Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Датив в древнерусском письменноп языке XI—XIV вв. (на материале дательного посессивного, градационного и приименного субъектно-объектного) Щецова, Татьяна Геральдовна

Данная диссертационная работа должна поступить в библиотеки в ближайшее время
Уведомить о поступлении

Диссертация, - 480 руб., доставка 1-3 часа, с 10-19 (Московское время), кроме воскресенья

Автореферат - бесплатно, доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Щецова, Татьяна Геральдовна. Датив в древнерусском письменноп языке XI—XIV вв. (на материале дательного посессивного, градационного и приименного субъектно-объектного) : автореферат дис. ... кандидата филологических наук : 10.02.01.- Москва, 1996.- 22 с.: ил.

Введение к работе

Актуальность исследования обусловлена тем, что выбранная тема не подвергалась до сих пор детальному анализу в лигвистических работах, между тем как она важна и интересна. Данная тема представляется особенно актуальной в свете неоднократно отмечавшегося ведущими . палеославистами отставания сравнительно-исторического изучения синтаксического уровня языка по * сравнению с фонетико-фонологическим и морфологическим.

Методы и приемы веследованид. Ракурс нашего диссертацион
ного исследования, его установка на уточнение функционально-
семантических особенностей дательного падежа (далее ДП) определяет
использование в диссертации метода структурно-семантического ана
лиза, применяемого в рамках более общего сравнительно-
исторического подхода.

Для уточнения хронологии в употреблении дативных конструкций С отдельных случаях предпринимается текстологическое сопоставление различных списков одного и того ко памятника.

Материалдм_диссертации послужили древнейшие русские летописные своды, Лаврентьевский, Лавронтьевско-Суздальский, Ипатьевский, Галицко-Волынский, Радзивиловский, Новгородский (п&рвый ) по Синодальному списку, исследованные в полном объеме, извлечения из которых дополняются данными разновременных и разножанровых памятников канонической литературы ХІ-ХІУ вв., исторических словарей дре-

внерусского языка, эксцерпциями из картотеки "Словаря древнерусского языка ХІ-ХІУ вв." отдела истории русского языка ИРЯ РАН.

Интерпретация материала древнерусского периода осуществлялась с учетом соответствующих языковых фактов важнейших старославянских памятников, "Словаря старославянского языка" ( Прага, 1968-1995).

В ограниченном объеме учитывались данные иных древнеславян-ских и современных славянских языков и их диалектов.

Научная новизна диссертации определяется тем, что в ней впе
рвые в русистике и славистике на материале-древнерусского письмен
ного языка рассмотрены архаичные, адвербиальные значения датива
(дательный посессивный, градационный, приименной субъектно-
объектный), которые анализируются с точки зрения семантической и
структурной специфики функционирования. В исследовании предпринята
попытка реконструкции дифференциальных семантических признаков
исследуемых конструкций и их соотношения с иными способами выраже
ния посессивных, градационных, субъектно-объектных отношений. Вы
явленные текстологические разночтения позволяют судить о языковых
тенденциях в сфере функционирования рассматриваемых моделей в дре
внерусском письменном языке ХІ-ХІУ вв., уточнить хронологические
границы их употребления и конкретно-исторические подробности раз
рушения, а привлекаемые материалы славянских языков и их диалектов
отчасти отражают картину адвербиального функционирования датива на
современном этапе. Предлагаемое в данном исследовании описание
ряда выявленных дативных конструкций, . например,
свои ему__манастырь, отьнь^_ти слуга, въ_вЪкы_вЪкомъ, в столь по
дробном и детализированном виде предприни-мавтся в лингвистической
литературе впервые.

Практическая_значимость диссертационной работы определяется тем, что материалы исследования могут быть использованы в практике вузовского преподавания курса "Историческая грамматика*", спецкурсов по историческому синтаксису, а также при дальнейшем научном изучении падежной системы русского языка в целом и II в частности.

Апробация_диссертации. Основные положения диссертационного исследовашія обсуждались нэ межкафедральных научных сессиях МГОПИ (декабрь 1989 г., декабрь 1993 г.), на межвузовских научно-практических конференциях МГОПИ (март 1990 г., март 1993^ г.), на межвузовской конференции "Русское слово в историческом, структурном и функционально-стилистическом аспектах" (май 1992 г., Орехово-Зуево ), на I научной конференции в МГУ , .посвященной памяти

'2-177

Г.А.ХаОургае'ва (февраль 1992 г.). Диссертация обсуждена на кафедре русского языка филологического факультета МГОПУ (июнь 1995 г.). Результаты исследования отражены в четырех публикациях.

5іЕЇКЇЇЕЗ_й5559ЕїаіШ' Диссертация содержит введение, две главы, заключение и библиографический отдел.

Во введении обосновывается выбор темы, формулируется цель и основные'_задачи исследования, указывается его материал,' методы и приемы анализа, научная новизна, практическая значимость работы.

Первая_глава диссертации "Посессивный датив в древнерусском письменном языке ХІ-ХІУ вв." содержит структурно-семантический анализ дативных конструкций, выражающих посессивные отношения.

