Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Обзор литературы 10
1.1 Клинических проявления психических расстройств вследствие эпилепсии .10
1.2 Развитие взглядов на уголовно-процессуальную дееспособность, законодательная база уголовно-процессуальной дееспособности 25
1.3 Концепция уровневой саморегуляции юридически значимого поведения 40
Глава 2. Материалы и методы исследования 46
2.1 Социально-демографические показатели 51
2.2 Сравнительная клинико-динамическая характеристика групп (анамнестическая часть) . 60
2.3 Криминологический анамнез 64
Глава 3. Клинико-психопатологические особенности психических расстройств вследствие эпилепсии 70
Глава 4. Оценка потециальной и актуальной процессуальной дееспособности больных эпилепсией 90
4.1 Основные представления об актуальной и потенциальной способности к регуляции поведения .90
4.2 Симптомокомплексы, приводящие к нарушению УПД 99
4.3 Симптомокомплексы, ограничивающие УПД 107
Глава 5. Оценка способности к даче показаний 118
Заключение 134
Выводы 151
Список литературы 154
- Развитие взглядов на уголовно-процессуальную дееспособность, законодательная база уголовно-процессуальной дееспособности
- Концепция уровневой саморегуляции юридически значимого поведения
- Сравнительная клинико-динамическая характеристика групп (анамнестическая часть) .
- Основные представления об актуальной и потенциальной способности к регуляции поведения
Развитие взглядов на уголовно-процессуальную дееспособность, законодательная база уголовно-процессуальной дееспособности
В уголовно-процессуальной практике многих стран уголовно процессуальный статус обвиняемого чётко определен. В США процессуальной дееспособности подсудимого придают большое значение (Douglas Mossman et al., 2007). В качестве аналога УПД представлены ряд способностей: способность участвовать в судебном процессе подразумевает под собой способность предстать перед судом (СППС), т.е. способность участвовать в стадии судебного процесса, на которой решается вопрос о виновности подсудимого, а также способность участвовать в следующей стадии судебного процесса - стадии вынесения приговора. Кроме того, отдельно рассматривается способность обвиняемого по своему психическому состоянию принимать решения в уголовном процессе, данное понятие включает: способность признать себя виновным, способность отказаться от права на адвоката, а также способность отказаться от права хранить молчание и ряд других (Мотов В.В., 2008). В немецком законодательстве процессуальная дееспособность в уголовном процессе определяется как «способность разумно воспринимать свои интересы в уголовном процессе или вне его, понятно и обоснованно осуществлять свою защиту, давать и принимать объяснения в ходе процесса». Процессуальная дееспособность может быть временной или постоянной; утрата дееспособности – полной, либо частичной (Недопил Н., 1992). В Канаде решение вопроса о вменяемости гражданина и решение вопроса о его процессуальной дееспособности представляют собой два разных экспертных задания. Несмотря на существование презумпции «способности» участвовать в уголовном процессе наряду с презумпцией «умственных способностей», в любой момент производства по уголовному делу возможно назначение экспертизы на предмет установления способности обвиняемого предстать перед судом, осуществлять свое право на защиту, советоваться с адвокатом. Неспособность подсудимого осуществлять свою защиту и понимать природу и цель уголовного преследования, его возможные последствия является основанием считать его неспособным участвовать в уголовном процессе (Felthous A.R. et al., 2001).
В отечественном законодательстве под дееспособностью понимается способность гражданина своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их (ст.21 ГК РФ), таким образом имеется в виду прежде всего гражданская дееспособность. Вместе с тем наряду с гражданскими правами, осуществляемыми гражданином в повседневной жизни, при участии в уголовном процессе он приобретает так называемые уголовно процессуальные права, которые четко регламентированы в УПК и дифференцированы в зависимости от правового статуса лица.
