Содержание к диссертации
Введение
Часть I. Семантика невыразимого. общие вопросы 17
Вводные замечания 17
Г л а в а 1. Теоретико-методологические основы и генезис изучения семантики невыразимого 17
1.1. Философские основания изучения семантики невыразимого 17
1.2. Теологические основания изучения семантики невыразимого 23
1.3. Изучение семантики невыразимого в литературоведении 31
1.4. Изучение семантики невыразимого в лингвистике 37
Выводы по первой главе 48
Г л а в а 2. Характеристика семантики невыразимого
2.1. Узкое и широкое понимание семантики невыразимого 50
2.2. Денотативная область семантики невыразимого 57
2.3. Системное описание семантики невыразимого 68
2.4. Семантика невыразимого и смежные значения незримого, непостижимого 79
2.5. Семантика невыразимого и значение предельно высокой концентрации качества 88
2.6. Семантика невыразимого и категория отрицания 97
2.7. Семантика невыразимого и значимое молчание 102
Выводы по второй главе 109
Г л а в а 3. Функциональная характеристика семантики невыразимого
3.1. Полевый подход в лингвистике 112
3.2. Невыразимость объекта речи (означающего и / или означаемого) 122
3.3. Иерархическая и уровневая характеристика семантики невыразимого 128
3.4. Моделируемое пространство поля невыразимого 141
3.5. Структура поля невыразимого в русском языке 148
3.6. Парадигматические, синтагматические, эпидигматические и ассоциативные измерения поля невыразимого 166
Выводы по третьей главе 170
ЧАСТЬ II. Семантика невыразимого в языке и речи 172
Вводные замечания 172
1.1. Бытование семантики невыразимого в фольклоре 173
1.2. Эмотиконы как новейшие элементы поля невыразимого 186
1.3. Система средств передачи семантики невыразимого в творчестве А. Грина 194
1.4. Система средств передачи семантики невыразимого в творчестве Ю. Буйды 203
1.5. Невыразимое в романе Е. Чижовой «Планета грибов» 208
1.6. Семантика невыразимого в современной беллетристике
(на материале повести Дм. Емца «Великое Нечто») 213
Выводы по первой главе 224
Глава 2. Стилистические приёмы вербализации семантики невыразимого 226
2.1. Семантика невыразимого в приёме прозопографии 226
2.2. Семантика невыразимого в приёме экфрасиса 236
2.3. Семантика невыразимого в русских повестях-экфрасисах 246
2.4. Семантика невыразимого в экфрасисах англоязычных романов 253
2.5. Семантика невыразимого в фигуре речи «оксюморон» 260
Выводы по второй главе 273 заключение 276
Библиография
- Теологические основания изучения семантики невыразимого
- Системное описание семантики невыразимого
- Система средств передачи семантики невыразимого в творчестве А. Грина
- Семантика невыразимого в русских повестях-экфрасисах
Теологические основания изучения семантики невыразимого
В феноменологической эстетике Р. Ингардена художественный образ трактуется как зримое воплощение того, чего никогда не было и что само по себе невыразимо [Ингарден 1962]. О непостижимой «явленности красоты» писал современный философ С. Франк [Франк 1990]. М. Королько, характеризуя литоту, отмечает, что при помощи этой фигуры говорящий признаётся, что ему недостаёт или слов, или способностей, или голоса (…) [Korolko 1990: 119].
Философский аспект изучения невыразимого представлен в трудах современного философа Е.В. Синцова. Следуя позиции Платона, учёный указывает на то, что художественное целое рождается под мощным воздействием невыраженного, потенциально возможного, принципиально невербализуемого и нематериализуемого ни в какой вещественно-телесной форме [Синцов 2003: 3]. Изучая природу невыразимого в искусстве и культуре, Е.В. Синцов формулирует жесто-пластовые основания художественного мышления в визуальной орнаментике и музыке. Выявление антропоморфных источников невыразимого в искусстве и культуре приводит учёного к мысли, что воображаемый жест обретает относительную независимость от телесности в сфере мышления и воображения.
