Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. «Житие Николая Мирликийского» Симеона Метафраста и его славянский перевод
1.1. «Житие Николая Мирликийского»: греческая и славянская традиции памятника, история его изучения 12
1.2. Влияние агиографического корпуса Метафраста на средневековую славянскую литературу: к вопросу о формировании стиля «плетения словес»
1.3. «Житие Николая Мирликийского в русской книжности периода «второго южнославянского влияния»: графико-орфографическая система одного из ранних русских списков памятника
ГЛАВА 2. Изучение синтаксиса переводного памятника с точки зрения переводческой техники и жанрово-стилистической нормы: проблемы и методы
2.1. Синтаксис переводного памятника и переводческие нормы славянских книжных центров XIV в 43
2.2. Изучение синтаксиса переводного памятника в жанрово-стилистическом аспекте 56
ГЛАВА 3. Синтаксис «Жития Николая Мирликийского» в аспекте переводческой техники и жанрово-стилистической нормы
3.1. Язык «Жития Николая Мирликийского»: синтаксические особенности перевода и переводческая техника
3.1.1. Синтаксическое членение текста ЖНМ и его греческого оригинала 69
3.1.2. Способы перевода в тексте «Жития Николая Мирликийского» греческих инфинитивных конструкций 77
3.1.3. Выводы 86
3.2. Способы перевода и употребление причастий в функции второстепенного сказуемого в языке «Жития Николая Мирликийского» 87
3.3. Способы перевода и употребление дательного самостоятельного в языке «Жития Николая Мирликийского» 109
3.4. Употребление конструкций с однородными сказуемыми в тексте «Жития Николая Мирликийского» и в его греческом оригинале 143
Приложение 1. Материалы к вопросу об атрибуции списка тр749
Приложение 2. Синтаксическое членение «Жития Николая Мирликийского» и его греческого оригинала
- Влияние агиографического корпуса Метафраста на средневековую славянскую литературу: к вопросу о формировании стиля «плетения словес»
- Синтаксис переводного памятника и переводческие нормы славянских книжных центров XIV в
- Синтаксическое членение текста ЖНМ и его греческого оригинала
- Способы перевода и употребление дательного самостоятельного в языке «Жития Николая Мирликийского»
Влияние агиографического корпуса Метафраста на средневековую славянскую литературу: к вопросу о формировании стиля «плетения словес»
По замечанию К. Ивановой, изучение влияния житий Метафраста на оригинальную славянскую литературу обычно ограничивается поисками параллелей между сочинениями Метафраста и произведениями болгарских и сербских писателей, а также общими рассуждениями о его стиле и риторике [Иванова 2004: 250]. Между тем изучение славянских переводов житий Метафраста не может быть полным без представления об объеме его переводов в средневековой славянской книжности [Иванова 2004: 250]. Опыт исследования в этой области представлен К. Ивановой. Согласно ее исследованию, агиографические сочинения Метафраста проникали в славянскую книжность в несколько этапов, предположительно с XIV -XVI вв. (всего 41 житие). Среди них наибольшее распространение в славянском мире и на Руси получило Житие Николая Мирликийского [Иванова 2004: 251].
