Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Языковые метафорические модели движения времени 33
1.1. История вопроса 33
1.2. Принципы выделения языковых метафорических моделей движения времени 34
1.3. Динамическая языковая метафорическая модель движения времени 35
1.4. Статическая языковая метафорическая модель движения времени 49
1.5. Синхронные языковые метафорические модели движения времени 52
1.6. Линейное и циклическое время 62
1.7. Аксиологические аспекты языковых метафорических моделей движения времени 72
1.8. Выводы 76
Глава 2. Языковые метафорические субъектно-объектные модели времени 79
2.1. Время как субъект воздействия 79
2.2. Время как объект воздействия 121
2.3. Аксиологические аспекты субъектно-объектных языковых метафорических моделей времени 127
2.4. Выводы 133
Глава 3. Качественные метафорические модели времени 136
3.1. Перцептивные метафорические модели времени 136
3.2. Качественные субъектные метафорические характеристики времени 146
3.3. Качественные объектные метафорические характеристики времени 153
3.4. Выводы 163
Заключение 164
Список использованных источников и литературы 169
- Принципы выделения языковых метафорических моделей движения времени
- Время как субъект воздействия
- Перцептивные метафорические модели времени
Введение к работе
Диссертационное сочинение посвящено исследованию метафорической интерпретации категории времени в современном русском языке.
Актуальность исследования определяется его обращением к проблематике взаимоотношений объективной действительности, языка и мышления. На очередном этапе развития гуманитарных наук в языкознании вновь акцентирован антропоцентрический подход, предполагающий исследование языковых феноменов в тесной связи с человеком, его мышлением и различными видами его духовно-практической деятельности. В связи с этим особую значимость в рамках современной лингвистической методологии приобретает понятие языковой картины мира, представляющее язык как универсальную моделирующую систему логико-гносеологического характера.
Конечной целью исследования миромоделирующих систем является описание категориального аппарата человеческого мышления, прежде всего— содержания основных его категорий, играющих ведущую роль в системе мироопределения человека. Опора на время как одну их ведущих миромоделирующих категорий1 лежит у истоков традиции описания языковой картины мира. В исследованиях Б. Уорфа «время» рассматривается как один из стандартных (наряду с «пространством», «субстанцией», «материей») «классов представлений», отражающих связь грамматики и культуры [Уорф, .html.
Проблема времени имеет междисциплинарный характер и тесно связана с развитием современной физики, космологии, биологии, психологии,
'В работе термин «категория» используется в одном из общенаучных значений: «предельно общее понятие. Образуется как последний результат отвлечения (абстрагирования) от предметов их особенных признаков. Для него уже не существует более общего, родового, понятия, и, вместе с тем, он обладает минимальным содержанием, т.е. фиксирует минимум признаков охватываемых предметов. Однако это такое содержание, которое отображает фундаментальные, наиболее существенные связи и отношения объективной действительности и познания [Берков, 2001,481].
социологии, искусства и других областей науки и культуры.
Рассматриваемая категория на протяжении всей истории человечества играла значительную роль в процессах мировосприятия, поскольку осознание времени является важным компонентом человеческой культуры и всей человеческой деятельности.
В настоящее время все более ясно осознается значимость включения лингвистических данных в существующие гуманитарные модели данного феномена. Методология современного языкознания направлена на выявление смыслов, объективированных в формах языка — лексических единицах, деривационных моделях, грамматических формах, которые отражают систему обыденных, наивных воззрений людей, говорящих на данном языке, и являются, именно в силу объективированности указанной системы, базой, основой вторичных рефлексий в других формах культуры.
В системе средств объективации картин мира язык занимает базисное положение, так как является семиотической системой, опосредствующей действие других знаковых систем. Вследствие этого моделирование картины мира народа может быть осуществлено через языковую картину мира, что является наиболее актуальным при описании таких абстрактных категорий, как время, не имеющих других способов формализации.
В работе в качестве ядерного избирается материал метафорического моделирования категории времени. Значимость обращения, в первую очередь, к такому способу интерпретации действительности определяется, на наш взгляд, базисностью метафорического моделирования смыслов в языке в целом, его генетической первичностью в выстраивании семантики естественных языков (что, возможно, есть проявление мифологического мышления), а также тем, что семантика времени в языке интерпретируется, прежде всего, в метафорических языковых моделях и закрепляется в построенных по данным моделям единицах.
Система метафорических номинаций времени и его отрезков рассматриваются как интерпретирующий механизм, как одно из ведущих
5 средств объективации системы базисных когнитивных моделей данного
феномена. Подобный подход к метафоре в настоящее время складывается в
современных работах по теории языковой картины мира и по
когнитивистике.
Объектом исследования является метафорическая лексика современного русского языка, характеризующая время и его отрезки.
Предмет исследования - способы образного переосмысления свойств времени, объективированные в системе метафорических номинаций.
В качестве единиц анализа рассматриваются метафорические выражения, включающее наименование времени и его отрезков в сочетании с предикативными метафорическими конкретизаторами: злое время, опередить время, время остановилось и под.
Цель работы состоит в описании фрагмента русской языковой картины мира через исследование специфики метафорического моделирования семантического поля «Время» в русском языке.
Для достижения поставленной цели необходимо решение ряда конкретных задач.
Выработать систему обнаружения собственно языковых показателей отражения глубинных свойств времени в русском языковом сознании.
Выявить метафорические модели, репрезентирующие семантику времени в русской языковой картине мира.
Описать систему исходной семантики, являющейся базой метафорического осмысления времени в русском языке.
Определить характер корреляции метафорических образов времени в русской языковой картине мира и типов исходной семантики, являющейся базой образного переосмысления.
Охарактеризовать аксиологическую направленность метафорических номинаций времени в русском языке.
На основе анализа совокупности метафорических значений времени проинтерпретировать представление носителей русского языка о данном фрагменте картины мира.
Научная новизна исследования состоит в следующем.
В работе впервые система метафорических переносов, служащих для номинации свойств времени, рассматривается как способ языковой интерпретации семантического поля «время».
Впервые выявлены основные типы языковых метафорических моделей осмысления времени: модели движения, субъектно-объектные модели, а также ряд качественных моделей.
Определены параметры интерпретации времени в русской языковой картине мира, отраженные в системе метафорических обозначений. Охарактеризована совокупность семантических сфер, на основе метафорического переосмысления которых создается образ времени в русском языке.
Выявлены семантические типы мотивирующих баз образного представления времени как конституирующие признаки метафорических моделей; они охарактеризованы в качестве источников метафорической характеристики времени.
Впервые на метафорическом материале проведено описание ценностного компонента категории времени в русской языковой картине мира (РЯКМ).
Теоретическая значимость исследования определяется его вкладом в разработку проблем лингвокультурологии, теории языкового миромоделирования. Теоретическую значимость имеет описание времени как семантической сферы, выраженной вербально и занимающей ключевое положение в образной и категориальной системах русского языка.
7 Исследование метафорической номинации как смысломоделирующей
системы, как механизма выявления культурно значимых смыслов является
вкладом в теорию лингвометафорологии.
Представленные в работе модели образного переосмысления категории «время», а также описанная в диссертации методика выявления ее образного и ценностного компонентов может быть использована при обработке лингвокультурологического и лингвострановедческого материала.
