Введение к работе
Актуальность темы исследования определяется рядом взаимосвязанных обстоятельств.
Динамика современного гуманитарного знания приводит к переоценке соотношения центральных и периферийных философских проблем. Повседневность традиционно считалась своего рода «низшим» регистром социальной реальности и не интересовала исследователей иначе, как в роли угрозы для высокоинтеллектуальной культуры. Только с начала или даже середины ХХ в. происходит настоящее открытие повседневного мира для специалистов-социологов, историков, психологов и, наконец, философов. Проблема бытия трансформируется в проблему реальности быта или виртуальной реальности. При этом анализ явлений повседневности идет в эксплицитной или имплицитной (когда дело касается отдельных граней повседневного сознания, принимаемых за автономные образования моды, идеологии, психологии толпы и т.п.) форме.
Но смена акцентов в отношении повседневности является, по нашему мнению, запаздывающей исследовательской реакцией на решительное изменение природы самой антропологической реальности. Попытки описать нового человека или новое общество в терминах известных теорий «одномерного человека», «массового общества», «общества спектакля», «технократии» и т.п. оказались отчасти реализацией того же самого концепта управляющей и ведущей роли «официальной» культуры (философии, политики, науки и т.п.) и подчиненной функции повседневного мира. В такой проекции повседневному сознанию остается лишь терпеть внешнее для него воздействие идеологии, рекламной манипуляции, индустрии моды и т.п.
Назрела необходимость освободиться от ряда стереотипов в отношении к повседневности, например от представлений об интуитивной понятности ее проявлений. То же касается и оценочных суждений о повседневности как сфере «пошлой», «низкой», «примитивной».
Другой момент актуальности состоит в необходимости анализа самых современных форм бытования повседневности – блогосферы, телезрительской аудитории, сотовой связи и других явлений, очевидно изменивших сознание и привычки человечества в XXI в. В обстановке стремительного ускорения ритмов жизни устаревают и теоретические разработки. Измененные состояния сознания, возникающие на почве массового увлечения социальными сетями или фотографией, нуждаются в понимании и адекватной интерпретации. При этом социологические, исторические или политэкономические интерпретации не могут полностью удовлетворить исследовательский интерес. Проблема в том, что социолог или психолог пользуется вторичным материалом – текстом пациента, данными статистики и пр. Первичный же материал имеет место лишь в самоанализе субъекта, что и составляет суть философского занятия.
Есть необходимость и в переоценке положений ряда современных теорий, например постулатов теории потребления, не слишком точно объясняющих проблемы нашего времени. Повседневная среда меняется быстрее, чем перестраиваются научные методологии. Значит, именно эта тема позволит квалифицированно выяснить возможности той или иной гуманитарной методологии. Назрела острая необходимость в возобновлении теоретической работы над понятиями «повседневность», «вещь», «потребление» и т.п., применяемыми зачастую некритически и даже скорее в идеологическом, чем философском аспекте.
Итак, актуальность исследования определяется такими факторами, как:
– запаздывание теоретической работы в отношении стремительно развивающейся повседневной среды;
– изменение роли повседневности в современной антропологической реальности;
– непроясненность сущности и статуса вещей повседневности в теоретическом и практическом аспектах;
– необходимость корректировки ряда важнейших категорий и положений современного научного дискурса в сфере анализа повседневного мира;
– появление новейших вещей и социальных практик, меняющих структуры повседневного мира.
Но главной проблемой является нехватка философской рефлексии в отношении сущности вещи в современной повседневной сфере. В силу инерции известных философских традиций вещь продолжает мыслиться в качестве материального предмета, физической единицы. Практическая эволюция вещи в образ, знак, желание (например, в рекламе или кино) не находит часто адекватного отражения в научном инструментарии. Отсутствие достаточной философской работы в этом направлении приводит к своеобразным «ножницам» теории и практики: вещи и процессы повседневности развиваются намного быстрее, чем сознается сама необходимость их существования и способы обращения с ними.
Степень разработанности проблемы исследования.
