Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Реформа русской орфографии и пунктуации начала 1960-Х гг 19
1. Предложения по изменению орфографии и их общественное обсуждение 19
1.1. Первый период полемики (март - декабрь 1962 г.) 20
1.2. Второй период полемики (1963 г. - 22 сентября 1964 г.) 35
1.3. «Предложения по усовершенствованию орфографии»
и третий период полемики (23 сентября - 16 октября 1964 г.) 70
1.4. Четвертый период полемики (16 октября 1964 г. - 1965 г.) 86
2. Предложения по изменению пунктуации и их общественное обсуждение 103
2.1. Первый период полемики (март 1962 г. -22 сентября 1964 г.) 104
2.2. Второй период полемики (23 сентября 1964 г. - 1965 г.) 114
3. Профессиональная дискуссия по поводу реформы орфографии и пунктуации начала 1960-х гг. (по материалам Архива РАН) 124
ГЛАВА 3. Реформа русской орфографии и пунктуации начала 2000-х гг 184
1. Первый период полемики (2000 г.) 185
2. Новый свод правил русской орфографии и пунктуации и второй период полемики (2001 г. - июль 2002 г.) 197
Заключение 236
Список сокращений 245
Список источников и литературы
- Второй период полемики (1963 г. - 22 сентября 1964 г.)
- Четвертый период полемики (16 октября 1964 г. - 1965 г.)
- Второй период полемики (23 сентября 1964 г. - 1965 г.)
- Новый свод правил русской орфографии и пунктуации и второй период полемики (2001 г. - июль 2002 г.)
Второй период полемики (1963 г. - 22 сентября 1964 г.)
В марте 1962 со страниц газеты «Известия» - официального органа Верховного Совета СССР - А. И. Ефимов объявляет, что «орфография (в школе. - Е. А.) убила красноречие и поэзию» и стала «главным препятствием на пути учащихся» к «вершинам речевой культуры»; изучение действующего правописания, «невероятно и без надобности перегруженного», «предельно изощренного и усложненного», - это «бесплодный труд»; школьников необходимо освободить от него, «устранив многое ненужное» . По мнению автора, упрощение орфографии позволит увеличить время «на изучение самого языка, его красочных изобразительных средств», что в итоге непременно должно привести к повышению речевой культуры народа.
В этой же статье обозначен главный вектор необходимых изменений -«приблизить написание к произношению». Этот принцип, считает автор, должен реализоваться (1) в устранении сдвоенных букв, (2) принятии единого принципа написания сложных слов, (3) устранении «лишнего» разделительного знака, (4) упрощении правил переноса слов, (5) отказе от мягкого знака в конце существительных типа рожь, (6) упорядочении написания суффиксов и предлогов, (7) упорядочении употребления кавычек и некоторых других, неназванных изменениях.
Обращает на себя внимание тональность, выбранная А. И. Ефимовым. Он пишет об орфографии как о досадном недоразумении, предлагает изменения правил, не подкрепляя это никакими лингвистическими аргументами. Филолог словно убеждает читателя в том, что все проблемы правописания можно решать легко, без сколько-нибудь серьезного научного рассмотрения. А. И. Ефимов находит виновника сложившегося положения дел в орфографии - академика Я. К. Грота, который с «немецкой педантичностью и утонченной пунктуальностью» создал «тормоз для желающих учиться "кухаркиных детей"».
С. Г. Бархударов, профессор, один из авторов учебника по русскому языку для средней школы, через несколько месяцев, соглашаясь в целом с необходимостью изменений в орфографии, делает упрек коллеге прежде всего за выбранный им тон: «Нельзя, когда речь идет о русском правописании, рассуждать так игриво...» . А. Б. Шапиро также отметил «упрощенность и прямолинейность» демонстрируемой А. И. Ефимовым связи между орфографией и красноречием. Он осудил коллегу за то, что тот исказил оценку деятельности Я. К. Грота, который не имел цели реформировать письмо, а «систематически изложил действовавшие в его время орфографические и пунктуационные правила», тем самым «сделав для русского правописания так много, сколько не сделали... русские языковеды ни до него, ни после» .
