Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I Концепция человека в духовных исканиях века Просвещения 10
1.1. Духовный климат эпохи и пути формирования «новой» русской литературы 10
1.2. Художественно-эстетические искания М.М. Хераскова в контексте духовной культуры эпохи 55
ГЛАВА II Концепция мира и человека и её художественное воплощение в одическом творчестве М.М. Хераскова 105
2.1. «Анакреонтические оды» М.М. Хераскова: традиция и поэтическое своеобразие 105
2.2. «Нравоучительные оды М.М. Хераскова: на пути к «нравоучительному» масонству 146
2.3. Духовные произведения М.М. Хераскова: мировоззренческий и эстетический аспекты 168
2.4. Торжественные оды М.М. Хераскова: эволюция жанра 195
Заключение 228
Список используемой литературы 232
- Духовный климат эпохи и пути формирования «новой» русской литературы
- Художественно-эстетические искания М.М. Хераскова в контексте духовной культуры эпохи
- «Анакреонтические оды» М.М. Хераскова: традиция и поэтическое своеобразие
- «Нравоучительные оды М.М. Хераскова: на пути к «нравоучительному» масонству
Введение к работе
Духовная ситуация рубежа XX-XXI вв. способствовала формированию в российской исторической науке и литературоведении устойчивого интереса к XVIII столетию — переломному этапу в развитии духовной жизни России, когда закладывались и упрочивались религиозно-философские, этические и эстетические принципы, послужившие основой для становления новой русской культуры.
Внимание к XVIII в. связано сегодня и с необходимостью переосмысления «самих исходных посылок подхода к <...> русской литературе» [62, 4]. В эпоху кризиса рубежа тысячелетий как актуализации западных нравственных ценностей возникла насущная потребность в освоении культурного наследия XVIII в., без которого был бы невозможен подъем эстетической мысли XIX в. и формирование основных «пластов» литературы XIX-XX столетий. Преемственность в диалектической взаимосвязи с внешними влияниями — один из приоритетных факторов, способствующих сохранению и развитию духовной традиции русской литературы в художественном осмыслении мира и человека.
Таким образом, актуальность темы нашего диссертационного исследования «Поэтическая индивидуальность М.М. Хе*раскова: философские и эстетические искания» обусловлена проблемой создания научной концепции истории русской литературы с учетом духовного и художественного своеобразия историко-литературного процесса в перспективе развития отечественной культурной традиции, что нашло свое отражение в трудах В.В. Зеньковского [73], М.М. Дунаева [57, 45-137], И.А. Есаулова [62], Н.А. Струве [211]; в сборниках «Евангельский текст в русской литературе XVIII-XIX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет и жанр» [58], «Христианство и русская литература» [231 ] и других литературоведческих работах.
Доминирующей чертой русской литературы XVIII столетия стала ее глубинная взаимосвязь с философскими течениями эпохи, изучению которых были посвящены многие отечественные исследования досоветского периода: А.И. Галича [35], М.Н. Лонгинова [107], А.В. Семеки [201], В.Н. Ту-калевского [219; 220], А.Н. Веселовского [30], А.Н. Пыпина [178;179],
Г.В. Плеханова [163], оказавшиеся едва ли не напрочь преданными забвению, либо подвергнутыми незаслуженной критике как написанные «в духе буржуазного компаративизма», проникнутые «космополитической недооценкой самостоятельности и национальной природы русской литературы XVIII века» [22, 24]. Между тем русская литература нового времени, опираясь на европейские философские системы, во многом формировалась как их преодоление, о чем свидетельствует противоречивый процесс развития философского движения в России. И.А. Ильин отметил сложность духовной атмосферы эпохи: «У нас вся культура — иная, своя; и притом потому, что у нас иной особый духовный уклад» [79, 64]. Опираясь на выводы В.В. Зеньковского, современные ученые выделяют в русской философской мысли XVIII в. следующие направления: 1) «русское вольтерьянство»; 2) «русский гуманизм»; 3) «русское масонство». Следует обратить особое внимание на то, что определения «русский», «русское», используемые во всех трех случаях, призваны подчеркнуть особый характер сформировавшегося на отечественной почве «вольтерьянства», специфику русского гуманизма, обусловленную потребностью создания новой национальной идеологии — расцерковленной и антропоцентрической. «Одни искали нового обоснования национализма в «естественном праве», другие — в линиях просветительства» [73, 94-95], — делает вывод В.В. Зеньковский.
