Традиции русской классической литературы в осмыслении китайских прозаиков (Чехов и Лу Синь) Ши Жоу

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Тема медицины в творчестве А. П. Чехова и Лу Синя 16

1.1. Роль медицины в жизни и творчестве А. П. Чехова 18

1.2. Медицина в жизни и творчестве Лу Синя 24

1.3. Тема человеческой разобщённости в произведениях Чехова и Лу Синя 31

1.4. Образ сумасшедшего в творчестве Чехова и Лу Синя .46

Глава 2. Тема общества в творчестве А. П. Чехова и Лу Синя .59

2.1 Журнальная деятельность Лу Синя и Чехова 63

2.2 «Чёрный монах» и «Одинокий» 69

2.3 «Дама с собачкой» и «Скорбь по ушедшей» 79

2.4 «Подлинная история А-Кью» и «Скучная история» 88

Глава 3. Тема детей и детства в творчестве Чехова и Лу Синя

3.1 Натура детей в произведении Чехова и Лу Синя 114

3.2 Несчастливое детство 128

Заключение 144

Библиография 150

• Медицина в жизни и творчестве Лу Синя
• Тема человеческой разобщённости в произведениях Чехова и Лу Синя
• «Дама с собачкой» и «Скорбь по ушедшей»
• Несчастливое детство

Введение к работе

Актуальность данного исследования определяется широким интересом китайских ученых к изучению русской классической литературы и культуры. Интерес к этой теме зарождается еще в конце XIX в. и с тех пор не ослабевает. Существует ряд научных работ, посвящённых изучению жизни и творчества двух крупнейших фигур мировой литературы: А. П. Чехова и Лу Синя. Однако многие аспекты этой темы, в том числе вопрос о характере освоения чеховской прозы в творчестве китайского писателя до сих пор остаются изученными не в полной мере

Степень разработанности темы. Поскольку предметом рассмотрения в данной работе являются традиции русской классической прозы в произведениях русского и китайского авторов, то основную библиографию можно разделить на четыре категории: 1) изучение Лу Синя в России; 2) изучение Лу Синя в Китае; 3) изучение А. П. Чехова в России; 4) сопоставительные работы исследователей из разных стран. Подобное разделение необходимо, поскольку в каждом случае есть смысл говорить о существовании различных научных школ и подходов к изучению традиций русской литературы и культуры в Китае.

В 50-е гг. XX в. началось изучение творчества Лу Синя в России. Среди
первых исследователей следует назвать имена Н. Т. Федоренко ¹ ,

Л. Д. Позднеевой² , В. Ф. Сорокина³ . В 1960 г. вышла значительная работа В. В. Петрова⁴ о Лу Сине. В 70-е годы интерес к творчеству китайского автора в России выходит на новый уровень научного осмысления. Появляется знаковая

1. Федоренко Н.Т. Избранные произведения. Т. 2. М., 1987.

2. Позднеева Л. Д. Лу Синь: Жизнь и творчество. М., 1959.

3. Сорокин В. Ф. Формирование мировоззрения Лу Синя: Ранняя публицистика и сборник «Клич». М., 1958.

4. Петров В. В. Лу Синь. М., 1960.

статья А. Н. Желоховцева ⁵ , а И. К. Глаголева ⁶ cоздаёт библиографический указатель по творчеству Лу Синя. В последние годы интерес к китайскому классику в России не угасает: в сборнике «Проблемы литератур Дальнего Востока» (ПДВ) издаются работы целой секции о Лу Сине, в том числе статья Н. А. Лебедевой⁷.

Среди китайских исследователей, изучавших творчество Лу Синя, стоит особенно выделить Бао Чжун-вэня⁸, Ван Жунь-хуа⁹, Фан Сян-дуна¹⁰. Одной из самых глубоких работ, на наш взгляд, является произведение Ли Чанчжи «Критик Лу Синь»¹¹. Автор этой книги использует метод психоанализа при изучении характера и идеологических позиций Лу Синя и затем через призму полученных данных анализирует творчество писателя.

Из основополагающих работ последних лет на китайском языке назовём исследования Чжу Чункэ¹² «Построение повествования в рассказах Лу Синя» и Янь Цзяянь¹³ «Рассуждения о полифонии в рассказах Лу Синя». Эти книги являются основной научной базой при анализе произведений Лу Синя.