Практическая значимость исследования состоит в том, что полученные результаты могут быть применены при разработке курсов лексикологии современного русского литературного языка, лингвокультурологии и культурологии, этнолингвистики. Исследование может стать основой для спецкурса. Возможно привлечение аналитического материала работы при разработке курсов «Русский язык как иностранный», при создании словарей для иностранных студентов.
Работа выполнена на материале современного русского литературного языка.
В качестве ядерной группы рассматриваются метафорические сочетания, состоящие из двух видов единиц: имен существительных с интегральной семой «время» (время, год, минута и т.п.) и различных элементов их синтагматического окружения. В качестве элементов синтагматического окружения могут выступать прилагательные, глаголы, существительные, эксплицирующие глубинные предикативные отношения. Их результирующее значение метафорически характеризует время и его отрезки. Анализ основан на сопоставлении исходных - номинативных — значений (ИЗ) и результативных — метафорических — значений (РЗ) указанных единиц (ср.: человек прошел — час прошел, река течет — время течет и под.).
Исследование построено на материале, извлеченном методом сплошной выборки из словарей русского языка и произведений русскоязычных
|Ь художественных текстов. Всего было проанализировано более 800 словарных
значений единиц, метафорически характеризующих время и его отрезки, и более 2500 контекстов.
В качестве основных словарных источников были использованы следующие.
Словарь современного русского литературного языка: в 17-ти томах /
Изд-воАНСССР. 1948-1965. Т. 1-17.
^ Словарь русского языка в четырех томах / Под ред. А.П. Евгеньевой. М:
РАН, 1988. Т. 1-4.
Словарь образных выражений русского языка / Под ред. В.Н. Телия. М: Отечество, 1995.
Словарь иностранных слов. 18-е изд., стер. М: Рус. яз., 1988. 624 с.
Ожегов СИ., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М: РАН, 1995.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4-х томах.
* М, 2000. Т. 1-4.
Толковый словарь русских глаголов: Идеографическое описание. Английские эквиваленты. Синонимы. Антонимы / Под ред. проф. Л.Г. Бабенко. М.: АСТ-Пресс, 1999. 704 с.
В качестве текстовых источников были использованы русскоязычные художественные тексты, созданные в XVIII — XXI вв., в т.ч. переводы на русский язык, выполненные русскими переводчиками.
Основным методом исследования и описания метафорических
моделей, репрезентирующих семантику времени, является метод научного
Щ' описания, реализованный в совокупности приемов:
прием компонентного анализа, направленный на выявление семантического соотношения исходного и результирующего значений лексем, формирующих метафорическое словосочетание;
9 прием дистрибутивного анализа, направленный на выделение
функционально значимых компонентов метафорического значения,
выявляемых в типовых сочетаемостях наименований отрезков времени;
прием интроспекции, подразумевающий «учет социальных, культурных и прочих факторов, фоновых знаний и прошлого опыта индивида и социальных групп» [Резанова, Катунин, Мишанкина, 2002, 125];
— прием лингвистического моделирования, направленный на выявление системы моделей метафорических обозначений времени, что позволяет описать представления о категории времени в национальной картине мира.
Заявленная в работе проблематика основывается на следующих теоретико-методологических установках.
1 .Аспекты интерпретации категории времени в гуманитарных науках
Категория времени является базовой в системе мироопределения человека. Она включается в гносеологический категориальный аппарат с момента возникновением логико-дискурсивных форм мышления. Наряду с пространством она участвует в обозначении «формы бытия вещей и явлений» и отражает «процессы смены их друг другом». Языковое отражение времени проявляется в одном из его логико-философских аспектов — «субъективном» времени: «связанным с его осознанием людьми» [Грицанов, 2001,804].
По мнению B.C. Поликарпова, современной науке известны четыре формы проявления категории времени: физическое, биологическое, социально-историческое и психологическое. Физическое время — это фундаментальная и первичная форма временной связи, биологическое -отражает динамику и ритмику биологических процессов (например, так
называемые «биологические часы»). Социально-историческое время
представляет собой динамику, ритмичность и изменчивость общественно-исторической жизни общества, а психологическое - форму переживания индивидом объективного времени [Поликарпов, 1987, 26].
Учитывая, что картина мира - явление, которое может анализироваться
и реконструироваться только в результате междисциплинарного синтеза (см.
ниже), рассмотрим, каким образом обозначенная проблематика участвует в
формировании методологических установок исследования времени как
категории языковой картины мира. При этом в связи с аспектированием
настоящего исследования вокруг антропоцентрической сущности категории
времени остановимся на двух базовых аспектах представления
рассматриваемой категории: философско-мифологическом и
психологическом (физический аспект в большей степени соотносится с «объективным» - астрономическим — временем), синтезируя достижения в этом аспекте философии как интегрирующей объяснительной системы и психологии как науки, трактующей опыт обыденного восприятия.
Философская интерпретация времени представляет данную категорию как имеющую особую значимость в онтологии и гносеологии. Эта категория издавна и непрерывно находится в фокусе философских рефлексий (замечания о роли времени в модели мироустройства имеются у Аристотеля, Демокрита, Платона, Д. Юма, И. Канта, И. Ньютона, Декарта, Г.Ф.В. Гегеля, М. Хайдеггера и др.).
В истории научных представлений о времени можно выделить два круга проблем, имеющих варианты решения в рамках разных теоретических концепций, моделирующих время, — природа времени и становление категории времени.
Вопрос о природе времени рассматривается как проблема взаимоотношений категорий времени и движения, или изменения. Субстанциональная концепция рассматривает время как особого рода субстанцию, наряду с пространством, веществами пр. Реляционная
концепция считает время отношением (или системой отношений) между физическими событиями.
Вопрос о становлении категории времени решается в связи с проблемой взаимоотношений категорий времени и бытия. В рамках статической концепции (элеаты) формируется мнение о том, что события прошлого, настоящего и будущего существуют реально и одновременно, а становление и исчезновение материальных объектов - иллюзия, возникающая в момент осознания того или иного изменения. Динамическая концепция (Гераклит) признает реально существующими только события настоящего времени; события прошлого не существуют реально уже, а события будущего не существуют реально еще.
До начала XX века субстанциональная концепция была единственной научной концепцией времени. Ее роль остается основополагающей и в системе современных естественнонаучных знаний (например, классической механики и электродинамики). Однако реляционная концепция времени, начиная с Аристотеля и эпикурейцев и включая оценку рассматриваемой категории Д. Юмом (трактующим время как одно из наиболее фундаментальных отношений), И. Кантом (связывавшим время со взаимодействием материальных тел и испытываемыми ими изменениями), Г.Ф.В. Гегелем (подчеркивавшим зависимость времени от процессов, вещей и их изменений), занимает значительное место в истории философской линии истолкования времени [Молчанов, 1990, 40].
В системе философских взглядов на рассматриваемую категорию одним из наиболее важных для предлагаемого исследования вопросов является вопрос об объективно реальном характере становления или течения времени. С его решением связана проблема когнитивного моделирования времени как такового и его языкового представления в частности.