Вводя понятие невыразимого, Е.В. Синцов определяет назначение орнамента, размещённого на вещи. Учёный отмечает, что присутствие орнамента на вещи как бы взывает к Небытию – к тому истоку, из которого возникла не столько сама вещь, сколько первоначальное представление о ней, представление смутное, нечёткое, зыбкое, неопределённое, как бы «кишащее» её возможными обличьями и назначениями [Синцов 2003: 31]. Е.В. Синцов отмечает, что именно в сфере жесто-пластового искусства важен не сам текст, не набор привычных (конвенциональных) семиотических конструкций, а то невыразимое, что удаётся угадать как бы «за текстом» [Синцов 2013: 121]. Философия науки различает логические и паралогические категории. Паралогические нарушают логический закон непротиворечия. Согласно этому закону, суждение и его отрицание не могут быть одновременно истинными применительно к одному и тому же объекту [Ивин, Никифоров 1997: 7-8]. Планом выражения семантики невыразимого являются языковые единицы с компонентом значения отрицание возможности вербального выражения, однако при этом вербализация осуществляется. Следовательно, семантика невыразимого – это паралогическая категория, паралогичны её репрезентанты, например: Слов нет как я люблю тебя!1 Но такое высказывание и есть слова!
Алогизм сочетания выразить невыразимое исследовал французский философ Ж. Деррида. В лекции, прочитанной в Силезском университете по поводу присвоения докторской степени Honoris Causa, Ж. Деррида отметил различие между словами и ожиданиями, которые они содержат. Учёный подчеркнул, что предложением «мне недостает слов» говорящий фактически выражает благодарность. Но ведь это признание я п р о и з н ё с . Используя язык признаний, я обратился к Вам, сказав уже больше, чем одно слово. Выходя за принятую конвенцию и без единой риторической фигуры, я не только п р и з н а л с я , что мне может недостать слов, но и одновременно выразил этот недостаток как вину, за которую и попросил Вас о прощении [Derrida 1997].
Диалектическое учение о совпадении противоположностей Н. Кузанского также строилось на нарушении закона непротиворечия, исследовало соотношение Бога и природы. Согласно парадоксам Н. Кузанского, «мир» не бесконечен, однако его нельзя мыслить как конечный [Кузанский 1979]. Таким образом, невыразимое в философии и апофатической теологии – важный инструментарий богопознания.
Здесь и по всему тексту работы языковые примеры даются курсивом, анализируемое средство выделяется полужирным, сопутствующее анализируемому средство подчёркивается. В случае необходимости охарактеризовать языковое средство с точки зрения его синтаксической роли в предложении, этот элемент выделяется в соответствии с принятыми при синтаксическом разборе подчеркиваниями. Завершая характеристику философских оснований изучения семантики невыразимого, заметим, что они сказываются и в частных замечаниях современных исследователей проблемы. Так, например, Н.М. Азарова отмечает: «Прилагательные среднего рода являются типологической чертой русского философского текста, особенно первой половины ХХ в.: невыразимое, непостижимое, родное и вселенское и др.» [Азарова http://natalia-azarova.com/cgi-bin/index.pl?p=poet_gram_ajgi]. Названное замечание свиде-тельствует о том, что репрезентанты семантики невыразимого занимали ключевые позиции в философских текстах, формировали методологическую основу метафизических размышлений философов.
В целом можно заключить, что философские основания изучения категории невыразимого простираются до глубины веков, связаны с именами многих основателей философии (Платона, Плотина, Прокла, Дамаския, И. Канта, Л. Витгенштейна, М. Хайдеггера, Ж.-П. Сартра, М. Мерло-Понти, Р. Ингардена, С. Франка и др.). Понятие невыразимого формировало методологическую основу метафизических размышлений философов, суть апофатической теологии. А апофатизм является универсальной религиозно-философской методологией [Нечунаев 2005: 22]. Будучи паралогической категорией, семантика невыразимого входила в состав известных парадоксов Н. Кузанского. Изучение философских оснований невыразимого продолжено современными исследователями (Н.М. Азаровой, М. Королько, Е.В. Синцовым и др.).
