Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические подходы к описанию языковой и коммуникативной компетенций носителя русского языка 15
1.1. Понятие компетенции в лингвистике 15
1.2. Теория лакунарности и ее роль в исследовании лингвоспецифичных единиц 22
1.3. Межкультурное общение: человек удивляющийся (homo admirans) 34
1.4. Самоописание как исследовательская стратегия в гуманитарных науках .50
Выводы по первой главе 75
Глава 2. Специфичные и универсальные единицы русской лингвокультуры на фоне корейской 78
2.1. Самоописание носителя русского языка, временно включенного в корейскую лингвокультуру: методика сбора данных 78
2.2. Особенности русского языка на фоне корейского по материалам дневника самонаблюдения 89
2.2.1. Фонетические особенности 91
2.2.2. Лексические особенности 94
2.2.3. Грамматические особенности 104
2.2.4. Стилистические особенности 106
2.2.5. Концептуальные несоответствия 109
2.2.6. Особенности прагматики речевого общения, этикетные формы 117
2.3. Специфичные модели поведения в корейской лингвокультуре с позиции носителя русского языка 138
2.4. Особенности невербальной коммуникации в русской лингвокультуре на фоне корейской по материалам дневника самонаблюдения .161
Выводы по второй главе 181
Глава 3. Прогнозирование коммуникативных неудач у носителя русского языка. Способы их устранения . 185
3.1. Прогнозирование зон лингвокультурного несоответствия 185
3.2. Приспособление к иному лингвокультурному коду (опыт межкультурного самоописания носителя русского языка) 198
3.3. Развитие межкультурной чувствительности как способ нейтрализации лингвокультурной лакунарности 206
Выводы по третьей главе 218
Заключение .220
Библиография 224
- Теория лакунарности и ее роль в исследовании лингвоспецифичных единиц
- Особенности русского языка на фоне корейского по материалам дневника самонаблюдения
- Специфичные модели поведения в корейской лингвокультуре с позиции носителя русского языка
- Развитие межкультурной чувствительности как способ нейтрализации лингвокультурной лакунарности
Введение к работе
Актуальность темы диссертационного исследования обусловлена тем, что
несмотря на значительное количество работ, в которых анализируются разные
аспекты межкультурной коммуникации, включая описание отдельных
коммуникативных проблем и неудач в ситуации межкультурного общения
(Д.Б. Гудков, 2016, Т.Г. Стефаненко, 2014, Н.Г. Брагина, 2011 О.П. Быкова, 2010,
С.Г. Тер-Минасова, 2008 и др.); несмотря на большое число исследований,
посвященных описанию культурно значимых единиц русской лингвокультуры в
сравнении с другими лингвокультурами (Р.К. Тангалычева, 2012, Ю.Е. Прохоров,
2009, И.А. Стернин, 2002 и др.), последовательной фиксации и классификации
трудностей, с которыми сталкивается носитель русского языка, временно
присутствующий в другой лингвокультуре, не проводилось. При этом количество
носителей русского языка, оказывающихся включенными в другую
лингвокультуру, неуклонно растет (отдых, командировки, стажировки, работа,
учеба и др.). В настоящее время, однако, их опыт межкультурного общения не
подвергался системному анализу и обобщению, хотя потребность в работах
обобщающего и систематизирующего характера для современного состояния дел
в области межкультурной коммуникации самоочевидна [Брагина, 2016].
Объектом исследования являются языковая и коммуникативная
компетенции носителя русского языка, временно присутствующего в корейской
лингвокультуре.
Предмет исследования – специфичные и универсальные единицы русского
языка и лингвокультуры, выявляемые на фоне корейской лингвокультуры.
Цель настоящей работы: на основе самоописания выявить и
классифицировать особенности языковой и коммуникативной компетенций
носителя русского языка, временно включенного в корейскую лингвокультуру.
В соответствии с объектом, предметом и целью исследования нами была
выдвинута следующая гипотеза: рассмотрение языковой системы через призму
другой лингвокультуры позволяет выявлять и оценивать специфичные и
универсальные фрагменты языка и лингвокультуры.
