствуют работы, специально посвященные анализу соотношения феноменального и ноуменального (трансцендентального) уровней счастья человека. Социально-философский пласт этой сложной проблемы задаёт, специфику предлагаемого здесь исследования.
См.: Бердяев Н.А. Философия свободы. - М., 1990; Вышеславцев Б.П. Этика Фихте. - М., 1914; Ильин И.А. Кризис идеи субъекта в наукоучении Фихте Старшего // Вопросы философии и психологии, кн. 112. - М., 1912; Яковенко Б.В. Жизнь и философия Иоганна Готлиба Фихте. - Санкт-Петербург: Наука, 2004. -255 с; Ланц Г. Свобода и сознание (К столетию со дня смерти Фихте). //Логос, 1914. -Т. I, вып. 1; Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. - М.; Политиздат, 1991.-525 с.
В качестве объекта диссертационного исследования выступает стремление к счастью, которое пронизывает все сферы человеческой жизнедеятельности и постоянно находится в эпицентре жизненных потенций человека.
Предмет исследования - счастье человека как социокультурный феномен.
Цель диссертации заключается в раскрытии социально-
эвристического потенциала и социокультурного контекста идеи счастья,
которая обнаруживается наиболее полным образом в тот момент, когда
счастье рассматривается с точки зрения идеи соотношения его
социального и духовного измерений. Эта цель может быть
конкретизирована в виде следующих основных задач: -;
отталкиваясь от той идеи, что нравственность невозможно построить на таком зыбком основании, каким, является стремление к счастью, выявить социальные основания духовного образа жизни;
исследовать социально-эвристический потенциал существующих концепций счастья;
на основе ретроспективного анализа теорий счастья, содержащихся в древнегреческой и немецкой классической философии, исследовать проблему идентификации социально-этического образа счастья;
рассмотреть социокультурный контекст идеи достижения счастья и счастливого образа жизни, что в свою очередь предполагает:
а) исследование социально-философского облика «праздничного человека» в условиях традиционного и посттрадиционного обществ;
б) анализ возможностей развлекательных ресурсов индустрии увеселений и развлечений.
Методологическая основа диссертационного исследования. В качестве данной основы выступает трансцендентальный метод, согласно которому нравственные отношения не исчерпываются идеей счастья, которое есть прежде всего социокультурный феномен. В отношении счастья невозможен никакой императив, который предписывал бы человеку, общественному коллективу совершать то, что делает их счастливым, поскольку счастье - не идеал разума, а воображения и связано с эмпирическим, социокультурным бытием.
При этом автор исходит из признания современной социокультурной ситуации как ситуации перехода от социоцентрической модели организации социальной формы к эгоцентрической, от коллективных форм духовной жизни к индивидуальным, а от них к персональным.
В основе диссертации лежит диалектическая концепция самодвижения духовной субстанции. Счастье достижимо лишь в том случае, если человек, принимая то или иное жизненно важное решение, исходит в конечном счёте не из соображений внешнего порядка, а исключительно из повеления долга. Для того, чтобы не совершалось обратного, человек наделён совестью - удивительной способностью самоконтроля.
В диссертации использованы фундаментальные философские принципы всеобщей связи и развития, системный принцип, принципы анализа и синтеза, единства логического и исторического, принципы самодвижения и самоорганизации, позволяющие представить философскую категорию счастья как некий единый организм, объединяющий материальное и духовное измерения.
Научная новизна диссертации заключается в исследовании счастья как социокультурного феномена, связанного с ноуменальной сферой человеческой свободы. Эта новизна может быть конкретизирована в виде следующих положений, выносимых на защиту:
обосновано, что обществу, как и государству, далеко не безразлично то, какой вклад в общее материальное и духовное достояние вносит его отдельная единица, какие условия при этом стимулируют её труд;
обнаружено, что хотя нравственное общество практически невозможно выстроить на идее счастья, тем не менее, общее (трансцендентальное) и отдельное (феноменальное) не противостоят друг другу, а достигают единства в идее нравственного долга, гармонизирующего разум и воображение;
доказано, что лишь то общество является наиболее перспективным, если государство проявляет заботу о расширении границ и разнообразии способов бытия людей, создаёт предпосылки для развития сущностных сил человека (к числу этих сил относится надежда на счастье);
выявлено, что духовно богатая индивидуальность обладает способностью преодолевать фальшивые формы счастья, поскольку она всестороння и универсальна как в своём производстве и воспроизводстве, так и в своём потреблении.
