Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Борьба за «крестьянского самородка» в зеркале литературной критики дореволюционного периода 17
1.1 Н.А. Клюев и «Суриковский литературно-музыкальный кружок» 17
1.2 П.М. Пильский и А.А. Измайлов о творчестве Н.А. Клюева 24
1.3 «Мистик народной души» в оценке символистской критики 36
1.4 «Сектантский соблазн»: Голгофские христиане о творчестве «крестьянского» поэта
1.5 Н.А. Клюев в критике акмеистов 57
1.6 Поэзия Н.А. Клюева в критике В.Л. Львова-Рогачевского 72
ГЛАВА 2. Борьба с Н.А. Клюевым и «Клюевщиной» в критике 1920 х – 1930-х годов 79
2.1 «Подлинно первый народный поэт»: Н.А. Клюев и «Скифы» 79
2.2 Н.А. Клюев и Пролеткульт 90
2.3 Критика литературной группы «Перевал» о творчестве Н.А. Клюева 112
2.4 Н.А. Клюев – «кулацкий» поэт 116
2.5 Эмигрантская критика 1920-х–1950-х годов о творчестве Н.А. Клюева 134
2.6 Поэма Н.А. Клюева «Погорельщина» в оценке современников 156
Заключение 165
Список литературы 171
- П.М. Пильский и А.А. Измайлов о творчестве Н.А. Клюева
- Н.А. Клюев в критике акмеистов
- Н.А. Клюев и Пролеткульт
- Эмигрантская критика 1920-х–1950-х годов о творчестве Н.А. Клюева
Введение к работе
Актуальность темы данного исследования объясняется тем, что в настоящий момент отсутствуют работы, которые бы давали целостный анализ восприятия творчества и личности Клюева критиками различных литературных и идеологических направлений.
Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что впервые вводится в научный оборот значительное число практически неизвестных критических статей, рецензий, упоминаний оценочного характера произведений Клюева в обзорах литературы. Вся эта информация, имеющая отношение к различным периодам творчества поэта, в нашей работе систематизирована, изучена и осмыслена. Критическое сопровождение творческой деятельности Н. А. Клюева впервые представлено как динамическая система, трансформирующаяся от борьбы за поэта между различными литературными, религиозными и общественными группами до борьбы с самим Клюевым как неприемлемой для советского строя фигурой.
Хронологические рамки исследования – с 1904 по 1937 год. Нижняя граница – первая публикация Клюева в сборнике «Новые поэты». Верхняя граница – год смерти поэта.
Объектами исследования являются критические и литературоведческие статьи, рецензии, отзывы, обзоры литературной жизни, фельетоны, анонсы, заметки, опубликованные с 1908 по 1937 год. В качестве дополнительного материала привлекаются письма, дневниковые записи и воспоминания современников поэта, содержащие суждения о личности и творчестве Клюева.
В качестве материала диссертационного исследования, помимо основного корпуса критических работ, дополнительно привлекались:
- переписка Клюева с современниками: Н. А. Клюев «Словесное древо. Проза»
(2003, сост. В. П. Гарнин), К. М. Азадовский «Николай Клюев. Письма к Александру
Блоку: 1907-1915» (2003);
- воспоминания современников Клюева: «Николай Клюев глазами
современников: Сборник воспоминаний» (2005, сост. В. П. Гарнин), «Николай Клюев.
Воспоминания современников» (2010, сост. П. Е. Поберезкина);
- работы по биографии Клюева: К. М. Азадовский «Николай Клюев. Путь
поэта» (1990), «Жизнь Николая Клюева. Документальное повествование» (2002),
«”Гагарья судьбина” Николая Клюева» (2004), Л. Ф. Пичурин «Последние дни
Николая Клюева» (1995), С. С. Куняев «Николай Клюев» (2014);
- исследования поэзии Клюева В. Г. Базанова, С. И. Субботина,
Л. А. Киселевой, А. И. Михайлова, Н. М. Солнцевой, Е. И. Марковой,
Т. А. Пономаревой и др.
Предметом изучения выступают концепции поэзии и личности Н. А. Клюева, формировавшиеся в отечественной и эмигрантской критике на протяжении тридцати с лишним лет.