Ю.Б. Молчанов, анализируя когнитивные истоки идеи течения времени, утверждает, что по поводу ее возникновения исследователи выдвигают целый ряд версий. Одни полагают, что в основе представления о времени и
его течении лежат наблюдения человека над непрерывно меняющимися,
возникающими, проходящими явлениями и процессами внешнего мира и его непосредственное участие в протекании многих из них, соответствующих его окружению. Другие — что представление о времени как о возможности будущих событий коренится в желаниях и волевых усилиях человека, в основании их различия между тем, что имеет, и тем, что желает, к чему стремится. Третьи — что идея времени и его необратимости вытекает из непосредственного переживания человеком необратимых процессов, происходящих в его сознании и теле и приводящих к нежелательному, но неизбежному результату, что, например, отражается в моделях деструктивного воздействия времени на человека. По мнению четвертых, человеческая практика как манипулирование отдельными орудиями и вещами, представляющая собой совокупность необратимых процессов, и практика в более широком смысле слова как общественная практика, выражающаяся в определенных способах общественного производства, социальной структуре, обычаях и традициях, является основой того или иного представления о времени. По мнению пятых, человек вообще обладает априорным врожденным чувством времени и т.д.
Значимым для данного исследования является и вопрос об оппозиции идей линейного и циклического времени (точнее — о формировании идеи циклического времени). По мнению также Ю.Б. Молчанова, на формирование представлений о времени в первобытном и древнейшем обществе оказали влияние два фактора.
1. Существенная зависимость человека и общества от окружающей среды и, в частности, обусловленность ритма общественной жизни сменами времен года, что привело к возникновению перцептивной идеи циклического времени, характерного для древневосточных мировоззренческих систем, в частности, для древнекитайской философии и древнеиндийских религиозно-философских систем.
2. Бренный характер реального бытия, неудовлетворенность которым
привела к дополнению идеи циклического времени фундаментальной для этих концептуальных систем идеей безвременности, существования «истинного» или «абсолютного» бытия [Молчанов, 1990].
Психологическая интерпретация времени человеком обобщает моменты его личностного восприятия. Рассмотрим те из них, которые могут быть актуальны при описании обыденного восприятия времени, отраженного в языковых единицах (см., например, описание динамической модели движения времени—лекция тянется, отпуск проскочил и т.п).
В исследованиях, посвященных психологическому восприятию времени [Василюк, 1984; Поликарпов, 1987; Ярская, 1989 и др.], идея времени анализируется сейчас и в контексте личного существования, психологической индивидуальности в структуре жизненной позиции. В указанных исследованиях проанализировано несколько способов психической взаимоадаптации человека и времени, в соответствии с которыми выделяются четыре типа психологического мира, для каждого из которых характерен свой способ переживания времени.
1. Мир гедонистического переживания. В нем господствуют эмоции
удовольствия и неудовольствия, принцип удовольствия является
центральным в мироощущении. Его характеризует время, в котором не
существует перспективы и ретроспективы, прошлое и будущее еще не
вычленены из настоящего. Индивид поглощен настоящим, которое
субъективно переживается как сам по себе важный и самодостаточный
момент.
2. Мир реалистического переживания. Человек ориентируется на
будущее. Деятельность индивида направлена на реализацию поставленных
целей и подчинена реальности. Структура психологического мира обогащена
пространственно-временной психологической «протяженностью» («там» и
«тогда»), охватывающей будущее.
ф 3. Мир ценностного переживания. Внутренний мир человека подчинен
аксиологическому принципу. На первый план выступает вневременное, в пределе - вечное.
4. Мир творческого переживания, в котором высшим принципом является творческая деятельность человека. Такой тип переживания времени представляет собой синтез элементов, присущих второму и третьему типу психологического мира.
Все представленные типы обыденного переживания времени с разной степенью регулярности фиксируются в системе языкового миромоделирования и воплощаются (или потенциально могут быть воплощены) в исследуемых метафорических языковых формах.
2. Языковое миромоделирование как базисный способ формализации обыденных представлений о мире
'* Современные исследования, посвященные проблемам языкового
миромоделирования, описания языковой картины мира, в качестве базового принимают положение о том, что отражение какого-либо момента интеллектуальных рефлексий в словах есть показатель значимость данного явления в данной культуре. Именно в связи с этим языковое миромоделирование вышло за пределы собственно лингвистической проблематики и приобрело статус междисциплинарного методологического механизма в гуманитарных исследованиях самых различных областей — философии, культурологии, педагогики, психологии и др. В рамках
V# современной научной парадигмы обращение к специфике языкового
миромоделирования способствует изучению национальных картин мира, особых мирообразов, формируемых в рамках определенных культур.
Идея отражения в языке специфически национального мировидения появляется как теоретически осознанная проблема в трудах философов-рационалистов. Эту особенность естественных языков философы XVII-XVIII
вв. [Ф. Бэкон, Т. Лейбниц] осознавали как некое объективное препятствие к
использованию естественных этнических языков в целях философского поиска истины. При этом они разводили имена конкретных вещей и именование абстрактных сущностей, «имена смешанных модусов», подчеркивая активность человека при формировании смысла таких имен. Вследствие того, что люди произвольно создают различные виды смешанных модусов, в одном языке встречаются слова, не имеющие соответствий в другом языке.
Истоки проблематики языкового миромоделирования и реконструкции картины мира восходят к идеям В. фон Гумбольдта и неогумбольдтианцев (Вайсгербер и др.) о внутренней форме языка, с одной стороны, и к идеям американской этнолингвистики, в частности к так называемой гипотезе лингвистической относительности Э. Сепира-Б. Уорфа, — с другой.
Прообразом современной методологической системы языкового миромоделирования в трудах В. Гумбольдта стало понятие внутренней формы языка, понимаемой как совокупность способов категоризации мира говорящими на одном языке, представленная в единстве и взаимосвязи. Утверждая, что «многие языки — это не многие обозначения одного предмета, но разнообразное рассмотрение его» [ссылка], В. Гумбольдт акцентирует внимание на отражении в языковых формах индивидуального характера мировосприятия, проявляющегося как на уровне отдельного говорящего индивида, так и на уровне национально-культурной детерминированности его перцептивной специфики. Единство внутренней формы языка, по В. Гумбольдту, обеспечивается не просто своеобразием соединения единичного слова и понятия, а взаимодействием понятий, взятых во всей их совокупности, при этом каждый отдельный элемент языковой формы определяется языковой формой в целом [ссылка].
Еще один важнейший этап становления понятия языковой картины мира прошло в трудах Э. Сепира и Б. Уорфа. Для формирования
методологического аппарата представляемого исследования особо важной оказалась работа Б. Уорфа «Отношение норм поведения и мышления к языку» [Уорф, .html.
Во-первых, в указанном исследовании языковая система представлена как совокупность моделей, играющих ведущую роль в системе мировосприятия: «Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе, в основном потому, что мы -участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию. Это соглашение имеет силу для определенного речевого коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка» [Уорф, там же].
Во-вторых, выявляя структуру указанной системы, Б. Уорф в качестве базовой определяет категорию времени (наряду с «пространством», «субстанцией» и «материей») и ставит перед собой задачу определить, «являются ли наши представления о «времени», «пространстве», «субстанции» и «материи» в действительности одинаковыми для всех людей или они до некоторой степени обусловлены структурой данного языка», а также существуют ли видимые связи между а) нормами культуры и поведения и б) основными лингвистическими категориями. Сравнивая грамматические и лексические системы языка хопи и языков «среднеевропейского стандарта», Б. Уорф выявляет базисные отличия европейской смысловой модели — свойства объективации абстрактных отвлеченных категорий, и в частности категории времени: «Наш язык не проводит различия между числами, составленными из реально существующих предметов, и числами «самоисчисляемыми». Сама форма мышления обусловливает то, что и в последнем случае так же, как и в первом, числа составляются из каких-то предметов. Это и есть объективизация. Понятия времени утрачивают связь с субъективным восприятием «становящегося более поздним» и объективизируются как исчисляемые количества, т. е. отрезки, состоящие из отдельных величин, в частности длины, так как длина может быть реально разделена на дюймы.
|r> «Длина», «отрезок» времени мыслится в виде одинаковых единиц, подобно,
скажем, ряду бутылок» [Уорф, там же].
