Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Логичность и ее место среди функциональных стилейикоммуникативных качеств речи 9
1.1. Логичность в культуре речи, стилистике и риторике .9
1.1.1. Логичность в культуре речи .10
1.1.2. Логичность в риторике .14
1.1.3. Логичность и функциональная стилистика 20
1.2. Логичность в системе качеств речи 28
1.2.1. Предпосылки системного подхода к качествам речи .28
1.2.2. Веерная матрица и системный подход к качествам речи 30
1.2.3. Системный анализ основных качеств речи 35
1.2.4. Логичность и ясность: О соотношении понятий 43
1.3 Общая характеристика языкового материала .48
Выводы 51
Глава 2. Логичность в перспективе дальней прагматики 54
2.1. Точность и ее нарушения 54
2.1.1. Точность в семантическом аспекте .55
2.1.2. Коммуникативный (прагматический) критерий точности 60
2.2.2. Степени нарушения точности 64
2.2.3. Точность в плане синтактики (синтагматики) 71
2.2.4. Локальная и глобальная точность 78 2.2 Непротиворечивость и ее нарушения 83
2.2.1 Непротиворечивость и ее нарушения на уровне текста .84
2.2.2 Явная и скрытая противоречивость 100
2.2.3 Непротиворечивость и деление понятий .106
Выводы .110
Глава 3. Логичность в перспективе ближней прагматики ...112
3.1 Доказательность и ее нарушения .111
3.1.1 Доказательность текста в логике и риторике 112
3.1.2 Основные типы нарушения доказательности 115
3.1.3 Доказательность и тема текста 123
3.2. Последовательность и ее нарушения .127
3.2.1. Последовательность как структурированность текста и ее критерии 127
3.2.2. Последовательность, связность и целостность 135
3.2.3. Последовательность и топика.. 138
Выводы .148
Заключение 151
Библиография
- Логичность в риторике
- Предпосылки системного подхода к качествам речи
- Точность в семантическом аспекте
- Последовательность и ее нарушения
Логичность в риторике
Итак, традиция рассматривать логичность как коммуникативное качество речи восходит к Б. Н. Головину. В основе разработанной им системы лежит идея о том, что качества речи должны выделяться на основании соотношения речи с неязыковыми структурами, то есть с языком, мышлением, действительностью, условиями общения и т. д. [Головин 1988, с. 25]. Это позволило автору выделить ряд осей, каждой из которых соответствует одно или более качеств речи:
Как видно из приведенного списка, Б. Н. Головин вводит логичность и точность на двух осях: «речь - мышление» и «речь - действительность». (В этом отношении точность и логичность похожи на такое качество речи, как действенность, которое также связывается с двумя осями «речь - сознание» и «речь - адресат»). В силу такой двойной привязки Б. Н. Головин противопоставляет логичность понятийную (логические связи между словами и предложениями) логичности предметной (соответствие структуры речи внеязыко-вой деятельности, объективным закономерным отношениям между явлениями).
При этом о логичности речи, по мнению Б. Н. Головина, можно говорить лишь при условии совмещения логичности понятийной и предметной: «Соотношение речь - действительность, наряду с соотношением речь - мышление, позволяет осмыслить такие коммуникативные качества, как точность и логичность. … если достигнуто соответствие между смысловыми связями слов и предложений, с одной стороны, и «логикой» отношений и зависи мостей между предметами и явлениями реального мира, с другой – речь логична» [там же, с. 29].
Полезность систематизации качеств речи трудно переоценить. Такой подход позволяет упорядочить огромный массив языковых фактов и системно представить все возможные недочеты речи. Тем не менее, концепция Б. Н. Головина обладает некоторыми недостатками и подвергалась обоснованной критике. В частности, как указывает Г. Г. Хазагеров, качества речи, выделяемые Б. Н. Головиным, «не равнозначны в том отношении, что одни из них инвариантны по отношению к любому стилю, другие могут рассматриваться как положительные только в рамках одного конкретного стиля, будучи нежелательными для других. Кроме того, «действенность» речи является суммарной категорией – абсолютной целью речи, по крайней мере, риторической, в то время как другие качества рассматриваются как средства» [Хазагеров 2009, с. 331].