Применение исследовательской стратегии самоописания позволяет
выявитьпомогает охарактеризовать особенности языковой и коммуникативной
компетенций носителя русского языка, находящегося в другой лингвокультуре,
конкретизировать образ человека в русской языковой картине мира, а также
вносит вклад в создание образа русского коммуниканта в иноязычной среде. В связи с этим решаются следующие задачи: – провести теоретический и методологический анализ подходов к
исследованию особенностей языковой и коммуникативной компетенций носителя
русского языка в ситуации межкультурного общения;
– определить понятийно-терминологический аппарат работы;
– описать понятие компетенции в лингвистике;
– указать роль теории лакунарности в исследовании лингвоспецифичных
единиц языка;
– исследовать прототипическую модель человека удивляющегося [Брагина,
2013] (homo admirans) как особого типа коммуниканта в рамках
непосредственного межкультурного общения;
– отметить особенности самоописания как исследовательской стратегии в
гуманитарных науках;
– провести лингвистический и лингвокультурологический анализ
самоописания носителя русского языка;
– разработать методологию сбора и отбора релевантного материала; – разработать структуру дневника самонаблюдения;
– выявить и классифицировать специфичные и универсальные единицы
русского языка и лингвокультуры на разных уровнях (вербальном, когнитивном,
прагматическом, поведенческом, невербальном);
– описать особенности приспособления носителя русского языка к иному
лингвокультурному коду;
– отметить методы прогнозирования зон коммуникативных неудач;
– указать эффективные способы устранения разного рода трудностей при
непосредственном межкультурном общении.
Общая цель и частные задачи определили выбор основных методов и
приемов, используемых в работе. Это метод интроспекции и приемы
моделирования, методы аналитического изучения текстов, методы компонентного,
контекстуального и ситуационного анализа, сравнительно-сопоставительный
метод, описательный метод с применением приемов наблюдения, статистические
методы, метод контент-анализа, метод социолингвистического анкетирования,
включающий свободный и направленный ассоциативный эксперименты, метод
лингвокультурологического анализа и приемы лингвокультурной интерпретации. Научная новизна диссертации обусловлена как методами сбора материала,
так и полученными в результате лингвистического анализа данными. Впервые
исследование особенностей языковой и коммуникативной компетенций носителя
языка в ситуации межкультурного общения проводилось на материале
дневниковых записей, полученных в результате самонаблюдения. Материалы
проходили несколько «фильтров верификации», что позволило в дальнейшем
создать лингвистически обоснованную классификацию универсальных и
специфичных единиц русского языка и лингвокультуры на фоне корейской
лингвокультуры. Это вносит вклад в типологическое описание системы русского
языка. Исследуемая нами прототипическая модель человека удивляющегося (homo
admirans) как особого типа коммуниканта, временно включенного в контекст
чужой лингвокультуры, конкретизирует образ человека в русской языковой
картине мира.
б
Материалом работы послужили авторские дневниковые записи и
интервью информантов, временно включенных в корейскую лингвокультуру,
(общим объемом 18 п.л.). Также к анализу привлекались данные других дневников
самонаблюдения (общий объем составил 15 п.л.). Для верификации (уточнение
значений, сочетаемости и т.п. отобранных примеров) были использованы
лексикографические материалы, данные социолингвистических опросов русских
и корейцев (всего было проанализировано 202 русские анкеты и 84 корейских).
Обращение к Национальному корпусу русского языка позволило убедиться в
наличии контекстов с употреблением выявленных культурно маркированных
единиц русского языка в современных текстах. В результате был отобран и
исследован материал общим объемом более 1000 контекстов.
Нашей задачей было представить список специфичных фрагментов русского
языка и лингвокультуры на фоне корейской лингвокультуры, приведя наиболее
яркие и актуальные примеры, оказывающие существенное влияние на
межкультурное общение русского коммуниканта. При отборе единиц анализа мы
руководствовались следующими принципами изучения языка:
1. Принцип актуальности.
В исследовании использован материал последних 10 лет. Это связано, в
первую очередь, со временем прохождения стажировок информантами. Такого рода данные позволяют проанализировать современный срез единиц, обладающих повышенным сгущением культурной семантики, выявить актуальные модели поведения.
2. Принцип коммуникативности.
Для анализа отбирались наиболее показательные единицы, которые
являются
коммуникативно релевантными в рамках сферы повседневного общения, т.е. оказывают непосредственное влияние на коммуникацию и приводят к
1 Дневник велся во время стажировки в южнокорейском городе Ансонг в университете Чунг-Анг (Chung – Ang University) с сентября по декабрь 2010 г.
2Все информанты являются носителями русского языка.
3 Стажировки информантов проходили в Австралии, Великобритании, Италии, Вьетнаме, Японии.
коммуникативным неудачам. Также нами были отмечены лингвокультурные нормы, которые осознаются большинством носителей лингвокультуры, хотя могут и не продуцироваться. Иными словами, носители языка и культуры знают о существовании нормы, но могут ее не соблюдать. Н.Г. Брагина отмечает, что продукция разделяется не всеми носителями лингвокультуры, а рецепция всеми [Брагина, 2016].
3. Принцип избирательности.
Принцип избирательности реализован в отборе конкретного материала
русского языка с целью демонстрации наиболее показательных культурно насыщенных единиц. Кроме этого, данный принцип реализован в отборе информантов, которыми явились представители молодежи (до 35 лет).
4. Принцип системности.