Литература о творчестве А. П. Чехова необъятна. Наиболее значимой для настоящего исследования стала монография А. П. Чудакова¹⁴ , посвящённая описанию чеховской художественной системы, и монография В. Б. Катаева¹⁵, в которой рассматривается изображение Чеховым человека и мира вокруг него. Также были учтены исследования З. И. Герсон ¹⁶ , И. П. Видуэцкой ¹⁷ ,

5. Желоховцев А. Н. Фальсификации продолжаются: По страницам публикаций китайской прессы о Лу Сине // ПДВ. 1973, № 2, С. 143-148.

6. Глаголева И. К. Лу Синь: Биобиблиографический указатель. М., 1977.

7. Лебедева Н. А. Лу Синь и писатели Северо-Восточного Китая // ПДВ. 2006, № 5, С. 156—164.

8. Бао Чжун-вэнь. Общественно-политические и эстетические взгляды Лу Синя. Нанкин, 1989.

9. Ван Жунь-хуа. Новое исследование прозы Лу Синя. Шанхай, 1993.

10. Фан Сян-дун. К творческой биографии Лу Синя. Шанхай, 1996.

11. Ли Чанчжи Критик Лу Синь. Пекин, 2011.

12. Чжу Чункэ Построение повествования в рассказах Лу Синя. «Народ», Пекин, 2011.

13. Янь Цзяянь Рассуждения о полифонии в рассказах Лу Синя. Изд-во пекинского университета, 2011.

14. Чудаков А. П. Поэтика Чехова. М., Наука, 1971.

15. Катаев В. Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. М., МГУ, 1979.

16. Герсон З.И. Композиция и стиль повествовательных произведений А. П. Чехова. //Творчество А. П. Чехова. М.: Учпедгиз, 1956.

А. В. Кубасова ¹⁸ , З. С. Паперного ¹⁹ , Г. А. Бялого ²⁰ , Е. Н. Петуховой ²¹ , Э. А. Полоцкой²² и работы В. Б. Катаева²³ разных лет.

Несмотря на то, что вопросы литературной связи А. П. Чехова и Лу Синя поднимались в науке не раз, однако большинство исследователей говорят о них в общих чертах или рассматривают на уровне заимствования мотивов, сюжетов, характеров. Что касается природы этих связей, то им посвящено всего несколько работ, наиболее значимы среди них диссертация Ван Даня²⁴ о сходстве в манере повествования, изображении типа «маленького человека» и литературном новаторстве Чехова и Лу Синя, исторический обзор Е. А. Серебрякова²⁵ «Чехов в Китае» и статья Ли Лянь-шу²⁶ о влиянии Чехова на китайских авторов.

Научная новизна. Изучение творчества А. П. Чехова и Лу Синя не первое десятилетие остаётся одной из важнейших проблем сравнительного литературоведения. Но несмотря на наличие немалого количества работ о Чехове и Лу Сине в Китае и России, большинство из них написано на материале одних и тех же, наиболее известных китайскому читателю чеховских произведений: «Хамелеон», «Тоска», «Смерть чиновника», «Человек в футляре», «Толстый и тонкий», «Ванька» и др. Следует обратить внимание на недостаток

17. Видуэцкая И.П. Способы создания иллюзии реальности в прозе зрелого Чехова. //В творческой лаборатории Чехова. М.; Наука. 1974.

18. Кубасов A.B. Рассказы А.П. Чехова: поэтика жанра. Свердловск,1990.

19. Паперный З. С. Записные книжки Чехова. – М.: Советский писатель, 1976.

20. Бялый Г.А. Русский реализм. От Тургенева к Чехову. Л.: Советский писатель. 1990.

21. Петухова Е. Н. Притяжение Чехова: Чехов и русская литературы конца XX века. Спб, изд-во СпбГУЭФ, 2005.

22. Полоцкая Э. А. О поэтике Чехова. М., Наследие, 2000.

23. Катаев В. Б. Игра в осколки. Судьбы русской классики в эпоху постмодернизма. М., изд-во Моск. ун-та, 2002. Катаев В. Б. Сложность простоты. Рассказы и пьесы Чехова. В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитурентам. М., МГУ, 1998. Катаев В.Б. Чехов и его литературное окружение. //Спутники Чехова. М.: Моск. ун-та, 1982. Катаев В. Б. Чехов плюс...: Предшественники, современники, преемники. М., Языки славянской культуры, 2004.

24. Ван Дань. Чехов и Лу Синь: историко-генетические и типологические аспекты (кандидатская диссертация). М., 1996.

25. Серебряков Е. А. Чехов в Китае (обзор). // Русская литература и фольклор. .

26. Ли Лянь-шу. Влияние Чехова на китайских писателей // Русская литература и фольклор. .

