Тавтология и плеоназм в русском языке ХХI века: полисистемный аспект Ковалева Татьяна Анатольевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Тавтология и плеоназм как объекты лингвистических исследований 17

1. Из истории изучения тавтологии в отечественной науке о языке 17

2. Плеоназм в русистике: история вопроса 50

3. Интегральные и дифференциальные признаки тавтологии и плеоназма 77

Выводы по первой главе 86

Глава II. Тавтология в русском языке XXI века: полисистемный аспект 88

1. Фонетические особенности тавтологических единиц 88

2. Словообразовательные модели тавтологий в русском языке 93

3. Семантическая классификация тавтологий 99

4. Структурно-синтаксическая типология тавтологических конструкций 107

5. Стилистические функции тавтологий 122

6. О реализации лингвокреативного потенциала современной языковой личности посредством использования тавтологии 134

Выводы по второй главе 145

Глава III. Плеоназм в русском языке XXI века: полисистемный аспект 149

1. Фонетические особенности плеонастических единиц 149

2. Словообразовательные модели плеоназмов 153

3. Семантическая типология плеоназмов 159

4. Структурно-синтаксическая классификация плеонастических конструкций 170

5. Стилистические особенности плеоназмов 179

6. О прагматических интенциях современной языковой личности (на примере использования плеоназмов) 190

Выводы по третьей главе 199

Заключение 202

Литература 208

Список проанализированных источников 226

Приложения 233

• Из истории изучения тавтологии в отечественной науке о языке
• Семантическая классификация тавтологий
• Словообразовательные модели плеоназмов
• О прагматических интенциях современной языковой личности (на примере использования плеоназмов)

Введение к работе

Актуальность настоящего исследования обусловлена

необходимостью глубокого и детального осмысления места и роли тавтологии и плеоназма в русском языке XXI века, а также в устной и письменной речи современной русской языковой личности. В научной литературе недостаточно представлены комплексные исследования явлений избыточности, описывающие всё многообразие структурных и семантических типов тавтологии и плеоназма, а также точные критерии разграничения обозначенных понятий. Кроме того, отсутствует и специальное монографическое описание тавтологии и плеоназма с диахронных и синхронных позиций с опорой на новейший языковой материал.

Объектом исследования являются тавтологии и плеоназмы как многоаспектные и многофункциональные языковые и речевые явления. При этом предметом изучения становится функционирование конкретных реализаций тавтологий и плеоназмов в устных и письменных русскоязычных текстах различной семантической, структурной и стилистической направленности, созданных в XXI веке.

Цель диссертационного исследования состоит в полисистемном исследовании функционирования тавтологии и плеоназма как многоаспектных и многофункциональных языковых и речевых явлений в русском языке XXI века.

Под полисистемным анализом в настоящей работе понимается комплексное исследование функционирования тавтологии и плеоназма как нормативных и ненормативных языковых и речевых явлений на различных ярусах языка с учётом их представленности в устных и письменных текстах, относящихся к основным функциональным стилям русского языка XXI века, с привлечением для анализа различных методов и парадигм изучения языковых явлений.

В соответствии с указанной целью необходимо решить следующие частные задачи:

1. выявить прообразы тавтологии и плеоназма на диахронном уровне языка и проследить их роль в формировании современных явлений избыточности;

2. сопоставить основные точки зрения отечественных лингвистов на тавтологию и плеоназм, на основании чего предложить интегральные и дифференциальные признаки исследуемых явлений;

3. систематизировать ключевые подходы к классификации и толкованию понятий тавтологии и плеоназма в существующей лингвистической литературе;

4. выявить и описать основные фонетические и словообразовательные особенности, а также структурные и семантические типы тавтологий и плеоназмов в русском языке XXI века;

5. на основе собранного языкового материала построить классификации тавтологий и плеоназмов с учётом их различных прагматических, стилистических, семантических и структурных задач в текстах различных стилей;

6. проанализировать лингвокреативный потенциал тавтологии и плеоназма в речи современной языковой личности.

Теоретическую основу диссертационного сочинения составили
работы отечественных и зарубежных языковедов, посвящённые изучению
тавтологии и плеоназма в диахронии (Ф.И. Буслаев, Н.И. Греч,
А.П. Евгеньева, Г. Пауль, А.А. Потебня и др.) и синхронии (Ю.Д. Апресян,
А.Н. Бурухин, Е.Л. Вилинбахова, Н.А. Герасименко, И.Б. Голуб,
М.Х. Иевлева, О.А. Зайц, Т.С. Остапенко, Л.С. Полянская,

Л.К. Рахманкулова, L. Bauer, M. Galani, A. Graur, S. Hoidas, A. Wierzbicka и др.).

Эмпирической базой настоящей работы послужили 3000 примеров тавтологии и 1300 контекстов с плеоназмами, извлечённые из печатных и аудиовизуальных центральных и региональных СМИ, научных и художественных текстов, нормативных документов, сети Интернет, а также из речи жителей Владимирской области в период с 2000 по 2017 годы.

Корпус методов и приёмов, используемых в работе, включает в себя общенаучные и лингвистические методы. К общенаучным методам следует отнести 1) индуктивный метод (используемый для обобщения многочисленных эмпирических и фактических данных), 2) дедуктивный метод, 3) описательный метод, 4) сравнительно-сопоставительный метод. В рамках лингвистических методов (структурно-семантического и описательного) использованы приёмы наблюдения, интерпретации, сравнения, классификации и систематизации явлений избыточности, а также анализ словарных дефиниций и контекстов, социолингвистический эксперимент и прагматический анализ высказываний.

