Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Детское чтение как источник прецедентных феноменов 10
1. Интертекстуальный тезаурус как часть языкового сознания личности .10
2. Детское чтение как междисциплинарная проблема 18
3. Детское чтение как один из факторов формирования интертекстуального тезауруса языковой личности 22
Выводы по первой главе 32
Глава 2. Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в лексикографических источниках .33
1. Языковое сознание и лексическая система языка: прецедентные феномены в толковых словарях 33
2. Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в идеографических словарях 46
3. Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в словарях идиоматики 53
4. Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в лингвокультурологических словарях 65
5. Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в специальных словарях 71
6. Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в ассоциативных словарях 81
Выводы по первой главе .112
Глава 3. Прецедентные феномены, связанные с детским чтением, в сознании языковой личности и речевом употреблении .114
1. Психолингвистический эксперимент в изучении прецедентных феноменов, мотивированных детским чтением 114
2. Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в Национальном корпусе русского языка 127
3. Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в политическом дискурсе 133
4. Функции прецедентных феноменов, мотивированных детским чтением, в различных текстах массмедиа 147
5. Массовая литература и детское чтение: прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в заглавиях и текстах массовой литературы 160
Выводы по второй главе 174
Заключение 176
Список литературы 180
Приложение 1. Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в лексикографических источниках различных типов .208
Приложение 2. Результаты ассоциативного эксперимента 243
- Детское чтение как междисциплинарная проблема
- Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в лингвокультурологических словарях
- Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в Национальном корпусе русского языка
- Массовая литература и детское чтение: прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в заглавиях и текстах массовой литературы
Введение к работе
Актуальность исследования прецедентных феноменов,
мотивированных детским чтением, обусловлена важностью изучения элементов, формирующих когнитивный уровень языковой личности в детские годы, сохраняющих свою значимость в структуре языковой личности и активно используемых в различных дискурсивных практиках.
Новизна исследования обусловливается тем, что прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, до сих пор специально не изучались, несмотря на упоминание детского чтения как важного источника прецедентных феноменов в ряде работ (Нахимова 2007; Стратиенко 2016; Шилихина 2017).
Объектом исследования является когнитивный уровень структуры языковой личности, а именно та ее часть, которая связана с детским чтением.
В качестве предмета исследования выступают прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в структуре языковой личности и различных типах текстов.
Цель исследования состоит в изучении места и значимости корпуса прецедентных феноменов, мотивированных детским чтением, в интертекстуальном тезаурусе как части общего тезауруса языковой личности.
Задачи исследования:
-
Определить корпус прецедентных феноменов, мотивированных детским чтением, входящих в интертекстуальный тезаурус языковой личности. Обосновать причины выделения д етского чтения в качестве отдельного источника прецедентности.
-
Проанализировать лексикографические источники различных типов (толковые словари, словари отономастической лексики, идеографические словари, словари идиоматики) с целью выделения в них элементов лексической системы, генетически связанных с кругом детского чтения, установить особенности их лексикографирования;
-
Изучить данные ассоциативных словарей для выявления круга прецедентных текстов детского чтения, оказывающих влияние на формирование ассоциативно-вербальной сети языковой личности.
-
На основе психолингвистического эксперимента определить динамику корпуса прецедентных феноменов, связанных с детским чтением, в языковом сознании личности.
-
Выявить место прецедентных феноменов, связанных с детским чтением, в Национальном корпусе русского языка, рассмотреть особенности их функционирования в различных типах текстов.
В работе использовались методы семантического и
лингвокультурологического анализа, прием направленной выборки из лексикографических источников. Особое место в исследовании занимает анализ данных ассоциативных словарей и свободный ассоциативный эксперимент.
Материалом исследования явились лексикографические источники различных типов (толковые, отономастические, идеографические, ассоциативные словари, словари идиоматики), материалы ассоциативного эксперимента, проведенного среди школьников и студентов Санкт-Петербурга, данные Национального корпуса русского языка, тексты газетных и журнальных статей 2000-2017 года, тексты сети Интернет, записи сериалов и шоу, спортивных передач, тексты массовой литературы.
На защиту выносятся следующие положения:
-
Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, являются значимыми элементами интертекстуального тезауруса языковой личности.
-
Лексикографические источники свидетельствуют о закрепленности большей части корпуса прецедентных феноменов, мотивированных детским чтением, в лексической системе русского языка.
-
Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, транслируют нравственные ценности лингвокультурного сообщества от одного
поколения к другому, а также участвуют в формировании системы пространственных и временных координат языковой картины мира.
-
Прецедентные феномены, генетически связанные с детским чтением, занимают значимое место в ассоциативно-вербальной сети, формируют устойчивые ассоциативные связи, соединяются в языковом сознании со многими ассоциативными полями.
-
Корпус прецедентных феноменов, мотивированных детским чтением, подвержен динамическим изменениям, однако возможно выделить базовые произведения детского чтения, которые остаются значимыми прецедентными текстами на протяжении длительного времени.