научной аналитики и на необходимость расширить круг художественных произведений, между которыми также существуют литературные пересечения. Именно поэтому весь анализируемый материал открывает новые возможности для сопоставления (до сих пор в науке были проведены параллели лишь между произведениями А. П. Чехова «Тоска» и «Моление о счастье» Лу Синя).

В данной работе представлены новые историко-литературные параллели, а также рассматривается генетическое и типологическое родство художественных произведений (обусловленное историческим контекстом) А.П. Чехова и Лу Синя, которое во многом возникает в рамках общего приятия китайской культурой гуманистических и художественных открытий, сделанных русскими писателями.

Методологической основой данной работы стали исследования

В. Б. Катаева, А. П. Чудакова и Гэ Баоцюаня.

Использованы источниковедческий, исторический и сопоставительный
методы, способствовавшие обнаружению и раскрытию близости

художественных текстов, а также проявлению влияния культурно-

исторического контекста на писателей.

Цель данного исследования заключается в контекстном рассмотрении общих тем и литературных типов, традиционных для русской классической литературы, на материале повестей и рассказов Чехова и Лу Синя.

Достижение этой цели требует решения следующих задач:

1. Сопоставительное изучение фактов биографии обоих писателей, оказавших существенное влияние на их творчество.

2. Сравнительный анализ произведений в рамках выбранных общих тем: общественной, медицинской, детской.

3. Рассмотрение традиционных типов героя-одиночки (героя-сумасшедшего), героя-врача и героя-ребёнка, отношения к ним других персонажей.

4. Проведение параллелей в изображении авторами традиционного для русской литературы типа «маленького человека» и раскрытии ими проблемы

деградации личности.

Основные положения, выносимые на защиту:

1) А.П. Чехов был для Лу Синя тем русским писателем, который являлся
воплощением лучших черт русской литературы и культуры, а его
творчество стало проводником этих традиций в китайскую
художественную и публицистическую прозу.

2) Помимо прямых заимствований сюжетов, мотивов и характеров в творчестве
Лу Синя из прозы А. П. Чехова между двумя писателями существуют
очевидные типологические связи, обусловленные историческим
контекстом и жизненными обстоятельствами. Несчастья, перенесённые в
детстве, выбор врачебной профессии, активная социальная позиция — все
эти факты отражаются на творческой манере и художественном взгляде
обоих писателей, порождая художественные сближения.

3) В прозаических произведениях А. П. Чехова и Лу Синя можно выделить
несколько схожих типов литературного героя: врач (человек особого
культурного уровня — именно это маркируется в текстах), герой-одиночка,
сумасшедший (человек, противопоставивший себя обществу или
переросший взгляды людей своего времени, за счёт чего оказавшийся
изгоем, встретивший непонимание близких, воспринимаемый как больной);
ребёнок (чистая натура, испытывающая на себе пагубное влияние
окружающих, часто — «индикатор» чистого и нечистого в обществе).

Теоретическая значимость работы заключается во введении нового материала при рассмотрении творческих связей Чехова и Лу Синя, в контексте освоения китайской литературой традиции русской литературы и культуры. Практическая значимость заключается в возможности использовать результаты данного исследования при подготовке к занятиям с китайскими студентами-русистами.

Подтверждение степени достоверности и апробация результатов данного исследования были осуществлены на XXII Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых учёных «Ломоносов» — тема

доклада «Мотив сумасшествия в творчестве А. П. Чехова и Лу Синя (на
примере повестей «Палата № 6» и «Дневник сумасшедшего»)»;

VIII Международной научно-практической конференции «Молодые

исследователи Чехова» в «Доме-музее А.П. Чехова» — тема доклада «Образ врача в произведениях Чехова и Лу Синя».

Медицина в жизни и творчестве Лу Синя

А. П. Чехов глубоко изучал труды по медицине не только во время учёбы на медицинском факультете, но и в течение всей своей жизни. Как пишет В. Б. Катаев, «Чехов – и врач, владеющий естественнонаучной зрения, и писатель, убежденный, что точные знания и поэзия никогда не враждовали друг с другом» [Катаев, 2002: 23]. Действительно, у А. П. Чехова была глубокая любовь к своей профессии и твёрдая вера в медицину: «Профессия врача – это подвиг, она требует самоутверждения, чистоты души и чистоты помыслов. Надо быть ясным умственно, чистым нравственно и опрятным физически» [Шубин, 1979: 66]. Кроме того, как известно, Чехову принадлежит шутка о том, что медицина – его законная жена, а литература – любовница. Хотя это и шутливое определение, но мы должны заметить, что Чехов, действительно, очень любил медицину и серьёзно занимался ею. Он неоднократно писал об этом в письмах к друзьям и родственникам.