Не менее значительным фактом духовной жизни России XVIII в. было русское масонство — поистине уникальное явление, явившее собой своеобразную форму отвержения прямолинейного просветительства XVIII столетия, «ибо русские масоны в своих изданиях и рукописях собрали целую энциклопедию и антологию мировой эзотерики, показав, что эта традиция жива и, более того, отвечает духовным исканиям русского образованного человека, обращающегося в эпоху Просвещения к наследию мировой философии и литературы, куда просвещенный мистицизм, иррациональное барокко и объективный идеализм входят как составная часть <...> Масонство в России стало сознательным возрождением просвещенной, научно изученной мистики как практического богословия и самовыражения и самопознания человека, желающего восстановить утерянную внутреннюю гармонию путем тайного общения с
Богом» [196,22].
Духовная жизнь России переживала в XVIII в. весьма примечательные перемены: философские направления, вызванные к жизни процессом секуляризации, положили начало русским религиозно-философским исканиям, нашедшим отражение в литературном процессе эпохи.
Если в XVII в. наблюдались лишь робкие попытки изображения внутренней жизни человека, его помыслов, страстей, стремлений, добродетелей и пороков, то XVIII столетие продвинулось в этом далеко вперед, что особенно проявилось в поэзии.
Творчество таких поэтов XVIII в., как М.В. Ломоносов, А.П. Сумароков, Г.Р. Державин, Н.М. Карамзин, вызывало интерес литературоведческой науки различных эпох, имена других авторов века Просвещения были объявлены либо второстепенными, либо не заслуживающими пристального внимания. Именно такая участь постигла М.М. Хераскова, о котором В.Г. Белинский писал: «Херасков был человек добрый, умный, благонамеренный и, по своему времени, отличный версификатор, но решительно не поэт» [18,1, 164]. Сегодня начинает возрождаться интерес к творчеству И.Ф. Богдановича, Ф.П. Ключарева, П.И. Голенищева-Кутузова, В.А. Левшина, С.С. Боброва, М.М. Хераскова. В этой связи назовем исследования Ю.М. Лотмана [ПО], В.И. Сахарова [193; 194; 195; 196; 197; 198; 199], Л.А. Омелько [141], Г.А. Давыдова [49], М.И. Гришаковой [40], Э.Л. Афанасьева [11], Т.В. Саськовой [192], А. Левицкого [100] и др. Упомянутые исследователи пытаются рассматривать творчество перечисленных писателей не только в плане их эстетических исканий, но и в религиозно-философском контексте эпохи, ибо русская культура XVIII в., оставаясь по сути своей глубоко национальной, созидалась посредством взаимодействия с другими европейскими культурами, опиралась на европейские философские системы, что и нашло преломление в художественном наследии названных авторов. Данный подход к искусству слова представляется особенно актуальным, поскольку он призван ликвидировать разрыв между философской эстетикой и литературоведением. Не случайно М.М. Бахтин заявлял о том, что «так называемый литературный процесс, изучаемый в отрыве
от глубокого анализа культуры, сводится к поверхностной борьбе литературных направлений» [15, 330].
Цель диссертационного исследования состоит в том, чтобы вернуть в историко-литературный контекст поэтическое творчество М.М. Хераскова, изучив взаимообусловленность философско-эстетических тенденций эпохи в творчестве писателя в свете его поэтической индивидуальности.
В диссертации мы ставим следующие задачи:
определить идейный и художественный смысл поэтического творчества М.М. Хераскова;
выявить философские, идеологические и эстетические основы его лирического наследия;
показать преломление философской концепции русского «нравоучительного» масонства в перспективе освоения единства творческого сознания писателя;
уяснить структурирующее значение масонской идеологии, обрядности, символики для системы художественно-изобразительных средств, подчиненных воплощению замыслов лирических произведений М.М. Хераскова.
