Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Художественный текст как предмет лингвостилистического анализа 18
1.1 Язык художественного произведения 18
1.1.1 Изучение языка художественного произведения 18
1.1.2. История языка и язык художественного произведения: лексический аспект 22
1.1.3 Лексикографические методы изучения языка художественного произведения 28
1.2 Лексико-фразеологические особенности художественного произведения с точки зрения текстообразующей роли лексики 34
1.2.1 Слово в словесной композиции художественного произведения 34
1.2.2 Состав словесных рядов произведения: историческое и индивидуальное 37
1.2.3 Реализация значения слова в художественном произведении в ключе текстообразующей роли лексики 38
1.2.4 Лексическая сочетаемость как аспект изучения лексико фразеологических особенностей произведения 39
1.3 Путешествие как жанровая форма: перспективы лексикологического исследования 43
1.3.1 Путешествия как источник изучения литературного языка 43
1.3.2 Изучение путешествия как жанра: лингвистический аспект 45
1.3.3 Очерки путешествия И. А. Гончарова «Фрегат “Паллада”» как источник лингвостилистического исследования 49
1.3.3.1 Очерки путешествия «Фрегат “Паллада”» в литературном процессе 2–й половины XIX века 49
1.3.3.2 Проблемы изучения очерков путешествия «Фрегат “Паллада”» в литературоведческом и лингвистическом аспектах 51
1.3.3.3 Вопрос о жанровой форме произведения И. А. Гончарова 54
Выводы по I главе 58
ГЛАВА 2. Лексико-фразеологическое своеобразие очерков путешествия И. А. Гончарова «фрегат “Паллада”» 62
2.1 Состав лексико-фразеологических средств очерков путешествия «Фрегат “Паллада”» 62
2.1.1 Иноязычная лексика и фразеология 65
2.1.1.1 Иноязычная лексика нетерминологического характера 65
2.1.1.2 Экзотизмы 68
2.1.1.3 Иноязычные вкрапления и варваризмы 69
2.1.2 Лексика и фразеология ограниченной сферы употребления 70
2.1.2.1 Региональная лексика и фразеология 70
2.1.2.2 Специальная лексика 71
2.1.2.3 Научная терминологическая лексика и фразеология 72
2.1.2.4 Употребление специальной лексики в переносных значениях 72
2.1.3 Стилистически маркированная лексика и фразеология 75
2.1.3.1 Славянизмы 75
2.1.3.2 Разговорная и просторечная лексика и фразеология 78
2.2 Лексика, составляющая жанрово-стилевое своеобразие очерков путешествия «Фрегат “Паллада”» 79
2.2.1 Наименования экзотических реалий в очерках путешествия «Фрегат
“Паллада”» 79
2.2.1.1 Наименования экзотических реалий: состав, происхождение, особенности классификации 79
2.2.1.2 Мир природы 81
2.2.1.3 Мир человека 103
2.2.1.4 Особенности функционирования наименований экзотических реалий в очерках путешествия «Фрегат “Паллада”» 118
2.2.2 Региональная лексика в очерках путешествия «Фрегат “Паллада”» 123
2.2.2.1 Региональная лексика: состав и классификация 123
2.2.2.2 Мир природы 124
2.2.2.3 Мир человека 130
2.2.2.4 Особенности употребления и функционирования региональной лексики в очерках путешествия «Фрегат “Паллада”» 143
2.2.3 Морская лексика в очерках путешествия «Фрегат “Паллада”» 145
2.2.3.1 Морская лексика: состав, особенности классификации 145
2.2.3.2 Судно и его команда 146
2.2.3.3 Морская стихия 152
2.2.3.4 Особенности употребления и функционирования морской лексики в очерках путешествия «Фрегат “Паллада”» 159
2.2.4 Этнонимы и топонимы в очерках путешествия И. А. Гончарова 160
2.2.4.1 Этнонимы в очерках путешествия «Фрегат “Паллада”»: состав и особенности употребления 161
2.2.4.2 Топонимы: состав и особенности употребления 172
2.2.4.3 Функционирование топонимов и этнонимов в очерках путешествия И. А. Гончарова 176
2.3 Лексика очерков путешествия «Фрегат “Паллада”» в культурно историческом аспекте 177
2.3.1 Особенности сочетаемости оттопонимических прилагательных 177
2.3.1.1 Свободные сочетания с оттопонимическими прилагательными 177
2.3.1.2 Оттопонимические прилагательные в составе сложных номинативных единиц 183
2.3.2 Восток и Запад в очерках путешествия «Фрегат “Паллада”»: лексический аспект 186
2.3.3 Лексическая репрезентация английского образа жизни в очерках путешествия И. А. Гончарова 188
2.3.3.1 Комфорт 189
2.3.3.2 Торговля 196
2.3.3.3 Практичность 204
Выводы по II главе 208
Заключение
- Лексико-фразеологические особенности художественного произведения с точки зрения текстообразующей роли лексики
- Иноязычная лексика и фразеология
- Наименования экзотических реалий: состав, происхождение, особенности классификации
- Особенности сочетаемости оттопонимических прилагательных
Введение к работе
Актуальность данного диссертационного исследования обусловлена необходимостью изучения языка отдельного произведения сразу для нескольких научных направлений: истории русского литературного языка; лексикографической практики; теории изучения языка художественной литературы; изучения языковых особенностей жанра путешествия; исследования языка и стиля писателя.