А. П. Чехов с ранних лет немало узнал о различных заболеваниях, так как в детстве у него были проблемы со здоровьем. Можно предположить, что его жизнь оказалась связана с медициной неслучайно и уже в юные годы Чехов мечтал поступить на медицинский факультет. В 1879 году он действительно становится студентом медицинского факультета Московского университета.

Молодой А. П. Чехов очень серьёзно отнёсся к учёбе. Как вспоминает Г. И. Россолимо, «несмотря на рано обнаружившийся у него уклон в сторону писательства, он тем не менее оставался прилежным студентом, хотя и довольно пассивным по отношению к увлечению общественной работой или медицинской специальностью» [Россолимо: 84]. Он отдал все силы на усвоение изучаемых дисциплин и успешно сдал экзамены за первый курс: «пятёрки по ботанике, зоологии, химии, энциклопедии медицины, четвёрки по физике, минералогии, немецкому языку, единственная удовлетворительная оценка – по анатомии» [Мирский, 2003: 15]. В это время Чехов часто пишет другу, редактору Николаю Лейкину, и старшему брату Александру о своей учёбе и рассказывает о прохождении практики. Например, в письме брату 3–6 февраля 1883 года он в свойственной ему шутливой манере замечает: «Медицина моя идёт crescendo. Умею врачевать и не верю себе, что умею... Не найдёшь, любезный, ни одной болезни, которую я не взялся бы лечить» [Чехов, 1974: 52].

Чехов применял свои знания на практике в Чикинской земской больнице вблизи г. Воскресенска (ныне – г. Истры). Его старания, затраченные в студенческие годы, наконец-то нашли своё применение. Во время прохождения практики Чехов познакомился с другими молодыми врачами: М. П. Яковлевым, В. Н. Сиротининым, Д. С. Таубергом, Е. Н. Монолиной, П. И. Куркиным.

Во время работы Чехова в земской больнице ему приходилось проявлять недюжинное терпение к пациентам, внимательно выслушивать их жалобы, и современники вспоминают, что он терпеливо относился к каждому. Чехов принимал ежедневно 20 – 30 больных, но это не лишило его способности проявлять сочувствие к людям. Он одинаково относился ко всем пациентам, не зависимо от сословия, к которому они принадлежали. Также отмечено, что врач обращал внимание не только на физические проявления болезни, но и на психологические особенности своих пациентов.

В 1884 году Чехов официально начал свою медицинскую деятельность в той же Чикинской земской больнице, где проходил практику. Чуть позже он уже заведовал Звенигородской уездной больницей.

А. П. Чехов нередко упоминает о желании заняться исключительно медицинской деятельностью, например, пишет: «... во всю дорогу меня не оставляла обворожительная мысль – забросить литературу, которая опостылела, засесть в каком-нибудь селе на берегу Псла и заняться медициной» [Чехов 1949, 14 т.: 124]. Хотя литература приносит деньги и известность, он полагает, что именно деятельность врача придаёт ему силы и заключает в себе смысл жизни. Без литературы он мог бы представить свою жизнь, но отнюдь не без медицины. Самоотреченный труд прекрасно характеризует эту позицию: в письме Н. А. Лейкину А. П. Чехов говорит о том, что принимает по 30-40 человек ежедневно, отдыхая лишь в оставшееся после работы время.

Со дня начала практики Чехов понял, что его жизнь неразрывно связана со врачебным ремеслом. К нему на приём приходило множество людей, и у каждого из них были свои характерные свойства, манера поведения, свои истории. Это зачастую становилось источником творчества Чехова, в деталях наблюдающего жизнь местного населения. И всё-таки медицинская деятельность занимала приоритетные позиции в его жизни. «Не будь у меня медицины... я свой досуг и свои мысли едва ли отдавал бы литературе», – писал Чехов [Мирский 2003: 29]. Профессию врача он не считал способом зарабатывания денег и в большинстве случаев лечил больных не ради денежного вознаграждения. В письме Н. А. Лейкину 14 сентября 1885 года он рассказывал о том, что за лето вылечил более сотни человек, но при этом его зарплата по-прежнему очень мала.

Наверное, с этим связано и то, что многие врачи, которых изображает А. П. Чехов, довольно симпатичны. Это увлечённые люди, проявляющие интерес к науке, пациентам. Они бывают циничны из-за тяжёлого жизненного опыта, но зачастую очень интеллектуальны, ироничны и прозорливы.

