Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Волконская и Мериан
Глава II. Первые литературные успехи в Москве
Глава III. "Романтическая Пери"
Глава IV. Коринна
Глава V. Становление литературной репутации
Глава VI. Салон: постоянные посетители
Глава VII. Климена. Анонимные эпиграммы
Глава VIII. "Московский Вестник"
Глава IX. Пушкин
Глава X Мицкевич
Заключение
Приложение
Библиография
- Первые литературные успехи в Москве
- "Романтическая Пери"
- Становление литературной репутации
- Салон: постоянные посетители
Введение к работе
А/осковский салон кн. З.А.Волконской просуществовал
немногим более четырех лет, с конца 1824 по начало 1829 года, и занял одно из центральных мест в литературной и культурной жизни русской дворянской элиты первой четверти XIX века. Имена многих посетителей его известны и значимы. Некоторые эпизоды истории салона стали хрестоматийными, равно как и образ его хозяйки, вокруг которой "веяла и трепетала атмосфера искусства" [1, 8]. С именем Волконской неразрывно связаны произведения поэтов, прославленных и не очень известных, оно часто встречается в переписке и в воспоминаниях современников. О ее салоне упоминали и упоминают все, кто в той или иной мере занят изучением литературы и культуры пушкинской эпохи или просто испытывает потребность почувствовать атмосферу, "тот воздух, которым эта эпоха дышала" [1, 111]. Распыленность архивного наследия Волконской по архивам мира неизбежно будет порождать новые исследования, дополняющие историю салона или по-иному обрисовывающие взаимоотношения хозяйки со своими посетителями. Подтверждение тому - новейшие статьи и книги таких авторов, как И.Я.Канторович, изучавшей ту часть архива Волконской, что оказалась в Гарварде [2], исследователей итальянской "волконскианы" И.П.Бочарова и Ю.П.Глушаковой [3], В.М.Фридкина [4], Б.Арутюновой, отыскавшей новые письма к Волконской Александра I [5].
Количество исследований о Волконской значительно, но, как заметил М.К.Азадовский, отчасти "мы имеем дело с панегирической литературой" [6, 202], и эта тенденция заметна по сей день [7]. Историко-литературные исследования, посвященные Зинаиде Волконской, можно разделить на несколько групп. /. Биографическая литература,
1.1. Энциклопедические издания. Прежде всего следует отнести в этот раздел "Библиографический каталог российским писательницам" С.В.Руссова (СПб, 1826 - т.е. вышедший при жизни княгини), "Настольный словарь и дополнения к нему" Ф.Г.Толля (СПб, 1863), "Подробный словарь русских гравированных портретов" Д.А.Ровинского (СПб, 1872), "Русские женщины нового времени" Д.А.Мордовцева (СПб, 1874, т.З), "Справочный словарь о русских писателях и ученых..." Г.Н.Геннади (Берлин, 1876, т.1), "Словарь русских писательниц" Н.Н.Голицына (СПб, 1889), Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (СПб, 1900, М., 1993), "Источники словаря русских писательниц" С.А.Венгерова (СПб, 1900 - 1917); Словарь членов О.Л.Р.С. (М., 1911), КЛЭ и ТЭ. Все эти издания, помимо статьи Мордовцева, заключающейся пассажем о бездарно растраченных, не принесших пользы ни отечеству, ни чужим краям талантах (С.259—260), предлагают в большей или меньшей степени расширенную биографическую справку о Волконской. Исключение составляет статья Н.Г.Охотина в новейшем биографическом словаре "Русские писатели" (М., 1989). Биографическими сведениями насыщена, в сущности, любая статья о Волконской. Так, дата ее рождения - 3 декабря 1789, а не 1792 года (распространенная среди исследователей неточность) - была указана в 1916 году В.А.Верещагиным [8], рассказавшем об альбоме отца Волконской, кн. А.М.Белосельского-Белозерского, подтверждена в 1972 году Р.Якобсоном и Б.Арутюновой [9], а вслед за ними Р.Е.Теребениной [10].
1.2. Мемуарные и эпистолярные источники о Волконской и ее салоне. К биографическому разделу литературы необходимо отнести многочисленные мемуары современников - очевидцев и участников происходящего в особняке на Тверской. Эти мемуары, в которых персона княгини по большей части неотделима от ее салона, позволяют рассматривать круг его посетителей на фоне салонной культуры времени. Среди авторов таких мемуарных и эпистолярных свидетельств: А.Я.Булгаков, П.А.Вяземский, А.И.Тургенев, А.С.Пушкин, П.И.Шаликов, И.И.Козлов, М.Н.Волконская, Д.В. и А.В.Веневитиновы, А.И.Кошелев, С.П.Шевырев, И.В.Киреевский, Н.М.Рожалин, М.П.Погодин, С.Д.Нечаев, С.И.Гальдберг, А.Ф. и С.Ф.Щедрины, М.Д.Бутурлин, В.Ильин, И.М.Снегирев, Е.Шимановская, Н.Д.Иванчин-Писарев, А.А.Писарев, Л.Н.Обер, П.И.Орлова-Савина и др. Самой известной, самой изящной и меткой характеристикой Волконской и ее салона остается фраза П.А.Вяземского, из письма А.И.Тургеневу, о "волшебном замке музыкальной феи", где "мысли, чувства, разговор, движения - все было пение" [11, 223].