Цель диссертационной работы состоит в системном анализе этих концепций, предложенных профессиональными критиками, писателями, литературоведами и
политическими деятелями с учетом их эстетической и идеологической принадлежности.
Для достижения поставленной цели предполагается решение следующих задач:
-
собрать материал, где анализируется творческая деятельность Клюева или упоминается имя поэта;
-
накопленный материал проанализировать и систематизировать;
-
охарактеризовать основные литературные направления с точки зрения их отношения к творчеству Н. А. Клюева;
-
проследить формирование в официальной советской критике тенденциозной оценки творчества Н. А. Клюева;
5. проследить развитие в критике борьбы за "Клюева" в дореволюционный период
и борьбы против него после 1917 года.
Цели и задачи настоящего исследования определяют его методы: сравнительно-исторический и историко-культурный. Критическое восприятие Н. А. Клюева представляет собой динамический процесс. С одной стороны этого процесса наблюдается творческое развитие самого поэта, с другой – формирование его целостного образа в критических работах.
Методологическую основу диссертации составляют: а) работы по истории русской и эмигрантской литературной критики Г. А. Белой, Е. А. Добренко, Н. В. Корниенко, О. А. Лекманова, Г. П. Струве, П. Ф. Юдина и др.; б) исследования биографии и поэзии Клюева В. Г. Базанова, В. П. Гарнина, Л. А. Киселевой, А. И. Михайлова, Т. А. Пономаревой, П. Е. Поберезкиной, Н. М. Солнцевой, С. И. Субботина, С. С. Куняева, С. А. Серегиной и др.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что его результаты
существенно расширяют представления об особенностях отечественного
литературного процесса первой половины ХХ века, а также заполняют некоторые лакуны в изучении творчества и биографии Н. А. Клюева.
Практическая значимость исследования заключается в возможности его использования в вузовском курсе лекций по истории русской литературы ХХ века, спецкурсах по творчеству Н. А. Клюева или по творчеству «новокрестьянских» поэтов.
На защиту выносятся следующие положения:
1. На протяжении всей литературной карьеры Н. А. Клюев представлял собой обособленное явление, не принадлежавшее ни одному литературному течению как до, так и после революционных событий 1917 года.
-
В дореволюционный период Н. А. Клюев – поэт, за которого ведут борьбу ведущие литературные группы. Критические отклики становятся средством этой борьбы.
-
К 1917 году в литературной критике создается ряд мифов о Н. А. Клюеве: с одной стороны, миф о малограмотном крестьянском «поэте-самоучке», с другой – миф о «поэте-пророке».
-
После 1917 года в критике начинает складываться отрицательный образ Н. А. Клюева как носителя реакционных мистических настроений и поэта-кулака, которому должна быть закрыта дорога на страницы отечественной печати (работы Л. Д. Троцкого, В. В. Князева, Г. Лелевича и др.).
-
К концу 1920-х годов в критике не только окончательно утверждается негативная оценка личности и творчества Н. А. Клюева (отклики Л. Л. Авербаха, А. И. Безыменского, А. П. Селивановского), но и формируется запрет на творческие контакты с поэтом.
-
Критика эмиграции шла по двум путям, оценивая творчество Н. А. Клюева: неприятие Клюева как пролетарского поэта, с одной стороны, и признание его как поэта, соединявшего в своем творчестве социальную, политическую и духовную революцию – с другой. К началу 1930-х годов эмигрантская критика пришла к выводу, что поэзия Клюева стала скучной, рутинной и неинтересной.