Научная новизна работы определяется тем, что впервые подробному и всестороннему рассмотрению подвергается лексика очерков путешествия И. А. Гончарова «Фрегат “Паллада”» с точки зрения ее роли в языковой композиции текста, в формировании его жанрового своеобразия. Существенно подчеркнуть, что в данном исследовании важным аспектом изучения семантики
лексических единиц является рассмотрение многообразия синтагматических связей слов и фразеологических единиц в рамках конкретного текста.
Объектом исследования выступает лексико-фразеологический состав произведения И. А. Гончарова «Фрегат “Паллада”» в синхронно-диахроническом аспекте: лексика произведения рассматривается как часть языка определённого периода, отражение узуса эпохи, словоупотребления конкретного автора.
Предмет исследования составляют особенности авторского словоупотребления, которые выявляются на основе изучения функционирования различных лексических групп, специфичных для жанра путевых заметок (таких, как экзотизмы, топонимы и их дериваты, варваризмы, заимствования и т. п.) в тексте анализируемого произведения.
Материалом исследования в качестве основного источника послужили очерки путешествия И. А. Гончарова «Фрегат “Паллада”». Кроме того, в качестве дополнительного источника были использованы письма И. А. Гончарова, написанные им во время путешествия и отчасти послужившие основой очерков.
Для создания объективной картины того языкового и историко-литературного контекста, в который включаются путевые заметки И. А. Гончарова, для сопоставления привлекались тексты путешествий XIX века, различные в жанрово-стилевом отношении (как более ранние, так и более поздние в сравнении с «Фрегатом “Паллада”»). Такое сопоставительное исследование позволило выявить особенности функционирования лексики, специфичной для жанра путешествия, в произведении И. А. Гончарова. В качестве дополнительного материала широко привлекалась информация, представленная в энциклопедических словарях XIX–нач. XX вв., а также материалы Национального Корпуса русского языка.
Теоретической и методологической базой исследования послужили работы отечественных лексикологов по истории языка и исторической
лексикологии (В. В. Виноградова, В. Д. Левина, Ю. С. Сорокина, Л. Л. Кутиной и др.).
Были также привлечены труды, в которых особое внимание уделяется изучению лексики конкретных произведений. Среди них нужно отметить прежде всего работы В. В. Виноградова, заложившего методологические и теоретические основы изучения языка и стиля писателей, а также их отдельных произведений с привлечением широкого исторического контекста. Особое значение при изучении особенностей функционирования лексики в произведении имели идеи В. В. Виноградова о композиционной роли лексики в художественном произведении, имеющие продолжение в трудах А. И. Горшкова.
Диссертация выполнена в рамках лексикографического проекта «Словарь русского языка XIX века» (ИЛИ РАН, Санкт-Петербург); в связи с этим исследование опирается также на те подходы к изучению лексического состава русского языка XIX века, которые разрабатываются коллективом группы исторической лексикологии и лексикографии Словарного отдела (И. Б. Дягилевой, В. Н. Калиновской, Р. П. Рогожниковой, О. А. Старовойтовой, С. А. Эзерини).
Ещё одним кругом работ, ставших методологической базой данного диссертационного исследования, стали труды, посвящённые языку путешествий разного времени (работы И. М. Мальцевой, М. Г. Шадриной, А. С. Щёкина и др.).
В ходе исследования применялись такие лингвистические методы, как дистрибутивный и сравнительно-сопоставительный, методы корпусных исследований, а также методики контекстуального и компонентного анализа лексического материала.
Отобранный лексический материал подвергался сверке: 1) с толковыми словарями XVIII–XIX вв., такими как «Словарь Академии Российской» (САР1), «Словарь Академии Российской, по азбучному порядку расположенный»
(САР2), «Словарь церковно-славянского и русского языков» 1847 г. (Сл 1847); 2) с современными толковыми словарями, такими как «Словарь современного русского литературного языка» в 17 т. (БАС1), «Толковый словарь русского языка» под ред. Д. Н. Ушакова, «Толковый словарь русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой; 3) с историческими словарями русского языка — «Словарём русского языка XI–XVII веков» (СРЯ XI–XVII), «Словарём русского языка XVIII века» (СРЯ XVIII) и его Картотекой (КС XVIII); 4) с энциклопедическими словарями различного типа «Настольный словарь для справок по всем отраслям знания» Ф. Толля, «Русский энциклопедический словарь» под редакцией И. Н. Березина, «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона»; 5) при анализе единиц с терминологическими и номенклатурными значениями со специальными словарями и справочниками по ботанике, зоологии, этнографии, географии; 6) со словарями иностранных слов XIX в. — «Словарь иностранных слов» 1845 г., «Объяснение 25000 иностранных слов, вошедших в употребление в русский язык, с означением их корней» А. Д. Михельсона 1865 г. и др.; 7) со словарями XIX и XX вв., регистрирующими региональную лексику (в случаях употребления региональной лексики в главах путешествия, посвящённых возвращению в Петербург через Сибирь), такими как «Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля, «Словарь русских народных говоров» (СРНГ); 8) в ряде случаев — с этимологическими словарями русского языка.