Научная новизна настоящего исследования обусловлена необходимостью 1) проведения полисистемного анализа тавтологии и

плеоназма на материале русского языка XXI века; 2) изучения сочетания структурно-семантического и прагматического подходов к анализу явлений языковой и речевой избыточности; 3) выявления лингвокреативного потенциала тавтологии и плеоназма.

Теоретическая значимость диссертационной работы состоит в том, что 1) настоящее исследование способствует систематизации различных подходов к теории языковой избыточности; 2) полисистемный анализ позволяет на диахронном и синхронном уровнях выявить взаимосвязь тавтологии и плеоназма с предшествующими им явлениями, описать дифференциальные признаки обозначенных понятий, а также определить их особую роль в речи современного носителя языка.

Практическая значимость проведённого исследования заключается в том, что его результаты позволили рассмотреть структурные, семантические, словообразовательные и стилистические типы обозначенных языковых явлений. Собранный материал и созданная на его основе методика выявления, интерпретации тавтологий и плеоназмов, а также ликвидации связанных с ними ошибок могут быть использованы при разработке лекций, практических занятий и спецкурсов по лексикологии, стилистике для студентов-филологов, при подготовке занятий по дисциплине «Культура речи» в высших учебных заведениях, а также при проведении уроков по развитию речи или факультативов, предполагающих углублённое изучение культуры речи и стилистики в средней школе. Кроме того, материалы исследования стали основой для «Программы по выявлению плеоназмов в тексте» (свидетельство о государственной регистрации программы для ЭВМ №2016662062 от 28.10.2016), позволяющей журналистам, редакторам и пользователям ПК автоматизировать поиск плеоназмов в русскоязычных текстах.

На защиту выносятся следующие положения:

7. Тавтологию и плеоназм в современном русском языке необходимо квалифицировать как самостоятельные языковые и речевые явления, что обусловлено различиями в их генезисе, структуре и семантике. Различная природа тавтологии и плеоназма подтверждается наличием дифференциальных признаков: для тавтологии – это повторение однокоренных лексем, важность синтаксических отношений подчинения, принадлежность речи, тогда как для плеоназма – это избыточность нетождественных компонентов, синтаксические отношения однородности. Кроме того, исследуемые явления функционируют на различных языковых ярусах: тавтология – на фонетическом, лексико-семантическом, синтаксическом, плеоназм – на морфемном, лексико-семантическом, морфологическом и синтаксическом, что не позволяет квалифицировать обозначенные явления как тождественные.

8. В основе дифференциации тавтологии и плеоназма лежит формальный критерий, который обусловливает различия на последующих языковых ярусах: тавтология осуществляет дублирование двух планов – формы и содержания, плеоназм – только содержания. Так, типы тавтологии

и плеоназма, соответствующие обозначенному критерию, относятся к ядерным и продуктивным: лексическая и синтаксическая – тавтология, лексический и грамматический – плеоназм. На периферии остаются фонетическая тавтология, морфемный и синтаксический плеоназм, что связано с непродуктивностью и неполным дублированием содержания в обозначенных типах.

3. Односторонняя оценка тавтологии (только как средства выразительности либо исключительно как порок стиля) не отражает всей многослойности обозначенного понятия. Под тавтологией следует понимать вид повтора, основанный на семантически и прагматически мотивированном (А я буду вам улыбаться улыбкой блаженной) или немотивированном (Достроить объекты незавершённого строительства) дублировании однокоренных грамматически различных лексем (поднялись на довольно высокую высоту) и одновременно проявляющийся на фонетическом и лексическом уровнях. Основным критерием нормативности тавтологии в русском языке XXI века следует признать наличие семантического приращения, которое возникает в тавтологическом сочетании или предложении с дополнительным обобщённым значением и/или прагматической интенцией при отсутствии адекватной синонимической замены.

4. Плеоназм – вид избыточности, состоящий в намеренном или ненамеренном полном или частичном дублировании компонентов высказывания посредством разнокоренных («нетождественных») лексем (своя автобиография, вернуться обратно) или грамматических форм (белая роза), а также отсутствии семантической и стилистической нагрузки одного из компонентов высказывания (первые сообщения пошли уже где-то через час после регистрации). Наиболее релевантной для оценки нормативности плеоназма представляется шкала избыточности, где типы плеоназма с коэффициентом от 0 до 3 (грамматический, морфемный и лексический плеоназм, основанный на частичной синонимии или обусловленный синтаксически, контекстуально, прагматически) относятся к нормативным явлениям языка, тогда как плеонастические выражения с коэффициентом от 4 до 7 признаются избыточными и требуют исправления.

5. Тавтология и плеоназм – это продуктивные явления в современном русском языке, о чём свидетельствует многообразие словообразовательных и синтаксических моделей, а также семантических и прагматических типов обозначенных понятий. При этом воспроизведение тавтологических сочетаний значительно шире, что обусловлено её укоренённостью в русском языке и формальной выраженностью, в связи с этим тавтология регулярно используется носителем языка в качестве инструмента реализации лингвокреативного потенциала.

