Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Коммуникативные факторы формирования толкования в научно-популярных текстах первой половины XVIII века 12
1.1. История журнала «Примечания к Санкт-Петербургским ведомостям» .14
1.2. Проблема определения типа издания «Примечаний» 22
1.3. Образовательно-просветительские целевые установки «Примечаний» 30
1.4. Особенности взаимодействия с читательской аудиторией 43
1.5. Толкование как тип изложения 53
Выводы по 1-й главе .66
ГЛАВА 2. Внутритекстовые толкования лексики в «примечаниях» .68
2.1. Тематические группы лексики «Примечаний» .68
2.2. Типология внутритекстовых толкований лексики 88
2.3. Структурно-смысловые особенности внутритекстовых толкований .95
2.3.1. Количественные показатели толкований 95
2.3.2. Виды ввода внутритекстовых толкований 102
2.3.3. Смысловые разновидности толкования лексики 106
2.3.4. Расположение внутритекстовых толкований относительно толкуемого слова 117
2.3.5. Случаи ложных внутритекстовых толкований 119
2.4. «Примечания» как лексикологический источник 123
Выводы по 2-й главе .130
ГЛАВА 3. Разновидности текстовых толкований в «примечаниях » 133
3.1. Определительное толкование .135
3.1.1. Определительное толкование в статьях, связанных с пищевым кодом...136
3.1.2. Определительное толкование в статье об опере (1738 г.) 152
3.2. Трактующее толкование 157
3.3. Реинтерпретирующее толкование 165
Выводы по 3-й главе .182
Заключение 184
Литература
- Особенности взаимодействия с читательской аудиторией
- Структурно-смысловые особенности внутритекстовых толкований
- Случаи ложных внутритекстовых толкований
- Определительное толкование в статье об опере (1738 г.)
Введение к работе
Актуальность предпринятого исследования обусловлена вниманием в нем к этапу генезиса журналистской научно-популярной речи, в которой толкование занимает существенное место. Сведения о становлении и эволюции научно-популярного подстиля весьма ограничены, его роль в формировании лексической системы русского литературного языка в XVIII веке ранее не анализировалась.
В данном диссертационном исследовании представлен анализ одного из наименее изученных функционально-смысловых типов речи – толкования, исследование функционально-семантических вариантов в научно-популярных текстах которого еще не проводилось. Насколько нам известно, впервые толкование как отдельный функционально-смысловой тип речи было выделено в работе И. А. Антиповой, где оно было рассмотрено как монологический способ изложения, вербализующий особый механизм постижения скрытого смысла символа в древнерусской литературе, и где были определены типы таких толкований. Однако чтобы составить полное представление о толковании как способе изложения, необходимо изучать его в разных видах текстов. В нашем исследовании рассматриваются внутритекстовые и текстовые толкования лексики, ранее не становившиеся в лингвистических работах объектом анализа. В связи с этим актуальность исследования, посвященного генезису одного из наименее изученных функционально-смысловых типов речи, очевидна.
Исследование научно-популярных текстов в аспекте выражения в них толкования общественно значимо, поскольку в современной России
распространение научной мысли, повышение авторитета научного знания, чему может служить популяризация науки в журналистике, считаются значимыми в информационной деятельности. В связи с этим развитие для будущего журналиста умений работать в данной сфере, соблюдая коммуникативно-стилевые нормы, – чрезвычайно важная проблема. Задача обучения построению текстов научно-популярного характера поставлена перед современной высшей школой, и она будет решаться тем успешнее, чем полнее и точнее будут сведения о лингвистических и функционально-семантических особенностях каждого ФСТР и основных его подтипов.
Научная новизна работы. В диссертации предложены узкий и широкий
(внутритекстовый и текстовый) подходы к определению толкования,
определено его значение в истории русского литературного языка первой
половины XVIII века, разработана типология его внутритекстовых и текстовых
разновидностей, выявлены лексические и прагматические особенности каждого
из них. Прослеживается история укоренения многих заимствованных слов в
русском литературном языке благодаря деятельности исследуемого журнала.
Работа позволяет воссоздать более полную картину
развития словарного состава русского литературного языка первой половины XVIII века, поскольку определяется роль и место неологизмов в процессе формирования русской лексики этого времени. Последнее демонстрирует не только особенности функционирования собственно языковой системы, но и тенденции в развитии общества в данный период. Новым аспектом анализа ФСТР является изучение научно-популярных текстов как источника лексикологических знаний.
Теоретическое значение проведенного исследования, как
представляется, состоит в том, что получены дополнительные сведения о
закономерностях вхождения новой лексики в литературный язык, важные для
решения теоретических вопросов лексической неологии. Автором определены
новые основания для типологизации журналистских и медиатекстов, поскольку
выработаны критерии определения толкования в тексте, построена
классификация его подтипов, установлена их смысловая и формальная
структура. Кроме того, уточнены особенности выражения в тексте специфики
научно-популярного стиля периода его зарождения. Тем самым, результаты
диссертационного исследования могут способствовать разработке
малоисследованных проблем исторической стилистики как особого
направления стилистики.
