Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Жанровое своеобразие лексики былинных текстов Т.Г. Рябинина 16
1.1. Жанровая принадлежность фольклорного текста 16
1.2. Конкорданс народной поэзии и лингвофольклористический инструментарий в его подготовке 19
1.3. Словник былинных текстов Т.Г. Рябинина
1.3.1. Принципы составления былинного словника 26
1.3.2. Количественный анализ былинного и песенного лексиконов 29
1.3.3. Частеречные параметры разножанровых словников 33
1.4. Характеристика ядерной лексики былинного и песенного
словников 38
1.4.1. Лексические единицы, представляющие предметный мир 44
1.4.2. Слова с признаковым значением 52
1.4.3. Наименования процессуального мира 61
1.4.4. Адвербиальные единицы и количественные наименования 63
Выводы по Главе 1 64
ГЛАВА 2. Диалектный аспект изучения былинного лексикона 66
2.1. Общеупотребительная лексика 67
2.2. Территориально ограниченная лексика 72
2.2.1. Структурные лексические классы 82
2.2.1.1. Лексические диалектизмы 82
2.2.1.2. Семантические диалектизмы з
2.2.1.3. Диалектные словосочетания и фразеологические диалектизмы 93
2.2.2. Тематические группы диалектных наименований 97
2.2.3. Словообразовательные модели диалектных единиц 100
2.3. Фольклоризмы 103
2.3.1. Сравнительная характеристика былинных и песенных фольклоризмов 105
2.3.2. Тематические группы собственно фольклорных наименований 114
2.3.3. Словообразовательные модели собственно фольклорных единиц 116
2.3.4. Постоянные эпитеты в разножанровых лексиконах 118
Выводы по Главе 2 122
ГЛАВА 3. Идиолектно маркированные наименования в эпических текстах Т.Г. Рябинина 125
3.1. Варьирование былинного текста 125
3.2. Идиолектные единицы в лексиконе Т.Г. Рябинина и их частеречная принадлежность 128
3.3. Дифференциация идиолектных наименований по тематическому признаку
3.3.1. Лексические единицы, представляющие предметный мир 137
3.3.2. Слова с признаковым значением 141
3.3.3. Наименования процессуального мира 145
3.3.4. Адвербиальные единицы 151
3.4. Критерии выделения идиолектных языковых конструкций 152
Выводы по Главе 3 156
Заключение 158
Список литературы 162
- Принципы составления былинного словника
- Слова с признаковым значением
- Диалектные словосочетания и фразеологические диалектизмы
- Дифференциация идиолектных наименований по тематическому признаку
Принципы составления былинного словника
Изучение фольклора в целом и его языка в частности возможно только в плане учёта жанровых особенностей; специфику же уместно выявлять на материале былин и лирических песен (Оссовецкий, 1952: 97-98). «... Всякое явление целесообразно рассматривать как часть системы явлений данного рода. Каждый фольклорный жанр может быть до конца осмыслен в его внутренних закономерностях и в его развитии лишь при сопоставлении с другими жанрами той исторически сложившейся и эволюционирующей системы их, которую мы называем фольклором» (Азбелев, 1975: 21).
Включение слова в любое текстовое пространство уже обусловлено разного рода ситуациями и самим ходом повествования; его функционирование возможно в границах определённого словесного окружения. В произведениях разных жанров отличия проявляются ещё ощутимее. Так, ориентация на жанровую принадлежность даёт возможность выявить своеобразие языкового материала, поскольку, по наблюдению исследователей, «одинаковых проекций у одинаковых слов в разных жанрах практически не бывает. Наличие проекций связано либо с различиями в вариантах культурно-языковой картины мира, которые свойственны жанрам и которые можно назвать "картинками" мира при одной культурной модели, либо с различием в культурных моделях и чаще всего -в их ценностных ориентирах» (Никитина, 2000: 20-21).