Апробация работы осуществлена в ходе выступлений на конференциях международного: 1) на IV Международном семинаре студенческой интеграции «A Dictionary without Boundaries: Florence in the Works of World Famous People (Writers, Artists, Musicians). Project of

Dictionary for Guides and Tourists» (Италия, 2011 год); 2) на XVIII и XX Международных конференциях студентов, аспирантов и молодых учёных «Ломоносов» (Москва, 2011, 2013 год); 3) на V Международном конгрессе исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» (Москва, 2014 год); 4) на XIII Конгрессе МАПРЯЛ «Русский язык и литература в пространстве мировой культуры» (Испания, 2015 год); 5) на VIII Международной научной конференции «Язык, культура, общество» (Москва, 2015 год); 6) на Международной научно-практической конференции «Культура языка и экология слова: русский язык в XXI веке», посвящённой памяти Льва Ивановича Скворцова (Владимир, 2016 год); всероссийского: 1) на Всероссийской научно-практической конференции «Технологии бренд-конструирования национального образа России» (Пенза, 2012 год); 2) на V Конгрессе Российского общества преподавателей русского языка и литературы «Динамика языковых и культурных процессов в современной России» (Казань, 2016 год); регионального уровней: 1) на студенческих научно-практических конференциях в рамках Дней науки Владимирского государственного университета (Владимир, 2009–2013 год); 2) на конференции, посвящённой Дням славянской письменности и культуры (Владимир, 2012 год); 3) на круглом столе в рамках образовательного события «Читательская компетенция XXI века» во Владимирском институте развития образования им. Л.И. Новиковой (Владимир, 2015 год).

По теме диссертации опубликовано 17 работ, в том числе 4 статьи в рецензируемых журналах, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ для публикации основных научных результатов диссертаций на соискание учёной степени доктора и кандидата наук.

Структура работы обусловлена основными целями и задачами исследования, а также характером привлечённого для анализа языкового материала. Диссертационное исследование состоит из введения, трёх глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 169 наименований, а также списка источников (более 200 наименований) и трёх приложений. Общий объём работы составляет 256 страниц.

Из истории изучения тавтологии в отечественной науке о языке

Явление тавтологии имеет длительную историю изучения.

Исследуемое понятие зародилось в античной стилистике, откуда происходит термин тавтология, состоящий из двух частей: – «то же самое» и – «слово», т.е. буквально его можно перевести как «то же самое слово» [Розенталь, Теленкова 2008: 479]. Известно, что античная стилистика связывала многословие в речи с тремя основными понятиями:

1) периссологией, под которой понимается накопление одинаковых по значению слов (напр., синонимов);

2) макрологией – обременением речи излишними пояснениями (к примеру, придаточными предложениями);

3) тавтологией – буквальным повторением тех же слов.

Новейшая стилистика применяет ко всем этим понятиям общее обозначение – тавтология [Литературная энциклопедия, т. 11, 1939: 408].

Близкие тавтологии явления описывались уже, к примеру, в русских риториках XVIII века. Так, расположение рядом однокоренных слов называлось парегменон, а повтор слова в разных падежных формах – полиптотон.

В разное время тавтология становилась объектом изучения философии, логики, лингвистики, однако внимание настоящей работы сосредоточено на лингвистическом аспекте функционирования тавтологии в русском языке, чем обусловлено наиболее детальное рассмотрение истории изучения обозначенного явления в отечественном языкознании. Материалом для первых отечественных исследований, посвящённых тавтологии, послужили литературные памятники, а также фольклорные тексты. Следовательно, в первую очередь была описана роль тавтологии на диахронном уровне языка.

Так, известный филолог XIX века Франц Миклошич, описывая изобразительные средства славянского эпоса, отметил, что случаи «связи этимологически родственных слов» характерны не только для славянских, но и для многих индоевропейских языков [Миклошич 1895: 14]. Подобное утверждение позволяет рассматривать тавтологические повторы как некую закономерность, свойственную языку на всех этапах его развития. В связи с этим представляется, что анализ тавтологии в современном русском языке будет неполным, если не начать его с описания роли обозначенного явления в древнерусском тексте. В настоящем параграфе будут рассмотрены следующие вопросы: 1) термины, использующиеся лингвистами для обозначения повторяющихся компонентов в литературных памятниках; 2) причины возникновения сочетаний с редупликацией в древнерусском языке; 3) функции тавтологичных сочетаний в древнерусском тексте.

Лингвисты и литературоведы описывали отдельные аспекты развития тавтологии в языке, выделяя специфические сочетания слов в древнерусском тексте, в основе которых лежат повторы. Однако термин тавтология в его современном значении применяется исследователями древнерусского языка непоследовательно. Отечественными языковедами были выявлены различные виды сочетаний, основанных на повторе компонентов, вследствие чего они получили нетождественные номинации. А.Н. Веселовский, к примеру, выделяет «тавтологический эпитет» [Веселовский 1989: 59], В.В. Колесов обосновывает понятие «формула-синтагма» [Колесов 1989: 137], Д.С. Лихачёв использует номинацию «тавтологические сочетания» [Лихачёв 1987: 393], В.М. Мокиенко описывает «тавтологические фразеологизмы» [Мокиенко 1980: 146], М.В. Пименова включает повторения в термин «синкретема» [Пименова 2007: 52–53], А.А. Потебня рассматривает повторения, тавтологию и тождесловие [Потебня 1968: 433; 442]. Однако наиболее универсальной номинацией приёма в древнерусском тексте, в основе которого лежала тавтология, можно признать этимологические фигуры. О.С. Ахманова под этимологической фигурой понимает «фигуру речи, состоящую в объединении в составе одного словосочетания (соотв. предложения) двух этимологически тождественных слов» [Ахманова 1966: 528]; тогда как авторы «Краткого понятийно-терминологического справочника по этимологии и исторической лексикологии» определяют её как «устойчивое сочетание однокоренных слов» (день-деньской, дело делать, сказку сказывать) [Варбот, Журавлев 1998].