Практическое значение работы заключается в том, что полученные в
результате анализа материала данные могут быть использованы в преподавании
стилистики журналистского текста, функциональной стилистики,
коммуникативной культуры журналиста. Они позволяют внести необходимые уточнения в характеристики ФСТР и его подтипов, содержащиеся в учебных и методических пособиях, в первую очередь – в пособиях для будущих журналистов.
Материалы диссертации используются автором при проведении спецсеминара «Историческая стилистика русской журналистики XVIII века» в Санкт-Петербургском государственном университете.
Содержащиеся в работе наблюдения и выводы могут быть полезными также для авторов, редакторов и переводчиков (прежде всего – произведений научно-популярного характера).
Диссертация преследует цель изучить лексические и
лингвопрагматические особенности толкований лексики в научно-популярном журнале первой половины XVIII века «Примечания к Санкт-Петербургским ведомостям». Этой целью обоснованы конкретные задачи исследования:
-
Изучить историю журнала «Примечания к Ведомостям», охарактеризовать его тип, установив его целевые установки и важнейшие принципы коммуникативного взаимодействия с аудиторией, дать определение внутритекстового и текстового толкования как типа речи.
-
Выявить фрагменты внутритекстовых толкований в «Примечаниях» и дать их комплексный анализ: а) установив, какие тематические разряды лексики в тот период развития русского языка нуждались в толкованиях;
б) разработав типологию внутритекстовых толкований, проведя количественно-
качественный анализ употребительности каждого типа в разные годы;
в) определив, какое лексикографическое значение имели эти толкования в
журнале.
3. Установить и описать текстовые разновидности толкований лексики в тематических разновидностях текстов «Примечаний к Санкт-Петербургским ведомостям»
Методологической основой диссертации служат фундаментальные положения о связи языка и мышления, о деятельностной сущности языка и его функций (В. Гумбольдт, A. A. Потебня, Ф. де Соссюр, Л. С. Выготский,
A. A. Леонтьев, Б. А. Серебренников и др.), о деятельностной природе стиля в
процессе коммуникации (Л. Р. Дускаева, М. Н. Кожина, Т. В. Матвеева,
B. В. Одинцов, В. А. Салимовский), а также труды по терминоведению
(В. П. Даниленко, Н. З. Котелова, Л. Л. Кутина, В. М. Лейчик, Л. А. Капанадзе,
В. Ф. Новодранова, В. Н. Прохорова, А. В. Суперанская, В. А. Татаринов и др.),
по лексической семантике (Ю. Д. Апресян, Л. Ю. Астахина, Р. А. Будагов,
В. В. Виноградов, И. С. Кобозева, Л. С. Ковтун, Л. П. Крысин, Э. В. Кузнецова,
Ю. С. Маслов, Ф. П. Сороколетов, Г. В. Судаков, А. А. Уфимцева, Ф. П. Филин,
Д. Н. Шмелев), по глоссемантике (И. А. Василевская, Э. А. Лазаревич,
М. М. Чумандрина, Н. Ж. Шаймерденова), по истории русского литературного
языка XVIII века и исторической лексикологии (А. А. Алексеев,
Е. Э. Биржакова, Л. А. Булаховский, И. А. Василевская, В. В. Веселитский,
В. В. Виноградов, Л. А. Войнова, Г. О. Винокур, А. И. Горшков, А. И. Ефимов,
В. М. Живов, Е. Г. Ковалевская, В. М. Круглов, Л. Л. Кутина, Б. А. Ларин,
В. Д. Левин, Т. А. Лисицына, Ю. С. Сорокин, Г. В. Судаков, Б. А. Успенский,
Ф. П. Филин, И. С. Хаустова, W. Christiani, H. Jelite, K. Koch, G. Httl-Wort), по
истории русской литературной культуры первой половины XVIII века
(К. А. Богданов, С. И. Николаев, А. М. Панченко, И. З. Серман, Ю. Д. Левин),
по истории русской журналистики XVIII века (Г. В. Балицкий, П. Н. Берков,
Д. Д. Благой, Л. П. Громова, Г. В. Жирков, А. В. Западов, О. Р. Кудаков,
А. И. Тощев), по стилистике журналистских текстов (И. В. Анненкова,
Т. Г. Добросклонская, Л. Р. Дускаева, Е. С. Кара-Мурза, В. И. Коньков,
М. А. Кормилицына, И. П. Лысакова, В. А. Марьянчик, К. А. Рогова,
О. Б. Сиротинина, В. В. Славкин, Г. Я. Солганик, А. В. Полонский,
Т. В. Чернышова) и стилистике научных и научно-популярных текстов
(И. Р. Гальперин, О. Ю. Луковникова, М. Н. Кожина, Н. В. Кириченко,
Н. Н. Маевский, Т. В. Матвеева, Н. Я. Сердобинцев, Т. Б. Трошева).