С августа 1962 г. в научно-методическом журнале «Русский язык в школе» отрывается рубрика «Вопросы правописания», в которой без перерыва до конца 1964 г. . печатаются объемные подборки статей и писем на заявленную тему. Вероятно, именно тон, выбранный А. И. Ефимовым, обусловил характер первых откликов на идею реформы. Все они отличаются упрощенным взглядом на орфографию, демонстрируют незнание авторами ни теории, ни истории русского письма (или пренебрежение ими). Практически все статьи августовского и октябрьского номеров 1962 г. заключают в себе чрезвычайно смелые идеи, отраженные в списках конкретных орфографических изменений. Отличает эти материалы практически полное отсутствие аргументации, компенсируемое крайне резкими эмоциональными оценочными выражениями в адрес действующей орфографии: «средневековая схоластика», «схоластически изощренная», «каверзная орфография», «непонятные загадки», «хитрые ловушки», «вредная мешанина», «хлам, тормозящий усвоение основ знаний» и т. п.
Особенно важной для понимания драматургии дискуссии является первая в открывшейся рубрике статья, написанная учительницей Э. И. Биргер . Эта публикация соответствовала всем канонам советской проблемной статьи. Она начиналась с общих слов о колоссальном значении русского языка. Далее констатировался негативный факт: несмотря на важное место в системе школьного обучения, грамотность остается низкой. После этого обосновывалась необходимость реформы, а в качестве важнейшего аргумента были приведены слова В. И. Ленина, спроецированные на русское правописание: «...не загромождать своего ума тем хламом, который не нужен, а обогатить его знанием всех фактов, без которых не может быть современного образованного человека».
Значительное место в статье отводилось оценке новейшей истории орфографии. Как и А. И. Ефимов, Э. И. Биргер обобщенно называет тех, кто препятствовал совершенствованию системы русского письма. По мнению автора, реформа 1918 г. хотя и имела «огромное значение для овладения грамотой трудящимися массами», однако «не разрешила всех больных вопросов» именно по причине того, что была «урезана реакционной профессурой» . Имена реакционеров названы не были. Дальнейшие события Э. И. Биргер видит следующим образом. После отвергнутого в 1930 г. нового проекта упрощения оставшихся «ненужных правил» работа по улучшению правописания «приняла другой характер: началось крохоборство», закончившееся изданием в 1956 г. «Правил русской орфографии и пунктуации» , «почти ничего не изменивших в школе».
Завершает статью перечень необходимых с точки зрения автора упрощений, а также рассуждения о том, какие выгоды получит государство от грядущей реформы.
Восторженное отношение к возможности реформировать орфографию прослеживается в статьях следующего номера журнала «Русский язык в школе».
Перечисленные особенности первых публикаций, посвященных орфографической реформе, позволяют предположить, что полемика в СМИ, начатая статьями А. И. Ефимова и Э. И. Биргер, должна была стать первым действием в подготовке общества к уже одобренной на государственном уровне орфографической реформе. Подтверждает такое предположение и идеология проводившейся в начале 1960-х гг. реформы школьного образования. В газете «Известия» 25 августа 1962 г. в одном из отчетов сессии Верховного Совета РСФСР в числе задач, которые необходимо решить для соединения школы и производства, была упомянута следующая: «В возможно короткий срок провести упорядочение и решительное упрощение правил русской орфографии и пунктуации» .
Четвертый период полемики (16 октября 1964 г. - 1965 г.)
Однако оценил он этот факт, как свидетельство того, что «народы должны постоянно, время от времени "чинить" свою орфографию, для того чтобы не было этих страшных прорывов» . Предложил считаться с историческими особенностями орфографии, никак не разъяснив этого тезиса, А. А. Морозов . Н. С. Антошин отметил, что нельзя не принимать во внимание, унифицируя написание корней с чередованием, «глубокую традицию» .
Все это свидетельствует о том, что отступления от правил, основанных на ведущем принципе орфографии (каким бы он ни был), неизбежно подлежали унификации. На это было настроено большинство реформаторов, какую бы сторону в вопросе о теоретических основах письма и необходимой степени радикальности реформы они ни занимали.
К умеренным реформаторам, которых тоже было не мало, целесообразно отнести тех, кто предлагал не менять основ письма, а подумать - как писала В. Ф. Иванова - о частных правилах, пределах их детализации, исключениях . Разделяли такую позицию С. Г. Бархударов, П. А. Лекант, Н. М. Громова, А. И. Кайдалова, А. В. Калинин. Л. Н. Санжаров, М. А. Соколова. Однако перечни таких «исключений» даже у сторонников, казалось бы, общих взглядов на принципы реформирования были очень разными.