-
Прецедентные феномены, генетически связанные с детским чтением, активно используются в современных текстах различных типов в персуазивной, людической и парольной функциях.
Теоретическая значимость исследования обусловлена определением корпуса прецедентных феноменов, мотивированных детским чтением, обоснованием выделения детского чтения в качества особого источника прецедентности, установлением особого места прецедентных феноменов, генетически связанных с детским чтением, в структуре языковой личности, а также введением понятия базовых элементов интертекстуального тезауруса.
Практическая значимость. Результаты исследования важны для междисциплинарных работ психолингвистической, лингвокультурологической, этнолингвистической направленности. Материалы исследования могут быть использованы в преподавании филологического анализа текста, лингвокультурологии, психолингвистики, социолингвистики, лексикологии, лексикографии. Представленные в работе материалы создают базу для лексикографического описания корпуса прецедентных феноменов, мотивированных детским чтением.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы (226 единиц), списка словарей (27 единиц), двух приложений (Приложение 1. Прецедентные феномены,
мотивированные детским чтением, в лексикографических источниках различных типов; Приложение 2. Результаты ассоциативного эксперимента).
Апробация работы. Основные положения и результаты исследования опубликованы в 14 работах, в том числе в четырех из списка ВАК, и были представлены на Всероссийской конференции «Слово. Словарь. Словесность: Динамические процессы в языке, речи и словаре (к 50-летию издания академического «Словаря современного русского литературного языка»)» (Санкт-Петербург, 2015), V международной научно-методической конференции «Актуальные проблемы гуманитарного знания в техническом вузе» (Санкт-Петербург, 2015), V международной научно-методической конференции «Русская речевая культура и текст» (Томск, 2016), Всероссийской конференции «Слово. Словарь. Словесность: Традиции и новации в русском языке (к 250-летию со дня рождения Н.М. Карамзина)» (Санкт-Петербург, 2016), XXIV Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» (Москва, 2017). Результаты исследования были использованы в проекте «Социокультурные факторы как мотивационная основа типологии словарей», поддержанном грантом РГНФ № 15-04-00318.
Детское чтение как междисциплинарная проблема
Тема диссертационного исследования предполагает обращение к феномену детского чтения, с которым связана существенная часть интертекстуального тезауруса языковой личности. Отметим, что проблемам чтения сегодня уделяется большое внимание в работах культурологов, психологов, социологов, педагогов.
Необходимо развести понятия «детское чтение» и «детская литература». Под детской литературой понимаются произведения, написанные профессиональными авторами для детей. Круг детского чтения не полностью совпадает с кругом литературных произведений для детей, поскольку детское чтение включает в себя не только литературные, но и фольклорные тексты, прежде всего фольклорные сказки, кроме того, в круг детского чтения входят и некоторые произведения, создававшиеся не для детей. Вспомним, что многие литературные сказки, например, сказки А.С. Пушкина, составляющие важную часть детского чтения, изначально не были адресованы детям. Круг детского чтения формируется, с одной стороны, школьным образованием, с другой – стихийно, через самостоятельные увлечения ребенка или подростка [Путилова 2008: 4].
Нас интересует часть детского чтения, представленная произведениями, которые читаются всеми детьми в определенном возрасте, составляющими набор неких обязательных текстов, с которыми знакомится языковая личность на раннем этапе своего развития. З.А. Гриценко включает в круг детского чтения те произведения, которые читают (слушают чтение) и воспринимают дети. Эти произведения как специально написаны для них, так и перешли от взрослых, были приняты и поняты детьми [Гриценко 2004: 247].
Говоря о круге детского чтения, важно определить возрастную границу. М.О. Чудакова в книге «Не для взрослых! Время читать» задает вопрос: «Когда кончается детство? У всех по-разному. У одних – в шесть лет: они уже и младших нянчат, на огороде и во дворе родителям по-взрослому помогают. А приходилось встречать и таких, у кого оно и в 40 лет еще не кончилось» [Чудакова 2009: 8]. Вопрос о том, когда заканчивается период детства, является дискуссионным в возрастной психологии. Условной границей можно считать тексты, читаемые детьми до 10 лет (возраст окончания начальной школы). Конечно, развитие каждой языковой личности происходит индивидуально, и разные дети могут прочитывать одно и то же произведения в разном возрасте.
И.Г. Минералова выделяет достаточно широкий круг детского чтения, относя к нему: а) фольклор; б) литературную сказку; в) учебную книгу; г) историческую прозу; д) художественную автобиографию о детстве; е) природоведческую литературу; ж) приключенческую литературу; з) фантастические жанры; и) юмористическую литературу для детей. [Минералова 2002: 29-32]. Признавая то, что все перечисленные группы произведений действительно составляют чтение ребенка, мы ограничимся более узкими рамками. Во-первых, исключим из круга рассматриваемых произведений подростковую литературу, к которой с большой долей вероятности относится и историческая проза, и биографические произведения, во-вторых, учебную книгу, поскольку учебная литература, в отличие от художественной не создает образы, способные стать эталонами культуры.