При изучении и описании материала использовались общенаучные методы исследования языковых единиц (наблюдение, анализ, синтез, индукция, дедукция, элементы метода количественного анализа), а также собственно лингвистические методы системного изучения языка (контекстуальный метод, методы непосредственного наблюдения, анализа, обобщения). Одним из важнейших в исследовании стал речедеятельностный подход, при котором лингвистические характеристики текста анализируются на основе данных логики, теории журналистики и коммуникативистики.
Материал исследования составляют статьи, опубликованные в научно-популярном журнале «Примечания к Санкт-Петербургским ведомостям» с 1728 по 1742 гг. (более 1240 статей, по которым проведена полная выборка толкуемого лексического материала, составившего более 700 случаев толкования). Закономерно отправной точкой исследования выбран именно этот период – «эпоха принципиальных изменений в русской языковой ситуации, связанных с историческими, социокультурными преобразованиями в жизни общества и формированием науки и научного стиля» (Т. Б. Трошева). Изменения, как известно, затронули всю систему функционально-речевых сфер формировавшегося национального русского литературного языка.
Нами была выдвинута следующая гипотеза:
Для текстов «Примечаний к Санкт-Петербургским ведомостям»
характерен особый способ изложения – толкование, который характеризуется
рядом прагматических свойств и маркируется специфическим отбором и
сочетанием языковых средств. Потребность в журналистской популяризации
научных знаний обусловила формирование толкования особого свойства –
образовательно-осведомляющего. В ходе исследования гипотеза
подтвердилась.
На защиту выносятся следующие положения:
1. «Примечания к Санкт-Петербургским ведомостям», издававшиеся в 1728-1742 гг., представляют собой научно-популярный журнал, который был призван в языковой ситуации «словарного голода» (И. А. Василевская) начала XVIII века распространять научные сведения, прежде всего представляя толкования новых и малоизвестных слов, а также знакомя читательскую аудиторию с явлениями, обозначаемыми с помощью этих слов. В связи с этим
одним из укоренившихся функционально-смысловых типов речи в этом журнале стало толкование, которое осуществлялось как во внутритекстовых толкованиях лексики (иначе называемых глоссами), так и в целых текстах.
-
Толкование – характерный для «Примечаний» функционально-семантический тип речи, разворачивающийся во фрагментах текста или в целом тексте. Важнейшими его свойствами являются направленность на определение значения неизвестных слов и понятий, на ознакомление со свойствами ранее неизвестных явлений, а также субъективность изложения и его подчеркнутая прямая адресованность к читателю.
-
Толкуемая в «Примечаниях» лексика может быть разделена на тематические группы, дифференцированные по сферам ее функционирования (идеографически). Каждая из групп семантически неоднородна, а потому включает подгруппы. Среди тематических групп лексики в тот период развития русского языка нуждались в толкованиях термины, объясняющие явления природы, а также политическая, правовая, дипломатическая, административная лексика. Наиболее частотным является однословное толкование, наиболее эффективным с точки зрения проясненности и точности – развернутое, приближающееся к словарной статье в толковом словаре.
-
С учетом толкуемых объектов и способов развертывания в тексте толкование представлено тремя типами: определительное (направленные на раскрытие свойств неизвестных ранее феноменов), трактующее (излагающие идеи малоизвестной персоны) и реинтепретирующее (раскрывающие новые смыслы и значения у известных понятий).
Основные результаты диссертационного исследования были
представлены на 13 научных и практических конференциях и семинарах:
а) всероссийских (4): XXII Чтения памяти Ю. С. Сорокина и
Л. Л. Кутиной Института лингвистических исследований РАН (Санкт-
Петербург, 2010), Всероссийская Школа молодых лексикографов
(академическая школа-семинар «Современная русская лексикография»)
Института лингвистических исследований РАН (Санкт-Петербург, 2011), XXVI
Чтения памяти Ю. С. Сорокина и Л. Л. Кутиной Института лингвистических
исследований РАН (Санкт-Петербург, 2014), XXVIII Чтения памяти
Ю. С. Сорокина и Л. Л. Кутиной Института лингвистических исследований РАН (Санкт-Петербург, 2016).
б) международных (9):
Международный научно-практический семинар «Медиатекст как
полиинтенциональная система» (Санкт-Петербург, 2011), Международная
конференция «Числовой код в разных языках и культурах» (Москва, 2012),
XLII Международная конференция филологического ф-та СПбГУ (Санкт-
Петербург, 2013), Международная конференция «Русская историческая
лексикология и лексикография XVIII-XIX вв.», посвященная 100-летию со дня
рождения Ю. С. Сорокина (Санкт-Петербург, 2013), Международная
конференция «Вопросы русской исторической грамматики и славяноведения: К
175-летию со дня рождения Ватрослава Ягича» (Петрозаводск, 2013), IV
международная конференция «Культура русской речи» (Гротовские чтения)
(Москва, 2014), Международная конференция «Медиаисследования: век ХХI.
