Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретические основы изучения русских и татарских народных примет и концепта 13
1. Лингвокультурологический аспект изучения народных примет 13
2. К вопросу об изучении народных примет в русском и татарском языкознании 26
3. Классификация, функции и основные признаки народных примет 32
4. Концепт как лингвокультурологическое явление 45
4.1. Определение концепта 45
4.2. Классификация концептов 54
Выводы к I главе 56
Глава II. Семантическое моделирование концепта вода/су в язьпсе русских и татарских народных примет 59
1. Из истории изучения концепта ВОДА 59
2. Структура концепта ВОДА/СУ в русских и татарских народных приметах 65
3. Лексико-семантическая группа слов «Вещество в жидком состоянии» 75
3.1. Слова непроцессуальной семантики 75
3.2. Слова процессуальной семантики 82
3.3. Слова со значением результата процесса 90
4. Лексико-семантическая группа «Вещество в твердом состоянии» 93
4.1. Слова процессуальной семантики 93
4.2. Слова непроцессуальной семантики 104
4.3. Слова со значением результата процесса 107
Выводы ко II главе 111
Глава III. Синтаксические отношения в русских и татарских народных приметах, содержащих концепт вода/су . 116
1. Синтаксис русских и татарских примет 116
1.1. Структурно-семантические особенности примет 116
1.2. Сложное и простое предложение 125
2. Сложноподчиненное предложение в русском языке 126
2.1. Русские народные приметы, включающие ЛСГ слов концепта ВОДА - сложноподчиненные предложения 126
2.2. Структурные модели народных примет в русском языке 128
2.3. Специфика видовых и временных форм глаголов в русских народных приметах — сложноподчиненных предложениях 131
3. Татарские народные приметы, включающие JICF слов концепта СУ, - сложноспаянные предложения 134
3.1. Структурные модели паремий и грамматические формы, используемые в качестве сказуемых, в татарском языке 135
4. Сложные предложения с бессоюзной связью в системе народных примет 144
Выводы к III главе 155
Заключение 160
Библиография 171
Приложение 191
- Лингвокультурологический аспект изучения народных примет
- Структура концепта ВОДА/СУ в русских и татарских народных приметах
- Слова со значением результата процесса
- Сложные предложения с бессоюзной связью в системе народных примет
Лингвокультурологический аспект изучения народных примет
Народные приметы — важная составляющая часть национальной культуры и языка. Язык и культура - явления взаимосвязанные и взаимопроникающие, отношения между которыми образуют диалектически противоречивое взаимодействие. Язык — средство выражения, проявления культуры, материальная база для создания культурных ценностей. Система ценностей и приоритетов культуры имеет многоуровневый характер, и язык в ней занимает особое место, так как он уникален по своей природе и имеет широкие потенциальные возможности. Любая культура обслуживается языком, но в то же время сам язык является предпосылкой ее возникновения, развития, а также осознания в контексте особенностей национального способа мышления.
Слово «культура», происходящее от латинского «culture», изначально имело значение возделывания и обработки почвы. Со временем этот термин был перенесен на человека и стал означать его воспитание и образование, т.е. «возделывание человека» [Арнольдов 1992: 6-7]. Культура как явление изучается многими гуманитарными дисциплинами: литературой, философией, этнографией, социологией, правом, историей, - поскольку представляет собой понятие достаточно сложное и многомерное, в виду чего в рамках указанных наук существует более 300 определений культуры. В кратком исследовании этого термина представим некоторые, на наш взгляд, важные точки зрения.
Э. Сепир рассматривает культуру в первую очередь как совокупность различных способов человеческой деятельности: «Культура — это организация человеческой жизни, особый класс общественных явлений; внимание к национальной личности и прежде всего к ее внутреннему духовному миру; совокупность способов творческой деятельности личности в области материального и духовного производства; способы распределения и потребления материальных и духовных ценностей, достижения в области организации общественных взаимоотношений, способствующих прогрессивному развитию человечества» [Сепир 1993: 469].