Методологической основой диссертационного исследования «Поэтическая индивидуальность М.М. Хераскова: философские и эстетические искания» являются труды теоретиков и историков литературы: М.М. Бахтина, Л.С. Выготского, А.Г. Цейтлина, Г.А. Гуковского, А.В. Западова, В.А. Западова, Ю.М. Лотмана, М.М. Дунаева, И.А. Есаулова, Н.И. Николаева, В.И. Сахарова, Г.А. Давыдова, а также работы русских историков и философов, посвященные изучению специфики духовной культуры России: М.Н. Лонгинова, В.О. Ключевского, В.В. Зеньковского, Г. Флоровского, И.А. Ильина, В.П. Шес-такова.
Объектом исследования являются журнальные публикации Хераскова и его одическое творчество. В процессе работы над диссертацией за основной был принят текст произведений М.М. Хераскова из Собрания творения (Творения Михайла Хераскова: чч. І-ХІІ. — М., 1796-1802). В связи с тем, что полного собрания сочинений М.М. Хераскова не существует, нами были ис-
пользованы отдельные издания его поэтических и прозаических творений: Херасков М.М. Новые оды, печатаны в Москве, в июле 1762 года; Херасков М.М. Философические оды или песни. Печатаны при Московском университете 1769 года; Херасков М.М. Золотой прут. Восточная повесть. — М., 1782; Херасков М.М. Избранные произведения. — Л., 1961, и некоторые другие.
Научная новизна исследования состоит в углублении понимания единства творческого сознания М.М. Хераскова и процессов становления отечественной духовной культуры в философии, эстетике и художественной литературе XVIII столетия.
Долгое время в советском литературоведении культивировалась мысль, опровергнутая М.И. Хмыровым еще в конце XIX в., о том, что Херасков — непререкаемый глава русского классицизма, «угрюмый и самолюбивый педант», смотревший на искусство как-то печально и сумрачно, работавший с усилием, «беспрерывно помогавший своему воображению посредством мысли» [229, 488]. Вместе с тем исследователи обращали внимание на то обстоятельство, что в творчестве поэта проявились и элементы сентиментализма, находившегося в ту пору в России еще в стадии становления. В одическом творчестве Хераскова можно обнаружить и черты литературы барокко и рококо, и отдельные компоненты предромантического искусства, что позволяло литературоведам называть поэта в лучшем случае «переходной» фигурой от классицизма к сентиментализму (Н.И. Греч [39], И.П. Порфирьев [169], Г.А. Гуковский [42; 44; 46], Д.Д. Благой [22], Л.А. Емельянова [61]), в худшем — непоследовательным эклектиком. Как заявлял К.В. Пигарев, характеризуя творчество русских поэтов XVIII в.: «В некоторых случаях, по-видимому, придется говорить об отсутствии единого творческого метода. Примером такой непоследовательности может служить творчество Хераскова» [156, 105]. Почти такой же точки зрения придерживался и Н.К.Пиксанов [158, 87]. При этом игнорировались религиозно-философские основы наследия поэта, позволяющие рассматривать его творчество как универсальное явление в контексте отечественной художественной традиции. Творческая «многоликость» писателя объясняется его миросозерцанием, делающим художественное наследие
Хераскова эстетически и духовно единым. Идейное содержание духовных и художественных исканий поэта образует масонская философия, отразившаяся в творчестве Хераскова в форме масонской мифологии. Масонство как специфическая религиозно-философская концепция тяготело к универсальности в постижении мира и человека. «Масонская литература», в изучении которой у исследователей не сложилась устоявшаяся точка зрения, также стремилась к универсализму и синтезу на уровне поэтики. Причем этот процесс происходил не через механическое использование компонентов тех или иных существующих или только зарождающихся литературных направлений, а через их глубинное идейное преломление. Впрочем, являясь поэтом-масоном, М.М. Херасков отстаивает в масонской литературе свои собственные позиции, выбирает особый путь, обусловленный спецификой художественной традиции национального самосознания.
Теоретическая значимость исследования определяется его проблематикой и состоит в том, что углубляет представление об эстетических исканиях Хераскова в контексте масонской философии и поэтики.
Практическая значимость результатов диссертации определяется возможностью их использования при подготовке вузовских лекционных курсов, спецкурсов и спецсеминаров, а также могут быть учтены при планировании школьного курса литературы в классах гуманитарного профиля. Кроме того, выводы, сделанные в работе, могут быть использованы в дальнейших исследованиях как творчества М.М. Хераскова, так и логики историко-литературного процесса XVIII века.
