Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Скрытые смыслы как объект рассмотрения в лингвистике 10
1.1 Когнитивно-коммуникативная парадигма в лингвистике 10
1.2 Намеки как косвенные речевые действия 20
1.3 Лингвистическая теория метафоры - ключ к пониманию скрытых смыслов 22
1.4 Сценарно-фреймовый подход к интерпретации намеков 35
1.5 Основные приемы экспланации семантики глубинных структур намеков. Делакунизация намеков 45
1.6 Выводы по главе 1 58
ГЛАВА II. Намеки в эмотивном рассмотрении 61
2.1 Коммуникативный и социальный характер эмоций 61
2.2 Эмотив как объект исследования в лингвистике 65
2.3 Эмоция и когниция: принципы раскрытия эмотивной составляющей в намеках 86
2.4 Эмотивность намеков в прагмалингвистическом рассмотрении 97
2.5 Прагмалингвистические приемы экспланации скрытых смыслов в намеках 104
Выводы по главе II 151
Заключение 155
Библиография 158
- Намеки как косвенные речевые действия
- Основные приемы экспланации семантики глубинных структур намеков. Делакунизация намеков
- Эмотив как объект исследования в лингвистике
- Прагмалингвистические приемы экспланации скрытых смыслов в намеках
Намеки как косвенные речевые действия
Единого определения термина «намек», удовлетворяющего всех лингвистов, на сегодня нет. В толковых словарях доминантным значением является слово «догадка»: намек - это «слово или выражение, заставляющее догадываться о том, что имеет в виду говорящий, но не желает полностью высказать» [Poiskslov.com: URL: http://poiskslov.com/word/naMeK/]. Исходя из этого определения, мы относим намек к явлениям имплицитного речевого воздействия. Намек, в определенном смысле, снимает с нас ответственность за сказанное, дает возможность спрятаться за буквальный смысл или зашифровать сообщение, предназначенное «для своих».
Используя намеки в речи, мы ставим своей целью вызвать определенную реакцию у собеседника, воздействуя на различные сферы сознания и подсознания, например, стремимся повлиять на информационное «поле» собеседника, на его эмоции и поведение. Отличительной особенностью намеков является заложенный в его структуре двойной смысл. Поэтому слова, входящие в структуру намека, не должны пониматься слушающим буквально. Цель получателя такого сообщения - высветить смысл, скрытый на глубинном уровне речевого высказывания.
От других способов передачи имплицитного смысла намек отличает вариативная возможность интерпретации: собеседник может остановить свой выбор на буквальном или косвенном смысле. Задача адресанта в этом случае -создать такие условия дискурса и мишени воздействия, которые бы определили выбор адресата в пользу глубинного смысла.
Существует некоторый общий мотив ситуаций употребления намеков, обуславливающий выбор такой передачи интенции отправителя: в виде намека транслируется то, что, будучи сказано прямо, может обидеть, разозлить, нанести вред или ущерб как адресату, так и адресанту.
В научной литературе представлено ограниченное число исследований, посвященных намеку. Одной из первых работ, описывающих это речевое явление, была статья И.М. Кобозевой и Н.И. Лауфер «Об одном способе косвенного информирования» [Кобозева, Лауфер 1988]. Авторами статьи была предпринята попытка показать специфику намека как одного из видов непрямых речевых действий и вывести перечень ситуаций намекания. Разбирая ситуацию намека, исследователи выявили следующие свойства, характеризующие намек: интенционалыюсть, вербалыюсть, косвенность, обоснованность, выводимость и нетривиальность. Однако определение намека, представленное в статье, уравнивает намеки с косвенными речевыми актами, что является неправомерным. Отличие косвенных речевых актов от намеков заключается в том, что косвенные речевые акты конвенциональны, закреплены в грамматиках. Их смысл эксплицитен. Мы не воспринимаем фразу «Не мог бы ты передать соль?» как вопрос: для носителя языка это стандартная, вежливая просьба. Намеки, в отличие от косвенных речевых актов, предлагают собеседнику выбор, альтернативу при расшифровке, и, как правило, их непонимание не ведет к провалу коммуникации. В то время как ошибочная интерпретация косвенного речевого акта может завести коммуникацию в тупик.
Еще одним важным отличием намека от других косвенных способов выражения интенции является его воздействующий эффект. Намек нацелен на изменение информационного поля собеседника, его настроения или действий. При этом истинное намерение коммуниканта является хорошо зашифрованным, побуждающим получателя сообщения проделать целый ряд когнитивных операций для выявления скрытого на глубинном уровне значения.