Долгое время вопросы, связанные с уголовно-процессуальной дееспособностью участников уголовного процесса, оставались исключительно прерогативой юристов. В уголовном праве юридические категории «процессуальная дееспособность, процессуальная правоспособность» были описаны в основном с точки зрения общей теории права (Элькинд П.С., 1959; Кокорев Л.Д., Побегайло Г.Д., 1964; Шпилев В.Н., 1970; Пономарев И.Б. 1971; Зусь Л.Б. 1974; Адаменко В.Д., 1978; Радаев В.В., 1980; Божьев В.П. 1994; Капинус Н.И., 2001; Зейгер М.В., Шейфер М.С., 2004; Мурышкина Т.А., 2006; Солонникова Н.В. 2008; Кириллин С.В., 2010). Однако, несмотря на большое количество работ на эту тему, нерешенными остаются множество вопросов. В настоящее время единственным условием возникновения уголовно-процессуальной дееспособности является сам факт привлечения к уголовной ответственности. Согласно УПК РФ, с момента вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого в уголовном деле возникает новый участник уголовного процесса – обвиняемый, который является субъектом права на защиту и активной стороной уголовного судопроизводства, отстаивающим свои права и законные интересы. В.Д. Адаменко (1978, 2004) в своих работах отмечал, что возможность лично осуществлять права в уголовном судопроизводстве определяется наличием «сформированных определенных способностей», а не самим фактом привлечения к уголовной ответственности и наступлением определенного возраста (Адаменко В.Д., 1978-2004).
Отечественные юристы неоднократно высказывали идеи и о необходимости четких формулировок в законодательстве относительно процессуального положения лиц, страдающих психическими расстройствами, но несмотря на большое количество работ (Элькинд П.С., 1959; Шпилев В.Н., 1970; Захожий Л.А. 1974; Кокорев Л.Д., 1975 г.; Овчинникова А.П., 1975. Щерба С.П., 1975; Адаменко В.Д., 1983; Колмаков П.А.,1985; Михайлова Т.А., 1987; Татьянина Л.Г., 2003; Шагеева P.M., 2005; Кириллин С.В., 2010; Булатов Б.Б., 2011; Говрунова А.И., 2011), данный вопрос нуждается в нормативном регулировании. В юридической литературе существуют противоположные мнения по поводу процессуального статуса данной категории лиц. Одни авторы считают, что данная категория лиц вообще не является субъектом права. Так, Л.Д. Кокорев и Г.Д. Побегайло (1964), сравнивая «душевнобольных» с «малолетними», утверждали, что в силу того, что «они не могут в должной мере защищать свои интересы, то и не должны пользоваться процессуальной дееспособностью». Данная позиция, хоть и не разделялась многими юристами, но фактически существовала в практике уголовного судопроизводства до 2010 г. Лицо, в отношении которого ведется производство о применении принудительной меры медицинского характера, практически всегда отстранялось от участия в уголовном судопроизводстве, а вместо него интересы представляли законный представитель с защитником. Однако, большинство авторов полагало, что необходима дифференцированная оценка уголовно-процессуальной дееспособности лиц, страдающих психическими расстройствами.
Концепция уровневой саморегуляции юридически значимого поведения
У большинства обследуемых были выявлены нарушения операциональной стороны мышления. Сниженный уровень обобщения чаще всего регистрировался у обследуемых второй группы (91%, 2=6,2, df=1, p 0,013; 2=24,5, df=1, p 0,00001).
Нарушения операциональной стороны мышления, по данным Зейгарник Б.В. (1986), возникают при дисфункции синтетической, аналитической сторон мышления и процесса абстрагирования. Возможность оперирования обобщенными признаками характеризует мышление как деятельность аналитико-синтетическую (Зейгарник Б.В., 1986).
У 66% обследуемых третьей группы уровень обобщения был также снижен, что достоверно реже, чем во второй (2=6,2, df=1, p 0,013), но чаще чем в первой (34%, 2=6,8, df=1, p 0,009) группах. Непосредственные представления о предметах; оперирование общими признаками у таких лиц заменялось сугубо конкретных связями между предметами. Обследуемые с большим трудом из всевозможных признаков предметов отбирали те, которые наиболее полно раскрывают понятие. Выполнение задачи на классификацию предметов была затруднена. По мнению Зейгарник Б.В. (1986) это связано с тем, что предметы для таких обследуемых оказываются настолько различными по своим конкретным свойствам, что они не могут связать их друг с другом и прибегают к ситуационному обоснованию групп.
Нарушения оперирования абстрактными понятиями обнаруживались у больных второй (91%), несколько реже третьей (71%) и первой (43%), (2=19,1, df=2, p 0,01) групп.
Непонимание переносного смысла достоверно чаще отмечалось у больных второй группы (63%) в сравнении с третьей (27%, 2=8,5, df=1, p 0,004) и первой (14%, 2=17,4, df=1, p 0,00001) группами. Данное нарушение обусловлено неспособностью больных отвлечься от конкретных, привычных связей и отношений между предметами.