В лингвистических источниках высказан ряд предположений о причинах появления этимологических фигур в языке. Гипотеза возникновения этимологических фигур в фольклорных текстах представлена Ф. Миклошичем: «Народный певец не может быстро отделаться от овладевшего им представления; поэтому он несколько раз повторяет одну мысль или несколько мыслей» [Миклошич 1895: 208]. В.В. Колесов объясняет появление формул-синтагм в памятниках древнерусской литературы следующим образом: «Формула-синтагма, а не текст и не слово являлась основным элементом древнерусского литературного языка» [Колесов 1989: 138], тогда как академик Д.С. Лихачёв причиной появления устойчивых стилистических формул в древнерусских текстах считает «литературный этикет» [Лихачёв 1987: 346]. Так, древнерусский текст строится и скрепляется посредством повторяющихся компонентов, которые обеспечивают ему не только цельность и единство, но и своеобразие.

Кроме того, отечественные языковеды описали различные функции сочетаний, основанных на повторах, в древнерусском тексте. Рассмотрим основные подходы к трактовке роли тавтологии в диахронии.

Анализ специальной лингвистической литературы свидетельствует о том, что интерес к изучению тавтологии в диахронии наметился в XIX веке. Одним из первых отечественных филологических трудов, где подчёркивается значимость тавтологии, стала статья А.Н. Веселовского «Из истории эпитета» 1895 года, где автор выделят как особое художественное средство фольклорного текста тавтологический эпитет, относя его к самым древним видам художественных средств, стоящих у истоков образования фольклорной стилистической системы. Примеры таких эпитетов можно проследить в следующих сочетаниях: воля вольная, горе горькое, темница тёмная и др. Данные эпитеты, согласно мнению А.Н. Веселовского, «подновляют нарицательное значение слова» [Веселовский 1989: 78].

Рассуждая о роли тавтологии в древнерусском тексте, обратимся к книге Ф. Миклошича «Изобразительные средства славянского эпоса» (1895 год), где автор в рубрике «Повторы» обстоятельно описывает целый ряд средств выразительности, основанных на этимологически родственных словах: простое повторение слова, соединение однородных по значению слов, соединение этимологически родственных слов и др.

Полемизируя с Ф. Миклошичем в труде «Из записок по русской грамматике» (1899 год), А.А. Потебня при анализе оборота туман туманится отказывается считать его «возникшим для риторических целей оживления и усиления» [Потебня 1968: 433]. Языковед выделяет два типа подобных сочетаний и определяет их значение: в сочетаниях типа град градити объект обозначает внешний результат действия, тогда как в сочетании типа пир пировати объект исчерпывается самим действием. Кроме того, в главе «Тождесловие, сочетание синонимов» А.А. Потебня указывает на следующие функции тавтологии: «Усугубление в речи одного и того же слова даёт новое значение – объективное или субъективное. Первое – когда при сравнении итога с отдельным слагаемым заметна разница в признаках обозначаемого; второе, когда итог указывает на изменение состояния самого говорящего, именно когда повторение слова и оборота вызвано чувством, замедляющим течение мысли… » [Потебня там же]. Наиболее детальному анализу функции тавтологии в диахронии подвергли лингвисты XX века.

Вслед за А.А. Потебнёй А.М. Пешковский в книге «Русский синтаксис в научном освещении» (1914 год) уделяет отдельное внимание укоренённым в языке тавтологическим сочетаниям типа дело делается, песня поётся, обосновывая их значение в языке тем, что предмет в таких оборотах «существует только во время самого действия: дело возникает во время деланья и прекращается вместе с ним» [Пешковский 2001: 294]. Следовательно, с позиций диахронии, компоненты подобного сочетания нераздельно связаны и не мыслятся отдельно.

Наиболее глубокий анализ места тавтологии в диахронии предпринят А.П. Евгеньевой в монографии «О некоторых поэтических особенностях русского устного эпоса XVII – XIX вв.» (1963 год), где автор описывает разнообразные модели этимологических фигур, зафиксированных в фольклорных текстах.

Семантическая классификация тавтологий

Известно, что семантическая наполненность тавтологий вызывает споры среди лингвистов. Так, одни ученые считают обозначенное явление семантически избыточным и потому неинформативным, тогда как другие усматривают в тавтологическом сочетании семантические приращения, обогащающие содержание речи. В ходе ассоциативного эксперимента исследователь Т.С. Остапенко установила, что бессмысленность и ошибочность тавтологий признаётся в основном «наивными лингвистами», языковеды же, напротив, стремятся «оправдать» тавтологию, подчёркивая её пейоративные свойства [Остапенко 2010а: 50].

Традиционно современные лингвисты выбирают для исследования определённую модель тавтологии и описывают её особенности, функциональные и семантические свойства (см, к примеру, работы З.Б. Баркинхоевой [Баркинхоева 2012], Е.Л. Вилинбаховой [Вилинбахова 2016а], О.А. Зайц [Зайц 2001] и др.). В силу подобного подхода определённый тип тавтологий оказывается описан подробно, проявление же иных типов избыточности остаётся за рамками исследования.