1.3. Биографические исследования. Первое полноценное биографическое исследование о Волконской принадлежит Н.А.Белозерской [12]: история московского салона вкраплена в биографию хозяйки. Белозерская хорошо документировала статью некоторые документы были напечатаны впервые), описывая события хронологически. Иначе поступила М.А.Гаррис, предложив свое понимание творческой личности Волконской (неотделимый элемент которой - атмосфера искусства, поэтому соприкосновение с нею создавало впечатление приобщения к искусству [1, 108]) и роли ее в культурной жизни 20-х годов прошедшего века. Княгиня не оставила по себе заметного следа в литературе и науке, но ей удалось сблизить "в своем салоне ученых, писателей, художников с той средой, которая прежде стояла от них в стороне ... потому что ... знатная и богатая аристократка ... могла в значительной степени диктовать законы московскому свету" [1, 74- 75]. Н.Г.Охотин связал роль салона с четким ощущением Волконской своей миссии - реализовать идею синтеза, встречи культур. Именно поэтому в 1824 году княгиня выбирает местом жительства Москву, "сохранившую в ее глазах устойчивость национальных традиций и лишенную официозной нормативности" [13]. Культурному посредничеству Волконской между Россией и Европой посвящены новейшие работы И.р.Канторович, В.М.Фридкина, И.Н.Бочарова и Ю.П.Глушаковой. Степень участия княгини в истории создания музея изящных искусств (Эстетического Музея, как называла его Волконская [14]) подчеркнута основателем ГМИИ им. А.С.Пушкина И.В.Цветаевым в его статье "Памяти кн. З.А.Волконской" [15]. Отмечая, что подобный "просветительский центр для Москвы" "был бы тогда одним из первых по времени ... в целом мире", Цветаев сожалел, что в 1832 году "симпатичной мечте русской княгини и ее друзей ... суждено было остаться лишь простою поэтической грезой"2. Литература о салоне Волконской.
С точки зрения возможности каким-то образом классифицировать салон Волконской интересно указание .К.Азадовского на так называемую "Строгановскую академию" -салон А.С.Строганова (Зинаида Белосельская приходилась ему родственницей) - как на тип предреволюционного французского салона, повлиявшего на мировоззрение и творчество Волконской.
Ю.М.Лотман в книге "Культура и взрыв" продолжает и развивает эту мысль: салон в России 1820-х годов - "явление своеобразное, ориентированное на парижский салон предреволюционной эпохи и, вместе с тем, существенно от него отличающееся" (отличие - в поклонении посетителей хозяйке, своеобразном "служении рыцарей избранной даме"). Помимо воплощения указанного принципа, Волконская, с точки зрения Лотмана, относится к тем дамам, для которых салон стал возможностью самореализации, способом противостояния повседневности. В характере салона Волконской Лотман усматривает, вслед за Азадовским, оттенок фрондирования, поскольку "эстетствующая независимость" княгини приобретала "на фоне николаевских порядков неожиданно совсем не нейтральный характер" [17]; однако Азадовский уточнял: знаменитые проводы Волконской, принятые императором как политическая демонстрация, в действительности не были ею. "Николаю I она противопоставляла не республиканские идеалы и даже не идеалы просвещенного конституционного монарха, но "рыцарский" облик Александра I" [6, 203].
В этом же разделе литературы необходимо упомянуть об исследовании С.Н.Дурылина "Любомудры у Гете в Веймаре" [18], отчасти посвященном визиту Волконской к Гете, с которым она
была эпизодически знакома с 1813 года. В целом это исследование дает обширный материал о представителях редакции "Московского Вестника" - постоянных посетителях московского салона княгини.
В 1987 году в издательстве "Московский Рабочий" вышел сборник "В царстве муз", составитель которого Вл.Муравьев задался целью воссоздать облик салона, собрав под одной обложкой творчество вхожих в него авторов и самой княгини. Как представляется, составитель не преуспел главным образом потому, что произведения, помещенные в книге, за исключением посвященных Волконской стихотворений и ее собственного творчества, нельзя было назвать "эксклюзивной" собственностью и порождением данного салона - во всяком случае, доказательство этого потребовало бы значительного комментария, вероятно, не предусмотренного популяризаторским характером проекта. В большей степени передает облик салона мемуарный монтаж сборников "Литературные кружки и салоны" и "Литературные салоны и кружки" [19], даже и не включая означенную литературную продукцию.
