Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Методологические принципы и теоретические допущения 8
1.1. Постановка вопроса и предварительное определение коммуникации .12
1.2 Трансцендентальный метод онтологического обоснования коммуникации 48
Глава 2. Модели «здесь-бытия» и «бытия-с-другими» в коммуникативных практиках 46
2.1. Экспликация «оснований коммуникации» в трансцендентальной аналитике и феноменологии 47
2.2. «Фундаментальный проект» онтологии коммуникации по М.Хайдеггеру 84
Глава 3 О языке, речи и знаке как онтологических факторах коммуникации 100
3.1. Язык как универсальный фактор коммуникации коммуникации» 106
3.2. Речь в структуре коммуникативной ситуации 125
Заключение 151
Литература 156
- Постановка вопроса и предварительное определение коммуникации
- Экспликация «оснований коммуникации» в трансцендентальной аналитике и феноменологии
- «Фундаментальный проект» онтологии коммуникации по М.Хайдеггеру
- Язык как универсальный фактор коммуникации коммуникации»
Введение к работе
Актуальность данного исследования определяется тем, что понятие коммуникации с недавних пор превратилось в одну из ключевых категорий современной философии. Сегодня концептуальный статус коммуникации стал основой большого разнообразия конкретных значений со свойственной им спецификой. Так, значения «коммуникации» насыщаются признаками информационных технологий. Словосочетания «коммуникационная рациональность» или «коммуникативное действие» наделяются когнитивными свойствами. Все чаще встречаются такие «коммуникационные» обобщения, как например, «общество коммуникаций» или «коммуникативная прагматика». Повседневная жизнь людей «заключена» в коммуникативную среду, которая может характеризоваться как индивидуальное общение, так и коммуникативное воздействие средств массовой информации. Онтологическая природа коммуникаций определяет взаимосвязи людей, обеспечивая возможность выхода каждого из них за пределы собственного индивидуального опыта. При этом понятие «онтологические основания коммуникации» оказывается смысловым комплексом, в котором увязываются значения человеческого бытия как коммуникационной реальности, значения сущности и существования, а также институциональные, когнитивные и семиотические измерения.
Прояснение роли информационных технологий и формирование коммуникационной инфраструктуры человеческого бытия (в измерениях общества, культуры, истории, личности) с необходимостью придают актуальность исследованию онтологических оснований коммуникаций. С одной стороны, предметный характер коммуникаций вызывает исследовательский . интерес в научных дисциплинах, . существенно отличающихся .друг от. друга. Речь идет, нацример, о лингвистике и психолингвистике коммуникаций, социологии, психологии и семиотики
коммуникаций, теории информации и исследовательских практик, изучающих разнообразные процессы и средства массовой коммуникации. Подобный избыток интересов к коммуникациям вовсе не означает полноту изученности коммуникационной темы. В этой связи особую актуальность приобретают методологические поиски предельных (онтологических) оснований междисциплинарной специфики коммуникаций. Тем более, что, с другой стороны, наряду с «коммуникационным перенасыщением», в человеческой жизни возникает «нехватка общения», расплывчатость коммуникационных связей, ведется разговор об экзистенциональной замкнутости человека, феномене одиночества. Подобная «двойственность» в оценке коммуникаций лишний раз свидетельствует об исследовательской актуальности поисков их онтологических оснований, с изучением которых и связана моя диссертационная работа.
Сложность феномена коммуникации и его безусловная онтологическая значимость привела к тому, что попытки его теоретической артикуляции представлены в весьма широком методологическом диапазоне. В то же время проблема онтологических оснований коммуникации является все еще пока мало исследованной проблемой. Конечно, анализ практик массовой информации является сегодня одной из самых обширных сфер исследования, вовлекающий большое количество ученых, принадлежащим самым различным наукам. Но, как правило, большинство разнообразных теоретических и прикладных работ в области коммуникаций имеет выраженную технико-технологическую направленность. Во всяком случае, об этом свидетельствует большое количество литературы, обсуждающей информационные и коммуникационные технологии.