В-третьих, рассуждая о средствах объективации указанных категорий,
Б. Уорф обращает внимание на особую роль метафоры в процессах
языкового моделирования: «Для описания всего многообразия
действительности любой язык нуждается в выражении длительности,
интенсивности и направленности. Для SAE2 и для многих других языковых
^ систем характерно описание этих понятий метафорически. Метафоры,
применяемые при этом, — это метафоры пространственной протяженности, т.е. размера, числа (множественность), положения, формы и движения» [Уорф, там же].
Рассматриваемая в диссертационном исследовании проблематика в современной лингвистике включается в круг исследований, посвященных теории языкового миромоделирования и языковой картины мира (ЯКМ).
3. Языковая картина мира как результат языкового моделирования действительности
Сам термин "языковая картина мира" (sprachliches Weltbild) был введен в науку Лео Вайсгербером (1899-1985).
Понятие ЯКМ в настоящее время является не в полной мере
отрефлексированным научным сознанием: идет становление
терминологического аппарата, методов ее реконструкции, моделирование
отдельных фрагментов [Арутюнова, 1988, Вежбицкая, 1996, Зализняк, 2004,
'W Никитина, 1993, Постовалова, 1988, Телия, 1988, Толстой, 1982, Цивьян,
1990, Шмелев, 2002, Яковлева, 1994 и др.].
Современное языкознание связывает проникновение термина «картина мира» в сферу своих научных рефлексией, во-первых, с осмыслением специфического научного отражения мира в физике, с именами Г. Герца,
.*
2 По Б. Уорфу, языки «среднеевропейского стандарта» [Уорф, .htm].
М. Планка, во-вторых, с работами семиотиков, в первую очередь —
семиотиков культуры, утверждавших идею различия отражения мира в различных знаковых системах. Термин «картина мира» коррелирует с термином «модель мира». И моделированию, прежде всего, подлежат архаические семиотические системы [Иванов, Топоров, 1965, Леви-Строс, 1985, Гуревич, 1972 и др.], в которых модель мира предстает как «набор взаимосвязанных универсальных понятий /.../ время, пространство, изменение, причина, судьба, число, отношение чувственного к сверхчувственному, отношение частей к целому» [Постовалова, 1988, 16].
В начальный период становления рассматриваемого термина на современном этапе лингвистической науки наибольшее распространение получило его определение, данное В.И. Постоваловой, где картина мира есть: «исходный глобальный образ мира, лежащий в основе мировидения человека, репрезентирующий сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека» [Постовалова, 1988, 10]. Картина мира предстает при такой трактовке как субъективный образ объективной реальности и входит, следовательно, в класс идеального, которое, «не переставая быть образом реальности, опредмечивается в знаковых формах, ни запечатлеваясь полностью ни в одной из них» [там же, 21].
Важным методологическим основанием исследования картины мира является утверждение о двойственности ее существования: в варианте необъективированном, или полуобъективированном, как неопредмеченный элемент сознания и жизнедеятельности человека, и объективированном — в виде опредмеченных образований, различных «следов» - в языке, в жестах, в культовом и светском изобразительном искусствах и под. [там же, 21].
Наиболее детальную объективацию картина мира получает в системе языковых форм. «Экспликация картины мира... происходит по естественным «следам», которые картина мира оставляет в естественном языке и других семиологических воплощениях. Она осуществляется по общедеятельностным
и семиологическим законам построения парадигматики на основе
синтагматики» [там же, 24] — с этим утверждением В.И. Постоваловой связано акцентирование в современных лингвистических исследованиях специфики языка как миромоделирующей системы, выявление миромоделирующих потенций его единиц.
На свойстве языка быть средством объективации культуры фокусирует внимание и А. Вежбицкая: «Язык - и, в частности его словарный состав, -представляют собой лучшее доказательство реальности «культуры», в смысле исторически передаваемой системы «представлений» и «установок» [Вежбицкая, 1996, 289]. Кроме того, в исследованиях А. Вежбицкой особого внимания заслуживает утверждение о том, язык является единственным источником постижения «методики расшифровки» культурно значимых норм и представлений «для тех, кто находится вне данной культуры» [там же, 291].
Результат языковой объективации культуры определяется в современных исследованиях как языковая картина мира, определяемая как «зафиксированная в языке и специфическая для данного языкового коллектива схема восприятия действительности» [Яковлева, 1994, 9].
Таким образом, понятие языковой картины мира является одним из базовых понятий современной лингвистической науки, и методологические установки представляемой работы построены на его основании: время рассматривается как фрагмент русской языковой картины мира (РЯКМ).
4. Семантика времени в рамках теорий миромоделирования
Формирование теории языковой картины мира сопровождалось вычленением базовых когнитивных категорий и поиском индивидуальных (чаще - на уровне отдельного национального языка) форм их языкового осуществления. Как уже отмечалось, время в качестве такого рода категории
было выделено еще в трудах Б. Уорфа [Уорф,
.html.
В дальнейшем временные отношения регулярно оказываются в фокусе внимания лингвистов (Н.Д. Арутюнова, Дж. Лакофф и М. Джонсон, Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев, А.А. Зализняк, А.Я. Гуревич, Е.С. Яковлева, К.Г. Красухин, В.В. Иванов и В.Н. Топоров, А.К. Музафарова, B.C. Поликарпов, Н.А. Потаенко), при этом объектом описания становятся самые различные проявления рассматриваемой категории. Так, семантические модели времени исследовались на лексико-грамматическом материале (Красухин, 1997, Плунгян, 1997 и др.), отдельно рассматривались лексические показатели времени (Музафарова, 1998 и др.), целый ряд работ рассматривает время в аспекте описания языковой картины мира (Булыгина/Шмелев, 1992, 1997, Зализняк/Шмелев, 1997, Потаенко, 1997, Шмелев, 2002, Яковлева, 1994 и др.), в том числе - особенностей ее воплощения в разных проявлениях национальной культуры (Толстой, 1995, Толстая, 1987, 1991), отдельные исследования рассматривают время в аксиологическом аспекте (Рябцева, 1997, Толстая, 1991). Исследовалась также внутренняя структура понятия времени, отражающихся в языковых формах, в сопоставительном аспекте (Гак, 1997). Отдельные аспекты метафорического моделирования категории времени описаны в монографии Н.Д. Арутюновой [Арутюнова, 1999].
Все исследователи языкового воплощения категории времени, работающие на различном материале, отмечают, что «время восприятию недоступно, и его модели изменчивы» [Арутюнова, 1997]. Так, традиционно противопоставляемыми оказываются активная и пассивная, статическая и динамическая, циклическая и линейная языковые модели времени [см., например: Булыгина, Шмелев, 1992, Яковлева, 1994 и др.].