Еще одной точкой пересечения различных реформаторских концепций был вопрос о допустимости вмешательства в графику и грамматику. Помимо собственно орфографических нововведений активно предлагались и изменения в других подсистемах языка. Звучали идеи составить новый алфавит, в том числе на основе
Иванова В. Ф. О русской орфографии и путях повышения грамотности // РЯШ. 1963. № 1. С. 19. латиницы, заменить щ на сч, склонять ранее несклоняемые существительные, изменить род некоторых существительных, устранить вариантные формы типа чая и чаю, отказаться от суффикса -ыва-, пересмотреть нормативные оценки в отношении акцентологических вариантов типа шженерА, стОляр , заменить й на у без точки , признать нормативным склонение в составных количественных числительных только последнего компонента и т. п.
В этом вопросе перевес был на стороне противников вмешательства в язык B. Ф. Ивановой, Ю. А. Фигаровской, П. А. Леканта, А. А. Данилова, В. И. Этова и др. фактами лексики и грамматики», - предостерегал Д. Э. Розенталь .
Анализируя столь большое количество мнений по поводу реформы русской орфографии, неизбежно приходится сводить все многообразие позиций к наиболее четко обозначившимся в ходе полемики концепциям. Поэтому необходимо особо подчеркнуть, что, несмотря на сходство во взглядах полемистов по отдельным вопросам, по сути, у каждого была индивидуальная программа реформы, полностью не совпадающая ни с какой другой. Каждый исходил из своего личного понимания связи письма и орфографии, понимания проблем школы, глубины представлений об орфографии (ее истории, теории и частных правилах), из особенностей актуальной для него языковой ситуации, собственного орфографического опыта.
Не согласился с таким мнением филологов учитель Б. К. Дудов: «...Многие правила правописания не обоснованы и не аргументированы, хотя С. Г. Бархударов и утверждает, что в нашем правописании нет ни одного необоснованного правила» . Мнение профессиональных орфографистов не показалось учителю убедительным. Однако развивать эту тему и доказывать мотивированность правил орфографии никто на данном этапе дискуссии не стал. Видимо, этот вопрос не был столь важным: непоследовательность орфографии (пусть и мотивированную), а значит, и ее несовершенство признавали практически все. достоинством правописания простоту, легкость его усвоения . И это практически всем, даже противникам кардинальных перемен, показалось справедливым. А. А. Угрюмов даже сформулировал своеобразный идеал простоты: вся новая, упрощенная орфография должна выучиваться до пятого класса . И отсюда многие сделали вывод: изменить в орфографии нужно все, что сложно (при этом представления о сложности отдельных правил было очень разным).
Большинство сторонников упрощения орфографии готовы были ориентироваться исключительно на школьника, подстроить всю орфографию под его возможности. С. Г. Бархударов, М. В. Ушаков, Н. С. Антошин, Б. К. Дудов отвергли такой принцип реформирования. Орфография, утверждали они, прежде всего необходима читающему, и ориентироваться необходимо на его интересы. «В жизни приходится гораздо больше читать, чем писать, только годы учиться, но всю жизнь читать, - пишет М. В. Ушаков. -Как ни соблазнительно было внести в орфографию изменения, явно облегчающие ее усвоение, никогда нельзя закрывать глаза и на то, не создаются ли неудобства для чтения» . С. Г. Бархударов еще в начале 1963 г. разъяснял:
Второй период полемики (23 сентября 1964 г. - 1965 г.)
Главный вывод делает С. Е. Крючков: «...некоторые новые правила и написания явно неприемлемы, другие с той или иной доработкой следует принять, третьи требуют дальнейших обсуждений и экспериментального анализа»
Подводя итоги, ученые признавали объективную необходимость орфографической эволюции. Так, С. Е. Крючков пишет:
...Язык развивается быстрее, чем его письменная форма. Эта и некоторые другие причины вызывают появление написаний, которые не соответствуют звуковой и грамматической системе современного языка, и возникает потребность в устранении этих написаний. Наряду с пережиточными написаниями в отдельных случаях появляются новые, в которых отражаются звуковые и грамматические изменения, например: деревяшка, парчовый (ср. более старые написания «деревяжка», «парчевый»). С новыми написаниями могут сосуществовать старые. В силу этой причины и некоторых других появляются двойные написания, которые требуют урегулирования...