Философский словарь предлагает схожее и в то же время более широкое определение культуры как социально-прогрессивную творческую деятельность человечества во всех сферах бытия и сознания, являющуюся диалектическим единством процессов опредмечивания (создание ценностей, норм, знаковых систем и т.д.) и распредмечивания (освоение культурного наследия), направленную на преобразование действительности, на превращение богатства человеческой истории во внутреннее богатство личности, на всемирное выявление и развитие сущностных сил человека [ФС: 210-211].
По выражению P.P. Замалетдинова, чтобы изучить отдельную культуру, исследователю необходимо взглянуть на нее глазами носителей именно этой культуры и увидеть очевидные для него смыслы отдельных элементов этой культуры, связи между этими элементами, научиться говорить о культуре в тех категориях и с теми акцентами, которые естественны для носителя культуры [Замалетдинов 2004: 15].
Учитывая выше сказанное, следует подходить к пониманию культуры как к явлению синкретичному, рассматривать ее как динамичный творческий процесс создания человеком материальных и духовных ценностей, как результат связи человека с миром и утверждения в нем. , По выражению Кагана, «культуре необходимы специальные средства объективизации, обобществления, а значит, материализации производимой идеальной предметности - знаний, ценностей, проектов, образов» [Каган 1996: 269]. Одним из таких средств является язык. В современной лингвистике можно встретить разнообразные определения этого понятия (универсальное средство общения, память истории народа, самое совершенное орудие мысли), Ї что сближает его по степени сложности и многомерности с культурой. Рассмотрим наиболее важные значения термина «язык».
Термин «язык» имеет, по крайней мере, два взаимосвязанных значения: 1) язык вообще, язык как определенный класс знаковых систем; 2) конкретный, так называемый этнический, или «идиоэтническии», язык — некоторая реально существующая знаковая система, используемая в некотором социуме, в некоторое время и в некотором пространстве [ЛЭС 2002: 604].
Изучив высказывания выдающихся лингвистов о языке, можно предложить следующее комплексное определение этого термина: язык — стихийно возникшая в человеческом обществе и развивающаяся система дискретных (членораздельных) звуковых знаков, способная выразить всю совокупность знаний и представлений человека о мире (по Н.Д. Арутюновой и Ю.С. Степанову), это универсальная содержательная структура, непрерывно обновляющаяся и в то же время устойчивая (согласно З.К. Тарланову), универсальное средство общения народа, которое сохраняет единство последнего в исторической смене поколений и общественных формаций (по Н.Б. Мечковской), в то же время язык связан с культурой и немыслим вне культуры, как культура немыслима без языка (по выражению А. А. Реформатского).
С.Г. Тер-Минасова определяет язык как зеркало культуры, в котором отражается общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей, мироощущение, видение мира; по ее мнению, язык можно назвать сокровищницей, кладовой, копилкой культуры, ее. передатчиком и носителем, через который сокровища национальной культуры, хранящейся в нем, передаются из поколения в поколение [Тер-Минасова 2000: 14-15].
Р.Р. Замалетдинов также подходит к определению языка через призму культуры, которая является своеобразной исторической памятью народа, язык хранит ее, обеспечивая диалог поколений. В языке закрепляются именно те образные выражения, которые ассоциируются с культурно-национальными эталонами, стереотипами [Замалетдинов 2004: 105-108].
Исследователи Г.А. Антипова, О.А. Донских, И.Ю. Морковин, Ю.А. Сорокин утверждают, что язык «способствует тому, что культура может быть как средством общения, так и средством разобщения людей. Язык — это знак принадлежности его носителей к определенному социуму. На язык как основной признак этноса можно смотреть с двух сторон: по направлению «внутрь», и тогда он выступает как главный фактор этнической интеграции; по направлению «наружу», и в том случае он — основной этнодифференцирующий признак этноса. Диалектически объединяя в себе эти две противоположные функции, язык оказывается инструментом и самосохранения этноса, и обособления «своих» и «чужих» [Антипов 1989: 75].
Таким образом, мы видим, что язык постоянно находится в тесной взаимосвязи с культурой, и, как видно из представленных высказываний, данный вопрос давно интересует ученых-лингвистов. Так, Ю.М. Смирнов считает, что язык и культура отличают один этнос от другого, и вместе с тем через них открываются способы общения и даже сближения разных этносов [Смирнов 1994: 99], З.К. Тарланов указывает на причинную связь между языком и культурой, которая лежит во взаимоотношении между конкретным языком и образом жизни, мышлением, привычками, приверженностями его носителей [Тарланов 2005: 649].