Для уточнения того, как носитель языка определяет следы детского чтения в своем лексиконе, студентам третьего курса филологического факультета РГПУ им. А.И. Герцена было предложено перечислить имена и выражения из детского чтения, которые, по их мнению, входят в интертекстуальный тезаурус русской языковой личности. В результате были получены следующие ответы:
Прецедентные имена: Золушка, Колобок, Ахиллес, Дядя Степа, Дядя Федор, Гарри Поттер, Геракл, Геркулес, Емеля, Карабас-Барабас, Маленький принц, Матроскин, Маугли, Мэри Поппинс, Спящая красавица; прецедентные высказывания: Акела промахнулся, аленький цветочек; ловись, рыбка, большая и маленькая; мужчина в самом рассвете сил; мы с тобой одной крови; нить Ариадны; он улетел, но обещал вернуться; по щучьему велению, по моему хотению; принцесса на горошине; три поросенка; – у кого-то слишком узкая нора / – нет, просто кто-то слишком много ест; я тебя породил – я тебя и убью; я свой собственный. Приведенные ответы дают представление о типах источников, связанных с детским чтением.
Имена и высказывания, относящиеся к античной литературе и культуре, осознаются как мотивированные детским чтением, поскольку первое знакомство с античной мифологией, литературой, культурой происходит в детстве, благодаря пересказам мифов для детей (например, книгам Н. Куна). Однако такие прецедентные феномены в данном диссертационном исследовании не рассматриваются (см. их анализ в [Румянцева 2015]). Некоторые из перечисленных прецедентных имен и высказываний мотивированы не детским чтением, а мультипликационными фильмами, в основу которых легли литературные произведения (Дядя Федор, Матроскин, он улетел, но обещал вернуться; - у кого-то слишком узкая нора / - нет, просто кто-то слишком много ест). Так, рядом с прецедентным высказыванием я свой собственный в скобках дано указание – мотивировано мультфильмом. Интересно появление среди ответов прецедентного высказывания я тебя породил – я тебя и убью: хотя повесть «Тарас Бульба» не входит в круг детского чтения, большинство детей знакомится с произведением Н.В. Гоголя в средней школе. Таким образом, даже небольшой опрос показывает проблемы определения круга детского чтения: во-первых, многие произведения, не являясь собственно детскими, становятся частью детского чтения в переработках и пересказах, во-вторых, читательский опыт отдельного человека может не совпадать с тем, что читали его сверстники в детстве; в-третьих, многие произведения классической детской литературы воспринимаются детьми через кино, прежде всего, мультфильмы. Признавая нечеткость границ детского чтения, с одной стороны, и устойчивость общих представлений о детском чтении, с другой, мы будем рассматривать следующие группы произведений: 1. Фольклорная сказка; 2. Стихотворения для детей (А. Барто, К. Чуковский, В. Маяковский и др.); 3. Сказки русских авторов (А.С. Пушкин, А.Н. Толстой, А. Волков и др.); 4. Зарубежная авторская сказка (Ш. Перро, Г.Х. Андерсен, Братья Гримм, К. Коллоди, Л. Кэрролл и др.); 5. Произведения русских авторов для детей (Н. Некрасов, А. Гайдар, Н. Носов, В. Драгунский и др.); 6. Произведения зарубежных авторов для детей, вошедшие в круг детского чтения обычно в адаптированном виде (М. Твен, Дж. Свифт, Д. Дефо, Р. Киплинг и др.).
Детское чтение является междисциплинарной проблемой. В разных аспектах детским чтением занимается литературоведение [Путилова 1993; Минералова 2002; Данковский 1997], методика [Гриценко 2004; Тимофеева 2000], социология [Чудинова 2004, Голубева 2004, Сметанникова 2004; Шариков 2007], библиотековедение [Василевич 2017; Никитина 2016], фольклористика [Зуева 1993; Лойтер 2001; Синявский 2002].
В современных исследованиях выделяются различные функции чтения: трансгрессионные функции, т.е. направленные на развитие личности; коррекционные, связанные с формированием качеств личности как члена общества; стабилизационные, служащие сохранению духовного стереотипа культуры и закреплению существующих норм, ценностей, установок [Мелентьева 2015: 95]. С чтением, и с детским чтением в частности, связываются проблемы функциональной неграмотности, падения уровня культурной грамотности, связанные с неспособностью понимать тексты о повседневной жизни из-за недостаточности навыков чтения. По мнению исследователей, проблема функциональной неграмотности неразрывно связана с чтением в детстве, когда решающую роль играют семья, социокультурная среда и читательская культура родителей [Чудинова 2004: 6]. Не подлежит сомнению, что, помимо языка и национальной специфики культуры, на становление языковой личности воздействует целый комплекс условий – социальных, этнических, экономических – в которых эта личность воспитывается [Милосердова 2004: 142]. В то же время процесс развития языковой личности нельзя представить как однонаправленное и однолинейное движение. Разные его периоды характеризуются различными доминантами, определяющими эволюцию языкового поведения [Седов 1998: 9]. Представляется, что на раннем этапе развития языковой личности именно круг детского чтения оказывает решающее воздействие на формирование её лексикона и тезауруса и, в частности, интертекстуального тезауруса.
Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в лингвокультурологических словарях
Прецедентные феномены являются ядерными элементами когнитивной базы лингвокультурного сообщества, отражающими в минимизированном виде представления языковой личности. Эти представления накапливаются и сохраняются в культуре ЛКС и передаются из поколения в поколение посредством значимых текстов культуры. Прецедентные тексты являются основой для формирования лингвокультурных концептов – зафиксированного в языковой форме коллективного опыта, который становится достоянием индивида [Карасик 2004]. Обращение к лингвокультурологическим словарям позволяет определить, какие прецедентные феномены оказываются наиболее значимыми для русской языковой личности.
В число констант русской культуры Ю.С. Степановым включены прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, а именно Буратино, Кощей (Кащей) Бессмертный и Баба-Яга: «Кто в России теперь не знает веселого деревянного человечка с длинным носом – Буратино! Его любят и дети и взрослые, которые еще недавно, в детстве, были детьми. Едва ли не в каждой семье есть, почти ее член, кукла Буратино, или шоколадка «Буратино», или бутылочки сладкой детской воды «Буратино», или конфеты, вафли, жевательная резинка «Буратино». Все постоянно смотрят мультфильмы, «мультики» про Буратино, спектакли про Буратино… Буратино – не просто кукла, – это концепт русской культуры нашего времени… Буратино окутан ассоциациями…» [Степанов 2001: 699]. В качестве источника появления в культуре «русского Буратино» указан прецедентный текст – сказка А.Н. Толстого «Золотой ключик». Концепты Баба-Яга и Кощей Бессмертный, безусловно, имеют глубокие корни в древних народных верованиях, однако как часть современного культурного пространства Баба-Яга и Кощей Бессмертный закреплены именно благодаря фольклорным сказкам, которые в переработанном виде являются важной составляющей детского чтения, ср.: «Но прежде всего, конечно, Кащей, Кощей – это персонаж русских народных сказок – главный антагонист героя, злобный старик-колдун» [там же: 850]; «Баба-Яга – один из главных персонажей русских народных сказок, уродливая, злая и коварная старуха, обладающая большой колдовской силой [там же: 885]. Описание культурной составляющей тезауруса языковой личности является важной задачей современной антропоцентричной лексикографии. Большой вклад в решение этой задачи был внесен коллективом фразеологов под руководством В.Н. Телия.
Первый выпуск лингвокультурологического словаря «Русское культурное пространство» [Русское культурное пространство 2004] включает четыре раздела: 1) зооморфные образы; 2) прецедентные имена; 3) прецедентные тексты; 4) прецедентные высказывания. Словарь описывает русское культурное пространство, т.е. ту часть культуры, которая отражена в массовом сознании представителей русского ЛКС – русской языковой личности.
Для определения элементов содержания сознания В.В. Красных вводит термин «ментефакты» – знания, концепты, представления, образы, существующие в культуре. В словарь введены ментефакты группы «представления», структура которых включает в себя не только образы, но и связанные с ними оценки и коннотации [Русское культурное пространство 2004: 13]. Помимо прецедентных феноменов, которые всегда связаны с определенным кругом текстов и, через эти тексты, с культурно значимыми прототипами, авторы словаря выделяют еще два типа феноменов: а) духи, демоны, населяющие действительность и не имеющие единого образа представления; б) артефакты – предметы вторичного, сказочного мира, являющиеся значимыми для культуры [Русское культурное пространство 2004: 20-21]. В группу артефактов входят такие лексемы и высказывания как молодильные яблоки, скатерть-самобранка, которые в данной работе рассматриваются как прецедентные феномены, мотивированные фольклорной сказкой.
Статья словаря «Русское культурное пространство» в преамбуле сообщает (1) о месте персонажа в мифологическом пантеоне; (2) о его «культурном смысле» и роли, которую он играет; (3) о функциях, которые он выполняет в дискурсе. В основной части словарной статьи дается развернутое описание прецедентного феномена, в соответствии с указанными пунктами [Русское культурное пространство 2004: 44-45]. Рассмотрим словарную статью, включенную в раздел «Прецедентные имена» и посвященную образу Гадкого утенка: ГАДКИЙ УТЕНОК – герой одноименной сказки Г.-Х. Андерсена (см. «Гадкий утенок») (1); выступает как стереотипный образ (2); может употребляться для характеристики человека (3).
