Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Русский экспрессионизм: проблемы становления и рецепции 19
1.1. Русский экспрессионизм в европейском контексте .19
1.2. Изучение экспрессионистических тенденций в творчестве Л.Н. Андреева 33
1.3. Подступы к научному осмыслению поэзии русских экспрессионистов 39
ГЛАВА 2. Поэтика экспрессионизма в прозе Л.Н. Андреева ..47
2.1. Комплекс экзистенциальных мотивов в рассказах Л.Н. Андреева .47
2.2. Экспрессионистические образы в рассказах и повестях Л.Н. Андреева .62
2.3. Проблема художественного высказывания в романах «Сашка Жегулёв», «Иго войны», «Дневник Сатаны» 71
2.4. Экспрессионистическое выражение религиозных исканий автора в повестях «Жизнь Василия Фивейского» и «Иуда Искариот» 79
ГЛАВА 3. Влияние экспрессионизма на поэтическую жизнь первых десятилетий ХХ века 94
3.1. Экспрессионистическое начало в лирике акмеистов (на примере творчества О.Э. Мандельштама и Н.С. Гумилёва) 94
3.2. Экспрессионизм как средство эпатажа в лирике имажинистов (В. Яблонский, Р. Ивнев) 104
3.3. Поиски образности в поэзии Б.Л. Пастернака 114
ГЛАВА 4. Лирика и малые эпические формы русского экспрессионизма 1919-1925-го годов 127
4.1. Теоретические обоснования русского экспрессионизма (деятельность Ип. Соколова и группы «Московский Парнас») 127
4.2. Художественная практика московских экспрессионистов (лирика Ип. Соколова, Б. Лапина, Г. Сидорова, С. Спасского, Б. Земенкова и проза Е. Габриловича) 148
4.3. Экспрессионистические тенденции в декларациях и творчестве эмоционалистов (на примере лирики М. Кузмина, А. Радловой, К. Вагинова) 176
Заключение 185
Список литературы
- Изучение экспрессионистических тенденций в творчестве Л.Н. Андреева
- Проблема художественного высказывания в романах «Сашка Жегулёв», «Иго войны», «Дневник Сатаны»
- Экспрессионизм как средство эпатажа в лирике имажинистов (В. Яблонский, Р. Ивнев)
- Художественная практика московских экспрессионистов (лирика Ип. Соколова, Б. Лапина, Г. Сидорова, С. Спасского, Б. Земенкова и проза Е. Габриловича)
Введение к работе
Актуальность диссертационного исследования обусловлена
необходимостью нового понимания русского литературного
экспрессионизма. В изучении экспрессионизма назрела острая
необходимость ревизии некоторых устоявшихся взглядов, начиная с тех, что
не признают экспрессионизм на русской почве состоявшимся явлением.
Многие современные исследования об экспрессионизме позволяют увидеть
пути дальнейших научных поисков, но представляются недостаточными. Это
касается необходимости соотнесения творчества Л.Н. Андреева как «центра»,
самого первого и яркого проявления русского литературного
экспрессионизма, с его «периферией», связанной с множеством имен. Крайне мало изучены лирика Ип. Соколова, С. Спасского, Б. Земенкова, Г. Сидорова, Б. Лапина и проза Е. Габриловича. Отдельные проявления поэтики экспрессионизма вообще оказались вне поля зрения исследователей – такова судьба поэтического сборника В. Яблонского «В сумерках». Можно констатировать, что постановка и решение проблем, связанных с новыми и уже известными персоналиями русского экспрессионизма, представляется актуальной.
Степень разработанности проблемы. Экспрессионизм
воспринимался неоднозначно ещё современниками. Первые попытки осмысления данного явления предприняли Б. Арватов, Гр. Баммель, Л. Розенталь, А.В. Луначарский в журнале «Печать и революция». Ю.Н. Тынянов в статье «Записки о западной литературе» (1921) провел аналогии между экспрессионизмом и романтизмом, кубизмом, футуризмом.
Несколько позднее, во второй половине 1920-х и в 1930-е годы, К.В. Дрягин и Б.В. Михайловский отметили экспрессию образов в малой прозе Л.Н. Андреева 1900-х годов, назвав его писателем, предвосхитившим немецкий экспрессионизм.
Современные исследователи разделяют взгляд на Л.Н. Андреева как
первооткрывателя русского экспрессионизма. Изучая вопрос о
взаимовлиянии русского и немецкого экспрессионизма, они указывают на тот факт, что лозунги и манифесты русского экспрессионизма появляются с 1919-1920-го годов, а элементы экспрессионистической поэтики можно выявить в более ранний период в рассказах, повестях и пьесах Л.Н. Андреева, романе А. Белого «Петербург» и раннем творчестве Вл. Маяковского. Сходные идеи, образы и мотивы русского и немецкого экспрессионизма, с одной стороны, указывают на общее направление развития русской и европейской культуры, а с другой – позволяют проследить своеобразие путей развития экспрессионизма в разных культурах.
Об экспрессионистических тенденциях в творчестве А. Белого пишут
В.Н. Терёхина и И.В. Корецкая. Исследователи указывают на
типологическую близость экспрессионистических включений в
произведениях А. Белого с эстетикой, в рамках которой работали художники группы «Мост», а также Э. Барлах, К. Шмидт-Ротлуф, Э. Геккель.