Проблема теоретического осмысления повседневности берет свое начало в произведениях М. Вебера, Л. Витгенштейна, Х.-Г. Гадамера, Э. Гуссерля, М. Хайдеггера и др. В работах названных авторов с разных методологических позиций исследуется ближайший регистр человеческой реальности: повседневное «текучее сознание», его язык, стереотипы, предрассудки, ценности. Но при этом в ряде трудов первооткрывателей темы выражаются стереотипно негативные представления о повседневности как о «выхолощенной», «гнетущей», «тупой» среде (в эпитетах, например, М. Вебера). Так возникла целая традиция понимания мира повседневных вещей как низшего и выродившегося по сравнению с «высокой культурой».
Другим выражением такого подхода к повседневности является тенденция к унификации ее самобытных форм до роли «плавильного котла». В такой интерпретации повседневность мыслится по тому же остаточному принципу – как упрощенная копия высокоинтеллектуальной культуры. Критерий понимания любой вещи повседневности в таком случае – неполное тождество или утрированное отличие от религиозных, философских, научных и пр. продуктов. Функции же повседневного сознания состоят якобы лишь в трансляции ценностей официальной культуры или сопротивлении им. Впрочем, из этой односторонней картины вытекает интересная возможность для новых исследований: установить настоящие способы взаимодействия т.н. «высокой культуры» и повседневности, а главное – аспекты самостоятельного значения последней.
Иной подход к повседневности можно найти в работах Х.-Г. Гадамера, который в «Истине и методе» обосновывает самостоятельное значение повседневных предрассудков и других формообразований повседневности. Гадамеровская «герменевтика фактичности» соотносима с идеями М. Хайдеггера, который в «Бытии и времени» предлагает детальный анализ обыденного языка, привычек и фиксаций повседневности. Еще более существенное влияние на формирование установок философии повседневности оказал теоретический аппарат Э. Гуссерля. Вообще, именно феноменологический подход может быть ядром более современного и комплексного подхода, хотя в своем классическом виде он грешит излишней теоретичностью. В любом случае, он нуждается в переосмыслении и привлечении нового исследовательского материала. Общей же научной перспективой в русле герменевтики и феноменологии фактичности должно стать выявление способов взаимоотношения субъектов и объектов современной повседневности, характера и динамики повседневного сознания.
По мнению автора диссертации, на данный момент философия повседневности еще не превратилась в целостный и влиятельный аналитический проект. Между тем, в ХХ в. оформилась социология повседневности, основателем которой можно считать А. Шюца. Традицию анализа повседневных явлений социологическими и психологическими методами продолжили П. Бувье, Ж. Баландье, П. Бурдье, П. Вирилио, А. Гидденс, Э. Гоффман, Э. Дюркгейм, М. Мосс, Ю. Хабермас и др. Основы же именно психологии повседневности заложили Г. Лебон, З. Фрейд, В. Райх, С. Московичи и др. Впрочем, с точки зрения автора работы, сугубо социологическая или психологическая модели повседневности часто оказываются однобокими и иногда опускающими моменты рефлексии и уточнения понятий, положений теории. Социологический материал изменяется, а «горизонт жизненного мира» остается в каком-то смысле неизменным.
Другим интересным научным направлением, поставившим своей целью анализ повседневных вещей, была в ХХ в. «школа анналов» (М. Блок, Ф. Бродель, И. Валлерштайн, Ж. Дюби, Л. Февр и др.). Целью этого направления стало изучение конкретных исторических условий и форм бытования повседневного мира, но интерес представляют и некоторые теоретические разработки историков повседневности, например, проводимые ими параллели между прошлыми эпохами и современностью. В 70-80-е гг. ХХ века полностью оформились французские школы «социо-антропологии современности», немецкая школа «истории повседневности», школы «микроистории», «новой интеллектуальной истории», «исторической нарратологии» и др. Общим для большинства представителей этих новых научных традиций был интерес к дискретным и периферийным явлениям социальной жизни, акцент на бессознательных, а не рефлексивных ее проявлениях, установка на своеобразную «сенсибилизацию» (повышение уровня субъективности и чувствительности) научного знания. Но и здесь, как и в случае с социологией повседневности, общим недостатком является недостаточная разработанность теоретического аппарата.