Современные русские могут называть Гадким Утенком или обращаться к образу Г.У. для характеристики:
– человека (реже – предмета, организации и др.), пережившего чудесное превращение: он был жалким, ничтожным, безобразным и стал прекрасным, величественным, значительным:
Тем, кто страдает от истинных или мнимых физических недостатков, я могу сообщить радостную весть: восприятие внешности – процесс управляемый. Есть техники, позволяющие «настраивать» отношение окружающих. Благодаря им лягушка преображается в прекрасную принцессу, Гадкий утенок становится Лебедем. Здоровье, 2001. Телевиденье тоже отважно вторглось в естественный эволюционный процесс т, обратив несколько месяцев назад Гадкого Утенка в Лебедя – не сказать, чтобы прекрасного, но гордого и неуправляемого, - оно на этой неделе свернуло ему шею и указало прежнее место на скотном дворе. Без шеи – что за лебедь. Селезень. Изв., 1996. У Бет в жизни ничего не ладится. Психологи, как известно, щедры на советы «что-то изменить в своей жизни». И Бет начинает менять. […] Нетрудно догадаться, что объекту подражания Бет – незадачливой женщине-психологу – тоже в конце концов придется в полной мере ощутить перемены в жизни гадкого утенка из Сан-Диего. МК, 1998.
- человека, оцененного ниже его достоинств, его истинный потенциал не замечается окружающими; часто так называют нескладного подростка:
И пусть отец видит это. Может быть, хоть сейчас он поймет, что она взрослая красивая девушка, а не гадкий утенок десяти лет от роду. А. Маринина, Когда боги смеются. Несмотря на трудности, я верила, что все равно выйду из хореографической школы балериной. В первые годы обучения пришлось испытать участь гадкого утенка, и это подталкивало к постоянной работе над собой. ДК, 2000.
Столь подробное описание прецедентного феномена показывает его культурный потенциал и особенности функционирования. В преамбуле словарной статьи дается ссылка на источник прецедентности – сказку Г.Х. Андерсена «Гадкий утенок» – и сообщается, что данный прецедентный феномен может быть использован для характеристики человека. В основной части словарной статьи уточняется, что в редких случаях гадким утенком может быть назван не только человек, но и предмет, организация. Значения, которые принимает данный прецедентный феномен в дискурсе, оказываются взаимосвязанными, поскольку в примерах, иллюстрирующих второе значение «человек, оцененный ниже его достоинств…», предполагается, что это положение изменится в будущем или уже изменилось к настоящему времени.
Первая часть словаря – «Зооморфные образы» не включает прецедентных феноменов, мотивированных детским чтением, поскольку описывает образы животных, получивших особое значение, благодаря мифологическим представлениям. Хотя в словарной статье Волк в первом пункте указано, что в русских сказках волк предстает вечно голодным, глупым и жадным, часто становится жертвой обмана [Русское культурное пространство 2004: 64], в словарной статье Лиса отмечено, что в русских сказках лиса предстает хитрой, коварной и льстивой, постоянно обманывающей тех, кто сильнее нее [Русское культурное пространство 2004: 114], данные лексемы нельзя считать прецедентными феноменами, поскольку сказка не создает эти образы – она наделяет животных определенными качествами, которые закрепляются в сказке, благодаря постоянному повторению одного и того же образа, обладающего схожими характеристиками.
В зону фразеологического описания в первой части также не входят прецедентные высказывания, например, словарная статья Кошка не содержит в своей структуре высказывания Кошка, которая гуляет сама по себе, словарная статья Змей не включает сочетание Змей-Горыныч. Последнее описывается в словарной статье в разделе «Прецедентные имена», тогда как отдельной статьи для выражения кошка, которая гуляет сама по себе в словаре нет. Можно было бы предположить, что авторы включают в словарь только прецедентные имена, русские по происхождению, но в части «Прецедентные имена» представлены словарные статьи Золушка, Дюймовочка, Принцесса на горошине, восходящие к авторским зарубежным сказкам. Вероятно, данное прецедентное высказывание, по мнению авторов, не является значимым для русского культурного пространства.
Прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в Национальном корпусе русского языка
Значимым для настоящего исследования является переход от словарного представления рассматриваемых единиц и результатов ассоциативных экспериментов к их реальному функционированию в текстах.
В настоящее время все чаще исследователи обращаются к материалам Национального корпуса русского языка. «Корпус текстов становится важным инструментом лингвистического исследования, источником данных об исследуемом языке – наряду с такими традиционными источниками, как языковая интроспекция исследователя, грамматики и словари» [Перцов 2006: 318]. Преимущества использования корпуса в лингвистических исследованиях состоит в возможности предоставить более точные статистические данные, основываясь на общей базе текстов.
В ходе исследования прецедентных феноменов, мотивированных детским чтением, мы обращаемся к материалам Национального корпуса русского языка (далее - НКРЯ) с целью выяснить, насколько употребительны данные прецедентные феномены в различных типах дискурсов. Можно предположить, что материал позволит также вскрыть значения прецедентных феноменов, которые не фиксируются в словарях и являются периферийными в структуре самого прецедентного феномена.