Роль Симеона Метафраста в византийской агиографии оценивается исследователями достаточно противоречиво. В этом отношении примечательно замечание К. Хёгеля о том, что Симеон Метафраст является одним из самых обвиняемых (defamed) и нелюбимых (disliked) византийских писателей [Hogel 2002: 9]. Основным упреком стало как раз особое внимание, которое Метафраст уделял стилистической обработке, нередко в ущерб содержанию жития: «сравнение, когда оно возможно, между дометафрастовыми Житиями и метафрастовой редакцией показывает, что последняя заглушила риторикой вкус, который мог быть у оригинала, вынудила достоверность исчезнуть под агиографическими условностями, а иногда даже неточна и неверна» [Лемерль 2012: 434]. Между тем наиболее важным для нас является то, что жития
К. Иванова приводит самый ранний текст XIII в. с комментариями Симеона Метафраста к житию Иоанна Богослова, однако выразила сомнение в том, что они могли повлиять на агиографические сочинения [Иванова 2004: 251]. Метафраста отражают новый этап формирования агиографического жанра -«вступление агиографии на почву высокой литературы» [Полякова 1972: 266]. Изменение художественных принципов жанра происходило в византийской литературе постепенно, проявляясь в творчестве предшественников Метафраста: Никиты Пафлагона, Игнатия, Никифора. Однако именно в творчестве Метафраста агиография, созданная в высоком, украшенном стиле, достигла самых крупных масштабов [H0gel 2002: 27]. Этот процесс имел определенные культурно-исторические предпосылки. Кризис агиографического жанра, происходивший на фоне развития светского образования и возрастающей начитанности в классической литературе, требовал разработки новых подходов к изображению святого и языковых средств, способных не только отразить авторский замысел, но и привлечь внимание искушенного читателя [Фрейберг-Попова 1978: 68-69]. Развитие агиографии шло в направлении утраты конкретности описания и усиления отвлеченности: «Став одним из жанров высокой литературы, агиография была приближена к требованиям ее эстетики, что, с одной стороны, означало дальнейшее углубление изначально присущих ей обобщающе-абстрактных тенденций, а с другой - переход от наивной простоты народного повествования к сложной и украшенной риторикой манере литературного» [Полякова 1972: 267].
Результатом деятельности Метафраста стало введение в византийскую агиографическую традицию новой жанровой нормы, основанной на парафрастичном (circumlocutious) и украшенном стиле [Hebert 1992: 232-233].
Стилистические приемы, характерные для творчества Метафраста, вызывали исследовательский интерес уже с момента появления его трудов. Так, оценивая литературную деятельность Симеона Метафраста, средневековый грузинский книжник и переводчик Ефрем Мцире (середины -второй половины XI в.) выделял следующие основные принципы его творчества: украшение языка, увеличение его силы, сокращение фабулы, усиление звуковой, мелодической и ритмико-интонационной стороны фразы, внесение философских рассуждений [Кенанов 1997: 48]. Византийский ученый Иосиф Ракиндит (1280 -ок. 1330 г.) в своей «Риторике» оценивает стиль Метафраста как пример «простого стиля, т. е. чистого» [Памятники 1969: 345].
Риторические жития Симеона Метафраста служили образцом для болгарских средневековых агиографов [Иванова 20086: 298]. Кроме этого, агиографическая реформа Симеона Метафраста имела важное культурное значение для болгарской медиевистики в целом [Кенанов 1997: 48]. Вслед за П. Русевым, Д. Кенанов определяет основным результатом данного влияния возникновение нового художественного направления метафрастики, которое было широко усвоено Тырновской книжной школой во главе с патриархом Евфимием Тырновским [Кенанов 1997: 48]. Традиции метафрастики нашли свое продолжение в трудах митрополита Киприана, Григория Цамблака, Димитрия Ростовского и других деятелей славянской средневековой книжности [Кенанов 1997: 171, 222]. Понятие метафрастика, по-видимому, не стало общепринятым в силу недостаточной определенности21. Вводя указанное понятие, Д. Кенанов характеризует его следующим образом: метафрастику необходимо отличать от метафразики как набора редакторских приемов стилистической обработки житий, основанной на правилах практической риторики. В самом широком смысле метафрастика представляет собой «начин на регламентирано мислене, на боговдъхновено творческо поведение, в результат на което житията на светиите стават неотделима част от църковната и богословската култура ...
Ср.: «При наличието на монография, посветена на Симеон Метафраст, и на редица статии, извеждащи на преден план темата за влиянието му върху славянската книжнина, не е направен дори бегъл опит за уточняване на обема на неговите преводи, без което мястото му в репертоара на българската ... агиография остава неизяснено, а въведеният в последно време термин „метафрастика" се оказва неясен и синоним на редакторство в най-широк смисъл» [Иванова 2004: 250]. Четивата се съставят в посветително състояние по строго определени правила (канони), така както се изписва и православната икона» [Кенанов 1999: 8].