Что касается традиций в области изучения онтологических оснований коммуникаций, то можно назвать несколько основополагающих работ. Имеются в виду онтологическое обоснование феноменов общения в работах Г.Гегеля, И.Фихте, С.Кьеркегора, Ф.Ницше, К.Ясперса, О.Больнова, М.Бубера, М.Хайдеггера, К.Ясперса, Г.Г. Гадамера, Ж.Делеза и др.
Отечественная традиция онтологического обоснования коммуникаций представлена работами Н.А.Бердяева, С.Л.Франка, А.Ф.Лосева., М.М.Бахтина. Среди сегодняшних теоретиков онтологии коммуникаций можно выделить С.С.Гусева, Б.И.Липского, Б.В.Маркова, А.Р.Абдуллина и др. Сюда же можно отнести результаты исследований, опубликованные в трудах международной конференции «Рациональность и коммуникации» (Санкт-Петербург, 2007).
Трансцендентальная и трансцендентально-феноменологическая проблематика представлена в первую очередь, работами И.Канта, Э.Гуссерля, О.Финка (ранний период), Э.Левинаса, П.Рикера, К.О.Апеля, Ю.Хабермаса и др. В современной российской философии это направление связано с исследованиями Г.Г.Шпета, Я.А.Слинина, В.И.Молчанова и др.
С анализом языка как интегральным фактором онтологического обоснования коммуникации связаны работы П.Флоренского, А.Ф.Лосева, Б.В.Марков, М.Хайдеггера, М.Анри, В.В. Бибихина и т.д.
В результате можно сказать, что сложилось проблемное поле с достаточно отчетливыми тематическими контурами, был выработан понятийный аппарат, способствующий предметно-тематической разработке онтологических основ коммуникации.
Рассматривая коммуникацию как онтологическое событие, обладающее собственными основаниями, исследование ставит своей целью развернуть концептуальное представление этого феномена в рамках философской онтологии, что позволяет интерпретировать коммуникацию как особый способ доступа к бытию в контексте здесь-бытия, бытия-с-другим, существования человека в сообществах. Такая теоретическая ориентация определяет и конкретные исследовательские задачи:
эксплицировать онтологические основания коммуникации, основываясь на прояснении взаимосвязи бытия, познания и общения людей;
раскрыть особенности трансцендентальной модели коммуникации
дать анализ коммуникативной схемы в терминах феноменологической традиции.
обсудить семиотические способы выражения коммуникативной реальности;
Раскрыть онтологические предпосылки и информационно-когнитивную роль языка в процессах речевой коммуникации (речь как способ использования языка)
Методологические принципы исследования
Во-первых, в работе использованы методологические принципы символического подхода в онтологическом обосновании коммуникаций. Во-вторых, диссертант опирался на принципы и приемы трансцендентального метода изучения природы коммуникативных процессов. В этой связи внимание обращается на всеобщность и необходимость не только трансцендентального метода, но и принципов символического и семиотического подходов. При этом предпринимается попытка прояснить различия символического и семиотического подходов в онтологии коммуникации.
На защиту выносятся следующие положения:
Коммуникация является фундаментальным способом выражения человеческого отношения к миру, к миру природы, к миру других людей к самому себе. Другими словами, коммуникации характеризуют всеобщие и необходимые условия человеческого существования.
Конкретизация онтологического обоснования коммуникации осуществляется на основе модели коммуникационных взаимосвязей «Я -Другой».
Используя онтологическую квалификацию языка и речи (в качестве универсальных способов выражения бытия человека), в диссертации формулируется тезис о дополнительных отношениях
символического и семиотического подходов к решению проблем коммуникаций.
Научная новизна диссертационного исследования
Среди элементов научной новизны диссертационного анализа можно назвать, во-первых, интерпретацию принципов трансцендентальной философии в качестве онтологического обоснования коммуникации. Во-вторых, в диссертации предпринята попытка сравнения символического и семиотического подходов при объяснении природы коммуникационных процессов. Третий элемент новизны выражает экзистенциональную специфику речи. При этом рассматривается характер речевого действия и речевой ситуации, субъектом которых оказывается человек.
Теоретическое и практическое значение исследования
Результаты исследования дают возможность конкретизации философского онтологического исследования. Вместе с тем они могут быть использованы для разработки специальных исследовательских техник широкого круга феноменов коммуникации.