В отечественной гуманитаристике тема повседневности появилась еще в XIX в., как следствие интереса «почвенников» и «славянофилов» к менталитету и культурно-историческим особенностям русского национального мира. В этом аспекте повседневные вещи интересовали К.С. Аксакова, А.А. Григорьева, Н.Я. Данилевского, И.В. Киреевского, К.Н. Леонтьева, В.В. Розанова, А.С. Хомякова и др. Результаты этого интереса можно посчитать разрозненными и неполными, но именно они определили формирование генерации современных исследователей повседневности, начиная с М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, А.Ф. Лосева и заканчивая Е.В. Золотухиной-Аболиной, И.Т. Касавиным, В.К. Суханцевой, В.Н. Сыровым, М.П. Шубиной и др.
Однако в аспекте антропологических характеристик вещи в сфере повседневности проблема не выглядит удовлетворительно исследованной ни в прошлом, ни в настоящем времени. Обыкновенно вещь понимается как материальный предмет или, в лучшем случае, выясняются социальные и психологические ритуалы, связанные с ее употреблением. Такой подход присутствует, например, в большинстве экономических, социологических, исторических, политических и пр. исследованиях (работы Э. Берна, Т. Веблена, М. Вебера, А. Гофмана, В. Зомбарта, Г. Зиммеля, П. Лазарсфелда, Ю. Липса, Ф. Понжа, Э. Тоффлера, Дж. Фрейзера, Э. Фукса и др.). Сам предмет интереса представляется здесь внешним материалом, а вопрос о личном и собственном опыте «оповседневнивания» даже не возникает.
Особый аспект проблемы связан с теорией «потребления» – модной теоретической парадигмой, объясняющей комплекс повседневных практик, но при этом превратившейся, по мысли Ж. Бодрийяра, в научную мифологию. Проблема здесь в тавтологическом объяснении специфики потребления (и одновременно – принципов экономического, символического социального обмена) «истинными» или «ложными» человеческими потребностями. Но в тени остается вопрос о сконструированной природе самих потребностей и всей системы потребления, приобретающей нередко чисто идеологическое (а не рационально экономическое, например) значение.
Отдельного анализа заслуживает популярное сегодня стремление свести вещь к элементу виртуальной реальности, в котором она теряет всякие наличные характеристики. По мнению автора диссертационной работы, главная трудность заключается сегодня в том, чтобы избежать этих теоретических крайностей и определить некие узловые моменты бытования вещи в сфере повседневности. Целостный характер повседневного мира уже сам по себе подразумевает необходимость синтеза различных исследовательских инструментов. Такой теоретический синтез выступает как ядро комплексного антропологического подхода к исследованию повседневности, в основе которого лежит приоритет концептуальной связки бытия (быта) и сознания самого субъекта повседневности.
Таким образом, проблема выявления антропологического содержания вещей повседневности через комплексный анализ структур повседневного мира и различных практик включенности субъекта в бытовую реальность не решена и даже во многом удовлетворительно еще не сформулирована.
Объект исследования составляют вещи повседневности: предметы и фетиши современного быта, рекламные тексты и образы, видеоролики, сценарии, кинофильмы, страницы электронных веб-ресурсов и т.п.
Предмет исследования – антропологические характеристики вещи в сфере повседневности, связанные с образными и речевыми практиками повседневного сознания.
Цели и задачи данной работы. Основная цель работы – комплексное исследование антропологического содержания вещи в сфере современной повседневности.
Для достижения этой цели потребовалось решить ряд отдельных задач:
– разработать комплексную модель антропологического подхода к пониманию вещи в сфере повседневности;
– установить способы взаимодействия повседневности и «высокой культуры», а также аспекты зависимого или самостоятельного статуса повседневности;
– выявить способы взаимоотношения субъектов и объектов повседневности, определяющие характер устройства и динамики повседневного сознания;
– дать объяснение ключевым и часто встречающимся элементам повседневной культуры (в структурах рекламы, моды, идеологии и т.п.);
– эксплицировать понятия «повседневность», «вещь», «вещизм» в рамках комплексного антропологического подхода;
– обосновать теоретическое отличие «вещизма» от «потребления» как стандартной модели объяснения повседневных практик.
Теоретико-методологические основания исследования.