Системное описание семантики невыразимого
Воронежские учёные считают, что универсальный предметный код функционирует независимо от национального языка. Образные единицы универсального предметного кода лишь косвенно обнаруживают себя. Когда студенты на экзамене не знают ответа на вопрос, они непроизвольно изображают руками незамысловатые фигуры, что свидетельствует о незнании логического рационального концепта и попытке передать образное ядро концепта [Попова, Стернин 2007: 28-29]. Следовательно, невыразимое при таком подходе проявляется в процессе оперирования неосвоенными мышлением рациональными концептами.
Семантико-когнитивную концепцию З.Д. Поповой И.А. Стернина комментирует Н.Ф.Алефиренко: «Так, в работах З.Д. Поповой под когнитивной пропозицией понимаются смыслы, не имеющие языкового выражения «невыразимое», «несказанное». В случае потребности всё-таки выразить пропозитивный смысл мы ищем для этого нужное слово. Но поскольку пропозитивный смысл невербализован, за ним нет закреплённого в языке знака. Поэтому вместо прямого извлечения слова из языковой памяти мы подбираем имеющуюся в языке лексему, которая, как подсказывает нам языковое сознание, может хотя бы косвенно объективировать пропозитивный смысл» [Алефиренко 2009: 55].
Мы привели достаточно большую цитату в силу важности этого толкования для характеристики семантики невыразимого, назначения анализируемой категории для человеческого языка в целом, для русского языка, в частности. Сам Н.Ф. Алефиренко говорит о невыразимом при характеристике процесса формирования имплицитности. При этом имплицитность возникает в тех случаях, при которых план содержания текста является более насыщенным, чем план его выражения. Н.Ф. Алефиренко обращается к понятию апперцепции (представления о мире) «на основе не только собственных ощущений, но и воспоминаний, фантазий и прочего» [Алефиренко 2011: 118]. По мнению учёного, апперцепция происходит при чтении любого текста, в результате её язык позволяет увидеть невидимое, «вообразить невообразимое», например: Жена завела собаку. Иду вот теперь покупать новые тапочки.
Таким образом, обращение к категории невыразимого оказывается актуальным в решении актуальнейшей проблемы языкознания – соотношения понятий «язык» и «мышление», «язык» и «сознание». Очевидно, что категория невыразимого – это посредник между мышлением и речью, это система языковых средств передачи принципиально невербального универсального предметного кода, которым оперирует человеческое мышление.
В.И. Карасик предлагает учитывать субъективную невыразимость, обусловленную низким уровнем коммуникативной компетенции языковой личности. Учёный приводит пример из «Сказки о жабе и розе» В.М. Гаршина: [О жабе] Ей очень понравилась роза, она чувствовала желание быть поближе к такому душистому и прекрасному созданию. И чтобы выразить свои нежные чувства, она не придумала ничего лучше таких слов: - Постой, – прохрипела она, – я тебя слопаю! [Карасик 2010: 45].
О.И. Костикова предлагает к рассмотрению вопрос невыразимости в переводческой деятельности. Анализируя критическое исследование переводов на французский язык Анри Мешоника, исследовательница показывает, как критик обнаруживает проблему, напряжение в идее, «которую невозможно перевести, но которую нельзя не перевести» [Костикова 2010: 53]. О.И. Костикова раскрывает, как А. Мешоник провозглашает элитарность искусства и, в частности, искусства перевода. «Писать — значит выражать невыразимое». Иначе говоря, невыразимое другими [Meschonnic 1999: 397]. В целом, категория невыразимого в лингвистике становится предметом пристального внимания с конца ХХ в. Г.С. Сырица отмечает широкий интерес к категории невыразимого в семасиологии, когнитивной лингвистике, лингвокультурологии [Сырица 2009: 294]. Сама исследовательница разработала этнокультурный аспект изучения невыразимого, выявила его этнокультурную специфику, определила потери смыслов при переводах контекстов, содержащих невыразимое, в частности, на немецкий, латышский языки [Сырица 2009: 295].