Решение вопроса взаимодействия языка и культуры возможно с точки зрения разных подходов к данной проблематике, в рамках первого их которых язык представляет собой воплощение материальной и духовной культуры. Это позволяет ученым-лингвистам через языковые средства выявить культурно-национальные стереотипы того или иного этноса. Виднейшим представителем данного подхода является выдающийся немецкий философ и гуманист Вильгельм фон Гумбольдт, который рассматривал язык как нечто постоянное и вместе с тем в каждый момент преходящее, не как продукт деятельности, а как саму деятельность. В его понимании, разные языки — это разные видения одного и того же предмета [Гумбольдт 2000: 70, 9]. Философ впервые поставил проблему соотношения духовной деятельности человека и языка, причем, по мнению ученого, эти два явления составляют одно и то же действие интеллектуальной способности, а сам язык понимается как мир, лежащий между миром внешних явлений и внутренним миром человека. Таким образом, изучая язык, можно увидеть аналогию между человеком и миром вообще и каждой нацией, самовыражающейся в языке [Гумбольдт 2000: 10, 304].
Структура концепта ВОДА/СУ в русских и татарских народных приметах
Совокупность концептов и образует единую концептосферу как целостное и структурированное пространство. В каждой культуре . модель- мира составляется из целого ряда универсальных концептов и констант культуры (таких, как пространство, время, измерение, причина, сущность стихий, нравственные понятия, любовь и т.п.), но у каждого народа между этими концептами присутствуют свои, особенные, соотношения, создающие основу национального мировидения.
Как известно, у концепта сложная структура. Он представляет собой многомерное образование. С одной стороны, к его структуре принадлежит все, что принадлежит строению понятия; с другой стороны, в структуру концепта входит все то, что и делает его фактом культуры — исходная форма (этимология); сжатая до основных признаков содержания история; современные ассоциации; оценки и т.д. Вероятно, этим объясняется различие во мнениях относительно структуры концепта.
Нами уже отмечалось наличие различных подходов к трактовке концепта, поэтому и структура концепта ими рассматривалась по-разному. Например, Ю.С. Степанов [Степанов 2006] выделяет три компонента, или три «слоя», концепта: 1) основной, актуальный признак; 2) дополнительный, или несколько дополнительных, «пассивных» признаков,. являющихся уже неактуальными, «историческими»; 3) внутреннюю форму, обычно вовсе не осознаваемую, запечатленную во внешней словесной форме. В основном признаке, в актуальном, «активном» слое концепт актуально существует для всех пользующихся данным языком (языком данной культуры) как средство их взаимопонимания и общения. Концепт в этом «слое» включается в структуры общения и в мыслительные категоризации, связанные с общением [Фрумкина 1992]. В дополнительных, «пассивных» признаках своего содержания-концепт актуален лишь для некоторых социальных групп. Притом во всех таких случаях «исторические» признаки концепта актуализируются при общении людей внутри данной социальной группы. Внутренняя форма, или этимологический признак, открывается лишь исследователям и исследователями. Для остальных пользующихся данным языком он существует опосредованно, как основа, на которой возникли и держатся остальные слои значений.
Сторонники логического подхода рассматривают концепт как категорию, обладающую концептосферическим полем, в котором имеется центральная часть — ядро понятий и перефирийная, при этом понятия, образующие ядро, связаны между собой ассоциативными связями (полевый подход в рассмотрении структуры концепта) [Никитина 1991]. По мнению В.И. Карасика и Г.Г. Слышкина, концепт, будучи многомерным ментальным образованием, имеет три важнейших измерения — образное, понятийное и ценностное. Образная сторона концепта — это зрительные, слуховые, тактильные, вкусовые, воспринимаемые обонянием характеристики предметов, явлений, событий, отраженных в нашей памяти.
