Политические партии как субъекты поставторитарной модернизации в странах Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии (на материалах Тайваня) Чэнь Цзя-вэй

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Место политических партий в процессе поставторитарной модернизации

1. Поставторитарная модернизация: особенности понятийной интерпретации на примерах стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии 18

2. Роль партийных систем в классических и неклассических демократиях 45

3. Значение партий в процессах модернизации стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии: общее и особенное 66

Глава 2. Место и роль партийной системы Тайваня в процессе поставторитарной модернизации страны

1. Становление партийной системы на Тайване в конце XX в. 82

2. Политическое развитие страны после перемены мест правящей и оппозиционной партий: ДПП и Гоминьдан в 2000–2008 гг. 103

3. Партии и модернизация Тайваня на современном этапе 128

Заключение 144

Список источников и литературы

• Поставторитарная модернизация: особенности понятийной интерпретации на примерах стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии
• Значение партий в процессах модернизации стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии: общее и особенное
• Политическое развитие страны после перемены мест правящей и оппозиционной партий: ДПП и Гоминьдан в 2000–2008 гг.
• Партии и модернизация Тайваня на современном этапе

Введение к работе

Актуальность темы исследования. С наступлением эпохи глобализации роль политических партий как классических институтов представительной демократии претерпевает существенные изменения. Партии по-прежнему выступают в качестве основных систем, сопрягающих общественное мнение и проводимый властными институтами политический курс. Однако эту функцию они в настоящее время выполняют иначе, чем раньше: изменилась стилистика деятельности партий, в их инструментарии стали преобладать другие способы общественной мобилизации, поменялся публичный дискурс, прежде типовая организационная структура стала более вариативной. Наконец, на рубеже XX-XXI вв. заметной стала региональная специфика партийных институтов - особенно в странах, не входящих в ареал государств Запада. В наиболее динамично развивающихся странах бывшего третьего мира именно такие партии с местной спецификой становятся главными субъектами авторитарных и поставторитарных модернизаций.

Данное утверждение подтверждается опытом трансформаций в ряде государств Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии, в том числе Тайваня, на материале которого в основном написано настоящее исследование. Ведущие политические партии этой страны - Гоминьдан и Демократическая прогрессивная партия (ДПП), а также менее крупные партии-сателлиты, находящиеся в орбите этих обеих сил, - являются главными субъектами модернизации Тайваня. Авторитарный этап модернизации на острове был осуществлен Гоминьданом в условиях однопартийной системы. После легализации во второй половине 1980-х гг. многопартийности началась постепенная демократизация, основным проводником которой стала ДПП. Превращение межпартийной конкуренции в ключевую движущую силу политического процесса

означало завершение авторитарного этапа модернизации и начало этапа поставторитарного, при котором строго выдерживается общий курс на дальнейшую демократизацию, однако по-прежнему задействуются отдельные практики, присущие недемократическим режимам. Поставторитарный - то есть по сути своей гибридный - характер модернизации на Тайване обусловлен и тем, что ненасильственный характер демократизации и отсутствие непреодолимого антагонизма между Гоминьданом и ДПП в определенном смысле даже замедлили развитие новых политических форм, придали им несколько расплывчатый и незавершенный характер. Да и сам процесс продвижения к демократии имеет весьма специфический характер, отличающийся регулярными кризисами.

Таким образом, изучение роли политических партий как субъектов поставторитарной модернизации в ареале Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии преимущественно на материале Тайваня, а также рассмотрение на примере произошедших в этой стране перемен самого феномена поставторитарной модернизации являются актуальными и требуют к себе дополнительного внимания.

Степень научной разработанности темы. Проблематика деятельности партий как ведущей силы поставторитарной модернизации тайваньского общества находится на стыке целого ряда исследовательских направлений политической науки и страноведческих подходов к рассматриваемой теме. Подобная многоплановость потребовала критического сопоставления сведений из источников информации с результатами научного осмысления и обобщения исследований западных, тайваньских и китайских, а также российских ученых, выполненных с использованием разных теоретических подходов.

Первостепенное значение для диссертационного исследования имеют труды, раскрывающие эволюцию воззрений на процессы модернизации в политической науке, а также работы - включающие и

страноведческие труды, - которые описывают функционирование партий и
партийных систем. В этом теоретическом поле мы прежде всего хотели бы
отметить работы, в которых представлены базовые политологические
подходы и категории, имеющие отношение к теме диссертации , труды,
характеризующие процессы модернизации и транзитологии ,

демонстрирующие состояние и динамику современной демократии (включая и роль политических партий) .

¹ Downs A. An Economic Theory of Democracy. New York: Addison Wesley, 1957. 310 p.; LaPalombara J.,
Weiner M. The Origin and Development of Political Parties // Political Parties and Political Development / Ed.
by J. LaPalombara, M. Weiner. Princeton: Princeton University Press, 1966. P. 3-42; Sartori G. Parties and
Party Systems: A Framework for Analysis. Cambridge: Cambridge University Press, 1976. 356 p.; Ware A.
Political Parties and Party Systems. Oxford: Oxford University Press, 1996. XIX, 435 p.; Хейвуд Э.
Политология. M.: Юнити-Дана, 2005. 544 с; Converse Ph. The Nature of Belief Systems in Mass Publics //
Critical Review: A Journal of Politics and Society. 2006. Vol. 18. Issue 1-3. P. 1-74; Исаев Б.А. Теория
политической системы // Социально-гуманитарные знания. 2007. № 4. С. 57-69; Исаев Б.А. Современное
состояние теории партий и партийных систем // Социально-гуманитарные знания. 2008. № 2. С. 128-140;
Исаев Б.А. Понятие и типология политических режимов // Социально-гуманитарные знания. 2009. № 3.
С. 88-97.

² Szlompka P. Dilemmas of the Great Transition / Working Paper series. № 19. Cambridge, Mass.: Harvard
Center for European Studies, 1992. 187 p.; Rostow W. The Stages of Economic Growth. 3rd edition. Cambridge:
Cambridge University Press, 1991. 324 p.; Organski A.F.K. The Stages of Political Development. New York:
Free Press, 1965. 229 p.; Martinelli A. Global Modernization. London: Sage Publications, 2005. 148 p.; Карл
Т.Л., Шмиттер Ф, Демократизация: концепты, постулаты, гипотезы (Размышления по поводу
применимости транзитологической парадигмы при изучении посткоммунистических трансформаций) //
Полис. 2004. № 4. С. 6-27; Шмиттер Ф. Размышления о гражданском обществе и консолидации
демократии // Полис. 1996. № 5. С. 16-27; Шмиттер Ф. Размышления о «транзитологии»: раньше и
теперь // Отечественные записки. 2013. № 6 (57). С. 8-25; Растоу Д.А. Переходы к демократии: попытка
динамической модели // Полис. 1996. № 5. С. 5-15; Харитонова ОТ. Генезис демократии (Попытка
реконструкции логики транзитологических моделей) // Полис. 1996. № 5. С. 70-78; Хабермас Ю. Модерн
- незавершенный проект // Вопросы философии. 1992. № 4. С. 40-52; Травин Д.Я. Модернизация
общества и восточная угроза России // Пути модернизации: траектории, развилки и тупики / Под ред. В.
Гельмана и О. Маргания. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2010. С.
111-150; Красильщиков В.А. От авторитаризма к демократии на путях модернизации: общее и особенное
// Демократия и модернизация: к дискуссии о вызовах XXI века / Под ред. В.Л. Иноземцева. M.: Центр
исследований постиндустриального общества; Европа, 2010. С. 215-230; Харитонова О.Г.
Недемократические политические режимы // Политическая наука. 2012. № 3. Политические режимы в
XXI веке: институциональная устойчивость и трансформации. С. 9-30; Krasilschikov V. From
authoritarianism to democracy along the paths of modernization // Democracy versus Modernization / Ed. by V.
Inozemtsev and Piotr Dutkewicz. New York: Routledge, 2013. P. 167-178; Huntington S. The Third Wave.
Norman: University of Oklahoma Press, 1991. 366 p.; Пшизова СИ. Можно ли управлять демократией? //
Полис. 2013. № 6. С. 171-183; 2014. № 1. С. 28-44; Мельвиль А.Ю. «Кризис демократии» и «зависшие»
демократизации // Российская политическая наука: идеи, концепции, методы / Под ред. Л.В. Сморгунова.
M.: Аспект Пресс, 2015. С. 272-289.