Результаты исследования были апробированы на международных научных конференциях: Клюевские чтения (2013, 2014, 2015, 2016, Вытегра), «Летопись жизни и творчества С. А. Есенина как источник персональной энциклопедии: Есенин и его современники» (2014, Москва – Рязань – Константиново), Всероссийская научная конференция «Церковь Преображения Господня: 300 лет на заонежской земле» (2014, Петрозаводск), V Санкт-Петербургские научные чтения памяти Николая Клюева «Поэзия Николая Клюева в контекстах культуры ХХ века» (2013, Санкт-Петербург), VI Санкт-Петербургские научные чтения памяти Николая Клюева «Я-посвященный из народа: Поэзия. Личность. Служение» (2014, Санкт-Петербург), Всероссийская научная конференция «Образы национальной ментальности в текстах Русского Севера» (2013, Вологда), Молодежный научный форум «Молодые исследователи – регионам» (2015, Вологда), Всероссийская научно-практическая конференция «Вологодский текст в русской культуре» (2015, Вологда), конференция «Рябининские чтения» (2015, Петрозаводск), VII Санкт-Петербургские научные чтения памяти Н. Клюева «Николай Клюев и концептосфера русской культуры» (2015, Санкт-Петербург), VIII Санкт-Петербургские научные чтения памяти Н. Клюева «Материнский архетип в творчестве Н. А. Клюева: Первообраз. Символ. Структура» (2016, Санкт-Петербург), Международная научная конференция «Есенин в литературе и культуре народов России и зарубежья» (2016, Москва – Рязань – Константиново).
Структура работы. Диссертация включает в себя введение, две главы, заключение, биобиблиографический указатель и приложение.
П.М. Пильский и А.А. Измайлов о творчестве Н.А. Клюева
Впервые стихотворения Н.А. Клюева были опубликованы в 1904 году в петербургском сборнике «Новые поэты», включавшем в себя произведения молодых авторов «из народа». В книге были помещены два стихотворения Клюева: «Не сбылись радужные грёзы…» и «Широко необъятное поле». В 1905 году Клюев знакомится с «Народным кружком», который на тот момент возглавлял П.А. Травин, член более крупного и известного объединения «самоучек из народа» – «Суриковского литературно-музыкального кружка». Издательством кружка были подготовлены пять сборников. В первом сборнике «Утро» Клюев участия не принимал. Во втором – «Волна» – вошли стихотворения «Безответным рабом…», «Где вы, порывы кипучие…», «Слушайте песню простую…». В третьей книге «Прибой» Клюев опубликовал «Народное горе» и «Гимн свободе». Четвертый и пятый сборники были подготовлены, но не допущены в печать цензурой.
Суриковский кружок старался помогать публикациями и консультациями молодым писателям из деревни. При этом членом объединения мог быть только писатель, вышедший из народа, сохраняющий с ним духовную связь и не сотрудничающий с «литераторами-интеллигентами». Такой классовый подход привлекал многих поэтов-самоучек. Помимо этого члены кружка ставили перед собой просветительские задачи. В 1912-1915 годах деятельность кружка была направлена, как на литературную, так и на политическую работу.
Первые стихотворения Клюева, как заметил К.М. Азадовский, «напоминают творчество крестьянских поэтов XIX века (И.С. Никитина, И.З. Сурикова, С.Д. Дрожжина) и их последователей «суриковцев»поэтов была «горемычная бедняцкая доля», а основным мотивом – безысходность. Однако в стихотворениях Клюева можно увидеть не только черты некрасовской традиции, например, поэзии Л.Н. Трефолева (тема простого народа, прозаизмы, язык деревни), но и влияние поэтов революционного народничества, которые критиковали деревню за социальную пассивность и ратовали за необходимость общественных преобразований, например, П.Ф. Якубовича58.
Формально Клюев не входил в состав Суриковского кружка, что можно объяснить рядом причин. Сотрудничество поэта с революционной эсеровской организацией и его сектантские настроения противоречили принципам «суриковцев», серьезно относившихся к «чистоте» своих рядов. С 1907 года поэт вел активную переписку с А.А. Блоком. Как известно, одно из писем Клюева Блок процитировал в статье «Литературные итоги 1907 года», не называя имя отправителя 59 . Кроме того, деятельность кружка, ограниченная воспитанием «самоучек», вряд ли устраивала самого поэта, уже осознавшего масштаб своего дарования. Но поскольку вся литературная продукция, так или иначе подходившая под определение «народность» считалась компетенцией и сферой интересов «суриковцев», то они первыми и откликнулись на появление нового крестьянского поэта. Также важно отметить, что именно в недрах Суриковского кружка формируются два принципиально разных подхода к оценке творчества Клюева. С одной стороны Клюева принимают как стилизатора, с другой – как подлинного самобытного поэта.