В основе данного литературного движения, по мнению Д. Кенанова, лежит стремление разработать художественно-эстетическую сторону языка болгарских переводов, тем самым приблизив их к языку греческих оригиналов, стилистически обработанному, имеющему богатую и развитую систему средств выразительности, способному передавать как глубину мысли, так и разнообразные эмоциональные оттенки [Кенанов 1997: 176]. Исследователь выделяет три периода в развитии славянской метафрастики. Первый этап связан с дометафрастовской переводной агиографией, а также стилем таких писателей, как Климент Охридский, Иоанн Экзарх, Константин Преславский [Кенанов 1999: 9]. Данный этап характеризуется как «ясния монументален стил „плетение словес"» [Там же: 9]. Второй этап связан с деятельностью Евфимия Тырновского и разрабатываемого в составленных им произведениях эмоционально-экспрессивного стиля «плетение словес», который последователи патриарха Евфимия перенесли в литературу Балкан, Великого княжества Литовского и Московской Руси. Третий этап - так называемая просторечная метафрастика -связан с влиянием на болгарскую книжность переработок Дамаскина Студита (XVI в.) [Там же: 10].
Использование термина плетение словес для характеристики славянской метафрастики требует комментария. Сочетание «плетение риторское» Д. Кенанов связывает с сочетанием «свезание ветийское» у Константина Преславского. При этом в стилистике Епифания Премудрого, по мнению исследователя, прослеживается влияние ясного стиля «плетение словес», характерного для литературы Болгарии эпохи царя Симеона и Киевской Руси [Кенанов 2002: 146-147]. Между тем эмоционально-экспрессивный стиль «плетение словес», получивший развитие в житиях Епифания Премудрого, как утверждает Д. Кенанов, возник в среде среднеболгарских книжников, уделявших особое «съзнателното внимание към наследството на Симеон Метафраст» [Кенанов 2002: 147].
Ряд исследователей (К. Радченко, М. Мулич, М. Л. Эбер) указывает на влияние стиля житийных редакций Симеона Метафраста на агиографические сочинения, созданные Евфимием Тырновским и сербскими агиографами XIII— XIV вв.[Радченко 1898: 259; Мулич 1968: 135; Hebert 1992: 234]. Более того, стилистические нормы, лежащие в основе «плетения словес», рассматриваются М. Л. Эбером в рамках соответствия византийским агиографическим нормам, установленным в византийской литературе эпохи Македонского Ренессанса. В результате ученый приходит к заключению о том, что техника «плетения словес» в творчестве различных славянских авторов (в первую очередь патриарха Евфимия и Епифания Премудрого) представляет собой продолжение стилистических тенденций, которые действовали в византийской агиографии на протяжении пяти веков, на славянской почве {«the Slavic realization of stylistic trends (курсив наш - M. Ш.) that were already alive in the Byzantine hagiographic genre for five hundred years») [Hebert 1992: 258].
Оказываясь в контексте памятников, принадлежащих к стилю «плетение словес» переводные жития Симеона Метафраста, вероятно, должны быть так или иначе соотнесены с ними: либо в роли возможного источника, либо в качестве памятников, отражающих (или не отражающих) современные им стилевые тенденции.
Синтаксис переводного памятника и переводческие нормы славянских книжных центров XIV в
Рассмотрим функционирование причастий в повествовательном и неповествовательном типах контекста.
В сюжетных фрагментах текста препозитивное причастие прош. времени чаще всего обозначает действие, предшествующее основному действию; причастие наст. вр. обозначает действие, сопутствующее, происходящее одновременно с основным действием, например: vaiiv кахалжхеї (наст, ист.); т кліжс коыцы пръсть np kBpdUJd/R лато, и испытыо
За исключением единичных случаев, а также тех фактов, когда причастие в славянском переводе соответствует наст. ист. в греческом тексте, временная характеристика препозитивных причастий отражает время предиката в греческом оригинале (см. Таблицу 6). Причастия наст, времени с семантикой предшествующего действия в греческом тексте не зафиксированы.