Однако специфической особенностью языковой картины мира (в частности — русской) является способность объединять в языковых формах такие, казалось бы, взаимоисключающие друг друга представления о природе
времени. Объясняя причину такого объединения, Е.С. Яковлева акцентирует
антропоцентрическую сторону вопроса (Т.В. Цивьян определяет этот подход как «антропоцентричность по относительным критериям, когда за точку отсчёта берётся не имманентное пространство и время, а положение человека в пространстве и времени» [Цивьян, 1990, 75]). Е.С.Яковлева отмечает, что различные модели времени «представляют собой альтернативные способы описания отношений человека со временем: в одном случае — активное преодоление времени, движение во времени как некоем «жизненном пространстве» (тесная ассоциация с пространством придаёт времени статичность: это «поле», которое мы «переходим»); в другом случае статичен сам субъект: он пассивно принимает то, что несёт (или уносит) с собою время, то есть именно здесь можно говорить о движении самого времени» [Яковлева, 1994, 80].
Следует отметить, что языковое осмысление времени не всегда может быть сведено к двум рассмотренным концепциям: кроме них должна быть упомянута ещё, как минимум, одна сугубо языковая (то есть не имеющая аналогов в научной картине мира) модель взаимоотношений человека и времени: когда субъект (человек) и время метафорически представлены как движущиеся в одном направлении (идти в ногу со временем, отстать от времени, опережать своё время и т.д.) (см. раздел 1.5 главы 1).
Наиболее широко представленной в лексическом плане в русском языке является динамическая концепция времени. В этой концепции время представлено как некая субстанция, движущаяся мимо (или через) человека, который пассивен по отношению к этому движению. Так как всякое движение подразумевает пространство, в котором это движение происходит, то Б.А. Успенский, например, предлагает в данной ситуации считать таковым «трансцендетное пространство Бога, который находится вне времени» [Успенский Б.А., 1989, 31]. В более узком смысле, с позиций антропоцентризма, эту «среду» можно охарактеризовать как «поле деятельности человека», через которое и «проходит» время.
22 В такой картине мира противопоставленными оказываются смысл
времени как 1) универсальной категории и 2) временных отрезков,
ориентированных относительно человека.
Универсальное время является бесконечной субстанцией, всеобщей и единой для всех, которая может быть представлена как сумма отрезков в соответствии с тем или иным градуированием, которые получены в результате проецирования различных конвенциональных систем, выработанных человечеством в процессе «освоения» времени. Так как рассматриваемое понятие времени осмысливается как всеобщее, то и его «разметка» осуществляется относительно каких-либо единых физических пространственно-временных ориентиров. Чаще всего — это движение Земли и небесных тел. Кроме того, было возможно создание календаря, который «отталкивался» бы от климатических особенностей той или иной местности: в Древнем Египте, например, год начинался с разлива Нила. В настоящее время наиболее точным временным ориентиром являются частоты излучения атомов при переходе их с одного уровня энергии на другой (так называемые «атомарные часы»).
Ненормированные отрезки времени также могут быть наложены на «общую» шкалу времени, так как в одном из своих значений они подразумевают временную протяжённость, однако не сводимы к ней. В качестве таких отрезков предстают, во-первых, любые события и явления социального и природного порядка (война идёт, кризис миновал), во-вторых, жизнь человека и её составляющие {детство прошло, старость наступила) также интерпретируются в качестве сегментов членения временного континуума.
Свойства времени как абстрактной категории обозначаются по преимуществу посредством метафорической лексики. И изучение именно метафорических номинаций, характеризующих тот или иной аспект времени, представляется нам наиболее плодотворным для описания времени как фрагмента РЯКМ.
5. Метафорическое моделирование времени как механизм формирования фрагмента языковой картины мира
Антропоцентрическая парадигма современного языкознания на новом этапе ее развития привела исследователей к потребности не просто зафиксировать факты языка в их зависимости от жизнедеятельности человека, но и выявить те глубинные механизмы сознания, которые лежат в основе функционирования языкового инструментария.
Названная парадигма позволяет рассматривать метафору не как результат переосмысления, а как один из указанных механизмов, отражающий один из базовых способов человеческого мышления. Метафора в этой связи интерпретируется как основной принцип миромоделирования, а механизм метафоризации начинает рассматриваться как ведущий объяснительный принцип для целого ряда лингвокогнитивных явлений.
Метафорическое миромоделирование, таким образом, в настоящее
время занимает центральную позицию в ряду актуальных проблем
лингвистики. Проблематика эта относится к разряду междисциплинарных и
разрабатывается лексикологическим (Е.М. Вольф, В.Г. Гак,
Г.Н. Скляревская, О.Н. Лагута, А.Н. Шрам и др.), когнитивным (М. Блэк, Дж. Лакофф, М. Джонсон, А. Ричарде, Н.Д. Арутюнова, Л.И. Ермоленкина, О.Н. Лагута, Н.А. Мишанкина, A.M. Мухачева, З.И. Резанова, В.Н. Телия, А.П. Чудинов и др.), психолингвистическим (А. Павио и др.) направлениями лингвистики. Проблема метафоры актуальна и в такой традиционно гуманитарной области осмысления, как философия (М. Блэк, Д. Дэвидсон, Э. Кассирер, X. Ортега-и-Гассет, Г.С. Баранов и др.).
Существенной чертой метафоры исследователи считают ее когнитивную природу: «Создавая образ и апеллируя к воображению, метафора порождает смысл, воспринимаемый разумом» [Арутюнова, 1983, 10].
Такой взгляд на метафору характерен, прежде всего, для когнитивного
направления лингвистического исследования. Как отмечает Т.Г. Скребцова, анализируя историю становления и современное состояние когнитивной лингвистики (прежде всего — теорию концептуальной метафоры Дж. Лакоффа и М. Джонсона), в современной концепции когнитивизма метафора интерпретируется не только как феномен языка, но и как способ повседневного мышления: «Мышление образно - в том смысле, что для представления понятий, не обусловленных непосредственным опытом, человек прибегает к метафоре, метонимии и образным построениям (mental imagery), — а это выходит за рамки прямого отражения внешнего мира. Именно эта способность человека к образному мышлению, предположительно, выводит мысль за пределы того, что доступно непосредственному наблюдению и ощущению, обусловливает возможность абстрактного мышления. При этом образное мышление также является воплощенным (правда, опосредованно), так как метафоры, метонимии и образы тоже обусловлены опытом, в том числе чувственным восприятием» [Скребцова, 2000, 7].
Рассмотрение метафоры как одного из языковых механизмов миромоделирования, как способа интерпретации основной ментальной категории, как орудия, как механизма анализа для настоящего исследования является базовым методологическим принципом. Этим данное исследование существенно отличается от работ, где метафора представлена в качестве объекта анализа.
Метафора в представленном исследовании есть инструмент познания категории времени, которую она номинирует. Работа строится на следующем понимании метафоры: это языковой прием трансформации смысла, при котором происходит пересечение двух концептуальных систем в целях применения к основному субъекту метафоры свойств и ассоциативных импликаций, связываемых с ее вспомогательным субъектом [Арутюнова, 1999, 297, 357]. Подобный подход к метафоре складывается в современных
25 работах по теории языковой картины мира, теоретико-методологический
аппарат которых учитывает достижения как структурной семантики, так и когнитивистского направления исследования метафоры (основы последнего были заложены в фундаментальной работе Дж. Лакоффа и М. Джонсона «Метафоры, которыми мы живем» [Дж. Лакофф, М.Джонсон, 1990]). Методология такого исследования получает обоснование в статье «Метафорическое моделирование в языковой картине мира (к обоснованию методов исследования)» [Резанова, Мишанкина, Катунин, 2002а], а также в монографическом исследовании «Метафорический фрагмент русской языковой картины мира: ключевые концепты. Часть 1» под ред. проф. З.И. Резановой [Резанова, Мишанкина, Катунин, 20026].
