Введение к работе
Актуальность темы исследования. Настоятельная необходимость оптимизации и модернизации процессов социального взаимодействия, безусловно, предполагает опору на солидную философскую и научную традицию, раскрывающую сущность природы человека и организации пространства его жизни. При этом, опыт XX века - самого конфликтного столетия в писаной истории человечества - наглядно продемонстрировал, что сформированные в границах европейской рационалистической традиции подходы, пусть даже и декорированные бурной духовной жизнью, неспособны адекватно оценить характер, масштабы и возможные перспективы взаимодействия человека и общества в современных условиях. Именно поэтому череда мощнейших социальных кризисов рубежа тысячелетий сопровождается невиданным ранее методологическим плюрализмом, хоть в какой-то мере пытающимся заполнить вакуум в социально-философском постижении массива указанных проблем. Подобный факт должен не настораживать, а восприниматься как действительное отражение неоднозначного характера социального бытия и уникальности самого человека, провоцируя неординарные гуманитарные усилия, направленные на создание целостного образа её сущности.
На этом фоне повсеместно наблюдается всплеск иррациональных социальных практик, которые, посредством медийных коммуникаций, пытаются компенсировать однозначный и функциональный характер современного социального взаимодействия. Эксплуатируя весь массив стереотипов, предрассудков, заблуждений, выработанных человечеством за весь период его цивилизованного развития, СМИ продуктивно убеждают как политиков, так и обывателей в чрезвычайной действенности, прагматизме и потребительской привлекательности мира медийных иллюзий. Однако и до появления печатного слова, телевидения, Интернет роль домыслов и досужих фантазий в отправлении социального взаимодействия была необычайно велика. И в то время, когда европейская интеллигенция наслаждалась иллюзорностью всеобщего торжества рационалистических и эстетических идей, среда обывателей, как и много веков назад, пребывала в практически неизменном пространстве хозяйственно-бытовых стереотипов. Однако, несмотря на кажущуюся полярность ментальных вымыслов, которых придерживались на протяжении истории человечества различные социальные слои, тем не менее, им до сих пор удавалось воспроизводить иллюзию единства цивилизованного пространства и обоюдной необходимости социального взаимодействия. То есть, идеологические надстройки, которые наш современник воспринимает как неотъемлемый элемент социальной жизни, на самом деле являются лишь производными векового непонимания сущности мира и человека, что фактически свидетельствует о всеобщем крахе рационалистического сценария их интерпретации. Человек «вдруг» и «вновь» оказался не только «разумным», но и преисполненным вековых низменных страстей, которые порою даже не
могут быть сопоставимы с тем, что цивилизация традиционно именует «дикостью» или природой. Произошедшая под аккомпанемент мировых войн и кризисов «революция» сознания и тела обернулась для нашего современника реальностью тотального разложения духа в структурах производственно-потребительской повседневности.
Может показаться, что виной всему стало именно открытие в лоне позитивизма феномена бессознательного. А само оно, как бездонное вместилище всех первобытных, а потому асоциальных грехов, и является тем главным внутренним «смутьяном», который методично расшатывает остатки цивилизационной гармонии. Но этот взгляд, скорее, характеризует традиционную социальную практику оценки непонятных, а потому нежелательных, оппозиционных и, безусловно, «враждебных» фактов. Парадоксально, но по мере роста небывалой ранее эскалации давления на человека со стороны ведущих социальных институтов, возникают идеи и теории, позволяющие компенсировать усиливающуюся однозначность политического управления, как бы «укрывая под своей сенью» еще не до конца «препарированные» и разложенные в научных классификациях свойства человеческого сознания и души. Поэтому появление на горизонте гуманитарного знания понятия «архетип» свидетельствовало о вызревшей тенденции к исследованию практически нерефлексированных ранее способов детерминации индивидуального сознания и форм социального взаимодействия.
В этой связи, для незаангажированного исследователя будет важным увидеть проблему человека и окружающего его социального контекста с различных сторон, вне диктата корпоративных стереотипов и институциональных предрассудков. В то же время, как показывает практика, бессознательная детерминация процессов социального взаимодействия выступает одной из наиболее значимых не только научных, но и политических задач современности. Появление новых специфических отраслей человеческой деятельности и моментально надстраивающихся над ними и уже показавших свою эффективность управленческих механизмов было во многом обусловлено именно конституированием бессознательности как одного из ведущих способов оптимизации и адаптации социальных отношений. Сталкиваясь с подобной ситуацией, не только маститый исследователь, но и типичный «средний» обыватель зачастую не может определиться в выборе традиционных иллюзий, которыми он будет «измерять» эффективность социального взаимодействия.