Нарушения операционной стороны мышления проявлялись в конкретно-ситуационном характере суждений, непонимании переносного смысла. У данных лиц был затруднен процесс выделения существенных признаков предметов и обнаружения основных связей между ними. При экспериментально-психологическом исследовании при решение даже простейших задач на сопоставление и выделения свойств предметов возникали затруднения. Результаты обследования соответствуют исследованиям Б.В. Зейгарник (1986). Согласно данным автора смысловые взаимосвязи между элементами воспринимаемой больными ситуации не играют никакой роли в возникновении и течении ассоциаций, таким образом ситуация в целом не осмысливается. Суждения больных о предмете не включают в себя всего того существенного, что действительно к нему относится. Познание таких больных неполное, несовершенное, скудное (Зейгарник Б.В., 1986). Нарушения операциональной стороны мышления клинически проявлялись в виде конкретности, примитивности и узости в суждениях, трудностях в формовании умозаключений. Конкретность мышления была установлена у всех больных второй группы (100%), у 24 (80%) – третьей и достоверно реже в первой группе – 17 (49%, 2=25,8, df=2, p 0,0001).
Нарушения мотивационного (личностного) компонента мышления встречались у обследованных больных реже, достоверно чаще у обследуемых третьей группы (83%, 2=18,6, df=2, p 0,00001). Такое нарушение как субъективизм, обнаруживалось чаще у больных третьей группы (37%) в сравнении со второй (14%, 2=4,4, df=1, p 0,04) и первой (9%, 2=7,6, df=1, p 0,006) группами. Неравномерность также была свойственна достоверно чаще больным третьей (33%), в сравнении со второй группой (11%, 2=4,6, df=1, p 0,03). Разноплановость отмечалась только у 3 (10%) обследуемых третьей группы. Нарушение динамического компонента мышления в виде инертности обнаруживалось достаточно часто во всех группах (74%, 100%, 86%), с превалированием во второй группе (100%, 2=10,2, df=2, p 0,009), в сравнении с первой (74%, 2=10,3, df=1, p 0,001) и третьей (74%, 2=4,9, df=1, p 0,03). Таким образом, когнитивные расстройства в различных сочетаниях обнаруживались у все обследуемых. У всех обследуемых отмечалось снижение концентрации, замедленное переключение и истощаемость внимания, нарушения памяти - достоверно чаще у больных второй группы. Обследуемым первой и третьей группы были свойственны нарушение опосредованной памяти. Нарушения операциональной стороны мышления в виде снижения уровня обобщений и абстрагирования были свойственны обследуемым второй и третьей группы. Нарушения мотивационного компонента мышления достоверно чаще наблюдалось у обследуемых третьей группы, а замедленность мышления - у больных второй группы, в тоже время тугоподвижность мышления была свойственна всем обследуемым, достигающая у больных второй группы степени вязкости. Обстоятельное мышление было свойственно половине обследуемых с приблизительно одинаковой частотой. Детализированное мышление выявлялось у обследуемых первой и третьей групп, конкретность и инертность мышления -у больных второй и третьей групп.
Астенический синдром является наименее специфическим проявлением психических расстройств, определяя при этом основу для развития феноменологически более сложных психопатологических процессов (Бамдас Б.С., 1961).
Астеническая симптоматика обнаруживалась у 74% обследуемых первой группы, у 91% больных – второй и 90% – третьей группы, достоверные различия по данному показателю имелись только между первой и второй группой (2=3,62, df=1, p 0,05). Во всех случаях регистрировался гиперстенический вариант астении (Бамдас Б.С., 1961, Иванов-Смоленский А.Г., 1971), когда на передний план в клинической картине выступали возбудимость, несдержанность, неспособность к подавлению своих аффектов. Отмечались высокая чувствительность к внешним раздражителям, впечатлительность, несдержанность, неспособность к терпению, ожиданию, подавлению своих желаний и эмоций, чувство внутренней напряженности, постоянное беспокойство, невозможность расслабиться, отвлечься от дел, снижение самоконтроля, общее снижение продуктивности деятельности.
Сравнительная клинико-динамическая характеристика групп (анамнестическая часть) .
Частным и особым случаем из всего спектра юридически значимых способностей, представляющих собой уголовно-процессуальную дееспособность, является способность давать показания. Законодательно способность давать показания также выделена в УПК РФ, в п.4 ст.196, в которой указано, что основанием для обязательного назначения судебной экспертизы является «психическое или физическое состояние потерпевшего, когда возникает сомнение в его способности правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для уголовного дела, и давать показания».
