Субъект и субъективность: философско-антропологическая корреляция Глинчикова Елена Викторовна

Содержание к диссертации

Введение

Глава первая. Разрыв между субъектом и субъективностью: исторический экскурс 18

1.1. Происхождение разрыва 19

1.2. Кризис идеи субъекта .40

1.3. Онтологическое измерение субъективности 68

1.4. Субъект и субъективность в психоанализе .78

1.5. Борьба субъекта и субъективности 86

Глава вторая. Разрыв между субъектом и субъективностью: современное состояние

1 2.1. Субъект и субъективность в виртуальном пространстве .105

2.2. Проблема события и разрыв между субъектом и субъективностью .. 118

2.3. Субъективность в пространстве языка 138

Заключение 161

Библиография .1

• Онтологическое измерение субъективности
• Борьба субъекта и субъективности
• Проблема события и разрыв между субъектом и субъективностью
• Субъективность в пространстве языка

Введение к работе

Актуальность темы исследования

Тема субъекта и субъективности в их философско-антропологической корреляции (т.е. различении и соотношении) с одной стороны нова, поскольку ставит вопрос о различии между субъектом и субъективностью, а с другой стороны, охватывает крайне актуальную для современной философии проблему субъекта, его кризиса и замещения понятия субъекта понятием субъективности, не совпадающим с классическим пониманием человека как субъекта действия и познания.

Сегодня сам предмет философской антропологии проблематизирован. После того, как из философии ушла проблематика сущности человека, объектом пристального внимания философов стали методы и способы выражения человеческого. Последователи аналитической философии убеждены, что нет смысла исследовать человека как такового, и нужно обратиться свое внимание на язык как инструмент мышления. Последователи направления нового гуманизма рассматривают субъективность человека как тождественную материальному ее носителю (мозгу) и для изучения человека достаточно найти соответствие всех его проявлений в мозговой активности. Философы-постмодернисты активно обсуждают тему субъекта как первостепенную в понимании человека. Можно сказать, что именно кризис субъекта породил современную концепцию «смерти человека».

В целом, в отношении проблемы субъекта можно выделить две
противоборствующие тенденции. С одной стороны, это тенденция критики
субъекта, имеющая своим истоком философию Ф. Ницше. С другой стороны,
появившаяся в 1960-е годы тенденция, направленная на возвращение
субъекта в философию. Французский философ А. Рено приходит к выводу,
что крайности современно индивидуализма как раз и происходят из-за
постепенной редукции субъекта, ему на смену пришел индивид,
провозгласивший идеал независимости в противоположность субъекту с его
акцентом на автономии. Идеал независимости требует от человека практики
не столько созидания новых норм, способствующих укреплению общества,
сколько максимальное разрушение прежних, с целью отгородиться от всех
возможных влияний. Поиск идентичности как раз и происходит на основании
слома прежних правил, выдвижения в качестве основания собственной
идентичности идеала свободы, ради которого можно пренебречь
общественной моралью. Революционные телесные, сексуальные,

политические практики есть способ стать максимально независимым, способ обрести в этой независимости свою подлинную идентичность. Субъект же предполагает идею автономии в противоположность идеи независимости, идеал автономии допускает подчинение законам, принятым на добровольной основе, что, по мнению Рено, как раз не хватает современному обществу. В идее субъекта также проще найти основание для самоидентификации, чем в

идее индивида как независимой монады, в которой личность расплывается в собственных представлениях и спонтанных образах.

Тема субъекта сегодня находится в центре напряженной полемики между различными философскими направлениями. В условиях жесткой критики субъекта как носителя власти, постмодернисты стаи говорить о субъективности как чем-то принципиально необъективируемом. Но такой подход не позволяет рассуждать о субъективности непосредственно, ограничиваясь лишь констатацией ее непознаваемости.

Важно понять: с чем связан кризис субъекта, почему возможным оказалось распадение на субъект и субъективность в истории философии, с чем связано это распадение? Можно ли бесконечно стремясь к независимости, к разрушению установленного обрести самого себя? Что в нас своего и что чужое? Нужен ли субъект философии? Является ли он конструктом нашего сознания или являет нам нас самих? В данном диссертационном исследовании мы постараемся затронуть все эти актуальные не только для современной философской антропологии и философии, но и для современной культуры в целом вопросы, рассмотреть и концептуализировать процесс разрыва между субъектом и субъективностью, а также постараемся увидеть современные перспективы единства субъекта и субъективности.

В понимании субъекта мы следуем за Декартом. Субъект есть тот, кто самоочевиден в своем собственном существовании и является основанием своих действий и основанием познания мира. Под субъективностью мы понимаем в человеке то, что не может обладать очевидностью, то, относительно чего не возможен субъект (симуляции, иллюзии, видимости, галлюцинации, перцепции) т.е. те видимости, которые с необходимостью воспроизводятся в человеческом сознании помимо субъекта.

Данное исследование может дать новый импульс к развитию не только философской антропологии, но и онтологии, методологии науки, а также других философских и общественных дисциплин.

Степень разработанности темы

Тема субъекта и субъективности в их корреляции или вне таковой

активно обсуждается современными исследователями.