В связи с этим одной из задач нашей работы является показать, как реализуется скрытая интенция говорящего в структуре намека, какие методы должен применять метанаблюдатель для дешифровки намека, на какие сферы языкового сознания нацелен намек, какие реакции провоцируют намеки и почему в ряде случаев намек не эксплицируется собеседником. Чтобы ответить на эти вопросы, сначала мы должны разобраться в понятии «скрытый смысл».
Основные приемы экспланации семантики глубинных структур намеков. Делакунизация намеков
Мотивом использования непрямой коммуникации в данном случае является невозможность высказать в лицо своему хозяину истинные мысли, светский этикет такого не позволяет. Няня - слуга, пусть и живущая много лет в доме Карениных, но все же находящаяся по статусу значительно ниже хозяев. Адресант использует для построения речевого эпизода лакуны, что прекрасно вписываются в сценарий разговора «Хозяин и подчиненный, слуга».
Няня не грубит, не отрицает свою вину напрямую, что очень показательно для намека. В первой фразе она даже соглашается с Карениным -«Я и сама думаю». Но когда ситуация начинает накаляться, и Каренин вменяет няне невыполнение ее обязанностей, она опять уходит от прямого отрицания своего бездействия и использует вместо утверждения вопрос. Тактика «защиты, обороны», подкрепленная интонационно («недовольно сказала») срабатывает. Мишени воздействия - отцовские чувства, чувство собственного достоинства мужа задеты, намек прочитан, интерпретант - «ваша жена вас обманывает и не любит ребенка» достиг сознания адресата.
Второй, как кажется Каренину, намек таковым, по сути, не является. Кормилица просто недовольна складывающейся ситуацией и угрозой потерять доходное место работы. Каренин же, находясь под эмоциональным воздействием первого намека, прочитывает улыбку кормилицы как еще один укол в свой адрес. Вкупе с возгласом няни «Несчастный ребенок!» адресат и вовсе теряет эмоциональное равновесие и утверждается в справедливости намеков окружающих его женщин. Каренину больно, стыдно и одиноко. Интенция адресанта переложить груз ответственности, пристыдить барина реализована.
Неполным было бы описание процесса лакунизации только как языкового процесса. Не только пробелы в лексической структуре языка влияют на появление лакун. По большей части, лакуны - это явление лингвокультурологическое. Причем, это могут быть как нестыковки в культурах носителей разных языков, так и пробелы, возникающие в пространстве одной языковой общности.
Лакуны первого типа - межъязыковые достаточно детально описаны в отечественной лингвистике (Ю.С. Степанов, В.Л. Муравьев, В.И. Жельвис, В.Г. Гак, А.И. Белов, И.А. Стернин, З.Д. Попова, Ю.А. Сорокин, И.Ю. Марковина, Л.С. Бархударов, Л.А. Леонова, О.А. Огурцова и др.). Восстанавливаются они без особых проблем, при проникновении в новую культуру и вычленении необычных чуждых реалий. Лакуна заполняется или конкретным словом знакомой культуры или синтаксическим методом.
Значительно труднее обстоит дело с интерязыковыми лакунами, появляющимися в поле одного языка и одной культуры. Понимание осложняется на фоне непрямой коммуникации и ситуаций намека. В этих случаях возникновение культурологических лакун оказывает негативное действие на итог процесса общения и может привести к провалу намеченной адресантом цели.
Под культурологическими лакунами мы, вслед за Марковиной и Сорокиным, понимаем случаи расхождения разного рода символики, жестикуляции, мимических проявлений на сходный стимул. К этому перечню можно отнести и психологические лакуны, когда эмоциональное состояние одного из коммуникантов в силу своей лакунарной природы не прочитывается другим участником процесса [Сорокин 1977; Марковина, Сорокин 1993]. Лакуны становятся своего рода знаками, указывающими на ситуации или объекты, связь с которыми «замаскирована» или трудно восстановима. Это тени дискурса собеседника, в который так и не удалось проникнуть. Например, в эпизоде из романа Максима Горького «Дело Артамоновых» мы встречаем пример такого типа лакун [Горький 1975: 397].
Обстоятельства общения. Разговор двух братьев, один из которых работает в поте лица и занимается практически в одиночку семейным делом, а второй не отдается коммерческому предприятию семьи, но любит подчеркнуть, как много он работает.
Адресант - Петр Артамонов, старший из братьев Артамоновых, после смерти взявший на себя управление отцовской фабрикой. Он тяготится своей работой, но считает долгом продолжать дело отца. На Петре лежит практически вся ответственность за результат семейного предприятия.