Возникновение и дальнейшее функционирование произведения обусловлены его жанровой принадлежностью, которая предполагает и своего рода «ответственность» текста. «Одни поэты преимущественно умеют хорошо рассказать происшествия, случающиеся в жизни. Это называется эпической или повествовательной поэзией ... Другие особенно хорошо могут изображать предметы и передавать то чувство, то впечатление, которое эти предметы возбуждают в душе. Это поэзия лирическая» (Добролюбов, 1970: 353).
Суть отличия эпической поэзии от лирической излагает в «Заметке собирателя» П.Н. Рыбников: «Если былевая поэзия переносит нас в далекое прошедшее и открывает нам народное земское представление о русской истории и о тех идеалах, которые созданы ее течением в сознании народа, то ... бытовые песни знакомят со взглядом русского человека на явления его семейной и обыденной жизни» (Рыбников, 1864: III).
В работе «Эстетика и поэтика» А.А. Потебня следующим образом сформулировал «настроение» эпоса и лирики: «Лирика - praesens. Она есть поэтическое познание, которое, объективируя чувство, подчиняя его мысли, успокаивает это чувство, отодвигает его в прошедшее и таким образом дает возможность возвыситься над ним. Лирика говорит о будущем и о прошедшем... лишь настолько, насколько оно волнует, тревожит, радует, привлекает или отталкивает. Из этого вытекают свойства лирического изображения: краткость, недосказанность, сжатость, так называемый лирический беспорядок ... Эпос - это perfectum. Отсюда спокойное созерцание, объективность (отсутствие другого личного интереса в вещах, изображаемых в событиях, кроме того, который нужен для возможности самого изображения)» (Потебня, 1976: 448-449).
Устная эпическая поэзия - это жанр повествовательной поэзии, которая создавалась способом, выработанным поколениями исполнителей, не умевших писать. Этот способ состоит в «сложении метрических стихов и полустиший посредством формул и формульных выражений и построением песен с помощью тем» (Лорд, 1994: 14). «Законы жанра и связь с определёнными традициями ставят былинам известные границы в их историческом содержании, в возможностях отбора и изображения явлений жизни. Есть определённый круг проблем, сюжетных тем, коллизий, ситуаций, образов, которые составляют эпический фонд» (Путилов, 19662: 105).
В.П. Авенариус во введении к былинам древнекиевского эпоса отмечал тот факт, что «отрывочные сказания, одухотворенные одной общей идеей, вращающиеся около одного главного события, около одной первенствующей личности, мало-помалу, как бы сами собой, сливаются в один сплошной рассказ, который в окончательном виде и обращается в народную эпопею. Таким образом, народная эпопея есть опоэтизированная история народа, рассказанная им самим» (Авенариус, 1876: VI).
Лирическая поэзия, напротив, распадается на множество рассказов, небольших по объёму и вместе с тем идейно ёмких. «Лирические песни составляют богатый и обширный отдел песенной поэзии русского народа: в них выражались и до сих пор выражаются лирические чувства русского человека в самых разнообразных условиях его быта за всю его историческую жизнь, в силу чего и получили они неисчерпаемое многообразие текстов и напевов и разнообразие их вариантов» (Сборник ..., 1889:1).
Песня, «выражая собой душевное состояние поющего, поется всегда и везде. Она поется в минуты отдыха и за работой, поется в одиночку и хором, поется в бурлацкой лямке и на солдатском походе ... песня создавалась первоначально каким-либо одним лицом. Но лирическое чувство этого лица отливалось в формах слова и напева настолько понятных и близких каждому, поэтические образы и лирическое чувство этого поэтически-музыкального произведения столь соответствовали поэтическим представлениям многих отдельных лиц и общему настроению, что это произведение сразу подхватывалось другими, делалось всенародным достоянием, и песня становилась народною» (Там же: 2-3).
Слова с признаковым значением
Анализ употребления территориально ограниченной лексики в произведении устной народной поэзии целесообразно предпринять с постановки одной из первостепенных проблем лингвофольклористики, которая заключается в изучении специфики языка фольклора в его отношении к литературному языку и народным говорам. Указанная проблема по-разному интерпретировалась в работах Е.Б. Артёменко (1994), П.Г. Богатырёва (1973), О.И. Богословской (1985), А.П. Евгеньевой (1963), И.А. Оссовецкого (1975). Также представляют интерес труды О.И. Киселёвой (1988), Ф.П. Сороколетова (1974) и ряда других учёных.