Можно выделить несколько направлений современного исследования

этой проблемы:

1. Историко-философский анализ представлений о субъекте,

его роли, функциях в конкретной философской традиции или в динамике философских представлений от одной традиции к другой. Это основная линия рассмотрения субъекта и субъективности в научной литературе сегодня. Ей посвящены работы Кемерова В.Е., Колесникова А.С., Визгина В.П., Комарова С.В., Макаровой И.В., Михайловского А.В., Вдовиной Г.В., Соколова П.В., Лифинцевой Т.П., Сокулер З.А., Ямпольской А.В., Зарецкого Ю.П, Колесников, A.C.,

Ставцев, С.Н., Можеевой А.К., Петрова Д.Б., Ставцева С.Н. и ряда других исследователей.

1. Исследование субъективности в феноменологическом ключе. Особенно интересны исследования связанные с феноменом телесности и общим положением о том, что знаменателем субъективности является тело. К такому подходу можно отнести работы Мишеля Анри, Анри Мальденея и Мориса Мерло-Понти. В России феноменологию тела развивает Валерий Подорога. Также в рамках этого направления можно отметить работы Карпицкого Н.Н., Комарова С.В и других исследователей.

2. В рамках следующего направления субъективность рассматривается как производная социальной реальности (т.е. является результатом или продуктом социальных процессов). Сюда можно отнести работы А. Турена, К. Левина, П. Бурдье, Ф. Коркюфа. Этой теме в России посвящены исследования Петровой Е.М., Крыловой А.С., Мильчарека Т.П., Шипуновой О.Д. и других.

3. Заслуживает особого интереса проработка темы субъективности с точки зрения онтологии. В рамках этого направления можно отметить работы Гайденко П.П., Васильевой Е.В., Комарова С.В., Иванова Е.М. и других.

4. В отдельное направление можно выделить рассмотрение субъективности представителями аналитической и постаналитической философии. Исследуя сознание, представители этого направления доказали нередуцируемость субъективных феноменов, что можно увидеть в работах С. Крипке, Дж. Серла, Д. Чалмерса, Х. Патнема, Н. Блока, Д. Фодора.

В современной философской антропологии можно выделить несколько основных стратегий корреляции субъекта и субъективности:

1. Субъект и субъективность принципиально не различаются. Субъект является носителем субъективности, тем, кто по-своему воспринимает окружающий мир. Такое понимание восходит еще к философии Просвещения и Нового времени. На современном этапе можно говорить о восприятии мира в рамках классического идеала рациональности, в котором представления о предметах являются частью субъективного восприятия. В рамках этого направления работали и работают: М.К. Мамардашвили, Э.Ю. Соловьев, В.С. Швыревым, А.Э. Воскобойников, В.В. Калиниченко и другие.

2. Субъект формируется объективными структурами:

A) языком (данная позиция представлена в работах Ж.
Лакана, Ю. Кристева, Ж. Деррида и других).

Б) дискурсом (это направление активно развивал М. Фуко).

B) нарративами (нарративное измерение идентичности
рассматривали: А. Макинтайр, Ч. Тейлор, Р. Рорти, П. Рикер).

Г) случайным событием (эту идею подробно разрабатывал А.

Бадью).

Субъективность в данной стратегии оказывается растворена в окружающей социальной, политической и культурной действительности и действует на субъект извне, формируя его во многом случайным образом.

3. Субъективность рассматривается как не нуждающаяся в
субъекте. Исток такой позиции мы находим в философии А.
Шопенгауэра и Ф. Ницше. Воле не нужен субъект для того, чтобы
существовать. Он является излишним довеском к субъективности,
ограничителем ее свободы и поэтому от него нужно отказаться. К
современным концепциям, рассматривающим субъективность как
нечто самостоятельное по отношению к субъекту можно отнести:

A) концепции субъективности как энергии. Сюда можно
отнести концепцию Ж. Делеза, в которой субъективность
обозначена как «лучистая энергия» и концепцию С.С. Хоружего,
для которого субъективность есть поток структурированных
определенным образом энергий.

Б) концепции субъективности как пассивности. О

пассивности как выразительнице субъективного писали Э. Левинас и М. Анри.

B) концепции субъективности как человеческих грез и
аффектов. Сюда можно отнести работы Ф.И. Гиренка и
исследования Б.В. Маркова, Н.Н. Ростовой, Т.В. Катюхиной.

4. Субъективность нуждается в субъекте и субъект
нуждается в субъективности. Внутри этой стратегии есть два
основных подхода.

А) представителями первого подхода являются современные французские постмодернисты, которые активно выступают за возвращение в философию субъекта, поскольку в рамках понимания субъективности как абсолютной свободы и свободы, прежде всего, от субъекта, человек с одной стороны теряет возможность собственной идентичности и вынужден вновь и вновь переходить создаваемые обществом барьеры, чтобы ощутить себя существующим, с другой стороны, он оказывается замкнут внутри своей субъективной идентичности и не может найти точек опоры для действия и размышления. Ведущим представителем этого направления является А. Рено. Также к этому направлению можно отнести некоторые работы Ю. Кристева, П. де Мана, М. Фуко, Ж. Деррида, П. Смита, А. Турена. В России эту проблематику подробно анализируют исследователи А.С. Колесников, В.П. Визгин, В.Е. Кемеров и другие. Здесь важно подчеркнуть, что в рамках этой тенденции субъект не воспринимается в декартовском смысле, он есть нечто, оспаривающее общую логику порядка, нечто противостоящее всяческой внешней власти, носитель абстрактной автономии.