Принцип системности реализован при анализе отобранного языкового
материала. Выявленные единицы русского языка и русской лингвокультуры подразделяются на вербальные (фонетические, грамматические, лексические, стилистические), когнитивные (концептуальные), прагматические (этикетные), поведенческие, а также невербальные. Данная классификация соответствует задачам нашей работы, включает в себя все основные уровни функционирования как языковой личности, так и коммуникативной.
По своему характеру диссертационное исследование является междисциплинарным. Теоретическую основу работы составляют исследования лингвоспецифичных концептов русского языка в межкультурной перспективе (Анна А. Зализняк, И.Б. Левонтина, А.Д. Шмелев, А. Вежбицкая, В.А. Маслова, Ю.Е. Прохоров, И.А. Стернин, Н.Г. Брагина и др.); исследования межкультурного диалога в теории западной и отечественной межкультурной коммуникации (Э. Холл, Г. Хофштеде, М. Беннет, С. Г. Тер-Минасова, А.П. Садохин, Т.Г. Грушевицкая, Д.Б. Гудков, Н.К. Иконникова, В.В. Сафонова и др.); исследования в русле коммуникативно-прагматического подхода в лингвистике (Н.И. Формановская, Н.Д. Арутюнова, Б.М. Гаспаров, В.В. Красных, Т.В. Ларина, Ю.Н. Караулов, С.Г. Воркачев, В.И. Карасик, Л.П. Крысин, В.Н. Телия, Е.М.
Верещагин, В.Г. Костомаров, Н.Д. Бурвикова и др.); работы по теории лакун
(Ю.А. Сорокин, И.Ю. Марковина, В.Л. Муравьев, Ю.С. Степанов, Т.С. Глущенко и
др.).
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что она
вносит вклад в разработку проблем теории современного русского языка, теории и
практики межкультурной коммуникации и лингвокультурологии. Созданная нами
модель межкультурного самоописания может применяться как исследовательская
стратегия и как способ развития межкультурной чувствительности.
Практическая значимость работы состоит в предложенной нами методике
сбора интроспективных данных, разработанной структуре дневника
самонаблюдения и отмеченных способах прогнозирования и устранения
коммуникативных неудач. В работе проанализированы процессы частичной
адаптации к иному лингвокультурному коду носителя русского языка, временно
включенного в корейскую лингвокультуру. Результаты и выводы исследования
можно использовать: (1) при описании специфичных и универсальных единиц
русской языковой картины мира;, (2) при описании и анализе расхождений разных
лингвокультур;, (3) в лекционных курсах и спецкурсах по межкультурной
коммуникации, лингвокультурологии, лингвострановедению,
этнопсихолингвистике. Также материалы могут быть полезны в
лингводидактических целях: в практике преподавания русского языка как родного
и как иностранного, в теории и практике перевода. Кроме того, данные
межкультурного самоописания являются одним из основных источников
информации для создания межкультурных тренингов.
На наш взгляд, без учета такого рода данных типологическое описание
системы русского языка и лингвокультуры на фоне других лингвокультур является недостаточно полным. Также подобный материал вносит вклад в создание тематического классификатора объединяющего описания отдельных культурно-специфичных единиц языка и лингвокультуры [Брагина, 2016].
Положения, выносимые на защиту:
1. Языковая и коммуникативная компетенции носителя русского языка
внутри своей (русской) лингвокультуры не тождественны языковой и
коммуникативной компетенциям носителя русского языка внутри чужой
лингвокультуры (в нашем случае корейской).
2. Особенности языковой и коммуникативной компетенций носителя
русского языка, временно присутствующего в корейской лингвокультуре, в ситуации непосредственного межкультурного общения возможно фиксировать с помощью самонаблюдения через описание коммуникативных неудач и разных
форм удивления.
3. Анализ материалов самонаблюдения носителя русского языка позволяет
выявлять и оценивать специфичные и универсальные единицы русского языка и
лингвокультуры на фоне корейской лингвокультуры.
4. Единицы языка с насыщенной культурной семантикой обнаруживаются
на разных уровнях общения носителя языка (вербальном, когнитивном, прагматическом, поведенческом, невербальном). Наряду с базовыми концептами специфичный коннотативный фон вызывает лексика, имеющая прямое
соответствие в другом языке.
5. Межкультурное самоописание является исследовательской стратегией и
включает интроспекцию, межкультурное самонаблюдение как метод и
межкультурную рефлексию.
6. Данные межкультурного самоописания позволяют создавать проекцию
участника межкультурного диалога, конструировать как интернациональную
модель человека удивляющегося (homo admirans), так и модель русского
коммуниканта в ситуации общения с конкретной лингвокультурой.
Апробация результатов исследования проведена на кафедре русской
словесности и межкультурной коммуникации Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина, на
занятиях по межкультурной коммуникации в магистратуре Гос. ИРЯ им.
