Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Русский исход и формирование литературных центров ... 15
Глава II. Париж 38
Глава III. Берлин 163
Глава IV. Прага 200
Глава V. Белград 225
Глава VI. Гельсингфорс.., 280
Глава VII. Харбин 314
Глава VIII. Нью-Йорк 339
Заключение 418
Библиография 425
Введение к работе
Актуальность темы диссертации определяется тем, что период первой волны (1918-1940 годы) в истории русского зарубежья продолжает составлять для литературоведческой науки предмет особого внимания, которое в последние годы не только не уменьшается, но все более возрастает. Послереволюционная эмиграция обладала исключительными творческими возможностями, ее опыт уникален, поэтому еще долго будет необходимо собирать по крупицам это духовное наследие, рассеянное по миру и вчера недоступное, чтобы вернуть на родину. Изучение литературной деятельности зарубежья актуально и по другой причине: в наше время исследователи все чаще стали задавать вопросы об исторических судьбах России XX века и задумываться о последствиях распада многонационального государства. Революционный Февраль 1917 года уничтожил Российскую империю, в 1991 году прекратил свое существование СССР. Появилось «ближнее зарубежье» - независимые страны, в которых многие русские все чаще сталкиваются с проблемой сохранения в иноязычной среде своей культурной и литературной традиции. Сейчас, как и почти сто лет назад, в начале другого витка гегелевской спирали эта когда-то решавшаяся послереволюционной эмиграцией задача вновь стала злободневной. Поэтому приобретенный ее представителями богатый опыт и сегодня может вызывать повышенный интерес.
В течение последних десятилетий появилось множество публикаций, темой которых является литература эмиграции. Выходят многочисленные издания и переиздания произведений и собраний сочинений, монографии и научные антологии, посвященные писателям-эмигрантам, «гнездам рассеяния» и эмигрантской литературе в целом, открываются новые материалы и факты. Необходимо упомянуть сборники статей И.А.Бунина1, А.И.Куприна2, «Публицистику русского зарубежья», под-
готовленную факультетом журналистики МГУ им. М.В.Ломоносова . Издаются собрания литературно-критических работ, увидевших свет на страницах эмигрантской периодики: Г.В.Адамовича4, А.Л.Бема5; статей и рецензий, посвященных И,А.Бунину, М.И.Цветаевой, В.Набокову и другим писателям. Издательство Московского университета выпустило сборники документов и воспоминаний «Русский Харбин»6, «Русский Па-
-т о
риж» , «Русский Берлин» . Из зарубежных публикаций следует отметить собрание архивных материалов Гуверовского института «Русский Берлин» . Надо назвать и другие книги: капитальное исследование О.А.Казниной «Русские в Англии»10, а также сборник «Русский Нью-Йорк. Антология "Нового журнала"»11. Продолжают выходить тома фундаментальной «Литературной энциклопедии русского зарубежья. 1918-1940» (гл. редактор и составитель А.Н.Николюкин) . Институтом мировой литературы им. А.М.Горького РАН подготовлены и опубликованы три монографических выпуска из серии «Литература русского зарубежья. 1920-1940», включающие литературно-биографические портреты писателей (I и II выпуски) и характеристику эмигрантский периодики (III выпуск) . Еще один значительный «пласт» публикаций - беллетризо-ванные биографии писателей, среди них выделяются «Жизнь Бунина»'4 и «Жизнь Куприна»15 О.Н.Михайлова, которые содержат малоизвестные факты личной жизни и помогают понять внутренний мир художника, составляющий основу литературного творчества. В серии «Жизнь замечательных людей» вышли «Набоков» А.Зверева1 и «Газданов»17 О.Орловой. Но наиболее значительное по масштабам явление - многочисленные публикации произведений писателей-эмигрантов, причем в массовых изданиях, доступных широкому читателю. Работа по изучению литературы эмиграции первой волны осуществляется не только российскими учеными, но и зарубежными русистами. Хотелось бы упомянуть и книгу польского ученого Б.Кодзиса «Литературные центры русского за-
рубежья 1918-1939. Писатели. Творческие объединения. Периодика. Книгопечатание» , в которой материал систематизируется по принадлежности к тем или иным «гнездам» рассеяния. Она имеет справочный характер, включает детальные примечания и указатели, подробную библиографию. Эмиграции в Чехословакии посвящена книга И.Савицкого «Прага и зарубежная Россия (Очерки по истории русской эмиграции 1918-1938 гг.)»19, в которой освещается процесс формирования центров в Париже, Берлине и Белграде. Нельзя не отметить и объемный сборник «"Скит". Прага 1922-1940: Антология. Биографии. Документы», дающий общую картину творческой деятельности одного из наиболее значительных литературных объединений русского зарубежья, помогающий воссоздать панораму литературной жизни в эмигрантской Праге20.
В российском литературоведении (при высокой степени изученности материала, связанного с отдельными «гнездами» рассеяния) работы обобщающего характера до сих пор не существовало, хотя необходимость подобного труда очевидна. Этот «пробел», насколько возможно, восполняет настоящая диссертация, в основе которой лежит задача показать литературу зарубежья как сложный феномен, объединяющий разные сферы творческой деятельности эмиграции. Данный труд, таким образом, является исследованием, направленным прежде всего на раскрытие специфики творческой и культурной жизни в «столицах» русского зарубежья, в нем дается сравнительный анализ центров, приводятся примеры взаимных влияний, полемических выступлений и дискуссий, выявляются многочисленные параллели и пересечения.