Б) второй подход предполагает рассмотрение человека в его
целостности и непосредственной субъективной связи с миром и
Богом. Это направление, на наш взгляд является наиболее
перспективным. В качестве его истока можно назвать

христианскую традицию и многих русских религиозных философов
(С.Л.Франка, С. Н. Трубецкого, С. Н. Булгакова, Н. А. Бердяева),
для которых человек был с одной стороны наличным субъектом, с
другой стороны «образом Божиим» т.е. глубинной

субъективностью, через которую человек непосредственно связан с Богом и миром. В советское время также писались работы о нередуцируемом и неотчуждаемом ядре человеческой самости (Г.Батищев) и несоциальной природе человеческой сущности (Н.Н. Трубников), которые также рассматривали с одной стороны социальность человека, выраженную в деятельности субъекта, а с другой стороны нечто несводимое к этой деятельности. Среди современных представителей этого подхода можно назвать П.С. Гуревича, который на материале философской антропологии и психоанализа показал важность соотнесения любой доктрины, любой структуры или объективного знания с человеком как таковым, в его целостности. П.С. Гуревич подчеркивает невозможность существования субъективности без субъекта, поскольку вне субъекта не возможно познание, равно как и субъекта без субъективности, поскольку вне субъективности невозможно говорить о тех пластах человеческой психики, которые не доступны сознанию. 5. Последняя стратегия рассматривает возможность мышления вне субъекта и вне субъективности.

Человек в рамках этой стратегии понимается только как
носитель, материал на котором возможно мышление. Источником
подобного образа мысли служат концепции Спинозы и Гегеля.
Благодаря провозглашенному единству субъекта и субстанции в этих
концепциях стало возможным размышление о сознании как
внечеловеческом. К этому направлению относятся концепции К.
Поппера, Г.П. Щедровицкого, Э.В. Ильенкова, В.А. Лекторского. В
отдельную категорию можно выделить современную теорию
трансгуманизма, которая считает возможным перенесение

человеческого сознания на кремниевую основу т.е. в машину (основатели этой теории - Ник Борстром и Дэвид Пирс).

Немаловажно отметить, что подавляющее большинство исследователей видят проблему субъекта и субъективности исходя из изначального противопоставления между внешним и внутренним, между объективным и субъективным миром, между сознанием и предметом. Множество современных философских изысканий посвящено преодолению этого разрыва. Для этого часто выбирается некий объект, который мог бы в себе совмещать свойства внешнего и внутреннего и быть доступным

объективному анализу. Например, язык, тело, нарратив. Или же
производится попытка сведения внешнего и внутреннего к одной
субстанции, например к социальной реальности, в которой субъект
представлен как революционное движение против социума, или к
биологической материи, обусловленной биолого-химическими процессами,
происходящими в организме и т.д. При таком подходе обнаруживается
опасность, что либо субъект с его очевидностью будет сведен к нулю, либо
субъективность уступит место объективным процессам. В этой связи
особенно актуально рассмотреть проблему субъекта и субъективности
исходя не из противостояния объективного и субъективного, а исходя из
рассмотрения разрыва между субъектом и субъективностью, внутри которого
и заключена проблема очевидности знания, проблема реальности и
человеческого бытия. Очевидность ускользает от любой объективации и чем
более объективированным становится наш мир, тем менее он человечен.
Рассмотрение разрыва между субъектом и субъективностью снимает вопрос
о противостоянии субъективного объективному миру, поскольку

объективное является лишь конструктом субъективности, потерявшей собственную очевидность в связи с разрывом с субъектом.

Объектом исследования является субъективность.

Предметом исследования является концептуализация процесса разделения субъекта и субъективности.

Цели и задачи диссертационного исследования

Главная наша цель описать процесс разделения субъекта и субъективности, исследовать их связь и взаимообусловленность.

В соответствии с поставленными целями нам необходимо решение следующих задач:

1. Рассмотреть историю разделения субъекта и

субъективности поэтапно:

1. Исследовать происхождение разрыва между субъектом и субъективностью (на основании концепций Парменида, Платона и Р. Декарта)

2. Рассмотреть причины и последствия кризиса идеи субъекта (на основании концепций Г. Лейбница, И. Канта и Ф. Ницше)

3. Исследовать онтологическое измерение субъективности (на основании концепций М. Хайдеггера и Ж.-П. Сартра)

4. Рассмотреть разрыв между субъектом и субъективностью на материале психоаналитических концепций (З. Фрейда, К.Г. Юнга, Ж. Лакана, У. Биона)

1.5. Исследовать антагонизм между субъектом и

субъективностью, проявившийся в современных

философских концепциях (на основании идей Ж.Делеза,

М. Фуко, Ф. Гиренка)

2. Рассмотреть современное состояние разрыва между

субъектом и субъективностью в свете проблем: виртуальной

реальности, избыточности событий и языкового сознания:

5. Исследовать существование субъективности и субъекта в виртуальном пространстве

6. Рассмотреть существование события в условиях разрыва между субъектом и субъективностью

7. Рассмотреть возможность существования субъективности в пространстве языка.

Методологическая и теоретическая основы работы

Данное диссертационное исследование строится на двух принципах: 1) анализ философских текстов, целью которого является не столько разбор самих концептуальных положений, сколько выявление тех оснований, болевых точек, которые послужили причиной появления той или иной концепции и той или иной проблемы; 2) разработка теоретических положений, позволяющих концептуализировать заявленную проблематику.