Теоретическое значение диссертации определяется её направленностью на различные аспекты сосуществования человека и человека, человека и общества, человека и государства. В процессе социального становления индивид стремится расширить мир своих эмоций, которые связаны с новыми, интенсивными видами труда. В этом
плане результаты, полученные в диссертации, позволят более полно изучить воздействие на личность различных культурных представлений данного общества.
Практическое значение исследования заключается в возможности создания не только спецкурсов, связанных с разработкой различных тем социальной философии и, главным образом, темы формирования ценностей и ценностных ориентации, но и рекомендаций* для государственных институтов и учреждений, поскольку государству далеко не безразлично, какой трудовой вклад вносит в общее достояние каждая его отдельная единица, а тем самым является счастливым
Результаты работы найдут своё применение в процессе разработки конкретных предложений и программ деятельности социальных институтов, а также при чтении учебных курсов философии истории, социальной философии, культурологи, этики и некоторых иных гуманитарных дисциплин.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования представлены в выступлениях автора на следующих конференциях: «Массовое сознание в России: современное состояние и тенденции изменения» (Комсомольск-на-Амуре, 15 ноября 2006 г.), «Проблемы социокультурного бытия в национальном измерении» (Уфа, декабрь 2006 г.), «Философская мысль и философское образование в Республике Башкортостан: история и современность» (Уфа, декабрь 2006 г.). Результаты диссертации обсуждались на методологическом семинаре «История и философия науки» (руководитель - профессор Д.А. Нуриев). Основные идеи и выводы диссертационного исследования, её концептуальный замысел изложены автором в шести публикациях общим объёмом 1,5 печ. л.
Диссертация обсуждена на кафедре «Истории и философии науки» и рекомендована к защите 26 мая 2007 г., протокол № 4.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав (по два параграфа в каждой), заключения, списка литературы, состоящего из 240 наименований. Общий объём диссертации - 142 страницы.
Социально-эвристический образ счастья
Образ счастья формулировался в различных философских концепциях. Уже один этот факт говорит о том, что счастье, наряду с другими универсалиями (любовь, свобода, надежда и т.д.), связано с пониманием назначения человека, его смысла жизни. Счастье выступает как чувство того, насколько нам удалось постичь смысл жизни.
Можно, конечно, сказать, что счастье состоит в любви; иное дело, что даже любовь к Богу может быть безответной. В данном случае нам постоянно придётся проводить различие между субъективным чувством счастья и объективными условиями счастливой жизни1.
В основе пифагорейской этики лежало учение о «надлежащем». Последнее есть победа над страстями, это - культ дружбы и товарищества. Но пифагорейцы выше всего ценили созерцательный образ жизни, жизнь мудреца, которую и рассматривали счастливой. При этом счастье понималось как единство красоты и правильного образа жизни. Ведь красота космоса и социального мира открывается далеко не всем, а тем, кто следует законам нравственности.
В сочинениях Эмпедокла счастье рассматривается как космическая сила, оберегающая «недра стихий». Счастье есть достижение космической любви как причины единства и добра. Безраздельное господство ненависти обособляет стихии, так что однородное соединяется (ведь в ненависти нет соперничества как в любви), и о счастье говорить не приходится1.
По мнению Демокрита, счастлив тот, кто довольствуется немногим. Счастье - не в богатстве, не в золоте, не в «рабах» и не в деньгах.