Хотя обязательное назначение экспертизы предусмотрено только в отношении потерпевших, у судебно-следственных органов вопросы о способности давать показания возникают и в отношении подозреваемых/обвиняемых. Такое выделение способности давать показания (СДП) связано с тем, что показания подозреваемого/обвиняемого – это не только право обвиняемого как средство защиты (п.6. ч.3 ст.47 УПК РФ), но и один из основных (иногда единственный) источников доказательственной базы по делу (п.1 ч.2 ст.74 УПК РФ). Сохранность данной способности представляет большое значение не только в плане способности к защите обвиняемого, но и для всей судебно-следственной ситуации.
В законодательстве четкое определение медицинского критерия нарушенной способности к даче показаний, также как и для уголовно-процессуальной дееспособности, отсутствует. В ст.196 УПК РФ указано, что условием для установления нарушения этой способности является «психическое состояние». Причинами, нарушающим способность к даче показания, могут быть психическое заболевание или временное болезненное расстройство, наркотическое или алкогольное опьянение в момент правонарушения, нахождение подэкспертного в состоянии повышенного эмоционального напряжения, отставание или искажение в психическом развитии, снижение интеллектуально-мнестических способностей, наличие сенсорных дефектов, своеобразие личностных черт, а также малолетний возраст (Яковлева Е.Ю., 2009).
Неспособность давать показания (НСДП) по аналогии с юридическим критерием невменяемости и уголовно-процессуальной недееспособности включает два компонента – интеллектуальный и волевой.
Согласно ему, чтобы иметь фактическую возможность давать показания, лицо должно: правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела (интеллектуальный критерий). быть способно к даче показаний (волевой).
Интеллектуальный критерий СДП включает в себя способность лица к восприятию внешней (фактической) стороны событий и пониманию внутренней (содержательной) стороны. Судебными психологами и психиатрами проводились исследования способности давать показания различных категорий лиц (Коченов М.М., 1980; Метелица Ю.Л., 1990; Кудрявцев И.А., Морозова М.В., 1996, Яковлева Е.Ю., 2009 и др.). Важным моментом при оценке способности воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, является «степень осмысления воспринятых» событий (Коченов М.М., 1980). При этом традиционно предлагается выделять две степени полноты восприятия и последующего воспроизведения событий – внешней и внутренней стороны (Коченов М.М., 1980, Кудрявцев И.А., Морозова М.В., 1996, Ткаченко А.А., Самылкин Д.В., 2015). Под восприятием внешней стороной событий, имеющих значение для дела, понимается их восприятие на уровне чувственного отражения, т.е. предметов, их сочетаний, объектов, действий окружающих и своих собственных, а также их последовательности. Под внутренней стороной подразумевается содержание, включающее как характер совершаемых действий, так и их значение; способность воспринимать и давать показания о внутренней, содержательной стороне основывается на понимании объективного (культурно-социального) значения происходящего события (Коченов М.М., 1980).
Помимо указанных интеллектуальных составляющих способность давать показания включает в себя и волевые компоненты (сформированность волевой регуляции поведения и ее особенности), которые зачастую могут блокировать способность давать показания даже при правильном восприятии событий (Ткаченко А.А., Савина О.Ф., Морозова М.В., 2012).
При оценке СДП используется общий методологический подход, подразумевающий выделение потенциальной способности и актуальной возможности её реализации в конкретной юридически значимой ситуации (Кудрявцев И.А., 1988, 1999). Потенциальная способность СДП определяется сохранностью психических процессов и психологических структур, регулирующих процессы восприятия и воспроизведения информации, а также отсутствием дефектов сенсорных систем (Яковлева Е.Ю., 2009). Актуальная СДП определяется как мера реализации потенциальной СДП и оценивается путём анализа показаний, данных подэкспертными.
Оценку способности к даче показаний целесообразно проводить с учётом положений теории саморегуляции. Восприятие представляет собой особый вид деятельности, носящий избирательный характер, так как на него оказывают влияние прошлый опыт человека, его установки и мотивы (Морозова М.В., 2005).