Для того чтобы оба принципа могли быть продуктивно
использованы, необходимо было изначально детально понять саму
проблему, а также возможность ее разнообразного

терминологического выражения. Четкое понимание проблемы
сделало возможным интерпретацию текстов исходя из нахождения в
них терминологически каждый раз иной, но сущностно идентичной
проблематики. Таким образом, все исследуемые тексты и
философские концепции оказались поставленными перед

одинаковыми вопросами и одинаковыми проблемами. Каждый философ решает эти проблемы по-своему, самим решением освещая и выявляя те процессы, которые происходят с субъектом и субъективностью.

Также важно было не упустить терминологическую
преемственность между теми или иными философскими

концепциями, что позволяет реализовать в диссертации целостный методологический подход. Для того чтобы сам текст не потерял органичность в условиях больших терминологических сдвигов от концепции к концепции, стиль изложения носит не столько академический характер (что предполагает терминологическую жесткость), сколько использует стилистику философского эссе. Использование такой более свободной стилистики позволяет

удерживать смыслы, ускользающие от жестких терминологических формулировок.

В качестве методологической основы диссертационного

исследования также можно выделить:

1. Общефилософские методы исследования (анализ, синтез и т.д.)

2. Методы структурного анализа текста. В диссертации все тексты философов рассматриваются как источники для изучения заявленной проблемы.

3. Метод интроспекции оказался необходимым при столкновении с необходимостью не только отстраненного понимания субъективности, но и возможности говорить о ней только в случае живого и реального с ней соприкосновения во внутреннем опыте исследователя.

4. Также, в качестве вспомогательных можно отметить методы культурологического описания и анализа памятников искусства.

Научная новизна исследования

Научная новизна, прежде всего, состоит в том, что в данной диссертации была впервые концептуализирована проблема разрыва между субъектом и субъективностью, были выделены этапы и причины формирования этого разрыва, а также рассмотрены его следствия для современного состояния сознания и дальнейшие перспективы его преодоления.

5. В диссертационном исследовании было установлено, что в современной философии наблюдается кризис идеи субъекта. Он связан с осознанием невозможности человеком осуществления своего желания. Потому как либо желание оказывается желанием Другого, но не себя, либо оно не реализуется. Субъект перестал выполнять функцию действия, а также познавательную функцию. В результате можно констатировать жесткое разграничение между действующим субъектом, который руководствуется социальными указателями, и потерял свою очевидность, и с другой стороны, субъективностью, запертую внутри собственных грез.

6. Диссертантом впервые в научной литературе логически и исторически было выделено два уровня в кризисе субъекта. Первый был связан с разрывом между субъективностью и принципом объективности. В основе этого кризиса лежала попытка субъекта навязать некое определенное знание другим субъектам и удержать мир в своей власти посредством структур сознания, логики, причинно-следственных связей. Таким образом, произошло отчуждение от вещей мира их собственного существования и сведение вещи к понятию о ней, четко означенному. Второй разрыв – это разрыв между

субъективностью и человеком, в рамках которого возникли идеи о существовании субъективности и субъекта вне человека.

3. На основании анализа значительного количества

источников и сопутствующей литературы в истории разрыва между субъектом и субъективностью диссертантом было выделено несколько принципиальных этапов. Первый этап характеризуется утверждением субъекта в качестве основания мироустройства (в истории философии это период от Платона до Декарта). Второй этап можно обозначить как кризис субъекта и вытеснение его на периферию философского знания (проявился в философии Лейбница, Канта и Ницше). Третий этап охарактеризован перенесением антропологической проблематики на онтологическую, на проблемы бытия и небытия (безусловно, на пером месте здесь философия Хайдеггера, а также Сартра). Четвертый этап связан с появлением психоанализа. На этом этапе разрыв между субъектом и субъективностью превращается в травму существования, которую невозможно пережить ни на уровне субъекта, ни на уровне субъективности. На пятом этапе субъект и субъективность оказались окончательно разорваны и образовали два дискурсивных пласта. Первый, где субъект существует без субъективности (эта тенденция отчетливо видна в аналитической философии и в идеологии трансгуманизма), а другой пласт, где субъективность существует без субъекта (это ярко заметно в философии Ж. Делеза, Э. Левинаса, А. Анри и др.).

Положения, выносимые на защиту:

7. Разрыв между субъектом и субъективностью с одной стороны позволяет когнитивным наукам и наукам о мозге разрабатывать проект человека как логически-понятного, вся сущность которого может быть концептуализирована и воспроизведена на неорганическом материале. С другой стороны разрыв между субъектом и субъективностью порождает концепции человека как чистой и неструктурированной энергии, грезящей и пассивной самости.

8. В результате разрыва между субъектом и субъективностью исчезает очевидность человеческого существования. Субъект и субъективность виртуализируются и обессиливаются.

9. Разрыв субъекта и субъективности порождает замену человеческого общения на коммуникативные акты, в которых осуществляется обмен объективированной (т.е. лишенной субъективности) информацией (что происходит на уровне субъекта), а субъективность остается незатронутой из-за неспособности освободиться от своих грез ради постижения грез другой субъективности.

10. Перенос акцента с противопоставления субъективного и объективного на рассмотрение разрыва между субъектом и

субъективностью дает возможность представить субъективное знание как очевидное, порождающее мысле-вещи, не нуждающиеся в предметности для своего существования.

Теоретическая и научно-практическая значимость исследования

В качестве наиболее важного итога проделанной работы можно назвать прояснение значения существования в разрыве между субъектом и субъективностью.