³ Schattschneider Е. Party Government. Westport: Greenwood Press, 1977. 219 p.; Bessete J. Deliberative
Democracy: The Majority Principle in Republican Government // How Democratic is the Constitution? / Ed. by
R. Coldwin and W. Schambra. Washington: American Enterprise Institute, 1980. P. 102-116; Lefort С The
Political Forms of Modern Society. Oxford: Oxford University Press, 1986. 342 p.; Ware A. Citizens, Parties and
States. Oxford: Polity Press, 1987. 282 p.; Mouffe Ch. The Return of the Political. London; New York: Verso,
1993. 156 p.; Kumar R. From Post-Industrial to Post-Modern Society. Oxford: Blackwell, 1995. 253 p.; Нанси
Ж.-Л. Бытие единичное множественное. Минск: И. Логинов, 2004. 272 с; Kothari R. Rethinking
Democracy. London: Zed Books, 2005. 176 p.; Bell D.A. Beyond Liberal Democracy. Political Thinking for an
East Asian Context. Princeton: Princeton University Press, 2006. 279 p.; Petit Ph. Depoliticizing Democracy //
Deliberative Democracy and its Discontents / Ed. by S. Besson and J.L. Marti. Hampshire: Ashgate, 2006. P.

Существенное место занимают и труды, анализирующие процесс «огосударствления» ведущих политических партий Запада и их превращение в альтернативные властные институты , а также партологические исследования, делающие акцент на типологических параметрах партийных институтов .

Особое значение для нашего исследования имеют работы, в которых рассматриваются взаимоотношения партий с представительными структурами и функционирование фракций внутри партийных институтов . Тесно связаны с проблематикой нашей работы и труды,

93-106; Исаев Б.А. Природа антидемократических тенденций в организации и деятельности политических партий и возможности их демократизации // Демократия в современном мире / Под ред. Я.А. Пляйса и А.Б. Шатилова. М.: РОССПЭН, 2009. С. 122-136; Dalton /?., Farrell D., McAllister I. Political Parties and Democratic Linkage. How Parties Organize Democracy. Oxford: Oxford University Press, 2011. 238 p.; Харитонова О.Г. Траектории посткоммунистических трансформаций в свете теории демократизации // Модернизация и политика: традиции и перспективы России. Политическая наука: Ежегодник 2011 / Под ред. А.И. Соловьева. М.: РОССПЭН, 2011. С. 29-68; Исаев Б.А. Условия, факторы, периоды и циклы развития демократии. Ч. 2 // Политэкс. 2012. Т. 8. № 4. С. 262-275; Харитонова О.Г. Траектории режимных изменений и пределы демократизации // Модернизация и демократизация в странах БРИКС: Сравнительный анализ / Под ред. И.М. Бусыгиной и И.Ю. Окунева. M.: Аспект Пресс, 2015. С. 158-211; Митра С.К. Демократическая консолидация и многоуровневое управление в переходных обществах: некоторые общие уроки из опыта Индии // Демократии XXI века: смена парадигмы. Аналитический доклад Фонда ИСЭПИ и группы зарубежных авторов. M.: Rethinking Russia; XXI Democracies; Издательский дом Академии имени Н.Е. Жуковского, 2015. С. 255-286. ¹ Острогорский М.Я. Демократия и политические партии. M.: РОССПЭН, 2010. 760 с; Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер M. Избранные произведения. M.: Прогресс, 1990. С. 644-706; Weber М. The advent of plebiscitarian democracy // The West European Party System / Ed. by P. Mair. Oxford: Oxford University Press, 1990. P. 31-36; Дюверже M. Политические партии. M.: Академический проект, 2000. 538 с; Epstein Ph. Political Parties in Western Democracies. London: Transaction Publishers, 1968. 387 p.; Katz R., Mair P. Changing Models of Party Organization and Party Democracy: The Emergence of the Cartel Party // Party Politics. 1995. Vol. 1. № 1. P. 5-28; Kirchheimer O. The Catch-Ail Party // The West European Party System / Ed. by P. Mair. Oxford: Oxford University Press, 1990. P. 50-60; Daalder H. The "Reach" of the Party System // The West European Party System / Ed. by P. Mair. Oxford: Oxford University Press, 1990. P. 78-90; Mainwaring S., Torcal M. Party system institutionalization and party system theory after the third wave of democratization // Hand Book of Party Politics / Ed. By R.S. Katz and W. Crotty. London: Sage, 2006. P. 204-207.

⁵ Дюверже M. Указ. соч.; Upset S.M., Rokkan S. Cleavage Structures, Party Systems, and Voter Alignments:
An Introduction // Party Systems and Voter Alignments: Cross-National Perspective / Ed. by S.M. Lipset, S.
Rokkan. New York: Free Press, 1967. P. 1-61; Macridis R. The History Formation and Typology of Parties //
Political Parties: Contemporary Trends and Ideal / Ed. by Roy С Macridis. New York: Harper & Row Meisel,
1967. P. 9-23; Sartori G. The Typology of Party System // Mass Politics. Studies in Political Sociology / Ed. by
E. Allardt and S. Rokkan. New York: Free Press, 1977. P. 322-352; Beyme von K. Political Parties in Western
Democracies. Aldershot: Gower, 1985. 444 p.; Silverman L. The Ideological Mediation of Party-Political
Responses to Social Change // European Journal of Political Research. 1985. № 13. P. 69-93; Lijphart A.
Patterns of Democracy: Government Forms and Performance in Thirty-Six Countries. New Haven: Yale
University Press, 1999. 351 p.; Исаев Б.А. Теория партий и партийных систем. Учебное пособие для
студентов вузов. М.: Аспект Пресс, 2008. 368 с.

⁶ Дюверже М. Указ. соч.; Миллс Р. Властвующая элита. М.: Издательство иностранной литературы, 1959.
543 с; Rose R., Urwin D.W. Persistence and Change in Western Party Systems, 1945-1969 // The West
European Party System / Ed. by P. Mair. Oxford: Oxford University Press, 1990. P. 185-194; Маджоне Дж.
Социальная политика и управление: идеи, интересы, институты // Политическая наука: новые
направления / Под ред. Р. Гудина и Х.-Д. Клингеманна. М.: Вече, 1999. С. 589-605; Блондель Ж.