Непредвзятый анализ социальной реальности позволяет констатировать, что, к счастью, еще не существует эффективной и действенной модели человека, способной, на сегодняшний день, полностью заменить в разнообразных социальных контекстах ее древний, и до сих пор не до конца управляемый, природный аналог. А потому, еще сохраняется актуальность выработки интегральной гуманитарной методологии, предоставляющей возможности ненасильственного и бесконфликтного познания человека с целью аде-
кватного, и сообразного его природе, вовлечения в парадоксальные постмодернистские пространства современного социального взаимодействия.
Степень разработанности проблемы. Традиционно анализ идейно-теоретических предпосылок исследования архетипических принципов социального взаимодействия осуществлялся в нескольких направлениях. К первому кругу источников следует отнести работы, выступающие общим методологическим фундаментом исследования бессознательных феноменов в истории европейской гуманитарной мысли. Уже начиная с Платона, а, в дальнейшем, и в произведениях Б.Спинозы, Г.Лейбница, Д.Гартли, И.Канта, А.Шопенгауэра, К.Каруса, Г.Фехнера, В.Вундта, Э.Гартмана и др., можно обнаружить идеи о бессознательном как о сфере неосознанных представлений или более низком, по отношению к разуму, пространстве душевной организации, проявляющемся при анализе закономерностей индивидуального восприятия и составляющем одно из универсальных начал бытия человека и общества. Другое направление в изучении бессознательных сторон жизни индивида связывалось с формированием медико-психологического направления (И.Ф.Гербарт, Г.Гельмгольц, И.Сечнов, И.Сечнов, В.Бехтерев), характеризующего их как показатели динамизма различных витальных процессов. Теоретическое наследие французской психиатрической школы (А.Льебо, И.Бернгейм, Ф.-А. Месмер, Ж.Шарко, Л.Шерток, Р.де Соссюр и др.) стало основой выделения отличной от сознательной и не рефлексируемой пациентом патологической деятельности психики. Закономерным завершением этой линии явились позитивистско-ориентированные работы З.Фрейда, канонизировавшего непосредственные связи между невротическими симптомами и бессознательными переживаниями травматического характера, трактовавшего бессознательное как могущественную, антагонистическую сознанию, иррациональную силу. С развитием психоаналитического учения Фрейда связано и возникновение целого ряда школ, от ортодоксальных до еретических (А.Адлер, В.Райх, О.Ранк, Э.Фромм, Я.Морено, К.Хорни), посвятивших свои исследования неклассическим интерпретациям бессознательной детерминации межиндивидуального, группового и социального взаимодействия.
Важнейшей теоретико-методологической основой настоящего исследования являются труды одного из великих «отступников» фрейдовского психоанализа, К.Г. Юнга, творчество которого не только аккумулирует итоги общефилософских и психиатрических научных исследований, но и содержит широчайший спектр оригинальной психоаналитической интерпретации мифологического, историко-этнографического, философско-мистического и эзотерического материала. Это позволило ему оформить результаты своих теоретических обобщений в фундаментальной психоаналитической концепции, онтологизирующей архетипы коллективного бессознательного в становлении всех форм социального взаимодействия, которая, в то же время, отличается от традиционных, выдержанных в классических рационалистических и сциентистских традициях, интерпретаций бессознательных детерминант социального бытия.
Непосредственно с этим связан и авторский анализ теоретических разработок юнгианских учеников и последователей (Э.Самуэлс, Л.Стейн, К.Ламберт, М.Фордхам, Н.Гольденберг, Р.Хобсон, М.Якоби, - школа развития в аналитической психологии; Дж.Хендерсен, М.-Л. фон Франц, И.Якоби, А. Яффе, Дж.А.Холл, Г.Адлер, Э.Нойман, Э.Эдингер, Х.Бинсвангер, Б.Ханнах, Э.Хардинг - классическая школа в аналитической психологии; Дж.Хиллман, А.Гюггенбюль-Крайг, Р.Стейн, Р.Авене, Э.Кейси, Х.Корбин, Р.Лопес-Педраза - архетипическая школа в аналитической психологии. А также наследия многочисленных интерпретаторов творчества К.Юнга (К.Кереньи, Э.Росси, Э.Гловер, Р.Хобсон, Д.Шпир, Ст.Гроф, А.Р.Джонсон, Ч. Райкрофт, Р.Моаканин М.Кляйн, Р.Шпитц, У.Бион, Ж.Лакан, Ч.Райкрофт, Д.Винникотт, Дж.Митчелл, Р.Столлер, М.Литтл, Р.Лангз, М.Балинт, Х.Кохут, Э.Эриксон, Д.Левинсон, Э.Кублер-Росс, Ф.Викес, Р.Шафер), в котором многогранно преломились базовые принципы архетипического анализа различных аспектов индивидуального и социального взаимодействия. Особенно следует отметить исследования американского психолога-аналитика В.Одайника, который наиболее адекватно проинтерпретировал сущность ар-хетипической детерминации социальной проблематики в творческом наследии К.Г. Юнга.