Постпозитивное причастие в повествовательном контексте в большинстве случаев стоит в наст, времени и обозначает обстоятельство действия либо сопутствующее действие, например: тслшици л \ \ пр Ьтргкп ква/К. такс» довлсстквы Ь гакожс кто сладкы и ЛЮБИМЫ пріемле (466469) — sv f каі oiiisivs (аорист) %povov ODTI ppa%uv, хрлатои J1 oi)8ev6c; алюХагкоу (причастие наст, вр.), TCOV ЄК xrjq (puXaicfjc; 8є какал/ dvsy6Lisvoc; (причастие наст, вр.) оіЗтю yswaidx;, юал;єр av щ г\Ьєш каі rcpoacptAxDv ауаа%оіто.
Причастия прош. вр. в данной позиции в сюжетных фрагментах встречаются редко (всего 2 случая). Относительно такого распределения форм кратких причастий наст, и прош. вр. в структуре текста В. В. Бенке отмечала, что «причастия настоящего и прошедшего времени оказываются на противоположных уровнях организации временной структуры повествования» [Бенке 1987: 15].
Иная семантическая связь между второстепенным и основным предикатами проявляется во фрагментах текста, не участвующих в разворачивании сюжета. К ним относятся части жития, в которых реализуются топосы рождения, детства, рукоположения и смерти святого; вступительная и заключительная части, описания эмоционального состояния персонажей, а также элементы текста, в которых эксплицируются ключевые для произведения идеи и смысловые доминанты (чаще всего религиозного и нравственного характера). В препозиции формы прош. времени преобладают, но не столь значительно, как это имело место в повествовательных фрагментах. В постпозиции формы наст, и прош. вр. употребляются примерно одинаково. Вероятно, основной причиной такого распределения форм является то, что соответствие временной характеристики причастия отношениям между действиями, выраженными личной формой и причастием, оказывается нерелевантным в силу того, что отсутствует перечисление действий. Приведем примеры: противыыА ВЪСА ни ложк (мщложи - списки КБ1, У560, Пог). и противыо пр кжс цртвовавшилік повсл кшс сотвори. pd dp kTH оуво ИДОЛКСКЫА црквс повел Ьвь . (причастие наст, вр.) каі xov каХєааута, батк; sin, of] ayvofjaac (аорист. причастие), аі)тф тє s8aparas (аорист) каі, xobq ау0іатадУоі)с; navmq катараХюу (аорист, причастие), каі 7iaXtv51av xolq про тої) Paadsi3aaaiv v\5e (аорист), KaGaipstaGai fisv тоЬс, TO5V єібюХст/ vaouc; KSXSIKDV (причастие наст. вр.), avfeaGai 5є mv сриХакст/ тоЬс, ал;окєкХєіадУоис; 5іа то тої) Хріатої) ovojia; и в ъм Ьшмслгё житї8 радоватисА рскк . WN/R къ вжтвыы црквалік оупрджн ЬашесА . долік доиык влц Ь c&Mh с(Б( oycTpdd/K . и прилі Ьтатис/Л къ. ни по вжтвыолгё ддоу идволивк (63-66) - каі таТ ; є ю 5іатрфаТ ; %aipsiv si cbv, тоїс, вєіок; 6Хщ fjy (имперфект) оїкоїс; ауоХаСо, OIKOV ambc, sauTOV a iov тої) бєалютої) катаакераСюу (причастие наст, вр.) каі 7тарарріл;тєіа0аі [idXkov sv аитоїс; ката TOY Gstov Ааріб аіроі)ЦУос (причастие наст. вр.).
В приведенных примерах обращают на себя внимание постпозитивные причастия повЛ Ьвгк и и волив-ъ, так как в греческом оригинале им соответствуют формы наст, времени: КЄХЄІЗОУУ И aipoi)UVO ;. При этом причастие и волив-ъ. находится в однородном ряду с причастием наст. вр. оустраа- , что подчеркивает независимость выбора формы от дискурсивных свойств. В указанных случаях форма причастия, как нам представляется, зависит от видовой характеристики глагола, от которого оно образовано.
В тексте ЖНМ основные различия во временной характеристике предикатов славянского и греческого текстов связаны с реализацией ви довременной соотнесенности причастных форм: причастия прош. времени образуются от основ глаголов совершенного вида (СВ), причастия наст, времени 38 от глаголов несовершенного вида (НСВ) . Так, только в прошедшем времени употребляются причастия, образованные от глаголов : оувогатисд, (въ-, ыи ь.
