Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. «Лътопись Сибирская тобольскаго ямщика Ивана Черепанова 1760» в аспекте динамики жанра
1.1. Из истории изучения русской летописи 14
1.2. Историографический очерк изучения Сибирского летописания 17
1.3. Текст «Летописи Сибирской»: традиции и новаторство 22
1.3.1. Образ автора и отражение авторской модальности в тексте 22
1.3.2. Структура и содержание «Летописи Сибирской» И.Л. Черепанова 31
1.3.3. Источники «Летописи Сибирской»: «История Сибирская» СУ. Ремезова и «Описание Царства Сибирскаго» Г.Ф -Миллера 43
1.3.4. Хронотоп текста «Летописи Сибирской» И.Л. Черепанова 50
Выводы по 1-й главе 56
Глава 2. Археографический анализ памятника «Летопись Сибирская»
2.1. Палеографическое описание памятника 58
2.2. Графика текста 64
2.3. Орфография списка летописи 69
2.4. Пунктуация списка летописи 72
Выводы по 2-й главе 77
Глава 3. Содержательность текста «Летописи Сибирской»: лексика и фразеология
3.1. Изучение состава и фунцкционирования лексики сибирского памятника 79
3.2. Старославянская лексика в летописном списке Черепановской летописи 81
3.3. Отвлеченные имена существительные 93
3.4. Сложные слова в тексте 99
3.5. Специальная лексика в списке «Летописи Сибирской» И.Л. Черепанова 101
3.5.1. Церковная лексика 101
3.5.2. Военная лексика 105
3.5.3. Общественно-политическая и социально-экономическая лексика 116
3.5.4. Астрономическая лексика 125
3.5.5. Географическая лексика 126
3.5.6. Промысловая лексика 131
Выводы по 3-й главе 138
Глава 4. Соотнесенность грамматики текста с нормализацией и стандартизацией языка эпохи
4.1. Морфологическое варьирование 142
4.2. Синтаксическое варьирование 160
Выводы по 4-й главе 172
Заключение 175
Список литературы 179
- Историографический очерк изучения Сибирского летописания
- Графика текста
- Общественно-политическая и социально-экономическая лексика
- Синтаксическое варьирование
Введение к работе
Сибирские летописи представляют собой уникальную сферу русской письменной культуры: написанные в XVI - XVIII вв., они завершают историю отечественного летописания, сохраняя и развивая его традиции. В целом насчитывается около 40 сибирских памятников летописания. Все сибирские летописи посвящены походу Ермака и освоению Сибири.
Внимание ученых, историков и филологов, привлекали преимущественно ранние летописи. Лишь в конце XX в. появились исследования, в которых пересматривается и опровергается широко распространенное мнение о том, что русское летописание приходит в упадок и прекращается в XVII в. Основанием для этого стали находки новых летописей XVIII - XX вв. в региональных архивах России. Среди них копия списка «ЛЪтописи Сибирской. Тобольскаго ямщика Ивана Черепанова. 1760», хранящаяся в фондах Библиотеки редкой книги Историко-архитектурного музея-заповедника г. Тобольска.
Актуальность исследования. Поздние летописи, в том числе сибирские, пока еще не изучены в аспекте лингвистического источниковедения, а между тем они представляют несомненный интерес в плане содержательности и информационности -двух главных аспектов этого направления исторической русистики. Поздние летописи информативны и для решения смежных научных проблем диахронической стилистики, истории русского литературного языка, лингвокультурологии, а также более узких научных вопросов, касающихся динамики нормирования литературного языка, региональной специфики поздней письменности, эволюции отдельных ЯЗЫКОВЫХ уровней.
В полной мере этот круг проблем встает при изучении «тобольской находки» -«ЛЪтописи Сибирской. Тобольскаго ямщика Ивана Черепанова. 1760» в списке конца XVIII - начала XIX в. Таким образом, необходимость и актуальность исследования текста «Летописи Сибирской» обусловлены рядом факторов, главные из них: научная востребованность лингвистического осмысления памятника, его принадлежность к позднему русскому летописанию, значительный объем текста (462 стр.), переписанного в конце XVIII - начале XIX в. рукой одного копииста, тематическая соотнесенность с другими, более ранними летописями о походе Ермака и освоении Сибири.
В исторической лингвистике нет полного представления о том, как происходило взаимодействие всех живых и отмирающих языковых средств общенационального языка в разных жанрах. В этом плане актуальным является обращение к лингвистическому источниковедению и привлечение новых ЯЗЫКОВЫХ фактов, извлеченных из мало известных и редко публикуемых памятников письменности прошлого.
Изначально русская летопись была связана с книжно-славянским языком, с одной стороны, и народно-литературным, с другой, поэтому полемичным и актуальным в целом остается вопрос о сосуществовании собственно русских и церковнославянских черт в позднем летописном тексте, созданном в эпоху становления единых норм национального литературного языка, всей его жанрово-стилистической системы, в «период функционального столкновения и стилистического перераспределения сфер употребления между книжно-славянским и народно-литературными типами русского языка <...> [Виноградов 1978: 151]1.
1 Виноградов, В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX вв. [Текст] / В.В.Виноградов. - М: Высшая школа, 1982. - С. 56.
Объектом диссертационного исследования послужил текст рукописного списка конца XVIII - начала XIX в. «ЛЪтописи Сибирской. Тобольскаго ямщика Ивана Черепанова. 1760», хранящегося в фондах Библиотеки редкой книги при Историко-архитектурном музее-заповеднике г. Тобольска [КП 12531].
