Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Идиостиль как репрезентатор особенностей языковой личности писателя. 11
1.1. Текстообразующие категории автора и нарратора 11
1.1.1. Категория автора .11
1.1.2. Категория нарратора .13
1.2. Языковая личность писателя в свете теоретических учений отечественной лингвистики ХХ–ХХI вв 15
1.3. Отражение в тексте особенностей ментально-лингвального комплекса писателя 25
1.4. Текст – средство воплощения интенции автора 35
1.4.1. Выбор принципов повествования как способ реализации авторского замысла .35
1.4.1.1. Псевдодокументализм 35
1.4.1.2. Ирония .38
1.4.2. Специфика зачинов и концовок писем как отражение креативности и эгоцентризма языковой личности 43
1.4.3. Проявления языковой личности интеллигента в тексте 47
1.4.4. Монологические и диалогические высказывания в художественных текстах С.Д. Довлатова .51
1.5. Произносительные особенности – средство характеристики языковой личности С.Д. Довлатова 54
1.6. Синтаксическая характеристика языковой личности С.Д. Довлатова .56
Выводы по главе 1. 68
Глава 2. Концептосфера текстов С.Д. Довлатова .71
2.1. «Алкоголь» 71
2.2. «Журналист» .79 2.3. «Правда – ложь». 84
2.4. «Ум – глупость» 91
2.5. «Покой – тревога» 99
2.6. «Свобода» 103
2.7. «Счастье» .109
2.8. «Благородство» .113
2.9. «Интеллигент» 118 Выводы по главе 2 .124
Глава 3. Прецедентные феномены в текстах С.Д. Довлатова . 127
3.1. Прецедентные имена и тексты писателей – современников Довлатова 129
3.1.1. Бродский 129
3.1.2. Солженицын. 151
3.1.3. Аксёнов. Войнович. Гладилин 160
3.1.4. Синявский .171
3.1.5. Евтушенко 177
3.1.6. Лимонов. Алешковский 182
3.1.7. Ерофеев .190
3.2. Прецедентные имена и тексты классиков русской литературы ХIХ века 194
3.2.1. Пушкин. Лермонтов 194
3.2.2. Толстой. Достоевский 209
Выводы по главе 3 .218
Заключение .221
Список литературы 227
Список иллюстративного материала
- Языковая личность писателя в свете теоретических учений отечественной лингвистики ХХ–ХХI вв
- Монологические и диалогические высказывания в художественных текстах С.Д. Довлатова
- «Покой – тревога»
- Прецедентные имена и тексты классиков русской литературы ХIХ века
Языковая личность писателя в свете теоретических учений отечественной лингвистики ХХ–ХХI вв
Понятие «языковая личность» в отечественной лингвистике впервые появилось в работе В.В. Виноградова «О художественной прозе» (1930 г.) в применении к личности писателя. Однако оно не претендовало на статус термина: наряду с «языковой личностью» как синонимичные, без их толкования, использовались номинации «поэтическая личность», «литературная личность», «художественно-языковое сознание» [Виноградов 1980]. В.В. Виноградов писал о личности автора художественного текста в связи с рассуждениями об «образе автора» («художественном “я” автора», «образе авторского лица», «образе “писателя”», «лике “писателя”», «художественном лике автора») [Там же]. В.В. Виноградов обращал внимание на индивидуальность каждого автора, которая проявляется в языке художественных произведений. Изучение «художественно-языкового сознания» автора в работах о языке и стиле А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, А.А. Ахматовой и других авторов [Виноградов 1941, Виноградов 1990, Виноградов 2003] было началом перехода от литературоведческого изучения языка писателя к междисциплинарному исследованию особенностей творческой языковой личности.
Г.О. Винокур анализировал язык писателя на пересечении литературоведения, лингвистики и психологии, указывая на связь языка писателя с психологической личностью автора: «Исследуя язык писателя или отдельного его произведения с целью выяснить, что представляет собой этот язык в отношении к господствующему языковому идеалу, характер его совпадений и несовпадений с общими нормами языкового вкуса, мы тем самым вступаем уже на мост, ведущий от языка как чего-то внеличного, общего, надындивидуального, к самой личности пишущего» [Винокур 1959: 237]. Учёный подчеркнул значимость психологического аспекта изучения творческой индивидуальности: исследование языка писателя «может быть применено с целью раскрыть психологию писателя, его “внутренний мир”, его “душу”» [Винокур 1959: 238], а знание психологических особенностей автора будет способствовать глубокому анализу его текстов.