Границы логичности как качества в современной культуре речи достаточно подвижны. Рассмотрим некоторые вариации трактовок логичности, наиболее важные в этом отношении.
Логичность в культуре речи не всегда определяется с опорой на соотношение речи и мышления, речи и действительности. В последние годы все чаще логичность рассматривается как соответствие речи и мышления, ср: логичность речи – «соответствие используемых речевых средств законам мышления» [Мартинович, Семенов 2006, с. 27]; «закономерность и последовательность речи, соответствие ее законам логики» [Жаркова 2000, с. 68]; коммуникативное качество, «отражающее соотношение языка и мышления и выявляющее наличие у говорящего определенных умений и навыков, связанных с правильным изложением мысли и построением текста» [Русская речевая культура 2006, с. 57]; «смысловое сцепление единиц языка в речи, соответствующее законам логики и правильного мышления» [Жеребило 2010]. Лишь в некоторых дефинициях сохраняется двоякое понимание логичности: логичность – «последовательность, непротиворечивость высказы 12 вания или построение речи в соответствии с законами логики, с отношениями и связями реальной действительности» [Стилистический энциклопедический словарь 2006, с. 211].
Существуют и более развернутые толкования логичности, выделяющие различные аспекты: «Логичность текста предполагает такие его качества, как последовательность в изложении материала, непротиворечивость мысли, четкость и достаточность аргументации, соотношение общего и частного. Логичность мысли (и соответственно речевого выражения) обнаруживается и в верности отражения фактов (объектов) действительности и их связей и отношений (общее и единичное, причина и следствие, сходство и различие, содержание и форма, подчинение и сочинение, сущность и видимость)» [Вал-гина 2003, с. 79].
Стоит отметить, что понятие логичности в современной культуре речи все больше утрачивает связь с логикой в собственном смысле слова, то есть логическими законами, правильным делением понятий и т. д. В частности, в настоящее время к логичности также принято относить последовательность в изложении материала, ср.: логичность – «специальная организация языкового материала, служащая последовательному изложению…, когда одна мысль вытекает из другой и последовательность изложения такова, что ясно улавливается главное и второстепенное» [Ежова 2011, с. 89].
О том же процессе свидетельствует отнесение к логичности такого аспекта текста, как композиция: «Логичность на уровне целого текста связана с его композицией и предполагает деление текста на пропорциональные части и обдуманную последовательность этих частей с обозначением перехода от одного смыслового отрезка к другому» [Культура русской речи 2007, с. 310]. Очевидно, что «прозрачная», выверенная, адекватная композиция способствует донесению информации до адресата. Однако к логике как таковой она имеет лишь опосредованное отношение. В частности, логичный (в узком смысле этого слова) текст может не обладать выверенной композицией, однако от этого он не утратит своей логичности
Предпосылки системного подхода к качествам речи
Точность речи – это одно из проявлений ясности речи, которое связано с дальней прагматикой и референциальной стороной речи. В силу соотнесенности с дальней прагматикой, оно сходно с непротиворечивостью; соотнесенность с референциальной стороной речи сближает его с доказательностью.
Бесспорно, точность речи чрезвычайно важна в плане ближней прагматики, поскольку благодаря именно точности речь становится понятной. Однако точность – это непосредственное проявление устойчивости лексической системы языка в целом и отдельных специальных языков, создаваемых научными дисциплинами. По этой причине измерение дальней прагматики для точности речи является более важным.
Точность реализуется преимущественно на уровне словоупотребления. Однако, как буде1т показано далее в данном параграфе, имеются аспекты точности, которые предполагают распространение этого качества на более обширные речевые отрезки, то есть сложное синтаксическое целое и даже текст.