Исследователь Ю.Н. Гирин считает, что в русской культуре экспрессионизм не был оформлен как художественное течение и «послужил точкой схода соответствующих культурных моделей».1 Ю.Н. Гирин подходит к русскому экспрессионизму с «идеальной» немецкой меркой, игнорируя национальную особенность – спорадический характер творческой деятельности его представителей. Действительно, корпоративные интересы сближали начинающих поэтов Ип. Соколова, Б. Лапина, Г. Сидорова и других недолгое время. Л.Н. Андреев, как ключевая фигура русского экспрессионизма, не стал для них ориентиром – их произведения написаны под влиянием немецких экспрессионистов. Однако творчество Л.Н. Андреева и молодых поэтов-экспрессионистов отмечено некой общностью в литературном процессе первых десятилетий ХХ века, которая проявляется в экспрессионистической направленности художественного высказывания – определяющей черте их творчества в рассматриваемый период.
Дискуссионным является вопрос о границах экспрессионизма. Узкое понимание термина подразумевает деятельность поэтов и писателей-экспрессионистов. В работах современных исследователей В.Н. Терёхиной, Т.А. Терновой, А.А. Нененко2 прослеживается идея высокой проницаемости
1 Гирин Ю.Н. Картина мира эпохи авангарда. М.: ИМЛИ РАН, 2013. С.35.
2 Терёхина В.Н. Экспрессионизм в русской литературе первой трети ХХ века: Генезис.
Историко-культурный контекст. Поэтика. М.: ИМЛИ РАН им. А.М. Горького РАН, 2009.
320 с.; Тернова Т.А. Феномен маргинальности в литературе авангарда: имажинизм:
монография. Воронеж: НАУКА-ЭНИПРЕСС, 2011. 192 с.; Нененко А.А. Лирика
московских поэтов-«экспрессионистов» 1919-1921 годов: стилевые тенденции,
границ лирики московских поэтов-экспрессионистов, что позволяет говорить о влиянии имажинизма и футуризма на поэтику и динамику развития русского экспрессионизма.
Проблема более широкого понимания заключается в выявлении
общности миросозерцания и экспрессионистической поэтики в творчестве представителей других течений и авторов, выбравших автономный путь развития. В.Н. Терёхина предлагает концепцию, в рамках которой анализирует тексты А. Белого, Вл. Маяковского, С. Есенина, В. Хлебникова, М. Зенкевича и Вл. Нарбута с точки зрения проявления в них экспрессионистической поэтики.
В работах разного времени прослеживается мысль о сложности русского литературного экспрессионизма. Он с трудом поддается описанию, очерчиванию границ, к нему невозможно применить четкие, однозначные формулировки, поскольку они оказываются неприемлемыми. Очевидно, нужны особые подступы к этой проблеме, новый взгляд на нее.
Научная новизна исследования заключается в следующем:
- в определении русского экспрессионизма как особого типа
творческого сознания;
- во введении в литературоведческий тезаурус понятия
«экспрессионистическое художественное высказывание»;
в исследовании поэтики произведений неизученных и малоизученных русских поэтов (Р. Ивнева, В. Яблонского, О. Зив), поэтов-экспрессионистов (Ип. Соколова, Б. Земенкова, Г. Сидорова, С. Спасского, Б. Лапина) и прозаика Е. Габриловича;
в определении общей природы экспрессионистического высказывания у писателей и поэтов – представителей литературного экспрессионизма и у художников иной направленности, прибегавших к экспрессии как приему (О.Э. Мандельштама, Н.С. Гумилёва, Б.Л. Пастернака, Р. Ивнева, М. Кузмина, А. Радловой, К. Вагинова, О. Зив, В. Яблонского), а также в обнаружении различий между ними.
Анализ поэтики русского литературного экспрессионизма потребовал
обращения к более широкому кругу вопросов и проблем теоретического и
историко-литературного характера. В процессе изучения истории вопроса
пришло понимание неоднородности и многоплановости термина
«экспрессионизм». Несмотря на значительные усилия ученых, вопрос о сущности явления и о его границах остается открытым.
В настоящей работе экспрессионизм рассматривается в двух основных значениях: как тип творческого сознания и как приём. Традиционно с представителями русского экспрессионизма связывается имя Л.Н. Андреева, поскольку в его творчестве оформились основные черты явления. Поэтика текстов Л.Н. Андреева не исчерпывается экспрессионизмом, но именно он представляет собой доминанту творчества писателя. В нашей работе под
деструктивность, эсхатология: дисс. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук: Ишим, 2007. 163 с.
экспрессионизмом как типом творческого сознания, помимо
художественной деятельности Л.Н. Андреева, понимается деятельность
ограниченного круга авторов, причислявших себя к экспрессионистам,
объединявшихся эпизодически в группы и в течение короткого времени
(1919-1923) последовательно воплощавших в своих текстах идеи
экспрессионистического мировидения. Несмотря на отсутствие личных
связей между поэтами-экспрессионистами и Л.Н. Андреевым (о
существовании русского поэтического экспрессионизма Ипполит Соколов
объявил в 1919-м году – в год смерти Л.Н. Андреева), между ними
прослеживаются внутренние, глубинные связи. Следовательно, творчество
экспрессионистов образует сложную идейную и художественную общность.