Впрочем, неоднократно речь идёт и о деградации врача. В рассказе «Ионыч» земский врач Дмитрий Ионыч Старцев в первые годы очень ответственно подходил к своим обязанностям, ему даже некогда было поехать в гости к Туркиным. И так следует отметить, что в молодые годы герои чеховских произведений часто работают старательно. Например, доктор О. И. Дымов в «Попрыгунье» – положительный образ: он всего себя отдаёт служению людям. Доктор Дымов одновременно работает в двух больницах: во-первых, медицинская работа доставляет ему удовольствие, во-вторых, ему нужна большая зарплата, чтобы его жена имела возможность выезжать в свет в дорогих нарядах и приглашать к себе гостей, что непременно связано со значительными материальными расходами на их угощение.

Тема человеческой разобщённости в произведениях Чехова и Лу Синя

Анализируя тему медицины в творчестве А. П. Чехова и Лу Синя, нельзя не упомянуть важные повести «Палата № 6» А. П. Чехова и «Дневник сумасшедшего» Лу Синя. Эти два произведения считаются значимыми в творчестве обоих писателей. Повести обладают глубоким смыслом: в них показана попытка протеста против несправедливого, несовершенного, жестокого общества. Также их объединяет образ главного героя – сумасшедшего. На основе анализа сюжета и образов персонажей мы находим сходные мотивы в произведениях двух писателей-гуманистов.

В повести «Дневник сумасшедшего» Лу Синя рассказывается о людях, страдавших манией преследования. В «Дневнике сумасшедшего» есть подобное поведение: кажется, что нет логики в словах сумасшедшего, но из них мы можем понять, что по-настоящему вредно людям и почему появились различные пороки общества. В произведении Лу Синя герой находится дома, а не содержится в психиатрической клинике (в отличие от героев Чехова). Он боится, что окружающие люди убьют его. То, о чём он мыслит и говорит, кажется довольно странным. Весь дневник полон абракадабры, чепухи. Например, герой пишет: «Я понимаю их приёмы, убить прямо они не желают, да и не смеют, опасаясь злого наважденья. Поэтому все они связались друг с другом и понаставили всюду силки и сети, чтобы я сам попался в них» [Лу Синь, 1 т.; 1954: 67].

Как и в русской классической традиции, при глубоком взгляде на слова литературных сумасшедших можно понять, что на самом деле в их хаосе скрыта истина, которую так называемые здоровые люди не могут познать.

Очевидно, что в третьей главе «Дневника сумасшедшего» Лу Синь высказал и своё собственное мнение: «Я раскрыл книгу по истории, но в книге отсутствовали хронологические даты, а каждая страница была испещрена словами «гуманность», «справедливость», «мораль» и «добродетель». Так как я все равно не мог заснуть, то глубоко за полночь внимательно читал книгу и вдруг между строками рассмотрел, что вся книга исписана одним словом – людоедство» [Лу Синь, 1 т.; 1954: 65]. Здесь «людоедство» – метафора, имеется в виду суть феодального общества: это общество убивает мысли людей, тем не менее, оно провозглашает, что учит людей мыслить и вести себя в соответствии с общепринятыми нормами. Хотя феодальное общество не убивает физически, оно губит человека духовно.

Итак, в книге было написано четыре слова: гуманность, справедливость, мораль и добродетель. Эти слова считаются четырьмя понятиями конфуцианской морали. Они, как невидимые кандалы, связывают мысли народа, опутывают силу воли людей: если кто-то пытается вести себя вразрез с этими нормами, его будут считать сумасшедшим. К сожалению, в истории многих стран есть подобные случаи, когда неугодные власти люди были объявлены сумасшедшими и отправлены в соответствующие учреждения на насильственное лечение, дабы оградить общество от их влияния.

Сумасшедший в дневнике записал, что ему кажется, будто окружающие люди хотели его убить. Глазами сумасшедшего мы видим злые взгляды, странное поведение окружающих, замечаем, как унижают простой народ. Передовые люди, интеллигенция, революционеры и представители старого общества стоят на антагонистических позициях. Слова сумасшедшего для соотечественников выглядят как абракадабра, но, если вникнуть в суть его дневника, мы обнаруживаем, что в нём охарактеризована истинная угроза со стороны феодального общества – закабалить народ, изувечить его душу.

Эта повесть – крик души Лу Синя о страданиях, о трагической судьбе китайского народа, но в то же время в ней выражена вера писателя в счастливое будущее, надежда на детей. Следует помнить, что Лу Синь в своей жизни соединил профессии врача и писателя, поэтому целью своей жизни он поставил стремление спасти, «вылечить» своей народ с помощью слова.