Исследования архетипов коллективного бессознательного позволили определить их онтологическую роль в процессах зарождения и развития сознания. Был обнаружен механизм, который позволяет определить базовые элементы архетипической диалектики в этапном образном представлении коллективных, бессознательных закономерностей в сознании индивида. Поэтому разработка принципов интуитивного и фантазийного освоения пространства социального взаимодействия как специфических, нерефлексивных способов познания окружающего мира, свободных многовековой схоластической традиции, является важнейшей для данного исследования. Ведущим среди них, безусловно, выступает воображение, традиционно вытесненное в предметную область психологической науки (А.Петровский, М.Ярошевский, В.Казаков, Л.Кондратьева, М.Гамезо, И.Домашенко, Л.Столяренко, Б.Теплов, В.Кудрявцев, Г.Щёкин, Л.Выготский, Л.Рубинштейн, Г.Уоллес, Дж.Гилфорд и др.). Существенным недостатком данных исследований следует считать стремление чрезмерно биологизировать процессы образного освоения человеком пространства своего бытия, что неминуемо приводит к редукции природы воображения только лишь к комплексам физиологических реакций организма на воздействия внешней среды. К преимущественно биологизатор-ским интерпретациям природы и проявлений воображения нужно отнести и целый ряд трудов ведущих теоретиков психоанализа, которые тяготели к его изучению все-таки в контексте патологических состояний человеческой души. При этом, несмотря на безусловно признаваемую способность воображения к формированию целей, поиску способов осуществления индивидуальной жизни и социального взаимодействия, ученые констатировали, что именно оно является одним из ведущих невротических симптомов, означаю-
щих для индивида реальную возможность ухода от социально-приемлемой деятельности и связанных с ней нормативных обязательств (Т.Рибо, Э.Блейлер, З.Фрейд, О.Ранк, А.Адлер, Э.Джонс, Х.Кохут).
Эту патологическую как для науки, так и для социальной практики ситуацию попытались исправить целый ряд философов XX века, для которых образ является неотъемлемой стороной деятельности сознания по активному освоению бытия (М.Хайдеггер, Ж.-П.Сартр, М.Мерло-Поти, Г.Башляр). Необычное преломление эта проблема получает в исследованиях школы «Анналов» (Ф.Арьес, М.Блок, Ф.Бродель, Ж.Ле Гофф, Л.Февр и др.), которые вводят в арсенал исторической науки и философии понятия «ментальность» и «образ мышления», позволяющие рассматривать историю как хронологию бессознательного, социального взаимодействия. Проблема социализации образов в групповых представлениях продуктивно разрабатывалась и в неомарксизме (Г.Маркузе, Э.Фромм, Т.Адорно, К.Касториадис), настаивавшем на ее ведущей роли в институциональном оформлении процессов социального взаимодействия.
Несмотря на то, что проблема диалектики образа и сознания является стержневой для европейской философской традиции, именно детерминация диалектики образа бессознательными (архетипическими) процессами способна адекватно подчеркнуть его примордиальную сущность. В этой связи, К.Юнг, настаивал на имагинативной интерпретации сущности человеческой души, указывая, что именно она воплощает архетипическую диалектику сознания и бессознательного. При этом, сам К.Юнг так и не смог придать исследованиям имагинативности ни научно-дисциплинарного, ни социально-философского характера.