посвященные исследованию партийных систем «молодых демократий» , а также затрагивающие вопросы электорального поведения избирателей (особенно касающиеся изменений, которые стали происходить в этой

о

сфере начиная с последней трети минувшего века) .

Систематизацию страноведческих трудов следует начать с работ, посвященных исследованию общих вопросов развития партийных систем и политических режимов в странах Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии⁹. К этой группе работ примыкают труды, в которых партийно-политическая проблематика анализируется на примерах конкретных стран или групп стран ' . Поскольку настоящая диссертация написана

Политическое лидерство. Путь к всеобъемлющему анализу. М.: Российская академия управления, 1992. 135 с.

¹ Хоффманн-Ланге У. Ценностная ориентация и поддержка демократии среди элитных и массовых групп в старых и новых демократиях // Политические элиты в старых и новых демократиях / Под ред. О.В. Гаман-Голутвиной, А.П. Клемешева. Калининград: Издательство Балтийского федерального университета им. Иммануила Канта, 2012. С. 72-89; Webb P. Conclusion // Webb P., Farrel D., Holliday I. Political Parties in Advanced Industrial Democracies. Oxford: Oxford University Press, 2002. P. 438-^60; Webb P., White S. Political Parties in New Democracies // Party Politics in New Democracies / Ed. by Paul Webb and Stephen White. Oxford: Oxford University Press, 2007. P. 119-146; Dalton R.J. Citizen Politics. Public Opinion and Political Parties in Advanced Industrial Democracies. New York; London: Chatham House, 2000. 310 p.; LaPalombaraJ., Weiner M. The Origins of Political Parties // The West European Party System / Ed. by P. Mair. Oxford: Oxford University Press, 1990. P. 25-30; Sartori G. Structuring the Party System //The West European Party System / Ed. by P. Mair. Oxford: Oxford University Press, 1990. P. 75-77; Tornquist O. Politics and Development: A Critical Introduction. London: SAGE Publications Ltd., 1999. 208 p.; Roniger L. Political Clientelism, Democracy, and Market Economy // Comparative Politics. 2004. Vol. 36. № 3. P. 353-375; Коргунюк Ю.Г. Становление партийной системы в современной России. М.: Фонд ИНДЕМ; Московский городской педагогический университет, 2007. 544 с; Волгин Е.И. Политические партии России в начале нового века // Государственное управление. Электронный вестник. Вып. № 51. 2015. Август. С. 213-239.

⁸ Pedersen M.N. The Dynamic of European Party Systems: Changing Patterns of Electoral Volatility // European
Journal of Political Research. 1979. Vol. 7 (1). P. 1-26; Neumann S. The Party of Democratic Integration // The
West European Party System / Ed. by P. Mair. Oxford: Oxford University Press, 1990. P. 46-49; Pizzorno A.
Parties in Pluralism // The West European Party System / Ed. by P. Mair. Oxford: Oxford University Press,
1990. P. 61-74; Паппи ФУ. Политическое поведение: мыслящие избиратели и многопартийные системы
// Политическая наука: новые направления / Под ред. Р. Гудина и Х.-Д. Клингеманна. М.: Вече, 1999. С.
262-280; Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура: политические установки и демократия в пяти
странах. М.: Мысль, 2014. 500 с.

⁹ Dittmer L. Conclusion // Informal Politics in East Asia / Ed. by L. Dittmer, H. Fukui, P.N.S. Lee. Cambridge:
Cambridge University Press, 2000. P. 290-308; Marsh I. Introduction // Democratization, Governance and
Regionalism in East and Southeast Asia / Ed. by Ian Marsh. London and New York: Routledge, 2006. P. 1-15;
Hellmann O. Political Parties and Electoral Strategy. The Development of Party Organization in East Asia. New
York: Palgrave, 2011. 216 p.; Tomsa D., Ufen A. Introduction: Clientelism and Electoral Competition in
Southeast Asia // Political Parties in Southeast Asia: Clientelism and Electoral Competition in Indonesia,
Thailand and the Philippines / Ed. by D. Tomsa, A. Ufen. New York: Routledge, 2013. P. 1-19; Емельянова
H.H. Перспективы «гибкой власти» в Азии (на примере Китая и Индии) // Власть. 2015. № 6. С. 186-191.

¹⁰ Leiserson М. Factions and Coalitions in One-Party Japan: An Interpretation Based on the Theory Games //
The American Political Science Review. 1968. Vol. 62. № 3. P. 770-787; Apter D. China and Vietnam: Viable
Socialism in a Market Economy // State Capacity in East Asia / Ed. by K.E. Brodgaard and S. Young. Oxford:
Oxford University Press, 2000. P. 269-306; Shambaugh D. China's International Relations Think Tanks:
Evolving Structure and Process // The China Quarterly. 2002. № 171. P. 575-596; The Search for Deliberative
Democracy in China / Ed. by E. Leib and Baogang Hu. New York: Palgrave, 2006. 288 p.; Quansheng Zhao.

преимущественно на материалах Тайваня, то исследования, посвященные этой стране, выделяются нами в отдельную категорию, включающую работы, характеризующие общеполитические процессы современного Тайваня¹¹, деятельность отдельных партий и функционирование партийной системы в целом¹², отдельные актуальные проблемы и специфические аспекты сегодняшней повестки ¹³ , аксиологические аспекты поиска тайваньской идентичности .

Moving between the inner and the outer circle. Think tanks and policy making in China // Elites and Governance in China / Ed. by Xiaowei Zang and Chien-wen Kou. New York: Rotledge, 2013. P. 54-72; George T.J.S. Lee Kuan Yew's Singapore. London: Andre Deutsch, 1973. 222 p.; Chua Beng-Huat. Communitarian Ideology and Democracy in Singapore. London and New York: Routledge, 1995. 237 p.; Haas M. Mass Society // The Singapore Puzzle / Ed. by M. Haas. Westport: Prager, 1999. P. 1-13; KristoffN. At Crossroads of Democracy South Korea hesitates // New York Times. July 10, 1996; Shin D.C. Mass Politics and Culture in democratizing Korea. New York: Cambridge University Press, 1999. 335 p.; Kang W. Generation and Electoral Politics in South Korea // Dialogue + Cooperation. 2005. Vol. 5. № 1. P. 39-51; Freedman A. Political Change and Consolidation. Democracy's Rocky Road in Thailand, South Korea and Malaisia. New York: Palgrave, 2006. 184 p.