Дневник был написан от первого лица. Это была новая форма для китайской литературы, поэтому, когда повесть была опубликована, уже сама форма вызвала особое внимание у литературоведов. Глазами сумасшедшего мы наблюдаем за этим миром. Кого можно назвать сумасшедшим, здесь определялось согласно нормам феодального общества. В пятой главе сумасшедший упоминал книгу китайской традиционной медицины «Перечень целебных корней и трав», написанную Ли Ши-чженем. Эта книга отразила нормы феодального общества, её автор считается его типичным представителем. Соответственно, люди, обладающие передовыми идеями, мыслящие и ведущие себя по-новому, считались сумасшедшими. В конце повести сумасшедший выздоровел, а это значит, что представители феодального общества победили. Они были намного сильнее и организованнее, и поэтому революционеры не могли свергнуть феодальной строй.

Стоит обратить внимание на то, что эта повесть был написана в 1918 г., перед началом новой культурной революцией в Китае. После буржуазной революции в 1911 г. Китай сильно нуждался в реформах в области культуры. Благодаря мощному пафосу духа борьбы с старым обществом и обличению общественных пороков это произведение способствует открытию китайского литературного языка и стоит у истоков культурной революции. Предисловие к повести было написано на древнекитайском письменном языке. Дневник же был создан на современном китайском языке. Два разных письменных языка словно представляют два противостоящих класса. Древнекитайский письменный язык олицетворяет консервативные, феодальные силы, а современный китайский язык – передовые, антифеодальные.

«Дама с собачкой» и «Скорбь по ушедшей»

Таня не пытается понять особое значение разговоров между чёрным монахом и Ковриным, какую роль они играют в жизни её мужа и насколько дороги ему. Таким образом, можно считать, что если близкие Коврина объясняют его состояние болезнью, то другие представители общества будут относиться к этому ещё хуже, с меньшим пониманием, терпением, более отчуждённо.

Когда Коврин выздоровел, он перестал видеть чёрного монаха и в его душе произошла потеря духовной цели жизни. Он не доволен своим заурядным существованием, однако его стремление к действию и научный интерес, как огонь, потух; больше герой не мечтает о служении народу. Его близкие, окружающие люди превращают его в совершенно иного человека, так как прежний Коврин, который энергично увлекался наукой, не годится для общества.

Коврин, в действительности, человек-одиночка, его единственный источник, через который он обретал силу духа, истреблён его же близкими, окружающими людьми. У Лу Синя в известной повести «Одинокий» мы обнаружили сходство с этой ситуацией, поэтому далее переходим к рассмотрению героя Лу Синя.

Повествователь этого произведения от первого лица рассказывает о своём знакомстве с Вэй Лянь-шу, человеком с большими странностями в глазах жителей деревни Ханьши Шан. При первой же встрече читателя с Лянь-шу, на похоронах его бабушки, единственного близкого родственника героя, хорошо ощущается его отчуждённость по отношению к другим. Прочие родные заранее собирались и обсуждали, что не разрешат Лянь-шу вносить какие-либо изменения в похоронный обряд, и если уж он участвует в похоронах, то обязан принять их требования, которые строго соответствуют нормам общества того времени.

Нет ничего странного в том, что жители соседнего города, в том числе и рассказчик, слышали о Лянь-шу, так как он стал первым человеком среди населения своей деревни, который получил образование и учился за границей. Полученное знание не позволяет ему принять невежество народа, он не следует нормам, которые существовали испокон веков, его мысли и представления не совпадают с правилами, принятыми в обществе, именно потому окружающие люди считают его странным. Вследствие этого неизбежно возникает столкновение между личностью и обществом. Односельчане видят в герое иностранца, и Лянь-шу сам также чётко осознаёт свою чуждость по отношению к другим.

В связи с этим Лянь-шу очень одинок в душе, посторонним людям трудно его понять, он так и не сможет влиться в мир окружающих. Однако Лу Синь предоставил возможность Лянь-шу полностью открыть себя: повествователь становится для него единственным другом, и особую роль в раскрытии образа главного героя играют три их разговора.

Первая беседа между Лянь-шу и повествователем начинается со спора о детях. По мнению Лянь-шу, дети от природы неиспорченные и добрые, он действительно хорошо относится ко всем детям, однако дети становятся злыми из-за окружающей среды. С точки зрения рассказчика, наоборот, отдельные качества детей уже со дня рождения определяются как хорошие и плохие. Повествователь доказывает, что, подобно семенам, в них изначально есть зародыш цветка и плода, и при создании определённых условий возможно вырастить их. Эта беседа, на самом деле, касается человеческой личности в целом, зерном этого спора является надежда на исправление порока человека: возможно это улучшение или нет.