А.С. Пушкина (2014). Основные положения и результаты представленной к
защите диссертационной работы были апробированы в докладах на научной
конференции «Речевая деятельность как объект лингвистических и методических
исследований» (Леонтьевские чтения) (Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина, Москва,
2011); на Международной научно-практической конференции «Славянская
культура: истоки, традиции, взаимодействие. Кирилло-Мефодиевские чтения»
(Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина, Москва, 2013 г., 2014 г., 2015 г., 2016 г.); на
Международном научном симпозиуме «Русская грамматика 4.0» (Гос. ИРЯ им.
А.С. Пушкина, Москва, 2016); на научных семинарах аспирантского объединения
Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина (февраль 2014, декабрь 2015); в опубликованном
интервью для научного журнала «Русский язык за рубежом» (спец. выпуск
«Русистика Южной Кореи») (Москва, 2016).
Полученные в ходе диссертации результаты находят применение в деле
продвижения русского языка, в частности, в лекциях, адресованных участникам
международной волонтерской программы «Послы русского языка в мире».
По теме диссертации опубликовано 8 работ, в том числе 3 статьи в научных
изданиях, рекомендованных ВАК РФ.
Структура диссертационной работы определяется целью, задачами и
исследовательской программой работы. Диссертация включает в себя введение,
основную часть, состоящую из трех глав, заключение, библиографию
(включающую список использованной литературы и лексикографические
источники) и четыре приложения.
Теория лакунарности и ее роль в исследовании лингвоспецифичных единиц
Одним из актуальных аспектов современных лингвистических исследований, изучающих взаимосвязь языка и культуры, является выявление специфичных культурных компонентов языка и лингвокультуры, изучение их влияния на протекание межкультурной коммуникации. Для настоящей работы релевантным является определение коммуникации О. Есперсона: «деятельность при которой одна личность добивается понимания со стороны другой, и деятельность другой личности, которая добивается понимания того, что было в сознании первой» [Цит. по: Венедиктова, Гудков, 2016, с. 27]. В этой связи межкультурная коммуникация связана с подобной деятельностью говорящего и слушающего, принадлежащих к разным культурам. Д. Б. Гудков отмечает появление интереса «не к линейной последовательности, непрерывности, но, напротив..., к изучению точек разрыва причинно-следственных связей, прерывности, рассеянности событий. Объектом научного анализа при таком подходе становятся не некоторые общие закономерности (как в предшествующий период), но исключения, которые не вписываются в единую систему, дискредитируют ее претензии на всеобщность» [Гудков, 1997, с.114]. В центре внимания ученых оказываются различного рода расхождения (несоответствия) между языками и культурами, которые обнаруживаются в системах, контактирующих лингвокультур, и зачастую приводят к непониманию. Анализ научной литературы показал, что несовпадения подобного рода обнаруживаются на разных уровнях и исследуются в работах по лингвистике, лингвокультурологии, межкультурной коммуникации, психолингвистике, теории перевода, и другим дисциплинам. Однако отсутствует единый понятийно-терминологический аппарат в этом вопросе. Национально-специфичные единицы в языках и культурах описывают в следующих терминах: «безэквивалентная лексика» (Л.С. Бархударов, Верещагин, В.Г. Костомаров), текстовые «темные места» (Р.А. Будагов), «заусеницы» (Г.Д. Гачев), «белые пятна», «антислова» (Ю.С. Степанов), «лакуны» (В.Л. Муравьев, И.Ю. Марковина, Ю.А. Сорокин), беспереводная лексика, смысловая скважина (В.Н. Комиссаров), «этноэйдема» (В.П. Белянин, Л.А. Шейман, Н.М. Варич) «пробелы (пустоты) в речевых моделях» («random holes in patterns») (Ч. Хоккет), «пробел» («gap») (К. Хейл) и другие. Данные понятия не являются тождественными, но их возможно взаимозаменять в определенных контекстах.
Целый ряд лингвистов использует термин «лакуна» (от лат. lacuna – углубление, впадина, провал, полость; от франц. lacune – пустота, брешь) при описании разного рода несоответствий в сопоставляемых языках и культурах (Ю.С. Степанов, В.Л. Муравьев, И.Ю. Марковина, Ю.А. Сорокин, Г.В. Быкова, З.Д. Попова, И.А. Стернин и др.). Рассмотрим определения и классификации лакун, предложенные разными исследователями.
Это понятие впервые было использовано канадскими учёными Ж.П. Вине и Ж. Дарбелье, они определяли лакуну как «явление, которое имеет место всякий раз, когда слово одного языка не имеет соответствия в другом» [Цит. по: Эйнуллаева, 2003, с. 83].