Традиционные и новые парадигмы научного познания массовых
коммуникаций» (Белгород, 2015), XLV Международная конференция филологического ф-та СПбГУ (Санкт-Петербург, 2016), III Апрельская междисциплинарная научная конференция «Все истины мира: разум в литературе и искусстве» (Санкт-Петербург, 2016).
Кроме того, процесс создания диссертации обсуждался на заседании кафедры речевой коммуникации СПбГУ (декабрь 2015 г.).
Основные положения диссертации отражены в 14 публикациях (общим
объемом 6,9 п. л.), включая 6 статей общим объемом 3,35 п. л. в рецензируемых
научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ: «ACTA LINGUISTICA
PETROPOLITANA. Труды Института лингвистических исследований РАН»,
«Вопросы языкознания», «Ученые записки Петрозаводского государственного
университета», «Научные ведомости Белгородского государственного
университета». Две статьи в изданиях из списка ВАК приняты к печати (1,05 п. л., «Научные ведомости Белгородского государственного университета», «Филология и человек»).
Структура и объем работы. Диссертация объемом 288 с. состоит из
введения, трех глав, заключения, списка литературы, включающего 295
наименование (280 из них на русском языке, 15 – на иностранных языках), и
приложения, содержащего полную выборку внутритекстовых толкований лексики за все годы существования «Примечаний».
Особенности взаимодействия с читательской аудиторией
Развитие искусства праздничных фейерверков и театрализованных аллегорических представлений привело к появлению на страницах «Примечаний» подробных описаний устраивавшихся в Петербурге торжеств по случаю наступления Нового года, в честь дня рождения и дня коронации правящей особы, а поскольку читателя могло заинтересовать изготовление самих фейерверков – также и статьи «О варении селитры», написанной в 1741 г. академиком Г. В. Крафтом и переведенной М. В. Ломоносовым.
Интересом к познанию окружающего мира – как в пределах Российского государства (реже), так и в широком смысле внешнего мира (намного чаще) – обуславливалось написание статей о находке в Сибири мамонтовых костей, о самоедах, о башкирах и киргизах, об истории городов и стран Европы и ряда европейских династий, о Турции и Китае, о Калифорнии, о Чили и др. Однако была существенная особенность содержания публиковавшихся материалов. Новостные материалы «Примечаний» практически всегда касались новейших европейских событий и схожих событий из европейской политической истории, а в прочих статьях в качестве иллюстративного материала преимущественно использовались примеры из общей истории европейских государств. Здесь стоит напомнить о не раз отмечавшейся в послепетровское время тенденции к описанию преимущественно европейской и, в частности, немецкой культуры в ущерб сведениям о России, что было обусловлено, по мнению исследователей, как желанием редакторов-немцев в очередной раз прославить родную им культуру, так и пренебрежительным отношением к истории и культуре «дикой» России. Аналогична была ситуация и с новостным наполнением «Санкт-Петербургских ведомостей», где известия о российских событиях либо присутствовали в минимальном объеме, либо отсутствовали вовсе (см., например: [Морозова 2005: 158-164]). Как отмечает А. В. Западов, «нельзя не заметить полного равнодушия редакции к русскому искусству, литературе, науке. Немецкие редакторы “Примечаний”, как позже “Ежемесячных сочинений”, из номера в номер внушали читателям мысль о превосходстве иноземной культуры, о неспособности русских людей к занятиям наукой и искусством, о необходимости все заимствовать и перенимать у Западной Европы». Именно поэтому, по мнению исследователя, не были своевременно опубликованы «Ода на взятие Хотина» и «Письмо о правилах российского стихотворства» М. В. Ломоносова [Западов 1964: 26].
Внимание к российской жизни проявлялось в тех случаях, когда это касалось событий, способствующих установлений более тесных связей России с внешним миром. Так, в «Примечаниях» описывалась внешняя политика и дипломатическая деятельность России: публиковались реляции о событиях на русско-шведской границе (1741-1742 гг.), описания торжеств после заключения мира с Оттоманской Портой, отчеты о прибытии иностранных послов, исключительно как факт прозорливой дипломатии описывалась свадьба Анны Леопольдовны и Антона Ульриха Брауншвейгского и др. Вместе с тем, «Примечания» сыграли существенную роль в истории русского языка, поскольку статьи журнала, расширяя кругозор читателей, обогащали и язык необходимой для него лексикой: статьи содержали толкование малознакомых слов, в них утверждались правила сочетаемости новых слов с другими, утверждалась грамматика использования этих слов в речи.
Важно обратить внимание на некоторую вторичность русскоязычных материалов «Примечаний». Дело в том, что статьи для «Примечаний» писались по-немецки, а затем переводились на русский язык (таким образом, «Примечания» изначально представляли собой в известном смысле двуязычное издание).