Научная новизна диссертации обусловлена комплексным, многосторонним подходом к изучению литературы послереволюционной эмиграции. В ней предпринята попытка воссоздать широкую картину литературной жизни в разных центрах, в историко-культурном контексте проследить закономерности, оказавшие влияние на особенности литера-
турного процесса. Очевидно, что каждый из центров имел целый ряд лишь ему присущих черт, в разной степени оказавших влияние не только на судьбу того или иного художника, но и на творческую деятельность в целом.
Наиболее значительные колонии русской эмиграции появились в крупнейших европейских столицах, которые, благодаря богатству литературной жизни и насыщенности событиями, всегда составляли для литературоведов наибольший интерес. Но наряду с ними в диссертации рассматриваются неизученные или почти неизученные ранее центры в Белграде, Гельсингфорсе и Нью-Йорке, так как и в них в разные периоды продолжалась культурная и литературная жизнь зарубежной России.
Задачи и цели исследования определяются стремлением показать единство литературы зарубежья, представить его литературную жизнь как сложное явление и одновременно, руководствуясь принципом сравнительного рассмотрения, передать ее своеобразие в каждом из изучаемых центров. Для этого в диссертации прослеживается история их возникновения, существования и развития связей между ними.
Проблеме взаимодействия между литературными центрами в работе уделяется особое внимание. Эмигрантская литература, оставаясь единой, была разъединена географически - государственными границами, а то и просто огромными расстояниями, отделявшими, например, Европу от Америки или Дальнего Востока. Однако творческий диалог между литературными центрами никогда не прерывался, его не могли остановить никакие барьеры. Продолжался он и между советской метрополией и эмиграцией: период наиболее интенсивного взаимодействия (речь идет прежде всего о русском Берлине начала 1920-х годов) не был долгим, но полемический диалог продолжался и потом - уже в «заочной», опосредованной форме, находя, как правило, выражение на страницах периодических изданий.
Эмигрантская периодика представляет собой очень важную сферу литературной деятельности зарубежья, ее изучение позволяет проследить тенденции в духовной жизни, культуре и литературе, их отдельные проявления. Многочисленные газеты, журналы и приложения к ним всегда или почти всегда включали художественные произведения (рассказы, стихотворения, главы романов) и литературную критику. Сотрудничавшие в периодике писатели овладели многими жанрами, относящимися к журналистике: это статьи, заметки, корреспонденции, обзоры, комментарии, информационные сводки, очерки, репортажи, фельетоны. В материалах была представлена не только текущая литературная, политическая, экономическая жизнь эмигрантского общества, но, как и в литературном творчестве, тем или иным образом оценивались результаты и последствия русской революции. Эти публикации составляют неотъемлемую часть творческого наследия зарубежья, которое, как уже давно стало очевидным, имеет непреходящее значение для русской культуры. Поэтому характеристике периодических изданий, включающих литературные материалы, в диссертации также уделяется особое внимание.
Задача исследования состоит и в том, чтобы на конкретном уровне (писательских биографий, публицистических выступлений, литературно-критических статей, литературных произведений) выявить особенности литературного процесса в зарубежье, рассмотреть его проявления в тех или иных центрах, попытаться выделить признаки той противоречивой целостности, того полемического диалога, который продолжался не только в среде самой эмиграции, но и между нею и советской Россией. Этот анализ предполагает характеристику особенностей отдельных периодических изданий, литературных сообществ, кружков и союзов, академических групп, очень часто объединявших писателей. Их изучение неизбежно приводит к необходимости учета и такого важного для зарубежья фактора, как политическое направление того или иного периоди-
ческого издания, определявшее состав редакции и круг участников. Данная проблематика, несомненно, является очень важным предметом для историко-литературного исследования, так как именно она во многом обусловливает характер литературного процесса и степень его «идеологизации», неизбежной в условиях политической эмиграции.
Необходимо отметить, что в диссертации не отражено исчерпывающим образом все многообразие литературной жизни эмигрантов, «распределившихся» по разным центрам: за пределами внимания пока остались такие «гнезда», как Бухарест, Варшава, Рига, София, Рим, Константинополь и другие. Целью труда не является история эмигрантской литературы 1918-1940 годов, автор не претендует (да и не может претендовать) на то, чтобы объять необъятное и представить полное описание всех тенденций и направлений в литературе эмиграции рассматриваемого периода.
Теоретической и методологической основой работы послужили труды российских и зарубежных литературоведов и историков литературы: М.М.Бахтина, А.Н.Веселовского, Б.А.Грифцова, Н.И.Гусевой, Д .М.Дюришина, В .М.Жирмунского, В .А.Келдыша, В .В .Кожинова, Н.И.Конрада, Н.В.Корниенко, Ю.М.Лотмана, О.Н.Михайлова, С.А.Небольсина, И.Г.Неупокоевой, И.Д.Никифоровой, А.Н.Николюкина, П.В.Палиевского, С.Г.Семеновой, Л. А. Спиридоновой, Г.П.Струве, А.И.Чагина, Н.М.Щедриной и многих других.
Так, в своей работе автор непосредственно опирался на методологический опыт трудов О.Н.Михайлова - ученого, открывшего советскому и российскому читателю многих писателей и поэтов зарубежья. Размышляя о литературе эмиграции первой волны, О.Н.Михайлов пришел к выводу, что в отечественном литературоведении сложилась устойчивая традиция, определяющая пути анализа русской зарубежной литературы в большинстве посвященных ей исследований: «При рассмотрении лите-
ратуры русского Зарубежья в целом выделяются, на наш взгляд, раньше всего три основных аспекта: историко-географический (гнезда рассеяния), идеологический и духовно-религиозный: эстетический. Эти координаты, пересекаясь, переплетаясь и порою даже совмещаясь (идеология и эстетика часто представляют собой взаимопроникающие явления), позволяют, как кажется, представить себе с достаточной полнотой картину русской литературы в изгнании»21.