В зарубежной лингвистике принято связывать существование лакун с категориями универсального и специфичного в языках. Некоторые лингвистические и культурологические феномены могут быть представлены не во всех культурах, т.е. являться лакунизированными. Например, К. Хейл, анализируя язык уолбири (одного из коренных народов Австралии), обнаружил, что в нем отсутствуют традиционные числительные. Это он рассматривал как лакуну (gap). При этом такая лакуна может быть легко заполнена, так как в языке есть определенный принцип счета. В отечественной лингвистике понятие «лакуна» связано с терминами «вариант» и «инвариант» вербального и невербального поведения, свойственного конкретной культуре 6 . Лакунарность обнаруживается для каждого лингвокультурного варианта относительно инварианта.
При анализе безэквивалентной лексики Л.С. Бархударов выделяет группу «случайных лакун». Это такие лексические единицы «которым по каким-то причинам (не всегда понятным) нет соответствия в виде слов или устойчивых словосочетаний другого языка» (например, русское «погорелец» английское «glimpse») [Бархударов, 1975, с.93]. Ученый также исследует грамматический строй русского и английского языков и обнаруживает грамматические лакуны. На несовпадения в грамматике сопоставляемых языков указывают и другие исследователи (Ю.С. Степанов, В.Л. Муравьев, И.Ю. Марковина). Ю. С. Степанов в работе «Французская стилистика» обнаруживает «антислова» или «лакуны» во французском языке относительно русского. «Сравнительное описание норм двух языков вскрывает существующие в каждом языке словарные пробелы, «белые пятна» на семантической карте языка, незаметные изнутри, например, человеку, владеющему только одним языком» [Степанов, 1965, с. 120]. Более того, Ю.С. Степанов указывает на квазисопоставимые слова, которые могут восприниматься по-разному носителями сравниваемых языков. Необходимо учитывать привычное окружение слов, частоту употребления, дистрибуцию. Так, слово «discuter» употребляется во французском языке намного чаще, чем слово «обсуждать» в русском языке [там же, с. 121]. Таким образом, ученый приходит к выводу о существовании абсолютных и относительных лакун. К последним он относит вышеописанный пример.
Особенности русского языка на фоне корейского по материалам дневника самонаблюдения
Л. С. Выготский также обращался к самонаблюдению как методу, но отрицал его как единственный источник данных психологических процессов. Ученый отмечал, что наука не должна отказываться от применения данного метода в качестве словесного отчета информанта, который следует анализировать и объяснять, как и любые другие формы поведения субъекта [Выготский, 1982]. В настоящей работе при анализе словесных отчетов выделяются специфичные и имеющие тенденцию к универсальности единицы русского языка и лингвокультуры на фоне корейской.
В. И. Слободчиков и Е. И. Исаев (1995), рассматривая самонаблюдение в качестве метода описательной психологии, отмечают, что при самонаблюдении человеку открыты собственные эмоции, чувства, мысли, представления, образы, желания, волевые процессы, требующие особой внутренней работы «по их осмыслению, истолкованию, пониманию, расчленению» [Слободчиков, Исаев, 1995, с. 109]. Однако представленность и открытость этих процессов сознанию конкретного человека зависит от уровня тренированности самонаблюдения. Соответственно возможности самонаблюдения будут различны у разных людей.
Как и у любого метода у интроспекции есть сторонники и противники. Существует целая гуманитарная традиция (Э.Л. Радлов, М.М. Бахтин, Б.М. Теплов), утверждающая, что человек не способен сам увидеть себя и составить о себе мнение. Одной из причин этого является противоречивое отношение к интроспективным данным. Суть претензий можно свести к двум основным возражением.
Во-первых, интроспективные данные испытывают влияние исследователя, не могут быть контролируемы извне. Интересное подтверждение данной идеи находим в концепции Другого М.М. Бахтина. Приведем одно из его рассуждений: «Даже если он (автор) создал автобиографию или правдивейшую исповедь, все равно, он как создавший её, остается вне изображенного в ней мира. Если я расскажу или напишу о только что произошедшем со мною событии, я как рассказывающий (или пишущий) об этом событии нахожусь уже вне того времени и пространства, в котором это событие совершалось. Абсолютно отождествлять себя, своё «я» с тем «я», о котором рассказываю, также невозможно, как невозможно поднять себя самого за волосы» [Бахтин, 2001, с. 134]. В то же время М.М. Бахтин утверждал, что путь истины возможен только через Другого, который может быть вычленен из поля сознания и сконструирован. Другой является результатом специальной концентрации внимания при самонаблюдении, то есть существует акт самонаблюдения, а есть отдельно акт сосредоточения внимания на самонаблюдении, когда индивид понимает, что он в настоящий момент занимается самонаблюдением. В нашем исследовании второй акт является неотъемлемой частью рефлексии. Данные интроспекции являются надежными, если их фиксировать в процессе события или сразу после него, пока память может удерживать достаточный объем единиц; интересующая информация должна соотноситься с определенными ситуациями и проблемами (в нашем случае это разного рода лингвокультурные несоответствия). Более того, для объективности полученных знаний важно отсутствие наводящих вопросов, так как они влияют на ответы информантов. В нашем случае самонаблюдение было ориентировано на разного рода национально-специфичные единицы языка и лингвокультуры, при этом фиксация материала не ограничивалась определенной сферой.