В современной обществоведческой литературе понятие «имагинативность» используется достаточно редко, причем исключительно в отраслевых, специализированных значениях. Во-первых, при анализе закономерностей становления и развития языковых образов (Ж.Лакан, В. Тюра). Во-вторых, при изучении особенностей зарождения и социальных моделей реализации художественного творчества (Р.Коллингвуд, А.Белый, В.Иванов, С.Лангер, Р.Арнхейм, А.Игнатенко, Г.Бондарев, Л.Левчук). В-третьих, для гуманистического реформирования наличных дидактических приемов образования и арт-терапии психических отклонений (В.Куринский, В.Никитин, Н.Козлов). В-четвертых, в целях интерпретации способов получения и использования религиозно-мистического, эзотерического опыта (Э.Леви, В.Позов, Г.Гурджиев). В-пятых, в качестве одной из моделей толкования генезиса волюнтаристского и анархистского типов политического поведения (И.Смирнов). В-шестых, как вариант описания особенностей функционирования мифа в возможных социокультурных контекстах (А.Лосев, Я.Голосовкер, Л.Ванд, А.Муратова, О.Арапов). При этом, под «имагинативностью», скорее всего, подразумевается формальная синонимия с «образностью» и «воображением», что оставляет за рамками исследовательского поля феномены, традиционно относимые к предмету
аналитической психологии. Более того, заявленная в диссертации научная проблема, в рамках подобного подхода, оказывается практически проигнорированной. К авторам же, которые оказались наиболее восприимчивыми к ней, следовало бы отнести Дж.Хиллмана, Э.Фромма, Я.Морено.
В то же время, затрагиваемый в диссертации ракурс проблемы детерминации сценариев социального взаимодействия образно-символическими и знаковыми презентациями сознания является принципиально новой как для бывшей советской, так и для отечественной философской мысли. Хотя, в то же время, отдельные ее аспекты (но без актуализации принципиальной связи с архетипическими истоками сознания) плодотворно развивались в работах А.Аверинцева, М.Бахтина, П.Гуревича, Э.Мелетинского, А.Лобка, В.Лейбина, М.Решетникова, В.Руднева, Р. Каралашвили, В.Топорова, М.Мамардашвили, А.Пятигорского, Ю.Лотмана, Р.Павилёниса - взаимодействие сознания и бессознательного в социальном контексте; В.Зеленского, Н. Калиной, И.Тимощук, В.Крутикова, В.Какабадзе - аналитико-психологические исследования проблем развития сознания и личности. Потому стремление автора к наиболее адекватной интерпретации имагинативной, мифосимволической природы сознания в контексте юнгианского наследия обусловило его обращение к работам Х.Керлота, Х.Аргуелес, А.Белого, А.Лосева, М.Холла, Дж.Фолли, Э.Кассирера, О.Шпенглера, Г.Башляра, М.Элиаде, Л.Леви-Брюля, Э.Дюркгейма, Г.Лебона, К.Леви-Стросса. Исследование характера знаковых трансформаций образно-символической природы сознания в современных коммуникативных технологиях мотивировало авторский интерес к работам Э. Карвоннена, Д. Грюнига, У. Липпмана, К. Боулдинга, Д. Бурстина, М. Маклюэна, Г. Инниса, У. Онга, Н. Постмана, В. Паккарда, В. Хауга, И. Гофмана, О. Клаппа, С. Московичи.
Для детального обоснования авторской концепции об исходном биотическом характере происхождении основных знаковых сценариев социального взаимодействия привлекается целый круг источников, позволяющих наиболее корректно сформулировать гипотезу и элементы новизны диссертационной работы (Р.Декарт, Ч.Дарвин, И.Павлов, И.Сеченов, Л.Уорд, Д.Узнадзе, А.Ухтомский). Процессы знаковой формализации социального взаимодействия, так или иначе, обусловили специфический ракурс интереса к нему со стороны философов-структуралистов (К.Леви-Стросс, М.Фуко, Р.Барт, Ж.Лакан), постмодернистов (Ж.Бодрийяр, М.Кастельс, Ж.Делез, Э.Гидденс, Ж.Лиотар, Г.Дебор, С.Жижек, Н.Луман), что дополнило источниковедческую базу данного исследования.
Таким образом, на основании концептуализации широкого круга научных источников, автор приходит к выводу о конституировании к середине XX века особой предметной области социально-философских исследований, требующей использования специфической, авторской методологии анализа архетипической диалектики сознания и бессознательного для наиболее адек-
ватного познания имагинативной сущности сценариев социального взаимодействия.
Цель диссертационного исследования состоит в создании методологической модели, основанной на определении архетипическои сущности имагинативных способов формирования индивидуальных и коллективных представлений как бессознательного фундамента социального взаимодействия.