Вопрос о взаимосвязи устно-поэтической речи с речью литературной находит обоснованный ответ: «язык народной словесности - и лоно литературной речи, особенно языка художественной литературы, и постоянный подпитывающий её источник» (Хроленко, 20081: 109). Реакция же на соотношение устно-поэтической речи и речи диалектной обнажает оппозицию двух ключевых точек зрения.
По мнению ряда исследователей, язык произведений устного народного творчества - одна из функционально-стилевых разновидностей речи. А.П. Евгеньева, высказывая своё понимание проблемы «язык фольклора - диалект», отмечала следующее: «Совершенно необходимо и закономерно изучение языка фольклора именно в плане изучения народных говоров ... Грубая ошибка отрывать фольклор от этой живой среды и рассматривать его как нечто "общее", особое» (Евгеньева, 1939: 53). Язык фольклора предстаёт в основном живым современным диалектом, в области которого живёт произведение, поднятым на высокую ступень художественности (об этом: Богословская, 1985: 6). Так, В.И. Собинникова, изучая явление параллелизма в южновеликорусских говорах, отмечала, что «кажущееся специфически фольклорным языковое средство бытует в повседневной диалектной речи» и что «фольклор черпает из неё свои речевые приёмы, расцвечивая их яркими красками и превращая в стабильное фольклорное средство» (Собинникова, 1969: 79). Интерес представляет и позиция П.Г. Богатырёва: «В основе языка литературы лежит литературный язык, в основе языка фольклора лежит диалект. Язык литературы -это литературный язык в его эстетической функции, язык фольклора -это диалект в его эстетической функции ... Невозможно выявить специфику языка фольклорного произведения того или иного жанра, не зная диалекта, на котором исполняется это произведение, диалекта в его коммуникативной функции» (Богатырёв, 1973: 106).
Приверженцы противоположной позиции утверждают, что язык фольклора носит наддиалектный характер (см. об этом, напр.: Оссовецкий, 1979). Наддиалектность предполагает языковое единство представителей разных территориальных диалектов, предельную обобщённость форм, относящуюся практически ко всем уровням языковой системы (Праведников, 2009). По мнению В.В. Виноградова, «в период феодальной раздробленности, когда на роль государственно-деловых языков отдельных княжеств претендовали поместно-территориальные диалекты, устная народная поэзия и её язык выступали как великая культурно объединяющая сила, как фактор национального сплочения ... Стили народной поэзии (особенно былины, исторические песни, сказки, пословицы) были чужды местной, областной исключительности. Они развивались как общерусский народно-поэтический язык» (Виноградов, 1945: 100). Исследователи отмечают, что язык фольклора на различных территориях более сплочён, чем местные говоры в своей совокупности. Причину этого видят в том, что «народные художники в процессе создания и воссоздания фольклорных текстов производят отбор из материала местных говоров элементов, лишённых узколокальной ограниченности, представляющих собой общедиалектное или общеязыковое достояние» (Артёменко, 1977: 4).
Вопрос соотношения языка фольклора и диалектной речи, став одним из ключевых в работах курских лингвофольклористов (см. об этом, напр.: Бобунова, 20033), нашёл своё разрешение в монографии СП. Праведникова «Основы фольклорной диалектологии», в которой была обоснована целесообразность выделения специальной научной дисциплины. Язык русского фольклора представляется как функционально-стилевая разновидность диалекта, генетически связанная с диалектно-бытовой речью и отличающаяся от неё своей функцией и жанровой дифференциацией. Данные отличия способствуют появлению в русской устно-поэтической речи отдельных языковых элементов, характерных только для этой разновидности речи, а также изменению сочетаемости элементов, что свойственно всем разновидностям диалекта. В связи с тем, что отличия невелики и непринципиальны, нет основания считать язык фольклора наддиалектным явлением (Праведников, 2010).