В первом параграфе излагается основной круг вопросов, связанных с изучением категории посессивности (далее КП). "Посессив-ность - это одна из универсальных понятийных категорий языка,_ основное значоиио которой^ определять название объекта через его отношение к некоторому лицу или предмету" (Лингвистический энциклопедический словарь 1990, 388). Под посессивностью или КП принято понимать особый тип отношений (г) между объектами внешнего мира, при которых один из 'них (объект обладания, обладаемое R) "включается" в другой (обладатель, посессор Fs), составляя с ним единое физическое или функциональное целое.

КП в последние десятилетия является предметом все возрастающего интереса лингвистов. Ее изучению посвящены несколько монографий и ряд статей. Однако приходиться с сожалением контатиро-вать, что. на фоне глубокого и всестороннего теоретического осмысления КП, достаточно подробно описанных на материале славянских языков синхронных средств ее выражения, исследование КП в плане диахронии, с точки зрения.ее становления и эволюции, предпринималось исследователями в существенно меньшем масштабе, и до сих пор остается мало изученным/

Особняком в лингвистической литературе стоят работы Р.Марое-вича. (1983, 1985, 1989 и др.), посвященные реконструкции прасла-вянской системы посессивных категорий и посессивных производных и рассмотрению их исторического развития в русском языке, которые, несмотря на свою несомненную ценность, по преимуществу ограничены анализом функционирования притяжательных прилагательных (далее ПП) и родительного падежа (далее РП), тогда как иные средства выражения посессивных отношений, например, датив, рассматриваются

исследователями фрагментарно и лаконично, вследствие чего целый ряд моментов в истории КП остается до конца не выясненным.

В диссертации подводятся основные итоги научного осмысления КП, которое ведется в трех важнейших направлениях: а) план содержания КП;'б) взаимосвязь КП с другими содержательными категориями высказывания; в) план выражения КП.

С содержательной точки зрения КП обычно интерпретируется как совокупность более частных субкатегорий, соответствующих отношениям отчуждаемой / неотчуждаемой принадлежности. Подобная классификация опирается на первоначально выявленную исследователями на материале архаичных неиндоевропейских языков, меланизийских, американо-индейских, кавказских, финно-угорских, тунгуссо-манчжурских (Л:Лёви-Бргаль, Х.К.Уленбек, О.П.Суник), а затем реконструированную и для индоевропейского языка (Т.В.Гамкрелидзе, Вяч.Вс.Иванов), формальную дифференциацию посессивных отношений в зависимости от характера объекта обладания. Материал архаичных языков позволяет говорить о двух различных грамматических классах имен существительных, в первый из которых объединялись так называемые реляционные имена ( термины родства, названия частей тела, орудия, обувь и т.п., т.е. имена, относящиеся к сфере лица), а во второй - все остальные, так называемые абсолютивные имена. Реляционные имена служили для обозначения неотчуждаемой или органической принадлежности, которая выражалась с помощью идентифицирующих аффиксов или энклитических местоимений; абсолютивные имена использовались для обозначения отчуждаемой или_неорганической принадлежности, которая могла выражаться независимыми притяжательными местоимениями.

Хотя в современных славянских языках формальная дифференциация отчуждаемой / неотчуждаемой принадлежности последовательно не проводится, ряд исследователей (Т.А.Иванова, А.В.Головачева, В.Г.Гак, авторы коллективной монографии "Категория посёссивности в славянских и балканских языках" М., 1989 и др.) используют выделенные субкатегории для анализа современного языкого материала.

В русле сделанных выводов несомненный интерес представляет не
разработанный пока еще в лингвистической литературе 'вопрос о язы
ковом статусе отчуждаемой / неотчуждаемой принадлежности на раннем
этапе возникновения славянских языков, в частности, древнерусско
го. *"

Другим важным результатом анализа содержательных особенностей КП является констатация рекурсивности посессивных отношений, кото-

рая ооусловлена возможностью их двунаправленной интерпретации. В зависимости от точки отсчета посессивные отношения могут рассматриваться как отношения "вхождения" ( в частном случае - принадлежности ): Re Рз 'R входит в Ps", и как отношения "включения" ( в частном случае - обладания): Ps э R включает R". Представляется, однако, что рекурсивность посессивных отношений лишь постулируется, но не учитывается в должной мере при рассмотрении'конкретных языковых фактов, чем обусловлена необходимость ее дальнейшего изучения.

В плане взаимосвязи КП с иными содержательными категориями высказывания установлено, что посессивные отношения находятся в тесной связи с грамматическими ( экзистенциональными, локативными), текстовыми ( определенность / н»определенность, анафорич-ность), прагматическими ( модальность ).

План выражения КП представлен системой разноуровневых языковых единиц: I) лексико-грамм'атических; 2) словообразовательных; 3) морфологических; 4) синтаксических. Среди них можно выделить собственно посессивные формы, языковое назначение которых исчерпывается выражением посессивных отношений, например, ПМ и ПП, и несобственно посессивные формы, функционально-семантические возможности которых гораздо шире, а посессивность является лишь их частной манифестацией. Разные способы выражения .посессивных отношений исследованы с разной степенью полноты. Так', до сих пор датив привлекал внимание историков языка в существенно меньшей степени, чем ПП и РП.