Были также использованы методы компьютерной обработки лексического
материала (разработанные А. С. Гердом, А. Я. Шайкевичем,
К. С. Добрыниной). Компьютерная обработка текста позволила сформировать лемматизированный конкорданс, который в значительной степени помог решить задачу выборки лексического материала для последующего её анализа. Кроме того, полученный конкорданс имеет самостоятельную ценность и может быть использован в лексикографических целях — как материал для «Словаря русского языка XIX века» и в качестве материала для авторского словаря.
Цель работы заключается в выявлении лексико-фразеологических особенностей языка очерков путешествия И. А. Гончарова «Фрегат “Паллада”», обусловливающих жанрово-стилевое своеобразие данного произведения.
Указанная цель предполагает решение следующих задач:
-
составление конкорданса, первичная обработка текста очерков, предполагающая создание лемматизированного словника и предварительный анализ словника по составу и структуре (лексико-грамматические разряды слов, тематические, лексико-семантические группы и т. д.);
-
на основе произведенного анализа лексико-фразеологического материала произвести выборку тех слов и словосочетаний, употребление которых в тексте очерков путешествия определяется спецификой жанра (речь идет о таких лексических группах, как географические наименования и их дериваты, разного рода экзотизмы, заимствования и т. п.);
-
подвергнуть детальному анализу слова и словосочетания, входящие в данные группы, с точки зрения реализации их семантических свойств и функционально-стилистических особенностей в тексте очерков; для сопоставления привлекаются тексты путешествий, энциклопедические статьи, данные словарей, что позволяет установить специфику авторского словоупотребления в его отношении к узусу и норме (проблема лексических и семантических новообразований, заимствований);
-
на основе комплексного анализа выделенных групп лексики определить их место в динамических процессах, происходящих в языке XIX века.
Мы исходим из научной гипотезы, что лексическое своеобразие художественного произведения определяется прежде всего теми группами лексики, которые, образуя словесные ряды (по терминологии В. В. Виноградова) и выполняя текстообразующую функцию, участвуют в создании языковой композиции художественного произведения, его смыслового целого. Состав, особенности употребления и функционирования
таких лексических групп определяется тремя основными факторами: личностью автора, жанровой формой и особенностями лексико-фразеологической системы языка времени написания произведения.
Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что основные идеи исследования могут дополнить теорию изучения авторского языка и стиля.
Практическая значимость работы заключается в возможности использования материалов исследования при подготовке лекционных курсов по истории русского литературного языка, исторической лексикологии и лексикографии, стилистике художественной речи, а также курсов по авторской лексикологии и лексикографии, истории жанра путевого очерка. Полученные результаты могут найти практическое применение при создании «Словаря русского языка XIX века», а также в рамках других лексикографических проектов. В качестве практического продолжения работы может выступить «Словарь языка очерков путешествия И. А. Гончарова «Фрегат “Паллада”».
Основные положения диссертационного исследования, выносимые на защиту.
-
Особое место в произведении И. А. Гончарова определенных лексико-фразеологических групп (наименования экзотических реалий, региональная лексика, морская лексика, этнонимы, топонимы и их дериваты) определяется его жанром. Именно эти группы становятся в ткани произведения «словесными рядами», выполняющими текстообразущую функцию, реализуемую различными способами (линейно и нелинейно). Исследование лексико-фразеологического своеобразия художественного произведения представляется неполным без обращения к анализу роли лексико-фразеологических средств в его словесной композиции.
-
Наименования экзотических реалий, региональная лексика, морская лексика, топонимы и этнонимы имеют в тексте «Фрегата “Паллада”» схожие особенности употребления и функционирования. При этом особенности
авторского употребления лексических единиц данных групп, часто остающихся вне поля зрения в исторических исследованиях лексической системы определённого периода, демонстрируют их важную роль в динамических процессах в языке XIX века (пополняется словарь русского читателя, происходит процесс усвоения иноязычных единиц, их семантизация).
-
Оттопонимические прилагательные в тексте очерков путешествия И. А. Гончарова, помимо собственного значения, приобретают дополнительные культурно-исторические коннотативные смыслы (характеризуя важные черты тех культур, как европейских, так и «экзотических», с которыми в ходе кругосветного путешествия соприкасался автор путевых заметок).