Ключевые положения и выводы проведенного исследования могут применяться при дальнейших исследованиях субъективности и субъекта. Данное исследование будет полезно не только философам, но также психоаналитикам, теологам и религиоведам.

Практическая значимость исследования состоит в том, что оно может быть использовано при разработки курсов философской антропологии, онтологии, истории философии, а также для создания отдельного спецкурса, рассказывающего о человеческой субъективности.

Апробация исследования

Некоторые теоретические выводы данного исследования были
изложены на конференциях «Ломоносов» (г. Москва в 2013 г. и 2015 г.), а
также конференции: «Человек как существо природное, социальное,
экзистенциальное: “болевые точки” философской антропологии»,

проводившейся в ИФ РАН (г. Москва, 2015 г).

Также была выпущена коллективная монография с публикацией главы за авторством диссертанта: «Спектр антропологических учений. Вып. 6.».

Результаты исследований были представлены в 6 статьях, 3 из которых опубликованы в рецензируемых журналах из Перечня ВАК РФ.

Структура диссертации

Диссертация состоит из введения, двух глав основной части, заключения и библиографии, включающей 152 позиции. Общий объем диссертации составляет 178 страниц.

Онтологическое измерение субъективности

Данное диссертационное исследование строится на двух принципах: 1) анализ философских текстов, целью которого является не столько разбор самих концептуальных положений, сколько выявление тех оснований, болевых точек, которые послужили причиной появления той или иной концепции и той или иной проблемы; 2) разработка теоретических положений, позволяющих концептуализировать заявленную проблематику.

Для того чтобы оба принципа могли быть продуктивно использованы, необходимо было изначально детально понять саму проблему, а также возможность ее разнообразного терминологического выражения. Четкое понимание проблемы сделало возможным интерпретацию текстов исходя из нахождения в них терминологически каждый раз иной, но сущностно идентичной проблематики. Таким образом, все исследуемые тексты и философские концепции оказались поставленными перед одинаковыми вопросами и одинаковыми проблемами. Каждый философ решает эти проблемы по-своему, самим решением освещая и выявляя те процессы, которые происходят с субъектом и субъективностью.

Также важно было не упустить терминологическую преемственность между теми или иными философскими концепциями, что позволяет реализовать в диссертации целостный методологический подход. Для того чтобы сам текст не потерял органичность в условиях больших терминологических сдвигов от концепции к концепции, стиль изложения носит не столько академический характер (что предполагает терминологическую жесткость), сколько использует стилистику философского эссе. Использование такой более свободной стилистики позволяет удерживать смыслы, ускользающие от жестких терминологических формулировок.

В качестве методологической основы диссертационного исследования также можно выделить: 1. Общефилософские методы исследования (анализ, синтез и т.д.) 2. Методы структурного анализа текста. В диссертации все тексты философов рассматриваются как источники для изучения заявленной проблемы. 3. Метод интроспекции оказался необходимым при столкновении с необходимостью не только отстраненного понимания субъективности, но и возможности говорить о ней только в случае живого и реального с ней соприкосновения во внутреннем опыте исследователя. 4. Также, в качестве вспомогательных можно отметить методы культурологического описания и анализа памятников искусства. Научная новизна исследования

Научная новизна, прежде всего, состоит в том, что в данной диссертации была впервые концептуализирована проблема разрыва между субъектом и субъективностью, были выделены этапы и причины формирования этого разрыва, а также рассмотрены его следствия для современного состояния сознания и дальнейшие перспективы его преодоления.

1. В диссертационном исследовании было установлено, что в современной философии наблюдается кризис идеи субъекта. Он связан с осознанием невозможности человеком осуществления своего желания. Потому как либо желание оказывается желанием Другого, но не себя, либо оно не реализуется. Субъект перестал выполнять функцию действия, а также познавательную функцию. В результате можно констатировать жесткое разграничение между действующим субъектом, который руководствуется социальными указателями, и потерял свою очевидность, и с другой стороны, субъективностью, запертую внутри собственных грез.

2. Диссертантом впервые в научной литературе логически и исторически было выделено два уровня в кризисе субъекта. Первый был связан с разрывом между субъективностью и принципом объективности. В основе этого кризиса лежала попытка субъекта навязать некое определенное знание другим субъектам и удержать мир в своей власти посредством структур сознания, логики, причинно-следственных связей. Таким образом, произошло отчуждение от вещей мира их собственного существования и сведение вещи к понятию о ней, четко означенному. Второй разрыв – это разрыв между субъективностью и человеком, в рамках которого возникли идеи о существовании субъективности и субъекта вне человека.

3. На основании анализа значительного количества источников и сопутствующей литературы в истории разрыва между субъектом и субъективностью диссертантом было выделено несколько принципиальных этапов. Первый этап характеризуется утверждением субъекта в качестве основания мироустройства (в истории философии это период от Платона до Декарта). Второй этап можно обозначить как кризис субъекта и вытеснение его на периферию философского знания (проявился в философии Лейбница, Канта и Ницше). Третий этап охарактеризован перенесением антропологической проблематики на онтологическую, на проблемы бытия и небытия (безусловно, на пером месте здесь философия Хайдеггера, а также Сартра). Четвертый этап связан с появлением психоанализа. На этом этапе разрыв между субъектом и субъективностью превращается в травму существования, которую невозможно пережить ни на уровне субъекта, ни на уровне субъективности. На пятом этапе субъект и субъективность оказались окончательно разорваны и образовали два дискурсивных пласта. Первый, где субъект существует без субъективности (эта тенденция отчетливо видна в аналитической философии и в идеологии трансгуманизма), а другой пласт, где субъективность существует без субъекта (это ярко заметно в философии Ж. Делеза, Э. Левинаса, А. Анри и др.).