Во-вторых, интроспективные данные являются результатом наблюдения за психическими процессами только одного индивида. В качестве контраргумента сторонники интроспекции выдвигают следующий тезис, что «одинаковые условия вызывают сходные психологические явления», так как существуют общие черты, свойственные разным индивидам. В нашем исследовании мы исходим из позиции об инвариантности ядерных национально-культурных ценностей, программ поведение, реакций, взглядов у представителей одной лингвокультуры (Ю.Н. Караулов, Ю.А. Сорокин, А. Вежбицкая и др.). Иными словами, реакции носителя русского языка будут типичны и предсказуемы в смежных условиях. Интересно отметить, что Э.Л. Радлов говорил об изменении термина «самонаблюдение» (как методического наблюдения за собственными состояниями) на термин «внутреннее восприятие». По мнению ученого именно внутреннее восприятие позволяет говорить об осознании тех или иных психических процессов в себе, рассматривать их переменчивость и текучесть, фиксировать то, что происходит в сознании в каждый момент времени. Память помогает сохранять такого рода состояния, что дает возможность сравнивать прошлые переживания с настоящими, с переживаниями других субъектов и, следовательно, находить общие черты. Иными словами, Э.Л. Радлов указывал на интроспекцию как феномен психики, но отказывался от метода интроспекции, заменяя его методом внутреннего восприятия [Радлов, 1913]. Разработка понятийно-терминологического аппарата всегда связана с появлением различных номинаций для определения сходных явлений и зачастую основывается на предпочтениях того или иного исследователя, что не меняет сути изучаемого объекта.
Интроспекция, по нашему мнению, находится в центре самоописания. Если говорить о самонаблюдении (интроспекции) как исследовательском методе, который позволяет выявлять национально-культурные несоответствия разных уровней, то это эмпирический метод. Он генетически связан с методами наблюдения, эксперимента, экстроспекции, которые по природе своей эмпирические. Включенность в контекст иной лингвокультуры и участие в межкультурном общении позволяют говорить о межкультурной интроспекции и межкультурном самоописании, так как информантом фиксируются и описываются собственные реакции на фрагменты другой лингвокультуры, отмечаются особенности языковой и коммуникативной компетенций.
Охарактеризуем авторскую межкультурную интроспекцию (самонаблюдение) на основе ряда существенных параметров, указанных в проанализированных нами классификациях отечественных и зарубежных ученых (М. Владиславлев, А.И. Введенский, Б.Г. Ананьев, В. И. Слободчиков, Е. И. Исаев, В.Н. Дружинин, В. Келлер и др.). По цели самонаблюдения-индивидуальная, так как самонаблюдение осуществляет один человек. Однако при межкультурной интроспекции внимание сосредоточено на собственных реакциях информанта как носителя русской лингвокультуры, временно включенного в контекст корейской лингвокультуры, а не как личности. На основе такого материала возможно описывать особенности образа русского коммуниканта как человека удивляющегося, но невозможно составить психологический портрет индивида. Для объективации данных предполагается сравнительно-сопоставительный анализ с другими дневниками самонаблюдения, самоотчетами и данными, в которых отмечались лингвокультурные расхождения. Таким образом, интроспекция является и сравнительной. По временной характеристике - отсроченная и ретроспективная. Во первых, это связано с тем, что актуальная интроспекция применяется в редких случаях опытным исследователем-психологом, а во-вторых, с объективными факторами невозможности постоянного нахождения с материальными носителями везде, где происходило общение с корейцами. Более того, прерывание речи с целью фиксации данных оказывает отрицательное влияние на естественность коммуникации в целом.
По параметру создания специальных условий - экспериментальная, так как некоторые данные подтверждались на основе искусственно созданных ситуаций коммуникативных неудач.
Специфичные модели поведения в корейской лингвокультуре с позиции носителя русского языка
Ниже описываются не все национально-специфичные единицы русского языка и лингвокультуры, выявляющие специфичность или тенденцию быть универсальными на фоне корейской лингвокультуры (шире восточной), а только наиболее показательная часть в рамках непосредственного межкультурного общения, оказывающая определенное влияние на конкретные коммуникативные акты. Это позволяет очертить зоны сосредоточения языковых единиц с насыщенной культурной семантикой, где прогнозировано будут возникать трудности в ситуации межкультурного общения на русском языке между носителями русского и корейского языков.