Значимость исследования в первую очередь метафорического моделирования смыслов определяется его базисностью в языке в целом, его генетической первичностью в выстраивании семантики естественных языков (элементы мифологического мышления). «Можно составить почти бесконечный список метафор, которые мы едва ли осознаем как таковые, так как они практически являются единственно доступными лингвистическими средствами, — утверждает Б. Уорф, определяя роль метафоры в процессах языкового моделирования как средства объективации многих абстрактных категорий категорий — длительности, интенсивности, направленности и др. — в языках «среднеевропейского стандарта», — и добавляет: «Это зашло так далеко, что мы постоянно обращаемся к метафорам, даже когда говорим о простейших непространственных ситуациях. Я «схватываю» «нить» рассуждений моего собеседника, но если их «уровень» слишком «высок», мое внимание может «рассеяться» и «потерять связь» с их «течением», так что, когда он «подходит» к конечному «пункту», мы расходимся уже «широко» и наши «взгляды» так «отстоят» друг от друга, что «вещи», о которых он говорит, «представляются» «очень» условными или даже «нагромождением» чепухи» [Уорф, ].
В настоящее время написан целый ряд работ, где, согласно заявленной
выше методологии, метафора рассматривается в качестве механизма, а не объекта анализа, имеющего цель реконструировать определенный фрагмент РЯКМ. Подобный подход применен к описанию русской политической модели [Чудинов, 2001], модели восприятия звукового образа мира [Мишанкина, 2002, Резанова, Мишанкина, Катунин, 20026], этико-эстетической оценки человека [Ермоленкина, 2002], модели времени (частично) [Резанова, Мишанкина, Катунин, 20026], пространственные модели [Мухачева, 2004], модели восприятия эмоций и чувств [Коберник, 2004], а также к исследованию метафорических моделей в разных типах дискурса: виртуальном [Резанова, Мишанкина, 2003а], рекламном [Резанова, Иваницкая, 20036], политическом [Чудинов, 2001] и др.
В представленном исследовании заявленный подход применен к описанию модели восприятия времени в русской языковой картине мира.
Русский язык содержит достаточно обширный пласт метафорической лексики, выражающей предикативные характеристики времени, ибо время, в числе прочих абстрактных категорий, описывается преимущественно при помощи метафор.
В соответствии со спецификой понимания метафоры и ее использования для достижения цели работы определим границы исследуемого материала.
В качестве материала привлекается максимально широкий круг метафорических выражений времени. При этом в работе исследуются как узуальные, так и окказиональные метафоры, как живые, образные метафоры, так и метафоры генетические (в терминологии Г.Н. Скляревской).
Ядро метафорических моделей составляют языковые, узуальные метафоры, то есть метафоры, устоявшиеся в языке, понимаемые без каких-либо затруднений всеми его носителями, не требующие для осуществления такого понимания излишне развёрнутого контекста. Метафорические значения этой группы представлены в словарях либо с пометами «перен.», либо без таковых. Отсутствие пометы может свидетельствовать об угасании
27 метафорической образности, о переходе языковой, узуальной метафоры в
разряд генетических. Под генетической метафорой понимается единица,
которая «не обладает образным элементом, не обнаруживает семантической
двойственности, семантически независима» [Скляревская, 1993, 41], для нее
характерна «утрата мотивированности, выпадение элемента сопоставления из
семантической структуры слова» [там же].
В околоядерную область этих моделей входят художественные, индивидуально-авторские метафоры, то есть такие, у которых результативное значение не зафиксировано в словаре, но которые образованы в строгом соответствии с направлением семантической деривации той или иной модели.
Каждая как узуальная, так и индивидуально-авторская метафора представляет вариант диалектического единства общего и единичного. Речевое использование языковой метафоры наряду с актуализацией общей схемы метафорического уподобления/отождествления предполагает актуализацию неопределенного по объему спектра ассоциаций, зависящего от индивидуального языкового и экстралингвистического опыта говорящего и слушающего, от совокупности конкретных условий контекста, а также от конситуации употребления. В то же время любая индивидуально-авторская метафора при всей ее контекстной и художественной обусловленности опирается на существующие в данной культуре типы, образцы межкатегориального уподобления. Индивидуально-авторские метафоры представляются видоизменением концептуальной метафорической модели, расширением ее потенциала. По отношению к языковой она показывает потенциал ее развития, свидетельствует о диалектическом единстве уникальности и модельности авторской метафоры.
Привлечение в качестве объекта исследования как языковых (инвариантных, воспроизводимых), так и текстовых (вариантных, невоспроизводимых) единиц, определяемых как окказиональные реализации,
становится возможным в результате совмещения приемов системного
(языкового) и контекстуального анализа.
При всех различиях в воспроизводимости, контекстной зависимости, глубине ассоциативного поля метафорического соотношения, типов связей с эстетической функцией речи, отмечаемых Г.Н. Скляревской [там же], в нашей работе акцент переносится на моменты принципиального единства всех видов метафор в типах смыслового моделирования, в типах организации семантики.
Основанием для отбора анализируемых метафорических выражений
явилось наличие в их структуре имен существительных с семантическим
компонентом «время». Для того чтобы описать временной фрагмент РЯКМ,
представляется необходимым проанализировать соотношение
результативного (РЗ) значения входящих в указанные выражения глаголов и прилагательных с исходным значением (ИЗ) и благодаря этому выявить принципы образной интерпретации абстрактной категории времени в РЯКМ.
Все рассмотренные в работе метафорические сочетания включаются в метафорические парадигмы, основанием для объединения в которые послужила общность их исходных и результативных значений.
В результате такого анализа выявляется система метафорических моделей, под которыми понимается:
1) такой тип метафорического переноса, при котором у группы метафор
отмечаются общий компонент как в результативных значениях, так и в
исходных и общая аксиологическая ориентированность метафорического
содержания;
2) группы метафор, сформированные по указанным принципам.
Данные модели включают единицы, входящие в семантическое поле
«время». Под семантическим полем, в соответствии с лингвистической традицией, в работе понимается «совокупность языковых единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений. /.../
Примеры семантических полей: поле времени, поле животноводства, поле
имен родства, поле цветообозначений, поле глаголов побуждения, поле имен характеров и т.д.» [Кобозева, 2000, 99].
6. Оценочность как компонент метафорических моделей
времени
Как отмечалось, представленное исследование посвящено изучению, прежде всего, механизма метафоризации. Акт метафоризации при этом рассматривается как сложный, многоаспектный процесс образного и понятийного аналогизирования. Так как одним из неотъемлемых компонентов рассматриваемого процесса является ценностное маркирование метафорически интерпретируемого объекта, обращение к аксиологической компоненте результативной семантики для данной работы является принципиальным.
Национально специфические ценностные представления в их текстовом воплощении современная лингвистика рассматривает в целом ряде аспектов, отражающих поливариативность имеющихся подходов к изучению языка в целом (И.В. Арнольд, Н.Д. Арутюнова, В.Г.Баранов, А.В. Васильева, Е.М. Вольф, Н.А. Лукьянова, В.Н. Телия и др.).