В соответствии с обозначенной целью формулируются следующие задачи исследования:
дать характеристику архетипа как способа организации и ретрансляции бессознательных индивидуальных, коллективных представлений, а также квинтэссенции приращения опыта социального взаимодействия;
определить особенности имагинативной детерминации сценариев образно-символического осмысления, знаковой формализации и догматизации архетипа на всех уровнях социального взаимодействия;
выявить отличия способов осмысления и механизмов интерпретации/социализации бессознательных содержаний;
изучить специфику знаковой социализации человека и природной среды на уровне индивидуальных и коллективных представлений;
исследовать метафизику власти как технологию сублимации и вытеснения физического насилия над природной и социальной материей;
охарактеризовать специфику социальных способов разложения архетипическои диалектики содержания и формы;
рассмотреть имагинативные предпосылки конкуренции цивилизационных и культурных моделей социального взаимодействия;
описать архетипическую природу мифа как пространства имагинативной апробации опыта социального взаимодействия;
обозначить архетипические перспективы имагинативной трансформации социального взаимодействия.
Объектом исследования выступает пространство бессознательного социального взаимодействия в его индивидуальных и коллективных формах.
Предметом исследования является анализ архетипическои диалектики образно-символических и рефлекторно-знаковых сценариев социального взаимодействия.
Теоретике-методологическая основа диссертационного исследования обусловлена его объектом и предметом, а также целью и задачами изучения бессознательных процессов, связанных с естественными способами саморазворачивания архетипов коллективного бессознательного в индивидуальном сознании, детерминирующих структуру и пространство современного социального взаимодействия. Сформулированная в диссертации проблема требует использования целого ряда методологических подходов, позволяющих не только раскрыть ее междисциплинарный характер, но и очертить перспективы социально-философской интерпретации заявленного предмета в целом ряде смежных гуманитарных и социальных наук. Среди наиболее зна-
чимых методологий следует, безусловно, отметить теоретические новации в сфере исследования природы бессознательных предпосылок возможных сценариев социального взаимодействия, предложенные в рамках классического, юнгианского, постклассического психоанализа и шизоанализа.
Особо ценным автору представляются разработки методологических оснований интерпретации сущности сознания, обусловленной бессознательной диалектикой архетипа, которые были тщательно и всесторонне проанализированы К.Г.Юнгом. В то же время, несмотря на до сих пор существующий в гуманитарной науке скептицизм относительно юнгианских способов изучения бессознательного и природы детерминируемого им социального взаимодействия, в данном исследовании предпринимается всесторонняя попытка их творческой реанимации. Непреходящая социально-философская значимость и гуманистический потенциал теории архетипов настоятельно требует качественной трансформации всего комплекса научных разработок проблемы человека и форм его социального взаимодействия в контексте плюралистичности постмодернистских тенденций.
Для осуществления данного исследования, безусловно, продуктивным стоит признать методологический потенциал постмодернизма как децентрализованного, идейного пространства творческого симбиоза разнообразных теоретических моделей познания социальной природы человека (Ж.Делёз, Ф.Гваттари, Ж.Бодрийяр, Ж.Деррида, М.Фуко), а также наиболее известных критических социально-философских установок фрейдомарксизма, неомарксизма и Франкфуртской школы (Г.Маркузе, Э.Фромм, Т.Адорно, Ф.Джеймисон, К.Касториадис).
Характерно, что особенности имагинативной диалектики архетипа могут быть продуктивно представлены, в том числе, и посредством использования герменевтико-феноменологического подхода, предполагающего организацию социально-философской интерпретации широкого круга социокультурных феноменов, составляющей канву возможных социальных взаимодействий (В.Дильтей, Э.Гуссерль, М.Хайдеггер, Г.Гадамер, П.Рикер).
Отдельную группу методологических установок выражают концептуальные выводы разнообразных естественно-научных исследований механизмов формирования сознания и деятельности, позволяющих определить наиболее значимые биотические детерминанты процессов социального взаимодействия (И.Павлов, Э.Уилсон, К.Лоренц, Б.Скиннер, И.Сеченов, Д.Узнадзе, Ч.Дарвин, А.Ухтомский).