Отбор основных коммуникативных ситуаций, в которых были зафиксированы коммуникативные неудачи и разные формы удивления, был проведен на основе авторского дневника самонаблюдения и дополнен данными других информантов (также носителей русского языка). Лингвистический и лингвокультурологический анализ указанного материала позволяет выявлять специфичность и универсальность конкретных фактов языка. Лингвистический анализ связан с описанием различного рода информации (денотативной, грамматической, оценочной, эмотивной, мотивационной, стилистической), закрепленной в конкретных фактах языка. Лингвокультурологический анализ раскрывает скрытую культурную семантику единицы языка, обнаруживая особенности ее функционирования в прагмалингвистическом контексте конкретной ситуации межкультурного общения. Проанализированный нами материал соотносится с исследованиями отечественных лингвистов в области описания национального менталитета и ключевых понятий лингвокультуры (Ю. Е. Прохоров, И.А. Стернин, А.А. Акишина, А. Зализняк, А.Д. Шмелев и др.). В частности, сборник статей «Константы и переменные русской языковой картины мира» (А.А. Зализняк, И.Б. Левонтина, А.Д. Шмелев) стал для нас опорной. Авторы рассматривают множество базовых концептов, основных элементов русской языковой картины мира, анализируют преимущественно литературные примеры, выделяют специфичность русской лингвокультуры в основном на фоне западноевропейских лингвокультур. Сравнение полученных нами данных с уже описанными учеными фрагментами языка и культуры с одной стороны, было дополнено, так как нами был проанализирован материал живого межкультурного общения, обнаруживающий специфичность или тенденцию к универсальности на фоне корейской (шире восточной) лингвокультуры, а с другой – подтвердило универсальность или специфичность единиц, так как нами были получены смежные результаты при применении других методов. Работа Ю.Е. Прохорова и И.А. Стернина «Русские: Коммуникативное поведение» выступила опорной при описании особенностей коммуникативного поведения русских в различных сферах и ситуациях. В этой книге дается описание основных черт русского менталитета, определяющих коммуникативное поведение народа (соборность, закононебрежение, нелюбовь к среднему и др.) Однако эти черты выделены при сопоставлении коммуникативного поведения русских и представителей некоторых западноевропейских культур (американцы, англичане, немцы, финны и др.) по ряду вербальных и невербальных параметров на основе анкетирования [Прохоров, Стернин, 2007]. В нашей работе внимание сосредоточено на специфичных и универсальных чертах русского коммуникативного поведения, обнаруженных на фоне корейской лингвокультуры (шире восточной). Некоторые черты, отмеченные авторами, не выявляют высокой степени культурной специфичности (например, соборность), в то время как другие обнаруживают высокую степень лакунарности (например, открытое высказывание своего мнения).
Таким образом, существуют универсальные единицы русского языка и лингвокультуры, которые обнаруживаются на фоне неблизкородственных лингвокультур при привлечении других методик (самоописание). На основе самоописания носителей русского языка нами выделено несколько уровней взаимодействия коммуникантов, на которых специфика элементов языка и культуры проявляется особенно ярко: вербальный, когнитивный, прагматический, поведенческий, невербальный. Мы придерживаемся точки зрения, что специфика этих уровней в рамках межкультурной коммуникации является взаимосвязанной и взаимообусловленной. При непосредственном межкультурном общении задействованы одновременно все уровни.
Однако в работе описание вербальных единиц осуществляется традиционным путем, отдельно выделяются фонетические, лексические, грамматические, стилистические, концептуальные и т.д. особенности. Несмотря на условность такого деления при исследовании реального, живого общения, такой композиционный прием нам кажется наиболее подходящим для целей этого исследования.
Язык самым тесным образом вплетен в культуру общества. Данные идеи восходят ещё к работам Вильгельма фон Гумбольта, который утверждал, что язык является проявлением народного духа. В современной науке положение о том, что «познание культуры через язык и языка через культуру неразрывны» [Костомаров, 2005, с. 45], стало центральным. Таким образом, онтологическая взаимосвязь языка и культуры позволяет в настоящей работе выделять культурный компонент в той или иной степени во всех категориях, проанализированных с точки зрения специфичности.
Развитие межкультурной чувствительности как способ нейтрализации лингвокультурной лакунарности
Зачастую истинные мысли и эмоции заменяет вежливая маска. По этой причине «потерять лицо» или «сохранить лицо» являются важными национально-специфичными чертами корейской лингвокультуры. Корейцы могут внешне согласиться оказать помощь, чтобы сохранить хорошие отношения и не расстраивать человека, хотя с самого начала знают, что не смогут помочь. Не только сдержанность, но и двусмысленность отличает корейское коммуникативное поведение. Это затрудняет общение с русскими, где ценится искренность. В высококонтекстуальных культурах предпочтение отдается непрямой коммуникации, что обусловлено важностью уважения «лица» другого человека. Так, корейцы не дают негативных ответов типа «нет» или «я не согласен с вами», не говорят прямо об ошибках. Обычно используются ответы уклончивого типа (напр., я согласен с вами в принципе или я сочувствую вам). Понять, что это — формы отказа, можно только из контекста ситуации. Таким образом, корейцы активно показывают свои положительные эмоции и скрывают отрицательные. Данное лингвокультурное расхождение затрудняет адаптацию носителей русского языка в корейской лингвокультуре и обусловливает непонимание ситуации в целом.