Выявлению подобных «пересечений» в сложной системе координат - формирования литературных центров, идеологических предпосылок, религиозных и литературно-эстетических исканий, писательских биографий - подчинен главный принцип изложения анализируемого материала. Автор стремился, восходя от частного к общему, показать панораму литературной жизни русского зарубежья, создать представление о том, какие доминанты определяли литературный процесс.
Научно-практическая значимость диссертации заключается в том, что в ней предлагается комплексный подход к изучению литературных центров эмиграции «первой волны» и творчества представляющих эти центры писателей. Ее материалы и выводы могут быть использованы как в исследовательской, так и в педагогической практике: при составлении программ курсов лекций по истории русской литературы XX века и литературы русской эмиграции.
Основные положения и научные результаты исследования отражены в монографии «Диалог поверх барьеров. Литературная жизнь русского зарубежья: центры эмиграции, периодические издания, взаимосвязи (1918-1940)» (М., 2005; 20 п. л.), изданной при поддержке федеральной целевой программы «Культура России». Они излагались и в статьях, вошедших в сборники филологического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова, в публикациях научных журналов. Основные положения исследования и его методология прошли апробацию в процессе под-
готовки серии коллективных трудов «Литература русского зарубежья. 1920-1940», поддержанных грантами РГНФ. Статьи, включенные в труды, обсуждались на заседаниях Отдела новейшей русской литературы и литературы русского зарубежья ИМЛИ РАН. Материалы и выводы диссертации представлялись в виде научных докладов на международных симпозиумах и конференциях: «Творчество Гайто Газданова в контексте мировой культуры» (Москва, 2004), «Художественный мир А.И.Куприна» (Москва, 2004), «Проблемы изучения и издания наследия Д.С.Мережковского» (Москва, 2005), «Литературное зарубежье. Лица, книги, проблемы» (Москва, 2004, 2005), «Концепции мировой литературы в эпоху глобализации» (Братислава, 2000) и многих других.
Материал в диссертации систематизируется по географическому принципу - работа включает восемь глав: I глава посвящена истории послереволюционной эмиграции и формированию литературных центров; в семи других (II-VIII) анализируются особенности литературных центров в Париже, Берлине, Праге, Белграде, Гельсингфорсе, Харбине, Нью-Йорке. Их последовательность определяется тем, что сначала рассматриваются три европейских центра, игравшие главную роль в литературной жизни эмиграции, далее - менее значительные европейские центры, потом - дальневосточный и североамериканский регионы. Главы имеют аналитический характер, в них затрагивается конкретная проблематика, составляющая «собирательный образ» того или иного эмигрантского центра. Они обозначают, например, такие важные «вехи» в литературной деятельности, как творческие кружки и объединения, писательские союзы, периодические издания, а также академические группы. Некоторые главы дополнены монографическими статьями, посвященными отдельным «знаковым» темам в характеристике того или иного центра. Так, в главе «Париж» отдельно рассматривается история журнала «Современные записки», здесь же раскрывается в высшей степени актуальная для
эмиграции проблема редакторской цензуры. При этом доказывается, что существенную роль в эмиграции, как и в советской России, играли политические факторы. В главе о Нью-Йорке дается литературный и биографический портрет эмигрировавшего во время Гражданской войны писателя-сибиряка Г.Д.Гребенщикова, сыгравшего ключевую роль в жизни русской Америки. Речь идет и о многом другом: например, о важнейших исторических событиях, оказавших влияние на судьбы эмиграции, в частности писателей и поэтов, которые составляли наиболее значительную и яркую ее часть. Завершает труд заключение - в нем формулируются общие выводы, сделанные в процессе анализа материала. В конце дается библиография.
При характеристике литературы первой эмиграции принципиально важной представляется проблема двух «потоков», согласно определению, данному Г.П.Струве в книге «Русская литература в изгнании». «Эта зарубежная русская литература, - по мнению исследователя, - есть временно отведенный в сторону поток общерусской литературы, который -придет время - вольется в общее русло этой литературы. И воды этого отдельного, текущего за рубежами России потока, пожалуй, больше будут содействовать обогащению этого общего русла, чем воды внутрирос-
сийские» . Ссылаясь на данное утверждение, многие исследователи феномена эмиграции 1920-1930-х годов на вопрос о единстве советской литературы и литературы, созданной за пределами родины, однозначно отвечают, что двух русских литератур никогда не существовало, что русская литература едина. Часто впадают и в другую крайность, предпочитая подчеркивать различия, идеологическую несовместимость. Проводимое в диссертации исследование опирается на предложенную А.И.Чагиным «формулу»: «одна литература и два литературных процесса»23. Именно она отражает трагический смысл разделения, рассечения национальной литературы со всеми далеко идущими последствиями это-
го разделения, дает возможность выявить характер соотношения двух «потоков» в 1920-1930-е годы. В то же время в ней учитывается внутреннее родство, противоречивость и своеобразие каждого из литературных миров, характер их противостояния и взаимодополняемости, а также происходящего между ними и неостановимого никакими идеологическими и пограничными барьерами творческого взаимодействия и диалога.
При цитировании - там, где это представлялось необходимым, были внесены изменения в соответствии с современными нормами русского языка, исправлены явные опечатки, но в некоторых случаях сохранены особенности авторской орфографии и пунктуации, даже если это противоречит принятым в настоящее время правилам. Пояснения в цитатах, даваемые автором диссертации, заключены в угловые скобки.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Бунин И.А. Публицистика 1918-1953 годов / Под общей ред. О.Н.Михайлова. -М., 2005.
Куприн А.И. Голос оттуда / Сост., вступ, статья, прим. О.С.Фигурновой. - М., 1999.