Наиболее востребованная в современной лингвистике концепция языковой личности разработана Ю.Н. Карауловым и представлена в книге «Русский язык и языковая личность» (1987). По словам учёного, «языковая личность есть личность, выраженная в языке (текстах) и через язык, есть личность, реконструированная в основных своих чертах на базе языковых средств» [Караулов 2010: 38]. Как представляется, трёхуровневая модель языковой личности отвечает задачам нашего исследования.
Согласно концепции учёного, нулевым уровнем языковой личности является вербально-семантический (лексикон и грамматикон), первым – лингво когнитивный (тезаурус), вторым – мотивационный (прагматикон). [Караулов 2010]. На уровне лексикона языковая личность осваивает и выбирает лексические и грамматические средства, а также способ их организации; на уровне тезауруса складывается иерархия концептов (картина мира личности), которая репрезентируется средствами предшествующего уровня; на уровне прагматикона в определённом порядке выстраиваются ценностные ориентиры. «…Языковая личность начинается по ту сторону обыденного языка, когда в игру вступают интеллектуальные силы, и первый уровень (после нулевого) её изучения – выявление, установление иерархии смыслов и ценностей в её картине мира, в её тезаурусе» [Караулов 2010: 36]. Уровень лексикона назван Ю.Н. Карауловым нулевым, так как отражает «степень владения обыденным языком» [Караулов 2010: 37]. Однако характерной чертой языковой личности писателя является высшая степень владения языком, его язык выходит за рамки обыденного, и поэтому вербально-семантический уровень языковой личности писателя заслуживает внимательного изучения.
На уровне лексикона проявляется выразительность художественного текста: «Ассоциативно-семантический уровень всегда красноречив…» [Караулов 2010: 178]. Образность берёт своё начало в тезаурусе; она связана с уровнем иерархии концептов: «Всякий образ можно перевести на семантический уровень … , но происхождением и возникновением своим образ обязан только знаниям, появляется, когда мы покидаем поверхностно-ассоциативный уровень и погружаемся в тезаурус» [Караулов 2010: 177]. В образности отражается мировоззрение писателя. «Под словесной образностью мы понимаем субъективное изображение объекта перцепции речевыми средствами как сообщение об этом объекте. Образ – всякий раз новая интерпретация объекта изображения…» [Халикова 2004: 24–25].
Исследование языковой личности целесообразно начинать с воссоздания прагматикона – высшего уровня языковой личности, отражающего то, как личность определяет своё место в мире, оценивает себя и окружающую действительность. Ценностные ориентиры представлены эксплицитно при наличии «лексически выраженной эмоционально-оценочной составляющей» [Караулов 2010: 45, 239] и имплицитно: в последнем случае нужно создать метатекст, объясняющий цели и мотивы личности.
Экстралингвистическая информация о целях и мотивах личности является дополнительной информацией, которая позволяет исследователю не только реконструировать прагматикон, но и перейти от одного уровня языковой личности к другому в процессе анализа [Караулов 2010: 43], т.е. в конечном итоге воссоздать структуру языковой личности.
В качестве важнейшего экстралингвистического фактора, влияющего на языковую личность, Ю.Н. Караулов выделил её национальную принадлежность: «Трактовка языковой личности вообще, независимо от национальной специфики её языка, с неизбежностью останется схематичной…» [Караулов 2010: 8]. В структуре языковой личности присутствует неизменное и вариативное: «…Существуя и развиваясь в актуальном времени (изменчивая часть), личность, идентичная сама себе, предстаёт как вневременная сущность (стабильная её часть)» [Караулов 2010: 39]. Неизменный компонент языковой личности отражает национальную специфику: «…То, что мы называем вневременной и инвариантной частью в структуре языковой личности, носит отчётливую печать национального колорита» [Там же].
Национальное присутствует на всех уровнях языковой личности. На уровне лексикона русской языковой личности национальная специфика выражается в «общерусском языковом типе», на уровне тезауруса – в части общей для носителей русского языка картины мира, на уровне прагматикона – в совокупности свойственных русским особенностей речевого поведения [Караулов 2010: 42]. «…В русском, британском, французском языковом сознании и мировоззрении ценность концептов различна, она специфична для каждого языка и каждой культуры, обладая определённым этнокультурно отмеченным смыслом» [Кушнина, Силантьева 2010: 74].