Понятийная сторона концепта - это языковая фиксация концепта, его обозначение, описание, признаковая структура, сопоставительные характеристики данного концепта по отношению к тому или иному ряду концептов, которые никогда не существуют изолированно. Ценностная сторона концепта — важность этого психического образования как для индивидуума, так и для коллектива. [Карасик, Слышкин 2001: 77] Другие исследователи включают в структуру концепта понятийный, образный, аксиологический, поведенческий, этимологический и культурный компоненты [Ляпин 1997: 18 19]. Кроме того, исследователями отмечается, что концепт включает в себя помимо, предметной отнесенности всю коммуникативно значимую информацию, т.е. указание на место, занимаемое этим языковым знаком (концептом) в лексической системе языка: его парадигматические, синтагматические и словообразовательные связи. Еще одним высоковариантным компонентом семантики языкового концепта является когнитивная память слова — смысловые характеристики языкового знака, связанные с его исконным предназначением и системой духовных ценностей носителей языка [Степанов 1997: 562; Яковлева 1998; Апресян 1995: 170; Перелыгина 1993].
Воркачев С.Г. предлагает рассматривать концепт с точки зрения структуры в качестве определенной концептуальной модели, с помощью которой выделяются базовые компоненты семантики концепта и выявляются устойчивые связи между ними [Воркачев 2001]. С другой стороны, представительство концепта в языке приписывается слову [Вежбицкая 1997: 77-79; Вежбицкая 1999: 434-484; Арутюнова 1999: 543-640], а само слово получает статус имени концепта, но при этом, будучи элементом лексико-семантической системы языка, всегда реализуется в составе той или иной лексической парадигмы, что позволяет его интерпретировать как: 1) инвариант лексической парадигмы, образованной ЛСВ этого слова; 2) имя смыслового (синонимического) ряда, образованного синонимами, соотносимыми с одним из ЛСВ этого слова [Лихачев 1993: 4; Москвин 1997].
Несмотря на множество интерпретаций структуры концепта, можно сказать, что в принципе они не противоречат друг другу, поскольку рассматривают концепт с точки зрения содержательных и смысловых особенностей, с точки зрения ассоциативных связей концепта и его функциональных возможностей, проявляющихся в определенном контексте. Все эти подходы мы учли при анализе структуры концепта ВОДА/СУ.
В структуре концепта, по сложившейся традиции, выделяются сигнификат, интенсивная, денотат и компрегенция [Кулькова 2006: 33].
Сигнификатом концепта является «совокупность тех признаков предмета (явления), которые существенны для его правильного наименования данным словом в системе языка» [ЛЭС 2002: 384]. Таким образом, сигнификат концепта — это его интегральный смысловой признак. Кроме того, сигнификат концепта позволяет связать его с понятием. С этой точки зрения, концепт, репрезентируемый в языке в слове ВОДА/СУ, представляет собой сигнификат, поскольку именно в нем заключен интегральный смысловой признак.
Интенсивная концепта представляет собой «сущность предмета или явления» [ЛЭС 2002: 384], т.е. является его содержанием, что отражается в семантике соответствующих ему в языке слов и в его дифференциальных признаках (семах).
При этом в дифференциальных семах в определенной мере отражается процесс формирования концепта, его смысловая и формальная история. Об особенностях формирования концепта говорит, в частности, этимология слова, в котором репрезентируется тот или иной концепт. Кроме того, дифференциальные семы реализуются в языке в виде определенных лексем. Семантический анализ слова-понятия «вода» с использованием этимологических и толковых словарей позволил нам установить, что интенсионал концепта ВОДА/СУ включает в себя три основные дифференциальные семы:
1. Потоки, струи, водная масса. Эта сема реализуется в языке через лексему «осадки». В татарском языке ей соответствует лексема «явымнар», «явым-тешем».
2. Водное пространство, поверхность. Эта сема реализуется в языке через лексему «вода1». В татарском языке ей соответствует лексема «су», «сулар»
3. Бесцветная жидкость. Эта сема реализуется в языке через лексему «вода»2. В татарском языке ей соответствует лексема «су».