3 Публицистика русского зарубежья (1920-1940) / Сост. И.В.Кузнецов,
Е.В.Зеленина, -М., 1999.
4 Адамович Г.В. Одиночество и свобода. - СПб., 2002.
5 Бем А.Л. Исследования. Письма о литературе. - М., 2001.
6 Русский Харбин / Сост., предисл. и комм. Е.П.Таскиной. - М., 1998.
7 Русский Париж / Сост., предисл. и комм. Т.П.Буслаковой. -М., 1998.
8 Русский Берлин / Сост., предисл. и комм. В.В.Сорокиной. - М., 2003.
9 Русский Берлин / Сост., предисл. и комм. Л.Флейшмана, Р.Хьюза,
О.Раевской-Хьюз. - Paris, 1983; М., 2003.
Казнина О.А. Русские в Англии. Русская эмиграция в контексте русско-английских литературных связей в первой половине XX века. - М., 1997.
11 Русский Нью-Йорк. Антология «Нового журнала» / Сост. и комм.
А.Н.Николюкина. Предисл. В.Крейда и А.Н.Николюкина. - М., 2002.
12 Литературная энциклопедия русского зарубежья: 1918-1940. Писатели
русского зарубежья / Гл. ред. и сост. А.Н.Николюкин. - М., 1997; Лите
ратурная энциклопедия русского зарубежья. 1918-1940. Периодика и ли
тературные центры / Гл. ред. и сост. А.Н.Николюкин. - М, 2000; Литера
турная энциклопедия русского зарубежья. 1918-1940. Книги / Гл. ред. и
сост. А.Н.Николюкин. - М., 2002.
ь Литература русского зарубежья. 1920-1940 / Отв. редактор О.Н.Михайлов. - Вып. I. - М., 1993; Литература русского зарубежья. 1920-1940. - Вып. П. - М., 1999. / Отв. редактор О.Н.Михайлов. - М., 1993; Литература русского зарубежья. 1920-1940 / Отв. редактор Ю.А.Азаров. - Вып. III. - М., 2004.
14 Михайлов О.Н. Жизнь Бунина. Лишь слову жизнь дана.... - М., 2001.
15 Михайлов О.Н. Жизнь Куприна. «Мне нельзя без России». -М., 2001.
16 Зверев. А. Набоков. - М, 2001.
17 Орлова О. Газданов. - М., 2003.
18 Кодзис Б. Литературные центры русского зарубежья 1918-1939. Писа
тели. Творческие объединения. Периодика. Книгопечатание. - Мшспеп,
2002.
19 Савицкий И. Прага и зарубежная Россия (Очерки по истории русской
эмиграции 1918-1938 гг.). -Прага, 2002.
20 «"Скит". Прага 1922-1940: Антология. Биографии. Документы» / Сост.,
биографии Л.Н.Белошевской, В.П.Нечаева. - М., 2006.
21 Михайлов О.Н. Литература русского зарубежья. - М., 1995. - С. 14.
Струве Г.П. Русская литература в изгнании. - Париж-М., 1996. - С. 22. Чагин А.И. Расколотая лира. Россия и зарубежье: судьбы русской поэзии в 1920-1930-е годы. - М., 1998. - С. 23.
Русский исход и формирование литературных центров
История эмигрантской литературы началась в 1917 году, после того как Великая война и две революции до основания разрушили Российскую империю, на обломках которой возникло первое в мире государство рабочих и крестьян. Как и большинство русской интеллигенции, охваченной волной революционной эйфории, многие писатели по своим убеждениям относили себя к либералам, республиканцам и демократам. В феврале 1917 года почти все они приветствовали падение царизма: исторический приговор, вынесенный русскому самодержавию, не вызывал тогда сомнений. Но политический, экономический и военный кризис в стране продолжался - после Октябрьской революции пришло осознание того, что демократические иллюзии и обещанные свободы обернулись полным уничтожением государственности, развалом фронтов и насильственным введением нового, доселе невиданного в мировой истории строя. В огне братоубийственной войны и по мере установления советской власти в центре и на местах происходил исход тех, кто отказался признать новый режим, и в их числе писателей, которые потом по преимуществу и создавали в изгнании литературу русского зарубежья.
Октябрьская революция сама по себе еще не вызвала этого массового перемещения людей и «творческих сил» за рубежи своего отечества. Сначала казалось, что надо только переждать смуту, что большевики долго у власти не удержатся, что все скоро кончится и наступит гражданский мир. Но ни одна из этих надежд не оправдалась - последовавшие за Октябрем красный террор, реквизиции, голод, вызванная Гражданской войной разруха, поражение белых армий заставили многих ради спасения своей жизни всерьез подумать о том, чтобы покинуть Россию. Изгнанниками неожиданно стали и русские, которые постоянно проживали на территориях, отделившихся от метрополии и провозгласивших или восстановивших свою государственную независимость: после Октябрьской революции суверенный статус приобрели Польша, к которой по Рижскому договору отошли западные части украинских и белорусских земель, Великое княжество Финляндское, Эстляндия, Лифляндия, Литва, в состав Румынии вошла Бессарабия. Понятно, что после революции за границу были выброшены в основном представители правящих классов, но вместе с ними там оказались простые люди - крестьяне, солдаты, казаки; среди беженцев был высок и процент имеющих «интеллигентные профессии».