Один из руководителей «Суриковского литературно-музыкального кружка» И.А. Белоусов открыл свою рецензию на первую книгу поэта такими словами: «Н. Клюев – автор книги “Сосен перезвон” мало известен не только читающей публике, но и записным критикам, он появлялся в 1-2 малоизвестных московских рассмотрено С.И. Субботиным в статье «Николай Клюев – читатель Л. Трефолева и П. Якубовича: Об истоках раннего клюевского творчества» (Николай Клюев: исследования и материалы. М., 1997. С. 163-182.). образованный в работе и рабочий в образовании, и “мужичок” [Клюев. – С. Б.] его взят откуда-нибудь из ресторана, где он имел достаточно поводов завидовать кутящим господам». (Варварин В. [Розанов В. В.] «Автор “Балаганчика” о петербургских религиозно-философских собраниях» // Русское слово. 1909. 25 января. С. 1-2). изданиях, да кое-где в провинции»60. Для Белоусова, тем не менее, имя Клюева было не новым, и он смело преподносил читателю подробности из жизни поэта61. По мнению критика, «темная деревенская жизнь [Клюева – С. Б.] переменилась на жизнь послушника в далеком, строгом своими уставами, северном монастыре. И заброшенная на севере деревня, и монастырь среди северных льдов, – как все это далеко от центра цивилизации, от литературных веяний, направлений, новых движений в искусстве!..» 62 . Под «северным монастырем» подразумевается Соловецкий монастырь, где Клюев, возможно, пребывал некоторое время. Документального подтверждения этому факту нет, мы можем опираться лишь на автобиографию поэта «Гагарья судьбина»: «А в Соловках я жил по два раза. В самой обители жил больше года без паспорта, только по имени – это в первый раз; а во второй раз жил на Секирной горе»
Н.А. Клюев в критике акмеистов
В «Беседном наигрыше», где Клюев высказал свои опасения по поводу исторических изменений в русской деревне, критик прочувствовал искреннюю боль поэта, когда «на Русь деревенскую, лесную, полевую, на землю русскую поднялось войной железо…»278. И победа не за ответным железом (солдатами с пушками), а за «силой любви, за силой земли». Именно с «мудростью земли» связывал народную поэзию Клюева Иванов-Разумник. Русский народ оказался в «духовном водовороте» между мощнейшими течениями Запада и Востока. «Отмахиваться от этого факта, – считает критик, – или огорчаться им – наивность; его надо принять и понять» 279 . Безусловно, это было по душе Клюеву. Под впечатлением от статьи «Земля и железо» у поэта появился одноименный цикл стихотворений, опубликованный в первом сборнике «Скифов».
Подтверждением уже сформировавшегося на страницах периодической печати образа Клюева является статья профессора П.Н. Сакулина «Народный златоцвет». Она же послужила опорным материалом для дальнейших исследований творчества и жизни поэта. Если «суриковец» Деев-Хомяковский скорбел об уходящей в прошлое народной культуре, то Сакулин заявляет об ошибочности этого представления, учитывая постреволюционную тенденцию объединения народа в одну «массу». Это касается и народных поэтов. Одни сохраняют свое «народное» лицо, другие «окультуриваются» в среде городских литераторов. «Рядом с ними найдутся, – утверждает Сакулин, – … и такие, которые, свободно развернув свою поэтическую индивидуальность, не порвали с народной почвой, творят в народном стиле и часто для народа» 280 . Представителями выделенной группы являются Клюев и Есенин. Эти поэты одни из немногих, кто сохраняет в своем творчестве народную культуру, . соединив «народно-сказочную и духовную стихии». Отметим также, что для подтверждения своей концепции Сакулин приводит ряд недостоверных биографических сведений о Клюеве, внеся, таким образом, свой вклад в распространение клюевского биографического мифа.