Социолингвистические иллюстрации процессов становления отдельных аспектов взаимодействия индивида и общества потребовали привлечения методов историко-этимологической реконструкции, апробированных в работах М.Фасмера и В.Виноградова. Также диссертационное исследование опирается на традиционный круг общенаучных методов, позволяющих включить его результаты в пространство научной и социокультурной коммуникации, что обусловливает их теоретико-практическую значимость.
Научная новизна предложенной диссертационной работы состоит в построении теоретико-методологической модели, представляющей архетипы коллективного бессознательного как имагинативные детерминанты формирования пространства индивидуальных и коллективных сценариев социального взаимодействия. В ходе исследования удалось установить, что сознание является результатом индивидуального освоения имагинативных способов формирования и трансляции коллективного опыта предков исключительно в эмоциональных переживаниях образов архетипов коллективного бессознательного. Их первичные имагинации связаны с образно-символическими моделями развития сознания, которые последовательно воплощают процесс мифического сбывания смысла в сценариях индивидуального и социального взаимодействия. Потому сознание индивида всегда организуется родовой совокупностью символов жизни, познания и деятельности, освоение которых и направляется естественной, имагинативной диалектикой сознания и бессознательного. Последующая социальная адаптация образованных индивидуальных смыслов становится основой формирования любых возможных процедур интерпретации и дальнейшей идеологизации символов. Как следствие бессознательно складывается альтернативный, социальный сценарий имагинативных презентаций архетипа, редуцирующий многообразие содержаний индивидуального сознания и деятельности к совокупности соматических, рефлекторно-знаковых моделей социального взаимодействия. Выявленная тенденция оказывается ведущим способом социальной деформации имагинативных содержаний, а также единственной формой структурирования индивидуальных и коллективных отношений. Дальнейшая процедура социальной объективации имагинативных сценариев социального взаимодействия связывается с исторической поляризацией их цивилизационных и культурных форм. В то же время, единственным гармонизирующим основанием оптимизации бессознательных, имагинативных способов социального взаимодействия является миф, рассматриваемый в контексте символического сбывания сознания в архетипических образах осуществления коллективного опыта.
Основные элементы новизны данного исследования представлены в ряде положений, выносимых на защиту:
-
архетип коллективного бессознательного выступает образом родового бытия сознания, который организует существование поля исходных природных смыслов и возможности их толкований в индивидуальных и социальных пространствах взаимодействия;
-
имаго является естественным проводником архетипического единства бессознательного и сознания, фундаментом диалектики образно-символического (имагогенного) и рефлекторно-знакового (имагостазного) сценариев социального взаимодействия;
-
формирование социального пространства бессознательных представлений непосредственно связывается с процессами вытеснения/сублимации мифических способов бытия сознания;
-
образ является первичной реальностью имагинативного освоения мира, представляя промежуточные этапы его осмысления независимо от характерных для индивидуального и социального взаимодействия моделей вытеснения/сублимации архетипических содержаний;
-
символ предстает имагинацией осмысленного образа как мифически переживаемого экзистенциального события, которое универсализирует сознание индивида в пространстве социального взаимодействия;
-
имагинативная реконструкция сценариев социального взаимодействия представляет механизм интерпретации символа и способов его последующей идеологизации;
-
экзистенциальное предназначение знака как имагинативного медиатора архетипа состоит в постоянном антропомерном «сканировании» и фиксации его образов в сознании, в то же время, социализация «знакового» этапа освоения архетипа сводит многообразие мира к номенклатуре знаков, значений и значимостей как инфраструктуре социального взаимодействия;
-
продуктивность формализации образов сознания обеспечивается социализацией соматических процессов, минимизирующей риск осмысления мира путем формирования индивидуального автоматизма, редуцирующего символизм человеческих отношений к комплексам рефлекторных, производственно-функциональных реакций на знаковые раздражители, а власть - к инструменталистской, манипулятивной технологии управления социальным взаимодействием;
-
социализированный антипод коллективного бессознательного выступает оперативным пространством имагинирования рефлекторно-знаковых установок, представленным индивидуальным уровнем бессознательного производства имаго-комплексов и их последующей объективации в социально-адаптированных формах, и институциональным уровнем консти-туирования номенклатуры корпоративных сценариев вытеснения/сублимации архетипических способов взаимодействия человека и мира;
-
социальная адаптация пространства имагинативных представлений индивида приводит к их бессознательной объективации в имаго-комплексах, структурирующих и иерархизирующих образно-символическую материю восприятия действительности, что в итоге оборачивается формированием искусственной среды социального взаимодействия и ее нарастающей дизайнерской экспансией;
-
динамизм системы социального взаимодействия активируется бессознательными индивидами как ее элементами, а социальные по происхождению, но корпоративные по форме институты, объективируя технологию социализации их функциональных рефлексов, выступают самодостаточными имаго-комплексами и промежуточными итогами бессознательного взаимодействия, формирующими совокупный имидж социального имаго-партнёрства;
-
спецификой становления моделей объективации архетипических содержаний и недиалектического отрицания символичности жизни выступает бессознательная диктатура социальной формы, институциональная сакрализация и канонизация которой выступает обобщенным показателем «нормальности» социального взаимодействия;
-
история цивилизаций представляет собой хронологию конкуренции имагостазных, рефлекторно-знаковых моделей социального взаимодействия с культурой как объективированной формой имагогенного осуществления архетипа, сообразного индивидуальным способам символического освоения опыта развития сознания и деятельности;
-
символическая мифизация функциональных, рефлекторно-знаковых способов преобразования имагинативной диалектики архетипа возможна лишь в традициях коллективного по форме и индивидуального по содержанию творческого освоения родового опыта жизни как природного сценария гармонизации социального взаимодействия;
-
сущность архетипического сбывания человека образуется в возможности придания индивидуальному сознанию универсального смысла как древнейшего символа его мифической приобщенности к судьбам жизни.