Таким образом, экспрессионизм как тип творческого сознания был
сформирован общими экзистенциальными исканиями Л.Н. Андреева и
молодых поэтов-экспрессионистов, которые реализовались в
экспрессионистической поэтике через средства крайней выразительности.
Экспрессионизм как приём предполагает возможность обращения других авторов к практике экспрессионистического высказывания, к его предельно выразительным средствам. Поэтому в орбиту экспрессионизма оказываются вовлеченными писатели и поэты иных типов творческого сознания, обращавшиеся к экспрессионистическим приёмам, как правило, в ранний период своего творчества: Вл. Маяковский, Б. Пастернак, Р. Ивнев и другие. Объединяет экспрессионизм как тип творческого сознания и как приём общая природа художественного высказывания.3
Под экспрессионистическим художественным высказыванием мы
предлагаем понимать такое высказывание, для которого характерна
предельная эмоциональная напряжённость художественного слова,
создаваемая при помощи повышенной концентрации экспрессии, негативных
состояний (страха, отчаяния, ужаса), физиологической образности, алогизма,
гротеска и направленная на обновление восприятия поэтического языка и
текста (шире – действительности). В экспрессионистическом
художественном высказывании глубочайшие экзистенциальные переживания личности не могут быть переданы иначе, как с предельной, максимальной степенью выразительности. Углубленность экзистенциального переживания совместно с «кричащими» формами его выражения образуют суть экспрессионистического высказывания.
Экспрессионистическое высказывание объединяет экспрессионизм и
иные художественные явления, существовавшие одновременно с ним, но за
его пределами: творчество авторов, которым был близок
экспрессионистический способ высказывания, но идеологически и
3 В определении художественного высказывания мы опираемся на исследования И.В. Саморуковой: Саморукова И.В. Художественное высказывание как эстетическая деятельность : типология и структура креативного опыта в системе дискурсов : дисс. на соиск. уч. ст. докт. филол. наук. : Екатеринбург, 2003. 344 с.
формально к нему не причастных (Н.С. Гумилёва, О.Э. Мандельштама, Б.Л. Пастернака, Вл. Маяковского, Р. Ивнева и др.).
Цель работы – проследить динамику становления поэтики русского экспрессионизма 1900-1920-х годов и выявить его характерные особенности. Достижение поставленной цели потребовало постановки и решения следующих задач:
изучить экспрессионистическую поэтику Л.Н. Андреева на материале его прозы конца 1890-1910-х годов;
исследовать феномен экспрессионистической техники и характер ее трансформации в текстах поэтов, не причислявших себя к последователям экспрессионизма (О.Э. Мандельштама, Н.С. Гумилёва, Б.Л. Пастернака, Р. Ивнева, М. Кузмина, А. Радловой, К. Вагинова, О. Зив, В. Яблонского);
прояснить специфику экспрессионизма в поэтических объединениях 1919-1925-го годов – московских группах экспрессионистов и петроградской группе эмоционалистов;
- проследить становление поэтики русского экспрессионизма –
формирование и динамику характерных образов, мотивов, приемов и средств
речевой выразительности;
- выявить черты традиции, новаторства и индивидуально-авторской
творческой работы поэтов с ключевыми экспрессионистическими образами,
мотивами и приемами.
Объектом исследования стала поэтика произведений русских
экспрессионистов от Л.Н. Андреева до Ип. Соколова, С. Спасского,
Б. Лапина, Е. Габриловича, Б. Земенкова, Г. Сидорова и
экспрессионистические тенденции в творчестве писателей 1900-1920-х годов вне очерченных границ русского литературного экспрессионизма.
Предметом исследования послужили мотивы, образы и приемы,
определявшие суть экспрессионистического высказывания русских
писателей и поэтов в 1900-1920-е годы.
Материалом исследования явились:
- проза Л.Н. Андреева конца 1890-1910-х годов;
- произведения поэтов и писателей первых десятилетий ХХ века,
заявлявших о принадлежности к иным литературным течениям –
эмоционализму, акмеизму, футуризму и т.д., а также тех, кто избрал
автономный творческий путь – Б.Л. Пастернака, Вл. Маяковского,
О.Э. Мандельштама, Н.С. Гумилёва, Р. Ивнева, М. Кузмина, А. Радлова,
К. Вагинова, О. Зив, В.П. Яблонского;
- поэзия и манифесты Ип. Соколова, Б. Земенкова, Г. Сидорова,
С. Спасского, Б. Лапина и малая проза Е. Габриловича 1919-1923-го годов.
Теоретическая и практическая значимость работы заключается в возможности использования материалов исследования в качестве основы для разработки учебных курсов по истории русской литературы и теории литературы. Введенное в научный обиход понятие экспрессионистического художественного высказывания поможет прояснить ряд спорных вопросов существования экспрессионизма в русской литературе 1900-1920-х годов.
Практическая значимость исследования заключается в представлении авторского анализа малоизвестных и малоизученных текстов лирики, прозы и манифестов русских экспрессионистов. К материалам исследования могут обратиться студенты-филологи при изучении истории русского модернизма и авангарда. Результаты данной научной работы могут быть использованы в рамках подготовки курса лекций и практических занятий по истории русской литературы; для студентов-филологов могут быть разработаны спецкурсы и спецсеминары по проблемам изучения поэтики и истории русского литературного экспрессионизма.