Борьба субъекта и субъективности

Все, что оказывается присущим сознанию, раздваивается. Вещь в сознании, с одной стороны, становится законченной, имеющей свое четкое место в целостной системе причин и следствий, управляемой, маленькой и безопасной. С другой стороны, вещь теряет свою непосредственность, свою свободу. Она обретает поверхность, которая замещает ее саму, поверхность, которая редуцирует ее до ее сознательного значения, до того смысла, который был внедрен в нее сознанием. Но при этом всплывает вопрос о существовании, об очевидности, о действительности вещи. Почему? Потому что сознание не уверено в своем собственном существовании, в неприспособительном смысле своей деятельности. Его существование насквозь заимствовано и держится за бытие иллюзорным конструктом – крючком субъекта.

Субъект видит себя генератором порядка вещей, но может быть не он, а сами вещи устанавливают порядок функционирования сознания, используя его для своего перемещения и развития? Сознание инструментально, оно оперирует с вещами. Оно не в силах познать себя без вещи, не в силах обойтись без вещей. Конструкции пространства и времени могут что-то делать с вещами, но что они будут делать без вещей? Именно это более всего и пугает сознание. Пугает собственная недостаточность, зыбкость и нереальность. Вещи кажутся статичными, прочными. На них можно опереться. Они как само бытие, придают сознанию устойчивость.

История философии двигалась путем понимания человека, как его сознания, как историю понимания двузначности мира, его бесконечной зеркальности. Но само сознание, направленное на мир или на само себя, видит в себе лишь использование, механизм, меняющий положение вещей. Самый большой вопрос философии заключался в том - КТО использует. Может именно этот КТО и мог оправдать само использование? Может значимость этого КТО столь велика, что ему позволено все? Или хотя бы что-то….Так мыслились структуры Бога и субъекта после Канта...

Еще недавно Делез хвалил Ницше за его вопрос о субъекте. «Вопрос «Кто?», согласно Ницше, означает здесь следующее: вещь рассматриваемую с точки зрения того, каковы овладевающие ею силы, какова обладающая ею воля. Кто выражается, проявляется и даже скрывается в ней? Лишь поставив вопрос «кто?», мы можем достичь сущности. Ибо сущность есть только смысл и ценность вещи; сущность обусловлена силами, родственными вещи, и волей, родственной этим силам»27.

Но ведь сам Ницше давно понял, что никакого «кто» не существует. В «Воле к власти» он честно признался: «Нет никакой воли, есть только пунктуации воли, которые постоянно увеличивают или теряют свою власть»

Делез этим своим вопросом о КТО словно констатирует, что вещи скрывают в себе властителя, они замазаны клеем субъективности. Они уже не прочны, поскольку имеют в себе сознание. Сознание разрушает вещи, делает их пригодными или непригодными, оно сообщает им смысл и сущность. Оно делает их присущими сущности, сущности волящего. хотим видеть вещи смиренными. Поэтому они существуют лишь в той мере, в которой сознание знает о своей ограниченности. Они существуют только в области невозможного, как вещь в себе. Только в этой сакральной части бытие обладает вещами, дышит ими, вдыхает и выдыхает их своим порывистым дыханием. Невозможное – это место, где сознание не готово потерять себя, где оно из последних сил держится за свои границы-основания. А потому оно требует мира в качестве своей движущей силы. Если есть граница, то замещение творческих сил сознания на силы реактивные вполне оправдано. Чтобы действовать - теперь нужен мир с его причинно-следственными связями.

Сознание готово идти на иллюзию, на создание некоей инстанции, к которой будет отсылать себя действующая сила, инстанции, которая эту силу будет использовать, точнее возрастать в силе с ее помощью. Господствующая сила – разве не есть уже субъект? Власть разве возможна без властителя? Субъект приписывает себе силу. Сама же сила не может созерцать границы, она безгранична в своей основе.

Власть основана на удержании, на захвате. Властвует тот, кто поставил точку в вечно-бегущем процессе жизни, в мире ускользающем ежемоментно. Точка, пунктир – есть то, что выделяет нечто и делает значимым и ценным, придает смысл и одновременно умертвляет, облекает всевозможную вещь в ее конкретное одеяние, создает для нее начало и конец.

Смысл – это повтор, одинаковость. Сознание различает вещи только для того, чтобы делать их одинаковыми. Повтор означает, что субъективность что-то скрыла в этой вещи, что-то запрятала в ней, к чему хочется вернуться, что будет требовать вечного возвращения. Остановки скрывают вневременность субъективности, ее глубокую тишину и статичность, ее нежелание двигаться вместе с вечно-бегущим миром. Может субъективность подарила миру не время, а вечность?

Проблема события и разрыв между субъектом и субъективностью

Структура определена опытом и потреблением. Там, где заканчивается потребление и обретается место первоначального самоопределения, первой метафоры, там образуется область безмыслия, прямого опыта. Этот опыт всегда на грани, поэтому он связан с рождением и смертью. Прокол – это акт превращения, который недоступен уподобляющему мышлению. Само превращение – это всегда смерть, смерть отца, тотема, бога. Это переживания начала и конца системы в боге, который поедается. В нем умирает и воскресает все живое. Для Леви-Стросса система жертвоприношения представляла собой «частный дискурс, лишенный здравого смысла». И это совершенно верно, ибо здесь начиналась область недискурсивного т.е. неопределенного областью мыслимого.