Синтаксическое членение текста ЖНМ и его греческого оригинала
Доля односубъектных дат. самост. в тексте ЖНМ, уступающее их употреблению в древнерусском языке, может свидетельствовать о том, что активизация односубъектных дат. самост. является особенностью древнерусского синтаксиса. То же относится и к случаям самостоятельного употребления оборота, которое для языка ЖНМ не характерно. Некоторые выявленные факты, которые могут рассматриваться в пределах указанной группы дат. самост., вызваны, скорее, процессом формирования категории деепричастия в среднеболгарском языке. В большинстве приведенных примеров оборот мотивирован греческим GA, что может указывать на влияние греческого оригинала на специфику употребления дат. самост. в славянском переводе.
Характеризуя влияние греческого оригинала на употребление дат. самост., необходимо отметить индуцирующий характер этого влияния. Так, в ряде случаев греческая форма причастия в Род. п., даже не являясь составной частью оборота GA, вероятно, сигнализировала переводчику о наличии оборота и таким образом мотивировала употребление оборота дат. самост. в славянском переводе. Кроме того, достаточно последовательный перевод греческого оборота GA с помощью оборота дат. самост. свидетельствует о выработке однозначного соответствия и о стремлении переводчика к отражению греческого оборота при переводе. Влияние греческого оригинала прослеживается и в тех примерах, когда в славянском тексте возможны вариантные формы причастий (в ситуации неразграничения падежных форм). Следовательно, дат. самост. во всех случаях соответствия греческим чтениям выступает в качестве структурного грецизма.
Отдельно необходимо сказать об употреблении дат. самост. в стилистической функции, которое ярко проявляется при переводе с помощью дат. самост. других греческих конструкций, отличных от GA (48 %).
Стилистически маркированными являются обороты дат. самост., которые используются для введения прямой речи. Кроме того, обороты дат. самост. в тексте ЖНМ выполняют и текстообразующую функцию. Это относится к случаям употребления оборотов в начале тематических микроблоков. Анафорические повторы, которые иногда сопровождают обороты, подчеркивают их стилистический характер. В указанной функции обороты дат. самост. обычно предшествуют ПЕ, к которой они относятся. Важно отметить и то, что в большинстве случаев именно те обороты, которые находятся в препозиции, не соответствуют конструкциям в греческом оригинале. Данное обстоятельство может объясняться тем, что оборот дат. самост. в рассматриваемой позиции был средством нарративного повествования, разработанным в древнеславянском литературном языке в предшествующий период.
Выявленные особенности функционирования дат. самост. в тексте «Жития Николая Мирликийского» могут характеризовать направление его развития как в славяно-русской переводной книжности XIII-XIV вв., так и в повествовательных жанрах древнеславянского языка.
1. Широкое употребление однородных членов предложения является яркой особенностью славянского перевода ЖНМ. Предложения с однородными членами представлены в тексте ЖНМ достаточно часто и зафиксированы в 55 % от общего числа предложений-высказываний в тексте, а также в 70 % от числа осложненных высказываний50. В большинстве случаев цепочка однородных членов состоит из 2 или 3 элементов, например:
В житиях Епифания Премудрого, по данным И. Ю. Абрамовой, на явление однородности приходится 52 % от всех осложняющих факторов [Абрамова 2004: 18]. н ккослгё ж( к8пц8 коравлк жита напл ънившВ, гавлксА в к гкн к всликыи Николае . и давк слгё три латикы къ. алопк, вт . лдурскыи гра пл$ти повели, и талк» сжціїиліь жито цідати (555-559).
Встречаются также предложения-высказывания, состоящие из большего количества элементов, но такие случаи единичны, например: оваус ни тако не оставл каїш сжцж съ Характерной чертой предложений-высказываний с рядами однородных членов является их иерархическая организация, благодаря чему в пределах одного высказывания возникает несколько рядов однородных членов, что удлиняет высказывание в несколько раз, например: Н/К ты ги иже ствол\к влгк скіи1, и въгЬколгё БЛ&Г в ВИНОВЄН1 . и къ нашилш в кда улколювн к приклан Ь/КС1 . вт . оуши никол Ь вчинити оустраеши2. и аппла влпа
Данное обстоятельство сближает текст ЖНМ с текстами, принадлежащими стилю «плетение словес». Так, в «Житии Феодосия Печерского» однородные ряды представлены в каждом простом высказывании обычно одним рядом, при этом количество элементов, составляющих такой ряд, чаще всего не превышает двух-трех членов предложения, в то время как в «Житии Стефана Пермского» и в «Житии Сергия Радонежского» более употребительны простые предложения -высказывания с несколькими рядами однородных членов, в которые входят по нескольку элементов сразу, расположенных иерархично [Абрамова 2004: 18].