3. О сочинениях княгини
Литературное творчество Волконской до 1826 года не было русскоязычным. Помимо стихотворений "на случай" [20] Волконская являлась автором четырех новелл, написанных на французском языке - "Quatre novelles" (М., 1819). Известно, что новелла из светской жизни "Лаура" "не оставила задорного впечатления" в Вяземском, хотя он заметил в ней "тонкие наблюдения и счастливые выражения" [21, 319]. В 1821 году Волконская сочинила драматическое либретто к собственной театральной постановке "Giovanna d Arco" (Рим, 1921), которое подарила Пушкину в 1826 году. Но оба этих произведения были рассчитаны на узкий круг. Историческая повесть "Tableau slave du cinquieme siecle" ("Славянская картина пятого века"), впоследствии в русском переводе Шаликова выдержавшая два отдельных издания (М., 1825, 1826), была напечатана в Париже в 1824 году анонимно; тем не менее в рецензии "Courrier anglais" авторство Волконской было объявлено [22]; этот отклик, принадлежащий Стендалю, оказался единственным, не содержащим похвал и объявившим повесть экстравагантным (с нравоописательной точки зрения) вымыслом. Остальные критики "Славянской картины" единодушно отметили чистоту стиля "неведомой" иностранки [23]. За "изящное творение", которым обогатилась французская литература, предложено было даже наделить автора правом на французское гражданство [24]. Именно эта статья, переведенная Г речем для "Сына Отечества", вместе с комментарием переводчика, оказалась первой русской рецензией на "Славянскую Картину". Г реч обещал русским сочинительницам "незаслуженный еще у нас венок установления слога разговорного, письменного, повествовательного" и "вечную славу", ежели решатся "оставить чуждые знамена, под которыми идут рядовыми", когда в Отечестве "не заняты места полководцев" [25]. Среди факторов, подвигнувших княгиню на изучение русской словесности, отмечают влияние русских художников в 1820-22 гг. в Риме [13], а также занятия русским языком с некоторыми представителями "архивной компании" - широко известны воспоминания М.А.Веневитинова, в домашнем архиве которого хранился лист сказки-импровизации "Пампушки" с исправлениями С.П.Шевырева [26]. Представителям именно этого круга принадлежит отзыв о княгине как о таланте, потерянном для
России (И.В.Киреевский), о несостоявшемся ее предназначении посредницы между двумя культурами [27], о "деликатности и эстетизме" ее стиля (С.П.Шевырев), о ненаписанной русской "шатобриановой прозе" [28]. Именно около 1826 года, в период интенсивного общения с кругом "Московского Вестника", княгиня начала работать над русским вариантом своей исторической повести "Ольги", являющейся, по словам сына З.А.Волконской, А.Н.Волконского, более поэмой в прозе, совокупностью наблюдений народных нравов и обычаев [29], и хотя, судя по некоторым ее письмам (например, письму к Шевыреву [30]), не вполне хорошо знала русский язык; однако именно в ее "московский период" у Волконской была возможность стать русской писательницей и она чуть не стала ею, при поддержке издателя "Дамского Журнала" Шаликова, с одной стороны, и круга "Московского Вестника", с другой.
4. Исследования, посвященные литературным отношениям Зинаиды Волконской.
4.1. Волконская и Пушкин. В.Г.Белинский, замечая, что поэт "не мог не быть художником даже в светском комплименте", приводил в доказательство послание "Княгине З.А.Волконской" [31].С.А.Венгеров предположил, что княгиня и поэт были знакомы еще до высылки поэта из Петербурга и встречались у многочисленных общих знакомых [32]. Выяснить, так ли это было, попыталась Р.Е.Теребенина в статье "Пушкин и Волконская", напечатав перед тем, в 1972 году, свою источниковедческую статью
"Автограф послания Пушкина к З.А.Волконской", и пришла к выводу: Пушкин лично знаком с Волконской, видимо, не был, хотя мог знать о ней или даже видеть ее во время недолгих приездов княгини в Петербург в 1817 и 1819 гг. [33, 137]. Судя по всему, познакомились они лишь в 1826 году. Теребенина предложила свой ответ на вопрос, что за литографированный портрет должен был получить Пушкин в дар от княгини вместе с ее письмом и "Джиованной д Арко": часть портрета Волконской (авторства Ф.Бруни) в роли Танкреда [34]. Либретто подчеркивало многообразные таланты - поэтические, композиторские, таланты актрисы и певицы. Вывод Д.Д.Благого о резкой неприязни Пушкина к "модному светскому салону" Волконской исследовательница считает несправедливым. В приведенном высказывании сквозит раздражение, которое нельзя считать окончательной оценкой, помня высказывание Пушкина о своих резких и необдуманных суждениях в период так называемой "хандры". "Если бы поэт в самом деле с «резкой неприязнью» относился к салону Волконской, ... то просто непонятно, почему и зачем он бывал там ... и как мог написать послание". Поэту «не импонировала широта салона Волконской и, возможно, тонко уловленная и переданная им в послании атмосфера его высокого романтического эстетизма и преклонение перед хозяйкой ("царица"). Поэт тяготел к непринужденно-дружеским кружкам, а в поэзии шел своим путем, утверждая принципы реалистического показа действительности» [33, 141—142]. Однако общение с княгиней не прошло бесследно для поэта. Он мог видеть, как доказывает Теребенина, записку г-жи де Сталь, адресованную Волконской в августе 1812 года. Исследовательница проводит убедительный сопоставительный анализ записки де Сталь
(приведенной, возможно, не полностью в книге А.Трофимова) к Волконской и аналогичной записки к Полине из "Рославлева" Пушкина. Помимо этого, имя Зинаиды Волконской созвучно именам героинь двух набросков Пушкина (Волконская - Вольская). Некоторые черты ее психологического облика, образа жизни и биографии Пушкин, "возможно, использовал при создании" своих героинь, но считать княгиню их прототипом не следует [33, 143]. В 1836 году, в один из последних приездов Волконской в Россию, встреча ее и Пушкина могла состояться, поскольку «Волконская виделась с людьми, с которыми Пушкин в то время тесно общался» [33, 145].