Монологические и диалогические высказывания в художественных текстах С.Д. Довлатова
Нестандартное понимание творчества Довлатова дано в статье современного литературоведа А. Сёмкина: «…Мы должны предположить в забавных байках философские глубины» [Сёмкин 2012: 62]. Такой взгляд является исключением из «правил» исследования произведений Довлатова, по которым сфера интеллектуального в его творчестве не рассматривается. Однако о значимости данной сферы для Довлатова свидетельствует большое количество контекстов, содержащих экспликаторы концепта «Ум – глупость». Наша картотека насчитывает 582 контекста.
Писателю было важно оценить человека по линии «ум – глупость». Качество умный было отмечено Довлатовым у друзей с помощью лексем ум, умный, интеллектуал, интеллектуальный. Неоднократно подчёркивался ум И. Ефимова: …Я Вас люблю и уважаю как писателя и человека за талант, ум и порядочность (письмо к И. Ефимову) – отметим предикаты любить и уважать, обозначающие чувства, одной из причин появления которых был ум Ефимова, вызвавший дружескую привязанность Довлатова; Впечатление же у меня от «Записок» однозначное – «молодой, а какой умный...» (письмо к И. Ефимову); Вы, как профессиональный интеллект уал, должны знать какое-то объяснение всем метаморфозам, происходящим с людьми на Западе (письмо к И. Ефимову); Раз уж Вы, человек интеллект уальный, все это одобрили, то можно радоваться (письмо к И. Ефимову). Отметим характеристику профессиональный интеллектуал, указывающую на широкую сферу умственной деятельности И. Ефимова, автора прозаических и философских произведений. Ср. с характеристиками в письмах к И. Ефимову: о В. Сосноре – он умный и хороший человек, о М. Михайлове – прекрасный, умный человек.
Умный – «Обладающий умом, выражающий ум» [Ожегов 1991: 831].Ум – «1. Способность человека мыслить, основа сознательной, разумной жизни. 2. Такая способность, развитая в высокой степени, высокое развитие интеллекта» [Ожегов 1991: 829]. Интеллектуал – «Интеллектуальный человек» [Ожегов 1991: 251]. Интеллектуальный – «Умственный, духовный; с высоко развитым интеллектом» [Там же]. Интеллект – «Ум (в 1 знач.), мыслительная способность, умственное начало у человека» [Там же].
Объективность Довлатова проявлялась в том, что характеристика умный выделена не только у друзей, но и у неприятных ему людей: Молодой, знаменитый, богатый, талантливый, умный, красивый и честный… Можно такое пережить без конвульсий? Не думаю… (Верхом на улитке). Совокупность положительнооценочных характеристик, в числе которых предикат умный, вызывала у писателя зависть.
Ср.: Что так неожиданно вывело из равновесия умного, интеллигентного, пожилого господина? (открытое письмо главному редактору «Нового русского слова»). Оценка ума А. Седых, конкурента Довлатова в деле издания русскоязычной газеты в Америке, представляет собой констатацию факта. Характеристика умный в контексте: Умный Як ов Моис еевич Цвибак [настоящее имя А. Седых. – М.Х.] ищет нашей дружбы. Говорит (чуть ли не окая): «Худой мир лучше доброй ссоры»… (письмо к Л. Штерн) – иронически снижается, обозначает хитрость А. Седых, а не ум.
В текстах Довлатова присутствовали положительные оценки ума руководителей СССР и США, переданные Довлатовым с указанием на чужое мнение (говорят) или без него: Говорят, Хрущев был умным человеком (Не только Бродский); Рейган или Картер? Оба – люди достойные и порядочные. … Умные и привлекательные (Завершается предвыборная кампания…). Нетрадиционную синтагматику слова интеллектуальный видим в метафорическом контексте: Найман – интеллектуальный ковбой. Успевает нажать спусковой крючок раньше любого оппонента. Его трассирующие шутки – ядовиты (Ремесло). Трассировать – «О пуле, снаряде, ракете: оставить(-влять) при полёте светящийся след» [Ожегов 1991: 806]. Характеристика ковбой без определения интеллектуальный теряет заложенный автором смысл. «В специфической синтагматике обнаруживаются потенции языковой личности, её лингво-креативные возможности, опирающиеся на этнокультурный базис» [Леденёва 2000: 69].