Человек в тотемизме сам очерчивал для себя область сакрального, в которой элементы становились формальными частями системы. Но из системы невозможно понять обряд. Но именно обряд создает ключ к жизненности системного. Скорее система позднее ограничивает обряд, делает его у-местным, то есть определяет место внутри общественных отношений. Обряд создает переживание, в котором животное оказывается предком человека. Это точка неопределенности, которая требует от человека акта преображения, смерти. Превращение – это возвращение к единой плоти человечества.

Структура образует орнамент, в котором обретается тотальность и вечность, нужные социальному устройству. Различия показываются в качестве актов жизни, деяний богов.

Если отношения к вещам у животных определены и заложены физиологически, то человек – первое существо, абсолютно свободное по отношению к ним. Он свободен не столько благодаря физиологической эволюции, но благодаря мыслечувствованию, озарению о плане жизни в качестве независимого от потребностей. Этот новый план мыслей врывается в сознание как открытие. Само быть – это не присутствие, не наличие и не владение. В нем еще нет никаких частных отношений к вещам и интересов. Можно предположить, что в образном сознании древних ярче всего это проявилось в образе матери-земли, носящей все живое в своем чреве. Образ матери открывает человеку план рождения, который несет в себе и предчувствие смерти. Земля все-порождающее и все-принимающее чрево.

Первыми изображениями, фигурками, сделанными руками человека были палеолетические Венеры. Это образы женщин часто без лиц, в них нет никакой индивидуальности – только женские признаки: большая грудь, округлый живот и широкие бедра. В них запечатлелось переживание мира как раскрывающего свои недра, чтобы вместить, а с этим и поглотить все живое, знакомое близкое, но родить и поглотить не абстрактно, а в живом материнском соучастии.

На стадии тотемизма происходит некое вырождение первочувствования, в котором сознание пытается внедрить в него различание для внесения сакрального в общественный порядок и для идентификации человека, исходя из детерминированности животного мира. Земля в тотемизме понимается как плоскость, где у всего есть свое место, ареал, территориальность. Земля вбирает в себя план ареала, т.е. межи обитания превращаются в онтологические, существенно-значимые. Люди становятся разными, онтологически отличными друг от друга т.к. имеют разных предков. В такой системе мыслечувствование в качестве основания смещается в сторону к превращению, потреблению и сакральному поглощению. Область сакрального здесь выделена запретом, табу. Нельзя есть мясо священного животного, или есть растение-первопредок. Такое табуированное выделение и составляет основу различания и сакрализации. Субъективное оказывается связанным с табу, с различанием.

Сакральное оказывается дырой в пространстве однообразного. Эта дыра становится искусственным определением и выделением человека. Человек в акте запрета становится определимым только через запрет, и, нарушая его, он уже и вовсе перестает быть человеком, умирает, поскольку больше не вписывается в выделенный план жизни. Тотем – вещь формальная. Он есть форма без содержания. Без сущности. Он не равен биологическому виду животных, и точно также не может определить человека как такового. Тотем способен предметно удержать душу человека, принять его субъективность. Но принять только взамен единичного качества, которое стоит дороже целостного человека. Многие народы практикуют передачу своей души тотему, чтобы душа тотема стала жить в человеке, передовая ему свое природное качество, например стойкость.

Табу – это надрез единого сущего, постановка в исключительное положение. Нечто становится табуированным, чтобы стать сакральным. Сакральное больше не имеет своей объемлющей сущности, оно завязывается на конкретном определенном объекте сущего. Это сущее оказывается двусторонним. С одной стороны оно принадлежит объектному миру (тотемом может быть не только животное или растение, но и по большому счету практически любая вещь мира), а с другой стороны оно не есть простой объект. Он есть объект с человеческой тенью. Объект, в котором по-прежнему остается субъективное, оно вписывается в объект в роли человеческого первопредка. Всеобъемлющее сжимается до объекта, точки, а земля оказывается уже пространством определения, классификации, исходя из предначертанной расчлененности. Таким образом, мыслечувствие в тотемизме канализируется в одну дыру смысла, которая хранит человеческую субъективность в виде животного предка. Теперь роль матери замещает отец в виде животного.

Для древних племен была важна именно двойственность своего существования, возможность превращаться в животного и обратно, связываться с духами леса, умерших. Быть присущими не одному миру, а сразу двум. Двойственность существовала и в социальном порядке, потому как двойственность не может существовать повсюду, ей необходимо выделить определенное место: душу шамана или место для ритуала. Все остальное четко установлено и определено через систему табу, которая и обыденной жизни служила четким различителем двух миров и не давала им смешиваться.

В современном структурализме человек мыслится скорее как выпадающее, пустота, антагонист природе. Человек отчужден от первочувствования, которое роднит его с землей. Он остается самозамкнут как существо лишнее на планете и не могущее найти себе здесь никакого прибежища. В такой ситуации его субъективность распадается на атомы, частички, движения, ибо всю душу свою ему некому доверить.