Большинство ученых склонялись к мысли, что орфографические рывки не нужны, некоторые предложения ОК, тщательно проверенные, согласованные, нужно без торопливости, постепенно вводить в жизнь через справочники, словари, учебники. Суть конфликта между учеными и обществом в вопросе реформирования орфографии определил А. А. Зализняк. И. К. Сазонова передала содержание его выступления в издательстве «Советская энциклопедия» следующим образом:
А. А. Зализняк в своем выступлении подчеркнул, что в дискуссии по поводу проекта критики не различают две проблемы: оценку проекта с точки зрения введения его для бесписьменного языка (если предположить, что русский язык до последнего свода был бесписьменным) - тогда проект идеален и профессиональные лингвисты справились с решением этой проблемы. ... С этой точки зрения, 80% предложенных правил -гарантированное указание наилучшей системы орфографии. Но если оценивать «Предложения» с учетом того, что русский язык имеет многовековую историю, традиционное написание целых групп слов, многие предложения - неприемлемы. Здесь две проблемы - чисто лингвистическая и социальная. Нелингвисты заблуждаются, оценивая эти предложения как абсолютно неправильные, «портящие» русский язык; лингвисты ошибаются, не учитывая вопрос чисто социальный: необходимость конкретных изменений в конкретных исторических условиях. Для решения вопроса о необходимости (и экономической оправданности) введения всех изменений нужно использовать и статистику как науку, подсчитав не только все случаи, где школьники делают наибольшее количество ошибок, но и объем затрат, необходимых для проведения реформы в государственном масштабе
Анализ полемики о реформе русской орфографии показывает, что лингвисты и нелингвисты по-разному понимали сущность русской орфографии, ее связь с языком. На первый взгляд, острота обсуждений, непримиримость в отдельных вопросах, тональность критики создавали ощущение тупикового конфликта между сторонами. Лингвисты смотрели на язык как бы изнутри, видя сложную связь различных его элементов с письмом, орфография мыслилась им оболочкой этого языкового мира, способной - в какой-то мере - отразить сложную систему языка. Нелингвисты делились на два лагеря - учителей и неучителей. Учителя по большей части оценивали орфографию с прагматической точки зрения, с точки зрения легкости ее преподавания и усвоения. Последняя группа, ядром которой стали писатели и поэты, видела в орфографии «трепетную оболочку мысли» , элемент эстетики художественного произведения. Она продемонстрировала лингвистам свое понимание связи орфографии с грамматикой и произношением и потребовала учитывать свое мнение. Отчаянная борьба нелингвистов за свой голос в языковой политике словно открыла еще один важный аспект социальной природы языка - его сложное соединение с культурой, с жизнью общества, с миропониманием людей.
Однако полемика вела не к разъединению, не разобщению сторон, а, напротив, к их сближению, взаимопониманию. Писатели и поэты (и все примкнувшие к ним) в своем подавляющем большинстве не отрицали необходимости некоторых изменений в правилах письма (см. набор одобренных нововведений на с. 96). Ученых, многие из которых тоже не готовы были принять изменение значительного количества написаний, полемика побудила задуматься о причинах острого неприятия части предложений, найти научно обоснованные формулировки для наивных аргументов неспециалистов, возможно, пересмотреть свои представления связи письма с разными сторонами языка и жизни общества.
Именно дискуссия о реформе орфографии всколыхнула стремление ученых писать о языке для широкой аудитории: со второй половины 1960-х гг. лингвисты энергично берутся за популяризацию лингвистических знаний . В ходе работы над проектом, в огне полемики сформировался устойчивый интерес многих молодых ученых к орфографии не как прикладной области, а как науке, нуждающейся в своей теории и методах исследования. Открылись орфографические проблемы, подлежащие изучению, выявлена такая глобальная задача, как создание полного академического справочника по правописанию, намечены требования к нему. Справедливо будет сказать, что появлением старшего и младшего поколения современных профессиональных орфографистов (В. В. Лопатина, В. Ф. Ивановой, С. М. Кузьминой, Б. 3. Букчиной, Н. А. Еськовой, О. Е. Ивановой, Е. В. Бешенковой, И. В. Нечаевой и др.), наука отчасти обязана именно разработке проекта и такой сложной, болезненной дискуссии о судьбе русского правописания. Академический справочник русской орфографии и пунктуации,
вышедший в 2006 г. , - это не что иное, как реализация задач, поставленных в начале 1960-х гг. (Вопрос, почему справочник, необходимость которого была осознана в ходе полемики по поводу реформы, готовился так долго требует отдельного рассмотрения.)