Предмет исследования составляют лингвистическая содержательность и информационность текста рукописного памятника, лингвокультурологический анализ и отдельные аспекты лингвотекстологического подхода, позволяющие осмыслить место текста летописного списка в развивающейся стилистической полифункциональности национального русского литературного языка и его нормализации.
Цель изучения - анализ историко-лингвистической и культурологической значимости списка «ЛЪтописи Сибирской. Тобольскаго ямщика Ивана Черепанова. 1760» в аспекте лингвистического источниковедения и смежных наук. В соответствии с поставленной целью решаются следующие задачи:
1) показать место «Летописи Сибирской» И. Черепанова в кругу сибирского
летописания, дать характеристику летописному тексту с позиций традиции и динамики
жанра (структура и содержание, образ автора, авторская модальность,
интертекстуальность и хронотоп);
2) описать летописный список в аспектах палеографии, графики, орфографии и
пунктуации;
3) выявить типологические и специфические жанрообразующие признаки
летописи на лексическом уровне; показать их значимость в отражении содержания
летописи и ее стилистики;
4) дать в динамике характеристику грамматических норм языка Черепановской
летописи, выявить типичные и специфические грамматические средства и установить
принципы их использования в различных фрагментах летописного текста.
Материалом изучения стал список «ЛЪтописи Сибирской. Тобольскаго ямщика Ивана Черепанова. 1760», копия XIX в. с рукописи Тобольской духовной семинарии, [КП 12531], объемом 462 страницы. Текст демонстрирует состояние русского языка на этом этапе его развития. Для сопоставления и выводов об уровне самобытности Черепановской летописи использованы тематически однотипные фрагменты из летописи СУ. Ремезова «История Сибирская» и исторического труда Г.Ф. Миллера «Описание Царства Сибирскаго».
Материалы изучаемого памятника позволяют наблюдать этапы формирования нормированного литературного русского языка, а также сопутствующую этому процессу вариативность на графическом, орфографическом, лексическом, грамматическом и стилистическом уровнях, т.е. фиксировать динамику летописного жанра в самый поздний период становления языковых норм в сибирском регионе.
Степень изученности темы и проблемы. При исследовании «Летописи Сибирской» были учтены научные положения и идеи в трудах по различным проблемам истории языка: Л.Ю. Астахиной (2006), И.С.Беляева (1911), В.И. Борковского (2004), Е.Н. Борисовой (1978), Л.А. Глинкиной (1998), Н.В. Викторовой-Глухих (2008), Т.М. Григорьевой (2004), Л.М. Городиловой (1989), В.Г. Демьянова (1990), В.Я. Дерягина (1973), С.С. Волкова (2008), М.С. Выхрыстюк (2007), А.Н. Качалкина (2002), О.Н. Киянова (2007), СИ. Коткова (1963, 1980), Б.А.Ларина (1975, 1977), В.Д.Левина (1964), Г.А.Леонтьевой (1986), Д.С.Лихачева (1947), М.В. Ломоносова (1952), А.П. Майорова (2006), В.Г. И.А.Малышевой (1990, 2006), A.M. Молдована (2004), О.В. Никитина (2004, 2005), Н.А. Новоселовой (2006), Б.И. Осипова (1971, 1993), Л.Г. Панина (1985), Н.Н. Парфеновой (1998), Е.Н. Поляковой (2002), О.Г.Пороховой (1969),М.Л. Ремневой (2003), Е.А. Сивковой (2001), А.И. Сумкиной (1981), Р.П. Сысуевой (2004); Н.И. Тарабасовой (1986), О.В. Трофимовой (2002),
Б.А. Успенского (2002), Н.К. Фролова (2001), Г.А. Христосенко (1973);
А.П.Чередниченко (2004), П.Я.Черных (1956), А.А.Шахматова (1938, 1941),
Л.А. Шкатовой (1982, 1987), С.Г. Шулежковой (1967; 1996), И.А. Шушариной (2004).
Теоретической основой исследования послужили современные
антропоцентрические принципы научно-исследовательского подхода к тексту -
системность и историзм, в соответствии с которыми памятник рассматривается как
многоаспектное произведение, характеризующееся коммуникативной значимостью,
единством формы и содержания.
В связи с этими направлениями в ходе анализа материала использованы следующие методы и приемы:
- описательный - при археографическом анализе, описании лексико-тематических групп с использованием приёмов наблюдения, сопоставления, классификации, обобщения;
сравнительно-исторический - при сравнении тематически близкого сибирского летописного языкового материала, различающегося по времени написания;
сопоставительный - при анализе книжности и разговорности на разных уровнях языка тематически сходных фрагментов из «Летописи Сибирской» И.Л. Черепанова, «Истории Сибирской» СУ. Ремезова и «Описания царства Сибирскаго» Г.Ф. Миллера.
Изучение материала проводилось с использованием следующих приемов: определения хронологической относительности языковых фактов, семантической интерпретации; приема количественного учета языковых единиц. Комплекс использованных методов и приемов позволил представить многосторонность и сложность изучаемого объекта, связанного с разными языковыми аспектами в их развитии.