Основные представления об актуальной и потенциальной способности к регуляции поведения
При ретроспективной оценке (актуальная УПД) у обследуемых отмечалась пассивность: они были равнодушны к происходящему, держались обособленно, сразу признавали свою вину, давали объяснения произошедшему, однако, от оформления явки с повинной отказывались, что свидетельствовало о растерянности и отстранённом отношении к задержанию. В дальнейшем они не придерживались определенной тактики защитного поведения.
У 3 (10%) обследуемых третьей группы была выявлена депрессия средней степени тяжести, развившаяся после привлечения к уголовной ответственности и обусловливавшая снижение мотивации к защитной деятельности. Во время судебно-психиатрической экспертизы (презентальный этап, потенциальная УПД) у обследуемых отмечалось стойкое снижение настроения, они были пассивны, безынициативны, с окружающими практически не контактировали, в случившемся винили себя.
В конкретных следственных мероприятиях (ретроспективный этап, актуальная УПД) они не были способны к активным действиям для отстаивания своих интересов, не проявляли инициативы при проведении процессуальных мероприятий, не оспаривали процессуальные решения, пассивно соглашались с предложенными вариантами развития событий, версией следствия, не читая, подписывали протоколы ознакомления с процессуальными документами.
Результаты проведенного исследования свидетельствуют о том, что патохарактерологические изменения личности (глишроидные) в сочетании с когнитивными нарушениями; психастенические патохарактерологические черты в сочетании с аффективными расстройствами (депрессии легкой и средней степени); эксплозивные патохарактерологические особенности в сочетании с дисфорическими состояниями, а также аффективные расстройства (депрессия средней степени тяжести) не затрагивают смысловой уровень регуляции деятельности. Обследуемые имели устойчивую иерархическую систему личностных смыслов, понимали социальное значение сложившейся судебно-следственной ситуации и правильно соотносили их между собой, однако у них был нарушен целевой уровень регуляции юридически значимой деятельности. Такой механизм нарушения может быть восполнен за счет участия защитника.
Симптомокомплексы, которые не оказали значимого влияния на УПД, включали легкие когнитивные нарушения, которые наблюдались у лиц первой группы в рамках «Органического расстройства личности в связи с эпилепсией» (26, 74% обследуемых), «Органического эмоционально-лабильного расстройства в связи с эпилепсией» (6, 17%) и «Легкого когнитивного расстройства в связи с эпилепсией» (3, 9% подэкспертных). У обследуемых лиц обнаруживались незначительная истощаемость психических процессов, колебания концентрации внимания, снижение опосредованной памяти, уровня обобщений и абстрагирования, конкретность и детализация мышления. Обследуемые придерживались в целом последовательной защитной линии при даче показаний, на экспертизе могли объяснить цели и предположить последствия для себя тех или иных процессуальных действий, выполненных самостоятельно или с адвокатом. Данное поведение можно расценивать как активную защитную тактику, что свидетельствует о сохранности смыслового и целевого уровней саморегуляции и полноценной реализации способности к активной защите.
Полученные данные свидетельствуют о том, что нарушение смыслового уровня регуляции юридически значимой деятельности, лишающее способности к самостоятельному совершению действий, направленных на реализацию уголовно-процессуальных прав и обязанностей, было обусловлено: 1) умеренно выраженными когнитивными расстройствами, не достигающим степени деменции; 2) когнитивными расстройствами, достигающими степени деменции; 3) психотическими расстройствами. Эти нарушения приводили к непониманию смысла происходящего в судебно-следственной ситуации, невозможности формирования цели защиты и моделированию условий, связанных с защитой, что приводило к вторичному нарушению и целевого уровня (целеполагания) и свидетельствует о неспособности понимать характер и значение уголовного судопроизводства и своего процессуального положения, а также неспособности к самостоятельному совершению действий, направленных на реализацию указанных прав и обязанностей.
К нарушению целевого уровня регуляции юридически значимой деятельности, свидетельствующего об ограничении способности к самостоятельному совершению действий, направленных на реализацию уголовно-процессуальных прав и обязанностей на этапе целеполагания, приводили: а) глишроидные изменения личности в сочетании с когнитивными нарушениями, которые были причиной несформированности целостной картины судебно-следственных действий, отсутствия представлений обо всех возможных вариантах решений конкретных судебно-следственных задач и значимости последствий своих действий для защиты. б) аффективные расстройства (депрессия средней степени тяжести), приводящие к фиксации на своих переживаниях и снижению побуждения к любой деятельности, т.е. при отсутствии установки на защиту обуславливают ограничение прогнозирования и оценки результатов своей бездеятельности.