Методология исследования основана на комплексном изучении
образной структуры, мотивов и приёмов, характерных для поэтики
экспрессионизма. В работе проводится анализ фактического материала,
выявляются особенности экспрессионистической поэтики в творчестве
каждого исследуемого автора. Теоретической и методологической базой
явились труды выдающихся философов и филологов А. Бергсона, Ф. Ницше,
Л. Шестова, А. Шопенгауэра, М.М. Бахтина, Ю.Б. Борева, Ю.Н. Гирина,
В.М. Жирмунского, М.Ю. Кореневой, Н.Л. Лейдермана, Ю.М. Лотмана,
В.Ф. Маркова, А.А. Нененко, Т.Л. Никольской, Н.С. Павловой,
Н.В. Пестовой, Д.В. Сарабьянова, Н.С. Сироткина, В.Н. Терёхиной,
Т.А. Терновой, П.М. Топера, В.С. Турчина, Ю.Н. Тынянова, Н.И. Харджиева, Б.М. Эйхенбаума и других. В ходе исследования использовались методы сравнительно-исторического и сравнительно-типологического анализа.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Зародившись одновременно с немецким экспрессионизмом и во
многом совпав с ним в плане экзистенциальных и художественных поисков,
русский экспрессионизм, тем не менее, шел собственными путями.
Специфической чертой русского литературного экспрессионизма стал
спорадический характер творческой деятельности его представителей.
2. В русской литературе 1900-1920-х годов экспрессионизм существует
в двух ипостасях: как тип творческого сознания и как приём.
Экспрессионизм как тип творческого сознания присущ Л.Н. Андрееву и
молодым поэтам-экспрессионистам (Ип. Соколову, Б. Земенкову,
Г. Сидорову, С. Спасскому, Б. Лапину), в то время как приём может
возникать в творчестве других поэтов и писателей, напрямую с
экспрессионизмом не связанных.
3. В творчестве Л.Н. Андреева 1900-1910-х годов происходит
становление экспрессионистической поэтики обострённой выразительности:
вызывающие неприятие физиологические и натуралистические образы,
приемы алогизма, деформации, гротеска и контраста передают
богооставленность человека, остро переживаемое им экзистенциальное
одиночество.
4. В русском экспрессионизме 1919-1923-го годов лирические формы
преобладают над эпическими. Экспрессионистические образы Ип. Соколова,
Б. Лапина, Е. Габриловича, Г. Сидорова, Б. Земенкова, С. Спасского
обладают крайней степенью эмоциональной насыщенности, сопряжённой с физическим ощущением передаваемого переживания. Физиологические метафоры экспрессионизма вскрывают не «тело», а суть переживания, обнажают его нерв и боль.
5. Влияние экспрессионистического начала в литературе 1900-1920-х
годов простирается на творчество признанных поэтов – Н.С. Гумилёва,
О.Э. Мандельштама, Б.Л. Пастернака и других, формально и идеологически с
экспрессионизмом не связанных, становление поэтической образности
которых происходило благодаря умеренному и точному использованию
экспрессивных средств.
6. Экспрессионизм как тип творческого сознания и как приём
объединяет общая природа художественного высказывания: глубочайшие
экзистенциальные переживания личности не могут быть переданы в нем
иначе, как с предельной степенью выразительности. Слово в
экспрессионизме обретает силу проблемного самодовлеющего высказывания,
которое должно заставить читателя сделать решительный шаг к
переосмыслению восприятия действительности, самим автором уже
сделанный.
Достоверность полученных диссертантом результатов обеспечена:
1) применением общенаучных методов познания;
-
сравнительно-историческим подходом и комплексным анализом образной структуры и приёмов, характерных для поэтики экспрессионизма;
-
значительным числом теоретических источников, посвящённых проблемам исследования экспрессионизма;
-
анализом текстов участников групп русского экспрессионизма;
-
обобщением научной и критической литературы по теме исследования и выводами, сформулированными в процессе написания диссертационной работы.
Апробация результатов проводилась в ходе выступлений на научных конференциях в Самаре (2014, 2015, 2016) и Твери (2016). По теме диссертации опубликовано 10 статей, в том числе 3 статьи в журналах, входящих в перечень ВАК.
Структура диссертации определена логикой исследования и хронологическим порядком рассматриваемых явлений. Исследование состоит из введения, четырёх глав, заключения и списка литературы. Материал диссертации изложен на 215 страницах.
Изучение экспрессионистических тенденций в творчестве Л.Н. Андреева
Первая мировая война и революции не помешали русским писателям и поэтам воспринимать опыт немецких экспрессионистов, драматургия и лирика которых переводились на русский язык О. Мандельштамом, Ф. Сологубом, Б. Пастернаком, Н. Асеевым. Пьесы Э. Толлера («Разрушители машин», 1922), Г. Кайзера («Газ», 1923) и Ф. Верфеля («Человек из зеркала», 1924) были переведены и поставлены во многих русских театрах.