Апробация результатов исследования.
Основные положения диссертации были изложены в докладах на Герце-новских (г. Ленинград, 1990) и Барышниковских чтениях (г. Липецк, 1995-2002), на Второй Всероссийской конференции «Русская литература и философия: постижение человека» (г. Липецк, 2003), в курсе истории русской литературы в гуманитарном классе (МОУ СШ № 5 г. Липецк, 1995-1997). Диссертация обсуждалась на заседании кафедры литературы ЛГПУ. Результаты, полученные в ходе исследования, отражены в девяти публикациях.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка используемой литературы, насчитывающего 237 наименований. Материал диссертации изложен на 231 странице.
Духовный климат эпохи и пути формирования «новой» русской литературы
Несмотря на пристальное внимание исследователей к историко-культурной атмосфере XVIII в. [44; 55; 63; 93; 96; 110; 124; 136;146], проблема освоения целостной картины духовных исканий эпохи остается в науке неразрешенной. Ученые высказывают порой весьма разноречивые мнения о духовном климате XVIII столетия, определяемом реформаторской деятельностью Петра I, обозначившей вектор исторического и духовного становления России с опорой на антропоцентрическую систему аксиологических представлений о человеке и мире. Славянофилы усматривали в Петровских преобразованиях подмену исконных национальных идеалов, чужеродными идее Святой Руси тенденциями безрелигиозного самоопределения человека, заявляли о нарушении органичного развития страны в различных сферах, будь то политика, философия или частная жизнь. Западники же, не видя в русской истории никакого своеобразия, считали Россию нецивилизованной и непросвещенной страной, которой Петр I указал путь западной цивилизации — приемлемый и продуктивный, однако, лишь для западного типа сознания.
Подводя итоги полемики о путях развития России и Запада, затеянной славянофилами и западниками и продолженной их последователями, В.В. Зеньковский в своей «Истории русской философии» писал: « "Светская" культура и в Западной Европе, и в России есть явление распада предшествовавшей ей церковной культуры. Это происхождение светской культуры из религиозного корня дает себя знать в том, что в светской культуре — особенно по мере ее дифференциации — есть всегда своя религиозная стихия ... свой (внецерковный) мистицизм ... светское культурное творчество всегда одушевлено ярким и определенным идеалом — устроения «счастливой» жизни здесь, на земле. Это творчество принципиально «посюсторонне», но с тем большей силой в нем разгорается «религиозный имманентизм». Идеал, одушевляющий светскую культуру, есть, конечно, не что иное, как христианское учение о Царстве Божием, — но уже земном и созидаемом людьми без Бога» [73, 1, 91]. Таким образом, по мысли ученого, светская культура, с одной стороны, стремится оттолкнуться от Церкви, преодолеть ее влияние на себя, а с другой - остается в лоне христианского миросозерцания, проявляющегося в гуманистических или богоискательских идеях различных философских течений.
В своей критике Церкви русские мыслители, философы, общественные деятели эпохи Петра I опирались на идеи Просвещения, которые вместе с трудами французских и английских ученых, публицистов и писателей стали проникать в Россию в конце первой — начале второй половины XVIII века. Идеология Просвещения, вобравшая в себя основы гуманистических и рационалистических учений предшествовавших веков, к середине столетия распространилась практически по всем развитым странам Западной Европы и Северной Америки.
Попытаемся кратко сформулировать основные положения просветительской философии:
1. Целью человеческой жизни является благосостояние в земном, а не блаженство в загробном мире. Этой цели индивид может достичь с помощью науки. Наибольшими препятствиями на этом пути выступают невежество, суеверие, бескомпромиссность. Для их преодоления необходимо просвещение (не революция!). Становясь просвещенным, человек делается более совершенным в моральном аспекте. Следовательно, мир, «облагороженный» просвещением, будет неуклонно двигаться вперед по пути прогресса.
2. Разумом обладают все, а не только избранные индивиды. Так называемое «естественное право» защищает права личности от сословных привилегий и тирании.
3. Предметом моральной теории является просвещенный личный интерес: каждый ищет и должен искать лучшее для себя.
4. Социологический тезис о гармонии личных интересов заключается в том, что борьба каждого за его личный интерес должна способствовать всеобщему благосостоянию.