Важнейшее место в теме "Пушкин и Волконская" занимает работа В.Э.Вацуро "Эпиграмма Пушкина на А.Н.Муравьева" [35]. Первое посещение Пушкиным Волконской (в 20-х числах сентября 1826 года), когда она пела романс "Погасло дневное светило...", а он был "живо тронут", вовсе необязательно прошло удачно, если при большом стечении посетителей хозяйка представила поэта как прославленного сочинителя Пушкина (чего тот, по словам современников, терпеть не мог). Именно тогда ей пришлось искать посредничества Вяземского, чтобы доставить "неуловимого" "мотылька" Пушкина на литературный обед. Комплиментарное послание "Княгине З.А.Волконской" ("Среди рассеянной Москвы...") преследовало отчасти дипломатическую цель. Связывая определенные надежды с журналом, Пушкин сталкивается с противодействием своей журнальной политике. Это противодействие неожиданным образом соединяется с такой функцией салона, как создание репутации автора, в данном случае начинающего поэта А.Н.Муравьева. Муравьев благожелательно принят "Московским Вестником" и в салоне Волконской. Он не
желает прислушиваться к критике, исходящей из пушкинского круга. Муравьев старается воздействовать на круг "Московского Вестника" также и через княгиню Волконскую: посвящает ей стихи "Певец и Ольга", где адресат выведен "могучей женой" (здесь возникает перекличка с одой "Александру I", недавно написанными стихами Волконской). Манипуляция Муравьева с отбитой рукой Аполлона на лестнице Волконской, с целью написать автоэпиграмму и снова привлечь к себе внимание, влечет эпиграммы Пушкина и Боратынского. Настояв на публикации своей эпиграммы про издохшего Пифона и Бельведерского Митрофана (Митрофана с бельведера особняка Волконской), Пушкин таким образом все же утверждает на страницах журнала свою эстетическую позицию. Связанное с этим происшествием недовольство редакции, возможно, отчасти и призван погасить мадригал о "Царице муз и красоты". Уничижительное уподобление себя "цыганке кочевой", которой "мимоездом" "внемлет" Каталани, привносит в комплиментарность стихотворения скрытую язвительность. В.Э.Вацуро подчеркивает сложность
взаимоотношений московского литературного круга, с которым достаточно тесно связана Волконская, и пушкинского, предлагая свою реконструкцию апокрифа В.Горчакова о "светской затейнице" Аделаиде Александровне и посвященных ей "первоапрельских" стихах.
4.2. Волконская и Веневитинов. Взаимоотношения Волконской и Дмитрия Веневитинова освещены широко: в любом издании сочинений Веневитинова непременно упомянуто и о Волконской. Произведения Веневитинова не только породили красивую "внутрисалонную" литературную легенду, своеобразную "визитную карточку" салона, - как и посещения его Пушкиным - но и превратились в часть салонных литературных действ. Так, в собрание стихотворений Веневитинова 1940 года, с предисловием В.Л.Комаровича, входит разысканный в архиве водевиль Веневитинова "на случай" именин княгини, "Fete impromptu", "Нежданный праздник". В этой пьесе, написанной непосредственно перед отъездом поэта (жизнь и литература здесь переплетены) Веневитинов выводит Волконскую олицетворением шеллингианского синтеза искусств — музыки, живописи, скульптуры и поэзии (как известно, эта тема перекликается с его философским творчеством).
Исследование С.Н.Дурылина "Любомудры у Гете в Веймаре" [18] заставляет обратить внимание на ближайшего друга Дм.Веневитинова, Н.М.Рожалина, переводчика «Вертера» и единственного, кто вызвал симпатии Гете во время визита Волконской. Рожалин у Волконской бывал, это следует из писем к нему Веневитинова [36]. Несколько освещает этот персонаж и взаимоотношения его с Волконской публикация «Из истории взаимоотношений З.А.Волконской и "архивных юношей"» [37]. Благодаря Рожалину и его трепетному отношению к А.П.Елагиной удается в какой-то степени сопоставить два одновременно существующих, но не соприкасающихся между собой явления московской культурной жизни - салон Волконской и салон Елагиной, посредниками между которыми выступают любомудры (в главе VI данной работы предпринята попытка по возможности точно указать имена представителей "архивной компании", ставших постоянными посетителями Волконской).
4.3. Волконская и Гоголь. Интересными документами дополняет эту тему новейшее исследование Е.И.Ляминой и Н.В.Самовер "Бедный Жозеф", посвященное жизни Иосифа Виельгорского (М., 1999), однако тема "Волконская и Гоголь" хронологически выходит за пределы данного исследования.
4.4. Волконская и Шаликов. Важную роль в сочинительской судьбе княгини сыграл кн. П.И.Шаликов и его русский перевод "Славянской картины" ("Дамский Журнал", 1825, №№ 1-4; отдельные издания, М., 1825 и 1826 гг.). Широкое распространение "Славянской Картины", предпринятое Шаликовым, сделало возможным членство княгини в научных обществах - ОЛРС и ОИиДР. Связав свою литературную судьбу с Шаликовым, Волконская обрела поддержку и других московских карамзинистов - Н.Д.Иванчина-Писарева (в отличие от Шаликова, далеко не сразу решившегося воспеть княгиню), М.Н.Макарова (в "Дамском Журнале" №1 1826 года посвятившего Волконской публикацию исторической повести). Посвящения Шаликова на страницах "Дамского Журнала" могли выступить своего рода моральным поощрением и стимулировать появление опытов Волконской на русском языке. Количество поэтических посвящений (не учитывая описаний музыкальных мероприятий) с 1825 по 1827 год довольно велико, включая и одно (отмеченное значком " ") анонимное: "Творение Твое Тебе же посвящает...", "Под небом счастливым Авзонии прелестной..." [№1, 1825, С.3,36]; "К княгине Зинаиде Волконской, приславшей мне предыдущие стихи", "На избрание Княгини Зенеиды Александровны Волконской в Почетные Члены исторического Общества" {"Блестящих дожили времен.."} [№23, 1825, С. 182-183]; "Княгине Зинаиде Александровне Волконской"
(на сочинение оды "Александру I") [№2,1826, С.75], "К ней же. При посылке стихотворений А.С.Пушкина", "Корине. При посылке книги: Калужские вечера, или сочинения и переводы в стихах и в прозе военных Литтераторов" [№4, 1826, С Л 63]; "Княгине Зенеиде Александровне Волконской (которая пела ею положенные на музыку с хором свое известное стихотворение: Александру Первому)" [№8, 1826, С.70-71], "Княгине Зенеиде Александровне Волконской (При посылке вновь Дамского журнала)"[№2, 1827, С.77]. Появление психологического этюда Волконской "Добродушие" в "Московском Вестнике", а также напечатанные там знаменитые стихи А.С.Пушкина о "Царице муз", вероятно, тяжело отразились на отношении Шаликова к княгине, обидели его: своим творчеством она, оказывается, вовсе не намерена украшать страницы его журнала, да и какие-либо посвящения известных поэтов ей также вряд ли покажутся здесь. "Замечание на статью К.З.А.Волконской, под заглавием: Добродушие, напечатанную в 20м номере Московского Вестника", помещенное в №22 за 1827 год, стало последней статьей, связанной с именем Волконской в этом журнале. До января 1829 года Шаликов ничего для нее не создал, пренебрег даже "случаем" отъезда в Италию, но все же простил "неверную" - будучи в Риме в 1831 году, посетил Волконскую и даже сочинил для нее стихи [2, 215, прим.110].