Анализ точности, который предлагается в данном параграфе, осуществляется с точки зрения трех аспектов, которые хорошо известны в лингвистике и семиотике: семантики, прагматики и синтактики. Под семантикой понимаются отношения между знаками и действительностью, под прагматикой – отношения между знаками и теми, кто их использует, а под синтактикой – отношения между знаками в рамках высказывания [Ленец 2010; Степанов 2001]. Выделение этих трех аспектов важно, поскольку точность реализуется преимущественно в плане словоупотребления. Современная же лексикография исходит из того, что лексические единицы должны описываться с точки зрения каждого из этих аспектов [Апресян 1995; Жучкова 2011; Табанакова 2006]. С другой стороны, усвоение слова предполагает овладение его семантикой, синтактикой и прагматикой [Цупикова 2010, с. 199].
Однако при анализе эта терминология не используется последовательно. Обусловлено это чисто терминологическими соображениями. Так, термин «прагматика» и его производные обычно ассоциируются с коммуникативными намерениями и действиями говорящего/пишущего, тогда как в предлагаемом анализе, как будет видно из дальнейшего изложения, фигуры отправителя и адресата важны в равной мере. Кроме того, неудобным является термин «синтактика», а точнее, отсутствие у него производных. Термин «синтактический» в современной лингвистике и семиотике не используется, а термин «синтаксический» является слишком нагруженным коннотациями, связанными с синтаксисом как разделом грамматики. Поэтому далее вместо него будет использоваться термин «синтагматический».
Необходимо также добавить, что однозначная оценка точности речи со стороны реципиента в некоторых случаях затруднительна. Основные причины этого заключаются в неизвестности смысла, который хотел выразить автор, а также в особенностях коммуникативной личности, осуществляющей оценку. Некоторые из аспектов роли коммуникативной личности адресата будут рассмотрены в п. 2.1.2.
Проблематика, сконцентрированная вокруг точности речи, в значительной части случаев допускает логико-семиотическую семантическую интерпретацию. Введем основные понятия, которые понадобятся в дальнейшем анализе. Для этого обратимся к типичному примеру нарушения точности – употреблению слова не в соответствии с его языковым (словарным) значением: Брак и семья все больше д искредитируются молодым поколением (МУ 2013, №11, с. 760).
Согласно словарным определениям, дискредитировать – «подрывать доверие к кому-, чему-л.; умалять чей-л. авторитет, значение» (БТСРЯ). Это слово предполагает, что некий субъект совершает действия или выносит суждения, которые приводят к падению авторитета объекта дискредитации. Ситуация дискредитации также предполагает наличие лиц, которые являются свидетелями данной активности и в результате утрачивают уважительное отношение к объекту дискредитации. Типично указание на них вводится при помощи предложного сочетания «в глазах кого-либо». Разумеется, компонент предложения, вводимый предложным сочетанием, может опускаться. Однако он является обязательным с точки зрения толкования глагола и описания стоящей за ним ситуации.
Использование глагола «дискредитировать» приводит к тому, что в тексте появляется дополнительный смысл: в соответствии с ним молодежь якобы совершает некоторые действия или высказывается о браке и семье неуважительно, в результате чего данные явления утрачивают авторитет в чьих-то глазах. Однако в пользу правильности этого суждения не приводится ни одного факта. Хотя в тексте цитируемой статьи высказывается мысль о том, что молодежь не испытывает достаточного уважения к браку и семье, даже эта мысль не доказывается. Результаты опроса, изложению которых посвящена статья, не позволяют сделать вывод о том, что современные студенты и школьники относятся к браку и семье с пренебрежением или сугубо отрицательно. Наоборот, у них преобладает реалистичное и в целом положительное отношение к данным явлениям. Точными в контексте статьи, возможно, были бы предложения «Некоторые представители молодого поколения не питают достаточного уважения к браку и семье», «Брак и семья перестают быть несомненными ценностями для молодого поколения» и т. п.
Ошибка в приведенном примере заключается, прежде всего, в неправильном выборе понятия. Представления об утрате уважения и о дискредитации имеют «общий знаменатель» – утрата уважения. И именно этот «общий знаменатель» создает условия для их смешения. Однако если первое представление соотносится с результатом процесса, то идея дискредитации неизбежно отсылает еще и к причинам, «предыстории», которая привела к дан 57 ному результату. Утратить уважение можно просто так, без причины или без видимых причин – дискредитация является результатом действий или высказываний, причем нередко целенаправленных.