В тексте ЖНМ в большинстве случаев (31 %) однородные члены реализуются на уровне сказуемого. Всего в тексте ЖНМ насчитывается 93 ряда однородных сказуемых (далее: ОС), которые почти всегда связаны с помощью союза. Отдельная проблема при изучении ОС в средневековом славянском тексте связана с наличием в лингвистической науке нескольких подходов к их выделению. Не останавливаясь подробно на всех аспектах указанной проблемы, отметим лишь те из них, рассмотрение которых требуется для обоснованной и последовательной интерпретации исследуемого нами материала.
В обобщающих трудах по историческому синтаксису русского языка обычно отсутствуют положения, указывающие на специфику функционирования однородных членов предложения в средневековых текстах (см.: [Спринчак 1960: 208; Стеценко 1972: 115-116]). Примечательна в этом отношении позиция В. Л. Георгиевой: «... однородные члены предложения - издавна существующая в языке категория, и в период древнерусской письменности уже имели место те грамматические способы выражения однородных членов, которые характерны для современного русского языка ... Вследствие исторической устойчивости не только самой синтаксической категории однородных членов, но и средств ее выражения нет большой необходимости особо рассматривать эту категорию в кратком историко-синтаксическом обзоре» [Георгиева 1968: 96-97]. Чаще всего их описание производится на основе тех же конституирующих признаков
Способы перевода и употребление дательного самостоятельного в языке «Жития Николая Мирликийского»
Так, примеры, приведенные в строках 1 и 2, демонстрируют семантическое расширение и усложнение (амплификацию), характерное для употребления однородных сказуемых в тексте Чуда, которым в тексте Сказания соответствует одиночный глагол. В строке 3 однородный ряд сказуемых в тексте Чуда придает высказыванию экспрессию, которая не выражена в сопоставляемом фрагменте из текста Сказания. Фрагменты, приведенные в последней строке, показывают роль однородных сказуемых в передаче сюжетной динамики. При этом в тексте Чуда данная функция выражается, скорее, посредством введения препозитивных второстепенных сказуемых.
5. Стилистическая роль однородных сказуемых в ЖНМ проявляется особенно ярко в контекстах, развивающих смысловые доминанты текста. Так, семантика форм, выражающих рассматриваемые нами однородные ряды нередко изображает явления внутренней (духовной) жизни персонажей, их эмоциональное состояние либо речемыслительную деятельность. Для этого могут быть использованы глаголы физического действия либо движения, которые в отвлеченном контексте реализуют переносное значение (см. ПЕ 361-366, 515-523, 238-241 и 476-481). Большинство глаголов и именных форм, находящихся в составе ОС, имеют отвлеченную семантику и представляют собой одно из средств для введения элементов дидактизма, неизменно сопровождающих сюжетное повествование. Данное явление можно наблюдать в риторическом вступлении и в других частях текста, например:
Употребление глаголов в переносном значении создает двуплановость повествования, в котором сглаживаются переходы от описания событий и действий персонажей к передаче их эмоционального состояния. Таким образом, однородные сказуемые используются в языке жития в качестве средства актуализации его концептуального содержания.