Вторая беседа строится вокруг проблемы одиночества. Повествователь убеждает, что все муки и тяжёлые состояния происходят изнутри, сам человек может спасти себя от одиночества, а Лянь-шу не соглашается: он считает, что судьба человека заранее решена, трудно её изменить. Проблема одиночества постоянно сопровождает Лянь-шу, любой человек, живущий в среде отсталого общества, не может увидеть и понять душу Лянь-шу. Постепенно его речи и статьи появляются в газете, герой публикует их без опасений, и это вызывает его неприятие в обществе, враги-оппозиционеры вступают с ним в бурную полемику, вследствие чего директор школы увольняет Лянь-шу. Ситуация усугубляется: Лянь-шу теперь не только чудовищно одинок в душе, но речь с обличением отсталого общества делает его ещё и трагическим, единственным борцом против могущества власти.

Таким образом, беседа о проблеме одиночества имеет актуальное значение для Лянь-шу: писатель задаёт нам вопрос, как человек может спасти себя и изменить ситуацию своего одиночества. После потери работы Лянь-шу долго остаётся в трудной ситуации, он даже продаёт книгу, которой очень дорожил, – его жизнь насколько трудна.

Последняя беседа Лянь-шу с повествователям через письма, сердечный разговор, особенно проясняют тему повести и характер героя. В ответном письме Лянь-шу рассмотрено глубокое осмысление цели жизни человека. Герой повести – человек с большой мечтой, в то же время у него есть способность воплотить эту мечту, однако в реальной жизни ему не разрешается делать ничего. То, за что он борется, сразу получает резкий ответ от оппозиции, и его жизнь становится ещё сложнее. В такой ситуации Лянь-шу отступает, внешне он покоряется судьбе, в результате чего получает поддержку чиновников и живёт в полном довольствии.

Однако в душе Лянь-шу всегда одиноко и мучительно, несмотря на то, что его карьера открывает блестящие перспективы. Ему хочется следовать первоначальной мечте и жить так, как велит ему совесть, как хотели бы люди, некогда жалевшие и любившие его, но презрение к врагам заставляет его оставаться в своей роли. Характерна динамика изменения жизни героя: в какой-то момент ему приходится, по его словам, обратиться за милостыней, просить подаяние. Как он сердечно признался в письме: «Теперь я преклоняюсь перед тем, что прежде ненавидел, против чего боролся. Я отвергаю все, чему поклонялся, все, в чем был убежден» [Лу Синь, 1954, 1 т.: 385-386]. По-видимому, его уступка разрушает мечту, но он сдаётся не для того, чтобы выжить или насладиться спокойной жизнью, а для того, чтобы и дальше бороться с врагами, поэтому герой пишет, что он должен жить «назло» тем, кто не хочет, чтобы он жил. По поводу этой невидимой борьбы Лянь-шу и замечает: «Я до конца побежден и все-таки остался победителем» [Лу Синь, 1954, 1 т.: 386].

Первые два разговора героев повести обнаруживают, что у обоих собеседников живёт в душе второе «я»: один внутренний человек анализирует и размышляет, второй отрицает и возражает – так автор показывает сложный и противоречивый психологический процесс мышления. Осмысление своего внутреннего диалога, как и в произведении Чехова «Чёрный монах», задаёт повести философское направление. По теме первой беседы героев в произведении Лу Синя не формулируется результат спора и нет чёткого вывода, что говорит о существовании в душе Лянь-шу неизбывной тоски. У одинокого человека нет друга и соратника, он хочет надеяться над детей, на будущее поколение, но, к сожалению, натура детей и их поведение, за которым наблюдает герой, привносят в его душу сомнение, хотя он долго не хочет верить фактам. В конце повести его отношение заметно меняется: добрые поступки становятся внешним проявлением идеи, от которой сложно отказаться, тогда как душу героя постигло разочарование, проявляющееся в пренебрежительном отношении к окружающей действительности.

Несчастливое детство

Повесть Лу Синя «Деревенское представление» входит в сборник «Клич». Она была создана в 1922 году, и, подобно Чеховской «Степи», основывалась на детском опыте писателя. В ней изображена прелестная прибрежная деревня на юге Китая, и само настроение повести наполнено радостью и счастьем жизни ребёнка.

Рассказ ведётся от первого лица, повествователь вспоминает, что в течении двадцати лет он всего лишь дважды смотрел китайские представления, потому что испытывал скуку при взгляде на сцену, и даже вынужден был выйти на улицу ещё до окончания оперы. Эти два неудачных просмотра представления заставляют повествователя вспомнить юношеские годы.