Сопоставление ряда песенных мегатекстов - курского, архангельского, олонецкого, сибирского, кубанского - в работе СП. Праведникова подчинено разработке и апробации методов, методик и приёмов фольклорной диалектологии. «По сути, курский, архангельский и другие мегатексты гипотетически можно считать реальным воплощением курского, архангельского и других диалектов. Исследователю остаётся одно - путём сопоставления выявить те единицы текста, слова и значения слов, лакуны и доминанты, которые и составляют своеобразие фольклорного дискурса, вербализующего курский, архангельский и другие "профили" народнопоэтической картины мира» (Там же: 53-54).
В нашей работе внимание акцентируется исключительно на олонецком диалекте, репрезентированном, однако, в двух мегатекстах: былинном и песенном. Оговорим тот факт, что в былинных текстах - произведениях конкретного исполнителя - наличествует личностное начало, которое определено той или иной исполнительской традицией. В песнях, наоборот, наблюдаем практически отсутствующее индивидуальное в противовес ярко выраженному коллективному.
Идея территориальной неоднородности фольклора возникла в процессе сбора народно-поэтических текстов. Собиратели русского фольклора XIX века отмечали связанные с местом бытования специфические черты практически во всех жанрах устного народного творчества. Основанием стало положение о том, что любое фольклорное произведение исполняется на том или ином диалекте, который используется певцами и сказителями в повседневной жизни, а диалекты эти неизбежно отличаются друг от друга рядом фонетических, лексических и грамматических показателей.
Знаменательно, что одним из приложений к изданию П.Н. Рыбникова стала заметка собирателя, повествующая «об особенностях Олонецкого подречия». Как пишет автор, «много данных в перечне приводимых особенностей. - А.Х. заимствовано также из языка бытовых и былевых песен, который сохранил ещё вполне местный колорит» (Рыбников, 1867: 276). А.Ф. Гильфердинг, позднее побывавший в тех же местах, снабжает своё издание известной статьёй «Олонецкая губерния и её народные рапсоды», в которой сообщает следующее: «Каждая былина вмещает в себе и наследие предков, и личный вклад певца; но, сверх того, она носит на себе и отпечаток местности» (Гильфердинг, 1894: 34). Так, если собирателю встречалось в былине непонятное слово и он спрашивал его толкование, А.Ф. Гильфердинг получал объяснение только в том случае, «когда слово принадлежало к употребительным местным провинциализмам», что есть отпечаток местности. Если же слово не было в употреблении, всегда был один ответ: «так поется», или «так певали старики, а что значит, мы не знаем»; что есть наследие предков (Там же: 28).
Диалектные словосочетания и фразеологические диалектизмы
Итак, согласно количественным данным словника онежских былин, словаря былинной лексики и словника эпических текстов Т.Г. Рябинина, мы выделяем 284 слова, которые в собрании «Онежских былин» А.Ф. Гильфердинга функционируют исключительно в произведениях Т.Г. Рябинина. Доля таких наименований в словнике онежских былин, включающем 7 472 единицы, - 3,8%. В словнике былин сказителя, подключающем имена собственные, местоимения, служебные слова и вмещающем 2 190 единиц, такие слова составляют 13%.
Распределив идиолектные слова по частям речи, получим следующие данные. Индивидуально-исполнительскими являются 86 существительных (30,3% идиолектных слов), 42 прилагательных (14,8%), 138 глаголов (48,6%) и 18 наречий (6,3%). Как видим, наименования действий заметно преобладают. Велико число и специфических именований предметов, в частности, в два раза превышающих перечень уникальных прилагательных. Менее всего в «обновлении» былинного текста задействованы наречия.
Заметим, что в числе слов, привлекаемых только Т.Г. Рябининым, присутствуют наименования, встретившиеся нам в текстах олонецких лирических песен. К таким единицам относим существительные колечко, цветок, цепочечка, щеголь, прилагательные легкий, нонешний, холодный, глаголы допустить, допущатъ, отсылать, перестать, побросать, полетать, поцеловаться, припадать, прогулять, унывать. Словесное окружение перечисленных наименований в эпическом и лирическом повествованиях различно. Интересно, что в былине цветок лазуревый, в песне - аленький. В эпическом тексте артефактное существительное цепочечка характеризуется посредством прилагательного медный; в лирической песне социофактное наименование щеголь взаимодействует со словом московский. В былине отсылают грамоту, в песне - письма. Однако и в эпосе, и в лирике унывать может только сердце.