В частности, Сакулин отмечает: «Н.А. Клюев родился в 1887 г.; в Олонецкой губ., на речке Андоме, в местности, которая отстоит на 500 верст от железной дороги»281. Клюев намеренно указывал в автобиографии и потом на допросах разный год рождения (1886, 1887). Ситуация прояснится лишь в 1970 году благодаря петрозаводскому ученому А.К. Грунтову, который установил, что дата рождения Клюева – 10 октября 1884 года. Родился Клюев в Коштугской волости (в метрической книге Коштугской церкви за 1884 год деревня не указана) Олонецкой губернии. Сакулин рассказывает, что семья Клюева – «раскольничья», мать, плакальщица и песенница, учила его по Часослову. После двух лет сельской школы «”духовной жаждой томим”, Клюев 16 лет ушел в Соловки “спасаться” и надел на себя девятифунтовые вериги»282. Впервые на страницах печати появляется информация о пребывании Клюева в «хлыстовском “корабле” Давидом», где он писал для братьев «духовные песни-молитвы». «Имя Клюева весьма популярно среди “взыскующих града”, особенно на севере. За несколько десятков верст приезжают к нему в деревню, чтобы списать «Скрытный стих» или «Беседный наигрыш»; Какие-нибудь самарские хлысты целыми сотнями выписывают себе стихи Клюева. Некоторые его песни ходят и в устной передаче. Случайно несколько стихотворений Н.А. Клюева попали в «Золотое Руно» (в 1908 г.)»283. Попав под влияние «тайн эстетизма» на ранней стадии литературного развития Клюев к «Мирским думам» сумел «найти самого себя»
Ср.: Клюев - «самый талантливый, мудрый и цельный из цикла поэтов-крестьян, стоящих совершенно в стороне от всех столь противоречивых литературных течений последнего времени» (Бухарова З. Д. Николай Клюев. Иванов-Разумник познакомил Клюева с Сакулиным в начале 1916 года. Уже 10 февраля Клюев с Есениным выступали в Женском педагогическом институте, где Сакулин преподавал. Профессор произнес вступительное слово, которое и легло в основу статьи «Народный златоцвет». Характер устного выступления в столь специфической театрализованной атмосфере также был отмечен Сакулиным.
В это время Клюев участвовал в гастролях по России с популярной певицей Надеждой Плевицкой, что немало способствовало его известности как народного поэта. Упомянув об этом факте, нельзя пройти мимо статьи нижегородского корреспондента Б. Лаврова «Беседа с Н.А. Клюевым», основанной на интервью. Клюев предстал обыкновенным северным мужичком, от которого веяло «непричастностью к европейской культуре и городскому шуму»285. Лавров, вслед за Сакулиным, рассказывает о Клюеве как о народном поэте, глубоко религиозном (не отменяя следа от «суровой жизни в скитах») и единым с природной стихией: «Стихом я говорю, – отвечает корреспонденту Клюев, – лишь о том, что открывается мне, как тайна, в радостном чувстве любви к природе и людям» 286 . Лаврова поражает в поэте «внутренняя сосредоточенность: его речь удивительно вдумчива, полна внутреннего созерцания, жива, образна и красива»287. Из множества знакомых в Петрограде поэт чаще всего беседует с Ремизовым, «который для него близок и как писатель, и как человек». (Из многих источников нам известно, что никаких «частых бесед» Клюева с Ремизовым не было, и что автор «Посолони» относился к поэту с изрядной долей иронии, часто недоброжелательной). Клюев намеренно отмечает свой малый интерес к книгам, а среди близкого ему он остановился на сказке А.С. Пушкина «О золотой рыбке», М.Ю. Лермонтове и Л.Н. Андрееве. Как и Сакулин, Иванов-Разумник, Лавров в словах Клюева
Н.А. Клюев и Пролеткульт
В 1928 году в издательстве «Прибой» вышла последняя прижизненная книга Клюева «Изба и поле», которую поэт посвятил своей матери, Прасковье Дмитриевне. 16 сентября 1928 года Клюев написал письмо М. Горькому из Полтавы. В нем поэт просил денежной помощи. Клюев сетовал, что рукопись почти два года пролежала в издательстве и «наконец, вышла в марте этого года. В книге не хватает девяноста страниц, не допущенных к напечатанию»468.