Можно сказать, что вместе с великим исходом произошло изгнание за границу дореволюционной русской литературы - всех или почти всех ее ярких представителей, а также тех, кто впоследствии литературную славу обрел уже за рубежом. Эмигрантами в разное время стали И.А.Бунин, А.Н.Толстой, А.М.Ремизов, В.Ф.Ходасевич, Г.В.Иванов, Надежда Тэффи (Н.А.Лохвицкая), Саша Черный (А.С.Гликберг), М.А.Осоргин, А.И.Куприн, Б.К.Зайцев, И.С.Шмелев, И.Д.Сургучев, А.Т.Аверченко, Г.Д.Адамович, В.В.Набоков (Владимир Сирин), Г.И.Газданов, Б.Ю.Поплавский, В.И.Горянский, Н.А.Байков, А.В.Тыркова-Вильямс, генерал П.Н.Краснов, И.С.Лукаш, М.Д.Каратеев, С.Р.Минцлов, М.А.Алданов, Ф.А.Степун, Г.Д.Гребенщиков, С.И.Гусев-Оренбургский, З.Н.Гиппиус, Д.С.Мережковский, И.В.Елагин, К.Д.Бальмонт, Игорь Северянин (И.В.Лотарев), Леонид Андреев, И.Ф.Наживин, А.А.Кондратьев, В.А.Злобин, Е.Н.Чириков, М.И.Цветаева, Дон-Аминадо (А.П.Шполянский), А.М.Ренников (А.М.Селитренников), С.С.Юшкевич, В.В.Шульгин, И.И.Савин (И.И.Саволайнен), князь ДЛ.Святополк-Мирский, И.Н.Голенищев-Кутузов и многие другие. Само собой разумеется, что присоединившиеся к исходу поэты и писатели ничем не отличались от других беженцев, но судьба и дорога на чужбину была у каждого своя. Для тех, кто жил в Москве и Петрограде, путь в изгнание нередко начинался вынужденным отъездом в провинцию, подальше от центра, где не было голода, и, как казалось, есть возможность спокойно переждать смуту. И.А.Бунин до мая 1918 года оставался в Москве, но в первопрестольной стало опасно и голодно. С немалым трудом ему вместе с женой В.Н.Муромцевой-Буниной удалось перебраться в Одессу. По тем же причинам многие выезжали в отделившиеся или готовящиеся отделиться от России сопредельные государства. Леонид Андреев уехал 25 октября 1917 года из Петрограда на свою дачу на Черной речке в Финляндии - после провозглашения независимости он предпочитал называть себя «невозвращенцем». Игорь Северянин, которого Октябрьская революция застала на даче в Эстонии, отказался от статуса беженца и в 1921 году принял иностранное подданство. Многие оказались за границей, увлекаемые отступлением потерпевших поражение белых воинских формирований. А.И.Куприн, осенью 1919 года примкнувший в Гатчине к добровольцам, чтобы редактировать газету Северо-Западной армии «Приневский край», попал сначала в Эстонию, а затем в Финляндию. Он отступал вместе со штабом генерала от инфантерии Н.Н.Юденича. Его армия после стремительного наступления в октябре 1919 года на Петроград вскоре была вытеснена на территорию Эстонии и интернирована местными властями.
В 1918 году в Германии произошла Ноябрьская революция, начались мирные переговоры с Антантой. Какая-то часть будущих эмигрантов, в первую очередь украинцев, присоединилась к возвращающимся на родину немецким оккупационным войскам. Многие бежали с территории Украины, Бессарабии или Белоруссии через Польшу и далее - в Западную Европу. Д.С.Мережковский и З.Н.Гиппиус в декабре 1919 года уехали сначала в Минск и в Варшаву, а затем обосновались в Париже, где у них еще с довоенных времен оставалась собственная квартира. Надежда Тэффи отправилась из Петрограда в Москву, затем - в Киев, потом Одессу и, наконец, во Францию, в Париж, где она прожила более 30 лет. Кто-то, преодолев просторы Сибири, перебирался в Маньчжурию, из Владивостока - морским путем в Японию и Америку.
Окончательный крах белых в Крыму породил беженские потоки, состоящие из добровольцев, а с ними и штатских, увлекаемых великим исходом. Вместе с врангелевской армией в 1920 году эвакуировался в Галлиполи будущий писатель Гайто Газданов, которому тогда было 17 лет; до этого он в течение года составе команды бронепоезда воевал против красных. В январе 1920 года на французском пароходе навсегда покинул Одессу и Россию И.А.Бунин. Еще раньше, весной 1919 года, на корабле Добровольческого флота из Одессы в Константинополь уехал А.Н.Толстой.
После эвакуации армии Врангеля в октябре-ноябре 1920 года первыми остановками на пути в изгнание, были, как правило, Константинополь, потом - Болгария, Греция. Затем - Королевство сербов хорватов и словенцев (Югославия), где русским, можно сказать, повезло - их там тепло встретили, помогли обустроиться и дали работу, В этом славянском государстве, недавно появившемся на политической карте мира, в 1920-е годы ощущалась острая нехватка специалистов с высшим образованием, чиновников, офицеров и даже священников.
Париж
Можно с уверенностью утверждать, что первым по своему культурному значению центром эмиграции, объединившим ее лучшие творческие и литературные силы, стал Париж. Тема Парижа и эмиграции поистине неисчерпаема: ей посвящено огромное число воспоминаний и историко-культурных исследований, написанных ранее и продолжающих появляться. Этот город называли столицей зарубежья - русским Парижем, который представлял собой беспрецедентный феномен, порожденный послереволюционным изгнанием. Добавим, что он был, по выражению Г.П.Струве, еще и литературной столицей, которая вплоть до начала Второй мировой войны и до вторжения вермахта во Францию, играла в жизни эмиграции ключевую роль. Деятельность нашедших здесь приют писателей, поэтов, литературоведов составила целую эпоху не только в истории русской литературы и критики, но и в истории русской культуры в целом.