Среди идиолектных наименований следует отметить наличие общеупотребительных, диалектных и собственно фольклорных слов, а также единиц, не фиксируемых нормативными толковыми словарями и сводным словарём русских народных говоров (СРНГ). Помимо «Словаря русского языка» (МАС), в некоторых случаях привлекались следующие издания: «Словарь современного русского литературного языка» (БАС) и «Толковый словарь русского языка» Д.Н. Ушакова. Общеупотребительная лексика в перечне идиолектных слов составляет 30,3%, территориально ограниченная - 43,7%, собственно фольклорная - 7,7%, не включаемая в перечисленные ранее лексикографические издания - 18,3%.
Так, идиолектными являются такие диалектные наименования, как существительные базыка, зернедко, корзни, поговоря, посмешка насмешка (СРНГ: 30: 186), сватуха сваха (СРНГ: 36: 220), сцапина царапина, ссадина (СРНГ: 43: 80), др., прилагательные досюлешний прежний, старинный, давнишний (СРНГ: 8: 152), завозный взятый на дорогу, предназначенный для поездки (СРНГ: 9: 330), нежененый, оворотистый, платеный платяной (СРНГ: 27: 95), пометный такой, что надо выбросить, бросовый (СРНГ: 29: 209), потаенный не обнаруживающий себя, тайный (СРНГ: 30: 261), др., глаголы воспитать вскармливать (СРНГ: 5: 141), замураветъ покрыться муравой (СРНГ: 10: 263), клепать колотить, бить белье вальком (при стирке) (СРНГ: 13: 279), листитъся, подлыгатъся лгать в глаза; издеваться (СРНГ: 28: 71), приобгалитъся насмеяться, обидеть (СРНГ: 31: 320), промолвить блеснуть, сверкнуть (о молнии) (СРНГ: 32: 188), др., наречия вместях, не\жалухою в идиоме бить не жалухою, отдали вдали (СРНГ: 24: 160), поздешенъко очень поздно (СРНГ: 28: 326), понизенъко ласк. Низко (СРНГ: 29: 259), по-однакому одинаково (СРНГ: 29: 285), пословечно отчетливо произнося каждое слово (СРНГ: 30: 179), др.
Приведём также идиолектно маркированные фольклоризмы: существительные креченъ сфолък. Птица кречет (СРНГ: 15: 239), кроволитъице сфолък. То же, что кроволитье; фолък. Кровавое сражение, кровопролитный бой (СРНГ: 15: 269), поручинки сфолък. ласк. То же, что порученки; фолък. Перила (крыльца, моста и т.п.) (СРНГ: 30: 107), судомойница, др., прилагательные белодубый, изменный в бранном выражении собачище изменное (СРНГ: 39: 148), орлёный, скоморовчатый фолък. Скомороший (СРНГ: 38: 73), др., глаголы воспотешитъ фолък. Потешить (СРНГ: 5: 143), призабрызгатъся фолък. Забрызгаться, испачкаться (СРНГ: 31: 212), призадохнутъся фолък. Стать затхлым, задохнуться, испортиться (СРНГ: 31: 213), призамешкатъся фолък. Замешкаться, задержаться немного (СРНГ: 31: 216), др., наречие крадчи то же, что крадко; фолък. Украдкой, тайно, скрытно (СРНГ: 15: 160, 161).
Наименьшая частотность идиолектных единиц - 1 словоупотребление, наибольшая - 22.