Новизна исследования определяется следующим:
1) впервые в исторической русистике предметом многоаспектного изучения стал
язык поздней сибирской летописи XVIII в. по тобольскому рукописному списку конца
XVIII-начала XIX в.;
2) с учетом достижений современной лингвистики впервые неизученный
региональный летописный текст был рассмотрен в плане содержательности и
информационности, тематической цельности и линвокультурологической значимости;
впервые проведены наблюдения над отражением в языке поздней летописи процессов узуальной нормализации и варьирования единиц разного уровня;
путем сравнения семантически тождественных фрагментов текста «Летописи Сибирской» И. Черепанова, «Истории Сибирской» СУ. Ремезова, «Описания Царства Сибирскаго» Г.Ф. Миллера установлены языковая специфика и оригинальность каждого текста, отражающие языковые закономерности истории русского языка, а также интертекстуальность;
впервые рассматривается как проблема диахронической стилистики угасание летописного жанра и рождение на его месте новых разновидностей повествовательной литературы и отражение проблемы авторства.
Теоретическая значимость работы состоит:
в рассмотрении проблем лингвистического источниковедения и стилистики текста в аспекте становления и развития норм национального литературного языка;
в существенном для диахронической стилистики обзорном представлении традиционных и новаторских особенностей памятника со стороны структуры и содержания, реализации образа автора и авторской модальности текста, хронотопа и интертекстуальности.
Практическая значимость работы и внедрение:
Приведенный в исследовании фактический материал периода становления общенационального русского языка является вкладом в изучение истории русского
языка, исторической стилистики, лингвокульту рол огии, лингвокраеведения. Он может быть использован в дальнейших исследованиях указанных научных направлений.
Практическая ценность диссертации определяется возможностью использования в дальнейшем ее теоретических положений и практических результатов в курсах истории русского языка: при написании учебных пособий; в практике чтения вузовских курсов «Историческая грамматика русского языка», «История русского литературного языка», «Филологический анализ текста», «Стилистика русского языка», спецкурсов и спецсеминаров по исторической лексикологии и лингвистическому источниковедению; при подготовке курсовых и дипломных проектов.
Языковой материал, извлеченный из летописного текста, расширяет представление о лексической системе русского языка конца XVIII - начала XIX в. и может быть использован в дальнейших исследованиях областной исторической лексикографии.
Исходя из поставленной цели и задач диссертационного исследования, определим положения, выносимые на защиту:
1. Копия текста «ЛЪтописи Сибирской. Тобольскаго ямщика Ивана
Черепанова. 1760» является подлинным документом тобольского летописания конца
XVIII - начала XIX в., отражающим черты русской письменности этого периода.
2. По содержанию этот обширный сибирский памятник, отвечающий потребностям
коммуникативно значимой информации, политематичен и передает многоплановую
языковую картину мира русских и нерусских людей Сибири в XVIII в. Текст
летописного списка дает разнообразный материал, запечатлевший значимые факты
общерусской и местной истории и культуры. В этом заключена его
лингвокультурологическая значимость.
3 Интеграция разных аспектов лингвистического анализа памятника «Летописи Сибирской» позволяет наметить тенденции эволюции жанра, а также языкового материала по всем направлениям типологии (от археографии до стилистики):
- графической стандартизации, которая к концу XVIII в. охватывает все типы
текстов, в том числе и летописные; эволюции рукописной графики, в результате которой
было образовано письмо нового типа - рукописная гражданица;
-упорядочения орфографии рукописного текста, кодификаци письма в конце XVIII-начале XIX в.;
- оформления общественно-политической, социально-экономической,
географической, астрономической, военной терминологии, отражающих начало
становления каждой из этих сфер деятельности человека.
В аспекте отражения системно-структурных особенностей поуровневый анализ является показателем высокой грамотности переписчика и в целом дает представление о состоянии русской письменной культуры в конце XVIII - начале XIX в. в ее соотношении с литературным языком. Вместе с тем он отражает процесс становления норм русского литературного языка. Выявленная нормативность соотносится с известными историко-лингвистическими закономерностями развития русского языка конца XVIII - начала XIX в., что не исключает региональных вкраплений.
Текст «ЛЪтописи Сибирской. Тобольскаго ямщика Ивана Черепанова. 1760» представляет собой сложное и жанровое явление. В нем наряду с четко выраженными стилистическими параметрами есть совмещение традиций русского летописания и нарождающегося жанра научно-исторического и военного повествования.
Апробация диссертации. Теоретические положения и практические результаты исследования отражены в докладах на XXXVII региональной научно-практической конференции «Менделеевские чтения-2006» (Тобольск, 2006); на Всероссийской научно-практической конференции «Методология и методика формирования научных понятий у учащихся школ и студентов вузов» (Челябинск, 2007); на межвузовской научно-практической конференции, посвященной Международному дню родного языка 21 февраля 2007 г. «Живое слово» (Тобольск, 2007); на Всероссийской научно-
практической конференции «Русский мир в духовном сознании народов России» (Тюмень, 2008); на III Всероссийской научно-практической конференции «Православие и русская культура: прошлое и современность» (Тобольск, 2009).
Историографический очерк изучения Сибирского летописания
XVII в. характеризуется резким усилением интереса к истории и географии новых земель, в числе которых была и Сибирь. Региональная литература возникла в связи с необходимостью составления карт и чертежей сибирских земель. Кроме карт, составлялись сведения о торговых путях, об этнографии и истории края. Среди этой литературы особое место занимают сибирские летописи. Они явились первой попыткой понять и оценить присоединение Сибири и ее дальнейшую историю. История завоевания и присоединения Сибири, события похода Ермака составляют их основное содержание. Всего известно свыше 40 сибирских летописей. Они относятся к периоду XVI - XVIII вв.