-
Комплексное изучение авторского словоупотребления позволяет сделать выводы о принципах работы автора над лексическим материалом, показывающих роль авторского словоупотребления в формировании и утверждении норм литературного языка: читателю предлагаются вариативные наименования, толкования неизвестных лексических единиц и – в «российской» части очерков – региональной лексики, (квази)энциклопедическое описание реалий, стоящих за тем или иным экзотизмом. Употребление вариативных и эквивалентных наименований в произведении демонстрирует характер процесса нормализации и основные нормативные тенденции, касающиеся употребления лексики терминологического характера: выбор в пользу русскоязычного наименования, поиск путей и способов преодоления избыточного употребления в русском тексте иноязычных вкраплений и варваризмов.
Апробация исследования.
Основные результаты диссертационного исследования были представлены на 16 научных и практических конференциях и семинарах:
а) всероссийских: IV Всероссийская научная конференция «Русский язык XIX века: Роль личности в языковом процессе» (Санкт-Петербург, 2011), Всероссийская Школа молодых лексикографов (академическая школа-семинар
«Современная русская лексикография») (Санкт-Петербург, 2011), XXVI Чтениях памяти Ю. С. Сорокина и Л. Л. Кутиной (Санкт-Петербург, 2014);
б) международных: IX Международная научная конференция
«Художественный текст и культура: Образ европейца в русской и
американской литературах» (Владимир, 2011), Международная конференция
«Русская историческая лексикология и лексикография XVIII-XIX вв.»,
посвящённая 100-летию со дня рождения Ю. С. Сорокина (Санкт-Петербург,
2013), Международная конференция «Вопросы русской исторической
грамматики и славяноведения: К 175-летию со дня рождения Ватрослава
Ягича» (Петрозаводск, 2013), XLIII Международная филологическая научная
конференция (Санкт-Петербург, 2014), Международная научная конференция,
посвященная 150-летию со дня рождения А. А. Шахматова (Санкт-Петербург,
2014), Международная научная конференция «Проблемы анализа
художественного текста: к 200-летию со дня рождения М. Ю. Лермонтова»
(Петрозаводск, 2014), IV Международный научный семинар
«Профессиональная речевая коммуникация в массмедиа» (Санкт-Петербург,
2015), Международная научно-практическая конференция
«Медиаисследования: век XXI» (Белгород, 2015), XXIII Оломоуцкие дни русистов (Оломоуц, 2015), XLV Международная филологическая научная конференция (Санкт-Петербург, 2016), Международная научно-практическая конференция «Язык в координатах массмедиа» (Варна, 2016), Международная научно-практическая конференция «Слово и стиль» (Ополе, 2016), Международная научно-практическая конференция «Мир во фразеологии» (Прага, 2016).
Результаты исследования были также апробированы в форме доклада в рамках традиционного семинара «Теория и практика авторской лексикографии» (Институт русского языка им. В. В. Виноградова, Москва) и на заседании словарного отдела Института лингвистических исследований РАН (Санкт-Петербург).
Основные положения диссертации отражены в 13 публикациях (общим объёмом 6,69 п. л.), включая 3 статьи общим объемом 1,68 п. л. в рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ: «Русская речь», «ACTA LINGUISTICA PETROPOLITANA. Труды института лингвистических исследований РАН», «Учёные записки Петрозаводского государственного университета».
Структура и объём работы. Работа объёмом 260 с. состоит из Введения, двух глав, Заключения, списка литературы, включающего 241 наименование (233 из них на русском языке, 8 на иностранных языках), списка словарей (45 наименований) и списка источников (80 наименований), а также 4 приложений, заключающих в себе словник очерков путешествия «Фрегат “Паллада”» (включающий 16300 слов), перечень имён собственных, употреблённых в произведении (863 наименования), список иноязычных вкраплений (174 единицы), список лексики, поясняемой автором (105 наименований).
Лексико-фразеологические особенности художественного произведения с точки зрения текстообразующей роли лексики
Круг работ, авторы которых подходят к описанию языковых средств художественного произведения с исторической точки зрения, объединяет мысль о сопряжённости изучения языка художественной литературы и изучения языковой системы в целом. Эта мысль имеет свои истоки в самой истории развития идеи о необходимости изучения авторского языка: составление авторского словаря и толкового словаря общего типа — разные этапы одной работы. Описание языковой системы в целом невозможно без ясного понимания особенностей употребления языковых средств в конкретных языковых произведениях: «История литературного языка — это, собственно, и есть история языка письменности, история употребления языка в разнообразных типах письменных памятников» [Левин 1964: 5] (см. также труды В. В. Виноградова, А. И. Ефимова, Ю. С. Сорокина и др.). Проблеме языкового употребления посвящены работы А. И. Горшкова [Горшков 1984, 2015], в которых он подчёркивает значимость изучения истории литературного языка именно с позиции языкового употребления. Основы такого подхода были заложены ещё в работах В. В. Виноградова, но дальнейшего развития в науке фактически не получили. При этом часто подчёркивается основополагающая роль лексики при изучении истории литературного языка (например, в трудах В. Д. Левина [Левин 1957, 1964(а), 1964(б)]).