В настоящей работе мы стремимся описать многообразие тавтологических единиц в современном русском языке, в связи с чем предпримем попытку создания собственной семантической классификации тавтологий. При этом наша задача – выявить наиболее общие семантические свойства исследуемого понятия, учитывая различные типы тавтологий. Из обозначенной классификации мы исключим фонетическую тавтологию, что обусловлено отсутствием в ней редупликации на семантическом уровне. Итак, на лексическо-семантическом уровне анализ собранного языкового материала позволяет выделить следующие семантические виды тавтологических сочетаний:

I) конвенциальные, т.е. закреплённые языковой нормой, тавтологии: масло масляное («РГ», 2.09.2010).

Устойчивые, закреплённые в языке тавтологические типы Т.Г. Крапотина называет фразеологизированными устойчивыми оборотами тавтологического типа (ФУОТТ) и выделяет следующие особенности образования и функционирования обозначенных единиц:

«1. ФУОТТ возникают из переменных сочетаний слов, построенных в соответствии с грамматической нормой языка, действовавшей в момент их создания.

2. Закрепляясь в употреблении как устойчивые единицы, ФУОТТ сохраняют в своей структуре синтаксические отношения, характерные для переменных, свободных сочетаний слов.

3. Компоненты ФУОТТ претерпевают ослабление своего лексического значения и приобретают новое, целостное фразеологическое значение; в этих условиях синтаксические отношения между компонентами ФУОТТ также не могут не утрачивать своей логической функции» [Крапотина 1996: 5].

Кроме того, исследователь указывает на «ослабление синтаксических отношений между компонентами ФУОТТ» [там же].

Думается, к фразеологизированным типам тавтологии можно также отнести и следующие выражения:

а) фольклорного происхождения: Воля и труд человека дивы дивные творят (russian.rt.com, дата обращения – 3.01.16);

б) свойственные современному русскому языку: Многие люди хотят помочь сами – глаза в глаза, из рук в руки («РГ», 12.08.2010); Пруд пруди («КП», 4.11.2010);

в) тавтологические сочетания, построенные по модели идиомы (нередко с заменой одного из традиционных компонентов для придания большей экспрессивности посредством использования приёмов языковой игры): Восстанавливать будем метр в метр (ср. точь-в-точь) («Владимирская газета» 6.08.2010); Скоро русская сказка сказывается, да нескоро дело европеизируется (lenizdat.ru, дата обращения – 5.08. 2011).

Кроме того, отметим, что на границе фразеологизированных и свободных сочетаний стоят устойчивые тавтологические конструкции типа лучший из лучших, поколение за поколением, лицом к лицу. Первичная семантика компонентов обозначенных выражений ослаблена, оборот в целом приобретает дополнительное общее значение, однако синтаксические связи между частями подобных сочетаний соответствуют нормам современного русского языка и служат для построения новых выражений. В связи с этим в настоящей работе мы рассмотрим обозначенные типы тавтологии как сочетания со свободным значением, имеющим семантическое приращение;

2) номинации (в частности, официальное именование организаций, должностей), где один из предшествующих компонентов частично дублирует основное название: саратовская региональная общественная организация «Общество любителей железных дорог», батон нарезно й «Нарезка»;

3) действие, повторяющее субъект или объект, на который направлено: Капаю капли от насморка (из реч. коммуникации, Ольга, 58 лет); В субботу Алексей Кортнев и группа «Самара» споют песни о Москве, а в воскресенье пройдет концерт «Московские каникулы» с участием композитора Эдуарда Артемьева (Lenta.ru, дата обращения – 10.09.2016).

Обозначенная группа тавтологий детально описана в работах таких известных отечественных лингвистов, как А.М. Пешковский, А.П. Евгеньева и др. Исследователи отмечают отсутствие ошибочного семантического дублирования в приведённых примерах и указывают на обоснованность подобного словоупотребления. Прежде всего, в силу исторически сложившихся причин это связано с отсутствием адекватного эквивалента для глаголов данной группы в русском языке;

II) этимологические или исторические дублирующиеся сочетания, которые в силу частичной утраты значения слова или экстралингвистических факторов современными носителями языка не воспринимаются как тавтологии: «Сирень всегда сиреневая». Многие думают, что белой сиренью называют черёмуху («КП», 19.05.2015); А в лимонном лимонаде содержится большое количество цитрата (соли лимонной кислоты), который подавляет образование камней из оксалата кальция (Meditsina.com, дата обращения – 15.08.2015);

III) собственно тавтология, т.е. сочетание однокоренных лексем с тождественным значением и различными грамматическими свойствами. В обозначенном виде тавтологии в разной степени дублируются компоненты, при этом они воспроизводятся говорящим в определённых коммуникативных целях, следовательно, наделены той или иной семантикой. Рассмотрим семантические типы тавтологии со свободным значением подробнее.

1) Значение типичности:

а) типичность предмета или явления возникает, когда два компонента, обладающих определённым набором признаков, отождествляются: Корень он и есть корень – у дерева (Шишкин, 2010); Вода как вода, как всюду (Кузнецов, 2002);

б) прилагательное подчёркивает типичность того предмета или явления, которое называет существительное: Очередной экспериментальный эксперимент от ФТС (www.proved-partner.ru, дата обращения – 22.05.2014); Может быть, на выходе у него и была какая-то концептуальная концепция (из реч. коммуникации, Евгений, 22 года);

в) типичный объект, на который направлено отождествляемое с ним действие. Обозначенный объект невозможен без совершения типичного для него действия, однако, с точки зрения языка, их можно обозначить разнокоренными словами: Когда ты бежишь забег, тебе не дают преимущества («Газета.ru», 23.08.2016); Наверное, после мамы и папы ты единственный человек, к которому я чувствую такие чувст ва («Вариант», 6.07.2016);