Некоторые публикации в "Дамском журнале" (анонимные эпиграммы, объектом которых стала Волконская [№6, 1826; №9, 1827]) свидетельствуют о том, что экспансивное проникновение имени Волконской на страницы московских печатных изданий не осталось незамеченным; избрав объектом эпиграммы Волконскую, их авторы старались уязвить иных персонажей литературной жизни Москвы, тех, кто протежировал княгине. На момент написания первой эпиграммы, в ап еле 1826 года, такой фигурой мог быть кн. П.А.Вяземский, все еще тесно связанный с "Московским Телеграфом", где относительно недавно была напечатала ода "Александру I". Об этом рассказывается в главе VII.
4.5. Волконская и аббат Андре Мериан. Имя Андре Мериана фигурирует во всех исследованиях, посвященных Волконской: он был научным руководителем ее изысканий; Мериану удалось вдохновить Волконскую на создание "Славянской Картины" и "Ольги". Смерть его, весной 1828 года, если и не положила конец последней повести (количество глав ее впоследствии не увеличилось, появился лишь русский их эквивалент), то в значительной степени лишила Волконскую стимула для дальнейшего творчества. Переписка Мериана и Волконской рассматривается в главе I данной работы.
5. Литература об архиве Волконской
Несмотря на то, что о римской вилле Волконской и об архиве говорится так или иначе во многих работах, необходимо упомянуть наиболее важные исследования: Буслаев Ф.И. Римская вилла кн. Волконской // Вестник Европы. 1896. №1; Полонский Я.Б. Литературный архив и усадьба кн. Волконской в Риме // Временник общества друзей русской книги. Вып.4. Париж. 1938; Trofimoff А. La princesse Zeneide Wolkonsky. De la Russie imperiale a la Roma des papes. Rome. 1966; Файнштейн M.11I. Писательницы пушкинской поры. Историко-литературные очерки. Л. Наука. 1989; указанные работы Р.Е.Теребениной; И.Н.Бочарова и Ю.П.Глушаковой; В.М.Фридкина; И.р.Канторович.
Попытке воссоздания литературной позиции салона кн. З.А.Волконской (намеченной в работах Дурылина, Азадовского, Лотмана, Вацуро, Охотина) предназначена эта работа; задача выполняется на основе критического анализа документальных источников "московского периода" Зинаиды Волконской. Прилагаемая к данному исследованию летопись московского салона, с октября 1824 по январь 1829 года, по возможности учитывает максимально широкий круг посетителей, время и обстоятельства вхождения их в салон, предысторию общения с хозяйкой (например, начавшееся журнальными путями ее знакомство с Шаликовым), появление литературных текстов (разной степени известности), ставших результатом деятельности салона или оказавшихся в сфере этой деятельности, созданных хозяйкой или же ее посетителями. Все это позволяет охарактеризовать литературную позицию салона Волконской.
Первые литературные успехи в Москве
Энциклопедические издания. Прежде всего следует отнести в этот раздел "Библиографический каталог российским писательницам" С.В.Руссова (СПб, 1826 - т.е. вышедший при жизни княгини), "Настольный словарь и дополнения к нему" Ф.Г.Толля (СПб, 1863), "Подробный словарь русских гравированных портретов" Д.А.Ровинского (СПб, 1872), "Русские женщины нового времени" Д.А.Мордовцева (СПб, 1874, т.З), "Справочный словарь о русских писателях и ученых..." Г.Н.Геннади (Берлин, 1876, т.1), "Словарь русских писательниц" Н.Н.Голицына (СПб, 1889), Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (СПб, 1900, М., 1993), "Источники словаря русских писательниц" С.А.Венгерова (СПб, 1900 - 1917); Словарь членов О.Л.Р.С. (М., 1911), КЛЭ и ТЭ. Все эти издания, помимо статьи Мордовцева, заключающейся пассажем о бездарно растраченных, не принесших пользы ни отечеству, ни чужим краям талантах (С.259—260), предлагают в большей или меньшей степени расширенную биографическую справку о Волконской. Исключение составляет статья Н.Г.Охотина в новейшем биографическом словаре "Русские писатели" (М., 1989). Биографическими сведениями насыщена, в сущности, любая статья о Волконской. Так, дата ее рождения - 3 декабря 1789, а не 1792 года
(распространенная среди исследователей неточность) - была указана в 1916 году В.А.Верещагиным [8], рассказавшем об альбоме отца Волконской, кн. А.М.Белосельского-Белозерского, подтверждена в 1972 году Р.Якобсоном и Б.Арутюновой [9], а вслед за ними Р.Е.Теребениной [10].