В 1728 г., когда существовал только русский текст «Примечаний», немецкоязычные статьи были исходным материалом для формирования выпусков «Примечаний», однако уже с 1729 г. возросший интерес к этому изданию, необычному для России, заставил Г. Ф. Миллера выдавать в свет двуязычный журнал, немецкий вариант которого выходил под названием «Historische,
Genealogische und Geographische Anmerckungen ber die Zeitungen», которое затем сократилось до «Anmerckungen bey den Zeitungen». Как было сказано во вступительном слове издателя в 1729 г., «издавали мы месячные примечания в ведомостях уже в прошлом годе на Россииском языке, и были намерены оные по восприятому обыкновению и впредь непременно производить. Но понеже до оных многие охотники нашлись, которые желают, чтоб оные такожде и на немецком языке читать возможно было, то восприято намерение, желание оных, не смотря на все помянутые трудности, исполнить, и от нынешняго времени повсянеделно дважды по половине листа оных примечаниев издавать. Ко исполнению сего намерения собрались разные персоны, из которых всякои трудится будет, к пользе и к удоволствованию читателеи нечто сообщать» [Примечания 1729: 2]. Таким образом, немецкие тексты статей перестали быть лишь формальной основой для русскоязычных материалов «Примечаний».
В первые годы существования «Примечаний» практически единственным их автором был Г. Ф. Миллер, затем к участию в написании статей стали привлекаться академики. Одними из самых деятельных авторов «Примечаний» был академик Г. В. Крафт, перу которого принадлежали около 30 опубликованных в «Примечаниях» статей (Крафт принимал участие в «Примечаниях» на протяжении всей их многолетней истории, опубликовав первую статью «О часах с висячим маятником» еще в 1728 г.), и Я. Я. Штелин, деятельность которого пришлась на период с 1738 г., когда в «Примечаниях» возросло количество статей по гуманитарным наукам. По самым общим подсчетам, более или менее активное участие в написании статей для «Примечаний» принимали не менее 15 академиков [Сводный каталог, IV: 172-173].
Структурно-смысловые особенности внутритекстовых толкований
Исследование внутритекстовых толкований лексики позволяет выделить два направления их типологического разделения: по формальному признаку ввода толкований в текст (анализ способов) и по функционально-семантическому потенциалу толкований (содержательный аспект). В свою очередь, содержательная сторона толкований также рассматривается двояко: с точки зрения его назначения, т. е. той коммуникативной роли, которую оно играет в тексте, и с точки зрения распространенности толкования. С функциональной точки зрения глоссирование в рукописных текстах подробно рассматривали А. И. Журавский, выделявший толковательные, текстологические, этимологические и отсылочные глоссы [Журавский 1960], и В. В. Нимчук, описавший интервербальные (эквивалентные), толковые, энциклопедические, этимологические и сравнительно-сопоставительные (соответствие лексеме или словосочетанию из других вариантов текста или из переводов на другие языки) глоссы [Нимчук 1981].
Наиболее развернуто типологическое разделение внутритекстовых толкований лексики (применительно к материалу, на котором выстраиваются эти типологии, – глоссирования) дано в трудах М. М. Чумандриной и Н. Ж. Шаймерденовой.
М. М. Чумандрина [Чумандрина 1972] выделяет следующие технические способы ввода толкования в текст: 1. Без скобок, за запятой или без нее а) с помощью союза или: Руды, или в горах копаемые металлы; б) с помощью союза то есть (вариант – тоесть): Гондолиер, то есть судовщик; в) с помощью союза сиречь (вариант – си речь): Преход, сиречь мост. 2. С помощью квадратных или круглых скобок34: а) с союзами или, то есть, сиречь: Континентами [сиречь материками], шелмом (то есть вором); б) без союзов: Скважинку [дирочку], медики (врачи). 3. Толкование над словом (интерлинеарное толкование). Такой тип толкования характерен, например, для «Книги, зовомой земледельческой» (1705 г.): спи на чреве (над словом чреве – приписка ничком). Встречается и поморфемное глоссирование: в случае слова отроски над –роски приписано –расли. О целенаправленном использовании скобок в газетных текстах Петровского времени см., например: [Вяткина 2001: 133)]. 4. Маргинальные пояснения (на полях) даются чаще всего под звездочкой, реже – с помощью иного знака (например, скобки или крестик).