Действительно, русский анклав в Париже был уникальным явлением - как по масштабу, так и по творческому потенциалу сформировавшейся там диаспоры. Согласно подсчетам тех лет, произведенным городской префектурой, во французской столице и примыкающих к нему департаментах Сены в начале 1920-х годов проживало 135 тысяч русских, хотя их, вероятно, было гораздо больше, так как многие избегали регистрации. С этим городом наших соотечественников всегда связывало многое, до начала Первой мировой войны сюда часто приезжали, подолгу здесь жили; существовала своеобразная мода на путешествия в Париж, в полной мере нашедшая отражение в русской классической литературе XIX века. Для многих эмигрантов не существовало языкового барьера: в своем большинстве они свободно говорили по-французски - на языке, который еще на рубеже XVIII-XIX веков стал наиболее распространенным в среде русского дворянства. Традиция эта сложилась благодаря беженцам от террора Великой французской революции 1789-1894 годов, таким же политическим эмигрантам, нашедшим приют в русских дворянских усадьбах и работу в качестве гувернеров и гувернанток.
Нет ничего удивительного в том, что именно в Париже было сосредоточено большинство беженских организаций, различных русских союзов, объединений, землячеств, фондов. Здесь обосновался митрополит Русской зарубежной церкви Евлогий и главные ее иерархи. Во французской столице находился и центр научной и культурной жизни, появились академические организации и институты. Здесь же расположился штаб созданного генералом П.Н.Врангелем в 1924 году Русского общевоинского союза (РОВС), главной организации белой эмиграции, объединившей всех чинов белых армий за рубежом. В Париже работал руководимый эсерами Земско-городской комитет (Земгор), основанный в начале 1921 года, который субсидировал детские и образовательные учреждения. Там же обосновались многие партийные и общественные деятели - как левые, так и правые, находились редакции и типографии крупнейших русских газет и журналов.
Русский Париж 1920-1930-х годов имел свою географию, которая хорошо известна по воспоминаниям современников. Более или менее состоятельные беженцы, сохранившие свои капиталы или хотя бы их остатки, нашли себе квартиры в самом городе и его пригородах, там, где они привыкли останавливаться, приезжая сюда до революции. В этих районах появились православные церкви, разного рода конторы, обслуживавшие эмигрантов, русские магазины, где, например, можно было купить ржаной хлеб или кулебяку, рестораны и дешевые столовые. Коммерсанты умело использовали чувство ностальгии, свойственное всем русским. В 1926 году (№ 17) журнал «Иллюстрированная Россия» рекламировал известный в Париже ресторан «Кунак», в котором можно весело и приятно провести время, где постоянно звучат русские и цыганские песни в исполнении прославленного Юрия Морфесси.
Местами относительно компактного расселения эмигрантов стали парижские округа («аррондеманы»): XV на левом берегу Сены и XVI -на правом, Пасси и Бианкур, а также пригороды Кламар и Медон. Менее состоятельные эмигранты, среди которых было много офицеров, пополнили ряды парижских пролетариев, трудившихся на конвейерах заводов «Рено» и «Ситроен» и поселившихся в бедных рабочих кварталах. Как правило, они ютились в дешевых отелях и меблированных комнатах.
Многие из беженцев, которые не хотели работать на конвейере, стали парижскими таксистами - это занятие было особенно популярным среди бывших белых офицеров. Шоферская работа позволяла сохранить определенную независимость в выборе часов выезда «на линию» и относительную свободу. Многим она дала счастливую возможность посвятить свое свободное время литературному труду. Таксистами работали известный военачальник, адмирал Георгий Старк, командовавший минной флотилией Балтийского флота, в прошлом знаменитый участник Цусимского сражения, князь Ю.А.Ширинский-Шихматов и донской казак Николай Туроверов, общественный деятель и поэт, член редакции «Казачьего альманаха». Ночным таксистом был Гайто Газданов, талантливый писатель «второго поколения», автор восьми романов. Он так и остался в памяти своих современников «писателем-таксистом» - во многом благодаря роману «Ночные дороги», в основу которого легли наблюдения и впечатления, полученные во время разъездов по ночному Парижу.
Судьба тех, кто уже в эмиграции решил посвятить себя литературе, не была легкой - право считать себя поэтом или писателем доставалось молодым эмигрантам с огромным трудом. Начинающие парижские литераторы никогда не знали «праздности вольной, подруги размышленья», они были вынуждены в поте лица работать, чтобы поддерживать свое существование и иметь хоть какое-то время для творчества. Например, организатор «Союза молодых поэтов и писателей» Довид Кнут служил в магазине и развозил на велосипеде клиентам их покупки, поэт и критик Н.Станюкович водил такси, Е.Бакунина продавала лотерейные билеты, Ю.Софиев был мойщиком витрин. «Днем - рабочие на заводах, маляры, мойщики стекол, конторские служащие и шоферы - вечерами становились вновь интеллигентами, поэтами, - до следующего утра» . Такую краткую, но исчерпывающую характеристику дал образу жизни парижских литераторов «второго поколения» поэт и критик Ю.Терапиано, сам служивший в фармацевтической фирме в должности упаковщика готовой продукции. Работая днем, молодые поэты по вечерам собирались на Монпарнасе, встречаясь друг с другом в ночных кафе «Селект» и «Наполи». Эти встречи, как правило, происходили по четвергам и субботам -говорили о литературе, обсуждал новые поэтические сборники. Участников этих «заседаний» было не так много: «Но возможность свободно выражать себя, не оглядываясь ни на какие директивы и партийные задания, искупала малочисленность аудитории» .