Мемуарные и эпистолярные источники о Волконской и ее салоне. К биографическому разделу литературы необходимо отнести многочисленные мемуары современников - очевидцев и участников происходящего в особняке на Тверской. Эти мемуары, в которых персона княгини по большей части неотделима от ее салона, позволяют рассматривать круг его посетителей на фоне салонной культуры времени. Среди авторов таких мемуарных и эпистолярных свидетельств: А.Я.Булгаков, П.А.Вяземский, А.И.Тургенев, А.С.Пушкин, П.И.Шаликов, И.И.Козлов, М.Н.Волконская, Д.В. и А.В.Веневитиновы, А.И.Кошелев, С.П.Шевырев, И.В.Киреевский, Н.М.Рожалин, М.П.Погодин, С.Д.Нечаев, С.И.Гальдберг, А.Ф. и С.Ф.Щедрины, М.Д.Бутурлин, В.Ильин, И.М.Снегирев, Е.Шимановская, Н.Д.Иванчин-Писарев, А.А.Писарев, Л.Н.Обер, П.И.Орлова-Савина и др. Самой известной, самой изящной и меткой характеристикой Волконской и ее салона остается фраза П.А.Вяземского, из письма А.И.Тургеневу, о "волшебном замке музыкальной феи", где "мысли, чувства, разговор, движения - все было пение" [11, 223].
Биографические исследования. Первое полноценное биографическое исследование о Волконской принадлежит Н.А.Белозерской [12]: история московского салона вкраплена в биографию хозяйки. Белозерская хорошо документировала статью / (некоторые документы были напечатаны впервые), описывая события хронологически. Иначе поступила М.А.Гаррис, предложив свое понимание творческой личности Волконской (неотделимый элемент которой - атмосфера искусства, поэтому соприкосновение с нею создавало впечатление приобщения к искусству [1, 108]) и роли ее в культурной жизни 20-х годов прошедшего века. Княгиня не оставила по себе заметного следа в литературе и науке, но ей удалось сблизить "в своем салоне ученых, писателей, художников с той средой, которая прежде стояла от них в стороне ... потому что ... знатная и богатая аристократка ... могла в значительной степени диктовать законы московскому свету" [1, 74 75]. Н.Г.Охотин связал роль салона с четким ощущением
Волконской своей миссии - реализовать идею синтеза, встречи культур. Именно поэтому в 1824 году княгиня выбирает местом жительства Москву, "сохранившую в ее глазах устойчивость национальных традиций и лишенную официозной нормативности" [13]. Культурному посредничеству Волконской между Россией и Европой посвящены новейшие работы И.р.Канторович, В.М.Фридкина, И.Н.Бочарова и Ю.П.Глушаковой. Степень участия княгини в истории создания музея изящных искусств (Эстетического Музея, как называла его Волконская [14]) подчеркнута основателем ГМИИ им. А.С.Пушкина И.В.Цветаевым в его статье "Памяти кн. З.А.Волконской" [15]. Отмечая, что подобный "просветительский центр для Москвы" "был бы тогда одним из первых по времени ... в целом мире", Цветаев сожалел, что в 1832 году "симпатичной мечте русской княгини и ее друзей ... суждено было остаться лишь простою поэтической грезой"
"Романтическая Пери"
Связав вольно или невольно свою литературную судьбу с Шаликовым, Волконская обрела и благосклонность некоторых других литераторов его круга - тех московских карамзинистов, которые устойчиво поддерживали отношения с "Дамским журналом" и его издателем.
К ним принадлежал ее ровесник, Николай Дмитриевич Иванчин-Писарев. Имение Иванчина-Писарева Рудинки соседствовало с имением Власовых Ситня. Дружеские связи между их владельцами подкреплялись общим увлечением: и Александр Сергеевич Власов, и Иванчин-Писарев коллекционировали предметы искусства. 28 января 1825 года Власов скончался; через год, когда в Обществе Истории и Древностей Российских, членом которого числился Власов, потребовалось сделать доклад о его коллекции, Волконская просила об этом именно Иванчина-Писарева, "умоляя" "помочь в одном трудном деле. Речь о материалах, касающихся несчастного Власова", - писала она. - "Нужно сделать о нем сообщение в обществе древностей и истории. Вкратце поведать о его жизни, характере, пристрастиях, и обрисовать (sic!) бегло его богатую коллекцию. Нужно, чтобы это сообщение было ясным, доходчивым; и оно должно быть сделано на русском языке", - подчеркивала Волконская, обнаруживая одну из причин своей просьбы. - "Никто не справится с этим лучше вас. Вы любите искусство, вы большой его знаток, вы были другом моего шурина. Помогите, во имя нашей дружбы. Кое о чем можно умолчать -путешествуя, за одиннадцать лет я провела с ним не более нескольких месяцев. Но вот что необходимо сказать. - Monsieur Власов был капитаном второго ранга Семеновского гвардейского полка, в 1805 году женился, уже имея некоторую коллекцию, небольшую, но из избранных эстампов, присовокупленную им к коллекции моего отца, князя Белосельского, покровителя искусств, который, если можно так выразиться, и оформил эту связь между двумя любящими прекрасное. Я приготовила для вас каталог; если он вам не потребуется, отошлите его мне обратно. ... " [82, 508, фр.].
По материалам этого каталога, который Иванчин-Писарев и сам, надо полагать, рассматривал с "непритворным и завистливым изумлением" [83, 144], он написал "Речь в память Г-ну Власову", которую присовокупил к томику своих "Новейших стихотворений...", выпущенных в 1828 году.