Художественно-эстетические искания М.М. Хераскова в контексте духовной культуры эпохи
Духовно-нравственная позиция творческой личности, формирующаяся в течение всей ее жизни, обусловливается не только принятой философской концепцией, но и эмоционально насыщенным отношением к миру.
Художественное творчество является частью духовной культуры конкретной эпохи, эманацией общественного и индивидуального сознания: «Литература и культура... — сферы духовной жизни, где нет и не может быть нейтрального, безоценочного поля смыслов и значений» [62, 8]. Проблематика, темы, идеи, углубленно рассматриваемые художником, отражая неповторимые особенности его личности, с одной стороны, глубоко индивидуальны, поскольку выявляют глубинную основу его характера, а с другой — обусловлены социокультурными процессами времени, в связи с чем искусство, как отмечал Л.С. Выготский, «может сделаться предметом научного изучения только тогда, когда оно будет рассматриваться как одна из жизненных функций общества в неотрывной связи со всеми остальными областями жизни в его конкретной исторической обусловленности» [32, 31]. Несмотря на то, что «самые чувства, которые вызывает художественное произведение, суть чувства социально обусловленные, только социологическое исследование искусства не в состоянии до конца объяснить ... механизм создания и действия в художественном произведении» [32, 39].
Ученый предложил свой подход к изучению психологии искусства, который обозначил как «объективно-аналитический метод» [32, 28]. Л.С. Выготский доказывает, что « за основу надо взять не автора и не зрителя, а самое произведение искусства (курсив наш — О.Р.) » [32, 26]. Сущность данного метода состоит в том, что освоение художественных особенностей произведения осуществляется движением исследовательской мысли: «от формы художественного произведения через функциональный анализ...к воссозданию эстетической реакции и к установлению ее общих законов» [32, 28].
При всей справедливости общей постановки вопроса Л.С. Выготским можно заметить, что различного рода сведения о работе писателя над художественным произведением небесплодны для понимания творческой атмосферы в целом и для уяснения глубинного смысла того или иного его творения. Условия жизни, внешние и внутренние противоречия, менталитет, конфессиональная принадлежность формируют духовный мир человека, определяют характер отражения и отношения писателя к действительности, что сказывается на особенностях творческого процесса и его результатах. Вот почему, исследуя творчество художника, путь его духовных и эстетических исканий, необходимо изучать его биографию, изучать те влияния, которые писатель испытывал в разные периоды жизни. При этом условии нам станут понятны истоки его творческой индивидуальности.
В основе методологического подхода к изучению духовных и эстетических исканий М.М. Хераскова лежат историко-функциональный и сравнительно-типологический принципы. В качестве одного из основных методов используется историко-культурный принцип, предполагающий рассмотрение литературы как органической части сложной системы в контексте духовной культуры эпохи и во взаимодействии художественного сознания с иными типами общественного и индивидуального.
В работе применяется методика целостного анализа, позволяющего раскрыть смысловую наполненность художественной структуры лирических произведений Хераскова с учетом совокупности идейно-тематических, эстетических сторон и поэтологических установок в рамках разноуровневых художественных систем.
В советском литературоведении М.М. Херасков воспринимался как глава русского классицизма, создатель образцовой эпической поэмы «Россиада», сознание которого характеризовалось как в высшей степени рационалистическое и схематичное. Вероятно, такой оценкой поэта мы обязаны в первую очередь А.Н. Радищеву, усомнившемуся в поэтической одаренности Хераскова. Его точка зрения была всесторонне поддержана другими исследователями XIX в. Автор первого систематического очерка истории русской литературы Н.И. Греч отмечал: «Херасков принадлежит к числу самых плодовитых писателей; но неумолимое потомство, отдавая справедливость его трудолюбию, познаниям, вкусу, не решается дать ему определение Поэта» [39, 186]. Его мнение не было опровергнуто и В.Г. Белинским, что по меньшей мере является несправедливым.
ММ. Херасков был весьма многогранным автором — поэтом, прозаиком, драматургом, чье творчество пришлось на 50-90-е гг. XVIII в., когда Россия переживала сложные духовные процессы, когда менялось общественное и эстетическое сознание, обусловленное, с одной стороны, секуляризацией, с другой — сильнейшим влиянием Запада.