Изучение сибирского летописания, вопрос о его происхождении, историография летописания и другие проблемы представлены в работах ученых, историков и литераторов: П.И Небольсина (1849), СМ. Соловьева (1875), A.M. Ставрович (1922), А.И.Андреева (1960), С.В.Бахрушина (1955, 1968), Е.И. Дергачевой-Скоп (1965, 1991, 2000), В.И.Сергеева (1970), Е.К. Ромодановской (1973), Н.А. Дворецкой (1984), А.Т. Шашкова (1996) и др. В историографии решаются вопросы происхождения и достоверности сведений, содержащихся в сибирских памятниках. Постановка такой проблематики была обусловлена тем, что источники немногочисленны, противоречивы и практически отсутствует документальный материал.
Первым настоящим собирателем сибирских летописей стал Г.Ф. Миллер (XVIII в). Из Сибири ученый вывез Ремезовскую летопись, несколько списков Есиповской летописи в разных редакциях и несколько кратких летописцев. Он сделал первую попытку классифицировать сибирские летописи и использовал их для описания истории Сибири XVI - XVIII вв. Тщательное изучение архивных документов, сибирских летописей и повестей привело ученого к мысли об истоках развития сибирского летописания Г.Ф. Миллер считал, что начало региональному летописанию положил архиепископ Киприан, который составил Синодик, излагавший по рассказам очевидцев и соратников основные события похода Ермака. Из «старых летописцев» ученому была известна только Есиповская летопись. Особое значение историк придавал летописи СУ. Ремезова, которую он называл Тобольской или Ремезовской летописью. Г.Ф.! Миллер писал: «Тобольская летопись, кроме того, что она настоящий подлинник, имеет сие преимущество, что в ней многие приключения пред прочими летописями описаны. Сие меня побудило, что я при сочинении сей истории оной наипаче последовал» [Миллер, т. 1, 1937: 160-161].
После Г.Ф.Миллера в 1768-1774 гг. во время экспедиции в Сибирь Иоганн Петер Фальк, шведский врач, естествоиспытатель, в Тобольске нашел летопись, написанную И.Л. Черепановым. В описании своего путешествия исследователь передает содержание этой летописи [Андреев 1939: 119].
В XVIII в. сибирские летописи привлекли внимание историка Н.М. Карамзина, который пользовался Есиповской, Ремезовской и частично Черепановскои летописями в своей «Истории Государства Российского» (1821).
Критическое направление в историографии Сибири было положено П.И. Небольсиным (1849), который обозначил путь сравнительно-критического исследования сибирских летописей: поиски протографа, положенного в основу сибирского летописания.
Крупные исследования в области историографии сибирского летописания связаны с именем П.А. Словцова (1895). Ученый изучил Строгановскую летопись и пришел к выводу, что она сочинена в отчинах Строганова и тенденциозна: ученый обосновал недостоверность фактологических данных в летописи, тем самым положил начало подлинному научному изучению сибирского летописания.
Сибирские летописи печатались неоднократно. Впервые публиковать сибирские летописи стали еще в XVIIT в. Первым был издан сибирский летописный свод в составе Древней Российской Вифлиофики Н.И.Новиковым (1774-1775 гг.; 1788 г.). Сведений, на основании каких рукописей было сделано издание, не сохранилось.
В 1821 г. Г.И. Спасский опубликовал найденную Строгановскую летопись, повторил издание Есиповской летописи и издал отрывки Черепановскои летописи. В 1826 г. был напечатан «Сибирский летописец», его издание было повторено в 1892 г. В 1869 г. Археографическая комиссия приступила к переизданию общерусских летописных сводов, в двух томах предполагалось напечатать сибирские летописи. В 1880 г. на средства петербургского купца А.И. Зоста вышло фотолитографическое издание Ремезовской летописи, которая была названа «Краткая сибирская летопись (Кунгурская)» по названию части рукописи, написанной на вставных листах. В 1881 г. продолжилось печатание сибирских летописей, приостановленное до этого. Окончательно работа была завершена лишь к 1907 году. В этом же году Археографической комиссией было осуществлено основное издание, но в него не вошли многие памятники, известные к тому времени. Не были использованы и все выявленные списки.
Впервые в обзор русского летописания сибирские летописи были включены Д.С. Лихачевым. В книге «Русские летописи и их культурно-историческое значение» (1947) ученый выдвинул ряд интересных положений и проследил эволюцию сибирских летописей официального направления под влиянием фольклора. Он считал, что фольклор о походе Ермака сложился в XVII в., а во второй половине этого же столетия стал проникать в сибирские летописи.
Особое значение имеют исследования историка СВ. Бахрушина: ученый, с одной стороны, подвел итог изучению сибирских летописей и, с другой стороны, поставил новые задачи. Он предложил традиционную схему развития сибирского летописания от недошедшего сочинения «Написание, како приидоша в Сибирь...» до одной из последних сибирских летописей - Черепановской, своеобразного памятника сибирской литературы, соединившего черты старой сибирской летописной традиции и исторической науки нового времени. Схема СВ. Бахрушина представляется наиболее убедительной, она была принята как основная Д.С. Лихачевым (1947) и В.Г. Мирзоевым (I960), а отдельные ее положения были использованы в исследованиях других ученых, историков, литературоведов: Е.К. Ромодановской (1973), А.И. Андреева (1960), PL А. Дворецкой (1984), Е.И. Дергачевой-Скоп (1965, 2000) и др.