" Li K.T. The Evolution of Policy Behind Taiwan's Development Success. New Haven: Yale University Press, 1988. 189 p.; Ping-lung Jiang, Wen-cheng Wu. The Changing Role of the KMT in Taiwan's Political System // Political Change in Taiwan / Ed. by T.J. Chang and S. Haggard. Boulder: Lynne Rienner, 1992. P. 75-94; Ларин AT. Два президента, или Путь Тайваня к демократии. М.: Academia, 2000. 200 с; Гаченович Ю.М. Самоутверждение сыновей Тайваня. М.: Муравей, 2002. 200 с; Пань Бин Хун. Демократический процесс на Тайване: опыт, проблемы, перспективы. Дисс. ... канд. полит, наук. Владивосток: Дальневосточный государственный университет, 2003. 279 с; Copper J.F. Consolidating Taiwan's Democracy. Lanham: University Press of America, 2005. 198 p.; Головачев В.Ц. Тайваньское радио спросили: 100 ответов слушателям Международного радио Тайваня. М.: Муравей, 2005. 256 с; Карнеев А.Н. Теория «мирного подъема Китая» и Тайвань // На пути к созданию механизма обеспечения мира и стабильности в Тайваньском проливе / Под ред. А.Н. Карнеева. М.: Гуманитарий; Академия гуманитарных исследований, 2005. С. 43-51; Lynch D.C. Rising China and Asian Democratization: Socialization to "Global Culture" in the Political Transformations of Thailand, China, and Taiwan. Stanford: Stanford University Press, 2006. 320 p.; Ларин AT. Тайвань - социально-экономический, политический, идеологический феномен // История и современность. 2006. № 1. С. 72-88; Головачев В.Ц. Тайвань на заре XXI века - смена символов, ритуалов и предрассудков // Подъем Китая: значение для глобальной и региональной стабильности / Под ред. А.Н. Карнеева. М.: Рубежи XXI века, 2007. С. 329-351; Rigger S. The Politics of Constitutional Reform in Taiwan // Taiwan's Democracy. Economic and Political Challenges / Ed. by R. Ash, J.W. Carver and P.B. Prime. New York: Routledge, 2011. P. 37-50; Taiwan's Democracy. Economic and Political Challenges / Ed. by R. Ash, J.W. Carver and P.B. Prime. New York: Routledge, 2011. IX, 199 p.; Fell D. Government and Politics in Taiwan. London and New York: Routledge, 2012. 278 p.

¹² Rigger S. From Opposition to Power: Taiwan's Democratic Progressive Party. London: Rienner Publishers, 2001. 225 p.; Fell D. Party Politics in Taiwan: Party Change and the Democratic Evolution of Taiwan, 1991-2004. New York: Routledge, 2005. 200 p.; Fell D. Partisan issue competition in contemporary Taiwan // Chinese History and Society. 2007. № 32. P. 23-39; Rigger S. Why Taiwan Matters. Lanham: Rowman & Littlefield, 2011.211р.

Карнеев А.Н. Анти-черно-золотой поход Чэнь Шуйбяня: год спустя // Тайвань на рубеже веков: новые условия и новые вызовы / Под ред. А.Н. Карнеева. М.: Гуманитарий; Академия гуманитарных исследований, 2001. С. 128-147; Карнеев А.Н. Коррупция, грязные деньги и экономика личных связей в восточноазиатском капитализме (на примере Тайваня) // Азиатско-Тихоокеанские реалии, перспективы, проекты: XXI век / Под ред. B.H. Соколова. Владивосток: Издательство Дальневосточного университета, 2004. С. 368-382; Журбей Е.В. «Мозговые центры» Тайваня: история вопроса // Известия Восточного института. 2012. № 1. С. 29-41.

¹⁴ Yang L. Cross-Talk and Culture in Sino-American Communication. Cambridge: Cambridge University Press, 1994. 177 p.; Ишутина Ю.А. Формирование и репрезентация национальной идентичности тайваньцев. Дисс. ... канд. культурологии. Владивосток: Дальневосточный государственный технический

В целом следует отметить, что несмотря на значительный по объему массив исследований, анализ партий современного Тайваня как субъектов поставторитарной модернизации не получил своего целостного освещения ни в одной из перечисленных работ. По сути, учеными рассматривались лишь отдельные аспекты этой темы, причем зачастую без учета взаимосвязи партийной системы Тайваня с особенностями процесса демократизации страны. Поэтому предметная разработка указанной темы представляется нам весьма востребованной и актуальной.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования являются современные политические партии стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. Предметом диссертационной работы выступает деятельность азиатских политических партий как субъектов поставторитарной модернизации (на материалах Тайваня).

Цель и задачи исследования. Целю исследования является разработка теоретической модели, раскрывающей место и роль азиатских политических партий в процессе поставторитарной модернизации, характеризующей механизмы и технологии, используемые Гоминьданом, ДПП и некоторыми другими партиями, в целях трансформации политической системы Тайваня.

Цель обусловила постановку следующих задач:

1) выявить содержание и специфические признаки поставторитарной
модернизации в отличие от процессов авторитарной и демократической
модернизаций политической системы;

2) определить роль политических партий как субъектов
общественно-политического развития в неклассических демократиях
Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии;

университет, 2006. 201 е.; Малявин В.В. Империя ученых. М.: Европа, 2007. 378 е.; Малявин В.В. Китай управляемый. Старый добрый менеджмент. М.: Европа, 2007. 306 е.; Мачявин В.В. Уроки тайваньской демократии // Отечественные записки. 2007. № 6 (39). С. 137-165; Головачев В.Ц- Кризис глобальной идентичности и духовная деколонизация Тайваня // Азия и Африка сегодня. 2010. № 1. С. 38-40; Мапявин В.В. Евразия и всемирность. Новый взгляд на природу Евразии. М.: Рипол-Классик, 2015. 351 с.

1. исследовать процесс формирования партийной системы Тайваня, оценить степень ее органичности и внутренней сбалансированности, характер соответствия социально-политическим особенностям страны;

2. охарактеризовать роль политических партий Тайваня в процессе модернизации его политической системы и общества, оценить потенциал политических сил, претендующих на роль субъектов модернизации;

3. раскрыть поставторитарный характер модернизации на Тайване, показать историческую правомерность и преемственность этого типа модернизации традициям конфуцианской цивилизации.

Хронологические и территориальные рамки исследования. Работа охватывает период с середины 1980-х гг. и до настоящего времени и совпадает с актуальным периодом поставторитарной модернизации на Тайване.

Анализ партий как субъектов поставторитарной модернизации проведен на примере ряда стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии, входящих в ареал так называемой конфуцианской цивилизации, и сфокусирован на опыте Тайваня, являющемся, по мнению автора (так же, как и Южная Корея), характерным примером данного типа социально-политических трансформаций.

Теоретические и методологические основания исследования. Используемые в диссертационной работе методы исследования соответствуют ее предмету, поставленным целям и задачам. Прежде всего к ним относятся институциональный, неоинституциональный, социокультурный, исторический, инвент-анализ, методы включенного наблюдения.

В целях исследования автором были привлечены подходы и теории современной партологии, институциональной, неоинституциональной и социокультурной теорий, концепции социально-политических размежеваний, классической модернизации и транзитологии, позволившие раскрыть сущностные и динамические параметры партий и партийных

систем, показать сочетание партийных и электоральных установок, вскрыть источники партогенеза, продемонстрировать особенности «осовременивания» политической системы Тайваня, цивилизационную специфику и стратегии развития тайваньского общества.

Эмпирическую базу исследования составили: материалы государственных структур Тайваня (Канцелярии президента, Центральной избирательной комиссии, Министерства внутренних дел); речи президента Тайваня Чэнь Шуйбяна; официальная документация тайваньских партий -Гоминьдана, ДПП, Синьдана, - а также специальные партийные издания, приуроченные к определенным событиям в жизни партий и страны в целом; статистические материалы, касающиеся динамики социальных параметров тайваньского общества, перемен в электоральных предпочтениях и результатов голосований; аналитические и публицистические материалы и работы политических экспертов; газеты «Ляньхэбао», «Цзыю шибао», «Чжунго шибао», «Taipei Times», «Пинго шибао»; мемуары сингапурского лидера Ли Куан Ю.