Пик интереса к европейскому экспрессионизму в России пришелся на первую половину 1920-х годов. В период с 1920-го по 1925-й год в печати появляется много работ, посвящённых экспрессионизму, активно переводятся и ставятся пьесы немецких драматургов-экспрессионистов. В журнале «Современный Запад» неоднократно публиковались тексты неизвестных ранее немецких экспрессионистов в переводах Б. Пастернака, В. Нейштадта и других авторов. О возрастающем интересе к экспрессионизму свидетельствует выход сборников переводов поэзии немецких экспрессионистов: «Антология современной немецкой поэзии» (1922) и «Певцы человеческого» (1923) С. Тартаковера, «Чужая лира» (1923) В. Нейштадта. В 1926-м году в Харькове выходит книга «Молодая Германия. Антология современной немецкой поэзии», в которой были помещены переводы поэта и прозаика Р. Шикеле, принадлежащие О. Мандельштаму, Г. Петникову. Издание сборников лирики немецких экспрессионистов продолжалось вплоть до 1930-го года. Были опубликованы сборники «Поэзия войны и революции на Западе» А.М. Эфроса (1926), «Революционная поэзия современного Запада» П.С. Когана (1927), «Альманах иностранной пролетарской литературы» (составитель Д. Выгодский, 1929), «Современная революционная поэзия Запада» А.М. Эфроса (1930)17.
Одновременно с переводами появляются первые критические и научные работы. В 1921-м году Ю.Н. Тынянов публикует статью «Записки о западной литературе», в которой размышляет о сущности экспрессионизма, его границах, проводит аналогии с другими явлениями (романтизм, кубизм, футуризм) и анализирует высказывания К. Эдшмида об экспрессионизме. Н. Радлов в статье «Современное искусство Франции и Германии» («Современный Запад», 1922, №1) дает свое понимание экспрессионизма и размышляет о причинах его популярности: «Экспрессионизм рассматривает вопросы искусства как философские и психологические проблемы. … В этом одна из причин его успеха. Не касаясь по существу никакого искусства, он принял под сень своих знамён все искусства»18.
В 1922-м году на русский язык была переведена брошюра О. Вальцеля «Импрессионизм и экспрессионизм в современной Германии (1890-1920)». В 1923-м году появляется книга А.А. Гвоздева «Из истории театра и драмы», в которой предметом изучения становится сценическое искусство Германии от ХVIII до начала ХХ века. В 1923-м году был опубликован сборник статей «Экспрессионизм», редакторами которого были Е.М. Браудо и Н.Э. Радлов. В это же время в свет выходят не только переводы, но и статьи В. Нейштадта («Повтор в лирике Ф. Верфеля», «Тенденции экспрессионизма»), а также предисловие А.В. Луначарского к драмам Георга Кайзера. Следует особо отметить ту роль, которую А.В. Луначарский сыграл в «пропаганде» экспрессионизма. Первый нарком просвещения уделял большое внимание экспрессионизму, считая необходимым сближать немецкий экспрессионизм и русский футуризм. А.В. Луначарский полагал, что экспрессионизм мог бы способствовать формированию большевистской культуры. Эту мысль он проводит в целом ряде публикаций и устных выступлений начала 1920-х годов («Заметки о западной литературе», «Несколько слов о германской экспрессионизме», «К характеристике современной немецкой поэзии», «Современная драматургия западной Европы»). Кроме того, несколько стихотворений немецких экспрессионистов А.В. Луначарский перевёл лично.
Наблюдается и обратное влияние – русской литературы на немецкий экспрессионизм. Так, Ф.М. Гюбнер в статье «Экспрессионизм в Германии», опубликованной в сборнике, изданном в Петрограде, назвал Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского (наряду с Шопенгауэром и Ницше) духовными учителями движения экспрессионистов. В 1924-м году в журнале «Жизнь искусства» была опубликована статья этого исследователя «Экспрессионисты на русской сцене». Составители комментариев к книге Ю.Н. Тынянова «Поэтика. История литературы. Кино» указывают на интерес немецких экспрессионистов к творчеству Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского и заостряют внимание на том, что особенности восприятия творчества русских писателей европейцами были отражены ранее в работах Б.П. Вышеславцева («Германия воспринимает Достоевского как откровение»), а также в книге В.В. Дудкина и К.М. Азадовского «Достоевский в Германии»19. Таким образом, пристальное внимание русского и немецкого искусства друг к другу, а также к предшествующей литературной традиции, их взаимная заинтересованность нашли своё продолжение в стремительном развитии экспрессионизма.
Проблема художественного высказывания в романах «Сашка Жегулёв», «Иго войны», «Дневник Сатаны»
Героев ранних рассказов Л.Н. Андреева («Баргамот и Гараська» (1898), «Ангелочек» (1899), «Большой шлем» (1899), «Друг» (1899), «На реке» (1900), «Гостинец» (1901), «В подвале» (1901), «Город» (1902), «Бездна» (1902)) осознание конечности всего существующего не только заставляет ощутить груз одиночества и отчуждённости, но и повергает в предсмертный ужас, через который они уже не в состоянии пробиться к жизни. Одинокий герой рассказа «В подвале» (1901), оказавшийся «на дне», каждую ночь физически ощущает присутствие смерти и не может избавиться от него даже тогда, когда рутина и безысходность привычной жизни низов поколеблена появлением младенца в этой среде, к которому никто из отчуждённых от общества людей теперь не остаётся равнодушным. Однако даже встреча с новой жизнью не избавляет героя от груза тяготящих его проблем. Он только острее сознаёт свою «печаль и одиночество» (1, с. 345).