Это подтверждается данными этимологических словарей. Слово вода в русском языке относится к исконной лексике, а именно к группе индоевропейских слов, унаследованных праславянским языком от индоевропейского. Причем исконные слова принято делить на основные и производные. Слово вода относится к основным словам, а этимология основных слов наиболее трудна: их смысловая и формальная история выявляется только при сопоставлении с однокоренными словами родственных языков и диалектов. Так, по данным этимологических словарей оно восходит к индоевропейскому ewod -вода (в санскрите unatti, undati - течет, мочит, бить ключом, орошать; в словенском, болгарском языках — вода, река, поток; в чешском — voda) [Преображенский 1959; Фасмер 1964]
Слова со значением результата процесса
Вторая исследуемая лексема — существительное иней. В русском языке это слово имеет значение «тонкий снежный слой, образующийся благодаря испарениям на охлаждающейся поверхности в холодные ночи» [Ожегов 2007: 319].
Как и роса, иней в русских народных приметах характеризуется с точки зрения времени его появления. Этот параметр может быть передан с помощью атрибутивных и обстоятельственных распространителей. Атрибутивные распространители могут быть связаны с указанием времени года: осенний иней, зимний иней: Осенняя роса или иней — к сухой и солнечной погоде [Степанов 1997: 158];Ночью выпал пушистый зимний иней — к хорошей ведренной погоде, снегопада днем не будет [Ермолов 1995: 196].
Кроме прямого указания на время года, это значение может передаваться имплицитно, через лексему морозный . Осенним утром морозный иней на траве — к дождю [Степанов 1997: 159].
Что касается обстоятельственных распространителей, то они содержат указание:
а) на время года: Зимой сугробы снега, большой иней, глубоко промерзла земля — к плодородному лету [Степанов 1997: 191]; Ранний иней осенью — к урожаю [Степанов 1997: 156]; Коли ива покрылась инеем (осенью), то будет протяжная весна [Даль 2005: 519]; Зимой иней на деревьях — к морозу [Мустаев 1987: 182];
б) на месяц года: Если в декабре большой иней, бугры снега, глубоко промерзла земля - к урожайному лету, а если шли частые вьюги и метели — пчелы будут хорошо роиться [Степанов 1997: 189]; В феврале много инея на деревьях — будет много меда [Мустаев 1987: 202];
в) на определенный день месяцеслова: На Григория Никийского иней на стогах — к мокрому году [Даль 2005: 520]; Перед Николой (19 декабря) выпал обильный иней на деревьях — овес хорошо уродится [Степанов 1997: 191]; Рождество (7 января) выпал иней — урожай на хлеб [Степанов 1997: 191]; Иней в Филипповку — урожай овса [Даль 2005: 521]; На пророка Аггея и Даниила иней — теплые святки [Даль 2005: 519];
г) на часть суток: Если днем был иней — ночью снег не выпадет [Мустаев 1987: 105]; Осенним утром морозный иней на траве — к дождю [Степанов 1997: 159].
Кроме временной для инея важна пространственная характеристика, сема «на охлаждающейся поверхности» может актуализироваться в видовых названиях инея: опока (иней на деревьях), куржак (иней в помещении на окнах, стене, потолке): На Рождество опока (иней) — урожай на хлеб; небо звездисто —урожай на горох [Даль 2005: 513].
В качестве синонима в приметах используются существительные синкретичной семантики:
- обстоятельственно-объектные: Опока — иней на деревьях: Иней на деревьях — к морозам [Степанов 1997: 156];
- атрибутивно-объектные: Деревья в инее — небо будет синее [Мустаев 1987: 125].
Что касается лексемы куржак, в приметах она имеет синоним куржавина. В словаре Э. М. Мурзаева дается следующее определение: «куржа, куржак — изморозь, иней, особенно в помещении на окнах, стенах, потолке, когда теплый и влажный воздух соприкасается с холодной поверхностью (Урал, Сибирь)» [Мурзаев 1984: 297]. В народных приметах нам встретились две формы: куржак и курзісавина: Если зимой иней и курэ/сак — к мокрому году [Ермолов 1995: 219]; Если на Новый год на деревьях куржавина (иней), то будет хороший урожай, чем куржавина крупнее, тем урожай обильнее [Степанов 1997: 190].
Общее название инея во всех его видовых разновидностей могут даваться недифференцировано как синонимы: Большой иней (куржавина, опока) на деревьях, бугры снега — куроэ/саю [Мустаев 1987: 111]; Опока (куржавина) на деревьях — к урожаю [Даль 2005: 551].