Научная новизна. В результате проведенного исследования лично автором получены следующие результаты, обладающие научной новизной:

1) предложено авторское видение поставторитарной модернизации, в
рамках которого разработана система критериев, специфицирующих
данный процесс в соотнесении с авторитарным и демократическим типами
модернизации;

2) обоснована территориально-пространственная обусловленность
формирования поставторитарных моделей развития в ареале Дальнего
Востока и Юго-Восточной Азии; раскрыты социокультурные и
цивилизационные особенности сочетания в данных странах потребностей
в развитии и совершенствовании их политических и социальных
институтов;

3) обоснована и раскрыта основная роль партий и партийных систем
как агентов поставторитарной модернизации в странах Дальнего Востока и

Юго-Восточной Азии, выявлены особые механизмы и практики осуществления ими своего преобразующего функционала;

4) выявлена и продемонстрирована специфика Тайваня как
государства, переживающего поставторитарную модернизацию,
соединяющую многочисленные рудименты авторитарного прошлого с
поступательным курсом на демократизацию власти и общества;

5. доказано, что обе ведущие партии Тайваня - Гоминьдан и ДПП - в процессе конкуренции в равной мере способствуют социальной мобилизации и интеграции общества вокруг основных проблем повестки национального развития;

6. обобщены и систематизированы особые проявления тайваньской демократии, обусловленные сочетанием авторитарных и конфуцианских традиций, демонстрирующих, в частности, риторическую доминанту в политической конкуренции, наличие патрон-клиентских отношений и фракционности при построении государственной и партийных администраций, вторичность и унификацию программных установок партий;

7) показано значение для формирования политической повестки
поставторитарной модернизации проблем национальной идентификации и
национального суверенитета, продемонстрировано отображение этих
проблем в доктринальных установках и практической деятельности
Гоминьдана, ДПП и других партий.

Положения, выносимые на защиту:

1. Одной из многообразных форм процесса модернизации является поставторитарная модернизация, представляющая собой транзитное состояние между авторитарной и демократической модернизациями. Данная форма модернизации присуща некоторым странам Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии, которые оцениваются в науке как «молодые демократии». К рудиментарным отличительным свойствам этого типа модернизации следует отнести: наличие имитационных,

постановочных форм политической конкуренции в публичном пространстве; высокую степень воздействия фракционных и патрон-клиентских отношений на деятельность партийных и административных структур; второстепенный характер межпартийных размежеваний по программно-доктринальному признаку; чрезвычайно важную роль персонального лидерства в общественно-политической сфере и подчиненное ему положение структурных и институциональных норм; преобладание в национальной повестке проблематики суверенитета и поиска идентичности, доминирующей над проблемами социально-экономического развития. Одновременно поставторитарной модернизации свойственны и такие характеристики демократической модернизации, как: наличие многопартийности; соблюдение электоральных процедур (влияющих на ротацию партийно-политических команд); поступательная демократизация традиций и принципов общественно-политической жизни. 2. В ряде государств Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии субъектами поставторитарной модернизации выступают политические партии. С одной стороны, это могут быть партии, ранее осуществлявшие авторитарную модернизацию, а впоследствии - в связи с легализацией многопартийности и демократизацией общества - на определенное время сохранявшие свое лидерство, будучи проводниками перемен. При этом данные партии в конкуренции с новыми партиями, позиционирующими себя как борцов с наследием авторитарного прошлого, могут на время утрачивать главенствующий статус, однако они сохраняются в поле политики и постепенно включаются в борьбу за статус правящих. С другой стороны, субъектом поставторитарной модернизации могут быть новые партии, образующиеся в условиях упадка авторитарного режима и выступающие в качестве ведущих оппонентов данного режима, претендуя на статус правящих. Такие партии могут выступать субъектом поставторитарной модернизации в качестве как оппозиционных, так и правящих. При этом их идеологические различия нивелируются, а

политическая субъектность сводится к стилевым особенностям функционирования и ориентации на традиции собственных сегментов электората.

3. Тайвань является типичным примером государства из ареала
Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии, в котором происходит
поставторитарная модернизация. Главную роль в трансформации страны
из однопартийной военной диктатуры в многопартийную демократию
сыграла партийная система. Основные субъекты данной системы - это
ДНИ и Гоминьдан. ДПП сложилась как своего рода выразитель и
оформитель массового запроса на демократизацию, предъявленного
тайваньским обществом во второй половине 1980-х гг. Отсюда
проистекает популистский характер партии, который сохранился даже
после ее прихода к власти и частичной реализации программы. В качестве
главного оппонента ДПП рассматривала Гоминьдан, что использовалось
для поддержания популярности среди своего электората. Гоминьдан,
также прибегавший к популистской риторике, смог вернуть себе статус
правящей партии в 2008 г. Образовавшаяся партийная система и
политическая атмосфера соответствуют свойственному конфуцианской
цивилизации представлению о «срединном пути», когда противоположные
начала, с одной стороны, уравновешивают, а с другой - дополняют друг
друга, образуя устойчивый и жизнеспособный синтез.

4. ДПП и Гоминьдан апеллируют ко всем слоям общества и при этом
учитывают интегрирующую роль государства. Обе партии не могут быть
идентифицированы в право-левом диапазоне. Так, ДПП, считая своим
электоратом рабочих, крестьян, служащих и мелкую буржуазию, активно
использует левую риторику, однако за пределами страны ориентируется на
либеральные партии, выражающие интересы крупной буржуазии.
Гоминьдан же, который традиционно поддерживает крупный бизнес,
напротив, активно использует левую риторику и состоит в
Социалистическом интернационале. Главными пунктами расхождения

между обеими партиями являются проблема суверенитета и национально-культурная идентичность жителей острова. Тем не менее указанные аспекты в конечном счете работают на интеграцию партийной и политической системы, имея возможность корректировать свои установки сообразно с меняющейся действительностью. Отсюда проистекает исключительная значимость неформальных аспектов в политической деятельности, личных и групповых закулисных договоренностей, а также иных непубличных приемов обеспечения функционирования правящего режима.

5. Особенность тайваньской модернизации, осуществляемой совместно ДПП и Гоминьданом, заключается в сочетании приемов, характерных для моделей авторитарной и демократической модернизаций. Вместе с тем, несмотря на переходный, транзитный характер таких трансформаций, она способна надолго остаться в подобном промежуточном положении. В этом смысле такая модель развития будет опираться на целый ряд принципов конфуцианской цивилизации, среди которых: стремление к диалогу и компромиссу; преобладание неформальных статусов господства и подчинения над иерархией официальных должностей; неколебимая установка на поддержание единства и целостности любой конструкции (в том числе относящейся к большой политике) при сохранении широкого диапазона свободы и самостоятельности ее составных элементов; стремление к ритуализации публичной активности. После перерастания авторитарной модернизации гоминьдановской диктатуры в поставторитарную модернизацию, проводимую двумя конкурирующими партиями, Тайвань вошел в режим развития, органично сочетающий механизмы достижения общественно-политического прогресса и конфуцианские традиции. По этим причинам партийная система, основанная на конкуренции ДПП и Гоминьдана -субъектов поставторитарной модернизации, - в обозримой перспективе вряд ли изменится.

Теоретическая и практическая значимость исследования

заключается в расширении теоретических возможностей для дальнейшего изучения процессов модернизации и исследования роли партий в трансформациях политических режимов. Основные положения и выводы диссертационного исследования могут использоваться при выработке электоральных стратегий и технологий в «молодых демократиях», в том числе и в РФ. Материалы диссертационной работы также могут быть использованы для обновления базовых и разработки специальных курсов политологического цикла в высшей школе.