Адресат - Алексей Артамонов, средний брат, не любит отцовское дело и занимается им скорее по инерции, особенно не утруждая себя и не вникая в трудности семейной компании.
«С Алексеем Петр жил мирно, хотя видел, что бойкий брат взял на себя наиболее легкую часть дела: он ездил на Нижегородскую ярмарку, раза два в год бывал в Москве и, возвращаясь отгуда, шумно рассказывал сказки о том, как преуспевают столичные промышленники. - Парадно живут, не хуже дворян. - Барином жить — просто, - намекал Петр, но, не поняв намека, брат восхищался: - Домище сгрохает купец, так это собор! Дети образованные». Комментарий. Мотивом использования намека в данном отрывке является стремление уколоть собеседника и тоже страх, желание избежать скандала. Особых масок адресант не использует, истинный смысл слов скрыт лакуной - под барином, конечно, имеется в виду Алексей. Намек разворачивается в русле сценария «Семейная беседа», это, по-видимому, и препятствует пониманию намека для адресата. Алексей не ожидает услышать от брата критику своего поведения. Здесь возникает своего рода эмоциональная, психологическая лакуна. Средний брат уверен, что его вклад в общее дело не меньше страний Петра. Коммуникативный модус имеет своей целью напомнить Петру, что его помощи недостаточно, а то, что он делает, не назовешь особенной усидчивостью.
Эмотив как объект исследования в лингвистике
Анализируя корпус примеров из русской литературы XIX - XX веков, мы выявили одну закономерность: когда мы намекаем, мы всегда обнаруживаем те или иные положительные или отрицательные эмоции. Осознанно или интуитивно говорящие планируют высказывание и предполагают, как намеки подействуют на эмоциональную сферу собеседника. Эмоции в ситуации намека являются в определенной степени мишенями и инструментами реализации замысла говорящего. В намеках также находят отражение эмоции говорящего.
Мы реагируем на речь собеседника не только с помощью когнитивного анализа информации: даже изложение сухих фактов может пробуждать эмоции. Новость о рождении долгожданного ребенка вызывает чувство радости, новость о смерти - печаль и скорбь, страх является естественной эмоциональной реакцией при сообщении о стихийных бедствиях и т.д. Это связано не только с эмоциональным откликом на эти события, но и с фреймами, лежащими в нашем сознании и диктующими выбор поведенческих моделей. Случается также, что мы ломаем рамки фрейма, отступая от проскрипций этики. Например, когда радуемся чужой беде. Но в таких случаях на первый план выступают первобытные эмоции, не поддающиеся контролю.
Поэтому в рамках данной работы мы будем учитывать все составляющие коммуникации: дискурс собеседника, фреймы ситуации общения, а также возможные эмоции, которые может вызвать намек. Так как эмоции с трудом поддаются контролю, они могут выступать чистыми маркерами коммуникативных реакций при построении и прочтении намека.
Трудности прочтения намеков связаны с повышенной эмоциональностью и экспрессией русского языка. По меткому замечанию В. Набокова, «на русском языке при помощи одного беспощадного слова можно выразить суть широко распространенного порока, для которого три других знакомых мне европейских языка не имеют специального обозначения» [Набоков 1993: 290]. Поэтому при анализе намеков мы будем отталкиваться от базовых эмоций, считываемых в большинстве случаев вне зависимости от культурной и национальной принадлежности. Классификация базовых эмоций варьируется от исследователя к исследователю.
Так, например, в работе «Введение в когнитивную лингвистику» было выведено пятьсот девяносто слов английского языка, называющих эмоции. Они различаются по сложности, частотности переживания, а также по целому ряду других характеристик. Однако в разряд базовых эмоций включаются наиболее простые, т.е. не разложимые на составляющие, а все остальные эмоции являются производными от простых. Таким образом, базовые эмоции обычно используются «в качестве некоторой системы отсчета для более маргинальных эмоций» [Ungerer & Schmid 1996: 186].
Существует множество исследований, в которых получены свидетельства того, как неоднократное переживание впечатлений от различных объектов или событий может привести к формированию схем, прототипов и скриптов.
На протяжении своей жизни люди видят и сами переживают достаточное количество эмоциональных эпизодов, чтобы построить такие ментальные репрезентации для эмоций. Имеются также данные, подтверждающие наличие различных уровней эмоциональных категорий. «Согласно анализу Рош, люди, по-видимому, действительно имеют ментальную иерархию эмоций, которая меняется от абстрактного к конкретному, причем средний, или «базовый», уровень используется наиболее часто. То, что люди действительно категоризуют эмоциональные переживания, используя несколько категорий «базового» уровня, основанных на характерности и частоте использования в повседневных суждениях, не означает, что эти эмоции психологически отличаются от сотен других эмоций, которые включают более глобальные или более тонкие различия. Это подразумевает, однако, что мы категоризуем и обрабатываем эмоциональную информацию таким же образом, как и любой другой тип информации» [Branscombe 1988: 8].