В числе индивидуально-исполнительских существительных на долю гапаксов приходится 48,8%. Только три наименования являются частотными: столъне-Киев (22), одежица (20), стопа (14). Напомним, что к частотной лексике исследуемых эпических текстов мы относим слова с количеством вхождений 14 и выше, поскольку средняя частота слова (Fcp.) в былинах Т.Г. Рябинина - 13,8. Вместе с тем сказителем регулярнее других используются существительные креченъ (6), палицкаїпаличка (6), колечко (5), хребет (5). Среди идиолектных прилагательных единичные составляют 52,4%. Чаще всего сказитель обращается к таким именованиям признаков, как холодный (8), скоморовчатый (7), муржамецкий (6), посыльный (5), россейский (5), соловий (5). Доля идиолектных глаголов, единожды употреблённых в былинных текстах, также весьма велика - 64,5%. В большей степени частотны слова воспотешитъ (9), насмотреть (8), покладать (7), обгалитъся (6), поразмахиватъ (6), настлать (5), поберечь (5). В перечне характеристичных наречий гапаксы составляют 66,7%. Отмечаем и весьма востребованные единицы: по-соловъему (9), не\жалухою (8), пословечно (7).
Дифференциация идиолектных наименований по тематическому признаку
В числе идиолектно маркированных наименований выделяем глаголы проявления качества: достичь настичь (MAC: 1: 437) -Их достигла темна ночка в чистом поли (Гильф., 2, № 81), промолвить (о молнии) - Так не молвия в чистом поли промолвила (Гильф., 2, № 80); глаголы, указывающие на изменение состояния или признака: забрызгаться, задохнуться стать затхлым, испортиться (MAC: 1: 517), замураветъ, мокнуть, осыпаться, отломиться, отсыпаться, покривиться, призабрызгаться, призадохнуться, призамешкаться, топиться, уменьшиться, ускорять. Отмечаем глагол, указывающий на положение в пространстве, улечь вм. лечь (СООН: 124); глагол замены сменять; глагол приобретения похватать.
К глаголам, обозначающим социальные отношения, относим слова воспитать, допустить, допущать, доставлить как компонент фиксируемого словарём словосочетания доставлять во верушку крещеную обращать в христианскую веру (СРНГ: 8: 146), обучить, поберечь защитить кого-либо (СРНГ: 27: 192), повиноваться, ужаловатъ, учёстоватъ.
Глаголы прекращения действия представлены наименованиями перестать, покончитъся, умолкнуть.
М.А. Венгранович в работе «Традиционность как базовая стилевая черта фольклорного текста» писала, что «механизм фольклорной традиции обусловлен непрерывным характером творческого акта, состоящего из органически связанных друг с другом коммуникативных звеньев - актов исполнения, восприятия, запоминания ... в условиях которого происходит либо гибель того или иного произносимого варианта, либо его совершенствование и в конечном итоге - фольклоризация, т.е. превращение индивидуального творческого акта в коллективный творческий акт» (Венгранович, 2004). Примером фольклоризации может служить функционирование глагола покончитъся в текстах. Т.Г. Рябинин привлекает глагол единожды: А по тыих мест старинка и покончиласъ (Гильф., 2, № 75), - отдавая предпочтение формуле славу петь век по веку. Наследник (в четвёртом поколении) былинной традиции Т.Г. Рябинина П.И. Рябинин-Андреев неоднократно использует концовку с компонентом покончитъся: ... тем былиночка покончиласъ (Былины Севера, № 133 и др.).
Ю.А. Новиков, исследуя творческие контакты прионежских сказителей, в числе примеров разного рода заимствований указывал на то, что известный исполнитель Ф.А. Конашков «"взял на вооружение" нетрадиционную былинную концовку П. Рябинина-Андреева "Тем былина и покончилася" и последовательно использовал её в своих эпических песнях; в записях 1928 г. она не встречается ни разу, а в сборнике Линевского Сказитель Ф.А. Конашков / подгот. текстов, вводная статья и коммент. A.M. Линевского. Петрозаводск, 1948. 210 с. - А.Х. её нет только в "Сухмане" и в одном из двух вариантов "Ильи и Идолища"». Вместе с тем сказитель И.Т. Фофанов, целиком перенявший от П.И. Рябинина-Андреева былину о первом бое Добрыни со змеем, эту формулу опустил (Новиков, 1991: 77).