Свою речь Иванчин-Писарев, как достойный последователь Карамзина, а скорее Шаликова, предварил следующим пассажем: "Милостивые Государи!" - обращался он к Обществу. -"Скромный певец уединения, доселе поверявший родным долинам тихие звуки своей цевницы, дерзает говорить с Вами. Он спешил на великодушный Ваш призыв, и готов исполнить, по мере своих способностей, священную обязанность, Вами на него возложенную. С Вами наслаждался он приязнию почтенного сочлена Вашего, о котором говорить намерен; с Вами следовал он за его гробом, и разделяет ныне печальные воспоминания, как питомец Муз и друг незабвенного" [83, 133].
Далее следовало собственно описание коллекции. "Сочинители издаваемых в Париже каталогов редких книг часто ссылались на библиотеку Власова, где хранятся издания Фустов, Жансонов, Альдов, Эльзевиров, лучшие Дидоты, Бодони и Баскервили. Там есть книги, находившиеся в славной библиотеке Маккарти; есть книги, из которых за одну один охотник может предложить сумму, равную 5ооо рублей. Там заключается всё, что могло быть издано роскошнейшего в отношении Путешествий, Натуральной Истории и Ботаники, тиснения, никогда не бывшие в продаже, и только для царских подарков изданные. Манускрипты XI, XII и ХШго столетия достойны также первых библиотек Европы".
"В собрании Эстампов он наследовал системе Принцев Евгения Савойского и Саксен-Тешенского ... Власов имел всё, что было лучшего из произведений лучших художников, и имел почти все первейшие отпечатки оных. Его Гольциусы, Больсверты, Фишеры, Эделинки и Древеты едва ли найдут себе равных и в Венской коллекции.
Говоря о картинах всех школ (из коих некоторые перешли из рук славных Медичисов, другие были украшением дворцов Италии) если робко произнесу здесь имена Буонаротти, Рафаеля и Корреджио, зато смело назову обоих Караччиев, Франциска Пени, Иакова Пальм, Бассано, Скидони, Салватора-Розы, Карла-Дольче, Рубенса, Бота, Рюйсдаля, Теньера, Мушерона, Пинакера, Остада, Тербурга, Филиппа Вувермана и Бергема".
Становление литературной репутации
Премьера кантаты.. - Поэтические отклики на нее в "Дамском Журнале" и в "Московском Телеграфе". - "Климена в горести" и подкупленные стихотворцы. - Смерть императрицы. - Французские стихи Василия Львовича Пушкина. - "И процветет у нас прямое просвещенье..." - Княгиня Волконская и генеральша Коновницына. - "Большая ассамблея" в Петровском. -"Эстетствующая независимость". - Снова Климена. - Последняя рецензия на "Славянскую картину". - Дмитриев или Соболевский? - "Покровительница русского слова".
1 апреля Булгаков сообщил в Петербург: "Сегодня ... у княгини Зенаиды ... поется кантата ее сочинения, на слова ее же сочинения, и которые я тебе тогда же доставил; сюжет - кончина покойного Государя. Увидим, что такое; она поет сама главный голос, будут хора и пр. Говорят, что соберется более 100 человек". [50, 370]
Как известно, помимо апрельской премьеры, концерты состоялись "в четверг 6 мая в 8 часов" в Собрании и 19 мая, в день для Волконской очень важный: "полгода, как умер Император Александр, и ей хотелось бы петь в этот день" [82, 525]. Несомненно, в какой-то мере это событие должно было выглядеть демонстративным: почившего монарха публично оплакивала одна из его возлюбленных.
Поэтические отклики на событие, по большей части анонимные, не замедлили явиться. Один из них напечатан был в "Дамском Журнале" и, вероятно, принадлежал Шаликову. Здесь посвящения Волконской снова расположены были небольшим блоком: сначала - стихи за подписью "Г." (присланные княгиней), вслед за ними
Княгине Зенеиде Александровне Волконской (которая пела ею положенные на музыку с хором свое известное стихотворение: АЛЕКСАНДРУ Первому) "Les vrais plaisirs sont ceux que Гоп doit a soi-mcme. Delille" Истинные удовольствия - те, которыми обязан самому себе. Делиль. С изящным ли умом, с прекрасною ль душою Талантов не иметь?.. За то печать твоих Блистает светлою безоблачной звездою И отражается внутрь наших чувств живых, Когда внимаем мы гармонии волшебной, Творенью твоему дающей душу вновь И пламенный восторг есть гимн тебе хвалебной, И сердце в дань несет - стран выспренних любовь! Земному чувству там нет места, нет предмета, Где мысль твоя, где чувств присутствие твоих; И нам являешь ли Певицу, иль Поэта Пленительна, как Пери, в них. [178]
В них использованы были образы, давно знакомые читателю по стансам Козлова: "светлой безоблачной" звездой на этот раз сияли неземные таланты "пленительной, как Пери" Зинаиды Александровны.
Другое стихотворение, созданное в жанре послания, "К княгине Зенеиде Александровне Волконской, сочинившей печальную Кантату на кончину покойного Государя императора Александра 1-го", принадлежало Иванчину-Писареву и помещено было в "Московском Телеграфе" [179]: Твой голос, некогда восторгом вдохновенный, Златой Авзонии долины оглашал, И дух Торквата изумленный Ему таинственно внимал. Давно ль свидетель был я сладких впечатлений! В отзывах сих души все радостью цвело; Давно ль... Но прилетел России скорбный Гений За гимн Бессмертному венчать твое чело. Кто ныне, кто умел, в слезах цевницу строя, Сильней восчувствовать и выразить сильней Святую скорбь земли утратившей Героя? Сколь жив и пламенен сей звук души твоей! Тобой гордились мы под небосклоном дальным, Где даром выспренним ты двигала сердца: Днесь отголоском он печальным Всего Отечества над урною Отца! Свое послание Иванчин-Писарев строил на биографических мотивах: пребывание Волконской в Италии, много для нее значившей, выступления ее в разнообразных музыкальных мероприятиях, "свидетелем" "сладких впечатлений" от которых был автор, а также и приближенность к императору, о чем должны были напомнить строки: "...кто умел ... / Сильней восчувствовать и выразить сильней / Святую скорбь земли утратившей героя? / Сколь жив и пламенен сей звук души твоей!