Апробация результатов исследования. Основные идеи, положения и выводы диссертационного исследования нашли свое отражение в статьях в реферируемых и других периодических изданиях. Диссертация обсуждена на кафедре политического анализа факультета государственного управления МГУ имени М.В. Ломоносова и рекомендована к защите.

Структура работы соответствует задачам исследования, следует логике их изложения и включает введение, две главы, состоящие из шести параграфов, заключение, список использованных источников и литературы.

Поставторитарная модернизация: особенности понятийной интерпретации на примерах стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии

Именно такая – поставторитарная – модернизация происходит в современной Китайской Республике на Тайване. Тайвань во многих отношениях представляет собой особый случай в ареале Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии, поскольку его новейшая история является уникальным примером успешного превращения жесткого авторитарного режима, при котором началось форсированное развитие страны, в устойчивое, динамично развивающееся демократическое общество, сохраняющее, тем не менее, некоторые авторитарные черты. Во многом аналогичную модернизацию переживает сегодня Южная Корея, а вот Япония – еще один сосед Тайваня – уже прошла в своем развитии этап поставторитарной модернизации. У двух других соседей острова – Китая и Сингапура – продолжается авторитарная модернизация, благодаря которой им удалось добиться впечатляющих результатов в своем развитии.

При этом Тайвань, Китай, Сингапур и во многом Южная Корея в культурном отношении исключительно близки друг к другу – их объединяет принадлежность к единой конфуцианской цивилизации. Конфуцианская традиция обусловливает исключительно устойчивую самобытность принадлежащих к ней сообществ. Так, Л. Янг утверждает, что китайская традиция создала очень самобытный, совсем непохожий на западный культурный мир, где «соотнесенность ценится выше самостоятельности, взаимозависимость – выше способности», а личность понимается в ней, скорее, как «личность-в-сообществе, личность-в-контексте, член чего-то большего, чем она сама». Китайской культуре, добавляет она, свойственно внимание к «отсутствующей цельности» бытия, чему нет аналогов в европейской мысли 16 . Подобная сущностная непохожесть друг на друга китайского и западного способов развития предопределила и кардинальное отличие модернизационных моделей обеих цивилизаций, на что указывает, в частности, Д.Я. Травин, называющий китайскую модель «модернизационной дремой» и даже на ее примере допускающий, что «XXI век качественно изменил ситуацию и обеспечил “конец истории модернизации” в том виде, в каком мы ее сегодня знаем»17.

Вместе с тем культурные особенности конфуцианской цивилизации не являются препятствием для модернизации стран этого ареала. Такое убеждение сегодня лежит в основе официальной политики в КНР и Сингапуре. Более того, все больше западных ученых находят в культурных традициях конфуцианской цивилизации хорошую основу для эффективной демократии, даже если эта демократия не соответствует стандартам западного либерализма. Например, Д. Белл и ряд других ученых, разрабатывающих модель «нелиберальной» демократии, считают вполне дееспособной китайскую модель демократии, когда власть в соответствии с традиционными принципами общественного устройства делегируется тем, кто выдержал авторитетный общегосударственный конкурс18.

Чтобы точнее разглядеть, как само понятие модернизации соотносится с историей обществ конфуцианской цивилизации, следует сначала обратиться к его теоретическим истокам. Проблема модернизации, поставленная в ее классической для западной науки формулировке в XIX в. и получившая наиболее полное оформление в работах М. Вебера, на первых порах отражала европейский взгляд на мировую историю: она подразумевала резкое противопоставление «традиционных» и «современных» обществ и неизбежность превращения первых во вторые. В Yang L. Op. cit. P. 131. Травин Д.Я. Указ. соч. С. 139. Bell D.A. Op. cit. P. 153–179. сущности, представления о модернизации явились составной частью теории исторического прогресса – секуляризированной версии христианской телеологии и родственных христианству религиозных традиций. Главным критерием модернизации обычно считается уровень рационализации экономического, социального и политического строя, что выражается в подъеме общественного благосостояния, прогрессе в разделении труда, благодаря чему общественная жизнь становится более сложной и более интегрированной. В ряду наиболее существенных аспектов модернизации можно выделить следующие: – ускоренное развитие науки и техники, которые становятся главной движущей силой экономики и общественной эволюции; – индустриализация, основанная на машинном производстве; – складывание мирового капиталистического рынка; – структурная дифференциация и специализация в общественной жизни; – рост миграции населения и социальной мобильности; – секуляризация социальных институтов; – демократизация образования и распространение массовой культуры; – появление новых форм материальной и символической коммуникации, претендующих на общечеловеческую значимость.

С точки зрения социальных институтов модернизацию принято связывать прежде всего с распространением светского высшего образования, благодаря которому формируется социальная база для науки и техники. Другим институтом модернизации следует считать ориентированный на рынок промышленный капитализм. Третий признак поступательного развития процесса модернизации – национальное государство, которое стоит на принципах индивидуализма и национального единства. В политическом отношении модернизация главным образом означает вовлечение широких масс населения в политику и легитимацию государственной власти, которая устанавливает всесторонний контроль над территорией государства и его населением, а также монополию на насилие. Негативные последствия модернизации были хорошо видны уже в XIX в. К. Маркс предлагал устранить их с помощью социалистической революции. М. Вебер видел главную угрозу в бюрократической рационализации государственных институтов, которая подавляет свободы личности и демократию, что подтвердилось в практиках тоталитарных режимов первой половины XX в. – фашистского и коммунистического. В западной литературе принято считать их «извращением» модернизационного процесса и даже «ложной», «фиктивной» модернизацией, поскольку в них только «имитируются» демократические свободы, а элементы современного общественного устройства смешаны с пережитками традиционных укладов19.

В западной литературе сложилось устойчивое представление об исторических фазах процесса модернизации. Классической работой здесь является исследование У. Ростоу «Стадии экономического роста». У. Ростоу выделяет пять стадий: 1) традиционное общество; 2) предпосылки для взлета; 3) взлет; 4) достижение зрелости и 5) эпоха массового потребления20.

Основываясь на подходе У. Ростоу, А. Органски разработал схему модернизации, которая интересна тем, что в ней основное внимание обращается как раз на политическую модернизацию. А. Органски выделяет следующие этапы модернизации в политической сфере: 1) «первичное объединение», т. е. обеспечение контроля государства над территорией и населением; 2) индустриализация; 3) политика государства

Sztompka P. Op. cit. Р. 21–23. Rostow W. Op. cit. Р. 12. благосостояния, что означает адаптацию политики к интересам широких слоев общества; 4) политика в обществе изобилия21. Отталкиваясь от этой схемы, А. Мартинелли предложил рассматривать политическую модернизацию в свете определенной последовательности «политических кризисов»: во-первых, кризис идентичности, сопутствующий возникновению нации и национального государства; во-вторых, кризис легитимации, связанный с установлением всестороннего государственного контроля над территорией государства и обществом; в-третьих, кризис проникновения (имеется в виду включение в политику всего населения); в-четвертых, кризис участия в политике, связанный с признанием властью интересов новых общественных групп; в-пятых, кризис интеграции, связанный с созданием политической системы, объединяющей все ветви власти и общественные институты; в-шестых, кризис распределения, связанный с необходимостью перераспределения общественных благ22.