Для проверки этой гипотезы по НКРЯ были выбраны в основном те прецедентные феномены, которые не зафиксированы в лексикографических источниках или включены только в один из рассмотренных словарей. Поиск проводился сначала по основному корпусу, затем по газетному подкорпусу. Отметим, что определение значения прецедентного феномена, которое часто зависит от контекста, в корпусе затруднено, поскольку при поиске мы находим редуцированную цитату из текста.
Так, поиск по основному корпусу прецедентного высказывания Мамы всякие нужны дал три результата:
Хочу упростить ситуацию "Мамы всякие нужны, мамы всякие важны" Кому что, кому кто, кому поп, кому попадья, а кому и попова дочка "и т.д. (Новая тема, которую никто пока не трогает (форум) (2008);
Ну, не вышло по-моему, что теперь, на стену лезть? «Мамы всякие нужны». Я, допустим, обеспечиваю достойное прозябание культурной почвы к приходу нового оратая, готовлю, Лев-предтеча, путь, спрямляю стези (Сергей Гандлевский. НРЗБ // «Знамя», 2002);
И узнает новое. Мамы всякие нужны, мамы всякие важны. Это выступил Рябов. (Владимир Железников. Каждый мечтает о собаке (1966)
В приведенных примерах прецедентный феномен, мотивированный стихотворением С. Михалкова, актуализирует значение «о равной значимости чего-либо; необходимости разнообразия». В первом примере приводится также паремия, имеющая сходное значение, – Кому поп, кому попадья, а кому и попова дочка. Газетный подкорпус также предлагает три примера употребления, показывающих употребление прецедентного феномена в указанном выше значении.
По материалам корпуса проверялись также прецедентные феномены, имеющие несколько значений, с целью выявить доминантный признак, определяющий прецедентный феномен.
Так, чрезвычайно активно используемое прецедентное имя дядя Степа имеет два основных значения: а) добрый, честный, смелый и надежный милиционер/полицейский; б) человек очень высокого роста. В основном корпусе по данному прецедентному феномену находится 48 документов и 61 вхождение. Из их числа необходимо исключить примеры употребления сочетания дядя Степа в качестве названия книги/стихотворения/мультфильма и рассматривать только употребление словосочетания как прецедентного феномена. В 22 случаях прослеживается ассоциативная связь с эталонным образом работника МВД, значение «высокий человек» актуализируется только в семи употреблениях. В нескольких примерах повторяется мысль о том, что прецедентный феномен дядя Степа больше не актуален для называния служителей порядка, во-первых, вследствие переименования милиции в полицию (Так что прощай, михалковский дядя Степа-милиционер! (Александр ГАМОВ. Полицейские будут донашивать форму за милиционерами // Комсомольская правда, 2011.08.04)), во-вторых, из-за падения нравственного и профессионального уровня самих сотрудников милиции/полиции, ср: Людям старшего возраста еще памятны времена, когда символом милиции был не "оборотень в погонах", а дядя Степа-милиционер из знаменитого стихотворения Сергея Михалкова. (Труд-7, 2006.11.25); Молодежи в голову вкладывается, что полицейские плохие, дескать, они не тот Дядя Степа, который был раньше. (Комсомольская правда, 2012.08.21); При этом советский Дядя Степа чинил светофоры и помогал малышне, а нынешние стражи порядка стонут от перегруженности и палочной системы. (Комсомольская правда, 2012.08.10).
Таким образом, основное значение прецедентного феномена дядя Степа «добрый и честный милиционер/полицейский» сохраняется, но по отношению к современным полицейским часто используется иронически. Рассмотрим также отражение в НКРЯ прецедентного феномена Тимуровец (Тимуровцы). В «Толковом словаре русского языка» Н.Ю. Шведовой, С.И. Ожегова данная лексема содержит указание «в советское время», то есть предполагается, что прецедентный феномен употребляется прежде всего при описании событий, происходивших во времена СССР. Примеры такого употребления находим в газетном подкорпусе НКРЯ:
Удивительна эта готовность молодых с таким опережением выдвигать запретительные и карательные инициативы как если бы тимуровцы, скажем, в 70-е годы добровольно вызывались громить квартиры диссидентов. (Труд-7, 2008.08.14)
Повесть «Тимур и его команда» в Советском Союзе считалась главным произведением Аркадия Гайдара. «Тимур – порождение новой социальной системы, и его мир отражает процессы, происходящие в обществе в целом» [Хеллман 2016: 376]. Примечательно, что данный прецедентный феномен сохраняется в языке и после распада СССР и используется в средствах массовой информации для называния детей и подростков, выполняющих общественные поручения, безвозмездно помогающих нуждающимся:
– Как кто? Это же тимуровцы! Аркадий Петрович растрогался и даже прослезился (Труд-7, 2004.11.27);
Будем помогать детским домам и пенсионерам. Как тимуровцы у Аркадия Гайдара? Помнишь? (Комсомольская правда, 2006.11.17);
Может, вы современные тимуровцы, благодаря которым легче живется бабушкам вашего дома (улицы, района)? (Комсомольская правда, 2005.10.31);
По крайней мере, пионеры-тимуровцы так в шутку называет Тамара Петровна ребят из Астраханского суворовского училища наведываются к ней постоянно. (Комсомольская правда, 2012.10.25)
В двух последних примерах речь идет о российских реалиях, но прецедентный феномен тимуровцы определяется прилагательным современные или используется выражение пионеры-тимуровцы и обстоятельство в шутку, что подчеркивает устаревание понятия. Примечателен следующий пример:
В общем, хороший подобрался коллектив, доброе дело сделали ребята. Прямо тимуровцы какие-то, честное слово. Над музыкой к фильму «101 Рейкьявик» работали в основном исландец Эйнар Орн БенедиктcУстала всё правон и британец Дэймон Албарн из группы Blur (в последнее время более известный как член виртуального проекта Gorillaz). (Комсомольская правда, 2001.06.08).