Черепановская летопись - «свод», составленный по всем сибирским произведениям, историческим и географическим, и собственным записям тобольского ямщика Ивана Леонтьевича Черепанова. В своем труде летописец пользуется приемами историографии и источниковедения, заимствованными им у Г.Ф. Миллера. Сибирская литература в XVIII в. сохранила форму летописного исторического повествования, с одной стороны, с другой -привлекла письменные источники, близкие исторической науке, что позволяет, по мнению Е.И. Дергачевой-Скоп, считать И.Л. Черепанова, автора «Летописи Сибирской», «первым сибирским историографом» [Дергачева-Скоп 1965: 145].
Графика текста
Графика - «совокупность начертательных средств того или иного письма, включающая графемы, знаки препинания, знак ударения и др.; система соотношений между графемами и фонемами в фонематическом письме» [Иванова 1990: 118]. Графика тесно взаимосвязана с орфографией, основная задача которой буквами передать фонемный состав слов.
Графические особенности скорописного письма описаны в работах И.С. Беляева (1911), П.Н. Беркова (1964), Л.А. Глинкиной (2000), Н.В. Глухих (2006), М.С. Выхрыстюк (2007), Е. Ф. Карского (1979), СИ. Коткова (1980), Д.С. Лихачева (1983), Б.И. Осипова (1993), Н.А. Новоселовой (2006), Е.А. Сивковой (2001), Л.В. Черепнина(1956) и др.
В работе мы опирались на положение о том, что графика -самостоятельная система, тесно связанная с палеографией, орфографией и пунктуацией; это «набор способов обозначения того или иного явления звучащей речи» [Осипов 1979: 6]. В настоящей работе рассматривается состав алфавита, дублетные буквы, начертания строчных и прописных букв, способы сокращения слов.
Список «Летописи Сибирской» И.Л. Черепанова по особенностям графики можно отнести к эпохе конца XVIII и, скорее всего, - начала XIX в. Особенностью графики данного рукописного текста стали следующие черты:
определенный состав алфавита;
отсутствие выносных букв; лигатур;
минимальное количество сокращенных слов; новые способы
сокращения;
использование букв-дублетов, дублетов-начерков;
вариативность строчных и прописных букв.
В древнерусском алфавите было 43 буквы, в результате Петровской реформы (1708-1710 гг.) были устранены буквы, утратившие свое звучание. Новая азбука стала меньше кириллицы на 7 букв. Была введена буква э, на тот период представленная в тексте лишь тремя словами: эра, эпоха, экспедиция. Вместо буквы «юс малый» была введена буква я. Были отменены «сила» и «титла». Изменился и внешний вид букв [Колесов 1989]. В 1735 г. Российским собранием при Академии наук были упразднены еще две буквы: «зело» и «кси» (в исследуемом летописном тексте употребляется буква «зело»). Так, новая азбука включала 37 букв, в их числе введенная распоряжением Академии наук буква и, используемая в рукописном памятнике на своем месте {подьячий, Андрей, письменный, дітей ), и лигатура іо, которая в тексте не наблюдается. В 1783 г. было предложено ввести букву ё, заимствованную из французского языка, в котором она имеет иное значение. В печати, однако, она была впервые употреблена только двенадцатью годами позже (в 1795 г.), благодаря Н.М. Карамзину, в связи с чем он долгое время считался ее автором: в 1796 г. в первой книжке издаваемого Н.М. Карамзиным стихотворного альманаха «Аониды» с буквой ё были напечатаны слова: зарёю, орёл, мотылёк, слёзы, а также глагол потёк. В тексте «Летописи Сибирской» ё отсутствует, на ее месте пишется е и редко о: шелъ/шолъ, шелкъ/шолковый, зарею, женъ. Данный факт позволяет предположить, что работа над летописью (протографом) была закончена автором не позднее 1760 г., а сама анализируемая рукописная копия создана не позднее начала XIX в. Считаем, что копиист не позволил себе менять текст протографа. Единственно, что он сделал, — это соблюдал уже сложившиеся к началу XIX в. правила графики и орфографии.
В летописи, как и в скорописных текстах XVII-XVIII вв., употребляются буквы / (десятеричное), і (ять), тОг (фита), сохранилась и активно употребляется зело: ЕвстагОгіия, убкжище, безъ разбору, г&едоръ, &едот, А- анасій. Используются буквы ъ и ъ, не несущие звукового значения. Так, «ер» традиционно используется на конце слов на согласный: острогъ, въ, не дошолъ; «ерь» — для обозначения мягкости согласного и как показатель грамматической формы: людье, инфинитив возвратиться и др. Обнаружены немногочисленные примеры слов, в которых мягкость не обозначена: толко, волными, костми. Так как подобные написания встречаются исключительно в прецедентных текстах, частично автором редактированных, можно предположить, что это связано с приемом сокращения слов, который был характерен для текстов предшествующего периода при использовании выносных букв.
Текст рукописи переписан одним копиистом. Почерк ровный, мелкий, красивый. Текст переписан грамотно, практически без ошибок. Имеются индивидуальные особенности почерка. Это рукописная трансформированная гражданина, пришедшая на смену скорописи после реформы Петра I. Буквы написаны с наклоном, но они не остроконечные, не крупные, несколько округлые. Для гражданской скорописи XVIII в. были характерны три типа почерков: готический (прямые остроконечные буквы), английский (высота букв в два раза больше ширины), французский (крупный и круглый) [Рейсер 1970]. Скорописную гражданину изучаемого памятника нельзя отнести ни к одному из указанных типов. Вероятно, текст памятника - это подлинная копия, список с другого текста, сделанный квалифицированным переписчиком, владеющим новым, русским типом рукописного письма.