Определение языка литературы как творческой лаборатории для литературного языка является общим для многих работ. Очевидна связь языка художественной литературы не только с литературным, но и с общенациональным языком. В зависимости от исторической эпохи будет в значительной степени разниться количество и состав вкраплений в язык писателей внелитературных элементов. Наличие подобных элементов, их количественный и качественный состав в значительной степени определяют дальнейшие исторические изменения литературного языка.
Среди работ, посвящённых языку художественного произведения, можно найти как охватывающие весь языковой материал, так и ограниченные отдельным языковым аспектом. Особую, в том числе и практическую, значимость приобретает изучение лексического состава произведения или группы произведений по отношению к лексической системе своего времени. Такие исследования развиваются параллельно с изучением общего состава лексики своего времени или отдельных лексических пластов — все они имеют практическое значение как дополняющие и уточняющие лексикографическую работу над историческими словарями соответствующего периода.
При этом неоправданным является сужение задач для исследований лексического состава художественных произведений в том случае, если исключается анализ использованных автором лексических средств относительно всей системы языка (Ю. А. Бельчиков, В. В. Виноградов, Ю. С. Сорокин). «Значение языкового материала, из которого состоит индивидуальное литературно-художественное произведение, может быть уяснено и осмыслено в аспекте истории литературного языка лишь в том случае, если этот материал будет всесторонне освещён и исследован с точки зрения активных, живых процессов и закономерностей развития грамматики, лексики, фразеологии и даже стилистической системы литературного языка в целом», — писал В. В. Виноградов [Виноградов 1955: 24]. В этом отношении необходимым элементом работы исследователя с лексическим материалом художественного произведения является тщательное сопоставление его с лексической системой того времени, когда произведение было написано. Важно не просто описать тот лексический материал (его качественный и количественный состав), который отобран автором, но и понять, какие варианты выбора были у автора и что было оставлено им в стороне, только в этом случае станут понятны механизмы формирования особенностей авторского словоупотребления.
Таким образом, на первый план выходит один из основополагающих вопросов стилистики — вопрос отбора языковых средств из всего языкового материала национального языка на данном этапе развития. Это невозможно без ясного представления о том, какие исторические процессы были характерны для языка в период написания произведения, какие изменения происходили с разными лексическими пластами на данном этапе развития языковой системы, как изменялся характер употребления и функционирования лексических единиц, относящихся к тем или иным пластам и т. д. При этом картина вряд ли будет полной без понимания дальнейшей истории употребления и функционирования в языке лексических средств, отобранных автором. Исследование лексического состава художественного произведения невозможно без тщательного исторического исследования отдельных лексических единиц и лексических групп в целом. В этом отношении в области изучения лексики художественного произведения происходит совмещение двух подходов к исследованию истории языка: разработка истории отдельных слов (диахронический подход) и описание словарного состава языка, ограниченного строгими временными рамками периода (совмещение диахронического и синхронического).
Всё вышесказанное особенно актуально для тех периодов развития языка, которые характеризуются динамизмом развития лексической системы. XIX век, безусловно, относится к таковым. Этот период разработан в трудах по исторической лексикологии и работах, посвящённых словарному составу языка XIX века и истории русского литературного языка в целом [Ильинская 1953; Булаховский 1957; Земская 1957; Веселитский 1964; Сорокин 1965; Ходакова, Грановская 1981; Виноградов 1982; Виноградов 1990; Бельчиков 2012]. Среди них следует особо отметить монографию Ю. С. Сорокина, в которой впервые предпринята попытка полного системного монографического описания процессов в лексическом составе русского языка в 30–90–е годы XIX века. Период середины и второй половины XIX в. имеет особое значение, поскольку именно в это время складывается «общий характер» лексической системы русского языка «со всеми её сложными синонимическими, фразеологическими и стилистическими отношениями» [Сорокин 1965: 542]1. Такое положение дел стало закономерным этапом в развитии языка, во многом подготовленным предыдущим периодом (XVIII в. и началом XIX в.).
Это время становления лексической системы, формирования нормы словоупотребления. В отличие от XVIII века, характеризующегося высокой степенью разобщённости отдельных слоёв лексической системы, к середине XIX века границы между различными группами лексики начинают в значительной мере стираться и исчезать, хотя при этом часто сохраняется особая стилистическая окраска слов.
Иноязычная лексика и фразеология
Особенности лексико-фразеологического материала очерков путешествия «Фрегат “Паллада”» во многом обусловлены своеобразием его жанровой природы (не случайно О. В. Юркина строит своё исследование идиостиля И. А. Гончарова именно с позиций жанровой нормы [Юркина 2009]).
Следует отметить, что на формирование лексико-фразеологического состава очерков И. А. Гончарова оказало влияние множество факторов как лингвистического, так и экстралингвистического характера.
Во-первых, можно указать на возрастающее влияние научного и публицистического стилей на развитие русского языка второй половины XIX века, отмечаемое всеми исследователями истории литературного языка. Путешествие как сложный синтетический жанр подвергается значительному влиянию языка научных и публицистических очерков, содержащихся в больших количествах на страницах периодических изданий того времени. Это подтверждается и в литературоведческих исследованиях.