Здесь слово тимуровцы наполняется обобщенным содержанием «тот, кто делает хорошие дела», и иронически используется по отношению к зарубежным музыкантам.
В структуре значения лексемы тимуровцы выделяется сема «делать хорошие дела тайно», именно она актуализируется в статье о предпринимателях-меценатах, о деятельности которых не известно широкой общественности:
Один известный банкир как-то сказал по телевидению: «Мы – тимуровцы». (Комсомольская правда, 2004.03.15).
Массовая литература и детское чтение: прецедентные феномены, мотивированные детским чтением, в заглавиях и текстах массовой литературы
Обращение к массовой литературе в междисциплинарных исследованиях закономерно и обусловлено тем, что она адресована самой широкой аудитории и внимание к этому феномену позволяет не только изучать основные тенденции в литературе, но и судить о состоянии общественного сознания, уровне развития культуры. Литература, обращенная к массовому читателю и призванная удовлетворить его запросы, дает возможность сделать выводы об уровне речевой и культурной грамотности языковой личности.
Под массовой литературой понимается профессиональная литература, ориентированная на массового читателя; характерными ее чертами являются тривиальность, повторяемость элементов и структур. Проблема массовой литературы широко освещена в литературоведении в работах М.А. Черняк, изучается в связи с явлением постмодернизма в культуре, и в литературе в частности [Ильин 1998, Курицын 2001].
По мнению исследователей, широкое распространение массовой литературы обусловлено постмодернистской эстетикой, поскольку «в постмодернизме стерлись границы между научным и обыденным знанием, элитарной литературой и китчем» [Скокова 2009: 98]. Массовая культура как явление срединное между обыденной культурой и культурой элитарной, выполняет функцию транслятора культурных символов от «высокой» культуры к обыденному сознанию [Черняк М.А. 2009: 12]. Она также активно пользуется символами, словесными знаками, созданными элитарной культурой, включает их в тексты своих произведений. В этом проявляется интертекстуальность массовой культуры, уже – массовой литературы: присутствие в тексте других текстов обнаруживается на различных уровнях – в использовании сюжетных формул, системе персонажей, стилевой организации текста, включении в текст цитат, прецедентных феноменов.
Одной из основных характеристик массовой литературы является ее клишированность, воспроизведение готовых штампов и формул. В задачи нашего исследования не входит литературоведческий анализ произведений массовой литературы, однако важным представляется факт, что среди формул современного сентиментального («дамского», «розового») романа выделяется «сказка о Золушке», в основе которой лежит прецедентная ситуация счастливого замужества бедной девушки, с которой несправедливо обращаются в семье. Такая сюжетная схема, по мнению Е. Кармоловой, позволяет сентиментальному роману выполнять «терапевтическую и гедонистическую функцию» за счет самоидентификации читательницы с героиней [Кармолова 2008: 120]. О. Вайнштейн отмечает, что сентиментальный роман использует не только формулу сюжета сказки о Золушке, но и архетипические мотивы даров крестной (в сентиментальном романе этот мотив воплощается в эпизоде обретения нового гардероба), примерки хрустального башмачка, бегства с бала, а также стандартные образы персонажей: в формульных историях о Золушке так или иначе присутствуют «прекрасный принц», «мачеха», «фея-крестная», «злая сестра» [Вайншейн 1997: 315].
Материалом данной части нашего исследования являются заголовки и тексты массового детектива. Выбор материала обусловлен, во-первых, тем, что заглавия массовой литературы позволяют судить о современной языковой личности, на восприятие которой они направлены, во-вторых, тем, что именно в данных текстах чаще всего обнаруживается апелляция к прецедентным текстом, мотивированным детским чтением.
Заглавие является сильной позицией текста и имеет значение для его понимания; «как категория поэтики, оно представляет собой некий код, который подразумевает системность авторского выбора, открывает путь к интерпретации текста» [Черняк В.Д., Черняк М.А. 2016: 51]. Заглавия произведений массовой литературы, помимо традиционных функций манифестации содержания произведения, ключа к интерпретации текста, выполняют функцию привлечения читателя, своеобразного «компаса» на рынке массовой литературы, позволяющего выбрать книгу в соответствии с индивидуальными запросами [Черняк М.А. 2009: 370].