Об этнокультурном аспекте невыразимого попутно говорится в работе В.В. Колесова при характеристике перестройки понятийного уровня на основе национальных символов и личных концептуальных образов [Колесов 2010]. М.В. Пименова, изучая категоризацию эмоций в наивной картине мира как отражение русской ментальности, эмоциональный опыт человека в русском языке описывает через ненаучные категории испытания, переживания, чувства, способности, состояния, претерпевания. При этом выявляет и характеризует такие внутрикатегориальные классы чувства, как чувство-состояние, чувство-сознание, чувство-ощущение, чувство-эмоция, чувство-отношение, чувство-этика, чувство-испытание / опыт.
Исследовательница показывает, что чувство-ощущение обладает особыми свойствами, среди которых: непонятность (непонятное чувство; неизъяснимое чувство), неосознанность (неосознанное чувство). Такое чувство иногда трудно назвать, выразить (невыразимое чувство), сложно классифицировать то, что относится к малоосвоенной области (неопределённое чувство; непостижимое чувство; неясное / смутное чувство; подсознательное чувство; полусознательное чувство; труднообъяснимое чувство), так как чувство есть объект и средство восприятия [Пименова 2011: 358].
Система средств передачи семантики невыразимого в творчестве А. Грина
Такова, например, фигура речи: нет слов как тебя люблю; Не нахожу слов, чтобы передать моё чувство к тебе. Семантическое выветривание привело к тому, что такие употребления относятся и к элементам поля предельно высокой концентрации качества. Попутно заметим, что сходным образом ведут себя средства передачи семантики непостижимого. См. пример приобретения элементом семантики непостижимого значения предельно высокой концентрации качества: Уму непостижимо, как ты себя ведёшь! Что ты творишь!
Семантика невыразимого относится к числу понятийных категорий языка; средства её выражения изучаются учёными разных стран на материале различных языков мира: в Польше [Кorolko 1990; Kita 2002], Латвии [Сырица 2009], Германии [Lachmann 1999], Франции [Derrida 1997;], России [Абрамова 2007; Алефиренко 2009; Бабайцева 2014 и др.] и т. п.
Средства передачи семантики невыразимого свободно «пересекали» границы стран на протяжении нескольких веков. Например, со второй половины ХIХ в. в русский язык из Великобритании пришла лексема inexpressibles в значении нижние мужские панталоны, то есть кальсоны . Варваризм inexpressibles в дальнейшем был замещен поморфемной калькой невыразимые [Виноградов 1999]. Названные лексемы являются средствами выражения двух семантик – эвфемии и невыразимого. На эвфемистический характер лексем inexpressibles / невыразимые указывает в своём словаре Е.П. Сеничкина [Сеничкина 2008: 233].
Черты универсальности в семантике невыразимого проявляются в сходстве средств её передачи в разных языках мира: названные языковые средства образуются сходным образом. Как указывает Г.С. Сырица, в разных языках содержатся прилагательные с семантикой невыразимого; такие прилагательные обладают отрицательным префиксом inexpressible, unspeakable - в английском, unsagbar, unsdglich - в немецком, neizsakms, naprakstms - в латышском [Сырица 2009: 294]. Следовательно, внутренняя форма ряда номинаций семантики невыразимого в разных языках имеет черты сходства; большинство её языковых единиц располагает отрицательным формантом [Mikhailova 2015].
Черты универсальности семантики невыразимого в художественном дискурсе будут показаны во второй части настоящего исследования. Примечательно, что интернационализмы среди плана выражения семантики невыразимого относятся не только к истории языка; нами обнаружены новые интернациональные элементы поля невыразимого, бытующие в настоящее время, эпоху глобализации.
В эпоху глобализации экстралингвистические факторы оказывают такое влияние на язык, что в разных языках мира происходят сходные языковые явления. Это обусловлено тем, что современные границы открыты, люди посещают разные страны, работают, участвует в различных проектах международного характера. В настоящее время культурой и языком престижа всё ещё остаются англосаксонская культура и английский язык (слова и выражения заимствуются из английского языка в чрезмерном количестве). Эта культура проникает в национальные культуры через масс-медиа, произведения искусства, интернет-коммуникацию, под воздействием словесного оформления рекламы, сопровождающей товары. Что касается семантики невыразимого, то в ней во втором десятилетии ХХI в. в русском дискурсе актуализировались такие конституенты, как No comment, без комментариев, без слов, слов нет.