Рассмотрим теоретическую сторону данного явления. Для ее осмысления необходимо использовать такие понятия, как интенсионал (традиционно противопоставляется экстенсионалу) и референт. Учет этих трех компонентов необходим, поскольку интенсионал соотносится с понятийной логичностью, а референт – с предметной логичностью. Экстенсионал в этой схеме занимает промежуточное положение и выполняет роль «посредника», промежуточного звена между интенсионалом и референтом.
В соответствии со сложившимся пониманием, интенсионал представляет собой совокупность мыслимых признаков, формирующих понятие, а экстенсионал – совокупность (класс) обозначаемых данным понятием сущностей. Данное разграничение соответствует противопоставлению содержания и объема понятия [Горский и др. 1991, с. 67-68; Зайцева 2014, с. 98; Новоселов 2008; Павиленис 1983, с. 279-280; Современный философский словарь 1998, с. 346; Языкознание 1998, с. 438].
Точность в семантическом аспекте
Логичность и ясность этого высказывания повысилась бы, если бы автор вместо союза «и» использовал союз «или». Смысл, который действительно имеется в виду, можно было бы усилить при помощи вводного слова «например» («англо-, франко- или, например, немецкоязычных стран»), которое подчеркнуло бы, что этот список является открытым и незавершенным, то есть, скорее, выполняет иллюстративную функцию. Наконец, еще большему усилению мысли способствовало бы использование множественного числа в обстоятельственном обороте, ср.: «представители англо-, франко- и немецкоязычных стран, несмотря на общие языки...» Использование множественного числа создает предпосылки для дистрибутивной, а не совокупной интерпретации приписываемого признака.
Разумеется, допустимой является и более радикальная правка, в частности, более развернутое выражение мысли. Однако предложенные варианты представляются оптимальными, поскольку предполагают минимальное вмешательство в авторский текст.
Заслуживает внимания следующий пример, в котором источник противоречия может быть локализован в грамматическом значении, а именно в употреблении форм единственного/множественного числа (хотя это и не является единственно возможным объяснением): По-мнению большинства ученых, самой первой социальной группой, в которой закладываются основы его личности, является семья, учебная группа, любительские объединения и т. п. (НСС, XII, с. 92). Закономерно ожидать, что в одном предложении наряду со словосочетанием «самая первая социальная группа» будет присутствовать номинация одной-единственной группы (скорее всего, семьи). Однако далее следует перечисление целого ряда социальных групп, причем этот список при помощи сокращения «и т. п.» маркируется как открытый.
Можно предположить, что за этой ошибкой стоят механизмы, типичные для устной речи. Мы имеем в виду изменение замысла высказывания в процессе его порождения – одну из причин речевых сбоев. В речи это приводит к тому, что высказывание совмещает в себе элементы двух высказываний: «Самой первой группой является семья» и «Самыми первыми группами являются семья, учебная группа, любительские объединения и т. п.». И если в устной речи такие ошибки неизбежны, то в письменной речи они недопустимы. Они свидетельствуют о том, что автор не приложил достаточно усилий для адекватного выражения своих мыслей.
Тем не менее, ошибка в приведенном примере заключается именно в использовании неподходящей грамматической формы. У порядкового числительного «первый» имеется производное значение, не связанное с непосредственно с идеей счета: «предшествующий всем другим однородным или подобным; первоначальный, начальный» (СРЯ). Порядковое числительное в этом употреблении обретает некоторые качества прилагательного. В частности, данное числительное может использоваться во множественном числе («первые социальные группы»); закономерной оказывается и возможность образования превосходной степени от прилагательного «первый» («самая первая социальная группа»). В последнем случае превосходная степень позволяет выделить явление из множестве аналогичных ему в отношении первенства (ср. «первый среди первых»). Не является аномальным и совмещение этих форм: «самые первые социальные группы». Устранить ошибку в приведенном примере можно, заменив форму единственного числа на форму множественного числа.