Во-вторых, как отмечает в своей диссертации об эволюции языка путешествий М. Г. Шадрина, в период, предшествующий написанию «Фрегата “Паллада”» (1830–1850–е годы XIX века), возрастает интерес читающей публики к произведениям социально-бытовой тематики, появляющимся в рамках натуральной школы. Впоследствии данный круг тем выходит за пределы творчества писателей натуральной школы. Этот процесс в большой степени нашёл своё отражение и в произведениях, относящихся к жанру путешествия. Меняется в сторону антропоцентрической модели мировоззрение авторов этих произведений, следствием чего становится обилие элементов социально-бытовых нравоописаний, пришедших из художественного физиологического очерка того времени [Шадрина 2003].
В-третьих, фактором, оказывающим непосредственное влияние на отбор лексических единиц в очерках, является фигура самого автора очерков. Точность в отборе языковых средств демонстрирует чёткость авторского замысла, даёт возможность сохранить равновесность системы столь стилистически сложно устроенного произведения. И. А. Гончарова отличает внимательное отношение к слову как таковому. Автор очерков часто демонстрирует истинно лингвистический интерес к языковым фактам, собранным им во время путешествия (в этом отношении не следует забывать и о филологическом образовании И. А. Гончарова, полученном им на словесном факультете Московского университета). Например, в то время как автор «Фрегата», называя имя губернатора Нагасаки — Овосава Бунго-но-ками-сама, подробно комментирует каждую из его составных частей [Гончаров, 1997: 358], В. М. Головнин даёт перевод только элемента сама [Головнин, III: 13].
В тексте очерков можно найти многочисленные варианты авторской работы над словом: следы размышления над его фонетическим и орфографическим обликом, его семантикой. Так, услышав необычное имя Затей во время своего возвращения через Сибирь, И. А. Гончаров, предполагая некое искажение истинного варианта имени, в скобках вводит следующее замечание «вероятно, Закхей». При назывании народностей автор приводит несколько вариантов названия: тагалы или тангалы на Маниле. Даются варианты географических названий: Чаосин или Чаусин (местное название Корейского государства), Батанга или Ватанга, Урядская или Уряхская (станции в Сибири).
Свою «работу» над словом Гончаров демонстрирует в самом начале очерков: едва соприкоснувшись с особенностями морского путешествия, автор слышит словосочетание авральная работа и немедленно требует пояснения у членов команды судна, что оно значит: «Зачем это зовут всех наверх?» — спросил я бежавшего мимо меня мичмана. «Свистят всех наверх, когда есть авральная работа», — сказал он второпях и исчез. Цепляясь за трапы и веревки, я выбрался на палубу и стал в уголок. Всё суетилось. «Что это такое авральная работа?» — спросил я другого офицера. «Это когда свистят всех наверх», — отвечал он и занялся — авральною работою» [Гончаров 1997: 17]. Далее следует многократное употребление этого сочетания, при этом каждый раз оно заключается в кавычки: «Поезжайте летом на кронштадтский рейд, на любой военный корабль … и если нет “авральной” работы на корабле, то я вам ручаюсь за самый приятный прием» [Гончаров 1997: 19]; «Офицеров никого не было в кают-компании: все были наверху, вероятно “на авральной работ е”» [Гончаров 1997: 21] и др. И затем, уже без кавычек, сочетание употребляется в ироническом ключе: «Я думал, судя по прежним слухам, что слово “чай” у моряков есть только аллегория, под которою надо разуметь пунш, и ожидал, что когда офицеры соберутся к столу, то начнется авральная работа за пуншем, загорится живой разговор, а с ним и носы» [Гончаров 1997: 21]. Автор «Фрегата» не просто узнаёт, что значит авральная работа, но ставит перед собой задачу освоения данного морского термина, многократно используя его в разных контекстах. О конечном этапе этой работы можно судить по отсутствию кавычек в последнем примере и иронии, появляющейся за счёт употребления сочетания в расширенном значении. При этом расширение узкого терминологического значения происходит за счёт переноса сочетания в иную сферу бытования, авральная работа в этом контексте — это любая совместная деятельность, осуществляемая группой лиц .
В-четвёртых, кроме глубокого интереса к языку самого автора очерков, следует отметить также возрастающий интерес к слову со стороны русского образованного общества того времени, о чём свидетельствует качественное и количественное развитие лексикографии. Становление национального самосознания было невозможно без познания слова. В этом отношении появление «Толкового словаря живого великорусского языка» В. И. Даля, созданного человеком, который не имел филологического образования, и ставшего сокровищницей русского языка, оказывается подготовленным самой эпохой. Перечисленные факторы не исчерпывают всего многообразия процессов, оказавших влияние на состав и характер употребления лексико фразеологических средств рассматриваемого произведения, но демонстрируют закономерность многообразия лексики «Фрегата “Паллада”». В этом отношении очерки путешествия предоставляют богатый материал для лексикологического анализа и систематизации лексических средств, используемых в произведении. Можно выделить следующие группы по различным классифицирующим признакам: 1) по происхождению: а) иноязычная лексика нетерминологического характера (в том числе неологизмы XIX века), б) экзотизмы, в) иноязычные вкрапления и варваризмы; 2) по сфере употребления: а) регионализмы, б) специальная лексика и фразеология (научная и профессиональная терминология и номенклатура, собственно профессиональная лексика); 3) стилистически маркированные лексико-фразеологические единицы: а) славянизмы; б) разговорные и просторечные элементы.