Материалы диссертации могут быть использованы при подготовке общих и специальных лекционных курсов по философской онтологии и теории коммуникации.
Апробация основных тем, понятийных подходов, изложенных в диссертации, проходила на теоретических и научно-практических российских и международных конференциях и семинарах в Санкт — Петербурге.
Диссертация была обсуждена на заседании кафедры философии и социальных коммуникаций Санкт - Петербургского государственного университета гражданской авиации в ноябре 2008 года и рекомендована к защите. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.
Постановка вопроса и предварительное определение коммуникации
Специфический объект настоящего исследования — это онтологические основания коммуникации. Однако как только мы приступаем к философскому анализу, то тотчас втягиваемся в широкий диапазон различающихся аналитически сценариев, опирающихся на не менее различающиеся допущения. Самый простой ход — принять в качестве базовой исследовательской программы один из них, но подобный ход всегда носит дискриминативный характер, отказывающий в теоретической легитимности целым сериям концептуальных рядов, обедняя проблематику исследования и ее понятийную артикуляцию. Поэтому более корректным в теоретическом отношении будет такое философской исследование, которое способно к дифференцированному видению различных измерений феномена коммуникации и, тем самым, к различению их концептуального выражения, благодаря чему появляется теоретическая возможность не только принципиально ограничить аналитическое поле того или иного подхода, но и поставить вопрос, по крайней мере, об условиях возможности их концептуального и логического синтеза. В результате исследовательским императивом становится вопрос: «что является условием возможности коммуникации как онтологического события»? С одной стороны, чисто эмпирическая данность феноменальности коммуникации рассеяна в самых различных регионах человеческого бытия, принимая столь различающийся облик, что весьма затруднительно выявить родство этих не похожих друг на друга типов коммуникативных практик. В итоге даже сама идея некоего целостного видения коммуникации или представляется просто немыслимой, или же появляется размножающиеся редуктивные версии, стремящиеся свести многообразную феноменальность коммуникации к одному типу или основанию, объявляя при этом их единственно истинными. С другой стороны, условием тематизации коммуникации является не столько множественная данность ее феноменальности, сколько те бытийные основания, благодаря которым только и может существовать тот или иной тип коммуникации.
Если кто-нибудь непредвзято попытается ответить на вопрос, что такое коммуникация, то, скорее всего, будет склоняться к тому, что коммуникация - нечто, производное от деятельности, взаимодействия и т.п. Естественно, в подобном представлении есть доля истины, и оно бесспорно правомерно, но в определенных границах. Но здесь исследование уже в самом своем начале сталкивается с известной дилеммой: с одной стороны, аналитика определяется «бритвой Оккама», настаивающей на том, что entia поп sunt multiplicanda praeter necessitatem, - иными словами, выдвигается вполне эпистемологически обоснованный запрет на умножение "сущностей", используемых для объяснения того или иного феномена. С другой, -существует опасность редукционизма, склоняющая к явному упрощению, -например, свести общение к социальному взаимодействию. Но поступать так весьма рискованно, ибо при этом мы закрываем путь всем попыткам многомерного видения сложности и самостоятельности феномена, что, в свою очередь, может привести к искаженному видению. И такого рода концепции можно плодить без устали. Дело в том, что все они, с учетом последствий редукционизма, оказываются просто нелегитимными.