Градация эмоций на первичные (фундаментальные, базовые, основные) и вторичные (производные) базируется на вере, что существует определенное количество эмоций, которые присутствуют у человека с рождения (без влияния социума), они являются универсальными для всех людей и имеют одинаковое мимическое выражение, и вторичные - производные от первичных, возникшие в результате смешения первичных.
Несмотря на разницу в формулировках, все эти концепции ведут речь об одном перечне эмоций. Например, в теории Келлермана-Плутчика речь идет о 8 типах базовых эмоций: инкорпорация (реакция одобрения) - отвержение, протекция (защита, стремление уйти от опасности, страх) - разрушение (гнев), воспроизводство (радость) - депривация (горе, меланхолия), ориентация (удивление) - исследование (любопытство). Р. Плутчик основывается на том, что у каждой эмоции есть стимул ыюе событие, когниция, за ним скрывающаяся, переживаемое психологическое возбуждение и непосредственная поведенческая реакция. Р. Плутчик также говорит о трех языках, которыми мы оперируем при выражении эмоций: субъективный язык (язык, которым мы номинируем эмоции, например, радость, испуг), язык действий (характеризующий нашу поведенческую реакцию, например, защита или атака) и язык функций (выражает реакцию организма, например, защита).
Все эмоции, так или иначе, можно разделить на положительные, отрицательные или нейтральные [Мягкова 1990]. При этом все базовые эмоции можно свести к концептуальной структуре. В основе этого подхода лежит тезис о принципиальной возможности определения эмоций в терминах прототипической ситуации и прототипической реакции на нее. Как считает А.Вежбицкая, «без толкований такого рода невозможно было бы объяснить отношения между такими понятиями, как «зависть», «ревность», «ненависть», «презрение», «жалость», «восхищение» и т.д. Невозможно было бы также сравнивать (и интерпретировать) концепты эмоций в разных языках» [Вежбицкая 1996:216].
Прагмалингвистические приемы экспланации скрытых смыслов в намеках
С одной стороны, все действия г-жи Петерсон можно прочитать буквально: учащенное дыхание, повышение температуры можно отнести к внешним условиям пребывания в душной зале. Но истинная иллокутивная цель - привлечь мужское внимание. Взволновать мужчин, находящихся рядом, возбудить интерес к собственной персоне. В отношении Ромашова - вызвать ревность.
Намек реализуется посредством косвенного речевого акта. С одной стороны, это вопрос, с другой стороны - заявление. Госпожа Петерсон, с одной стороны, ведет светскую беседу в рамках установленных правил, с другой стороны, «ЕІЄВОЛЬНО» объясняет корни и причины своего поведения.
Намек всегда направлен на наиболее уязвимые стороны человеческого сознания. В этом коммуникативном эпизоде - на желания и потребности с одной стороны, и чувство самолюбия - с другой. Поэтому и функции намека -вызвать эмоциональный отклик у адресата, заставить чувства взять вверх над разумом. Г-жа Петерсон надеется, что Ромашов, приревновав ее, вновь загорится прежним желанием встреч.
Намек наполовину состоит из невербальных действий. Адресант в косвенной форме подает весьма яркие сигналы, что он взволнован, возбужден, что темперамент горяч и необычен. Госпожа Петерсон часто и неестественно глубоко дышит.
Это сложный намек. Он реализуется двумя тактиками. Представлен вербальными и невербальными действиями. На лексическом уровне намек практически не выражен. Все слова соответствуют сценарию светской беседы. За исключением неуместного «Умоляю» - в вопросе о температуре воздуха и самочувствии героини, и эпитета «ВОЗВЬІШЄЕПШЯ» при упоминании о температуре тела. Из авторских комментариев ясно, что г-жа Петерсон всем своим видом пытается намекнуть другим участникам коммуникации о неординарности, страстности своего характера. На фонетическом уровне женщина говорит с томностью в голосе, произносит звуки в нос - эффект, таким образом производимый, соответствует представлениям инициатора общения о привлекательности такого типа женщин для мужчин. Фонетический ряд содействует реализации вербального объяснения особенного происхождения героини, ее темперамента, знойных греческих корней. Все эти уровни, сплетаясь воедино, дают мощнейший намёк. Это сложный намек еще и потому, что он обращен к двум участникам ситуации. С первым - он реализуется в сценарии «Флирт» и «Светская беседа», со вторым - присутствующим косвенно при разговоре, в сценарии «Провокация». Намек прозрачен и легко угадываем обоими адресатами. Об этом свидетельствует глупый смешок адресата 1 и внутренний монолог адресата 2. Идея, которую отправляет в процессе коммуникации адресант, словами может быть выражена - «я особенная, страстная, загадочная женщина». Или «желайте меня!», «Сражайтесь за мое внимание!»