Второй параграф диссертации посвящен анализу степени научной изученности посессивного датива. Исследование КП последних десятилетий показали, что употребление посессивного датива структурирует весь славянский ареал. Славянские языки образуют непрерывную цепь от русского, где функционирование дательного посессивного крайне ограниченно, до южнославянских языков, в которых посессивный датив начинает играть роль постоянного приименного посессива, не зависящего, от синтаксической структуры высказывашя.

Однако признание важной типологической роли посессивного датива носит во многом декларативный характер, не опираясь на реальное рассмотрение Фактического материала и его теоретическое осмысление. Особенно актуальне сказанное в отношении раннего этапа возникновения славянских языков, в частности, древнерусского. Монографии, посвященные описанию посессивного датива в древнерусском

языке ХІ-ХІУ вв. или более позднего времени, равно как и развернутые статьи соответствующей проблематики, в лингвистической литературе отсутствуют. Факт функционирования посессивного датива в древнерусских памятниках упоминается в единичных учебных пособиях (Я.А.Спринчак, В.И.Борковский, П.С.Кузнецов, А.И.Стеценко) и ограниченном круге статей (В.А.Белошапкова, Р.Б.Кершиене, Л.В.Капору-лина, С.Я.Макарова, А.Б.Правдин, Г.В.Павловская,. В.И.Собинникова, Р.Мароевич и др.). И хотя существущие работы, несомненно, важны и интересны, их ценность существенно снижается из-за небольшого объема, лаконичности изложения, а главное - отсутствия обобщающих выводов .

До сих пор остается не выясненным ни собственный семантический ' потенциал посессивного датива, отличавший его от других посессивных форм, ни возможные структурные подтипы и разновидности в употреблении дативных конструкций. Не вполне ясны масштабы функционирования ДП, источники его происхождения в разных _ славянских языках, в том числе - древнерусском, причины и хронология исчезновения посессивных дативных конструкций. Представляется, что к числу наиболее важных и в то же время дискуссионных относятся вопросы происхождения посессивного датива и его функционально-семантических особенностей.

Проблема происхождения дательного посессивного в древнерусском языке в научной литературе решалась по-разному. По мнению одних исследователей,- Е.Ф.Карского, С.Я.Макаровой, Л.В.Капорули-ной, Р.Мароевича и др., посессивный датив был общеславянской языковой особенностью, присущей и древнерусскому языку. А.Б.Правдин, В.А.Белошапкова предполагают, что употребление датива поддерживалось и укреплялось влиянием старославянского языка, хотя впоследствии, исследователи не уточняют, когда именно, в живом разговорном языке датив утратился, отчасти сохраняясь при этом ка"к привычный книжный штамп в жанрах письменной речи. Другие исследователи, В.М.Истрин, Е.С.Истрина, интерпретировали посессивный датив как специфически книжный церковнославянский оборот, отсутствовавший в живом древнерусском языке,, а такие ученые, как А.И.Стеценко, В.И.Борковский,П.С.Кузнецов, осторожно писали о преимущественном употреблении дательного посессивного в памятниках книжного стиля, не делая при этом обобщающих выводов.

Неоднозначность в решении вопроса о происхождении посессивного датива в древнерусском языке представляется фрагментом более

3-/77

общей дискуссии об истоках данной формы вообще на славянской территории. Так, дательный посессивный интерпретировался как балка-низм в южнославянских языках (V.Jagio, KR.Sandfeld, J.Sohropfer, A.Vaillaint, Я.Седлачек), болгаризм в закарпатских говорах украинского языка (В.Погорелов) и чешских диалектах (V.Bianar), слова-кизм в старочешских памятниках (J.stanlsiav). Предпринималась попытка объяснить употребление посессивного датива в древнерусском и древнечвшском сербохорватским влиянием (A.Gaiils), хотя при этом в лингвистической литературе высказывалось мнение, что и в самом сербохорватском языке дательный посессивный - заимствованная конструкция (iv.Popovio).

Напротив, другие ученые допускали, что на раннем этапе развития славянских языков посессивный дативfмог функционировать гораздо шире, чем об этом свидетельствуют современные языковые факты (U.Vaemer, B.Comrie, A.Qregor, А.Минчева, В.Н.Топоров).

Проблема семантичеокой'специфики посессивного датива в научной литературе обсуждалась в меньшей степени, хотя в общем виде она была поставлена уже Ф.И.Буслаевым, писавшим: "Для большей живости речи дательный принадлежности и обозначения заменяется в дательный отношения'к лицу, причем предметы неодушевленные и отвлеченные представляются как бы одушевленными, названия же лиц означают отношение к лицу в собственном смысле". Из современных исследователей блике других к осознанию семантической специфики датива как посессивной формы подошел А.Б.Прав'дин, который предпо-лоамл, что употребление РП и ДП может быть связано с рекурсив-ностыо посессивных отношений.