Ситуация отчуждения приводит героя к размышлениям на экзистенциальные темы – о смерти, о человеческом существовании (так происходит в рассказах «Молчание» (1900), «Праздник» (1900), «Гостинец» (1901)). В «обратной» ситуации отчуждение оказывается результатом внутренней душевной работы героя («В тёмную даль» (1900), «Набат» (1901), «Случай» (1901)).
В рассказе «Праздник» главным героем является юноша Качерин, который задумывается о вопросах существования, несмотря на то, что к этому нет внешних предпосылок: он любимый сын в своей семье и имеет репутацию порядочного человека в обществе. Ошибки, которые герой совершает, движимый жаждой познания, тяготят его и заставляют думать о себе как о грешнике. Примечательно, что действие рассказа разворачивается в преддверии Пасхи – религиозного праздника, от которого герой ожидает разрешения мучающих его вопросов: « … и надвигавшееся на мир что-то крупное, светлое и немного страшное … как будто несло с собой ответ … не может быть печальным этот ответ … обязательно явится некто и скажет, как нужно жить и для чего нужно жить» (1, с. 195). Ситуация надвигающегося праздника отчуждает героя от всего мира, занятого приготовлениями к грядущему торжеству. Качерин называет себя Каином, чувствует себя отверженным посреди веселящихся окружающих его людей. Мотив одиночества соприкасается с мотивом смерти, поскольку, оставленный родными и другом, юный герой тяготится грузом своих проблем и желает смерти. Мотив отчуждения героя тесно связан с мотивами одиночества и страха перед одиночеством. Одиночество, страх и отчуждение, которые испытывает Качерин, парадоксально разрешаются в финальной сцене рассказа, когда им овладевает «кроткое» и «торжественное» (1, с. 45) чувство праздника сначала на колокольне, а затем в церкви среди малознакомых и вовсе незнакомых людей.
Религиозный контекст играет важную роль в рассказе «Гостинец» (1901). Пьяница и «солидный мастер» (1, с. 291) Сазонка навещает в больнице мальчика-подмастерье Сенисту. Ребёнок постоянно просит Сазонку прийти к нему. Мастер и сам чувствует в себе желание порадовать больного и планирует навестить его в первый же день Пасхи. Однако на пути его встречается страшное искушение – кабак, которому Сазонка не в силах противостоять, и потому готов кричать: «К Сенисте пойду! К Сенисте!» (1, с. 298). Только на четвёртый день Пасхи Сазонка с узелком-гостинцем пришёл в больницу, хотя ему «было совестно за пьянство и неисполненное слово» (1, с. 299). Однако здесь герой узнаёт, что опоздал и мальчик уже умер. Попрощавшись с телом, мастер, ничего не видя вокруг, уходит и оказывается в поле, где «прилёг отдохнуть» (1, с. 299).
Герой находится в особом, психологически тяжёлом состоянии полузабытья, в то время как неожиданно наталкивается на гостинец, который на самом деле всё время не упускал из рук. В этот момент происходит взрыв чувств героя – это кульминация рассказа: « … клокочущая жалость и неистовый гнев подымались в нём» (1, с. 300). Завершается рассказ картиной выражения чувств героя под звон колоколов и переживания им живой природы во всей её полноте. Колокольный звон выводит читателей за рамки узкого понимания сюжета. Герой уже оказался перед лицом экзистенциальной проблемы смерти и своего существования: трагедия для него заключается не только в том, что ребёнок умер, а в том, что он не пришёл, чтобы облегчить последние минуты своим участием в судьбе умирающего – гостинцем и присутствием. Момент экзистенциального переживания усиливается и одновременно разрешается через образ колокольного звона, завершающего рассказ. Это не только приём, необходимый для придания рассказу реалистичности, а его важная смысловая составляющая, обусловливающая особое экзистенциальное понимание рассказа.
Мотив отчуждения тесно связан с экзистенциальным ощущением тотального одиночества. Все герои каким-либо образом сталкиваются с этим чувством, переживают его. Помимо мотива одиночества, мотиву отчуждения сопутствуют мотивы скуки-тошноты и страха-тревоги, которые тесно переплетаются друг с другом. Так, главный герой рассказа «На реке» – машинист при мельнице, Алексей Степанович, испытывает «чувство тошноты и скуки» (1, с. 60). Он живёт так, как многие молодые люди его окружения: пытается «ухлёстывать» за девушками из слободы, бывает за это «крепко бит» стрельцами и «осмеян» мельниками. Но это существование тяготит героя, и он чувствует необходимость изменения своей жизни. Так появляется мотив тошноты и скуки, отчуждающий героя от жизни, царящей вокруг, хотя остальные персонажи не изгоняют самым очевидным образом его из своего общества. Более того, герои в рассказах Л.Н. Андреева пытаются преодолеть отчуждение: машинист помогает пострадавшим от наводнения людям, которые совсем недавно высмеивали его, а сейчас с благодарностью и уважением относятся к нему. В этот момент герой обретает смысл существования, которого ему не хватало.