В рукописи отсутствуют выносные буквы, примеры сокращенных слов единичны, встречаются в тексте и сокращения названий мер: речк. / реч. — речка, тамоши. — тамошние, фун. — фунт, руб. — рубль. Основной тип сокращения - точечный, способ сокращения - суспенсия, то есть слова, не дописанные до конца.
Дублетные буквы. Можно говорить о варьировании: з // s, и // і, ф // в. Чаще употребляются дублетные буквы з/Zs, uZ/i. Буквы з и s полностью взаимозаменяемы: sa которыми - за подобныхъ; въ БвЪриной - имъ звЪриныя; княэъ - князь. Буква / (десятеричное) часто встречается в начале слова и перед гласными, но немало примеров и середине слова: компанія, содержанія, другія, іной, сохраненія, Василій, воспріяло, пріятно, провіанть, кумірияхь/ — кумирияхъ. Таким образом, буквы / и н также являются абсолютными дублетами. Буква (фита) в летописном тексте встречается только в именах собственных наравне с ф: Тимо&еевичъ, Тимофей, &едоръ, Федоръ, древнихъ Финовъ. По нормам XVIII в. обе эти буквы передавали один и тот же звук: фита писалась только в словах греческого происхождения, содержащих эту букву. В нашем материале встретилось только одно слово, старославянское по происхождению [Фасмер 1996 IV: 195] и не являющееся именем собственным, написанное через фиту: гшміамь.
Можно продемонстрировать частотность употребления дублетных букв в наблюдаемом материале.
Общественно-политическая и социально-экономическая лексика
Общественно-политическая лексика - это часть лексической системы языка, отражающая социальную структуру общества, способы организации общественной жизни. Функционирование и развитие этой подсистемы прямо, а чаще опосредованно отражает широкий спектр общественных процессов. В исторически короткие промежутки времени в общественно-политической лексике могут происходить такие изменения, которые в других лексико-семантических подсистемах растягиваются на столетия. Даже в относительно стабильные периоды жизни социума общественно-политическая лексика постоянно активно развивается и обновляется.
Общественно-политическая и социально-экономическая лексика сибирских летописей эпохи XVII в. описана в книге О.Г. Пороховой [1969]. Лексика сибирских памятников отражает общественно-политические, социально-экономические отношения эпохи конца XVI-XVII вв. и начала XVIII в., в этот период «диалектное многообразие общественно-политической лексики исчезает», новая, появившаяся лексика становится общерусской [Порохова 1969: 74]. Основу общественно-политической и социально-экономической лексики составляют слова, пополняющие словарный состав русского языка в течение столетий: государь, князь, крестьянин, власть, челобитье и др.
Наблюдаемая в списке «Летописи Сибирской» И.Л. Черепанова лексика указанных лексико-тематических групп по своему составу шире и разнообразнее лексики, употребляемой в сибирских летописях XVII в. Она представлена девятью подгруппами:
наименования явлений общественной жизни;
наименования верховной власти и управления;
наименования лиц по социальному статусу;
наименования людей по профессии и роду деятельности;
наименования народов и посольских отношений;
наименований государственных мероприятий и документов, регулирующих общественные отношения;
административно-политические наименования территорий;
наименования, обозначающие имущественные, налоговые, торговые отношения;
наименования государственных учреждений. Опишем их:
Наименования явлений общественной жизни: бунт, власть, казнь, лудоимство, подданство, публичная присяга, предводительство, разорение, смута и др. ... происходили для пользыроссейской власти ... (с.85).
Основу данной тематической группы составляют отглагольные имена с отвлеченным значением.
Слова «бунт» и «разорение», пришедшие в русский язык в XVII в., частотны в летописном тексте, что обусловлено внеязыковыми факторами социально-исторического характера: для средневековой Сибири бунт и разорение были типичными явлениями.
Бунт — «нЪм. скопъ, заговоръ, возмущеніе, мятеж, открытое сопротивленіе народа законной власти [Даль 1989 1: 141].
Разоренье (раззоренье) - «разрушать, опустошать, уничтожать, разстроить, разгромить» [Даль 1989, И: 42].
... заводился бунтъ отъ живущихъ около ріки Оки и Кети, Чулыма и Томи Остяковъ и татаръ (с. 129); Также и Томскій уЪздъ претерпільраззореніе отъ киргизскаго народа ... (с. 241).
Наименования верховной власти и управления: Властитель, владелец, владетель, Государь, господин, граф, держатель, держальник, император, контайша, князь, князец, мурза, наместник, начальство, начальник, тайша, царь, царевич, Царское Величество, хан и др.
Слово государь в значении русский царь начинает употребляться с XVII в., именно в этом значении слово употреблено в тексте, в то время как слово царь не имеет ограничений: царь Кучум.
Из данной группы наиболее частотными являются слова с широким значением, наблюдаемые в тексте на всем его протяжении:
Владетель - «обладатель, хозяинъ вещи, господинь, помтэщикъ, у кого недвижимое имущество» [Даль 1989,1: 212].
Владелец - «державный обладатель, верховный правитель, государь» [Там же]. Данные слова широко распространены в тексте летописи в ряду однокоренных слов владеть, владение. Наблюдаются случаи их синонимичного употребления. Данные лексемы являются словами позднего образования, они различались сферами своего употребления: первое употреблялось в книжных памятниках, второе- в деловых [Порохова 1969: 75].
Держатель - «держащій что либо, въ разн. знач. гл.» [Даль 1989,1: 432].