Анализ публикаций о реформе орфографии не дает прямых свидетельств того, что реформаторская инициатива исходила от высших органов власти, однако косвенные признаки этого кажутся весьма убедительными. Упрощение орфографии вполне согласовывалось с общей культурной политикой правительства Н. С. Хрущева и, в частности, реформой школьного образования. Декларация принципов реформы и освещение ее основных этапов и результатов осуществлялось газетой «Известия» -официальным изданием Верховного Совета СССР, возглавляемой в то время зятем Н. С. Хрущева - А. И. Аджубеем. Характер публикаций об орфографии - сначала популистски оптимистичный, затем в меру критический, а после смены власти в стране острокритический и даже оскорбительно саркастический - в точности повторяли изменения во внутренней политике. В прессе была развернута дискуссия, которая должна была продемонстрировать общественное признание, поддержку проекта (неслучайно М. С. Шагинян писала о раздражающем балансе голосов за и против реформы). Однако участники полемики как с одной, так и с другой стороны, видимо, искренне поверили в силу открывающего истину спора, поэтому обсуждение в целом было деловым, по существу, с подключением всего доступного оппонентам арсенала аргументов: с одного фланга - научного, с другого - художественно выразительного.
Весьма вероятно, что, продержись еще несколько дней на своем посту Н. С. Хрущев, и статья М. В. Панова в «Известиях» от 12 октября по решению сверху оказалась бы последней точкой в споре, М. С. Шагинян, О. В. Волков, Т. 3. Семушкин, М. В. Исаковский, П. Г. Антокольский не были бы опубликованы и проект был бы принят. Но история распорядилась иначе. Небезупречный проект, с двусмысленными, неудовлетворительно сформулированными правилами, внутренними противоречиями, был подвергнут основательной и во многом справедливой критике. Дискуссия, которая имела ритуальную функцию, в итоге оказалась полезной.
Новый свод правил русской орфографии и пунктуации и второй период полемики (2001 г. - июль 2002 г.)
Состав комиссии выглядит вполне сбалансированным с точки зрения представленных в нем общественных групп, профессионально связанных с письмом: больше всего в комиссии ученых из ведущих исследовательских и образовательных учреждений - филологов и специалистов по педагогике и методике, а также редактор филологического журнала, два писателя, два школьных учителя, один представитель Министерства просвещения. В комиссию вошли три академика, ведущие специалисты, занимавшиеся проблемами орфографии и пунктуации - А. Б. Шапиро, А. А. Реформатский, Д. Э. Розенталь. Преобладание ученых должно было обеспечить высокий уровень научной обоснованности принимаемых решений. В эпоху стремительного научно-технического прогресса авторитет ученых был чрезвычайно велик. На писателей, учителей, редакторов, методистов возлагалась ответственность за методическую и художественную корректность предложений. Самый придирчивый критик, глядя со стороны, вряд бы мог бы упрекнуть власти, Академию наук в недемократическом подходе к формированию комиссии, которой предстояло определить будущее русской орфографии и пунктуации.
Однако изнутри состав комиссии воспринимался иначе. А. А. Реформатский в беседе с В. Д. Дувакиным в ноябре 1973 г. рассказал, что орфографические вопросы на заседаниях «решались большинством голосов», и с возмущением воскликнул: «А кто эти голоса тут были? Главным образом - представители, а не личности и не ученые, а от такого-то института, от такого-то института...Научные вопросы так не решаются (курсив В. Д. Дувакина. - Е. А.)» . Ученый считал, что реформа системы письма - дело исключительно специалистов-филологов: «Очень плохо, что обычно считается, что об орфографии может любой человек говорить любую дурь. Вот это ужасно. Потому что орфография - это есть вещь строгая, поддающаяся нормированию, поддающаяся точности. И тут нужна наука, наука и наука, прежде всего для того, чтобы практика получила хороший продукт, а не ублюдка, не какое-то... гомункула гомункулуса , короче (курсив В. Д. Дувакина. - Е. А.)»439.