Берлин
Уникальное явление в истории литературы русской эмиграции представлял собой Берлин, главный город Веймарской республики (1919-1933), объединившей федеральные земли: с преобладанием Пруссии на севере и Баварии на юге. Свое название республика получила по городу в центральной части страны, в котором Германским учредительным национальным собранием была принята конституция 1919 года, официально закрепившая результаты Ноябрьской революции и свержение монархии. В период 1919-1923 годов - в условиях послевоенного обострения правого и левого радикализма и роста сепаратистских настроений - Веймарская республика, вынужденная платить державам-победительницам огромные репарации, переживала постоянный экономический кризис, сопровождавшийся ростом инфляции. В тот период советскую Россию еще не признали западноевропейские державы, но с Веймарской республикой (после окончания Гражданской войны и принятия нэпа) сразу же сложились дружественные отношения.
В 1922 году был заключен советско-германский Рапалльский договор о восстановлении дипломатических отношений, отказе от взаимных претензий, развитии торговых связей и культурном обмене. Договор был выгоден не только Германии, но и советской России, которая смогла таким образом прорвать торговую и политическую блокаду западных стран. В Берлине открылось советское посольство и торговое представительство.
В статистических исследованиях отмечается, что до Первой мировой войны русскоязычное население Германии было непостоянным и насчитывало от 18 до 20 тысяч человек. Исключение составляли жители трех деревень в Восточной Пруссии - старообрядцы, сохранившие тра диционный образ жизни и язык, а также поселившиеся в местечке Александрова потомки песенников, которые были подарены Николаем I прусскому королю Фридриху-Вильгельму IV. Они уже не знали родного языка, но продолжали придерживаться православного обряда, проводя службы по-немецки.
В начале 1920-х годов русское население Германии, где тогда образовалась самая крупная русская колония в зарубежье, составляло примерно один миллион с четвертью (для сравнения можно напомнить, что всего за границей в начале 1920-х годов по разным данным оказалось примерно от трех до четырех миллионов бывших граждан Российской империи). В Берлине также проживало значительное число русских, являвшихся подданными Литвы, Латвии, Польши, Турции, Финляндии, Албании, Греции и целого ряда других стран.
Еще раз подчеркнем, что феномен русского Берлина 1920-х годов XX века не имеет аналогов, как отмечают все его исследователи: «Существенное отличие "русского Берлина" от, скажем, "русской Праги", "русского Харбина" и других литературных столиц межвоенной эмиграции, состоит как раз в беспрецедентной интенсивности "диалога" метрополии и эмиграции внутри данного острова русской культуры. "Диалог" этот выразился в различных формах неожиданного симбиоза противостоящих друг другу литературных и общественных сил, в лихорадочной их перегруппировке, калейдоскопической пестроте культурных антреприз, но более всего - в характере деятельности причастных к "берлинскому периоду" литераторов»1. Понятно, что столь активный диалог не мог продолжаться долго - с ужесточением режима в советской России он прекратился или почти полностью прекратился, а Берлин утратил свое «промежуточное» значение, перестал быть «звеном», соединяющим два мира с разными политическими системами. Очень точно отражает сложившуюся в Берлине ситуацию и характеристика, данная Глебом Стру ве: «...в отличие от парижан, пражан, белградцев, о некоторых проживающих в это время в Берлине русских писателях трудно было сказать, советские они или эмигрантские. В таком промежуточном положении были, с одной стороны, недавно приехавшие из России писатели - такие, как Белый, Шкловский, Ходасевич, Эренбург, с другой стороны, "сменившие вехи" и ставшие сотрудничать в "Накануне" эмигранты, вроде Алексея Толстого, Александра Дроздова и Романа Гуля. Судьбы их сложились по-разному, пути разошлись»2. Характерные особенности берлинского анклава отмечает и Олег Михайлов: «Русские в Берлине были столь многочисленны, что в одной из центральных газет появилась карикатура - улица германской столицы, пестрящая русскими вывесками рестораном и магазинов, с редкими вкраплениями: "Здесь говорят по-немецки"»3.
Таким образом, Берлин - столица еще недавно враждебного государства, с которым Россия вела кровопролитную войну, послужившую причиной революций и падения монархии в обеих странах, стал центром литературной жизни зарубежья - и его, как и Париж, называли «столицей русской эмиграции». В берлинском «котле» «варилось» множество газет - от просоветских до монархических, и процветало немало русских издательств. В Берлине жили, работали, публиковали свои произведения такие известные представители русской литературы, как А.Толстой, М.Горький, Б.Пастернак, А.Белый, В.Ходасевич, В.Сирин (В.Набоков), В.Шкловский, А.Ремизов, Ф.Степун, Г.Иванов и многие другие. В числе литераторов, приезжавших в Берлин, были В.Маяковский, С.Есенин, М.Цветаева, Б.Пильняк и многие другие.
Уже в 1920 году в столице и ее пригородах, где находилась примерно треть проживавшего в Германии русского населения, возник крупный культурный, литературный и деловой центр формирующегося русского зарубежья. «Пришельцы» обосновались в Берлине довольно прочно, там издавались многочисленные русские газеты, журналы, работали книгоиздательства, открылись русские магазины, банки, учебные заведения, возникли общественные организации, профессиональные и творческие союзы. В мемуарах русского художника С.Сегала описывается внешняя сторона этой жизни: «В глаза бросаются витрины, плакаты, рекламы: "Мы говорим по-русски", книжный магазин "Родина", ресторан "Медведь" кафе "Москва", русские парикмахерские, газетные киоски, газеты, журналы. Мирное завоевание! Немцы об этом не беспокоились, они к этому уже привыкли»4.