Значимым параметром для инея также является его количественная характеристика, передаваемая синонимическим рядом: большой, обильный, богатый: Большой иней во всю зиму — тяжелое лето для здоровья [Даль 2005: 514]; Пасмурное небо, снег и большой иней предвещают плодородие [Ермолов 1995: 187]; На святого Филиппа выпал обильный иней — к обильному урожаю овса на следующий год [Степанов 1997: 156].
При составлении прогнозирующего наблюдения вжным может также оказываться и качество инея: Пушистые иней — к ведру [Даль 2005: 573]; Ночью выпал пушистый зимний иней — к хорошей ведренной погоде, снегопада днем не будет [Степанов 1997: 196]; Если поутру на Новый год бывает на деревьях густой иней, то год будет хлебородный [Ермолов 1995: 167].
В татарском языке для передачи значения иней используются две лексемы бэс и сыкы. Бэс — многозначное слово, имеющее значения: 1) «эйберлзр суынган вакытта аларныц уз парыннан еслэрендз утыра торган юка гына кар сыман катлам (кыраудан башка); кечле сыкы»; 2) «Ьавада жицелчэ томан булып куренэ торган сыкы бертеклэре» [ТТАС 1977: 210]. Сыкы обозначает: 1) «эйбернец у3 парыннан ясалып естенэ утырган юка гына кар катламы»; 2) «салкын, кышкы павада сыек томан булып кына жемелдэп куренуче кар бертеклэре» [ТТАС 1979: 699]. В приметах же для передачи значения иней используется лексема бэс.
Временная характеристика лексемы бэс в татарских приметах содержит указание:
а) на время года: Квзге квн бэс тотса, аязлыкка галэмэт [Мэхмутов 1991: 100]; Кыш квне бэс куп булса, агач щимешлэре уцар, бал куп булыр [Мэхмутов 1991: 104]; Кыш сыкы булса, щэй алма була [Мэхмутов 1991: 124];
б) на определенный месяц года: Егерме бишенче декабръдэ агачларны бэс тотса, алдагы елда иген уцар [Мэхмутов 1991: 122]; Гыинвар унында бэс тотса, щэй яцгырлы килер [Мэхмутов 1991: 123]; Утыз беренче декабръдэ бэс булса, ашлыкуцар [Мэхмутов 1991: 117];
в) на определенный день месяцеслова (только у крещенных татар): Горгеридэ эскертлэрдэ бэс — щэй булыр яцгыр дэ яшь [Мэхмутов 1991: 112].
При характеристике инея в татарских приметах внимание может уделяться соотнесенности во времени с выпадением снега: Квз квне кар яуганчы кайсы кенне бэс тешсэ, ашлыкны язын шул бэс тошкэн квнгэ туры китереп чэчсэн, яхшы уцар [Мэхмутов 1991: 87].
Татарским приметам также свойственна пространственная характеристика инея, которая реализуется с помощью указания места его образования: Егерме бишенче декабръдэ агачларны бэс тотса, алдагы елда иген уцар [Мэхмутов 1991: 109]; Эгэр бэс куп булып, агач ботаклары салынса, пэрторле щимешлэр Иэм ашлыклар булыр [Мэхмутов 1991: 121].
Следует также отметить, что при составлении прогнозирующего наблюдения в татарских приметах важным является количество инея. Это передается с помощью наречия куп: Кыш квне бэс куп булса, агач щимешлэре уцар, бал куп булыр [Мэхмутов 1991: 121].
Сложные предложения с бессоюзной связью в системе народных примет
Ниже будут рассмотрены конструкции, присущие лишь русскому языку, — бессоюзные. Для них характерна такая семантическая структура, при которой между содержанием предикативных частей нет непосредственных смысловых связей, эти связи опосредованы некоторым невербализованным смыслом. Для татарского языка такой вид связи нетипичен, однако в народных приметах нами все же был зафиксирован единичный случай использования бессоюзной конструкции: Февраль карга бай, апрель суга бай [Мэхмутов 1991: 119].
Являясь особым жанром народного творчества, формировавшимся в течение веков, народная примета выработала собственные композиционные приемы, которые позволяют четко отграничить построение данного типа от других БСП письменной и разговорной речи.