Ироническая оценка зрелым автобиографическим героем своих юношеских литературных предпочтений имплицируется в контексте: К этому времени я уже был похож на молодого филолога. То есть научился критиковать Достоевского, восхищаясь при этом Шарковым и Гольцем. Что выражало особую степень моей интеллектуальной придирчивости. (Кстати, Шарков год назад выпустил детскую повесть о тараканах. Гольц, если не ошибаюсь, сочиняет цирковые репризы.) (Филиал).
Ироническое отношение Довлатова к себе и другим эмигрантам, «новым американцам», раскрывается в публицистическом контексте: Я молчал, потому что не знаю языка. Молчал и завидовал Перельману. А Перельман между тем затеял с юношей инт еллектуальную беседу. Перельман небрежно спрашивал: – Лос-Анджелес из э биг сити? – Ес, сэр, – находчиво реагировал молодой человек (Литература продолжается). Характеристика интеллектуальный используется энантиосемически, обозначает невысокий уровень беседы, вызванный плохим знанием английского языка. Интеллектуальное может быть противопоставлено эмоциональному: При всех его талантах, очках, шелковистых бородках, уме и образовании Лёша – эмоциональный, а не интеллектуальный по своим действиям человек (письмо к И. Ефимову). В контексте слово интеллектуальный развивает семы логичный , рациональный , последовательный ; Довлатовым положительно оценивается именно интеллектуальное (рациональное) поведение.
«Покой – тревога»
Зрелое творчество Аксёнова оценивается высоко: выдающийся роман, который был написан по законам джазовой игры (эта характеристика также свидетельствует о положительной оценке: Довлатов любил джаз [Генис 2009: 137–138]). Сравним, однако, с негативной характеристикой прозы Аксёнова и Войновича: Теперешнюю прозу Аксёнова я вообще не читал, потому что не могу её прочесть – изнемогаю от скуки. Второй том «Чонкина» гораздо хуже первого и вообще – «Железная женщина» Берберовой мне нравится гораздо больше, чем аксёновские вещи… (письмо к И. Ефимову). Изнемогать – см. изнемочь – «Потерять силы, ослабеть» [Ожегов 1991: 244]. Скука – «Отсутствие веселья, занимательности (разг.)» [Ожегов 1991: 724]. Характеристика творчества Аксёнова как скучного , неинтересного дана эксплицитно и подтверждается субъективным сравнением с произведением Н. Берберовой (нравится гораздо больше). Оценка второго тома книги Войновича приводится категорично, также с использованием формы сравнительной степени (гораздо хуже первого).
Отрицательная оценка ранней прозы Аксёнова и Гладилина представлена в письме молодого военнослужащего Довлатова к отцу: Я читал все повести Аксёнова и Гладилина и повесть Балтера «До свидания, мальчики» тоже читал. Мне всё это не понравилось. Они все дружно взялись описывать городских мальчиков из хороших семей, начитанных и развитых, которые разыскивают своё место в жизни. Я знал десятки таких, да и сейчас продолжаю с ними встречаться. Все лагеря общего и облегчённого режима забиты этими мальчиками. В книгах они получаются очень обаятельными, остроумными и нарядными. А мне кажется, что если писать о них, то нужно писать и про то, как они болеют триппером, совершают дегенеративные женитьбы, разбивают в пьяном виде чужие автомобили, как попадаются на спекуляции, как бросают беременных своих подруг, то есть обо всех трагических развязках, к которым всегда приводит безделье и затянувшийся поиск места в жизни. С лёгкой руки всех этих Аксёновых наше поколение (я имею в виду – моё) может войти в историю под названием «поколение мальчиков» (письмо к отцу) [слово всегда выделено Довлатовым. – М.Х.]. Негативная оценка раскрывается с помощью предиката (не нравится) и пренебрежительного использования имени собственного как нарицательного (всех этих Аксёновых). Лексика с положительной оценкой, передающая мнение Аксёнова и Гладилина (из хороших семей, начитанных и развитых; очень обаятельными, остроумными и нарядными) имеет общие семы приятный , привлекательный , образованный . Не соглашаясь с искажением «правды жизни», Довлатов выразил свой взгляд на поколение с помощью негативнооценочных лексем (триппер, дегенеративный, в пьяном виде, попадаются на спекуляции, бросают, безделье). Общая сема в значении слов – аморальный .