Экспрессионизм как средство эпатажа в лирике имажинистов (В. Яблонский, Р. Ивнев)
Поэт обращается к работе с образами хребта-позвоночника, звериного-людского, выстраивает образы в единый синонимический ряд, чем добивается игры смыслов: «Захребетник лишь трепещет // На пороге новых дней» (Т.2, с.41), «Тварь, покуда жизнь хватает, // Донести хребет должна, // И невидимым играет // Позвоночником волна» (Т.2, с.41).
В лирике 1930-х годов обращение к экспрессионистической физиологичности образов позволяет поэту говорить о жизни в напряжённом ожидании смерти. В стихотворении «Ленинград» жизнь героя соседствует с миром мёртвых: «Петербург, у меня ещё есть адреса, // По которым найду мертвецов голоса» (Т.3, с.42). Ожидание-ощущение собственной смерти находит выражение в традиционном для экспрессионистов приёме обращения к физиологической образности: «Я на лестнице чёрной живу, и в висок // Ударяет мне вырванный с мясом звонок» (Т.3, с.42). Примечательно, что в ранней редакции стихотворения сохранены указанные образы, что демонстрирует их роль в выражении авторской мысли, отсутствие сомнения поэта в их значимости для образного строя стихотворения. Вплоть до 1937-го года в лирике О.Э. Мандельштама возникают экспрессионистические образы. Образы разъятого тела встречаются наравне с образами крика в опубликованных и черновых вариантах стихотворений. Анализ творчества поэта позволяет выявить тенденцию к экспрессионистическим образам90.
Принятый к публикации вариант стихотворения «За гремучую доблесть грядущих веков» не содержит первой строфы, сохранившейся в черновом Итоговый вариант стихотворения содержит один яркий экспрессионистический образ «кровавых костей в колесе» (Т. 3, с.46).
Анализ образного строя лирики О.Э. Мандельштама 1920-1930-х годов подтверждает влияние экспрессионизма на творчество поэта. Обращение к экспрессионистическим средствам выразительности в данном случае обусловлено не только интересом поэта к немецкому экспрессионизму, но и ощущением необходимости выражения крайних переживаний человека.
В лирике Н.С. Гумилёва можно обнаружить тенденцию к сходному осмыслению изменений внешнего мира и человека в нём с использованием особого ряда образов для создания атмосферы напряжения, ужаса. Поэт отмечает наступление хаоса мира, предчувствует блуждания человека в тщетных поисках верного пути. В стихотворении «Ужас» (1907) воплощены образы иррационального страха, переходящего в ужас, персонифицированный в фигуре звероподобного существа: «Я встретил голову гиены // На стройных девичьих плечах»91 (Т.1, с.149). Усиливает эмоциональное давление физиологическая деталь в описании существа (кровь на его «морде») и образ «бледного ужаса» (Т.1, с.149). Стихотворение не столько изобилует экспрессивными образами, сколько погружает читателя в атмосферу напряжения, ужаса от неожиданной встречи с пугающей фигурой, к которой лирический герой направляется сам. Философская проблема жизненного пути обретает острое звучание благодаря иррациональным и физиологическим образам, которые позволяют обнаружить вхождение элементов поэтики экспрессионизма в лирику поэта-акмеиста уже в 1910-е годы.
Здесь и далее: Н.С. Гумилёв. Полное собрание сочинений в 10 т. М. : Воскресение, 1998. В стихотворениях Н.С. Гумилёва 1910-1913-го годов появляются образы ужаса («И пугали ужасом наития // Тёмные пророчества гитан» (Т.2, с.23)), смерти или убийства («с мёртвым сердцем в море // броситься со скалы» (Т.2, с.51)), физиологические детали и образы («И слепнут глаза от солёного пота» (Т.2, с.32), «В пожарах сёла, луг в крови» (Т.2, с.37)). В ранней лирике поэта обнаруживаются образы крика («В каждом вздохе томительный крик» (Т.2, с.103)). Снижение возвышенных образов позволяет поэту передать ужас и отчаяние лирического героя, сказать о зыбкости и изменчивости его восприятия мира («Иль Беатриче стала проституткой … И Байрон – площадным шутом…о ужас!» (Т.2, с.19)). Образ бреда позволяет поэту говорить о двоемирии, которое часто возникает в его текстах и является центральной идеей, к которой обращались поэты рубежа веков и начала ХХ века («сон и явь сливаются в одно» (Т.2, с.21), «Эти же поляны // Нам не раз мерещились в бреду» (Т.2, с.26) и др.).
Особого внимания заслуживает физиологическая образность, которая периодически локально возникает в стихотворениях Н.С. Гумилёва периода 1910-1913-го годов: «Вы, перерывающие горло, // Свежей крови вы напьётесь нынче» («Военная», Т.2, с.12), об убитых быках «И они валялись на земле // С высунутым синим языком» («Пять быков», Т.2, с.13). Наряду с физиологическими образами поэт обращается к тем, которые неприятны, вызывают отвращение, добиваясь контрастного выражения собственной мысли: « … сон о жизни // Я оставляю для невежд, // Для сонных евнухов и слизней» («Вечерний медленный паук», Т.2, с.62), «Не засмеялся мне червяк, // Паучьи высосав надежды» («Вечерний медленный паук», Т.2, с.62), «Дорогу к солнцу от червя» («Вечное», Т.2, с.85).