Теоретическая и практическая значимость работы состоит в возможности, опираясь на проведенный в диссертационном исследовании анализ фундаментальных имагинативных сценариев индивидуального и коллективного взаимодействия, значительно расширить научно-методологические горизонты социально-философского изучения спектра гуманитарных проблем. На этой основе создаются условия для адекватного моделирования процессов социального взаимодействия в темпоральных, аксиологических, идеологических, историко-культурных, политико-правовых и иных возможных институциональных измерениях. Вместе с тем, следует отметить необходимость и целесообразность практического применения результатов настоящего исследования в модернизации и гуманизации политических, образовательных, духовно-религиозных и культурных технологий.
Отдельные положения диссертации также могут быть использованы в качестве теоретического материала для разработки учебных и просветительских курсов по философии, культурологии, психологии, этологии, социальной психологии, педагогике, эстетике, этике, адвертологии, менеджменту, рекламе и PR, литературоведению, социальной и корпоративной мифологии и т.д.
Апробация диссертационного исследования.
Основные теоретические положения и выводы диссертации нашли отражение в материалах международных, всероссийских и региональных научных и научно-практических конференций: научные чтения к 60-летию со дня рождения А.С. Канарского (04.1996, Киев); «Воспитание студентов в техническом вузе: методологические принципы, практика, перспективы» (06.1996, Киев); «Духовная культура будущего учителя» (04.1996, Луганск,); челове-коведческие философские чтения «Гуманизм. Человек. Нравственность»
(11.1996, Дрогобыч); «Педагогика и методики обучения и воспитания. Проблемы развития творческой личности» (10.1997, Сумы); «Гимназия на переломе столетий» (04.1998, Киев); «Глобальные проблемы человечества на рубеже III тысячелетия» (11.1999, Киев); «На рубеже тысячелетий: христианство как феномен культуры» (05.2000, Киев); «Человек. Природа. Общество. Актуальные проблемы» (12.2002, Санкт-Петербург); «Бренное и вечное: Прошлое в настоящем и будущем философии и культуры» (10.2003, В.Новгород); «Гендерные ценности и самоактуализация личности и малых групп в XXI веке» (05.2004, Кострома); «Бренное и вечное: образы мифа в пространствах современного мира (09. 2004, В.Новгород); «Проблемы модернизации общества в зеркале философии: материалы конференции» (09.2004, Мурманск); «Электронная культура и новые гуманитарные технологии XXI века» (10.2004, Москва); «Культурология в контексте гуманитарного мышления» (10.2004, Саранск); «Образование в пространстве культуры» (11.2004, Москва); «Бренное и вечное: политические и социокультурные сценарии современного мифа» (10. 2005, В.Новгород); «Бренное и вечное: символические парадигмы модернизации культурного пространства» (10.2006, В.Новгород); «Конструирование человека: системы и модели» (06.2007, Томск); «Бренное и вечное: социально-мифологические и полито-софские измерения идеологии в "массовых обществах"» (10.2007, В.Новгород); «Советская культура: опыт и перспективы изучения (06.2008, В.Новгород); «Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира» (10.2008, В.Новгород); «Актуальные проблемы гуманитарных наук» (04.2009, Томск); «Социогуманитарные науки в трансформирующемся обществе» (05.2009, Липецк); Бренное и вечное: идеология и мифология социальных кризисов (10.2009, В.Новгород); «Современная молодежь и проблема жизненных ценностей: философские и этико-культурологические измерения» (04.2010, Киев).