Особо следует сказать об однородных сказуемых, передающих последовательность действий и, следовательно, участвующих в развитии сюжета. Отличия в употреблении конструкций с ОС, возникающие между церковнославянским переводом и греческим оригиналом, касаются, в основном, указанной семантической группы. Связано данное явление с тем, что в тексте ЖНМ в ряде случаев (всего 26) причастия отмечаются на месте глаголов в греческом оригинале (19 случаев) либо наоборот (7 случаев), например: дурд оуво л\/кжк в кстдвк и лдто овр кте . сллід же вл сль рдддр кши, ВЖДСКСА. и гквлд нк се выти лін кіш (167-171) - Ьюбєу ODV о avrp avaaxac; каі xov %puaov єтЗрюу (причастие), єл;єіха xov бєадш ХтЗаас; (причастие), штепХауц (аорист), каі sauxov s HTiaxfjaGai фєхо.
Показания списков в основном совпадают, однако единичные разночтения все же возникают. Так, причастию, использованному в соответствии с глаголом греческого оригинала, в ряде списков соответствует финитный глагол, ср.:
Употребление причастий на месте финитных глаголов приводит к разрушению однородных рядов, а также к трансформации стилистической роли ОС в тексте. При этом важно подчеркнуть, что славянский перевод достаточно последовательно передает ОС, которые реализуют актуальные художественные тенденции - абстрагирование и повышенную эмоциональность. Развитие сюжета требует разработки разнообразных синонимических средств, среди которых краткое причастие в функции «второстепенного сказуемого» (категория, активная в русском языке XV-XVI веков) занимает одно из главных мест (см. п. 3.2.). В отношении рассматриваемой закономерности заслуживают внимания единичные факты, в которых наблюдаются вставки в переведенную конструкцию дополнительных глаголов-сказуемых. При этом добавленные глаголы не вносят новой информации, то есть используются в чисто стилистической функции, например:
Следовательно, вопрос о влиянии стиля греческого оригинала может быть решен положительно только в отношении однородных сказуемых, не связанных с передачей динамики описываемых событий.
Выводы. Употребление однородных сказуемых в тексте ЖНМ, являясь стилеобразующим средством, связано с целым спектром риторических приемов, реализуемых на разных языковых уровнях и значимых для стиля данного произведения. Указанное обстоятельство свидетельствует о высоком уровне экспрессивности, выражаемой с помощью рядов однородных членов. Ряды ОС, расширяя и осложняя предложение, позволяют обогащать его смысл, что на жанрово-стилистическом уровне выражается в абстрагировании повествования. Кроме того, сочиненные ряды сказуемых, организованные по принципу синтаксического параллелизма, позволяют особым образом структурировать текст, создавать матричные, организующие текст не горизонтально, а вертикально, построения. Усилению выразительности конструкций с ОС способствует другие фигуры: повторы на разных языковых уровнях, гомеотелевтон, гомеоптотон, синонимия, изоколон. Широкое включение однородных сказуемых в систему стилеобразующих средств позволяет рассматривать данное явление как одно из основных, что сближает текст ЖНМ с житиями, написанными в стиле «плетение словес». При этом стилистическая нагрузка рассматриваемой конструкции распределена по всему тексту неравномерно. Наибольшей степени она достигает в риторическом вступлении и заключении, наименьшей - в сюжетном повествовании. Так создается своеобразная «шкала» функционирования однородных членов.
Такая «шкала» позволяет оценить степень влияния греческого оригинала, которая достаточно четко соотносится с дискурсивными свойствами рассматриваемой конструкции. Последовательная передача греческих однородных рядов сказуемых наблюдается в основном в неповествовательных фрагментах текста. В то же время в сюжетном повествовании в переводе более частотным оказывается другое средство - препозитивное краткое действительное причастие в функции второстепенного сказуемого.
Вместе с тем употребление ОС в тексте ЖНМ не достигает того размаха и широты, которая свойственна житиям Епифания Премудрого, что подтверждает особый «монашеский» (по определению Ф. Кич) характер стиля Епифания. Несмотря на это, было бы неправильным отрицать влияние стиля Метафраста на формирование славянского «плетения словес» только на основании указанного факта. Как нам представляется, степень влияния может проявляться не в количественном факторе, а в качественном. Так, в тексте ЖНМ конструкции с однородными сказуемыми выступают в качестве самостоятельного, широко разработанного стилистического приема, который к тому же выполняет и текстообразующую функцию. Кроме того, взаимодействие данного стилистического средства с идейно-смысловым уровнем текста подчеркивает его роль в реализации жанровой прагматики.