Рецензий и отзывов так же было мало, как и на предыдущие издания. Продавцы рекламировали сборник издевательским образом: «Только на пятачок. Две недели смеха. Что делает жена, когда мужа дома нет. 120 веселых анекдотов Николая Клюева!»469. Генеральный секретарь РАПП Л.Л. Авербах, организатор травли многих даровитых писателей, назвал сборник «Изба и поле» «реакционным мракобесием», где поэт совершенно не старается даже «маскировать свою последовательную реакционную кулацкую идеологию»470.
Писатель В.С. Василенко в «Известиях» на свой лад разоблачил автора. Увидев название «Изба и поле», читатель подумает – это лишь «условное, поэтическое обозначение, показывающее, что книга является сборником крестьянских мотивов»471. Но прочитав стихотворения, убеждаешься, что речь идет непосредственно о поле и избе, причем «о собственной избе Николая Клюева». А дальше Василенко окончательно разносит книгу Клюева: «Прибегая всякий раз к … сравнениям из области кулинарно – хозяйственной (пень-бутыль с наливкою, муравейник – кулич, лог – беленая печь), Клюев не может также шагу ступить без метафор церковно-обрядового характера. …Клюев выступает … мужиком сластеной, который умиляется перед «ангельским ликом» и не прочь позабавиться с нечистой силой. Пускай всем этим создается и поддерживается особый «клюевский» стиль…, но все это делает поэзию Клюева для нас чуждой, а его книга сообщает только историко-литературный да, быть – может, этнографический интерес» 472 . М. Бедов назовет клюевское описание деревенского мужика «банальным пейзанством»473.
Критики продолжают настаивать, что и этот сборник по-прежнему будет невостребован читательской аудиторией современной Росиии. По мнению Лелевича, современному читателю неинтересно знать, «как шепчутся кресты о вечном, безымянном». Ему важнее стихотворения о «социалистическом строительстве», а не антибольшевистские призывы и обвинения в «надругательстве над религией». Смущает Лелевича отсутствие датировки стихотворений, что «непростительно и двусмысленно». И такие книги «заслуживают распространения за счет средств белогвардейских монархических организаций, а не за счет средств СССР», – пафосно возмущается критик474. А со страниц «Печати и революции» О.М. Бескин буквально кричит о своих опасениях по поводу проникновения кулацких сил во все структуры общественной жизни. Одним из носителей этих сил, по мнению критика, является «главный певец старой Руси» Клюев, «неудачливая нянька Сергея Есенина», что подтверждает сборник «Изба и поле» 475. Рапповский идеолог был возмущен спокойствием И.Н. Розанова476, с которым тот говорил о творчестве «кондовореакционного кулацкого мракобеса» Клюева, как о новой народной поэзии. Розанов разделял крестьянских поэтов революционной эпохи на «старших» и «младших». Из «старших» больше всех выделялся Клюев, как никто свободно и искусно «плетущий словесные узоры».
Клюев, Орешин, Клычков, Есенин не подходили под критерии новой «крестьянской» литературы 478 . По мнению слушателя Историко-Партийного Института Красной Профессуры, а впоследствии заместителя начальника Главлита И.Г. Сольца, крестьянская литература достигла больших успехов в последние годы, и «классовое расслоение здесь шагнуло далеко вперед, процесс классового оформления батрацко-бедняцких слоев и отслаивания середняка от кулака неслучайно заострили вопрос о четком размежевании от кулацкой группы писателей типа Клюева, Клычкова» 479 . Критикуя теорию В.П. Полонского о единой крестьянской литературе, автор призывает «каленым железом марксистской критики поставить буржуазно-кулацкое клеймо на произведениях Клычкова, Клюева и им подобных, и поставить их вне рядов основной массы крестьянских писателей, представляющих батрацко-бедняцко-середняцкие слои деревни…»480. О.М. Бескин на вершину кулацкой литературы так же, как и Сольц, ставил «лихую русскую тройку»: Орешин, Клычков и Клюев481. А П.И. Замойский (Зевалкин), видный сотрудник измененного ВОКП, на вопрос «Что такое Клюев?» отвечал: «Церковный староста, баптист от литературы, начетчик, то есть типичный, самый махровый представитель деревенского кулачества»482.