К январю 2017 года издательство «Эксмо» опубликовало 196 детективных романов Дарьи Донцовой. Заголовки романов автора строятся по принципу трансформации устойчивого словосочетания или выражения, при этом могут быть использованы выражения различной степени устойчивости («Фигура легкого эпатажа» - фигура высшего пилотажа), непосредственно фразеологизмы («Букет ежовых рукавиц», «Шопинг в воздушном замке»), прецедентные тексты («Полет над гнездом Индюшки», «Хождение под мухой»). Среди 196 названий выделяются 88 заглавий, использующих прецедентные тексты, из них 46 используют прецедентные феномены, мотивированные детским чтением. Среди них преобладают прецедентные тексты, источником которых являются фольклорные сказки («Экстрим на сером волке», «Смех и грех Ивана Царевича», «Фокус-покус для Василисы Ужасной»; «Хищный аленький цветочек»), авторские зарубежные сказки («Принцесса на кириешках», «Замок храпящей красавицы», «Любимые забавы Папы Карло»). Кроме того, в заголовках используются прецедентные феномены, мотивированные авторскими произведениями русских писателей («Уха из золотой рыбки»; «Добрый доктор Айбандит», «Черный список деда Мазая»). К этому списку мы также отнесем заглавия трех романов, обращающиеся скорее к телевизионной и мультипликационной культуре: «Спят усталые игрушки», «Камасутра для Микки Мауса», «Каникулы в Простофилино». Данные заглавия связаны с миром детства и являются, наряду с остальными выделенными заглавиями, следствием единого процесса упрощения, инфантилизации массовой литературы с общей проблемой падения читательской компетенции. Приведем здесь высказывание писателя Дмитрия Быкова: «Уже сам перечень книг Дарьи Донцовой может вызвать головную боль: "Рыбка по имени Зайка", "Камасутра для Микки Мауса", "Любимые забавы Папы Карло", "Концерт для Колобка с оркестром"... Понятно, что все это рассчитано на не очень грамотных домохозяек. Но в этом списке названий психолог сразу обратит внимание на детский подтекст приманки: зайка, колобок, Папа Карло, мышонок Микки... В общем, ясно, что цель этой паралитературы -убаюкивающий массаж мозга инфантильного существа, а ее сверхзадача -поддержка инфантильности потребителя как залог новых и новых продаж». (http://ria.ru/analytics/20050713/40900074.html). Дмитрий Быков видит в использовании такого рода названий коммерческую цель, с чем сложно не согласиться. Безусловно, расчет редакторов и издателей (которые зачастую являются авторами названий романов), состоит не только в эффекте неожиданности, создаваемом парадоксальными соединениями вроде «Темное прошлое конька-горбунка», но и в безусловном узнавании прецедентных текстов. В.П. Чудинова, говоря о проблемах чтения и культурной грамотности, приводит данные опроса ВЦИОМ за 2004 год, согласно которому 34 % взрослых россиян не читают [Чудинова 2004: 2]. Естественно, при таких показателях в заглавиях, ориентированных на массового читателя, используются наиболее известные тексты, прочитанные в детстве или изученные в школе. Прецедентные тексты классической литературы, являющиеся материалом для называния детективов, легко узнаваемы массовой аудиторией («Лягушка Баскервилей», «Гений страшной красоты», «Старуха Кристи отдыхает»), включение менее известных прецедентных текстов («Полет над гнездом индюшки») может быть не прочитано читателем из-за отсутствия инварианта восприятия соответствующего текста. Проблема инфантилизма современного общества, по-разному проявляющаяся (например, А.К. Секацкий одним из признаков инфантилизации называет современное игровое измерение [Секацкий 2014: 40]), обнаруживает себя и в постоянном обращении к прецедентным феноменам, мотивированным детским чтением, в текстах, адресованных взрослым.
Включение прецедентных феноменов в заглавия детективных романов, как и в заголовки СМИ, происходит двумя основными способами: использовании прецедентного имени («Идеальное тело пятачка», «Стриптиз для Жар-птицы», «Магия госпожи Метелицы», «Закон молодильного яблочка») и трансформация прецедентного высказывания («Фуа-гра из топора», «Мачеха в хрустальных галошах», «Кто в чемодане живет?», «Хижина тетушки Лжи»), при этом прецедентный феномен оказывается в несвойственном окружении, тематически не совпадающем с его значением, что создает особую поэтику заглавия, основанную на парадоксальных компиляциях.
Заглавие произведения играет важную роль в восприятии текста, понимании авторского замысла. В этой связи показательным является то, что использование прецедентных феноменов в заглавиях детективов Д. Донцовой часто не связано с темой или идеей произведения или связано косвенно и их интерпретация не внесет новых смыслов в понимание книги. Проследим на нескольких примерах, как выбор заглавия для детектива мотивируется текстом самого романа.