Началом литературной деятельности Хераскова принято считать 1751 г., когда он, воспитанник Сухопутного шляхетского кадетского корпуса, опубликовал оду «Императрице Елизавете Петровне в воспоминание победы Петра Великого над шведами под Полтавою» (на это произведение указывает В. В. Сопиков в «Опыте российской библиографии», но в каноническое двенадцатитомное издание «Творений Михайла Хераскова», изданное в период с 1796 по 1802 гг., оно не вошло, как и многое другое, публиковавшееся в периодике).
«Анакреонтические оды» М.М. Хераскова: традиция и поэтическое своеобразие
В 1762 г. в печати появились «Новые оды» М.М. Хераскова, позднее переименованные им в «Анакреонтические». В обращении поэта к жанру так называемой «антологической» поэзии не было ничего неожиданного. Наследие античной эпохи на протяжении многих столетий являлось источником развития для всей европейской и мировой культуры. Обращаясь к творениям античности, каждая эпоха пыталась не только постичь дух древней культуры, разгадать тайну ее удивительной притягательности, но и найти в ней ответы на животрепещущие вопросы современности. Античная эстетика, литературные традиции, поэтика, жанровые формы, тематика, идеи, архетип ические образы и сюжеты — вот тот богатейший материал, к которому обращались европейские философы, поэты и прозаики в поисках вдохновения на пути воплощения собственных творческих замыслов. Наследие античной культуры приобрело во многом знаковый, универсальный характер по отношению ко всей европейской традиции художественно-философского освоения человека и мира.
Для русской культуры, которая в процессе своего становления и развития во многом ориентировалась на европейские традиции и использовала европейский опыт, античное наследие также имело принципиальное значение. Однако процесс его усвоения, преобразования на русской почве был долгим и сложным.
Как известно, русская культура и литература в допетровскую эпоху ориентировалась исключительно на собственные национальные, фольклорные и религиозные традиции, что в значительной мере обусловило замкнутость ее культурного ареала. Но в начале XVIII в. произошло событие, резко изменившее политическую и культурную ситуацию в России. Принятие Россией имперского статуса при всех тех издержках, о которых уже говорилось в первой главе работы, повлекло за собой не только признание нашей страны как мировой державы, но и обусловило ее вхождение уже на государственном уровне в контекст мировой культуры. Этот факт объясняет глобальное расширение русского культурного пространства в петровскую эпоху. Именно в это время « в рамках официальной государственной идеологии появляется и укрепляется так называемая идея «translatio studii» — идея культурной преемственности, «переноса знания», суть которой сводилась к необходимости обращения России к чужому культурному опыту и использованию его достижений. Не вызывает сомнения тот факт, что именно императорский статус России... положил начало приобщению русской культуры к достижениям античного культурного опыта» [48, 197-198].
Особенно интенсивно этот процесс происходил в области литературы. Уже в период активной деятельности Киевской академии в русской поэзии заметны первые, хотя еще слабые зачатки классицизма, отразившегося в необычайном увлечении многих авторов древностью, прежде всего греческой. Первоначально это увлечение античностью выразилось в насыщении произведений мифологическими и реально-историческими образами древнегреческих и римских богов и героев, а также использовании античных сюжетов. Это внедрение образов греко-римской мифологии в русскую литературу начала XVIIIB. было обусловлено теоретическими положениями классицизма, согласно которым поэзия понималась как «красноречие, элоквенция; цель и назначение ее — служить высшим нравственным запросам и вместе с тем забавлять людей игрой поэтического воображения. Средством для последней цели являлись вымыслы; среди них главное место должны были занимать мифы» [98, 394]. При этом обращение к античной мифологии в русской литературе этого периода чаще всего не являлось оригинальным, не было вызвано стремлением постичь глубинные основы античного мироощущения, заложенные в мифе, прочувствовать дух древней эпохи; оно носило достаточно поверхностный характер. Использование античных образов и сюжетов долгое время осуществлялось на уровне аллегории — обозначения известных свойств и понятий — и восходило не столько к античной, сколько к французской и немецкой классицистической традиции, на которую русская литература во многом опиралась.