Бессоюзный способ соединения предложений, репрезентирующих условно-следственные отношения, опирается на устойчивые соотношения сказуемых в первой, обусловливающей, и второй, обусловленной, части. При этом важно учитывать расположение смысловых частей и фразовое ударение.
Одним из основных элементов грамматической формы предложения является категория времени, которая находит свое проявление в системе соответствующих форм. Спрягаемые формы глагола выступают в качестве морфологической опоры временных форм предложений. Совокупность соотносительных форм времени образует временную парадигму конкретного предложения. Наличие или отсутствие временной парадигмы у того или иного типа предложения в русском языке устанавливается путем рассмотрения синтаксической позиции глагола, выполняющего роль главного члена.
Видо-временная система русского глагола предоставляет возможность говорящему в зависимости от характера его высказывания избрать способ отражения явления действительности — как явления единичного, конкретного, как явления обычного, повторяющегося, типичного, или как явления обобщенного, возведенного в степень абстракции.
Характерной чертой синтаксиса народных примет является то, что глагол, функционирующий в них, «не образует парадигматического ряда форм времени» [Тарланов 1999: 43]. A.M. Пешковский отмечал, что в народных речениях присутствует «особого рода расширенное прошедшее, расширенное настоящее, расширенное будущее» [Пешковский 1956: 204].
Узуальная обусловленность, складывающаяся на основе привычной повторяемости следующих друг за другом явлений, может быть выражена соотношением разных форм времени. Соотношение временных планов носит условный характер, оно призвано передавать условно-следственные отношения предшествующего события к последующему, которые в силу узуальности имеют вневременной план.
В народных приметах наиболее употребительны следующие отношения сказуемых:
1) в обусловливающей и обусловленной части — будущее время. В обусловливающей части употребляется будущее время совершенного вида, что объясняется спецификой его значения. Для будущего совершенного вида характерна результативность привычного действия. «Форма будущего времени совершенного вида может применяться для обозначения обычного, постоянного результата вне всяких временных ограничений. Идея постоянного результата соприкасается со значением непрерывной повторяемости. При наличии такого оттенка форма будущего времени совершенного вида может обозначать, что время совершения процесса безотносительно к моменту речи [Виноградов 1947: 468]: В январе подует — снега прибудет [Степанов 1997: 189]; Выпадет снег — станет теплее [Рыженков 1992: 91]; На казанскую дождь лунки нальет — зиму приведет [Даль 2005: 558]; Вода разольется — сена наберется [Степанов 1997: 20]; Дождь хлеба прибьет, солнышко поднимет [Мустаев 1987: 72]; После казанской дождь пойдет — все лунки нальет [Даль 2005: 558]; Утренняя заря скоро погорит — будет дождь [Рыженков 1992: 86]; Придет Илья — принесет гнилья (дождей) [Мустаев 1987: 106].
2) в обусловливающей и обусловленной части — прошедшее время. Форма прошедшего времени встречается довольно редко. Характерно, что в форме прошедшего времени используются глаголы, которые реализуют перфектное значение, то есть «значение такого прошедшего, результат которого остается налицо» [Виноградов 1947: 562]. В исследуемых нами народных приметах прошедшее время нередко указывает и на порядок совершения действия: Пришел Прокоп — разрыл сугроб [Мустаев 1987: 168]; Чибис прилетел, на хвосте воду принес [Мустаев 1987: 45]; Соловей запел — вода пошла на убыль. [Степанов 1997: 58]; Прилетел Кулик из заморья — принес весну (воду) из неволья [Даль 2005: 569]. .