Значимость и многоаспектность указанной категории определяется ее особой ролью в структуре мировосприятия и значительным уровнем идейно-социальной обусловленности: «эмотивно-оценочные отношения детерминируются мировоззрением народа - носителя языка, его культурно-историческим опытом, системой существующих в данном социуме критериев оценки, а также универсальностью объектного суждения, обязывающего «соблюдать» соизмерение ценности объекта с некоторыми стереотипами или стандартами по некоторой шкале, отображающей общественно сложившиеся нормы представления о хорошем или плохом, либо о проявляющемся сверх или ниже нормы» [Телия, 1986, с.39].
Отдельно отметим, что сравнительно недавно миромоделирующие
структуры и процессы, лежащие в основе оценочных значений, стали
рассматриваться в соответствующих специальных исследованиях
(В.Г. Баранов, М.А. Дмитровская, Т.В. Писанова). Аксиологические аспекты
метафорического моделирования рассматривались в работах О.Н. Лагута
[Лагута, 2003а,б], Н.А. Мишанкиной [Мишанкина, 20026],
Л.И. Ермоленкиной [Ермоленкина, 2001], A.M. Мухачевой [Мухачева, 2003]. Подобный подход к представлению аксиологического аспекта исследования демонстрируется в данной работе.
Оценочные отношения «обусловлены не объективным, а субъективным членением мира, т.е. таким его членением, в основе которого лежат не реальные свойства предметов и явлений, а лишь наши субъективные от них впечатления, наши эмоциональные реакции на них и умственные заключения о их роли в нашей жизни» [Васильев, 1996, с.55]. Антропоцентрическая сущность метафоры неизбежно переводит ее в сферу реализации ценностных установок носителей языка.
Моделирование и словесное воплощение таких абстрактных сущностей, как время, требует их глубинного переосмысления человеческим сознанием, в процессе которого встраивание в аксиологическую модель происходит как неотъемлемый, органический компонент метафоризации, именно в связи с этим аксиологическая ориентация семантики исследуемых метафорических выражений приобретает статус конститутивного свойства метафорической модели.
В представленном исследовании анализ оценочной компоненты в структуре РЗ проводится по отношению к каждой единице исследования. В результате выявляются закономерности аксиологической ориентации каждой выделенной модели.
31 Структура работы
Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения. Библиография работы включает более 300 наименований.
Осмысление категории времени в русской языковой картине мира всегда предполагает сопоставление (явное или чаще скрытое) двух субъектов действия: времени и человека. Все метафорические модели, в которых представлена категория времени, строятся на отношениях человека и времени, вследствие этого и сами модели могут быть классифицированы на основании того, что или кто является в них субъектом действия. Структурация диссертационного исследования определяется организацией описываемого фрагмента языковой картины мира, основанной на заявленных отношениях человека и времени. В качестве ведущего параметра выделения моделей при этом избирается параметр образа времени, то есть направленность образного осмысления категории времени.
Первая глава посвящена описанию метафорических моделей, интерпретирующих время с точки зрения особенностей его движения. В системе моделей такого типа вычленяются статическая, динамическая и синхронные модели движения времени, рассматривается также проблема линейного и циклического движения. Отдельному описанию подвергается аксиологическая направленность моделей движения времени. Во второй главе описываются метафорические модели времени, в основе которых лежат различные субъектно-объектные отношения, структурация главы определяется ролью времени - субъектной или объектной, а также типом объекта воздействия времени или типом субъекта воздействия на время. Третья глава демонстрирует результаты метафорической интерпретации времени через систему качественных признаков, выраженных преимущественно с помощью качественных прилагательных. Каждая из глав завершается выводами. Заключение представляет собой описание итоговой сводной модели интерпретации времени в русской языковой картине мира.
На защиту выносятся следующие положения.
1. Метафорический фрагмент русской языковой картины мира,
репрезентирующий ВРЕМЯ, отражает модель представления данной
категории высокой степени абстракции в сознании носителей русского языка.
Исследование метафорических моделей позволяет выявить образ времени, существующий в сознании современного человека.
Выявленная в работе система метафорических значений единиц с семантикой времени позволяет утверждать, что результат интерпретации времени в сознании носителей русского языка представлен моделями его движения, моделями воздействия времени на окружающий мир и воздействия компонентов окружающего мира на время, а также рядом качественных моделей, где время представлено как воспринимаемое различными органами чувств, как субъект эмоционального переживания и в некоторых других образах.
Базовыми для РЯКМ являются динамическая модель движения времени, модель деструктивного воздействия времени и количественные модели времени, о чем свидетельствует степень частотности их актуализации, количество зафиксированных единиц, степень регулярности производства переносных ЛСВ и степень функциональной универсальности.
5. Метафорические модели времени имеют аксиологическую
направленность. При реализации моделей движения времени оценочные
смыслы являются базовыми для большинства моделей; для моделей, где
время выступает как субъект или как объект различных действий, не
связанных с семантикой направленного движения, значение оценочности
становится дополнительным.
6. Множественность типов исходных значений метафорического
переосмысления образов времени в русском языке может рассматриваться
как свидетельство базовости этой категории в категориальном аппарате
мышления.
Принципы выделения языковых метафорических моделей движения времени
При всей разнице подходов к изучению проблемы языкового отражения движения времени можно выделить несколько общих принципиальных аспектов.
При описании языковых моделей всегда учитывается как положение времени, так и позиция человека по отношению к нему: время и человек выступают здесь как равноправные величины. Иначе говоря, в данном случае мы имеем дело с проявлением антропоцентричности как одного из главных признаков, отличающих языковую картину мира (ЯКМ) от научной картины мира (НКМ). И поэтому в дальнейшем, вслед за Т.В. Цивьян, мы будем рассматривать и определять время не как некое безотносительное понятие, а с точки зрения положения (самоидентификации) человека в той или иной ЯМ [Цивьян, 1990, 75].
Во всех вышеприведённых описаниях ЯМ ключевым является понятие движения, через которое время, очевидно, только и может быть осмыслено в языке: либо время движется относительно человека, либо человек движется относительно времени. Следовательно, исходя из определения движения (Перемещение в пространстве в каком-л. направлении; передвижение), можно сделать вывод о том, что такое движение-перемещение подразумевает, как минимум, трёхкомпонентную структуру: субъект движения; пространство, в котором это движение происходит; направление движения.
Анализ структурно-смысловых элементов языковых моделей (что осмысливается как субъект движения, как пространство, в рамках которого осуществляется движение, каково направление этого движения, а также то, какую позицию занимают время и человек в этих моделях) и средств их выражения позволяет выделить три типовые языковые метафорические модели движения времени (ЯММДВ):
динамическую модель;
статическую модель;
синхронные модели.
Каждая из выделенных в работе моделей движения характеризуется своеобразием роли человека и времени, их субъектно-объектных отношений и направления движения времени и человека, которое в большинстве случаев не эксплицировано и устанавливается только путём анализа других компонентов метафорической модели. Кроме того, рассмотрение ЯММДВ позволяет отметить некоторые закономерности осмысления времени в русском языке в плане линейной и циклической форм времени.
Время как субъект воздействия
Сопоставление исходного и переносного значений глагола стереть (ИЗ Удалить что-л. с поверхности, проводя по ней чём-л.; вытереть; РЗ: Уничтожить, изгладить) позволяет реконструировать следующую образную ситуацию, отражаемую данным метафорическим сочетанием, интерпретирующим воздействие времени на физическую «оболочку» человека: с рождения человек обладает некими качествами (запас которых ограничен и наличие которых оценивается положительно), а время уничтожает их.