Наименования экзотических реалий: состав, происхождение, особенности классификации
Так в очерках путешествия И. А. Гончарова описывается первое появление оппер-баниосов на корабле по прибытии в Японию. По контексту видно, что речь идёт о достаточно высоких должностных лицах, которым оказываются соответствующие почести. Формант оппер- (обер-, обор-) со значением старший, главный известен в русском языке с XVIII в. (см. [СРЯ XVIII, 17]) Как и практически все наименования должностных лиц в Японии, слово имеет голландское происхождение: от opperbanjoost, onderbanjoost (см. примечания к полному собранию сочинений: [Гончаров 2000: 623]). Слово баниос не получило словарной фиксации, однако есть примеры употребления его в путешествиях XIX века46.
Следует также отметить, что Гончаров представляет читателям и другой вариант названия должности: «По-японски их зовут гокейнсы» [Гончаров 1998: 325]. В примечаниях к полному собранию сочинений И. А. Гончарова уточняется, что более точным было бы наименование гокэнси [Гончаров 2000: 624]. Возникает ситуация, при которой у одной реалии существует два наименования: на языке местного населения (в данном случае — на японском) и на языке европейцев, осваивающих эту территорию как новую зону экономического, политического и культурного влияния (в данном случае — на голландском). Автор очерков, очевидно, передаёт японское название так, как услышал его сам. Горочью: (1) «Видно, ему приказано от губернатора непременно устроить, чтоб мы приняли завтрак: губернатору, конечно, предписано от горочью, а этому от сиогуна» [Гончаров 1997: 343–344]; (2) «В бумаге заключалось согласие горочью принять письмо» [Гончаров 1997: 360]; (3) «А уж в этом ящике и лежала грамота от горочью, в ответ на письмо из России, писанная на золоченой, толстой, как пергамент, бумаге и завернутая в несколько шелковых чехлов» [Гончаров 1997: 475]; (4) «Поэтому мы подождем ответа из горочью и вообще не покинем японских берегов без окончательного решения дела, которое нас сюда привело» [Гончаров 1997: 378]; (5) «Бумага писана была от президента горочью Абе-Исен-о-ками-сама к обоим губернаторам о том, что едут полномочные, но кто именно, когда они едут, выехали ли, в дороге ли — об этом ни слова» [Гончаров 1997: 390]; (6) «Видя, что бумаг не берут, Накамура просил адресовать их прямо в горочью» [Гончаров 1997: 483].
Слово горочью встречается в двух главах, посвящённых Японии, несколько раз, однако никаких пояснений, раскрывающих для русского читателя его значение, нет. В примечаниях к полному собранию сочинений содержится следующая информация о слове горочью: «Родзю (слог «го» придает слову оттенок почтительности) — название высшей должности в правительстве сёгуна (впервые упоминается в 1623 г.; соответствовала должности государственного секретаря). Родзю непосредственно подчинялся сёгуну и управлял императорским двором, удельными князьями и чиновниками. Эту должность поочередно в течение месяца занимали четыре или пять человек из крупных наследственных вассалов дома Токугава» [Гончаров 2000: 639]. Часть контекстов употребления слова горочью, приведённые выше, соответствует такому определению значения слова (контексты (2), (3) и с совершенной очевидностью — (1)).
Однако характер другой части употреблений слова горочью в очерках (контексты (4), (5), (6)) свидетельствует об использовании его не в качестве наименования отдельного должностного лица, но некого органа власти (из горочью, в горочью), у которого есть свой президент (от президента горочью).
Наличие у слова горочью значения орган власти при сёгуне подтверждается и другими контекстами употребления слова в XIX веке47.
Микадо: «Известно, что этот микадо (настоящий, законный государь, отодвинутый узурпаторами-наместниками, или сиогунами, на задний план) не может ни надеть два раза одного платья, ни дважды обедать на одной посуде. Всё это каждый день меняется, и сиогун аккуратно поставляет ему обновки, но простые, подешевле» [Гончаров 1998: 351].
Слово микадо было достаточно известно в XIX веке. В словаре Толля микадо толкуется как высшее духовное лицо в Японии, то же, что Даири [Толль, II], статья на слово даири более подробная: указывается, что это японский император и первосвященник, подчёркивается его особое положение в обществе. В словаре Березина сообщается только, что это титул японского императора, даётся ещё один вариант названия — тенно [Березин, III, II], в словаре Брокгауза и Ефрона подчёркивается светский характер власти микадо [Брокгауз, Ефрон, XIX], что находится в некотором противоречии с дефиницией, данной в словаре Толля. В словаре иностранных слов Михельсона, в котором слово микадо определяется следующим образом: Прежде: духовный японский император, теперь же, — светский и вместе с тем духовный [Михельсон 1891: 429].