Значение партий в процессах модернизации стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии: общее и особенное

. З. Нойманн считает, что в конце XX в. начался процесс кардинального перерождения партий. На место «партии индивидуальной репрезентации» приходит «партия социальной интеграции», что непосредственным образом сказывается и на избирательных кампаниях последних десятилетий83. Б.А. Исаев представил этот же феномен в более практическом ракурсе: сегодняшние «универсальные партии» оказываются вынужденными работать с одними и теми же сегментами электората – с «разросшимся средним классом». Это делает неизбежной унификацию программных установок, стратегических ориентиров и тактических приемов партий и обостряет их конкуренцию за такой гомогенизированный электорат84 . Однако несмотря на перемены, произошедшие в области электоральных практик и предпочтений, партии по-прежнему остаются наиболее надежными выразителями настроений избирателей. По мнению А. Пиццорно, обладая «отлаженной структурой», а также «отработанными приемами» работы с избирателями, партия становится своеобразным «гарантом, политическим посредником, своего рода институтом “политического кредита”», причем «избирательные процедуры» регулярно подтверждают «доступность такого кредита»85 . Ф.У. Паппи считает, что в последнее время помимо двух прежних типов электорального поведения – «избирателя-вкладчика», готового соучаствовать в избирательной кампании партии, и «избирателя-потребителя», только голосующего сообразно с собственными интересами, – появился новый тип, становящийся все более многочисленным. Это «мыслящий избиратель», руководствующийся как собственным опытом, так и информацией о том, что предлагают идущие на выборы партии86 . А Г. Алмонд и С. Верба склонны объяснять электоральное поведение больше иррациональными мотивами и говорят о феноменологии «чувства приверженности» партиям на примерах избирателей в США, Великобритании, Германии, Италии и Мексике87.

Выше были отмечены наиболее общие функции партий, на которые указывают большинство современных политологов88. Существуют и иные – более конкретные и временные – функции, которые определяются особенностями исторического момента. Такие актуальные, но частные и недолговечные запросы общества являются питательной почвой для несистемных и маргинальных партий. И конечно, совершенно особым образом складывается судьба партий в «молодых демократиях». Для таких политических систем характерно острое противостояние между партиями, рожденными низовыми движениями протеста против традиционного авторитарного строя, и партиями, которые являются наследниками прежней «партии власти». Например, У. Хоффманн-Ланге на основе изучения опыта таких «молодых демократий», как Чили, Польша, Южная Африка, Южная Корея и Турция, пришла к выводу, что в этих странах партийные деятели, особенно из оппозиции, относятся к своим правительствам «с большим подозрением»89.

Неудивительно, что для молодых партий в поставториарных обществах, возникших независимо и растущих «снизу вверх», характерно стремление активно влиять на разного рода общественные парапартийные движения (экологические, религиозные, женские, молодежные, пацифистские, этнические, а также спортивные или оздоровительные, просветительские, литературные, дискуссионные клубы) и опираться на них в своей деятельности. В последнее время на фоне упадка традиционных партий влияние парапартийных движений быстро возрастает даже в развитых демократиях. В новых условиях выбор между сближением с массовыми общественными движениями или опорой на государство для многих партий нередко приобретает стратегическую значимость. В то же время общественные движения становятся все более самостоятельными и не ищут поддержки и тем более покровительства партий. Яркий тому пример – антиглобалистское движение, часто принимающее формы стихийного протеста.

В западной литературе, особенно американской, до последнего времени преобладала довольно узкая трактовка демократии как набора политических и юридических процедур, соответствующих расплывчатому идеалу «правительства народа и для народа». К этому в лучшем случае добавлялось представление о том, что демократия предполагает наличие соответствующих политических традиций и общественного консенсуса. Под демократией стали понимать оптимизацию интересов членов общества, ориентацию на гражданственность и всеобщий контроль90. При этом партиям отводилась главная роль в развитии и сохранении демократии. М. Вебер называл партии «детьми демократии», предназначение которых – «вдохновлять и организовывать массы» 91 . Подобный взгляд на партии сохранялся вплоть до недавнего времени. Еще в последней четверти минувшего века Э. Шаттшнайдер считал, что «современная демократия мыслима только в категориях партий»92 . Это суждение кажется бесспорным хотя бы потому, что «практически невозможно представить отбор кандидатов в представительные государственные органы без политических партий»93 .

Политическое развитие страны после перемены мест правящей и оппозиционной партий: ДПП и Гоминьдан в 2000–2008 гг.

Если вернуться к определенному в первой главе концептуальному каркасу и сопоставить его с ситуацией складывания современной партийно-политической системы на Тайване, то можно с уверенностью сказать, что в конце XX в. страна переживала третью стадию модернизации по шкале А. Органски, в процессе которой политика адаптируется к интересам и потребностям широких слоев общества, и фрагментарно была готова к вхождению в четвертую стадию – общество изобилия. Вместе с тем политическая система страны оставалась выраженно гибридной, переходной: новые демократические начала составляли причудливые симбиозы с элементами прежнего авторитарного режима, что – если говорить уже о партийной системе – наглядным образом выразилось в господстве в ней патрон-клиентских отношений и фракционности. Причем указанные особенности были присущи обеим партиям, претендовавшим на роль главного субъекта поставторитарной модернизации, – и Гоминьдану, и ДПП. Гибридность новой тайваньской политической системы – в полном соответствии с наблюдением Т.Л. Карл и Ф. Шмиттера – заключалась также в том, что она обретала очевидную устойчивость в ситуации, когда главный пункт политической и – шире – модернизационной повестки сводился к проблеме идентичности, заключавшейся в выстраивании взаимоотношений с Китаем. Бросается в глаза и другая характерная особенность тайваньского общества как гибридного в эпоху, когда оно переживало трансформацию модернизации авторитарной в поставторитарную, – это исключительная значимость инициативной роли элиты и проводимых ею преобразований «сверху».

Обе партии, боровшиеся в 1990-х гг. за право возглавить процесс поставторитарной модернизации, задать ей направление и содержательное наполнение, несмотря на отмеченные выше фракционность и господство патрон-клиентских отношений, в целом соответствовали тем параметрам своего рода эталонных структур, которые были сформулированы в политической науке. Разумеется, какие-то из этих параметров подходили к ним больше, а какие-то – меньше. Например, отмеченное Дж. Лапаломбарой и М. Вайнером тройное предназначение партий – выработка общественного мнения для его употребления вовне, формирование повестки для внутреннего использования и создание условий для вертикальной мобильности активистов – как некое фундаментальное свойство любой политической организации было присуще и им. В равной мере и наблюдение Дж. Сартори по поводу двух релевантностей – для правящей партии («правительственной») и для оппозиции («соревновательной») – вполне применимо к Гоминьдану и ДПП в 1990-х гг., как, впрочем, и впоследствии. Зато процесс этатизации партийных институтов, к которому сводился по сути весь пафос их развития с конца XIX и до конца XX вв., именно как процесс на Тайване никогда не имел места по причине изначальной этатизированности его партийной системы. Подобный вывод применительно к Гоминьдану понятен и не требует комментариев. Но и ДПП, несмотря на свое происхождение как бы из «общественности», уже изначально предназначалась для замещения Гоминьдана в качестве правящей – то есть держащей ключевые государственные посты в центре и на местах – партии. Ее этатизация была поэтому запрограммирована, а значит, не может восприниматься как некий этап в развитии. Эти партии просто не могли не быть по терминологии М.Я. Острогорского «кокусными». Функционирование в качестве «партийной машины» по М. Веберу, чтобы держать «за горло парламентариев», было для них безальтернативным способом существования, причем не только в начальный поставторитарный период истории острова, но и позже – уже в начале текущего столетия, когда ДПП являлась правящей партией. Эти партии должны были создавать условия для деятельности своих «нотаблей» – и в этом было главное предназначение их деятельности. Точно так же ведущим тайваньским партиям несвойственна особенность, о которой много писали западные исследователи политических партий, – имитационная конкуренция. У них нет потребности добиваться «равновесия сил» по Р. Миллсу, обретать «статическое равновесие», о котором писали Р. Роуз и Д. Урвин, или устанавливать между собой «договорные отношения», зафиксированные Дж. Маджоне.