Методология исследования определяется особенностями, обусловленными объектом, предметом и задачами исследования.
Современный подход к анализу вещи в структурах повседневности опирается на принципы ряда известных концепций: феноменологии, постструктурализма, психоанализа, семиотики, экзистенциализма. Понимая повседневную вещь как предмет человеческой страсти, нельзя, например, избежать обращения к принципам структурного психоанализа с его инструментарием для исследования повседневных аффектов и влечений. Категория «желание» отсылает к произведениям Ф. Гваттари и Ж. Делёза, Ф. Джеймисона, С. Жеребкиной, Ю. Кристевой, Ж.-Ф. Лиотара, Г. Марселя и др., хотя истоки диалектики желания следует искать уже у Гегеля. Теоретические разработки упомянутых авторов позволяют придать конкретный смысл гуссерлевской идее «интенциональности» сознания, т.е. сущностной взаимосвязи вещей мира и структур человеческого сознания.
В отечественном варианте феноменологии фактичности особняком стоят «Диалектика мифа» и другие работы А.Ф. Лосева, методика и конкретные результаты которых полезны при анализе повседневных мифов, структуры символа, идеологии и т.п.
Принимая за ядро повседневного сознания мифологическое мышление, нельзя пройти мимо теоретических разработок и конкретных примеров анализа современных социальных мифов у Р. Барта. Проблема манипуляции субъектом повседневности с помощью институций идеологии, рекламы, моды отсылает к концепциям С. Жижека, Н. Хомского, М. Фуко и других авторов.
Отдельное направление диссертационной работы – проба аналитических возможностей ряда ведущих методологий: феноменологии, постструктурализма, психоанализа, семиотики, экзистенциализма. Так, психоанализ можно использовать как орудие интерпретации содержания повседневного бессознательного: фантомов идеологии, образов кино, рекламы и т.п. Мифогенетический анализ позволяет выявить внутреннюю структуру повседневных мифов, их общую «ноль-институцию» (в терминологии К. Леви-Стросса). Экзистенциальная феноменология помогает выявить априорные установки человеческого сознания. Семиотика эффективна для понимания некоторых закономерностей взаимодействия знаков в повседневной среде.
Другой элемент теоретико-методологической базы – идеи и термины отдельных философов, внесших свою лепту в исследование повседневности. Так, инструментарий М. Хайдеггера позволяет очертить общие принципы антропологического подхода. У Ж. Лакана следует обратить внимание на целый ряд разработок: теорию стадии зеркала, топику «Реальное – Символическое – Воображаемое» концепт «объекта-причины желания» и т.п. В разных аспектах внимания к повседневности интересны также отдельные моменты в теориях Ж. Бодрийяра, Ф. Джеймисона, В. Руднева, Ф. Гваттари и Ж. Делеза, К. Леви-Стросса, В. Проппа, А. Менегетти и др. авторов. В каждом конкретном случае в диссертационной работе оговаривается сфера компетенции той или иной категории и теоретической модели.
Основной установкой авторской методологии является перекрестный анализ возможностей современных теоретических инструментов (на предмет их эффективности в сфере повседневности) и феноменов повседневного быта. Результатом такого анализа становится корреляция теорий повседневности самой повседневной практикой, но одновременно и экспликация антропологических характеристик вещей повседневности в фокусе целостного антропологического подхода. В настоящем исследовании авторская методология пошагово конструируется в первой главе, но по мере необходимости достраивается во второй и третьей главах, где исследуются конкретные повседневные практики. Именно обратное влияние материала на инструменты вызывает необходимость в оптимизации тех или иных элементов методологии – в логике действия принципа научного фальсификационизма. Таким образом, само «сопротивление материала» включается в теоретическую концепцию, как ее движущий фактор.
Научная новизна выражается в следующих положениях:
1. С позиций обоснованного автором комплексного антропологического подхода разработано концептуальное определение вещи в рамках философии повседневности: вещь – это символическая мера опредмеченного желания. Данное определение вещи через наличное желание, количественно-качественную индивидуацию (меру) и символическую функцию эффективно при анализе таких современных вещей, как компьютерные игры и программы, модные аксессуары, гаджеты, кинофильмы и т.п.