Начальство - «тотъ и rk кому поварена власть, начальникъ» [Даль 1989, I: 495].
Слышавшее сіє князь Сейдякь, прежняго Влад ільиа Бекбулата сынъ ... городомъ же Владіеть Царевичъ Алей ... (с. 70); ... прежнійВладетель ... (с. 43); ... владелъиа ихъ побдилъ ... (с. 35); ... и города того держателю и всему народу ... (с. 243); ... устремися на нікого начальника місту ... (с. 35); ... ремесло же его бяше начальникъ .. . (с. 34).
Общественно-политическая лексика в исследуемом тексте используется при описании татарского управления, в состав лексики, входят соответствующие лексемы.
Тайша — «калмьщкій владЪлецъ, старшина, но ниже нойона» [Даль 1989, IV: 387].
Князей — «начальник инородцевъ сибирскихъ, кавказскихъ» [Даль 1989,1: 129].
... присылалъ тайша къ нему .. . (.216); ... ханъ едва побіжньїмь побігомь спасся ... (с.106); ... князецъ Сейдякь (с.79). Наименования лиц по социальному статусу: беломестные казаки, годовалъщики, гулящие, захребетники, захребетные татары, начальные люди, неокладные бобыли, обыватели, полдники, посадские (посацкие), разночинцы, слободчики, слободски, и др.
Лексика данной группы обусловлена характером социальных отношений, сложившихся в первой половине XVIII в. в Западной Сибири. Так, захребетники, полдники, годовалъщики, слободчики, гулящие и др. составляли социальные слои Тобольска в восемнадцатом столетии.
Обыватель - «житель на MTJCTTJ, всегдашній, водворенный, поселенный прочно, владтэлецъ мтэста, дома» [Даль 1989, II :636].
Посадские - «житель, обыватель посада, торговый человек» [Даль 2000: 328].
Полдники (полуденщик) - «работникъ на полдня» [Даль 1989 III: 250].
Захребетник - «наймитъ, батракъ, казакъ, работникъ» [Даль 1989,1: 661].
Слободчик - «стар, вольный, неприписанный къ земле человтэкъ» [Даль 1989, IV: 221].
Годовалъщик - «перегодовавший гдтэ либо внЪ своего дома на чужбине на промысле или уходящий изъ дома съ этимъ намтэреньемъ» [Даль 1989, I: 365].
Гулящий - «не занятый, свободный, безтягловый» [Даль 1989, I: 407]. В тесте лексема «гулящий» употреблена в данном значении.
По челобитью Тюменскихъ татаръ, воспослЁдовалъ указъ, чтобъ въ Тюмени устроить ямъ изъ Тюменскихъ обывателей, то есть изъ посадскихъ и изъ полдниковъ и захребетниковъ ... (с. 170). И Суерской слободы слободчикъ Осипъ Давыдовъ, подъячш Федоръ Креневъ собрали партію изъ обывателей ... (с.268). .. . годовальщиковъ и гулящихъ неокладныхъ бобылей .. . (с.367).
Синтаксическое варьирование
К концу XVIII в. синтаксические нормы русского языка в основном сложились, обозначилась и их стилистическая специализация [Борковский 1968; Виноградов 1982; Котков 1972]. Тем не менее, в памятниках письменности данного периода можно наблюдать варьирование русских и церковнославянских черт, в том числе на синтаксическом уровне. Анализируя язык памятников письменности XV - XVII вв., М.Л. Ремнева отмечает: «Язык произведений летописного жанра этого периода в основном соответствует требованиям сниженной церковнославянской нормы, но во всех случаях обнаруживается влияние языка деловой и бытовой письменности [Ремнева 2003:245].
Неоднородностью синтаксических средств характеризуется и "язык списка. Черепановской летописи. Не претендуя на полный анализ, опишем основные особенности- синтаксической организации текста летописного списка с позиций их происхождения и стилистики.
Синтаксис списка ориентирован на книжный язык, но специфически книжные синтаксические конструкции относительно редки. Так, конструкция «да + презентная форма» в значении повелительного наклонения, характерная для старославянских памятников (см. Ремнева [2003], Киянова [2007]), представлена немногочисленными примерами: ... да и просить у Господа Бога въ своихъ прегр ішенияхь отпущенія, и да подаетъ своею милостью воспріять ... (с. 20).
Свидетельством ориентации на книжный синтаксис является наличие в тексте дательного самостоятельного (ДС), в его составе употреблена полная или краткая форма причастия. В предложении ДС выступает в функции придаточного со значением причины или времени и наблюдается исключительно только в интертексте.
Пришедшей убо весн і солнце уже начало теплые лучи свои распростирать ... (с. 15); ... разсвітавшу уже дню, тогда всі казаки вышли изъ кустовъ на выласку . ... (с. 60); ... итако бывшу сему гласу, абы невидима быстъ (с. 182); Стоящу же образу Пресвятыя Богородицы въ Соборной Церкви десять дней, повеле Святитель Корнилий .. . (с. 265); Солнцу же скрываюгцуся, .. . сію ночь препроводили ... (с. 21); Въ царствуюіцеліь граді Москві Богу изволившу Благочестивый Государь Царь ... отъиде въ вічньїй покой (с. 59); Богу бо тако изволившу, что уже приходить на нихъ смертный часъ ... (с. 66); Потомъ какъ уже елідующу Преосвященному обратно въ Тобольскъ (с. 349); Храбровавшу же Ермаку съ товарищи по всей Сибирской стран і, ликоваху же стопами свободными, никого же бояшеся (с. 43).