Такая риторика предполагала вполне определенные оргвыводы, которые вскоре и последовали. Журнал «На литературном посту» призывал закрыть крестьянскому поэту дорогу в печать: «Можно усомниться в том, насколько целесообразно советскому издательству переиздавать Клюева в эпоху индустриализации»483. После подобных заявлений Клюева практически перестали публиковать. Поэт голодал, добывая себе деньги на пропитание продажей старинных церковных книг и икон из своей коллекции, либо выступлениями на квартирах знакомых и друзей.
«Год великого перелома» оказался переломным и для Клюева, и для всей «крестьянской» литературы. До этого момента все «крестьянские» писатели сосредотачивались вокруг ВОКП (Всероссийское общество крестьянских писателей). На заседании Центрального совета общества было решено, что «крестьянские» авторы обязаны стать пролетарскими писателями деревни. Через год на I Всероссийском съезде «крестьянских» писателей было решено о необходимости формирования в советской литературе «особого крестьянского писателя», что по сути дела одно и то же. По мнению А.В. Луначарского, это должен быть писатель «идеологические устремления, и политическая программа которого были бы пролетарскими». Нарком по просвещению поддерживал и разделение «крестьянских» писателей на две категории, к одной из которых «мы относимся просто, как к врагам…» 484 Теперь перед ВОКП стояла задача привлечения молодых кадров, готовых в любой момент творчески бороться с кулацкими писателями. Клюев был одним из тех врагов, которых необходимо было убрать не только со страниц литературных газет и журналов, но и исключить из Всероссийского союза писателей.
Эмигрантская критика 1920-х–1950-х годов о творчестве Н.А. Клюева
Безусловно, «Погорельщина» ни при каких условиях не могла появиться на страницах отечественной печати. Об этом писал и Клюев, и его современники. Этторе Ло Гатто вспоминал, что рукопись поэмы, которую Клюев «считал magnum opus» (главным сочинением)», поэт доверил именно ему, дабы он увез ее за границу, т.к. «опубликовать … в России ему, разумеется, не разрешили бы»617. Тем не менее, Клюев поначалу хлопотал об издании. Об этом писал Минх, об этом и сам Клюев неоднократно упоминает в переписке с друзьями. В письмах к С.А. Клычкову (конец декабря 1928 – до 7 января 1929) Клюев мечтал, что было бы неплохо собрать вместе поэмы «Четвертый Рим», «Мать-Суббота», «Деревня», «Заозерье», «Плач о Сергее Есенине» и «Погорельщину». «Тоже бы получилась хорошая книжка. Но, повторяю, навряд ли это возможно»618.
В письме к Яр-Кравченко от 18 декабря 1929 года Клюев сообщал о поиске возможностей опубликования поэмы: «Рукопись в издательстве лежит уже две недели, но около ее происходит большая драка. Ответа еще окончательного нет»619. Речь идет об издании поэмы в «Красной газете». В письме от 18 мая 1933 года к Яр-Кравченко: «Ведь всё погибло навсегда с опубликованием хотя бы первой части поэмы [«Песнь о Великой Матери». – С. Б.]. Дорогой мой – для чего это нужно? Ты хотя бы говорил, что заключат договор и уплатят часть денег – помесячно; ну, уплатят за один месяц 500 руб. и всё. Так поступили в «Красной газете» с «Погорельщиной» под видом издания – так поступят и теперь. Пойми это! Дело не в издании, что по нынешним временам немыслимо»620.