Следует оговорить, что, с одной стороны, эти сочетания являются синонимами и составляют синонимический ряд. Показательно, что при запросе в поисковике интернета одного из вышеназванных выражений остальные появляются в рубрике «вместе с … ищут…». С другой стороны, эти выражения полисемантичны и только в одном из своих значений являются средствами передачи семантики невыразимого. Паралогическое значение данных конституентов поля невыразимого таково: слов недостаёт выразить бурные эмоции . Для названного значения конституентов поля невыразимого показательной является подборка «картинок» в поисковике интернета по выражениям No comment, без комментариев, без слов, слов нет. Такими выражениями, как правило, подписывают шокирующие фотографии, фотоколлажи, демотиваторы на бытовые юмористические или сатирико-политические темы. Посыл таких «картинок» понятен широкому кругу адресатов, а подпись No comment или Без комментариев; Нет слов является языковым манипулированием, паралогической языковой единицей, поскольку прагматическое значение этой подписи составляет: не говорю, хотя испытываю бурные эмоции . В действительности такая подпись состоит из слов; мы говорим, что без комментариев, но это сочетание всё же имплицирует комментарий. Значит это – нарушение закона логики.
Осуществленный нами языковой анализ показал, что в настоящее время в русском дискурсе выражения вышеназванного синонимического ряда способны употребляться в качестве элементов поля невыразимого в значении не говорю, хотя испытываю бурные эмоции или в значении не говорю, хотя испытываю бурные эмоции и порицаю .
Варваризм No comment в вышеназванных значениях как элемент поля невыразимого употребляется в современном русском дискурсе в интернет-коммуникации, иногда также в публичной речи. Это свидетельствует о проявлении тенденции глобализации в русском языке и подтверждает тот факт, что английский язык воспринимается в качестве языка престижа. Интернационализм No comment в вышеназванном прагматическом значении закрепился в русском дискурсе в эпоху глобализации и имеет черты универсальности.
Семантика невыразимого в русских повестях-экфрасисах
Невыразимое как функционально-семантическая категория располагает ядром, центром и периферией средств передачи своего содержания, то есть план выражения семантики невыразимого иерархически организован. Согласно теории функциональной лингвистики, ядро функционально-семантической категории составляют преимущественно грамматические конституенты, морфологические или синтаксические. Грамматическим стрежнем семантики невыразимого являются отрицательные предложения (общеотрицательные и частноотрицательные), соответственно ядро поля невыразимого конституируют отрицательные предложения с семантикой невыразимого, напрмер: Я не могу ни произнесть,/ Ни написать твоё названье:/ Для сердца тайное страданье/ В его знакомых звуках есть (М.Ю. Лермонтов. Стансы к Д ).
Ядро семантики невыразимого также составляют фразеологические единицы с отрицательным формантом, семантикой лишения (без слов и т. п.), например: (…) и от него разлетаются точки невидимых вихрей и бурь, сотрясающих вас; беспредельному нет выражения (А. Белый. Записки чудака); описательные обороты с отрицанием, например: (не найти слов; не отыскать слов; выразить невыразимое; Не выразил бы чувств моих в сей миг/ Ни ангельский, ни демонский язык!.. (М.Ю. Лермонтов. Джюлио); Белый упоминает о тех личностях, которыми он на протяжении сознательной жизни окружал своё «я», и приходит к выводу: «…Никакое «я» по прямой линии не выражаемо в личности» (В. Пискунов. Сквозь огонь диссонанса) и т. п.).