г) типичность действия, которое совершает тавтологичный субъект. В подобной конструкции очевидна установка на то, что обозначенное действие характерно и типично именно для данного субъекта (он, как правило, не может действовать по-другому): Почему прокрастинаторы прокрастинируют? (Adme, дата обращения – 1.05.2016); Нелепо обвинять в происходящем авторов идеи – а дминистративная машина должна администрировать («Медуза», 1.08.2016)

Словообразовательные модели плеоназмов

В настоящем параграфе мы обратимся к описанию словообразовательных моделей, служащих для формирования плеоназмов в современном русском языке. В центре внимания исследования находятся модели, по которым построен избыточный компонент плеонастического оборота. Для классификации были отобраны наиболее продуктивные типы образования избыточных единиц, анализ которых будет способствовать изучению традиционных сем, которые вносят в плеоназм аффиксы. Отметим, что большой пласт избыточных единиц представлен немотивированными словами, что подчёркивает наличие дублирующейся семы в корне слова, который в определённом контексте обозначает уже названные явление, признак, действие и т.д. Немотивированные плеоназмы остаются за рамками представленной классификации.

Итак, рассмотрим наиболее продуктивные словообразовательные модели плеоназмов в современном русском языке.

I. Избыточными могут быть отдельные морфемы, значение которых уже выражено лексической единицей:

1) избыточные приставки: Если нарушения критические, речь идёт о необходимости переделать работу заново (Znak.com, дата обращения – 21.09.2016) (Одно из значений приставки ПЕРЕ- – совершить действие вновь, ещё раз); Естественно, завеса тайны приоткрыта не полностью, и это далеко не все сюрпризы, которые ожидают вас на шоу (Сахалин.Инфо, 7.10.2014) (Одно из значение приставки ПРИ- – неполнота действия);

2) избыточные суффиксы: И если в одной части области может лишь покапать маленький дождик, то на другую часть обрушится разрушительный ветер и ливень (Pro Город Владимир, 8.08.2016) (Суффикс -ИК- имеет уменьшительно-ласкательное значение); Это будет очень злющий альбом («Твоя параллель», 26.06.2014) (Значение суффикса -ЮЩ-частично дублируется наречием очень, обозначающим усиленную степень проявления признака);

3) флексии, грамматическое значение которых дублируется, что обусловлено языковой системой: Осенние листья (в обозначенном примере флексии дублируют значение множественного числа); Белая береза (в обозначенном примере флексии дублируют значение единственного числа, женского рода, Именительного падежа).

Итак, третья группа представляет собой плеоназм, который является нормативным для русской языковой системы, избыточность такого типа необходима для согласования компонентов и адекватного восприятия и передачи информации, тогда как первые две группы объединяют плеоназм, который может использоваться говорящим как для более точного и экспрессивного выражения, так и служить противоположным целям.

II. Широко представлены в современном языке модели плеоназма, избыточная часть которых выражена не мотивированным словом, а формой слова. Среди них выделим следующие:

1) аналитическая сравнительная степень прилагательного, где часть более/менее дублируется суффиксом -ЕЕ (-ЕЙ): Более сильнее привязался после этого случая Герасим к своему другу (сочинение);

2) аналитическая превосходная степень прилагательного, где часть наиболее/наименее/самый дублируется суффиксом -АЙШ (-ЕЙШ): Он свой самый злейший враг («Звезда», 2005);

3) формы причастий, где значение суффикса дублируется примыкающим наречием: Есть, конечно, ещё другой способ: переложить уже имеющийся голос как бы из одной кучки в другую, но это тоже математическим образом довольно легко отлавливается («Эхо Москвы», 22.09.2016).

Обозначенные типы плеоназмов избыточны и усложняют восприятие сообщения.

III. На словообразовательном уровне наблюдаются следующие продуктивные способы и модели образования плеонастических единиц в русском языке XXI века:

1) приставочный способ:

а) основа прилагательного + приставка НЕ-: Запись нашли на телефоне у предполагаемого участника незаконного бандформирования в Избербаше, который был убит в результате спецоперации, напоминает «Интерфакс» («Ведомости», 21.09.2016) (Бандформирование – организованная незаконная вооружённая группа лиц, объединившаяся для достижения определённых преступных целей [Юридическая энциклопедия 2015: http://yuridicheskaya_encyclopediya.academic.ru/650]); Ученые предлагают астрономам присоединиться к наблюдению необычного феномена («Газета.ru», 2.09.2016) (Феномен – необычное, особенное явление, редкий факт [БТС 2000: 1419]);

б) основа прилагательного + приставка БЕЗ-: В городе не работает общественный транспорт, граждан просят запереться в домах и не покидать безопасных укрытий, водителям рекомендовано объезжать город (РИА «Новости», 23.07.2016) (Укрытие – место, сооружение,

укрывающее, защищающее от чего-н.; Безопасный – не угрожающий опасностью, защищающий от опасности [Ожегов, Шведова 2001: 830; 41]);

Смотрел только их товарищеский матч со шведами, а игру финнов (со шведами на Кубке мира) не смотрел – в магазине бесплатные подарки раздавали (Eurosport.ru, дата обращения – 22.09.2016) (Подарок – вещь, которую дарят [Ожегов, Шведова 2001: 531], т.е. безвозмездно, не получая за это денег);

2) суффиксальный способ:

а) основа существительного + суффикс -Н-: В результате рождается такой бурный поток электронной и бумажной макулатуры, что и институтам и вузам приходится создавать соответствующие бюрократические службы («Независимая газета», 22.06.2016) (Макулатура – использованные бумажные, картонные изделия и бумажные отходы, идущие на переработку [Ожегов, Шведова 2001: 339]); Омское метро уже вошло в народный фольклор и символизирует несбывшиеся надежды («Life», 22.09.2016) (Фольклор – народное творчество [Ожегов, Шведова 2001: 855]);

б) основа существительного + суффикс -СК-: Причем любые: понятие актерского амплуа к Гердту не относилось никак («Вечерняя Москва», 21.09.2016) (Амплуа – тип актерских ролей [Ожегов, Шведова 2001: 24]); Участникам экспедиции предстоит победить гигант ского бронзового великана Талоса, расправиться с гарпиями, пройти через смыкающиеся скалы (Юга.ру, дата обращения – 10.11.2016) (Великан – то же, что гигант [Ожегов, Шведова 2001: 72]);

в) основа существительного + суффикс -ОВ-: И сейчас Петербург, как культурная столица России, должен быть в авангарде передовых течений в современном искусстве перфоманса («КП», 30.04.2016) (Авангард – перен. передовая, ведущая часть какой-н. общественной группы [Ожегов, Шведова 2001: 16]); США вместе с западными партнерами, начиная с Боснии и Косова и заканчивая Ираком и Ливией, последовательно разрушали базовые основы существующего миропорядка («КП», 21.09.2016) (Базовый от база – основание, основа чего-н. [Ожегов, Шведова 2001: 33]);

г) основа существительного + суффикс -ЕНН-: В торжественной церемонии приняли участие представители местных властей, жители Андерматта и россияне, живущие и работающие в Конфедерации (ТАСС, 24.09.2016) (Церемония – установленный торжественный обряд, порядок совершения чего-н. [Ожегов, Шведова 2001: 874]); Просим небольшой временной отсрочки («Life», 26.06.2016) (Отсрочка от отсрочить – перенести на более поздний срок [Ожегов, Шведова 2001: 480]);

д) основа прилагательного + суффикс -О-: Можно забежать по набережным очень далеко и обратно вернуться на метро («Бумага», 23.09.2016) (Вернуться – прийти обратно [Ожегов, Шведова 2001: 74]); И подтвердились слова Григорьева, которые он повторял многократно: он стрелял не в спины, а только в лицо нападавшим, то есть они действительно шли на него («АиФ», 16.09.2016) (Повторить – сказать или сделать ещё раз [Ожегов, Шведова 2001: 529])

О прагматических интенциях современной языковой личности (на примере использования плеоназмов)

В настоящем параграфе мы предпримем попытку проанализировать релевантные установки говорящего (пишущего) при использовании плеонастических единиц в различных контекстах и речевых ситуациях, а также проследим случаи лингвокреативной деятельности современной языковой личности, в основе которых лежит избыточность.

Оценка роли плеоназма в тексте неоднократно менялась. Обозначенное понятие, изначально вошедшее в языковую практику как риторическая фигура, в силу частого и неуместного употребления стало восприниматься как логическая и стилистическая избыточность. Однако с появлением антропоцентрической парадигмы в лингвистике языковеды обратили внимание на намеренное употребление избыточных конструкций носителями языка, что способствовало решению определённых коммуникативных задач.

Разграничение намеренного и ошибочного использования плеонастических конструкций представляет существенную проблему для лингвистов. Это связано с тем, что носитель языка не всегда осознаёт избыточность воспроизведённой конструкции. Для анализа прагматических интенций говорящего (пишущего) нами были отобраны наиболее явные случаи употребления плеоназма, то есть такие речевые ситуации или контексты, где избыточность выражения очевидна и с большой доли вероятности использована языковой личностью намеренно.

Итак, целесообразным представляется обозначить следующие группы прагматических интенций при использовании плеонастических конструкций современной языковой личностью:

I) Регулирование информативности текста:

1) намеренное снижение информативности текста с целью облегчения его восприятия, создания «запаса прочности»:

а) посредством дублирования отдельных сем: После этого он застрелился сам («Медуза», 23.07.2016) (постфикс –СЯ указывает на направленность действия на субъект, а местоимение ОН содержит обозначение того, что действие выполнено лицом самостоятельно); Впереди в олимпийской программе нас ждёт ещё немало сюрпризов, связанных с нашими соотечественниками («КП», 25.02.2010) (Глагол ждать обозначает, что нечто произойдет, появится, случится в будущем, то есть впереди. Соотечественник – человек, имеющий общее отечество с кем-н. [Ожегов, Шведова 2001: 748], потому избыточно дополнительное обозначение притяжательным местоимением наш, хотя такая сочетаемость закреплена в языке);

б) посредством интенсификации действия: Бил баклуши и бездельничал – за пару лет семейной жизни не только остепенился, но и успешную карьеру сделал (Леди Mail.Ru, дата обращения – 17.09.2012) (Бить баклуши – бездельничать [Ожегов, Шведова 2001: 34]); Я для себя нашла объяснение, что она помешалась, сошла с ума («Собеседник», 19.03.2016) (Помешаться – впасть в помешательство, сойти с ума [Ожегов, Шведова 2001: 559]);