В русской лирике уже первой половины XVIII в. разрабатывалось несколько античных жанров: так называемые «пиндарическая», «сапфическая» и «анакреонтическая» оды. Они предполагали воссоздание определенного комплекса тем и мотивов, устойчиво связанных с Пиндаром, Сапфо и Анакреонтом. Данные жанры не предусматривали какого-либо воссоздания духа и колорита древнегреческой поэзии. От образца сохранялась лишь строфа в «сапфической» оде и иногда соответствующий оригиналу размер в оде «анакреонтической», то есть воссоздавалась не онтологическая концепция мира и человека древнегреческой лирики, а преимущественно ее форма [86, 143]. Позже, с появлением многочисленных переводов Горация, в русской лирике появилась и «горацианская» ода, провозглашающая идеал покоя, умеренности и сельского уединения. Но и «горацианская» русская поэзия была принципиально антиисторична. В начале XIX в. В.В. Капнист писал в предисловии к так и не состоявшемуся сборнику подражаний Горацию: «Я старался мысли и картины Горация, всем временам и народам свойственные, сохранить в точности; те же, которые относились особенно к римским или греческим эпохам, басням, обычаям и прочее, заменял я приличными нашему времени соотношениями» [82, 193].
Таким образом, в русской классицистической поэзии первой половины XVIII века античность не являлась предметом эстетического исследования или исторического интереса. В поэзии XVIII в., пока еще во многом следовавшей за европейскими традициями, все же не было установки на воссоздание мирочув-ствования античной лирики.
Лишь в конце XVIII — начале XIX вв. в русской литературе зарождаются иные, прямо противоположные прежним, принципы усвоения античного наследия. Слепое подражание и следование европейским классицистическим образцам сменяется истинным творческим увлечением греческими и римскими древностями, происходит открытие и освоение классической эстетики Античности. Использование мифологических и реально-исторических образов античной лирики, воспринятых через посредство западноевропейского классицизма, уступает место ориентации на традиции собственно античной поэзии. Исконно античные поэтические жанры (ода, эпиграмма, элегия, дифирамб и др.) постепенно освобождались от тех изменений, которые они претерпели под воздействием европейского классицизма, и возвращались к своим первоначальным формам. Формы, жанры античной поэзии, имитация языка и стиля — все это было призвано воссоздать духовную атмосферу Древней Эллады, Рима в адекватных ей формах. Русские поэты в своих подражаниях древнегреческой поэзии стремились воплотить первобытную простоту и природную естественность, пластику и гармонию эллинского искусства. Постепенно в русской лирике образовалась специфическая поэтическая форма — подражание древним, к которой обращались русские авторы, пытаясь воссоздать мироощущение, типологические черты творчества различных поэтов. Одними из первых, кто встал на путь открытия подлинной античности, были М.Н. Муравьев, Г.Р. Державин, А.Н. Радищев.
«Нравоучительные оды М.М. Хераскова: на пути к «нравоучительному» масонству
В 1769 г. были опубликованы «Философические оды или песни Михаила Хераскова», которые в собрании «Творений» были названы поэтом «Нравоучительными одами». Тематическая направленность тридцати двух произведений цикла таким заглавием была обозначена яснее: от достаточно абстрактного определения «философские» Херасков перешел к конкретно-дидактическому
— «нравоучительные». Впрочем, уже в первом издании все оды носили весьма значимые названия — «Суета», «Богатство», «Гордость», «Непостоянство», «Беспечность», «Желания», «Наказание», «Тишина», «Терпение», «Умеренность», «Добродетель» и т.д. Только два стихотворения не соответствовали назидательному контексту сборника, являясь посвящениями: «К А. А. Р.» и «К С. Е. Д.» (в издании 1769 г.). Если обратить внимание на заглавия по крайней мере шести од, названных первыми, станет очевидно, что поэт указывает на смертные грехи, за которые человек несет ответственность перед Господом,
— «Наказание» неизбежно. В то же время, философски осмысливая жизнь, стремясь понять таинственные законы, управляющие судьбами мира и человека, М.М. Херасков утверждает в «Философических» («Нравоучительных») одах те нравственные категории, в которых человек, стремящийся к самопознанию и постижению загадки бытия, мог бы найти моральную опору и удовлетворение: «Терпение», «Честь», «Умеренность», «Добродетель», «Спокойст-во», «Разум», «Правда» и т.д., ибо, как писал в своих «Масонских трудах» И.В. Лопухин, « ... долженствует наконец совлечь гнездо греха и стереть до единыя пылинки корень всего зла» [108, 56].