В письме к другому адресату молодой Довлатов негативно оценил подражание Хемингуэю новых писателей, в частности Аксёнова: …Влияние гениального Хемингуэя губит русскую прозу и появляются писатели вроде В. Аксёнова (письмо к Т. Уржумовой). О влиянии американского писателя на Аксёнова Довлатова писал и позже в рецензии «Папа и блудные дети».
Творческий успех Аксёнова и Гладилина иронически охарактеризован в контексте: Аксёно в и Гладилин были знаменитыми советскими писателями. Хорошо зарабатывали. Блистали в лучах народной славы. Приехали на Запад. Тут же сбежались корреспонденты, агенты престижных издательств. Распахнулись двери университетских аудиторий... (Литература продолжается).
Имя Аксёнов для Довлатова до эмиграции было обозначением талантливого и известного писателя: …Шедевров же не создаю, в Аксёнова не превращаюсь, жить и сиять мне в провинции среди дряни (письмо к Л. Штерн). В письмах Довлатова-эмигранта также упоминается известность Аксёнова: Да какому эмигранту снилась популярность Аксёнова и Вознесенского? (письмо к М. Ефимовой); Аксёнов – самый знаменитый русский из не гениев (письмо к И. Ефимову). Подчёркивается, что Довлатов известен в меньшей степени, чем Аксёнов и Войнович: Мне отвратительно, что если звонит русский кинематографист, то начинает разговор так: «У меня есть к вам творческое предложение, я уже обращался к Войновичу и Аксёнову, но они отказались...» (письмо к Владимовым).
Сравнивая в письме к Т. Зибуновой финансовое положение Аксёнова, Войновича и Гладилина со своим, Довлатов отметил, что все три писателя, как и он сам, зарабатывают литературой. Это было показателем успеха, особенно для авторов-эмигрантов, живущих в иноязычной среде. При этом известность Аксёнова и Довлатова различалась: …Аксёнов, например, среди русских весьма известен, но в американской сфере мои дела обстоят гораздо лучше, я печатаюсь в лучших журналах и контракт у меня с лучшим издательством (письмо к Т. Зибуновой). В другом письме к Т. Зибуновой финансовое положение Аксёнова описано конкретнее (небогат), но перечислены другие его успехи и свойства личности: Аксёнов – широк, небогат и, в общем, успешен. У него, в отличие от меня, хороший английский, и вообще, он – «найс гай» (хороший парень), то есть – лёгкий, весёлый, живой – американцы это очень ценят (письмо к Т. Зибуновой). Небогат – см. небогатый – «Не располагающий большими средствами, со скромным достатком (устар.)» [Ушаков, URL]. Успешен – см. успешный – «Такой, которому сопутствует успех в чем-л.» [МАС, URL]. Успех – «1. Удача в достижении чего-н. 2. Общественное признание» [Ожегов 1991: 838]. Успех Аксёнова, по Довлатову, во многом был обусловлен хорошим знанием английского языка и располагающим к себе характером. В качестве основных качеств личности Аксёнова Довлатов выделил названные предикатами характеристики лёгкий, весёлый, живой, в семантическом составе которых присутствуют общие семы радостный , бодрый . Лёгкий – «Уживчивый, покладистый» [Ожегов 1991: 321]. Весёлый – «Проникнутый весельем, полный веселья» [Ожегов 1991: 80]. Веселье – «Беззаботно-радостное настроение, оживлённое, радостное времяпрепровождение» [Там же]. Живой – «3. Деятельный, полный жизненной энергии» [Ожегов 1991: 196].
Прецедентные имена и тексты классиков русской литературы ХIХ века
Анализ текстов С.Д. Довлатова показал, что особенности языковой личности писателя проявляются в идиостиле, представленном средствами идиолекта. Специфика образа автора и нарратора относится к идиостилевым чертам. В прозе С.Д. Довлатова в ходе повествования голос рассказчика сменяется голосом автора. Образ автобиографического героя влияет на читательское впечатление от биографического автора: на писателя распространяются черты его персонажа, что требуется учитывать при анализе языковой личности.
Полноте характеристики языковой личности способствует использование в качестве материала исследования художественных, публицистических и эпистолярных произведений как сверхтекста, а также привлечение текстов мемуаров о писателе. Частотность лексем является особенностью идиостиля.