С точки зрения способа пояснения М. М. Чумандрина выделяет два типа толкований: истолкование понятия и словарное соответствие. В первом случае речь идет либо о развернутой дефиниции (толкование словосочетанием или предложением), либо об однословном определении, указывающем на родо-видовую определенность предмета толкования: Каноб [звезда], Гассендуш [имя историку], скелет [то есть кости человеческие собранные, как человек бывает]. Во втором случае перед нами перевод поясняемого слова, т. е. установление его соответствия на основании набора некоторых дифференциальных признаков (здесь возможно соответствие русского слова церковнославянскому, иностранного слова – русскому и т. д.): манифест – объявление, брань – война, хладно – холодно, путный – добрый и др. В некоторых случаях возможно несколько параллельных объяснений (чаще всего – два): Тесто недосталое – кислое или квасное. М. М. Чумандрина отмечает, что глоссирование не всегда указывает на реальное соответствие между словами, поскольку нередко перед нами лишь условное равенство поясняемого и поясняющего слов. Так, слово секулум, означавшее отрезок времени в 100 лет (лат. seculum – столетие), глоссировалось словом век, которое до XVIII в. обозначало время вообще. Условность этого соответствия вызвало глоссирование слова век словом столетие, что привело к угасанию у слова век исконного значения и приобретению им нового значения, а также к вытеснению из русского языка слова секулум. Именно «приблизительное подобие» между словами способствовало развитию как синонимических рядов (эксперимент – опыт – опытание – проба – искус), так и полисемии [Чумандрина 1972: 45]. При всей тонкости различения М. М. Чумандриной истолкования слова и поиска его словарного соответствия, мы не можем не отметить, что в целом однословное толкование Каноб [планета] отличается от однословного толкования брань – война лишь тем, что к некоторым словам (определенным терминам, именам собственным, топонимам и др.) трудно или невозможно подобрать синоним, аналог или дублет, а следовательно, пояснить их значение оказывается возможным лишь с помощью словосочетания или развернутого толкования. С этой точки зрения глоссирование слова скелет развернутым толкованием то есть кости человеческие собранные, как человек бывает будет формально отличаться от однословного толкования, например, словом остов лишь степенью распространенности.
Вероятно, мы можем рассматривать глоссу в рукописном тексте и внутритекстовое толкование в тексте печатном как подобие объяснительной словарной статьи, в которой содержательная составная обратно пропорциональна объему: однословное толкование апеллирует к пониманию читателем значения поясняемого слова через комплекс связанных с поясняющим словом коннотаций, в случае толкования словосочетанием потенциальная нагруженность меньше, развернутое же толкование фактически сравнимо с небольшой статьей в толковом словаре. Кроме того, существовавшая в XVIII в. традиция написания многих слов (особенно заимствований) с прописной буквы также могла способствовать их восприятию как имен собственных или топонимов (примеры обратной ситуации см. в: [Виноградов 1982: 44-45]).
Случаи ложных внутритекстовых толкований
В отдельных случаях в русском тексте «Примечаний» нам могут встретиться фрагменты текста, внешне похожие на внутритекстовые толкования лексики, однако на самом деле таковыми не являющиеся. Избежать превратного понимания подобных «ложных толкований» в некоторых случаях помогает углубленное рассмотрение контекста, в котором они встречаются, но наиболее простым и верным способом выявить ошибочное прочтение является сопоставление русского и немецкого текста «Примечаний». Рассмотрим несколько подобных случаев.
1. В 1611 г. со стороны Ост-Фрисландии и графа Эдуарда II Генеральным Штатам было предложено, «дабы оные о заключенных по ныне посредствием их договорах такую гарантию (:тоесть когда б одна из примиренных партеи, которые прежде того между собою воину имели, оное примирение паки разрушить хотела, тогда посредственник оных тои партии, которая в своем деле права, вспомоществовать, а другую к исполнению ея должности принуждать должен:) на себя восприяли» [Прим. Вед.1730: 389]. В данном случае перед нами мнимое развернутое толкование слова гарантия, внешне оформленное как редкий, но встречающийся пример толкования (сочетание круглых скобок, двоеточия и союза тоесть). Однако в данном случае это предположение отвергается путем обыкновенного перечитывания данного фрагмента, из чего становится очевидным, что в скобках находится подробное разъяснение сути предлагаемых обязательств, а не толкование.
2. «Кирхер объявляет … будто Арапы, едучи в 670 году Гегиры, или лета Христова 1271, в Индию водою, магнитнои Инструмент употребляли» [Прим. Вед. 1733: 234]. Данный пример похож на предыдущий с тем отличием, что здесь перед нами не разъяснение некой информации, а обыкновенное сопоставление двух систем летоисчисления. Немецкий текст лишь подтверждает это: «Die Araber, welche in dem Anno Hegyrae 670, so ungefehr mit dem Jahr Christi 1271».
3. « … а другой от того здоров бывает, ежели дехтярную мазилку, или кусок смолы понюхает» [Прим. Вед. 1739: 206] – мнимость данного примера доказывается обращением к содержательной стороне сочетания дегтярная мазилка: деготь представляет собой текучую жидкость разной степени густоты, под словом мазилка в XVIII в. понималась в том числе мазь [СРЯ XVIII, 12: 35], т. е. дегтярная мазилка – это не кусок смолы, а смазочная смесь на основе дегтя для трущихся механизмов (например, осей телег).