Более успешному и плодотворному изучению посессивного датива, на наш взгляд, могло бы способствовать активное научное обсуждение гипотезы В.Н.Топорова, которая, несмотря на свою несомненную глубину и емкость оказалась.в лингвистической литературе несправедливо не замеченной и не разработанной. В статье "Об одной ирано-славянской параллели из области синтаксиса" (I960) В.Н.Топоров, в частности, отметил, что уже ко времени создания древнейших славянских текстов посессивный датив представлял собой синтаксический архаизм со смещешшми границами употребления , а в ряде случаев возможным сдвигом значения. В дальнейшем лингвисты данную гипотезу не учитывали, хотя ее признание позволяет адекватно оценивать ценность выявленных посессивных дативных кострукцдй, далеко не столь многочисленных, как Он этого хотелось, не пытаться обязательно

объяснить функционирование посессивного датива иноязычным влиянием, а воспринимать его как явление общеславянское, но реликтовое, малочастотное и не всегда легкое для интерпретации, допускающее и даже непременно предполагающее определенную степень научной гипотетичности при попытке реконструкции как исходного семантического потенциала, так и возможных структурных подтипов и разновидностей.Попытке решения данных задач посвящены следующие параграфы настоящей главы.

Предлагаемая ниже классификация материала строится на основании структурного сходства анализируемых конструкций, которое обычно проявляется и на семантическом уровне в виде набора реконструируемых дифференциальных семантических признаков. В процессе анализа последовательно рассматриваются посессивные дативные конструкции I) при глаголе "быти" ( адессивный датив); 2) приименные модели.

В третьем параграфе диссертации анализируется росессивный датив адессивного типа.

Посессивное употребление ДП в предложениях с глаголом быти обычно расценивается как синтаксический источник (архетип) иных структурных разновидностей посессивного датива, что и обуславливает необходимость его подробного функционально-семантического исследования.

Употребление посессивного датива в предложениях с глаголом быти представлено двумя структурно-семантическими подтипами, возникновение которых связано р особенностями природы и функций глагола быти, который I) может иметь полнозначное лексическое значе-ние:'им9ть существование', 'принадлежать действительности'; 2) может выступать в качестве связки, грамматического показателя тождества.В конструкциях первого подтипа датив выражает идею

обладания "бЪ__емоу_ сынъ", а в конструкциях второго подтипа

представлен датив отношения "тъ_бЪ емоу_сынъ".

Дифференциальные семантические "признаки предложений с дативом обладания определяются тем, что посессивное значение в них является основным, а не дополнительным содержанием предложения, посессивные отношения интерпретируются как отношения "включения", т.е. в иерархии субъекта и относящегося к нему объекта семантический центр высказывания представляет собой сам объект, а субъект имеет вторичную характеризующую функцию. Датив обладания, являясь по происхождению индоевропейской синтаксической моделью, унаследован-

$

ной праолавянским языком, впоследствии в большинстве славянских языков утрачивается, заменяясь РП с предлогом у или конструкцией с глаголом иметь.

Рассмотрение материала старославянских памятников позволяет считать, что в эпоху создания старославянских текстов датив обладания был живой, продуктивной синтаксической моделью, которую гибко использовали славянские переводчики. Выбор между глаголом имЪти и дативом обладания при глаголе быти как правило осуществлялся под влиянием греческого оригинала, в котором имелись аналогичные конструкции. Модель у_+_РП для выражения обладания в старославянских текстах не использовалась, хотя потенциальная преемственность данных конструкции подтверждается секундарно выявленным разночтением.

Материал древнерусского языка ХІ-Xjy вв. позволяет предположить, что в течение некоторого периода датив обладания и сочетание у_+_РП находились друг с другом в отношениях дополнительного раст пределения, основанных н^ дифференциации семантических сфер употребления. Ситуация "динамического взаимодействия" с разной степенью полноты представлена в текстах разных жанров: канонические памятники в целом оказываются весьма консервативными, сохраняя конструкцию с дативом обладания, тогда как древнейшие летописные своды отражают реально происходившее в разговорном языке вытеснение датива обладания конструкцией у_±_РП.

В летописях сочетание у__+_РП стабильно, используется в предложениях "чисто" посессивной семантики, в которых речь идет о реальном обладании определенным родственным или социальным окружением, а также конкретными вещественными субстанциями. Архаичный датив при глаголе быти сохраняется в предложениях "модифицированного" посессивного типа, сообщающих о событии, состоянии или свойстве, участником, носителем которого является субъект. В подобного рода высказываниях даткв скорвеЧ указывает на-реципиента ситуации, чем выражает собственно посессивные отношения.

Своеобразным исключением из вышеописанной оппозиции являются предложения именования и высказывания с локально-личным значением с актуализированнной семантикой предназначения.

Однако в целом материал летописных сводов свидетельствуют о тенденции к расширительному использованию конструкции у_+_РП« которая в отдельных случаях отмечена и в предложениях событийно-характеризувдего типа. Динамическое взаимодействие данных моделей проявляется в их возможной взаимозамене редакторами разных лето-

писншс сводов (выявленные разночтения).