Ему представляется небольшая деревня, всего на тридцать семей, где он бывал когда-то, и для героя этот маленький населённый пункт стал истинным краем радости: здесь его баловали, здесь можно было избегать тяжёлой и скучной учёбы. Герой очень сдружился с поселянами, весь день он играл с мальчиками, но более всего он мечтал увидеть театральное представление, и эта мечта сбывается.

Повествователь вспоминает, как ночью он и более десятка других мальчиков едут на лодке в соседнюю деревню смотреть китайское представление. Мальчики поют, веселятся, смеются, сидя в лодке под луной, вокруг них слышится звук водного потока и свист флейты, а встречный ветер доносит запах водяных растений. Описание природы занимает важнейшее место в повести, и манера изображения окружающих картин очень живая, будто сам читатель находится внутри описываемого. В то же время, радость мальчиков оттеняет умиротворение окружающего пейзажа.

Во время театрального представления, хотя ни повествователь, ни дети особенно не понимают, о чём поют актёры, маленькие зрители всё-таки остаются весёлыми, и изображение эпизода с восприятием театрального представления в детстве совершенно не похоже на предыдущее описание спектакля в начале повести, который для повзрослевшего героя оказывается скучным и бессмысленным.

Кроме красочного южного пейзажа и радостного состояния мальчиков, писатель также акцентирует внимание на доброте и приветливости деревенского народа. По пути назад, когда лодка проплывает мимо бобовых полей, один мальчик предлагает компании набрать где-нибудь бобов без разрешения хозяина поля, чтобы немного перекусить. И мальчик по имени А-фа советует украсть бобы на своем поле, так как они по размеру гораздо больше, чем у других хозяев — что ребята и делают. А на следующий день хозяйка бобовых полей бабушка Лю-и совсем не осуждает мальчиков, и даже наоборот, когда повествователь говорит, что бобы очень вкусные, она дарит ему ещё немного.

Повесть передаёт самые приятные и весёлые детские воспоминания о жизни в деревне, и просмотр театрального представления с хорошими приятелями тоже становится необыкновенным и прекрасным событием, которое повествователь проносит чрез всю жизнь. Деревенское представление — центральное событие повести, в этом и смысл её названия, но на самом деле само представление имеет не настолько большое значение, насколько сопутствующие просмотру обстоятельства, как это часто бывает в детстве: доброта, приветливость и искренность людей, прелестный пейзаж той ночи, трогательное общение между мальчиками, их привязанность друг к другу и товарищество.

При чтении повести читателю передаётся чувство счастья и радости повествователя из каждой строки текста. Но лиризм повести заключается в том, что об этом счастье говорится как о давно прошедшем: «сказать правду, с тех пор мне никогда не приходилось пробовать более вкусных бобов, чем те, что мы ели в лодке; и не довелось мне увидеть спектакля более интересного, чем представление в селе Чжао» [Лу Синь, 1954, 1 т.: 226]. Эта повесть занимает особое место в творчестве Лу Синя, в ней он уходит от темы революции, от обличения человеческой природы. Наоборот, картины идилличны, и только отнесенность событий в прошлое, только ностальгия, которой пронизаны вступление и финальная часть повести, не позволяют говорить об оптимизме писателя. Как и у Чехова, детское впечатление о мире становится главным предметом изображения. Созвучной ей представляется произведение А. П. Чехова «Степь».

Повесть А. П. Чехова «Степь. История одной поездки» по праву занимает особое место в творчестве автора: критики-современники называли её первым удачным опытом писателя в крупной форме (в отличие от жанра короткого рассказа, в котором отрабатывался чеховский лаконичный стиль). Несмотря на редуцированность событийного ряда и преобладание описательных характеристик, этому произведению присуща черта, которую в истории литературы принято называть энциклопедизмом. Так, в тексте соседствуют зарисовки из жизни различных слоёв населения России, благодаря искусно построенным диалогам для читателя звучат голоса очень разных людей: высокого и низкого происхождения, воспитанных и малообразованных, носителей самых разных идей и мировоззрений, от передовых веяний эпохи до детски-равнодушного инфантилизма.

Следуя традициям И. С. Тургенева («Бежин луг», 1851), Чехов вводит в повествовательное полотно не только речевые характеристики персонажей (особый строй народной речи, диалектизмы), но и малые жанры фольклора: приметы (например, мужчине не следует есть, не сняв головного убора), бывальщины (рассказы об убийстве купцов и печальной участи убийц или сюжеты о чудесном спасении от разбойников), особенности отношения простых людей к странникам и путешествующим, к природе (наблюдения Васи за играющей лисицей подаётся как особое свойство его физического зрения и видения мира).