Еще более ярким примером противоречия на грамматическом уровне является следующее предложение: После 1-ой четверти I тысячелетия до н.э., наблюдается процесс развития орошаемого земледелия в оазисах, появления централизованных государств и образования в регионах приграничных пустынь племенных союзов конфедерационной формы (МУ, 2013, №7, с. 303). Источником этого противоречия является форма единственного числа существительного «процесс», при котором имеется три номинации разных (и при этом сильно различающихся) процессов. Более логичным было бы упот 96 ребление множественного числа: «наблюдаются процессы развития орошаемого земледелия, появления централизованных государств и образования племенных союзов».
Источником противоречивости могут служить переносные значения слов. Противоречивость присуща катахрезе, то есть тропу или речевой ошибке, которые предполагают «употребление слов в переносном смысле, противоречащем их прямому, буквальному значению, причем противоречие это выступает или благодаря необычному соединению слов в переносном значении или благодаря одновременному употреблению слова в прямом и переносном значении» (ЛЭ). Ярким примером катахрезы является фраза Правое крыло фракции разбилось на несколько ручейков. В нем содержится сразу три слова, каждое из которых «навязывает» особое метафорическое осмысление ситуации, причем эти осмысления вступают в очевидный конфликт.
Примеры катахрезы, хотя и не такие яркие, встречаются и в исследованном материале. В частности, как неудачную катахрезу можно интерпретировать следующее высказывание: игральные карты были средством межсословной и межэтнической коммуникации, о чем свидетельствует сам тот факт, что они прошагали путь из Китая в Европу вместе с торговцами, завоевателями и путешественниками (МУ, 2013, №7, с. 311). Приведенный пример было бы правомерно квалифицировать как каламбурную зевгму [Москвин 2006, с. 282; 2007, с. 301-302] или констелляцию зевгм [Береговская 1985, с. 65], если бы выражение «карты прошагали путь» не было аномальным. Однако мы имеем дело с наложением двух значений одного слова, которые вступают в конфликт, а не со стилистическим эффектом, который возникает из сочетаемости слов (ср.: «Шли дождь и два студента»).
Последовательность и ее нарушения
В риторике и культуре речи предлагается довольно много схем изложения материала: индуктивный (от частного к общего), дедуктивный (общего к частному), проблемный, основанный на аналогии, хронологический, или исторический (материал излагается в хронологической последовательности), концентрический (многоаспектный анализ одной проблемы), ступенчатый (последовательное изложение разных, но связанных между собой вопросов).
Кроме того, в риторике некоторые способы расположения материала подчинены цели убеждения. В частности, они учитывают готовность/неготовность аудитории принять тезис. Например, в зависимости от предполагаемых установок аудитории тезис целесообразно располагать либо в начале (вероятно, что аудитория будет с ним солидарна), либо в конце (вероятно, что аудитория может отнестись к тезису скептически). В некоторых случаях предлагается вообще отказаться от формулировки тезиса, полагаясь на то, что аудитория сформулирует его самостоятельно.
Существующие подходы к композиции мы предлагаем дополнить подходом, основанным на топосах. Сразу же необходимо отметить, что в таком контексте данный инструментарий используется способом, отличным от традиционного, заложенного его основателями (Протагором, Аристотелем и др.).
Топика и топосы традиционно осмысляются как инструменты поиска идей. Следовательно, топика связывается с первым этапом риторического канона, инвенцией (изобретением), целью которой является определение замысла речи, ее основной мысли (тезиса), а также – это является наиболее важным моментом – поиск аргументов.
Трактовка топоса в риторике неоднозначна. Во-первых, топос понимается как мысль или суждение, которые не нуждаются в доказательстве. Так, В. И. Аннушкин пишет: «Основные способы создания речи известны в риторике под названием топосов – «мест» или «хранилищ» (лат. topos – место) идей, доказательств, с которыми должны согласиться слушатели речи. Топо-сы называются общими местами, поскольку они содержат общие нравственные и философские положения, которые считаются общепринятыми в данном социуме» [Аннушкин 2006, с. 55]. С точки зрения доказательства такое понимание топосов естественно соотнести с абсолютно валидными аргументами, которые сами не нуждаются в обосновании. При таком подходе к топо-сам следует отнести такие положения, как «Воровство недопустимо», «Человек должен любить свою родину», «Человек смертен» и т. п.