Общий тон сборника по сравнению с «Анакреонтическими одами» почти не меняется, так как всецело соответствует характеру и темпераменту его автора: это эмоционально-уравновешенные стихи, напрочь лишенные ораторских интонаций, изредка присутствующих в сборнике 1762 г., построенные в форме задушевной, сердечной беседы с читателем, исключающей всякую официальность, а следовательно, и формальность. Все, о чем пишет М.М. Херасков, глубоко прочувствовано им и восходит к масонской концепции с ее программой духовного преображения человека путем «истребления собственного Я, самолюбия, внутреннего человека» [136, 108].
«Философические оды» посвящены этическим проблемам, вопросам морали и — шире — осмыслению того, что есть человек, его «дух и воля» [83, 36], ибо в масонской литературе противоположность человека и мира доведена до предела за счет расширения границ мира: « с одной стороны ... отчуждаемый мир достигает космических масштабов, а с другой — он вбирает в себя и значительную часть самого человека, не только его «телесную оболочку», но собственное его Я, его самость, — пишет Н.И. Николаев. — Непосредственное человеческое начало вследствие этого вмещается в понятие духа, субстанции божественного происхождения, и воли, призванной утверждать господство духа» [136,109].
Однако прежде, чем приступить к анализу художественных текстов, вхо дящих в сборник, следует обратиться к его полному названию «Философиче ские оды или песни...», дабы уяснить правомерность сочетания столь несопос w тавимых понятий, используемых Херасковым, — «философические ... песни».
Жанр «философической» оды восходит к поэзии Горация, в связи с чем оды, преисполненные меланхолических сентенций, философских размышлений, нередко именуют «горацианскими». Уже античные комментаторы закрепили за стихами Горация традиционное древнегреческое название «ода», однако это вовсе не означает, что в произведениях такого рода обязателен торжественный пафос, элементы риторики, как предполагала художественная традиция уже Нового времени.
Известно, что ода являлась основополагающим классицистическим жанром, но если, например, во французском классицизме к ней сохранялось отношение как к песне («Ода — песня, или лирическое произведение в стиховых формах песни» [216, 373]), то в России смысловое наполнение этого жанрового термина стало более конкретным и вместе с тем более локальным: ода рассматривалась как произведение лирико-публицистического характера, прославляющее героев, отличающееся хвалебным, торжественным, героическим и всегда гражданским характером, обладающее «высоким» содержанием, для выражения которого используется «возвышенный» стиль. В.К. Тредиа-ковский, А.П. Сумароков, Г.Р. Державин отделяли от жанра высокой лирики песню, которая, в их понимании, представляла собой лирическое стихотворение о любви, лишенное ораторского слога и характеризовавшееся предельной ясностью и простотой выражения мысли и чувства.
Классицистическая ода имела строго регламентированные художественные особенности. Так, обязательными для ее структуры были: похвала определенному лицу, нравоучительные рассуждения, предсказания, исторические или мифологические фигуры, обращение поэта к природе, музам и прочие постоянные элементы. Русская ода создавалась как совокупность опыта античной и европейской поэзии Нового времени и была непосредственна связана с условиями национальной жизни России. Ю.Н. Тынянов, рассматривая эволюцию русской оды, выделял в ее развитии два направления: у истоков первого стояли М.В. Ломоносов, В.П. Петров и Г.Р. Державин, у истоков второго — А.П. Сумароков, В.И. Майков, В.В. Капнист, М.М. Херасков, отступающие от привычного витийственного тона. Таким образом, русский классицизм не регламентировал существование различных стилистических тенденций в использовании жанра оды, и все это «не уничтожало оды как жанра, как высокого вида, а поддерживало ее ценность» [221, 75-76].
Давая своему сборнику 1769 г. название «Философические оды или песни», Херасков, во-первых, возвращался к исконной природе античной оды, а во-вторых, отказывался от традиционной в Новое время комплиментарности будучи сосредоточенным на нравственно-философских рассуждениях в гора-цианском духе. События внешнего мира интересовали горациански настроенного мудреца прежде всего тем, как они затрагивали систему жизненных ценностей личности.