2. Установлено, что сфера повседневности имеет самостоятельное значение, не сводимое к переработке материалов «высокой» культуры. Повседневная среда – не «низший» культурный регистр, поскольку она имеет дело с подлинными антропологическими реалиями: свободой, выбором, самоидентификацией субъекта, отношением к другому и т.п. Повседневное сознание оперирует собственной гносеологической и аксиологической системой, эффективно решает возникающие в повседневной практике проблемы и вопросы.
3. Выявлен ключевой принцип повседневного отношения к вещи, суть которого заключается в столкновении противоположных психологических установок «притяжения-отталкивания» или «травмы-наслаждения». Такой внутренний конфликт связан с неосознаваемой установкой субъекта повседневности на овеществление ментального опыта, с попыткой избежать экзистенциальных рисков, устранить субъективность субъекта.
4. Дано определение повседневности с помощью принципов антропологического подхода: повседневная реальность – это совокупность искусственно унифицируемых речевых, познавательных и коммуникативных практик, познавательных и поведенческих приемов, характеризующаяся одновременно пустотой и содержательностью (эффект «глубины поверхности»), рассеянностью и сосредоточенностью, пассивностью и активностью, наглядностью и потаенностью.
5. Обосновано концептуальное различие феноменов потребления и «вещизма». Вещизм – это избыток потребления, иррациональные моменты потребления, не объяснимые экономической рентабельностью или политической конъюнктурой. Вещизм – негативный аффект отношения к вещам, в котором оно получает значение чистой траты, психологической жертвы, бесполезной страсти. Вещизм начинается там, где заканчивается «позитивное», рационально объяснимое отношение к предметам быта. Известные объяснения феномена вещизма с позиций его политэкономической, социологической и даже символической природы можно считать неполными. Внутренний импульс вещизма составляет бесполезная борьба субъекта повседневности с неудовлетворенностью своего желания.
Положения, выносимые на защиту
1. Комплексный антропологический подход к исследованию повседневности нацеливает на раскрытие сложных взаимоотношений, в которые вступают субъекты и вещи повседневности. Основные принципы антропологического подхода сводятся к следующему: во-первых, технико-физические свойства вещи понимаются как вторичные по сравнению с ее ментальными характеристиками (перенос акцента на субъекта повседневности). Во-вторых, решающим моментом анализа «вещистских» практик должно быть исследование дискурса о вещах (акцент на «оговорках» и конфликтах в речевых структурах повседневности), а также деталей и частностей их существования. В-третьих, важным объектом научного интереса представляются интенциональные установки повседневного сознания (акцент на первичных познавательных и поведенческих схемах повседневного сознания). Этим принципам соответствуют также несколько методических рекомендаций: а) всякий предмет повседневности определяется через свою принадлежность ко всей системе повседневных отношений (экспликация принципа системности); б) сложноустроенные структуры повседневности описываются в терминах разных и даже противоположных теоретических систем (экспликация принципа дополнительности); в) в каждом отдельном случае учитывается действие несистемных факторов, что влечет за собой коррекцию категориальных и методологических инструментов (экспликация принципов постструктурализма).
2. Для эффективного исследования повседневных вещей необходимо обновление и критика многих понятий современного философского лексикона («потребление», «потребность», «технема», «виртуальная реальность», «симулякр», «гаджет» и т.д.). Требуется также переоценка ряда положений тех научных теорий и направлений, которые интерпретируют феномены повседневности (например, семиотики, структурализма, мифогенетического анализа, теории потребления, структурного психоанализа, теории симуляции).
3. В качестве первичных установок повседневного «вещистского» сознания выделяются следующие моменты: вытеснение страха смерти, неприятие Другого, стремление к пассивной (мазохистской) самореализации, травма культурно-исторического разрыва, отождествление материальных и ментальных процессов.