Основу данной метафорической модели составляют сочетания, организуемые объектно направленным предикатом с широким спектром значений, имеющим в качестве субъектного актанта имя временной семантики, а в качестве объекта — наименование лица. Следует отметить, что в данной модели доминирует замещение субъектного компонента именем обобщенной временной семантики — время, причем субъектом воздействия становится время как некий абстрактный субъект (а не как какой-либо временной отрезок, маркированный отличительными признаками). Этот компонент может быть конкретизирован, аспектирован через свои акциональные характеристики: в качестве субъекта может выступать — ход (времени), бег (времени), ветер (времени) (обратим внимание, что номинация ветер (времени) представляет собой одно из метафорических обозначений движения времени).
Предикатный компонент в данной модели может быть замещен также глаголом обобщенной акциональной семантики - делать (ИЗ Создавать обычно с помощью инструментов, специальных приспособлений, машин и т.п. различного рода предметы, вещи, изделия; изготовлять, производить; РЗ Приводить в какое-л. состояние или положение), а также глаголами ЛСГ прикосновения, очищения и удаления объекта, изменения положения, повреждения неодушевленного объекта: время коснулось, время стерло, время наложило отпечаток, время наложило знак, время согнуло и др. Эта группа глагольных предикатов, исходное номинативное значение которых содержит указание на различного типа физическое воздействие на поверхность, структуру объекта, служит основанием формирования метафорического образа деструктивного воздействия времени, изменений в человеке, проявляющихся в его внешнем виде: Смотрю: ёлки-палки, что время делает с нами! Разве я когда-нибудь узнал бы в этом облысевшем, как и я, человеке того молодого, как звон, красавца лётчика, в далёком военном году обламывавшего ветки прусской рябины в красных кистях (Искандер). Таким образом, в данной модели создается следующий метафорический образ воздействия времени: время так обращается с человеком, что последний, теряя свои положительно оцениваемые говорящим качества, ничего не приобретает взамен либо получает черты, которые могут восприниматься только как негативные. Здесь любопытно отметить, что даже если из всего вышеприведённого контекста вычленить только сочетание что время делает с нами, то и тогда становится ясно, что результат такого процесса отрицателен для человека-объекта воздействия. Следовательно, в РЯКМ влияние времени на физическую сторону существования человека воспринимается как одностороннее.
Однако здесь необходимо учитывать следующий момент: если действовать в сторону улучшения физической оболочки человека время, действительно, не склонно, то в ряде случаев оно может всё-таки быть снисходительно к человеку, что и выражается в отсутствии какого-либо воздействия времени на него посредством добавления отрицания к глаголу касаться (ИЗ Дотрагиваться до кого-, чего-л., прикасаться к кому-, чему-л.; РЗ Проявляться в чем-либо, оказывать влияние на существование чего-л.): Время милостиво обошлось с Джолионом, ибо он был Форсайт. Но Ирэн время словно совсем не коснулось, таково было, по крайней мере, его впечатление. Когда она вышла к нему в сером бархатном платье,... она показалась ему ничуть не постаревшей (Голсуорси, перевод Богословской-Бобровой).
В данном случае метафорическая интерпретация ситуации аналогична той, которая описывается посредством ЛСВ глагола стереть , любой «контакт» со временем не несёт ничего хорошего для человека (по крайней мере, для его физической стороны). Кроме того, как видно из приведённого контекста, время может милостиво обойтись с человеком. Однако милость времени в данном случае заключается не в том, что время что-то дало человеку, а в том, что оно всего лишь не прикоснулось к нему, ничего не унесло, не уничтожило. Подобная ситуация может быть отражена и с помощью предиката пощадить (ИЗ Дать пощаду кому-л., не причинить вреда кому-, чему-л.; РЗ Сохранить без изменений, уберечь от разрушения): Удивление его возросло, когда он увидел, что годы так пощадили её: в тридцать с небольшим лет она казалась если уже не прежней девочкой, то только разве расцветшей... женщиной (Гончаров).
Перцептивные метафорические модели времени
Одну из групп метафор при такой классификации составят прилагательные с исходным значением «чувственное восприятие», употребляемые с целью оценочной характеристики того или иного отрезка времени. (Следует оговориться, что такие определения образуют сочетания со словами, обозначающими не «безграничное» время, а именно отрезки времени. Причём для этого используются как специфические обозначения отрезков {дни, годы, минуты и т.д.), так и слово «время», которое, однако, всегда в таком сочетании будет обозначать только какой-либо временной фрагмент, что чётко прослеживается в контексте употребления.) Уже при первичном анализе исходной семантики прилагательных этой группы можно увидеть неравномерную «задействованность» предикатов, в своём исходном значении определяющих восприятие посредством разных органов чувств, при образовании метафорических определений времени. В наибольшей степени для этой цели востребованы определения, характеризующие визуальное восприятие, что отражается в возможности использования относительно большого количества прилагательных с исходным значением цвета и света при определении времени.
Выбор слов со значением цвета при обозначении временных отрезков весьма ограничен. Здесь можно предположить, что такая малочисленность обусловлена «отбором» слов на промежуточном этапе образования переносных значений, когда у обозначения спектров цвета появлялось второе, переносное, значение оценки, и только затем уже в этом оценочном значении становилось возможным сочетание с временными обозначениями. То есть в такой метафорической модели прослеживается некоторая оценочная архетипизация восприятия цветовой гаммы: красный (ИЗ Имеющий окраску одного из основных цветов спектра, идущего перед оранжевым; цвета крови; РЗі Красивый, прекрасный; Р32 Радостный, счастливый), чёрный (ИЗ Цвета сажи, угля; РЗі Отрицательный, плохой; Р32 Связанный с трудностями, невзгодами (о времени). Соответственно, обозначения цвета без вторичной оценочной семантики не могут быть использованы при метафорической характеристике времени: Я видел красный день: в России нет раба! И слёзы сладкие я пролил в умиленье (Некрасов); — Чёрный год придёт, чем станем платить? (Гарин-Михайловский); Чёрные месяцы Женъкиной жизни, когда он вдруг прослыл лодырем и выпивохой, понемножку забывались (Б. Полевой); Как себя вести в чёрные дни, в горькие минуты? Что делать? (Голсуорси, пер. Райт-Ковалёвой); Отложить деньги на чёрный день.
К этой группе метафор примыкает слово золотой {златой), поскольку также имеет в своей смысловой структуре промежуточное ценочное значение (ИЗі Сделанный из золота, покрытый золотом; И32 Блестяще-жёлтый, цвета золота; РЗі Замечательный по своим достоинствам, прекрасный, очень хороший; Р32 Счастливый, благоприятный; блестящий, великолепный): Края Москвы, края родные, где на заре цветущих лет, Часы беспечности я тратил золотые (Пушкин); Быстро мелькают золотые дни беспечного, весёлого детства (Григорович); В колыбели русского государства — непрерывная линия развития вплоть до золотых времён Киева (А.Н. Толстой); Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни? (Пушкин). Также с данным прилагательным образована идиома золотой век (об эпохе расцвета наук и искусств в истории какого-л. народа). Известная доля условности в отнесённости этого слова к группе со значением цвета и света обусловлена тем, что неясно его исходное значение {сделанный из золота или цвета золота), однако в данном случае это представляется не столь важным, поскольку, во-первых, эти значения синкретичны, а во-вторых, наблюдается модельная соотнесённость при образовании переносного значения (характеризующего отрезки времени).