4. О спаянных монетах, которые якобы были получены путем опускания в алхимический раствор: «Как серебро болшее место заимет, нежели золото, оное серебро от части сседается, тогда как оное в золото пременяется и на оном диры или места остаются, от чего те диры и происходят» [Прим. Вед. 1731: 151]. В данном случае существует вероятность понимания как толкования пары диры или места, что, однако, опровергается обращением не только к контексту (на монетах к моменту их извлечения из раствора либо образуются сквозные отверстия, либо остаются углубления, затем превращающиеся в отверстия, – «от чего те диры и происходят»), но и к немецкому тексту, где мы читаем «und Lcher oder Rume laesst» (где das Loch – это дыра, отверстие, а устойчивое сочетание Rume lassen вполне может быть прочитано как оставлять повреждения).
5. «Вычищенные оные асбестовые охлопки надабно на кошнице, или на решете, или начем на другом подобном сему розослать» [Прим. Вед. 1728: 47] – к сожалению, в данном случае нет возможности обратиться к немецкому тексту «Примечаний» для окончательного уточнения точности перевода. Однако в приведенном примере союз или, на наш взгляд, не объединяет слова кошница и решето в толковательную пару, а обозначает возможность выбора между ними как средствами для просушки обработанных в растворе асбестовых нитей. В пользу этого свидетельствуют данные СРЯ XVIII, где кошница определяется как корзина [СРЯ XVIII, 10: 216]. Очевидно также, что корзина традиционно плелась из гибких ветвей, а решето не менее традиционно представляло собой деревянный обод с натянутой на него тканью или образующими плотную сетку нитями, таким образом, сходство между ними могло быть внешним, но функционально они различались и вряд ли могли вступить в отношения синонимии, что подтверждается, например, данными словаря В. И. Даля, в котором под словом решето может пониматься и любого рода решетка, но кошница – это только корзина [Даль, II: 469; III, 1172-1774]49. Достаточных же оснований полагать, что под кошницей в данном случае безоговорочно понималось нечто похожее на сплетенную из ветвей или коры решетку или что вместо на решете следует читать на решетке в силу пропуска наборщиком текста буквы к, у нас, как представляется, нет.
6. Подобно ртути, не замерзают на морозе «крепкия водки, яко своиственно так называемая крепкая водка, купоросный спиритус, а особливо воздух, которои своеи жидкости от стужи не теряет» [Прим. Вед. 1733: 368]. В данном случае существует вероятность объединения крепкой водки и купоросного спиритуса в инверсионную толковательную пару, организованную с помощью запятых (ср. выше пример с бонзиерами) и допустимую в силу формирования, а следовательно,
Нетождественность эта встречается и в труде Е. Ф. Карского «Белорусы», где решето и кошница входят в перечислительный ряд: «Из дерева выделывали корыта, бочки, обручи, кадки, ложки. Плели решета, сита, кошницы» [Карский 1916: III, 17]. возможной неустойчивости русской химической терминологии. Отказаться же от этого предположения помогает обращение к немецкому тексту «Примечаний» («mit denen starcken Wasseren, als Scheidwasser und Vitriol-Geist, absonderlich aber mit der Lufft»), из которого становится понятно, что в данном случае перед нами просто приведение двух примеров: речь идет о двух сильных кислотах – азотной (крепкая водка, Scheidwasser) и серной (купоросный спиритус, Vitriol-Geist).
Определительное толкование в статье об опере (1738 г.)
Кроме того, уже 7 лет автор письма имеет докучливую тяжбу, которая вполне может затянуться еще на такой же срок, а его сын (7-й по счету его ребенок), посланный в университет, заколол на поединке товарища и теперь вынужден скрываться, из-за чего Климактерикусу придется писать особую духовную грамоту для предотвращения ссор между наследниками. Заканчивается письмо повторной просьбой рассказать о степенных годах и любопытным постскриптумом: 30 лет назад (т. е. в 33 года) цыганка предрекла ему великое несчастье «для того что 63 разбоиника о том стараются, как бы меня умертвить» [Прим. Вед. 1733: 146], причем почтенный муж считает, что 63 разбойника – это его нынешние 63 года, доказательство чему он усматривает в том, что «Польскии Король такожде в 63 году преставился» [Прим. Вед. 1733: 146]. Ответ издателей прост и лаконичен: они обещают написать о такой интересной материи, цитируют Цезаря Максимилиана, который говорил «Mihi omnis annus climactericus», т. е. «Мне всякий год есть степеннои год», по какой причине автор письма вполне может не переживать из-за необходимости сочинения особого завещания, если благополучно переживет свой опасный год.