Прага
Первые беженцы из России появились в Чехословакии во второй половине 1920 года, но массовый въезд начался с лета и осени 1921 года. Тогда стала осуществляться широкомасштабная «русская акция», направленная на оказание помощи беженцам, и Прага превратилась в литературный, научный и учебный центр русского зарубежья. Но вряд ли кто-либо из студентов, обучавшихся в Чехословакии, задавался вопросом о происхождении тех средств, на которые осуществлялась «русская акция». Как и многие другие писатели или ученые, не задумывалась об этом и Марина Цветаева, получавшая от правительства Т.Г.Масарика ежемесячное чешское «иждивение».
Прага являлась столицей образованного после распада Австро-Венгерской империи независимого государства, история становления и быстрого расцвета которого была связана с Чехословацким корпусом и с Россией. В этой истории много белых пятен, что послужило причиной существующих и до настоящего времени легенд о пропавшем золоте Колчака, которые нашли отражение в детективной литературе. «Подвигам» Чехословацкого легиона, совершенным во время Гражданской войны, посвящена статья «Чехи и эсеры» И.А.Бунина, который прочел документы, обнародованные в русской газете в Японии «Дело России» (Токио, 1920). Они произвели на него глубочайшее впечатление, о чем он и рассказал со всей свойственной ему эмоциональностью. Статья писателя, опубликованная в издаваемой В.Л.Бурцевым парижской газете «Общее дело» (1920. 23 дек.), проливает свет на вопрос о происхождении тех «государственных» средств Чехословацкой республики, на которые осуществлялась «русская акция». Эпизоды «этой страшной для России и поучительной истории», ставшей известной благодаря «Делу России», легли в основу размышлений об истоках теплых отношений между чехословацкими властями и эсерами, ставшими посредниками в осуществлении «русской акции». Многие факты, изложенные в статье, свидетельствует о том, что легионеры вывезли из России огромные ценности. Вероятно, к ним попала и часть золотого запаса Российской империи, находившегося в специальном эшелоне, который постоянно следовал за поездом адмирала Колчака1. Итак, И.А.Бунин, всегда отличавшийся бескомпромиссностью, когда речь заходила о революционной истории России, писал; «Читаю японскую газету "Дело России"... Ужасные документы печатаются там! ...
В чем выразилась тогда, т.е. весной 1918 года, борьба чехов против большевиков? Да почти ни в чем, говорит "Дело России": боевых сил у большевиков тогда в Сибири не было, а кроме того, целый ряд городов -Челябинск, Омск, Иркутск - был очищен от большевиков исключительно русскими офицерами и добровольцами. Это не мешало, однако, чехам входить в эти города победителями, принимать овации населения, а затем тотчас же приступать к реквизиции русского казенного имущества, якобы для военных нужд. .. . Какую роль могли сыграть чехи в деле возрождения России! Но, увы, о благе ее они думали менее всего, - вся деятельность их вождей была проникнута политиканством да беззастенчивой спекуляцией; и судьбу свою они связывали исключительно с эсерами. ... А чехи, проиграв Волгу, двинулись дальше, стягивая за собой богатейшую "военную" добычу. Поезда и склады их ломились от русского обмундирования, вооружения, продовольствия, обуви. "Металлы, разного рода сырье, ценные машины, породистые лошади объявлялись чехами тоже военной добычей. Одних медикаментов ими было забрано на сумму свыше трех миллионов рублей.
Чехи не постеснялись объявить своим призом даже библиотеку и лаборатории Пермского университета. По самым скромным подсчетам эта своеобразная контрибуция обошлась русскому народу во многие сотни миллионов золотых рублей...
Что было дальше? Чехам со своей огромной добычей надо было выбираться домой, но Колчак не выпустил бы их без осмотра. А эсерам нужна была власть. "И они, конечно, хорошо учли слабое место разложившихся чехов и заключили с ними союз для совместных действий против Колчака... Знаменитый меморандум, выпущенный иркутским штабом чехов в декабре, после омской катастрофы, меморандум, полный высоких слов о "свободе русского народа, есть произведение вполне лживое и лицемерное..."» .
Осуждение и ненависть к тому, что творилось легионерами, буквально пронизывает эти гневные строки. Действительно, сейчас мало кто вспоминает, какую роковую роль в судьбе адмирала, о котором И.А.Бунин сказал, что «золотыми письменами... будет начертано Его имя в летописи Русской Земли» , сыграли его чехословацкие «союзники». Ведь сначала они помогали Колчаку и даже обеспечили несколько убедительных побед его Сибирской армии в боях против большевиков. Но именно чехи впоследствии и выдали «верховного правителя» в обмен на гарантии своей безопасности и свободного выезда за пределы России. Движимые эгоистическими интересами, легионеры нанесли, по мнению И.А.Бунина, предательский удар по русской государственности.
И в самом деле, после победоносного возвращения легионеров на родину, где их торжественно встретили как героев освободительной борьбы, поползли упорные слухи о несметных сокровищах, вывезенных сорокатысячным чехословацким корпусом из Сибири4. Сами легионеры эти слухи предпочитали отрицать, но то, что они вернулись «не с пустыми руками», невозможно было скрыть. В 1923 году в самом центре Праги выросло сохранившееся до наших дней помпезное здание Банка чехословацких легионов («Легиобанка»), вскоре открывшего отделения во всех крупных городах Европы, Его основали Радола Гайдар которому Колчак в свое время как союзнику присвоил чин генерала, и другие ветераны сибирского похода. Происхождение начального капитала этого крупнейшего банка Чехословакии так и осталось неизвестным. Легионеры организовали также собственное книгоиздательство и целый ряд коммерческих предприятий, в том числе сеть казино, которые получили название «Адмирал». Известно, что в то время чешская крона, имевшая твердое золотое покрытие, котировалась на международной бирже как одна из самых надежных валют в Европе.