Конкуренция разных способов выражения обладания имеет разные рефлексы на славянской территории. Употребление датива при глаголе быть до сих пор допустимо в болгарском, сербохорватском и словенском языках, причем в последнем, что является его исключительной особенностью; 'датив не сосуществует с предложно-падежным сочетанием у._±_РП. Однако в большинстве славянских языков победа оказалась на стороне конструкции У__+_РП или глагола иметь (так называемые "быть" языки, русский, и "иметь" языки, болгарский, словенский, сербохорватский, чешский,1 словацкий, и промежуточная между ними группа языков, представленная польским, украинским, белорусским).

Датив отошения при глаголе быти в функции связки употреблялся в предложениях типа "тъ_бЪ_емду_сынъ", которые были наиболее частотными среди иных разновидностей посессивного датива в древнерусских текстах. Среди рассматриваемых конструкций дательный отношения претерпел минимальные исторические изменения, сохраняясь практически в неизменном виде в современном русском языке, равно как и на всей славянской территории.

Датив отношения представлял собой ближайшую Деривационную разновидность датива обладания при глаголе быта. Но если в случае с дативом обладания структура предложения была трехкомпонентной и посессивное значение исчерпывало его содержание, то при осложнении предложения новой дополнительной структурирующей единицей, замене трехкомпонентной структуры на четерехкомпонентную, возникало предложение тождества и значение обладания трансформировалось в значение отношения. Предложения тождества обычно устанавливали тип социально-родственных связей между двумя одушевленными субъектами. Их дифференциальный семантический признак состоял в том, что ДП являлся семантическим актуализатором, смещающим семантический акцент на посессора. С точки зрения рекурсивности посессивных отношений в предложениях тождества были представлены отношения "включения", т.е. посессор характеризовался через предмет владения, .в не наоборот. Семантическая актуализация посессора проявлялась в ряде дополнительных лексико-синтаксических особенностей предложений тождества, в частности, в том, что они часто содержат прямое противопоставление субъектов друг другу или одного субъекта разным лицам и наоборот, социальная характеризация субъекта может иметь подчеркнуто символический характер, относиться к-плану будущего, возможно дистантное расположение датива по отношению к сказуемому.

с которым оно непосредственно связано, его вынесение в начало' предложения и т.д.

Эволюция предложений тождества, весьма ограниченная, проявляется в сокращении частотности юс функционирования, ограничении лексического наполнения'рамками терминов родства и интерсубъектных наименований, утрате непредикативной разновидности, возможной замене именительного предикативного на творительный предикативный в высказываниях, относящихся к плану прошлого и будущего, отсутствии глагольной связки в настоящем времени. Однако при этом способность дативд к семантической актуализации субъекта в рамках предложений тоадества сохраняется в русском языке до сих пор.

В четвертом параграфе диссертации исследуютря выявленные приименные разновидности посессивного датива, до сих пор отмеченные* исследователями в очень ограниченном количестве и в научной литературе в столь подробном виде никем не описанные.

Со структурной точки зрения приименные конструкции можно разделить на двукомпонеятные и трехкомпонентные. Среди двукомпо-нентных сочетаний нами анализируются наиболее многочисленная группа примеров с терминами родства, которая, как показывают извлечения из современных славянских языков, оказывается к.тому же наиболее жизнеспособной.

Установлено,что в сочетаниях с терминами родства-в древнерусском-языке датив преимущественно употребляется в том случае, когда между неким лицом, обозначенным по его месту в родственной иерархии, и кем-либо из его родственников .возникал маркированный тип отношений. Форма ДП смещала семантический акцент на посессора, показывала, что то, что происходит с одним родственником, очень важно для другого. Соответствующая "заинтересованность" чаще всего проявлялась в том, что посессор в то же время выступал агенсом описываемой ситуации. С точки зрения внутритекстовых отношений посессор характеризуется определенностью. Хотя строгих пропозициональных ограничений'для актуализации родственных отношений, види-'мо, не было, большинство выявленных примеров связано с описанием ситуаций, представляющих угрозу жизни родственного лица (болезнь, плен, побег, смерть).

Анализ приименных дативных конструкций с терминами родства с точки зрения их происхождения позволяет усомниться в том, что в древнерусском письменном языке они возникли под влиянием предшествующей старославянской письменной традиции. Рассмотрение материала

старославянских памятников свидетельствует, что датив при терминах родства встречается на фоне Ш и ПП в единичных случаях,"причем в большинстве своем - лишь в Саввиной книге и Супрасльской рукописи. В целом ряде контекстов дативные и генитивныр формы текстологически варьируются, что подтверждает, на наш взгляд, гипотезу К.Мирчева, согласно которой в старославянских памятниках формы посессивного приименного датива могли иметь диалектное, разговорное происхождение, датируясь не эпохой Кирилло-Мефодиевских переводов, а более поздним временем.

Весьма примечательно на этом фоне существенное увеличение количества дативных конструкций в Галицко-Волынской летописи, которое представляется не случайным иа фоне упоминавшегося исследователями сохранения посессивного датива в юго-западных (закарпатских) говорах украинского языка.