Ситуация осложняется и тем, что новые исследования по коммуникации появляются в таком количестве, что сегодня специалисты явно ощущают затруднения в вполне естественном желании охватить наиболее существенные результаты изысканий в этом предметном поле. Количество научных работ, посвященных коммуникации, за последние десятилетия растет, в геометрической прогрессии. Но я не ставлю перед собой в качестве исследовательской задачи провести некое "обобщение" психологических, социологических, экономических, лингвистических и прочих изысканий. В частности, например, когнитивистская программа, на которую возлагали, - да, и сегодня все еще возлагают большие надежды, - по мнению многих, и которая должна была способствовать интеграции разветвленного знания и специальных наук, сама испытывает ускоренную дифференциацию и все чаще демонстрирует редукционистские тенденции. В результате в эпистемическом поле, занявшимся коммуникацией, исчезает первоначальная прозрачность самого представления коммуникации. Вдобавок попытки "универсалистского" истолкования этого феномена не только ни вносит ясность, но и довольно часто создает проблемы, нуждающиеся в разрешении. Поэтому, вообще-то говоря, кроме очевидного обращения к огромному массиву эмпирических исследований, существует необходимость исследования такого комплекса теоретических допущений, который каким-то, пусть даже самым эскизным образом, был бы способен выявить контуры феномена коммуникации. Отсюда вполне естественна теоретическая потребность представить концептуальный синтез действительно гетерогенных по своей сути фрагментов, из которых складывается феномен коммуникации, - синтез, который позволит выявить принципы связанности, обеспечивающих условия возможности существования интересующего нас феномена. Конечно, для того, чтобы действительно охватить коммуникацию во всех проявлениях, требуются обширнейшие и глубокие эмпирические исследования, на плодотворность которых, правда, можно рассчитывать только тогда, когда уже сами проблемы в теоретическом осмыслении образуют определенную структуру; когда известно, что релевантно и что, собственно, требуется узнать. Только тогда исследование не будет простым набором ничего не говорящих фактов. Этому скорее будет способствовать конкретная постановка вопросов, чем общие рассуждения о коммуникации.
Экспликация «оснований коммуникации» в трансцендентальной аналитике и феноменологии
Безусловно, попытка понять существование человека, втянувшегося в коммуникативное пространство, вне поля сознания, мышления и т.п. просто невозможна, если ни сказать, нелепа. Когитальный срез существования является не просто некой банальной атрибуцией феномена человека как homo rationalis, но вместе с тем отсылает, по крайней мере, к двум теоретически значимым проблемам. Первая можно сказать чисто формальная, относящаяся к существу самого философского опыта мышления: философия всегда действительно озабочена смысловыми измерениями, что и представляет, собственно говоря, ее тематическое поле, поэтому анализ когитального среза феномена коммуникации представляется и необходимым, и неизбежным. Вторая проблема, по сути своей, содержательная, обращающаяся к мышлению, которое ответственно, с одной стороны, за раскрытие горизонтов интелл и гибельности действительности, а с другой, - к ориентационным комплексам, которые складываются в поле сознания, мышления и совершают и когитальную, и экзистенциальную разметку и здесь-бытия, и бытия-с-другими, и бытия-в-мире.
Таким образом, трансцендентальная философия, фактически, предстает своего рода метафизикой, но метафизикой в смысле аристотелевской «метафизики», то есть как особый род философского мышления, направленный на раскрытие смысловых синтезов, на экспликацию условий, которые всегда включены в трансцендентальное поле мышления. Подобная тематическая ориентированность предполагает
специфические регистры концептуальной артикуляции. Иными словами, трансцендентализм стремится определить горизонт собственно философского мышления и, тем самым, неизбежно задается вопросом «кто философствует, кто мыслит?», отклоняя при этом претензии здравого смысла, искусства, религии и т.п. При этом он несет в себе весьма специфическую тематику. Во-первых, феномен Я истолковывается как «форма представления»47, или «трансцендентальное Я»48, и то и другое локализуются исключительно в измерении трансцендентального мышления, благодаря чему и появляется теоретически обоснованная возможность обратиться к действительности принципиально эмпирически не обусловленного «чистого мышления», включающего в себя его различные модификации (когнитивные или эпистемические, моральные, эстетические).
Во-вторых, благодаря фокусированию теоретического исследования на интеллигибельный срез именно трансцендентальное поле становится основной темой философского мышления.
В-третьих, совершается своего рода «втягивание» в трансцендентальное поле мышления «времени», «Я», «воли», «чувства жизни» и т.п., однако не просто в качестве тем философского осмысления, а в виде особых конститутивных принципов самого мышления.