Счастье - в душе. Если у животных главное - их телесная природа, то у человека — душевный склад. Эвтюмия — «хороший дух» -определяется как «такое состояние, при котором душа живёт безмятежно-и спокойно, не возмущаемая ни боязнью демонов, ни какой-либо другой страстью»2.
«Перевод С.Я. Лурье, — пишет А.Н. Чанышев, — несколько иной: эвтюмия — «такое состояние, при котором душа пребывает в спокойствии и равновесии, не волнуемая никакими страхами, суевериями или другими, переживаниями» (Л 735). Поскольку здесь везде говорится о страхе как главном препятствии к эвтюмии, то эвтюмия есть также и атамбия — свобода от страха. Эвтюмия - это уравновешенность, гармония, размеренность, симметрия, безмятежность, невозмутимость, бесстрастие, благое состояние духа, не тождественное наслаждению. Лермонтовское «...а он, мятежный, ищет бури, как будто в бурях есть покой» не было бы одобрено Демокритом. Мятежность - противоположный эвтюмии образ жизни»3.
Средства достижения эвтюмии - мера во всём, умеренность, золотая середина, ведь «прекрасное во всём середина». Надо быть умеренным в своих наслаждениях, не стремиться к преходящему, а этому учит как раз философия, освобождающая душу от страстей.
По мнению Протагора, человек есть «мера всех вещей», но мнения мудреца лучше мнений обычных людей. И здесь Протагор переходит на позицию Демокрита, который делал мерой всех вещей не любого человека, а мудреца, провозглашая, что именно мудрец - мера всех вещей. Но главный критерий истины всё же не в этом. Главным критерием, по Протагору, выступает выгода. И здесь мы уже переходим от его гносеологического релятивизма к релятивизму этическому.
Конечно, критерий выгоды ограничен, поскольку он действует лишь в случае, когда мы определяем, что хорошо, а что плохо. При таком же определении следует исходить из своей пользы и выгоды, причём как личной, так и в лучшем случае государственной. Природу, считает Протагор, нельзя обмануть, а человека можно, дав ему соответствующее представление о счастье. Господство над природой невозможно построить на обмане; господство же одного класса общества над другим - можно-. Софистика в крайнем её проявлении как раз и служит этому.
Социально-этический образ счастья и проблема его идентификации
В сочинениях Эпикура развита та і мысль, что люди могут быть только относительно счастливыми, но и для этого следует знать, чего стоит избегать и к чему надо стремиться. Определить это не так сложно -достаточно взглянуть на всё живое, которое старается избегнуть страданий и достичь спокойного образа жизни. Жизнь делают безмятежною лишь трезвый рассудок и мнения, поселяющие тревогу в душе. Таково мнение Эпикура. Он исследует тревожащие человека мнения и обнаруживает их в трёх видах страха: перед небесными явлениями, перед богами и перед смертью.
Думая научить людей преодолевать страх смерти, Эпикур учит о том, что никакого загробного бытия у души нет; кроме того, смерть и жизнь никогда не встречаются: пока мы живы, смерти нет, а когда мертвы, нет жизни. Конечно, это - софизм, но он позволяет закрыть глаза на умирание, на переход от бытия к небытию.
Эпикурейский счастливый человек отличен от мудреца в изображении стоиков и скептиков. В отличие от скептика эпикуреец имеет прочные и продуманные убеждения, которых сегодня многим так не хватает. В отличие от стоика эпикуреец далеко не бесстрастен. Ему ведомы страсти. Вместе с тем он не будет никогда влюблён, так как любовь порабощает. В отличие от киника эпикуреец не станет вести нищенскую жизнь. Никогда не станет он и тираном.
Далее. Эпикуреец не раболепствует перед судьбой; он понимает, что в реальной жизни одно действительно неизбежно, другое случайно, а третье зависит от нас самих, от воли. Эпикуреец не фаталист. Он свободен и способен на самостоятельные, самопроизвольные поступки, уподобляясь «атомам» с их самопроизвольностью.