Возможность употребления посессивного даїива также констатировалась для русских диалектов (А.А.Мещерский), а в последнее время данный тезис был иллюстративно подтвержден И.Б.Кузнецовой.

В диссертации приводятся примеры сохранения посессивного датива при терминах родства в ряде современных славянских языков и их далектов (болгарском и е^о говорах, сербохорватском и галиполь-ских диалектах, словацком, чешском, русском литературном языке XIX в.).

Трехкомпонентные конструкции с посессивным дативом представлены тремя структурными подтипами: конструкции с возвратно-притяжательным местоимением типа свои_ему__братъ и его эллипсиро-ванная разновидность свои_ему_, конструкции с ПП типа тьнь_ти_слуга, конструкции с адъективными определениями типа ке-лаеши_си_брать.

Модель с возвратно-притяжательным местоимением типа свои ему_

брать является структурно-семантическим производным гораздо более употребительной конструкции типа свди_Оратъ. Добавочный семантический комонент, появляющийся в результате введения датява, связан.с актуализацией посессивных отношений, которые условно могут быть названы отношениями "экстрапринадлежности", что означает, что в рамках соответствующей ситуации посессор не мыслится без предмета обладания. Принадлежность объекта данному субъекту в условиях определенного контекста рассматривается как нечто очень существенное, неотьемлимое, интимно связанное с субъектом.- Точкой отсчета, таким образом, является сам субъект, семантическая структура пред-

ложений разной пропозициональной соотнесенности содержит посессивные отношения "включения".

Установлено, что возникновение конструкции типа свои ему

Орать, в частности, было обусловлено семантической "размытостью" возвратно-притяжательнадро местоимения, которое не было однозначно закреплено за субъектом третьего лица, а могло относиться и к первому, и ко второму. Стимулировать возникновение данной модели могла сходная конструкция греческого языка.

Классификация примеров с точки зрения лексической сочетаемости позволяет считать, что маркированный тип посессивных связей мотивировался не исключительными свойствами определяемого денотата, а субъективным отношением к нему со стороны посессора, поскольку выявлен достаточно широкий круг определяемых имен.

' Особый интерес имеет изучение анализируемых примеров с точки
зрения хронологических границ употребления. Выявленные случаи про
пуска дативных форм в разных списках одного и того же памятника,
спорадическое использование генитива в рамках данных конструкций и
даже единичная контаминация ДП и РП, позволяют считать, что уже к
ХІУ вв. модель типа свои ему брать теряла языковую продуктив
ность.

В современном русском языке идею "экстрапринадлежности"'пере
дает! лексикализованное словосочетание свой собственный, появи-

вшее-в русском языке, по-видимому, после ХУІІІ в., а конструкции рассмотренного типа сохраняются лишь в виде наречия восвояси и

предикативных выражений типа "Он__Ш?№ с2Ё !Щовек". Гораздо

более' многочисленные рефлексы' анализируемой модели пре ставлены в болгарском языке.

Специфическую структурно-семантическую разновидность посессивного датива эпохи ХІ-ХІУ вв. представляет возможность его

употребления в качестве детерминанта ПП (отьнь ти_слуг).

Синтаксическая связь датива с Ш весьма необычна с точки зрения синтаксического фунционирования ПП более поздних эпох. Существова-ние анализируемых выражений обусловлено архаичным характером ПП , которые, как известно, являются особой посессивной формой, входящей в парадигму существительного, в связи с чем в ограниченном ряде конструкций они обнаруживают валентностные свойства имен.

Выявленные, примеры не дают явных оснований для реконструкции их дифференциальных семантических признаков. Однако можно предположить, что первоначально выражения типа отьнь_ЛИ„слуга и

слу_га_отьца его могли находится в отношениях дополнительного рас
пределения, основанных на противопоставлении отчуждаемой и неот
чуждаемой принадлежности.

Представляется возможным выделить промежуточные этапы исчезновения анализируемых примеров, в частности", случаи употреОленшя. сочетаний типа "отьнь_его_слу_га", "свди_отьнь_-слуга".

Примечательно, что рефлексы анализируемых конструкций сохранились в говорах галипольских сербов, словацких диалектах, верхне-и нижнелужицких языках.

Третий подтип трехкомпонентных моделей приименного типа (желаемыи_си_брат) включает в свой состав адъективное определение. Анализируемые синтагмы обладают фиксированным словопорядком, свободой синтаксического функционирования, разнообразной пропозициональной соотнесенностью, отсутствием явно выраженных семантических отличий от- допустимых и превалирующее в численном отношении трехкомпонентных конструкций с генитивом или ПМ. На фоне иных рассмотренных разновидностей посессивного датива обоснованным представляется предположение, что в моделях данного типа датив также обслуживал отношения включения, смещая семантический акцент на посессора. Выявленные контексты допускают подобную интерпретацию, хотя явно о ней не свидетельствуют.

тор3_Глава диссертации посвящена исследованию способности датива выражать градационное и субъектно-объектное значение в конструкциях приименного типа.