Среди идиолектно маркированных наименований мы также выделяем наречия места близко-поблизку, над\верхом, отдали, времени вовек, вскоре, нонъчу, поздешенъко и образа действия вместях (расти, учиться), крадчи (заехать), кружком (вертеть), мертво (лежать), не\в\люби (брать, прийти), не\жалухою (бить), понизенько {поклоняться), по-однакому (есть кушать ), пословечно (выговаривать), по\соловьеву (засвистать), по-соловьему (засвистать, свистать, свистеть).
Заметим, что наречие ж\жалухою присутствует в передаче К.Г. Рябининым - внуком Т.Г. Рябинина - сцены расправы Ильи Муромца с Соловьем-разбойником: Тут старый козак Илья Муромец Бил его не желухою, И тут-то Соловью славу поют (Былины Севера, № 141). В целом же направление поисков эпического певца, их результаты постоянно контролируются эпической средой: «одни новации принимаются, переходят в репертуар близких родственников и соседей, другие отвергаются - в этом ... проявляется коллективная природа фольклора» (Новиков, 2000: 183).
Выявление неоднокомпонентных структур возможно при комплексном изучении и представлении лексического наполнения определённого корпуса текстов. В нашем случае необходимым подспорьем стал «Словарь языка русского фольклора» (Бобунова, 20061, 20062). Лингвофольклористы в работе над словарём учитывают лексиконы обширного ряда исполнителей, собирая воедино богатый словарный материал и систематизируя его.
Подчеркнём тот факт, что лексикографическое издание за знаком +: помещает дополнительную информацию к описываемому слову, которая может включать «индивидуальные устойчивые конструкции, варианты общеэпических формул, неожиданные определения, авторские цепочки определений, свои ассоциативные ряды» (Хроленко, 2000). Например, в словарной статье Крестовый за знаком +: следует: «крестовая дороженъка и крестовый звон - Рябинин (Кижи); крестовая улица - Романов (Кижи); крестовое братовство - Щеголенок (Кижи)» (Бобунова, 20062: 149). Следовательно, употребление каждого из указанных словосочетаний закреплено за конкретным исполнителем.
С завершением работы над словарём можно будет, в частности, сформировать полный перечень специфических языковых конструкций того или иного сказителя. Мы же (для примера) ограничимся некоторыми структурами. Полагаем, что данное явление целесообразно изучать, сопоставляя идиолектные конструкции разных исполнителей. Предметом же нашего исследования является лексикон одного былинного певца.
В эпических текстах Т.Г. Рябинина отмечаем следующие индивидуально-исполнительские конструкции: балхон королевский (2 употребления), великая бессчетная золотая казна (4), Господний крест (3), грядочки орлёные (1), дары драгоценные (4), детушки крещеные (1), дрянное лученочко пометное (2), завести пированъице (2), кладовая богатая (1), кланяться до полов кирпичных (4), король шведский (1), коротать дороженьку (2), одежица снарядная (10), повыхватитъ за кудерушка (1), подпоры жалезные (2), поразмахиватъ дверь на\пяту (6), приехать целым десяточком (1), прилететь от крестничка (1), славный белый шатер (3), сладкий хмельной напиточек (3), снять крышу со бела шатра (4), срубить по локоточкам (1), темная орда (2), целые суточки (1), черленый стул (2) и др.
Словосочетание сахарне деревце единожды употреблённое сказителем, весьма необычно. Одно из толкований лексемы сахарный в СРНГ - сфолък. Эпитет дерева (СРНГ: 36: 155). Обратимся к былинному фрагменту, содержащему данное сочетание.
Да й ходи-тко ты тогда во мой зеленой сад, Ты посматривай-тко на сахарне мое деревце: Если буде прилетать-то голуб со голубушкой, Станет голуб со голубушкой на деревце прогуркивать, А что нет жива Добрынюшки Микитинца... (Гильф., 2, № 80). Настасъюшка Микулична в сцене прощания со своей здержавушкой Добрынюшкой Микитинцем спрашивает: Скоро ль ждатъ велишь нам, когда дожидать? (Гильф., 2, № 80). Герой в числе прочих вестников своей гибели называет приведённое выше условие. Ответ на вопрос: наличествуют ли