Художественная практика московских экспрессионистов (лирика Ип. Соколова, Б. Лапина, Г. Сидорова, С. Спасского, Б. Земенкова и проза Е. Габриловича)
Раскрытию трагедии человеческого существования посвящена «Баллада о капитане Крью». Центральными образами в тексте становятся Бог, с которым кто-то спорит, атмосфера «распалённого» бала и одинокий молчащий «цинготный» капитан. Смерть понимается поэтом не только как неизбежный финал человеческой жизни, но и как прижизненная необходимость, исполнение которой отравляет жизнь: «Капитан – он знал, что сотни // месяц убивал» (с. 215). Особняком стоит «Немецкая баллада», лирический сюжет которой повествует о молодом человеке Гансе, трагически сближающемся со своей смертью. В «Немецкой балладе» явно выражены жанровые особенности баллады: текст разделён на четверостишия, присутствует рефрен второй и последней строки четверостишия («И верно уж не даром», «Прощай, прощай, зелёный луг!» (с. 225)). Особую роль играет таинственность, которая создаётся за счёт сюжетной недосказанности. В целом «Немецкая баллада» кажется более успешной стилизацией, чем произведением экспрессиониста, хотя в тексте и возникают образы иррационального присутствия смерти в жизни лирического героя.
В книгу «Московский Парнас. Сборник второй» включены переводы немецких экспрессионистов, которые выполнил Б. Лапин (под псевдонимом С. Пнин): «Битва при Саарбурге» А. Лихтенштейна; «Конец мира» и «Город» Я. Годдиса; «Дерево» Г. Гейма. Таким образом, можно сделать вывод о том, что традиции немецкого романтизма и экспрессионизма имели большое влияние на поэтику текстов Б. Лапина: они не только воспринимались поэтом, но и были переработаны им в рамках собственного понимания сущности современной поэзии, которая должна была включить опыт предшественников и новаторские черты современной эпохи.
Анализ лирики Б. Лапина позволяет увидеть оригинальную работу автора с экспрессионистическими приёмами и образами. Первым опытом поэта стала публикация стихотворения «Пальмира» в сборнике «Экспрессионисты» (1921). Текст обладает повышенной концентрацией сложных образов, которые имеют ясное звучание благодаря парцелляции. Едва ли это произведение позволит причислить Б. Лапина к экспрессионистам. Стихотворение отличает стремление автора к гармонии, мягкости необычных образов («белый чёртик», Лиза, «осень, мягче незабудок», «Бог воркующих в осоке горлиц» (с. 118) и т.д.) и больше напоминает имажинистские опыты работы с образностью. Однако в тексте встречается несколько образов, позволяющих обнаружить экспрессионистическую напряжённость, обострённость мировосприятия: «нищий, выкинутый взашей», «в грязь и пот завязнувшие в порах» (с. 118) и образ смерти, завершающий стихотворение экспрессионистическим разъятием тела, испытанием его физических возможностей, отрицанием естественного привычного понимания метафоры – «Здесь пруды с их вскормленником Лелем // Поворачиваются в затылке» (с. 119).
В своём творчестве Б. Лапин часто обращается к абсолютной метафоре, свойственной немецким экспрессионистам. Наличие абсолютной метафоры позволяет говорить о близости его образной системы и миропонимания экспрессионистам. Такая метафора является не только средством художественной выразительности, но и обладает особой смысловой наполненностью, становится «способом мышления о предмете»139. Однако абсолютную метафору Б. Лапин сопрягает со словотворчеством, в чём ясно угадывается влияние поэзии В. Хлебникова с его стремлением к созданию внутреннего смысла нового слова, а не одного только его необычного звучания. Названные средства служат созданию образности, которая сочетает в себе стремление поэта к гармонии и изображение действительности в резких, неприглядных её проявлениях: «И молитвы (ветра пенье) // Потекли по чашкам ртов» (с. 132), «как дико я плыл, ощущая // Плоскости неэвклидовых дней» (с. 136), «На перекрёстках засвистят // Общительные мамелюки» (с131), «безуханно // Дышит горькая полынь» (с. 137), «Он тмится прелестию места, // Где ткут винты железных арф // И крики лирника гефеста» (с. 135) и др.
Экспрессионистическая поэтика проявляется в текстах Б. Лапина в первую очередь в физиологических образах пытки, болезни, смерти: «он кровью гордо изблевал» (с. 130), «лёд пустого лба» (с. 130), «как больной скарлатиной, // В пятнах слёг потный денёк» (с. 133). Однако за поэтической экспрессией текстов встает напряжённое размышление автора о своей жизни: «И лучи опять опустят темя // В грязь, в канавы, в ил // И не спросят, как провёл я время, // Где я, чем я жил» (с. 130). При обращении к описанию собственного опыта переживания трагического существования человека в мире Б. Лапин использует традиционные для экспрессионизма образы грязи, разъятого тела, иррациональной силы, которая имеет власть над человеком. Однако непривычное сочетание привычных образов создаёт неожиданный эффект личного авторского размышления.