Намек прочитан в обоих случаях. Значит, можно говорить о наличии состоявшейся коммуникации. Но в случае с адресатом 1 - флирт раскрыт и с удовольствием поддержан. Перлокутивная цель достигнута. В ситуации с адресатом 2 - намек прочитан, но цель его не достигнута. Более того, намек вызвал негативную реакцию и усиленное желание расстаться, разорвав адюльтер. Страх. «Двенадцать стульев» И. Ильф и Е. Петров [Ильф, Петров 1958: 41]. Обстоятельства общения. Перед нами сцена приезда Остапа Бендера в Старгород. Мальчишка-беспризорник пытается выпросить у только что приехавшего пару монет. Добрый сердцем Бендер отдает бедняку яблоко, но, видя, что последний не перестает просить, резко осекает его. «В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми. За ним бежал беспризорный. - Дядя! - весело кричал он. - Дай десять копеек! Молодой человек вынул из кармана налитое яблоко и подал его беспризорному, но тот не отставал. Тогда пешеход остановился, иронически посмотрел на мальчика и воскликнул: — Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат? Зарвавшийся беспризорный понял всю беспочвенность своих претензий и немедленно отстал». Комментарий. Весь эпизод А пытается выпросить у Б деньги. Получив альтернативу деньгам - яблоко, А продолжает преследовать Б, уговаривая его дать денег. Устав от присутствия А, Б с помощью намека, выраженного косвенным вопросом, отвечает на просьбу о деньгах. Предложение ключа «от квартиры, где деньги лежат» равносильно отказу.
Во время этого речевого эпизода Остап меняет стратегию кооперации на сфатегию доминирования. Если сначала он готов отдать попрошайке то немногое, что у него есть, то после, устав он назойливого преследователя, он меняет сценарий и переходит в наступление. Стратегия доминирования в данном случае преследует цель остановить собеседника, изменить его планы, заставить отказаться от намеченных целей. Мальчик без труда понимает намек Бендера и оставляет последнего в покое. Страдание, стыд, страх. Ф. Сологуб «Заклинательница змей» [Litmir.net: URL: http://www. litmir. net/ br/?b=157343&p=38]. Обстоятельства общения. Разговор матери с сыном. Сын - Николай Иванович Горелов, узнавший о любовных похождениях матери - Любови Николаевны - и шантажирующий ее. Любовь Николаевна понимает все ухищрения сына, но не хочет давать деньги за его молчание. « ... - Знаю, отец не расположен давать мне деньги. Даром, знаю, не даст. Но я ему продам кое-что. Дело, так сказать, коммерческое. Он смеялся нагло и трусливо и смотрел на мать, стараясь придать лицу многозначительное выражение, но от этих стараний его лицо становилось напряженно-тупым и более обыкновенного глупым. ... Он еще надеялся, что если намекнуть ей похитрее, в чем дело, и дать понять, что он не остановится перед разоблачением ее сердечной тайны, то она догадается, испугается, сделает вид, что уступила его просьбам, что вошла в его положение, и даст денег.
На лице Любови Николаевны была печаль и мука. Она давно уже поняла, к чему клонит Николай. Ей хотелось уйти, но уйти она почему-то не решалась».
Комментарий. Николай всем своим видом, словами, интонацией и невербальным сопровождением (взглядом и смехом) старается подавить волю матери, испугать ее, заставить подчиниться его требованиям. Он надеется, что намек на ее связь и его сделку с отцом сделает мать сговорчивее. Он уверен в успехе своего замысла, в своей победе.
Тактика намека позволяет адресанту усиливать стратегию доминирования: намек выражен неопределенно-личным местоимением «кое-что», просодией и самодовольной улыбкой, как бы говорящей, что «я все знаю про твой секрет», «у всякой вещи есть цена, и у тебя тоже». Цели Николая ясно прочитываются через авторский комментарий. И желаемый эффект на время достигнут - мать подавлена, унижена и собирается дать ему денег.