Существовали, однако, и другие точки зрения. В "Дамском Журнале" №6, вышедшем в конце апреля, Шаликов, не заподозрив худого, опубликовал анонимную эпиграмму "Сильная горесть". Публичное литературно-музыкальное деяние Волконской по увековечению памяти императора Александра (которому в ее жизни отведена была роль возвышенной любви), выведено было здесь в картине прямо-таки карикатурной:
Салон: постоянные посетители
Говоря о знакомстве Пушкина и Волконской, С.А.Венгеров указывал: "В 1826 г. Пушкин встретил радушный прием в салоне Волконской; надо думать, что они были знакомы и раньше, до высылки поэта из Петербурга, и встречались у общих знакомых, которых у них было много" [199]. С точки зрения современных исследователей, лично знакомы они, очевидно, не были, однако Пушкин "мог знать" о Волконской "и даже видеть ее во время недолгих приездов княгини в Петербург в 1817 и в 1819 годах (например, в театре) ... " [33, 137], но вероятнее всего в доме Лавалей, где бывал "в первые послелицейские годы; в 1819 г. он читал здесь оду "Вольность" и был знаком со всем семейством" [35, 239].
1 (или 2) ноября 1826 года Пушкин отбыл из Москвы и вернулся только 19 декабря [200]. Незадолго перед отъездом он получил письмо от Волконской, датированное 29 октября. К письму прилагался в дар литографированный ("головной") портрет княгини, в образе Жанны д Арк, выполненный Ф.Бруни, а также ее литературное "чадо", "Giovanna d Arco", относительно которого сочинительница "становилась мачехой", вспоминая о сочинениях поэта [194,299].
"Пока была неизвестна дата послания Пушкина к З.А.Волконской, считалось, что оно явилось ответом на восторженное письмо к нему княгини. П.И.Бартенев высказал такое предположение при публикации письма Волконской; Н.А.
Белозерская писала об этом уже без всяких оговорок". [33, 141-142] Вероятно, предположила Теребенина, существовало ответное письмо Пушкина (этого требовали приличия) и даже сохранилось где-нибудь в архиве Волконской. Пушкин "мог, конечно, поблагодарить княгиню и устно ... , но она в письме ведь уже простилась с ним, и после этого прийти к ней было не совсем удобно. Скорее всего, поэт поблагодарил З.А.Волконскую письменно". "В этом письме должен был быть и отзыв об итальянском переводе пьесы Шиллера, сделанном княгиней. В марте - апреле 1828 года гр. М.Риччи писал Пушкину, что кн. Волконская собирается прислать ему два его (Риччи, т.е., на итальянском языке) стихотворения, сам послал ему на отзыв свои переводы на итальянский язык нескольких стихотворений Пушкина - без отзыва на перевод княгини такие обращения к поэту были вряд ли возможны". Волконская "не случайно выбрала ... для поднесения творцу "Бориса Годунова" сокращенный перевод ... исторической драмы Шиллера. Среди молодых шеллингианцев, господствовавших тогда в ее салоне, немецкий поэт особенно почитался. С.П.Шевырев после одного из литературных обедов читал там, в присутствии Пушкина и Мицкевича, свой перевод "Валленштейнова лагеря". В своих драматических исканиях Пушкин учитывал опыт Шиллера. В 1822 году он приветствовал перевод Жуковским "Орлеанской девы" ... . Волконская определенно рассчитывала, что ее перевод ... Шиллера встретит сочувственный отклик поэта. К тому же либретто, дополненное письмом, подчеркивало многообразные таланты княгини - поэтессы, композитора (автора исторической оперы!), актрисы и певицы". [33, 141]
Другой точки зрения придерживался В.Э.Вацуро. "Исторические и литературно-исторические штудии княгини, при всей ее увлеченности ими, должны были представать профессионалу-литератору с ясно определившимися историческими интересами как дилетантские экзерсисы в духе сентиментального понимания истории. Шевырев с восторгом писал о "деликатности" и "эстетизме" ее стиля и о ее способности создать на русском языке "Шатобрианову прозу", но именно такую прозу Пушкин решительно отвергал в конце 1820-х годов. Все это не исключало ни обмена портретами, ни естественных приношений своих сочинений, ни даже комплиментарных посланий и знаков взаимного уважения и признания". [35, 231]
Общение с княгиней не прошло бесследно для поэта. Он мог видеть (это убедительно доказывает Теребенина) записку Жермены де Сталь, адресованную в августе 1812 года Волконской. Исследовательница проводит сопоставительный анализ записки де Сталь (приведенной, возможно, не полностью в книге Андре
Трофимова) и текста записки де Сталь к Полине из "Рославлева" Пушкина. Имя Зинаиды Волконской созвучно именам героинь двух набросков Пушкина (Волконская - Вольская). Их прототипом считать княгиню не следует, но некоторые черты ее психологического облика и ее биографии Пушкин, "возможно, использовал при создании этих образов" [33, 143].
Если бы поэт действительно с "резкой неприязнью", как считал Д.Д.Благой, относился к "модному светскому салону" Волконской, "то просто непонятно, почему и зачем он бывал там ... и как мог написать послание" [33, 141-142].