Деловой язык XVIII в., в котором наиболее рельефно отражается бытовая письменность, не включает в свою синтаксическую структуру ДС [Шушарина 1999]. Его наличие в языке Черепановской летописи свидетельствует о близости текста к книжному языку и жизнеспособной стойкости оборота в стилях русской письменной культуры XVIII в., о явной интертекстуальности ориентированной на книжный язык и летописные традиции [Ист. гр. 1979; Стеценко 1972].
Роль ДС в литературном языке XVIII в. - это пока еще открытая тема, т.к. нельзя не учитывать наблюдения историков языка над случаями употребления ДС у писателей и поэтов XVIII - XIX вв.: М.В. Ломоносова, Д.И. Фонвизина, А.Н. Радищева, В.А. Жуковского, А.Х. Востокова и некот.др. [Ист. гр. 1979].
В тексте единичны примеры употребления оборотов с одинарным отрицанием: ... иякобы николи же боліло ... (с. 347).
Наблюдается в тексте осложненное простое предложение с деепричастным оборотом; русским вариантом деепричастия на -учи, характерными для разговорного языка:
... Ермакъ утонулъ и искали промежду убитыми тіла его, снимаючи одежду ... (с. 69); На возвратномъ пути, будучи Ермакъ въ Ташаткані паки відомость ... (с. 65); ... слідуя на возвратномъ пути изъ онаго походу, вверх по Оби йдучи, сіє місто взялъ ... (с. 54-55). В тексте списка преобладают сложные по структуре предложения, это полипредикативные единицы с разными видами связи: сочинением, подчинением и бессоюзием. Нередко такие предложения могут состоять из 4-6 и более предикативных единиц:
К тому жъ приказалъ Ермакъ ее мъ казакамъ построить часовню во имя Святителя Николая на его праздникъ къ 9 числу Мая;/ при нем же были два попа и одинъ біглой Монахъ,/ которые обыкновенно службу божью отправляли; / при том же наблюдали накріпко, / чтобы никто блудодіяния и до нечистоты касающихся діль не творили,/ за что положили тяжкое наказаніе: / за побігь и за преступаете зашивали и бросали в воду;/ а иных по вин і и на время въ воду сажали, / ихотівшіе человікь съ двадцать біжать въ Русь /за такое согласье въ рікі Сильві оными казньми животъ свой скончали (с. 8).
Паратаксис и гипотаксис в равной мере свойственны нашему позднему летописному тексту. Это подтверждают союзы. Наблюдения над текстом позволяют нам утверждать, что в нем используются союзы, различающиеся своим происхождением и стилистическим употреблением. В качестве иллюстрации можно обратиться к статистическим данным, полученным на основе анализа тематического блока «Поход Ермака и завоевание Сибири», объем которого составляет 70 страниц рукописного текста. На наш взгляд, языковые особенности летописных рассказов, входящих в данный блок, типичны для текста списка в целом.
Сочинительная связь реализована с помощью соединительных союзов (и, да и, да, же, то), противительных {но, а в значении «но»), однако(жъ), разделительных (или, либо, ли):
Но того показать не можно, гді сей острогъ стоялъ, да и въ послЁдующемъ объ немъ ничего не упоминается (с. 213); ... однакожъ до вершинъ ея и до устья описывать времени немалому быть по тогдашнему обстоятельству должно, но о его путешествіи больше вышепрописаннаго извістія не видится (с. 213).
При отсутствии союзных средств между предикативными единицами в тексте списка нередко употребляется частица то, которая в общую семантику предложения нередко привносит дополнительный смысловой оттенок причины или следствия: ... и отъ такой многой тягости суда не подняли, то придільївали къ нимъ большіе порубни и мъ нхъ отправленіе замедлилось (с. 9); На семь місті еще неприятель нападенье учинить предвидя, то Ермакъ, повыше Долгаго Яру острова, остановився ... отправлялъ съ ними къ Богу теплыя молитвы (с. 19). В тексте списка можно наблюдать примеры построения предложений по принципу нанизывания предикативных единиц, характерные для синтаксиса разговорной речи, однако подобные конструкции мало представлены:
Того літа, місяца ноября 5 дня, Ермаковой дружины двадцати чіловекамь случилось, они пойти къ рыбной ловле къ нікоторому урощищу ... (с. 37); Ермакъ съ товарищи по рікі Чусовой съ великим трудомъ путь свой производилъ, понеже ріка водою стала скудна, а суда были тяжело были нагружены, взыскавъ способъ такой, а трудовъ к тому не жаліль распростертыми парусами своих судовъ, на подобье слюзовъ, или плотины воду взводить и на нікоторьіе разстояния суда свои тащить могли и переміня такъ парусы обыкновенно вершины доходить тщалися (с. 10).
Подчинительные отношения в тексте списка скорее доминируют. В XVI и особенно в XVII в. происходит развитие и закрепление новых народных форм синтаксической связи из живой народной речи, которые в тексте списка широко представлены. Вариантом ДС в тексте выступает частое использование придаточных времени с союзами когда, как:
Какъ городъ Нарымъ построили, то стараніе приложили ... (с. 101); Какъ царь Борисъ Годуновъ шуринъ и конюшенной слуга царя Федора Іоанновича и по преставленіи его .. (с. 111); Когда еще въ Сибири довольно населено жителей русскихъ людей не было, случилось ... (с. ПО).
По частотности употребления временные придаточные с данными союзами в списке летописи выступали как равноправные.