4. Распространенные образы повседневности, эксплуатируемые масс-медиа (зомби, космический монстр, инопланетянин, киборг, мутант, femme fatale и т.п.) выявляют травматические конфликты повседневного сознания. Большинство этих образов должно быть подвергнуто процедуре «буквализации смысла» – т.е. освобождению означающего от известного или «тайного» (как, например, в конспирологических теориях или сложносочиненных философских объяснениях) означаемого. Буквализация повседневного образа сводит его к социальной «оговорке», функция которой состоит в прямом и непосредственном выражении факта: труд есть наказание; смерть – непристойность; здоровье, красота, жизнь суть товары; богатство – кража и т.п.).
5. Теория и практика «вещизма» вместе составляют узловую структуру современной повседневной жизни. Повседневное «вещистское» сознание инициирует, переживает и фиксирует целый ряд острейших антропологических явлений (кризисную субъективность, травматическую социализацию, культурно-историческую идентификацию и т.п.), рациональное осмысление которых совершенно необходимо для философского знания, синхронного своему времени и повседневному миру.
Теоретическая и практическая ценность диссертации обусловлена возможностью широкого использования ее основных положений.
Собственно теоретическая значимость заключается в расшифровке ряда ключевых означающих социального дискурса, в разработке концептов «вещи» и «вещизма», отражающих установки мышления и поведения современных потребителей, а также в раскрытиии особого значения регистров социальной жизни, считающихся низшими. Автор работы настаивает на том, что современная интерпретация категории «вещь» связана с перспективой своеобразных психологизации и субъективации, считавшихся ранее сугубо объективными характеристиками и факторами. Понимание вещи как проекции человеческого взгляда, объекта человеческого желания или как означающего социального дискурса дает возможность в новом ключе осмыслить феномены «виртуальной реальности», Интернета, мобильной коммуникации, психологии коллекционирования, технофобии, технофилии и т.п.
Другой аспект теоретической значимости связан с авторской интерпретацией ряда моделей повседневности: структуралистской, психоаналитической, семиотической и др. Главный момент здесь – критика теории потребления и понятия потребности, создающая новые возможности для осмысления статуса и сущности вещи в сфере повседневности.
Практическая значимость исследования обусловлена возможностью подготовки общих и специальных курсов по философии, культурологии, психологии, социологии и др. гуманитарных дисциплинам на основе отдельных положений диссертации. Кроме того, материалы диссертационной работы могут быть практическим руководством для подготовки специалистов в области педагогики, социальной работы, политики, маркетинга, рекламы.
Апробация работы осуществлялась:
– в процессе преподавания курсов «Философия», «Онтология и теория познания», «Онтология быта», «Психология масс», «Психология рекламы», «Философия повседневности», «Философия кино», «Проблемы современной философии», «Эстетика», «История зарубежной философии ХХ века» в Алтайском государственном университете и Алтайском филиале Московского психолого-социального института;
– в обсуждении ряда важнейших идей на методологических семинарах и заседаниях кафедры социальной философии, онтологии и теории познания Алтайского государственного университета;
– участием в работе Всероссийского сообщества мифологов и в проекте «Мифологические исследования»;
– участием в научных конференциях: «Гуманитарные науки и образование на рубеже веков»: Региональная научно-практическая конференция (Барнаул, 1999), «Высшая школа в современной социокультурной ситуации»: Региональная научно-практическая конференция (Барнаул, 2001), «PR в изменяющемся мире: Региональная научно-практическая конференция (Барнаул, 2002, 2005), «Новые технологии в сфере гуманитарного образования»: VII Региональная научно-методическая конференция (Барнаул, 2003), «Гуманитарное образование как социальный заказ»: VIII Региональная научно-методическая конференция (Барнаул, 2004), «Интеллектуальный потенциал ученых России»: Пятая Российская научно-практическая конференция (Барнаул, 2005), «Человек: философская рефлексия»: Всероссийская научная конференция (Барнаул, 2006); «Единая образовательная информационная среда: проблемы и пути развития»: VI Международная научно-практическая конференция-выставка (Томск, 2007); «Человек: философская рефлексия. Границы философских дискурсов»: Всероссийская (с международным участием) научно-практическая конференция (Барнаул, 2008).
Структура и объем диссертации. Цель и задачи исследования определили структуру диссертации, последовательное решение которых отражено во введении, 3 главах, каждая из которых включает по 3 параграфа, заключения. Объем диссертации составляет 329 страниц, а список литературы состоит из 293 наименований.