Выход из затруднительного положения сегодня оказывается падением в бездну небытия, в положение вне жизни, вне уютного удобного структурно-освоенного мира. И куда бы не пошел человек, всюду его ожидают разрезы, нонсенсы и падения. Человек земли всегда имел отношение к тому, откуда он произошел. И он мог оказаться осквернителем, святотатцем или прославителем своего земного удела. Теперь его никто не хранит и сам он ничей и нездешний. Субъективность как ускользающая, как иррациональная оказывается по сути трансцендентной, неземной.

Трансцендентность рождается вовсе не от идеи Бога, идея Бога куда ближе находится к человеку, чем трансцендентность. Трансцендируется то, что перестало быть видимым. Первичное усмотрение, в котором смерть и рождение были связаны с материнством, а взоры неба с отцовством имели отношение к субъективности. Трансцендентность появилась после того, как появилось первое табу, как человек стал определен через отрицание самого себя. Но в этом отрицании утверждалась чуждость субъективности обыденному порядку вещей. Табу создавали некий ареал, заботливо охраняемый, в котором можно было ощутить себя частью первосхемы – перовпредка, человека-животного.

Субъективность в пространстве языка

Эмоция оставляет пустоты для субъективного заполнения. Значение, выходящее за рамки функциональности, укоренено в эмоциональном восприятии, оно пронизывает человека, зацепляя знак вещи за разрывы собственной ткани, заполняя знаками то, что невозможно пережить.

Травма, о которой говорит психоанализ, – это как раз разрыв эмоциональной ткани, то, что аккумулирует эмоции, запрещая событию отнестись к единству значения. Вместо значения образуется знак, который не может быть вписан в речь, знак запретный, перечеркнутый, неосознанный. Концепции психоанализа позволяют вписать неизвестный знак в повседневность означенной речью жизни. И, потеряв мистичность, этот знак перестает отсылать к пустоте, но вновь возвращает к привычному функционаированию. Но в прохождении к тому значению, вокруг которого скапливается множество знаков, эмоция начинает работать, конструировать свое собственное пространство, свою форму из предметности, чтобы ворваться в тот разрыв, который отделял ее от значения, стать понятной, разрядиться, разрешиться от долгого бремени знаков.

Если человек актуализировал травматичное переживание в творчестве, это значит, что эмоция нашла себе отражение и выражение в вещах, перестав отсылать только к самой себе. Она оказалась обращенной к тому, что выражает в ней большее ее целое. Человек может почувствовать себя удивленным перед обширностью значения своего собственного события, в котором появляется наконец свобода и действие.

Наличие значения позволяет эмоции начать узнавать себя. Эмоции чужда рациональная схема действия. Она не чувствует себя в таком действии, исчезает из него. Оно слишком прозрачно для эмоции. Эмоция раскрывается в значении и как пишет Ж.-П. Сартр открывает новый мир: «…эмоция есть то, во что верят. Сознание не ограничивается тем, что проецирует аффективные значения на мир, который его окружает: оно переживает новый мир, который оно только что конституировало. Оно его переживает непосредственно, оно им интересуется, оно претерпевает качества, которые акты поведения наметили. Это означает, что когда все пути перекрыты, сознание устремляется в магический мир эмоции, оно устремляется туда, целиком деградируя; оно является новым сознанием перед лицом нового мира... Сознание, которое взволновано, довольно похоже на сознание, погружающееся в сон. Как то, так и другое бросается в новый мир и преобразует свое тело как синтетическое целое таким образом, чтобы через него сознание могло жить и понимать этот новый мир»125. Эмоция – это превращение мира, по Сартру. Он видел в этом уход от реальности, но я вижу в этом единственный источник реальности как таковой. Потому как реальностью может быть только то, что может иметь значение, иначе сама реальность, какой бы она ни была, окажется невозможной для человека. В свою очередь значение невозможно без эмоции. Эмоция есть явное самого сознания, его очевидность. В то же время в самом значении есть элемент магического, потустороннего, неизвестного. В нем значение открывает для человека самого себя. Это открытие словно дыра к возможности невозможного. Эмоция рождается как восприятие иного по отношению к уже познанному, как переживание. Эмоция способна опрокинуть прежние смыслы и расширить значение.

Вопрос о связи эмоции и значения здесь был только намечен. Поскольку тема эмоции вообще слабо разработана в философии, мы можем только обозначить таковую проблему как существующую, предположить появление эмоции из субъективности наравне со значением. Эмоцию можно представить как волны переживаемого значения.

В этой части мы попытаемся рассмотреть конкретное значение местоимения «мы». «Мы» многими философами рассматривалось как изначальное по отношению к «я» и «они». Мы попытаемся исходя из данных антропологии, психологии и культурологии раскрыть смысл и значение «мы» с точки зрения явления в «мы» субъективности.

Начнем с доводов лингвистики. В качестве окончательно установленных в рамках яфетической теории Н. Марр называет следующие положения: «единственного числа раньше не было: и множественное число выработалось из одного с единственным числом оформления, но раньше все-таки – множественность и затем единичность, как ее часть, как ее противоположность. Лиц не было в спряжении: первого и второго. Вы поймете, что, следовательно, не могло быть беседы, т.е. разговорного языка. Если же не было двух первых лиц, то, понятно, третьего лица, как грамматической категории, не могло быть, не было надобности его оформлять, а когда надобность наступила, - это было позднее, - вновь народившееся время (настоящее) оформилось местоимением. А что это за зам? Чье место он замещает? Местоимение замещает имя, но имени, как надстроечного понятия, не было. Оно заместило надстроечный образ, тотем. Это – местоблюститель тотема, замтотем» 126.