Исследование языковой личности писателя целесообразно проводить с учётом сведений о психологической личности. Языковая личность Довлатова предстаёт как экстравертированная: этому типу языковой личности свойственны 1) развёрнутое выражение суждения несколькими предложениями, образующими сложное синтаксическое целое, 2) употребление средств выражения уверенности, 3) нарушения логики повествования, 4) проявление инициативы в общении, о чём свидетельствуют большое количество эпистолярных текстов С.Д. Довлатова, широкий круг переписки и эксплицитно представленные сообщения писателя о его общительности. С.Д. Довлатов остро нуждался в дружеском общении и в непосредственном отклике на свои художественные произведения.
Мы считаем С.Д. Довлатова эгоцентрической языковой личностью, так как с целью самопрезентации он использовал в текстах нестандартные выражения, среди которых трансформированные советизмы, фразеологизмы и поговорки, а также креативные зачины и концовки писем. Об эгоцентризме языковой личности писателя свидетельствует преобладание перволичной формы повествования в художественных произведениях и подробный пересказ событий своей жизни в эпистолярных текстах.
Особенностями психологической личности С.Д. Довлатова обусловлены такие особенности идиостиля, как выбор принципов повествования: это псевдодокументализм и ирония. На основании этого мы считаем языковую личность писателя иронической.
Обилие диалогов в прозе С.Д. Довлатова является особенностью идиостиля и объясняется не только спецификой повествуемого мира, но и интересом писателя-экстраверта к людям.
Запечатлённая в текстах ориентация на нравственные нормы русского социума и использование прецедентных текстов характеризует языковую личность писателя как интеллигента.
Выбор языковой игры как средства трансляции иронии, создание интимизации повествования, использование креативных зачинов и концовок писем свидетельствуют о том, что С.Д. Довлатов является творческой (креативной) языковой личностью.
Обращение к анализу произносительных особенностей Довлатова показывает, что писатель ориентировался на соблюдение орфоэпических норм, но в спонтанной речи мог допускать ошибки, избыточно использовал частицы и слово-паразит значит. Его устной речи свойственны также особенности произношения, которые выходят за рамки нормы, но не являются ошибками. Произносительные особенности, а также введение в тексты просторечных и обсценных единиц, недопустимых в речи элитарной языковой личности, позволяют сделать вывод о том, что С.Д. Довлатов является языковой личностью среднелитературного типа.
Характеристика синтаксического аспекта дополняет комплексный анализ языковой личности писателя. Для текстов Довлатова характерны следующие средства экспрессивного синтаксиса: парцелляция, «малые абзацы», параллельные синтаксические конструкции, вставные конструкции, номинативные цепочки. Это вызвано ориентацией писателя на стилистику 223 разговорной речи. Ряд экспрессивных синтаксических средств был присущ и спонтанной речи писателя. Частотными в прозе Довлатова, кроме номинативных предложений, являются односоставные определённо-личные и неполные предложения, свойственные устной речи, а также безличные и неопределённо личные предложения, изображающие события происходящими независимо от волевого усилия человека. Использование двусоставных предложений характеризуется осложнением деепричастными оборотами, что позволяло писателю ёмко охарактеризовать образ действия, его причину, условие. Особенности использования многоточия в текстах Довлатова указывают на то, что оно является излюбленным авторским знаком, и с его использованием связаны идиостилевые особенности.
Анализ текстов С.Д. Довлатова показал, что взаимосвязанные концепты «Алкоголь», «Журналист», «Правда – ложь», «Ум – глупость», «Покой – тревога», «Свобода», «Счастье», «Благородство», «Интеллигент» относятся к числу значимых в структуре языковой личности писателя. Ключевые концепты были выделены на основе показателя частотности лексем-экспликаторов. О значимости концептов свидетельствует также обращение к биографической информации о писателе.
Концепт «Алкоголь» репрезентируется с помощью ряда номинаций, обозначающих алкогольные напитки, стадии опьянения, пьяных людей, алкоголиков и др. В текстах присутствует семантика стыда за болезненное пристрастие.
Концепт «Журналист» объективируется с помощью предикатных характеристик, показывающих социальный статус журналистов и оценивающих их профессиональные и личностные качества. Писатель характеризовал себя и коллег с точки зрения соответствия реальных качеств авторскому идеалу журналиста (профессионал высокого класса, сохранивший порядочность и благородство).