Как отреагировала бы критика на появление «Погорельщины» в печати? На этот вопрос попытался ответить Этторе Ло Гатто. Он отмечал большое влияние Городецкого с его «символистским происхождением» на «первобытно мужицкое» в Клюеве. И в поэме критики заострили бы внимание не только на фольклорные деревенские мотивы, но и на «элементы литературного происхождения». Также итальянский литературовед считает, что было бы неплохо, если б читатели и критики рассматривали не только «символизм» (Городецкий) и «имажинизм» (Есенин) «Погорельщины», «но и обратили внимание … на ту ноту страдания, которая в Клюеве доминирует над всеми литературными влияниями и коренится … в глубоком религиозном чувстве и не менее глубоком природы. Эти два чувства были основными началами в личности Клюева и как поэта, и как человека»621. Причину нежелания публиковать «Погорельщину» Клюев видел не только в политике. 2 января 1930 года он писал Яр-Кравченко: «Ты знаешь, Толечка! Ведь все они завистники. Все синие, шипели от злости, зависти. Ведь если мне выпустить «Погорель», им делать тогда нечего, особенно поэтам, ихнее дело обнажается».
Упоминает поэт и о некой петиции, поданной во ВЦИК В. Ивановым, Ф.Ф. Раскольниковым и другими. Даже было устроено специальное чтение в Историческом музее, зал под русский стиль и зрителей около ста человек. Однако и это не сработало.
Но результат был совершенно печальным – арест Клюева и ссылка в Колпашево. Своим близким Клюев сообщил следующую причину: «Я сгорел на своей «Погорельщине», как некогда сгорел мой прадед протопоп Аввакум на костре пустозерском» (письмо С.А. Клычкову от 12 июня 1934 из Колпашево)623; «За свою последнюю поэму под названием Погорельщина, основная мысль которой та, что природа выше цивилизации, за прочтение мною этой поэмы немногим избранным художникам и за три-четыре безумные и мало продуманные строки из моих черновиков – я сослан московским ОГПУ по статье 58, пункт десять, в Нарым, в поселок Колпашево, на пять лет» (письмо Е.П. Пешковой из Колпашево, 15 июня 1934)624 . Эту же причину Клюев назовет в письмах из Колпашево к С.А. Толстой-Есениной (17 июня 1934), Н.С. Голованову (25 июля 1934 г.), В.Я. Шишкову (лето 1934 г.), в которых просил похлопотать их об уменьшении срока ссылки (5 лет).
Не только Клюев пострадал от «Погорельщины». По делу «Идейно-организационного центра народничества» поэма проходила как «контрреволюционная», она постоянно фигурировала в материалах дела. Дубов, распространявший «Погорельщину» был сослан. А Максимов, поддерживавший его в этом деле, получил три года ссылки в Нарым, недалеко от Колпашево Клюева.
В критических отзывах о Клюеве пореволюционные годы представляют собой переходный период между борьбой за поэта и борьбой против него. Клюев сотрудничает с группой «Скифы» Р.В. Иванова-Разумника, где становится концептуальной фигурой «скифской» идеологии.
Пролеткультовцы преподносят Клюева как эпигона, который перепевает «народные» темы, давно уже освоенные поэтами конца XIX века. По их мнению, фольклорность и религиозный мистицизм чужды рабочему читателю и новому пролетарскому искусству.
Критики и писатели литературной группы «Перевал» видели в Клюеве не того крестьянского поэта, которого они могли бы безоговорочно поддерживать. Не обвиняя поэта в «измене революции», «кулацких» настроениях, «перевальцы» считали губительным для творчества Клюева его отчаянную борьбу с городом и отстаивание патриархальной деревни.
В середине 1920-х годов наступает пик борьбы официальной критики против «новокрестьянского» поэта Клюева. Его, благодаря рапповской травле, прекращают печатать на страницах периодических изданий. Народное православие, деревенский «бытовизм», понимание города как главного орудие в истреблении древней культуры Руси, сохранявшейся в крестьянской среде, раздражало новую государственную власть и ее литературных чиновников.
Троцкий, Лелевич, Князев, Бессалько, Безыменский деятельно способствовали исключению Клюева из литературной жизни страны. Ценителей настоящей русской поэзии продолжали интересовать «реакционные кулацкие настроения» Клюева. Это подтверждает популярность выступлений Клюева с «Погорельщиной» на литературных вечерах в домах близких друзей и знакомых. Эмигрантская критика, рассматривая Клюева, в основном поддерживала мнение советских литературных идеологов. К началу 1930-х годов эмигрантская критика пришла к выводу, что поэзия Клюева стала скучна, рутинна и неинтересна.