Но общество — не совокупность атомов, пусть даже самопроизвольных. Государства гибнут тогда, когда не в: состоянии; отличать дурных людей от хороших. Таким; образом — дело не в самопроизвольности членов государства , а в; достижении уровня реальной свободы, самойї высшей ценности ,, к которой стремится человек. Так, киники больше всего ценили свободу. Ради неё они и терпели разные лишения.
Однако;свобода, как.известно, имеет две ипостаси: «свобода от...» и «свобода для...». У киников? преобладала первая: 0ни; не созидали, не преобразовывали мир и общество, а по-своему приспосабливались к нему.
Если можно говорить о позитивной свободе у киников, то это исключительно свобода речи, которая принимала у них» форму свободы говорить дерзости самим правителям, царям. В данном отношении! и счастье, по их убеждению, состоит в том, чтобы-жить, никого не боясь и никого не стыдясь, а так в состоянии жить.только те, кто справедлив. Счастье - в душевном покое, в радости и полноте жизни: Несчастны те, у кого душа не знает покоя ни днём ни ночью. Покой же душе приносит справедливость. А быть справедливым - значит быть добродетельным. Человека делает счастливым не знатное происхождение, не слава и не богатство: Напротив, чтобы быть счастливым, надо быть умеренным в своих потребностях и желаниях, стать и в этом? богоподобным, ведь «богам дано не нуждаться: ни в чём, а мужам, достигшим сходства с богами -довольствоваться немногим»1.
Социально-философский облик «праздничного человека» традиционного и посттрадиционного обществ
В традиционном обществе наличествует оформленная праздность, явно выделяемая своим содержанием как время праздника для самих исполнителей и для самих себя. СМ: Поздяева указывает, что такие общества функционируют на основе традиций, которые воспроизводят свои прежние структуры, отторгают радикальные инновации, способствуют успеху тех индивидов, которые следуют устоявшимся нормам и поддерживают их сохранение1.
С одной стороны, праздник представляет собой социокультурное пространство, в котором- празднующие переходят на иные, более естественные для них социальные роли и установки. При этом прежняя иерархия социальных статусов отменяется и замещается иной; следует отметить, что различия в статусах во многом сглаживаются. Содержание роли становится более свободным, эмоционально положительно окрашенным, проективным.
С другой стороны, праздник представляет собой массовое совместное действие, в котором реализуются устойчивые алгоритмы человеческого мироощущения. В празднике происходит относительно постоянное воспроизведение инвариантных структур, определённых закономерностей индивидуального и общественного бытия.
Праздник обыкновенно ассоциируется со свободным выражением внутреннего мира человека, его эмоциональной1 и чувствительной составляющей, в частности, с проявлением положительных эмоций, со смехом. Именно в праздники человек получает реальную возможность через смех и легкомысленное поведение выразить бессмысленность и нелепость элементов социальной реальности.
Смех конструирует мир нарушенных пропорций, нелепостей, создаёт пространство свободы от условностей и правил поведения, принятых в обычное «неигровое» время, снимает психологическую загруженность серьёзного бытия, придаёт человеку ощущение своей изначальной причастности к истинности человеческого «Я».
С другой стороны, автор не соглашается с пониманием праздности в расширительном контексте, только как часть сервисологии, которая понимается как наука о природе, принципах и методах индивидуального обслуживания населения, учитывающего индивидуальность человека как целостной личности . Разумеется, сфера услуг выступает важной отраслью экономики, призванной удовлетворять запросы и потребности человека. Эта отрасль функционирует на стыке производственной и непроизводственной отраслей, неоднородна по своей структуре и составляет третичный сектор экономической деятельности.
Заметим, что в советское время понятие «праздность» использовалось преимущественно в негативном смысле, употреблялось как синоним тунеядства, социального паразитизма и иждивенчества, в крайних формах как осуждаемое приживалыцичество.
Праздник выражает освобождение, хотя бы на время праздничного действия, от «правды жизни», привилегий, норм, запретов, социального неравенства, бесперспективности обыденного жизненного сценария.