Общение с иностранцами
Общение с иностранцами в русской культуре подчиняется общим правилам коммуникативного поведения и в большей степени связано с искренностью как основной чертой русского общения. Иными словами, русские могут подробно отвечать на вопросы иностранца, помочь добраться до места, если у них есть время и настроение, а могут ответить односложно, не проявив внимания, при нехватке времени. Корейцев в большей степени, чем русских, беспокоит впечатление, которое производит страна, а соответственно какой статус она имеет среди мировых держав. Одними из самых популярных вопросов иностранцам являются: «Что вы думаете о Корее?», «Что вам понравилось в Корее?». Подобные вопросы русские задают сравнительно реже. Это может быть связано с известными словами «умом Россию не понять». При этом русским свойственен «коммуникативный пессимизм» [Прохоров, Стернин, 2007, с. 123], который проявляется в том числе в плохих оценках собственной страны и народа. В то время как корейцы в первую очередь говорят о положительных сторонах. Однако русские воспринимают отрицательно, если иностранцы обсуждают Россию в негативном ключе. Здесь уместно привести цитату А.С. Пушкина: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство» [Пушкин, 1946]. Это оказывает существенное влияние на общение.
Корейцы общаются с иностранцами очень доброжелательно, стараясь произвести хорошее впечатление. Они проявляют гостеприимство к гостю своей страны особенно представителю европеоидной расы. Это проявляется в том, что иностранцу практически всегда оказывают помощь. Приведем ситуацию из дневника самонаблюдения носителя русского языка: «в корейском метро я была одна и не могла найти нужное место. Неожиданно ко мне подошел кореец и предложил помощь: «You look lost. Can I help you?» [Р. Корея, 2010] (Вы выглядите потерянно. Могу я помочь?- наш перевод – Т.С.). В целях эксперимента информанты обращались за помощью к разным корейцам. По данным проведенного эксперимента можно сделать вывод, что приблизительно 1 из 30 корейцев может отреагировать невежливо, остальные реагируют дружелюбно и готовы оказать необходимую помощь». Более того, если кореец не может объяснить дорогу, показывает ее, предлагая проследовать за ним, или просит незнакомого прохожего помочь иностранцу. Это способствует комфортному пребыванию особенно в первые дни, что отмечено информантами. При этом такое покровительственное отношение имеет и негативную сторону, так как не позволяет иностранцу стать «своим». В то время как русская культура является более открытой. Коммуникативное поведение по отношению к иностранцу незначительно изменяется (например, русские могут замедлить темп речи). Не в последнюю очередь это связано с многонациональностью России, где отличить иностранца по внешним признакам не всегда возможно.
Русские реже переходят на язык-посредник (английский) при общении с иностранцами. Во-первых, это связано с незнанием языка (особенно в небольших городах). Во-вторых, русские зачастую предпочитают не оказать помощь совсем, чем продемонстрировать плохое знание иностранного языка. Корейцы в таком случае переходят на жестовый код коммуникации или обращаются за помощью к другим корейцам, владеющим иностранным языком (чаще английским). Достаточно большой процент корейского населения владеет английским языком (по крайней мере на начальном уровне). Хотя корейцы также стесняются говорить на иностранном языке особенно с представителем европеоидной расы, потому что он автоматически воспринимается как носитель английского языка. Все информационные стенды, объявления в общественных местах продублированы на английский язык, что обнаруживает лакунарность русского культурного пространства.
Несмотря на то, что русский традиционно считается одним из самых сложных языков в мире, русские не очень терпеливо относятся к ошибкам и акценту. Корейцы, зная о сложности своего языка, очень положительно и терпеливо относятся к иностранцам, которые говорят по-корейски даже элементарные фразы. Зачастую говорят комплименты. Также, несмотря на проявление дружелюбия, корейцы четко держат дистанцию в общении, а отношение к иностранцам вежливо-прохладное, так как они воспринимаются как временные гости. Более того, на иностранца могут пристально смотреть и даже показывать пальцем, хотя и с доброжелательными намерениями. Одним из информантов была отмечена следующая неприятная ситуация: «можно потрогать твой нос? Он такой большой» [Р. Корея, 2010], другой информант отмечает: «дети трогали руками мои кудрявые волосы» [Р. Корея, 2011].