Также встречаются случаи соотношения:
- прошедшее время — будущее время: Грач прилетел — через месяц снег сойдет [Рыженков 1992: 107]; Воздух над лесом посинел — будет дождь [Рыженков 1992: 97]; Пошел дождь на заре — рано перестанет [Мустаев 1987: 104]; Дождь пошел с обеда затянется на сутки. Послеобеденный дождь долгий. [Степанов 1997: 39]; Коли на Никиту лед не- прошел (на Оке), то лов:рыбы будет плохой [Даль 2005: 549]; На Казанскую (4 ноября) прошел дождь и налил полные лунки воды — скоро зима наступит: [Степанов 1997: \ 167] - прошедшее: время І — настоящее время: Ранним утром прошел сильный, дождь при шквальном ветре — предвещает ненастную погоду. [Степанов 1997: 39]; Ивняки зашумели — ливень идет [Рыженков 1992: 100]; Послезахода солнца появилась багрово-красная заря на западной стороне небосвода — предвещает сильный ветер с дождем [Степанов 1997: 106]; Радуга появилась во время дождя — предвещает скорое прекращение дождя [Степанов 1997: 108]; Перед восходом солнца появилось мутноватое густое облако —. предвещает ненастье или дождь [Ермолов 1995; 201]; При ясной погоде цветки ипомеи склонили свои лепестки — предвещают дождь [Рыженков 1992: 86].
3) Наиболее: характерными для народных примет с концептом ВОДА/СУ являются 2 типа соотношений.
а) В обусловливающей части - настоящее время, в обусловленной части -настоящее неактуальное. Формы настоящего времени употребляются для «обозначения деятельности, совершающейся всегда, во все времена». В таких высказываниях значение настоящего времени как бы расширено «до крайних пределов, ... до пределов жизни и опыта всего человечества» [Пешковский 1956: 204-205].
Действия обеих частей являются нелокализованными во времени, не прикрепленными к какой-то точке или определенному отрезку настоящего:
- предложения могут быть двусубъектными: Вода холодеет налим оживляется [Мустаев 1987: 104]; Солнце в облаках купается — дождик собирается [Мустаев 1987:131];
- односубъектными: Западный ветер плаксун, плачет, дождь приносит v j - » [Рыженков 1992: 87]; С западной стороны летом движутся густые тучи — предвещают дождь [Рыженков 1992: 96].
В приметах может содержаться указание на определенный момент действия, однако временная соотнесенность носит обобщенный характер: всегда в это время данное событие вызывает данное следствие: В летнем небе вечером или утром образуются в виде зубцов или башенок предвещают дождь [Степанов 1997: 100]; Когда стены более обыкновенного влажны — ожидается дождь [Рыженков 1992: 100]; Луна в небе мутновата или бледна — предвещает дождь. [Степанов 1997: 162].
б) В обусловливающей части — настоящее время, в обусловленной -будущее время: Рыбы выпрыгивают из воды — будет дождь [Рыэюенков 1992: 101]; Беспрерывно ныряют и плещутся утки — будет доэюдъ [Ермолов 1995: 234]; Цветы пахнут сильнее — будет дождь [Ермолов 1995: 234];Мокрица закрывает цветки утром — днем будет дождь [Рыженков 1992: 101].
Обусловленная часть может быть выражена инфинитивом. «Русская грамматика» отмечает, что «сочетание формы настоящего времени в обусловливающей части с инфинитивом в обусловленной части фиксируется редко». В качестве примера - народная примета: «Много комаров — быть хорошему урожаю» [Русская грамматика 1980(2): 640]. И это неслучайно, так как именно в этих конструкциях такое соотношение выступает как закономерное: Ночная роса не просыхает — быть грозе [Мустаев 1987: 83]; Новичок под Евдокию с дождем — быть лёту мокрому [Даль 2005: 548]; Солнце заходит в тучу, без малейшего просвета — быть завтра дождю [Рыженков 1992: 86]; Рано солнце всходит — быть дождю [Даль 2005: 570]; Идет беспрерывный гром — быть граду [Даль 2005: 573]; Месяц полный — быть большой воде [Даль 2005: 560]; На Парамона снег — быть метелям вплоть до Николина дня [Мустаев 1987: 168]; Собака: на снегу валяется — быть вьюге [Мустаев 1987: 201]; Весной вода уходит под снег — быть высоким овсам. [Степанов 1997: 27]; Ночная роса не просыхает — быть грозе.[Мустаев 1987: 83].
При сочетании формы прошедшего времени с инфинитивом «инфинитив обозначает неизбежное действие в будущем» [Русская грамматика 1980(2): 641]: Отсырело подсохшее сено на лугу — быть дождю [Рыженков 1992: 102]; Гуси полетели-скоро быть снегу[Мустаев1987:154].