Анализ градационных дативных конструкций содержится в первом параграфе данной главы. В древности ДП мог употребляться в конструкциях типа во_в1ькы_в!комъ, СвАтвІа_Св4тцмь, П1снь_ГЛсньмъ, кнА-. зь_кнАзьмъ и т.п., называемых исследователями градационным тавтологическим дативом.

В семантическом плане градационный датив сопоставим с компа-
ративом прилагательных и наречий и представляет собой, условно
говоря, суперлятивно-элятивную форму существительных, появление
которой обусловлено возможностью и необходимостью интерпретации
лица, предмета или иных "опредмеченных" проявлений как образца,
эталона, сконцентрированного выражения определенного свойства в
ряду аналогичных сущностей. Ср.: "в небывайской стране НеСывандии,
// в забывайской стороне, // в открывайском окне // дома номер
мильон // проживает почтальон // Фантазей, // сам король почтальо
нов - Фантазей, // почтальон почтальонов - Фантазей" (В.Леви.

1.5

Нестандартный ребенок). Почтальон почтальонов, компаратив сущест
вительного почтальон, эксплицитно назван в тексте также "королем
почтальонов", т.е. он является неким идеальным почтальоном, кото
рый представляет собой лицо, превосходящих лиц аналогичного социа
льного статуса в отношении воплощаемых свойств. Тавтология, повтор
вообще является универсальным способом "концентрации'', усиления
значения лексемы, тогда как конкретная форма синтаксически зависи
мого компонента может варьироваться как на синхронной оси, так и в
плане диахронной преемственности. К сожалению, ни тот, ни другой
аспект проблемы до сих пор лингвистами не изучался, хотя она не
сомненно'важна и интересна.

Исконными, наиболее древними в истории русского литературного языка были градационные конструкции с дательным приименным типа во ^M___sfesoMb, унаследованные в большинстве своем из старославянского, в котором они в свою очередь.возникают как калька с древнееврейского.

В старославянских памятниках образование градационных конст
рукций отмечено от ограниченного ряда существительных, как одушев
ленных (мати_матерьмъ, отьць_дтьцьмъ, кнАзь_кнАзьмъ, цЪсарь ціса-
ремь, суди1в_су.ди1амъ), так и неодушевленных (ПЬснь_,_ПЬсньмъ,
їина_ї5амь» .сду_ІетиІе_соу_Іетию), среди которых выделяется се
мантически цельная подгрупа имён, обозначающих пространственно-
временные отношения (во в|кы |комъ', въстокъ востокомъ, пріис-

П9ЯьнІІЗ_0Ьиотодьниимь). и .

Частотность употребления данных словосочетаний весьма различна: одни из их, по-видимому, представляют собой гапаксы и в дальнейшем в древнеславянской книжной традиции не фигурируют (щзЬиспо-

дьніаіа пр^сподьниимъ); другие, несмотря на немногочисленность

Старославянских примеров, оказываются жизнеспособными и пополняются ' аналогичными новообразованиями ( отьць_дтьцемъ, ср. 5н__пацум); третьи в равной степени часто используются как в старославянских, -так и древнерусских памятниках (во_вЬкы_в|комъ).

Круг лексем, от которых образовывались конструкции с градационным дативом, не был закрытым: при необходимости создавались неологизмы, построенные по этой модели.

В структурном отношении грамматически нормированным было построение тавтологических .сочетаний по структурной схеме N х+ N

.

В соответствии с ней падежно-числовая форма конституирующего имени

/6

словосочетания была свободной- Синтагматические изменения тавтологического словосочетания реализовывались за счет парадигматического словоизменения базового компонента, употребления его различных падежно-числовых вариантов. В отдельных случаях соответствующие изменения были ограничены возникающей идиоматичностью выражения (g2_sfe_fe2"Mb)- Зависимый компонент имел, при этом форму ДП мн. ч. или в единичных случаях - ед. или дв. ч.

Историческая судьба градационного датива связана с его последующим вытеснением генитивом. Ранние прецеденты сосуществования дативных и генитивных форм отмечены уже в старославянских текстах, хотя градационные генитивные конструкции в них следует интерпвти-ровать как факт перевода, возникший, возможно, под греческим влиянием, а не как факт языка.

Процессы активной конкуренции датива и генитива в конструкциях' суперлятивно-элятивного типа начинаются, видимо, в более позднюю эпоху, после ХІУ в., поэтому выявление конкретно-исторических деталей их взаимодействия предполагает привлечение к рассмотрению материала иного хронологического среза. Пока можно отметить, что начало данного процесса просматривается в выявленных текстологических разночтениях, единичных на фоне достаточно стабильной в целом текстологической картины.

В современном русском языке градационные конструкции в огра
ниченном масштабе сохраняются, но строятся по более поздней гени-
тивной модели. По происхоадению большинство из них представляет
собой библеизмы, претерпевшие в отдельных случаях, например. Свя
тая Святых, определенные грамматические и семантические транс
формации. В Tq же время среди "суперлятивов" есть явные неологиз-.
мы: Игра Игр, глубина гліцин» Почтальон Почтальонов и т.п.