Известно, что власть микадо со временем слабела, очевидно, утрачивалось и представление о микадо как о высшем духовном лице в государстве [Asakawa 1963: 25]. Употребления XIX века демонстрируют эту противоречивость в употреблении слова48. Отметим, что у И. А. Гончарова нет никакого упоминания об особом духовном статусе микадо.
Особенности сочетаемости оттопонимических прилагательных
В СРНГ в качестве третьего значения слова поварня дано то, в котором употребляется слово автором очерков: нежилая постройка для отдыха и ночлега проезжающих [СРНГ, 27].
Ураса, юрта: «Мы вошли в юрту, или, правильнее, урасу. Это просто большой шалаш, конической формы, из березовой коры, сшитый довольно плотно, так что ветер мало проходил насквозь. Кругом лавки, покрытые сеном, так же как и пол. Посредине открытый очаг, вверху отверстие для дыма» [Гончаров 1997: 667].
И. А. Гончаров использует слово юрта как более привычное наименование реалии. Наименование ураса он предлагает как более специфическое (правильное).
По данным словаря Даля, слова ураса и юрта являются синонимами. Однако юрта используется в качестве обобщённого названия жилища многих кочевых народов: юрта — зовут намет кочевых народов, например, саянцев, якутов, тунгусов, чукчей, алеутов, самоедов, коряков и камчадалов; она крыта берестою, кожами оленя, она же чум [Даль, IV]. В то время как слово ураса обозначает реалию, имеющую узкую географию распространения: якутская берестовая вежа, шалаш, юрта, чум [Даль, IV]. Интересно, что при этом слово ураса даётся без помет, а слово юрта имеет помету вост.-сиб. Заимка: (1) «зимой живут в городе, а летом на заимках (дачах)» [Гончаров 1997: 667]; (2) «Лена течет излучинами, и ямщики, чтоб не огибать их, едут через мыски и заимки, как называют небольшие слободки» [Гончаров 1997: 709]. Слово заимка представлено в очерках И. А. Гончарова сразу в двух значениях: дача (1) и небольшое поселение (2).
В лексикографических источниках представлены оба значения слова. В словаре Даля находим следующее толкование, сопровождаемое пометой сиб.: место, занятое под хозяйство, под земледельческое заведение, с избой и другими ухожами; дача, ферма, хутор, мыза , а с пометой Вост.-Сиб.: станок, станция [Даль, I], в СРЯ XVIII в качестве третьего значения представлено: в Сибири — небольшое поселение вдали от города [СРЯ XVIII, 7]. В СРНГ в качестве первого значения указано: загородный дом, дача . Полного совпадения со вторым значением, представленным в очерках, нет, но в качестве одиннадцатого значения даётся станция для перемены (пометы — Сиб., Вост.-Сиб.) [СРНГ, 10].
Наслег (нослег, ночлег): «улусы на наслеги, или нослеги, или, наконец... не знаю как. Люди, не вникающие в филологические тонкости, попросту называют это здесь ночлегами… Улусом управляет выборный, утвержденный русским начальством голова, наслегом — староста и его помощники, старшины» [Гончаров 1997: 672].
Очевидно, в этом контексте автор «Фрегата» демонстрирует слово в тех вариантах, которые были услышаны им самим. Наличие вариантов в данном случае, по-видимому, объясняется отсутствием прозрачной мотивировки у слова наслег — эта мотивировка появляется при преобразовании его в привычное и понятное для всех носителей русского языка слово ночлег.
Подтверждают это предположение данные словарей. В словаре Даля не даётся других вариантов слова наслег. Слово снабжено пометой сиб. и имеет значение якутская древня, аул, десятка в два юрт (кибиток) [Даль, II]. В СРНГ даётся три значения слова: 1) ночёвка, место ночёвки; ночлег ; 2) небольшая конусообразная постройка или избушка в пустынном месте, служащая местом отдыха путников ; 3) деревня; стойбище . Слово представлено в ином произношении и написании — наслёг [СРНГ, 20]. Очевидно, при возникновении варианта ночлег актуализировалось первое значение слова, в то время как в произведении И. А. Гончарова слово употребляется в третьем из представленных значений.
Улус: «Область разделена на округи, округи на улусы, улусы на наслеги, или нослеги, или, наконец... не знаю как. Люди, не вникающие в филологические тонкости, попросту называют это здесь ночлегами. В улусе живет до несколька сот, даже до тысячи и более, человек. Улусом управляет выборный, утвержденный русским начальством голова, наслегом — староста и его помощники, старшины» [Гончаров 1997: 672].
Слово улус в словаре Даля имеет следующее значение: у якутов, равно у калмыков, улус, род, поколение, колено, под одним старшиною; у нас принято называть это волостью [Даль, IV].