Обратим внимание на преобладание в составе комиссии «москвичей». К 1960 гг. уже сложились две фонологические школы - московская и ленинградская, которые по-разному понимали соотношение звуковой и письменной форм языка и, соответственно, по-разному определяли принципы русской орфографии и ее возможного реформирования. Для МФШ ведущим орфографическим принципом был фонологический (фонемный), опирающийся на московскую трактовку фонемы, для ЛФШ - морфемный (морфологический). При составлении свода 1964 г. возобладал «московский» взгляд на орфографию, наиболее ярко проявивший себя в выборе написания ци.
Членами комиссии стали яркие представители МФШ - А. А. Реформатский, Р. И. Аванесов, М. В. Панов. Причем М. В. Панов был, по словам Л. А. Шкатовой, «идеологом планировавшейся реформы, ее душой и закоперщиком » . Последовательно отстаивала «ленинградский» взгляд на орфографию молодой в то время специалист - В. Ф. Иванова. Сторонником морфемного принципа был и A. Б. Шапиро.
Возглавить комиссию пришлось В. В. Виноградову. Ни фонология, ни орфография не входили в сферу его научных интересов. И хотя М. В. Панов в сборнике статей, посвященных памяти В. В. Виноградова написал, что в 1960-е гг. в его работы вошла новая тема - теория русской орфографии, документы в большей степени подтверждают свидетельства А. А. Реформатского. По его мнению, одна из причин провала реформы была именно в том, что во главе комиссии встал В. В. Виноградов, потому что «академик Виноградов сам не орфограф», «он не болел этим душой» .
Пока решение о руководстве орфографической работой было в руках B. В. Виноградова, организаторские функции были возложены сначала на C. И. Ожегова, потом на С. И. Ожегова и М. В. Панова, далее на А. Б. Шапиро. Вероятнее всего, назначение В. В. Виноградова- ведущего филолога страны- не было связано с его желанием участвовать в создании новой орфографии, а обусловливалось намерением сделать комиссию максимально представительной, а ее решения максимально авторитетными.
Приведенные факты подтверждают, что упрощение орфографии было вопросом практически решенным на государственном уровне. Но, принимая перспективные решения, власть имела намерение опираться в своих действиях на специалистов, чей авторитет в стране, стремительно развивающейся благодаря науке, сумевшей отправить человека в космос, казался неоспоримым.
Установив срок сдачи проекта (1964 г.), в 1963 г. Президиум Академии наук орфографией более не интересовался. На заседаниях ОЛЯ орфографическая тематика также не обсуждалась. Лишь в конце 1963 г., 26 декабря, на заседании Бюро ОЛЯ Е. А. Земская, отчитываясь о годовой работе Института русского языка , сообщает о решении «одной из насущных задач» института - подготовке реформы русской орфографии и пунктуации. Именно на этом заседании В. В. Виноградов, видимо наконец включившийся в работу комиссии, дополняя Е. А. Земскую, сообщает некоторые подробности о подготовке новых правил.
Из стенограммы доклада мы узнаем о том, что «институт совместно с Орфографической комиссией проводил имеющую большое научное и практическое значение работу, связанную с упорядочением, усовершенствованием и упрощением современной русской орфографии и пунктуации» . Эта работа выражалась в следующем: составлена часть нового свода (по словам В. В. Виноградова, половина), подготовлено несколько изданий по орфографии (научных и научно-популярных ) и орфографический словарь, многие сотрудники института неоднократно выступали в печати с изложением своих взглядов на реформу русской орфографии.
Е. А. Земская характеризует деятельность комиссии следующим образом: «работа над вопросами орфографии ведется очень интенсивно, с большим напряжением сил»; в подготовке нового свода участвуют не только члены ОК и сотрудники сектора культуры русской речи, в институте организуется на общественных началах орфографическая группа, цель которой - помогать OK .
В. В. Виноградов сообщил о том, как шла работа: «Мы собирались в этом году и обсуждали основные вопросы и не только обсуждали. .. . Поэтому пришлось провести громадную работу, которая поручалась отдельным лицам по отдельным пунктам. Затем работа обсуждалась и устанавливались соответствующие поправки или новые правила орфографии. Преподаватели, которые исходили из нужд школы, были больше всего обеспокоены миллионными неудовлетворительными отметками и часто выступали с анархическими предложениями, но мы знаем, что упрощения в одной области могут повлечь усложнения в другой области.