Методологические принципы исследования применялись в работах, дипломированных соответственно на Первом и Втором Всеукраинском конкурсах на лучшие студенческие и аспирантские работы в области общественных наук: 1996 г. - «Тоталитарный миф как ответ на кризис культуры» (1 п.л.), 1997 г. - «Новая общественная парадигма: от мифа к сознательному действию» (1 п.л.), 1998 г. - «Бессознательные детерминанты процесса освоения и конструирования социальных отношений» (1 п.л.).
А также наиболее важные положения исследования использовались в педагогической практике диссертанта в курсах по социальной философии (1995-1998) и обсуждались на заседаниях кафедры философии в КГЛУ (г. Киев). Материалы научной работы составили основу лекционных курсов по философии, политологии (НМУ им. А.Богомольца, 1998-1999, г. Киев), культурологии (НПУ им. Н.П.Драгоманова, 1999-2001, г. Киев). Ключевые положения диссертационного исследования легли в основу авторских учебных курсов для специалистов, бакалавров и магистрантов философского факультета Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудро-
го: «Археология Человеческого», «Механизмы социализации образов экзистенции», «Мифология религии: архетипические истоки и социальные сценарии становления», «Религиозные ритуалы и их психоаналитические интерпретации» (2001-2009 гг.).
Итоги диссертационного исследования были отмечены поощрительными премиями на проходивших в 2008-2009 г. конкурсах учебно-методических комплексов по авторскому курсу «Археология Человеческого» и курсу «Политология» в НовГУ. Научная и учебно-методическая деятельности соискателя отмечена дипломом за победу в конкурсе индивидуального рейтинга профессорско-преподавательского состава НовГУ в номинации «Доценты» (2010, В.Новгород). Следует отметить, ключевые выводы диссертации прошли апробацию в ходе реализации научных исследований в проектах «Проблема индивидуального и социального измерения феноменологии архетипа» при финансовой поддержке РГНФ (проект № 03-03-00348а, 2003-2005 гг.) и «Проблема мифического сообразования бессознательного: пространства и смыслы феноменологии архетипа» (грант для молодых ученых НовГУ, 2004 г.). Кроме того, отдельные научно-теоретические аспекты работы обсуждались в цикле заседаний центра «Стратегия»: «Политософия как жизнетворчество» (2006-2010 гг., Москва), а также в рамках встреч в межвузовском клубе «Зуб мудрости» (2006-2010 гг., МУМ, Москва).
Исследовательская концепция диссертации и ее ключевые методологические позиции легли в основу авторской концепции Всероссийской научной конференции «Бренное и вечное» (2004-2010 гг.), ориентированной на всестороннее освоение и научно-теоретическое обсуждение проблем мифомыш-ления в пространстве современного социального взаимодействия; а также в организованном соискателем, при поддержке администрации НовГУ, фило-софско-культурологическом альманахе «Берестень» (2008-2010 гг.). В том числе, результаты диссертационной работы были апробированы в целом ряде публикаций, выступлений на научных конференциях и семинарах, осуществленных соискателем при поддержке стипендиальной программы Scholarships for the Humanities and Social Sciences фонда «Oxford-Russia» в 2008-2009 учебном году для молодых преподавателей, имеющих ученую степень. Материалы исследования стали основой для проведения квалифицированной экспертизы и оппонирования двух кандидатских диссертаций, относящихся к проблематике работы.
Основные выводы диссертационного исследования отражены в опубликованных работах автора общим объёмом 153,1 п.л., в том числе выполненных единолично 117,1 п.л., из которых 114,6 п.л. непосредственно относятся к теме диссертационного исследования. Также результаты работы изложены в серии статей в ведущих научных журналах, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ для публикации основных научных результатов диссертаций (общим объемом 5,2 п.л.) и профильных изданиях, рекомендованных ВАК Украины (общим объемом 3,5 п.л.).
Структура диссертационного исследования отображает его характер, цель и обусловлена логикой изложения, в соответствии с которой она складывается из вступления, четырех глав, 15 параграфов, заключения и списка использованной литературы.