У топоса в таком понимании имеется коммуникативный аспект, который затрагивает отношения между отправителем сообщения и его аудиторией. Слово «общий» в составе выражения «общее место» «указывает на то, что положение является общим для оратора и аудитории, в одинаковой степени разделяется ими. Успех речи можно поставить в прямую зависимость от того, сможет ли говорящий свести тему, которая может вызвать возражения у ау 140 дитории, к совокупности положений, которые аудитория принимает безоговорочно. Можно сказать, что оратор, который достигает этой цели, “загоняет” аудиторию “в тупик”, то есть вынуждает ее принять доказываемый им тезис» [Хазагеров, Лобанов 2008, с. 75].
Другое понимание топосов, более уместное в контексте данной работы, акцентирует логическую сторону содержания сообщения. Топика вообще в своей основе связана с универсальными механизмами мышления. Как пишет С. И. Радциг, «для правильных суждений общие места представляют набор общепризнанных понятий, служащих операторами для описания мира» [Рад-циг 1969, с. 29]. По словам С. И. Гиндина, «топосы представляют собой определенные стандартные отношения между понятиями и явлениями, позволяющие по некоторому заданному понятию находить другие, с ним связанные и соотносящиеся» [Гиндин 1986, с. 362]. Согласно определению В. Гримальди, топос – это «естественные пути, которым следует мысль» (цит. по работе [Хазагеров 2008, с. 7]).
В соответствии с этим подходом, топосы соотносятся с общими категориями, которыми оперирует человеческое мышление («часть», «целое», «причина», «время», «место», «сходство» и т. д.)» [Хазагеров, Лобанов 2008, с. 73]. Топосы представляют собой наиболее употребительные приемы мыслительной деятельности. В общей топике «зафиксированы наиболее продуктивные и употребительные приемы мыслительной деятельности: определение (род и вид); сопоставление (сравнение, различие, степень); взаимосвязь (причина и результат; антецедент и последствие; противоположность; обстоятельства (возможное и невозможное; прошлое и будущее); доказательство (от авторитета; от свидетельств; от закона; от прецедента и т.д.)» [Автухо-вич 2003, с. 33].
В результате применения топосов к тезису или его компонентам, можно получить новые идеи, которые развивают данную мысль. Как отмечает В. П. Москвин, «общие места… представляют собой точки зрения («места»), с которых следует посмотреть на предмет спора для поиска или производства аргументов “за” и “против”» [Москвин 2008, с. 104]. Г. Г. Хазагеров приводит пример из учебника К. П. Зеленецкого – развертывание рассуждения «надежда утешает человека» с помощью топоса «род и вид». В результате получается следующий ряд: «Надежда утешает царя на троне, земледельца на ниве, пловца в волнах моря и т. п.». Таким образом, применение общего места «род и вид» помогает развернуть мысль с помощью гипонимизации (гипероним «человек» заменяется гипонимами «царь», «земледелец», «пловец») и атрибутизации (трон, нива, волны моря)» [Хазагеров 2008, с. 16].
Подход к топике и топосам, предлагаемый в данной работе, предполагает их использование в качестве инструментов анализа текста. Однако такой подход не предполагает принципиально новой трактовки топики. Скорее, он лишь подчеркивает тот факт, что топосы представляют собой универсальные структуры, и эта универсальность заключается в том, что они являются едиными как для создателя текста, так и для его получателя.
Поскольку ранее инструментарий топики для анализа структуры текста и, в частности, его последовательности не применялся, считаем необходимым проиллюстрировать его возможности наиболее характерными примерами.
Наиболее частотными для структурной организации исследованного материала являются топосы «род – вид», «сравнение», «раньше – позже». Приведем несколько примеров, которые иллюстрируют их воплощение в тексте (некоторые иллюстрации нарушений их применения будут приведены далее в данной главе).