Кроме того ядро поля составляет абстрактная лексика с семантикой невыразимого. Это: имена прилагательные с приставкой, передающей семантику отрицания, лишения (невыразимый, непередаваемый, неописуемый, неизреченный, и проч.), например: Это будет пароксизм невыразимого сладострастия. Ты выйдешь за пределы разрешённого природой (В. Пелевин. S.N.U.F.F);
Музыкальность и гармония – основа высокой души – сообщили невыразимую нежность её уходящему внутреннему существу (О.Д. Форш. Одеты камнем), абстрактные субстантиваты (невыразимое, непередаваемое, неописуемое и проч., например: [Персонаж Софья Петровна] Вся рванулась к нему от лакеев, смотревших на зрелище; невыразимое окружало их; невыразимое тут стояло вокруг (А. Белый. Петербург), наречия (невыразимо, непередаваемо, неописуемо и проч.
Центр поля невыразимого составляют 1) вопросительные предложения с семантикой отрицания (Как передать словами то, что…?; Какие слова передадут …?; (…) мои дела/ И без меня ты должен знать,/ А душу можно ль рассказат ь? (М.Ю. Лермонтов. Боярин Орша) и т. п.; 2) прономинальная лексика: неопределённые местоимения что-то, нечто, некто, предметно-личное местоимение третьего лица в форме единственного числа среднего рода и его субстантиват оно.
Классики отечественного языкознания отмечают, что «местоимениями принято называть просто слово с предельно отвлечённым значением… субъективно-объективного типа…» [Пешковский 2009: 158]. Учёные указывают на высокую абстрактность местоименного значения, меняющееся конкретное содержание. «Остроумно сравнивают иногда отношение местоимений к неместоименным словам с отношением геометрического тела к физическому. Быть может, можно сравнивать его и с отношением переменной величины к постоянной», - отмечает А.И. Зарецкий [Зарецкий 1940: 17]. Полагаем, что именно высокая абстрактность местоименного значения позволяет этому лексико-грамматическому классу слов передавать семантику невыразимого.
И.И. Ковтунова, изучая поэтику намёков и иносказания в русской литературе ХХ в., говорит об особой местоименной поэтике, основы которой были заложены в поэзии Ф.И. Тютчева и А.А. Фета [Ковтунова 1993: 114]. Ориентация на местоименную поэтику присуща и поэзии И. Анненского. Свою творческую позицию поэт так охарактеризовал: «Для передачи этого я нужен более беглый язык намёков, недосказов, символов: тут нельзя ни понять всего, о чём догадываешься, ни объяснить всего, что прозреваешь или что болезненно в себе ощущаешь, но для чего в языке не найдёшь и слова» [Анненский 1979: 102]. Ср. с замечанием В.М. Жирмунского о поэзии символистов: «Именно стремление к тому, чтобы выразить невыразимое, чтобы сказать о несказанном, вызвало художественный переворот в эпоху символизма, поэзию намёков и иносказаний» [Жирмунский 1977: 132].
О неопределённых местоимениях как средстве передачи семантики невыразимого писали [Горшкова 2005; Иванян 2015; Николаева 1985: 50]; о прономинальной лексике с семантикой невыразимого см.: [Бабайцева 2014; Куксина 2007; Моргунова 2013]. Литературоведы также отмечают, что значение невыразимого поддерживается многими единицами неопределённости [Жирмунский 1996]. Кроме того литературоведы, характеризуя мотив невыразимого, приводят многочисленные примеры, содержащие неопределённые местоимения, см. работы: [Абрамова 2007; Эткинд 1998 и др.].
Часть прономинальной лексики поля невыразимого не располагает отрицательным формантом: таковы местоимения и местоименные субстантиваты с аффиксом -то, местоимение и местоименный субстантиват оно. Способствует актуализации семантики невыразимого в этих лексемах сема неопределённости: для с местоимений с аффиксом -то неопределённость задаёт словообразующий формант, обусловливающий семантику неопределённости; прономинатив оно – самый неопределённый среди личных местоимений, ср. с высказыванием Е.М. Галкиной-Федорук: «Если широко и исторически понимать определённость, более определённы 1-е и 2-е лицо местоимения, чем 3-е лицо» [Галкина-Федорук 1963: 9].