Поворотным пунктом в истории конкуренции Гоминьдана и ДПП за ведущую роль в поставторитарном развитии страны стало избрание – впервые в истории Тайваня – в марте 2000 г. кандидата ДПП Чэнь Шуйбяня президентом Китайской Республики.

Успех Чэнь Шуйбяня во многом объясняется тем, что в его карьере и стиле поведения отразились многие новые черты политической жизни. Можно даже сказать, что Чэнь Шуйбянь стал лицом нового демократического Тайваня. Тайваньцам импонировали демократические манеры Чэня. В довольно консервативной и чопорной политической атмосфере Тайваня Чэнь стал, по существу, первым крупным политиком, которого можно было фамильярно называть Абянем (Абянь – сокращенная форма имени Шуйбянь). Не в последнюю очередь с его легкой руки тайваньские политики стали носить демократические бейсболки и куртки, весело улыбаться избирателям и говорить с ними на простонародном диалекте хокло. Все это стало частью мифа Абяня, который оказался в итоге едва ли не самым ценным политическим капиталом Чэнь Шуйбяня. Этот миф явился своего рода брендом новой – демократической – политической культуры Тайваня. Не обошлось и без коммерциализированных символов такого мифа – специальной шапочки Абяня зеленого цвета (цвет ДПП), которая немедленно вошла в моду среди молодежи, а затем стала патентованным товаром. Позднее к шапочке добавились украшенные символикой ДПП и обыгрывавшие имя Чэнь Шуйбяня футболки, женские купальники, значки, брелоки, карандаши и прочая сувенирная мелочь. Подобная символизация оказалась очень выгодной для ДПП, так как именно в ней партия обретала эффективный политический ресурс за пределами ожесточенной фракционной борьбы. Единственным, но непреодолимым ограничением для ДПП в этом плане стало то, что Гоминьдан с не меньшим успехом также пошел по пути создания политического пространства коммерциализированной символики.

Партии и модернизация Тайваня на современном этапе

Когда на выборах в Законодательный юань Синий альянс вместе с небольшим количеством независимых депутатов получил реальное конституционное большинство – немногим более трех четвертей голосов, – а ДПП меньше четверти голосов191, то ей пришлось смириться с ролью оппозиционной партии, неспособной реально влиять на политический курс страны.

В Законодательном юане нового созыва, где имелось только 113 депутатов, значение младших партнеров двух крупнейших партий практически сошло на нет. Ни радикально-националистический ССТ, ни отколовшаяся в свое время от Гоминьдана Новая партия, выступавшая за объединение Тайваня с континентальным Китаем, не смогли провести в парламент ни одного депутата. Обе партии не сумели получить даже субсидий на покрытие расходов на проведение избирательной кампании и оказались в тяжелейшем финансовом положении. Не получилось делегировать своих представителей в Законодательный юань и у двух новых партий, участвовавших в выборах, – партии «зеленых» и партии «красных». Выборы показали, что тайваньские избиратели в массе своей тяготеют к центристской и умеренной программе.

Два месяца спустя, несмотря на отчаянные усилия составить серьезную конкуренцию кандидату в президенты от Гоминьдана Ма Инцзю, кандидат от ДПП Се Чантин потерпел сокрушительное поражение, получив только 41,5% голосов против 58,5% голосов, поданных за Ма Инцзю 192 . Для развитой демократии, каким является современный Тайвань, это был уже солидный разрыв.

В скором времени бывший президент Чэнь Шуйбянь был арестован и предан суду по обвинению в коррупции. Судебный процесс продолжался более двух лет, в ходе него вскрылись потрясающие – по крайней мере, для жителей Тайваня – факты мошенничества и хищения государственных средств в окружении Чэнь Шуйбяня. Правда, бывший президент упорно отрицал свою вину и заявлял, что стал жертвой политического преследования. В итоге Чэнь Шуйбянь был приговорен к 20 годам тюремного заключения (однако в начале 2015 г. он был досрочно освобожден по состоянию здоровья). Ряд его министров и подчиненных получили небольшие сроки. Жена Чэня из-за своей инвалидности была приговорена фактически к домашнему аресту.

Бесславный конец политической карьеры Чэнь Шуйбяня нанес колоссальный урон его партии и прежде всего – репутации ДПП, которая всегда выставляла себя главным борцом с коррупцией в стране. Начался отток членов из ДПП: за 2008 г. численность партии сократилась с примерно 540 тыс. до 480 тыс. человек. Неудачные парламентские и президентские выборы оставили ДПП с большими долгами, ей грозило банкротство. Тем не менее падение Чэнь Шуйбяня еще не означало гибели его партии. У ДПП был свой «ядерный» электорат, который остался верен партии даже в этот тяжелый для нее час. Среди него было немало людей, непоколебимо уверенных в успешности всех аспектов политики Чэнь Шуйбяня и готовых приписывать любимому президенту все достижения Тайваня за последние годы – вплоть до постройки туннелей или скоростной железной дороги. А главное, в обществе существовал большой запрос на политическую силу, пропагандирующую «дух Тайваня» и тайваньский патриотизм во всех его формах. Вожди ДПП независимо от их персонального состава имели все возможности для того, чтобы воспользоваться этим мощным политическим ресурсом.

Очередная мирная смена власти стала знаком прочности демократических традиций Тайваня и способствовала укреплению того самого плюрализма в обществе, которого всегда добивалась ДПП. Вот характерный штрих: вернувшись к власти, Гоминьдан восстановил прежнее название Мемориала Чан Кайши в Тайбэе, переименованного в 2007 г. при Чэнь Шуйбяне в Мемориал демократии, но не стал отказываться от нового названия площади, на которой он находится и которая была переименована одновременно с мемориалом, – Площадь свободы. Теперь «эпоха Гоминьдана» и «эпоха Миньцзиньдана (ДПП. – Ч.Ц.-в.)» мирно соседствуют в самом центре тайваньской столицы.

Надо отдать должное лидерам ДПП: в этой тяжелой для них ситуации они действовали четко и уверенно. От руководства партии были отстранены наиболее радикальные политики вроде Ю Сикуня, лидеры партии решительно отмежевались от Чэнь Шуйбяня, вместе с тем не забывая напоминать общественности о политической подоплеке судебного преследования бывшего президента и взывать к милосердию. Была запущена программа ребрендинга партии, которая должна была отделить партию от ее прежнего руководителя, так что тайваньцам была обещана «новая ДПП», которая построит «новый Тайвань». Одним из главных лозунгов партии стало восстановлении ее связи с народом, упрочение контактов центральных и местных организаций ДПП.