2) противоположная интенция – усложнение информационной структуры текста: стремление сделать текст более убедительным, для чего говорящий или пишущий использует сложные предлоги, весомые, но избыточные конструкции: …Я. Мирной, которая собирает их уже на протяжении десяти лет (= Я. Мирной, которая собирает их десять лет) («Муромский край», 10.08.2010); В результате пожара огнем полностью уничтожено… (= огнем уничтожено) («Владимирская газета», 6.08.2010);

3) прилагательное как анафорический элемент, который наполнится содержанием за счёт последующего или предыдущего высказывания: На вопрос о том, готов ли он сам подписать подобное обращение, верховный муфтий ответил: «Да, без сомнения. Это по-божески» (РИА «Новости», 27.09.2016); Определённая усталость есть. Идет насыщенный период, много игр через день (Sports.ru, дата обращения – 27.09.2016). В высказываниях обозначенного типа всегда содержится отсылка к предшествующему или последующему тексту, который скрепляется с настоящим посредством избыточного, на первый взгляд, прилагательного. Кроме того, таким способом автор стремится заставить читателя следить за текстом;

II) Стремление предельно точно и полно выразить мысль,

1) поясняя ее:

а) посредством толкования значения иностранного слова общеизвестным синонимом или гиперонимом: Всё это делает искусство Сутягина и Шевченко вполне современным и не зависящим от эпигонства и подражания (Музеи России, дата обращения – 4.03.2006) (Эпигонство – подражательная, лишённая творческой оригинальности деятельность [Ожегов, Шведова 2001: 911]); Мы оставили Юнити Митфорд в состоянии экзальтации некоторой («Эхо Москвы», 29.04.2016) (Экзальтация – восторженно-возбуждённое состояние [Ожегов, Шведова 2001: 906]);

б) через ряд синонимов, избыточных с точки зрения информативности, однако помогающих более точно охарактеризовать кого- или что-либо: И алчный, жадный, толстый, эксплуататор жителей сельской местности – священнослужитель («КП», 14.04.2016) (Алчный – жадный, корыстолюбивый [Ожегов, Шведова 2001: 22]); Хмурый, угрюмый, жестокий, но удивительно сильный герой («Дальний Восток», 23.06.2016) (Хмурый – угрюмый, насупившийся [Ожегов, Шведова 2001: 864]);

2) обозначая типичность описываемого:

а) посредством сочетания с традиционным атрибутом и отсечения иных альтернатив: До сих пор определение основано на сравнении с эталонным образцом и звучит как: «килограмм – это единица…» («N+1», 24.06.2016) (Эталон – точный образец установленной единицы измерения, сама такая точная мера [Ожегов, Шведова 2001: 913]); …второе место было присуждено повару ИК-8 Воронину Игорю, представившему на суд жюри гороховый суп и мясное азу («КП»,11.11.2013) (Азу – кушанье из мелких кусочков мяса в остром соусе [Ожегов, Шведова 2001: 20]);

б) посредством обозначения традиционной сферы функционирования того или иного предмета, что подчёркивает наличие в нём всех необходимых типичных качеств обозначенной сферы: А всё потому, что история не шахматный ферзь и назад не ходит («М24», 31.05.2016) (Ферзь – в шахматах: самая сильная фигура…[Ожегов, Шведова 2001: 850]); Ариев, потому что они себя так назвали, и это зафиксировано в древних индийских ведах и иранских сказаниях (KM.ru, дата обращения – 16.05.2016) (Веды – памятник древнеиндийской литературы [БТС 2000: 115]);

III) Выражение авторской оценки или авторского отношения, формирование у читателя или собеседника определённого впечатления посредством плеоназма:

1) ориентация на личную ценность того или иного объекта: Эксперт «СП», Олимпийский чемпион Сергей Бабинов поделился своими впечатлениями о Кубке мира (ценны впечатления именно олимпийского чемпиона, а не кого-нибудь иного) («Свободная Пресса», 27.09.2016); Очень долго готовилась к крещению моя родная бабушка («Православие и Мир», 31.05.2016). Автор последнего контекста обращает внимание на тесную связь с близким человеком, следовательно, на доверительные отношения, которые позволили детально обсуждать процесс таинства;

2) подчёркивается выдающееся проявление чего-либо, усиливается значимость объекта: Семья – источник изначальный… (Гимн семьи) (Источник – то, что даёт начало чему-н., откуда исходит что-н. [Ожегов, Шведова 2001: 255-256]); Катя была лидером, ставила все танцы и была главной звездой их шоу («Призыв», 26.08.2010) (Звезда – перен. о выдающемся деятеле; главный – самый важный, основной [Ожегов, Шведова 2001: 226, 131]);

3) выражение оттенков уверенности/неуверенности говорящего при оценке ситуации: Там уже было достаточно многолюдно («Муромский край», 10.08.2010); Мы и гости города создания вполне материальные («Хорошие новости», 2010);

4) акцентирование внимание на реализации конкретной идеи или явления: Однако более конкретно ответит на вопрос специально созданная комиссия («Перископ Владимир», 25.04.2010); Архитектурные идеи, воплощённые здесь, радовали глаз разнообразием форм и нестандартными цвета; Как видно из приведённого материала… («Призыв», 2.08.2012);

5) подчеркивание истинности и значимости масштабов проявления того, о чём идёт речь: Как видно на кадрах видео, преступники устроили настоящий погром и оказали сопротивление полицейским («РЕН ТВ», 27.09.2016); Пресс-секретарь больницы сказал, что его состояние «было и остаётся серьёзным, есть реальная угроза его жизни (ИА«REGNUM», 27.09.2016)