Можно отметить, что в русском яз^ке имеются иные сходные с градационным генитивом способы выражения суперлятивно-элятивного значения. В семантическом плане с анализируемыми конструкциями сопоставимы словосочетания типа дУі?ак_дхраком, л^бина__дубишй .с тв. п., выражающие степень полноты того или иного явления не в плане его собственного минимального или максимального проявления, а в плане его противопоставленности другим явлениям и адекватности использованной номинации. В структурном отношении градационный генитив существительного находит соответствие в градационных адъективных тавтологических сочетаниях типа нежне'е_нежногд, белее белого, выражающих крайнюю, предельную степень проявления призна-

/7

ка, т.е. "суперэлятивность". Ср.: "№lS__S?Sr.o //Лицо твое,// і5в_5лого // Твоя рука, // От мира целого // Ты далека, // И все твое - // От неизбежного" (Мандельштам).

Анализ приименных дативных конструкций, выражающих субъектно-объектные значения,, составляет содержание второго параграфа данной главы. В ходе анализа установлено, что соответствующие семантические отношения возникают в сочетаниях с nomina agentiB и nomina aotionie. В целом дативный тип управления отглагольных существительных может Оыть охарактеризован как архаичный и, возможно, специфически книжный. Дативное управление часто присуще лишь отглагольному существительному, тогда как сам мотивирующий глагол может не обладать дативной валентностью.

В семантическом плане данные конструкции весьма не однородны. Субъектно-объектное значение конструкций беспредложного типа во многом сходно с посессивным: оно охватывает широкий спектр интер-субъектных отношений, отношений "результирующего" действия, отношений абстрактного типа. Субъектно-объектше предложные конструкции могут выражать дополнительные обстоятельственные оттенки значения: целевые, временные, изъяснительные, соответствуя самостоятельной пропозиции.

Употребление датива стимулируется факторами синтаксического порядна: при nomina agentls "благоприятной" для датива является синтаксическая позиция обращения или приложения, при nomina aotionie предложно-падежная конструкция на_+_сщ.+_ДГ1.

Историческая эволюция, конструкций данного типа связана с существенным сокращением масштабов их употребления в современном русском языке, в результате которого -дативное управление в большинстве своем сохраняют лишь те имена, которые воспроизводят дативную валентность однокоренного глагола или сложного глагольно-именного словосочетания. Семантика имени в ДП исчерпывается указанием на адресат действия, не распространяясь на его производителя или "посессора".

В заключении подводятся основные итоги исследования.

I. Рассмотрение посессивного, градационного и приименного субъектно-объектного датива в древнерусском письменном языке XI-ХІУ вв. свидетельствует о том, что эволюция ДП в русском языке связана с его грамматикализацией, в ходе которой датив утрачивает способность к выражению ряда семантических отношений и функционированию в разнообразных синтаксических условиях.

  1. Можно констатировать, что предпосылки тенденции к грамматикализации датива сформировались очень рано, по-видимому, уже в праславянскую эпоху, поскольку даже в период ХІ-ХІУ вв. адвербиальный датив имел достаточно ограниченную сф^ру употребления. Проведенное исследование подтверждает правомерность интерпретации посессивного 'датива в качестве синтаксического архаизма (В.Н.Топоров) и предполагает допустимость экстраполяции данного тезиса на всю сферу адвербиального функционирования ДП..

  2. Вывод о "реликтовом" статусе адвербиального датива на фоне сопоставительного рассмотрения фактов древнорусского письменного языка ХІ-ХІУ вв. с извлечениями из старославянских памятников, а также . ограниченное привлечение к анализу материалов современных славянских языков и их диалектов, в том числе - русских и украинских, позволяет усомниться в правомерности интерпретации посессивного датива как особой книжной формы. Предст^ляется, что старославянская традиция могла лишь "поддерживать" древнерусские языковые модели. Впоследствии в связи с исчезновением посессивного датива из разговорного языка он мог изменить свой стилистический статус, превратившись в книжный оборот.

  3. Представляется прэкдевременным категорично утверждать или отрицать факт формальной дифференциации отчуждаемой / неотчуждаемой принадлежности в древнерусском языка рассматриваемого периода, хотя в качестве предварительного наблюдения можно отметить тяготение посессивного датива к группе релятивных имен, связанных со сферой лица.

Б. В диссертации реконструтэуется особый семантический потенциал посессивного датива, в рамках .двунаправленных посессивных, связей обслуживающего отношения "включения" и являющегося семантическим актуализатором посессора. Спектр конкретных семантических реализаций посесивного датива представлен совокупностью значения обладания, отношения, "заинтересованного лица", "экстрапринадлежности" .

Рассмотренные структурно-синтаксические условия фушсционирования датива соответствуют конструкциям приадессивного и 'приименного типа.

В дальнейшей истории русского языка посессивный датив сохраняется в ограниченном ряде случаев (датив отношения), либо заменяясь предлокно-пвдекным сочетанием _+_РПі либо исчезая бесследно.

6. Эволюция форм градационного датива состоит в ассимиляции

книжной конструкции на русской почве, в результате которой, претерпев грамматическую трансформацию, данная модель сохраняет ограниченную языковую продуктивность до XX вв.