Вторая часть статьи («Продолжение…», 7 мая 1733 г., ч. 37, с. 147-150) содержит краткое изложение сути вопроса о степенных годах. Читатель узнает, что философы, введшие учение о степенных годах, разделили человеческую жизнь на степени, последний год каждой степени был назван степенным. Обычно степенным годом называют седьмой и девятый годы, так было у иудеев и язычников (особая роль при этом отводилась числу 7). Считалось, что на седьмой или девятый год происходит важная перемена в теле, уме, жизни или счастье [Прим. Вед. 1733: 147]. Солон оставил «некоторыя стихи», в которых писал, что на 7 год у человека выпадают молочные зубы, на 14 – отчетливо проявляются признаки пола, на 21 приходится начало полноценного роста бороды, к 28 годам умножается сила, в 35 лет приходит пора расцвета для продолжения рода, в 42 года наступает умеренность физических влечений, в 49 лет наступает лучшее время для совершенствования разума, красноречия и упражнений в мудрых речах, с 56 лет начинается стабильное пребывание в состоянии воздержания и мудрости, в 63 года человек начинает ослабевать физически, к 70 годам он готов принять смерть. Далее читателю сообщается о двух рядах степенных лет, ориентированных соответственно на семерку и девятку (7 – 14 – 21 – 28 – 35 – 42 – 49 – 56 – 63 – 70 – 77 – 84 – 91 – 98 – 105 – 112 и 9 – 18 – 27 – 36 – 45 – 54 – 63 – 72 – 81 – 90 – 99 – 108 – 117), причем важно, что ряд семерки влияет на тело, ряд девятки – на ум. Особо важными годами считаются те, в которых есть трижды повторенное число 7 (т. е. 3х7): 21 – 42 – 63 – 84 – 105, а особо опасными – 49-й (7х7) и 63-й (7х9 и трижды по 3х7), опасен и 56-й год, т. н. «год воинов», поскольку в нем сочетаются 7 и 8 (у астрологов (звездосказателей) восьмая по счету часть зодиака считается «домом смерти», а восьмерка – нещастливым числом), наконец, 81-й год (9х9) – год умаления разума [Прим. Вед. 1733: 147-148]. Теоретические выкладки не могли обойтись без примеров, которые щедро приводятся из книги Генриха Ранцау «De annis climactericis»: Адам умер в 931 год (т. е. 7х133), Кенан – в 910 (7х130), Малелеил – в 896 (7х128), Яред в 963 (9х107), Ламех – в 777 (7х111), Мафусаил, старейший персонаж Библии, – в 970 лет (между 9х100 и 10х100), Ной жил 350 лет после потопа (7х50), Аврааму было 99 (9х11) лет на момент обрезания, умер же он в возрасте 180 лет (9х20), Иаков умер в 147 лет (7х21), Иуда в 119 (7х17) [Прим. Вед. 1733: 148-149]. В степенном году воинов, т. е. в 56 лет, умерли Сципион Африканский, Юлий Цезарь, император Валериан, датские короли Христиан I и Христиан III; в 63 года – Аристотель, Демосфен, Цицерон, императоры Траян, Адриан и Константин, блаженный Бернард, Мартин Лютер, шведская королева Христина; в 77 лет – императоры Август, Тиберий и Север, римский историк Ливий, Августин Блаженный, утонул в море Эмпедокл [Прим. Вед. 1733: 149-150]. Древние боялись степенных лет: так, Август писал своему «принцу»: «Laectare me cum, fili, transgressus sum annum sexagesimum tertium, omnibus senibus periculosum (Радуися со мною, сын мои, что я шестьдесят третии год, которыи всем старым людям 177 опасен есть, пережил)»68. Крайне внимательно следует относиться и к числу 8 в сумме с 12 (8 – 20 – 32 – 44 – 56 – 68), но это опасно лишь тогда, когда в восьмом «доме» Зодиака случается нечто противное. Также 12 можно прибавлять к числу 7 (7 лет – завершение детства, 19 – время ухода из дома, 31 – пора для женитьбы, 43 – лучшее время для получения чинов, 55 – умножение дома и семьи, 67 – время завершения службы и перехода к спокойной жизни) [Прим. Вед. 1733: 150].
Третья часть статьи о степенных годах (10 мая 1733 г., ч. 38, с. 151-154) повествует о том, что числовые периоды играют особую роль не только в жизни людей, но и в истории королевств и республик, хотя в этом случае речь чаще идет о веках, а не о годах: Платон и Цицерон считали, что самое опасное время – седьмой век существования государства, Флорус доказывал это на примере Римской империи, хотя Цевекоций опровергал его примерами Ассирии и Венецианской республики. О церковном же состоянии думают, что время перемен – пятый год [Прим. Вед. 1733: 150]. Халдеи считали, что после 12 лет наступает перемена в погоде, плодородии земель и болезнях, некоторые полагали, что подобные перемены наступают чаще: каждые четыре года, тогда как Бако де Веруламио утверждал, что в Голландии они случаются каждые 35 лет (стужа сменяется теплой зимой, жара и сушь – холодным летом и наводнениями и др.). Египтяне верили, что каждые 7 лет наступает моровое поветрие, а голландский поэт Катс в шутливой поэме «Houwelick» описал особый род степенных лет для девиц и женщин [Прим. Вед. 1733: 151-152]. Так изложены чужие представления о числовых кодах.