Так, например, три Критики Канта тематически на первый взгляд совершенно различны. Концептуальный интерес «Критики чистого разума» обращен к предметной феноменальности и к связанному с ней практике познания рассудку. При этом в актах предметного познания ноуменальность, идеи, конститутивно входящие в чистый разум, выполняют лишь служебную функцию, роль, выступая в виде трансцендентальных и регулятивных. Но уже «Критика практического разума» радикально изменяет «архитектонику» трансцендентального разума и, соответственно, статус его идей: разум напрямую «сплавляется» с чистой воле, и его идеи обретают имманентную и конститутивную функцию. И, наконец, «Критика способности суждения», запуская в игру все способности, раскрывает «чувство жизни». Однако специфика трансцендентального видения заключается в том, что оно озабочено не столько конкретным человеческим существом, сколько, если так будет позволено выразиться, его интеллектуальными «проекциями», «контурами» в размерности трансцендентального мышления, где только и становится возможным выразить связность различных измерений человеческого существования в кодах трансцендентальной интеллигибельности. И еще один значимый аспект трансцендентализма — жесткая ориентация на чистую интеллигибельную формальность, неизбежно связанной с отклонением «эмпирического существа», потому что1 именно форма берет на себя функцию проведения трансцендентального различия между определяющим и тем, что оно определяет, a priori соотносящее бытие и мышление . Но все же несмотря на явное сужение тематического поля именно трансцендентализм достаточно точно концептуально артикулирует опыта сознания в феноменах коммуникации, предлагая в то же время и различения типов коммуникации в зависимости как раз от «архитектоники разума». Таким образом, обращаясь к "индивидуальному акту разума", мы принимаем его как одно из оснований феномена коммуникации. Но здесь мы тотчас сталкиваемся с проблемой выявления конститутивных принципов "акта разума". Хотя, если говорить более точно, проблема упирается в истолкование атрибута "индивидуальный". Достаточно широко принятая интерпретация этого термина, взятого в его отнесенности к сознанию, мышлению т.п., предполагает, что индивид, Там же, 25. воспользуемся выражением Г. Шпета, - является "собственником сознания"50. В историко-философском контексте это истолкование сознания укоренено в британской традиции в эмпирической философии XVII-XVIII веков (Локк, Беркли, Юм) и продолжает существовать в современной англо-саксонской философской мысли. Фактически, в рамках этого концептуального видения сознание истолковывается в терминах психологии, индивидуальных психических процессов, и, как следствие этого в подобном теоретическом регистре истолковывается и коммуникация. Но при таком подходе к феномену и сознания, и коммуникации становятся явными проблемы, которые не столько разрешаются, сколько трансформируются за счет перевода в иные тематические поля. Здесь нет никакой необходимости в негативной оценки такого видения проблематики, скорее всего, разумнее говорить о том, что исходные проблемы все-таки остаются, даже если мы пытаемся проблему объективности смысла и истины заместить так называемой идеей общезначимости, конструируемой на основе конвенциональности.
«Фундаментальный проект» онтологии коммуникации по М.Хайдеггеру
Основанием методологического смещения от трансцендентально-феноменологической аналитики является онтологическая интуиция, присутствующая, правда, различным образом в каждой из методологических парадигм. Термин "онтология" в поле философского мышления обладает весьма широким разнообразием истолкования, однако, не входя в детальный анализ различных версий, отметим, что для разработки методологического основания исследования был выбран хайдеггеровский вариант "фундаментальной онтологии", что позволяет с достаточной концептуальной отчетливостью артикулировать феноменальность человеческого бытия, в которой бытие-с- другими оказывается включенным во внутреннюю структуру здесь-бытия; кроме того, уловить различие здесь-бытия и существования das Man, что, в принципе, значимо для экспликации и коммуникативных практик, и для выявления соответствующих типов человека.
Именно бытийность в экзистенциальном смысле является основой общения, которое существует в форме бытия-в-мире и бытия-с-другими. Это и есть некое первоначало общения, способное связать, скрепить уникальные Я в общее «Мы», сцепляя уникальность времен, мотиваций, этостей, топосов, тел, желаний, воль, власти. Так, Ницше предлагает достаточно жесткий и, возможно, жестокий тезис: только бытийная действительность Я, только его сила-способность быть, может трансформироваться в субъективный оборот говорения, притязая на то, чтобы выступать условием возможности права на слово115. И стоит признать, что эта связь носит нетранзитивный характер, - способность быть, выстраивающаяся на власти Я над самим собой, обуславливает способность речи, права на признание ее легитимности. Поэтому в принципе можно, следуя Ницше, "рассматривать само начало языка как проявление власти господствующих натур"116. Как раз благодаря этому общение по своей сути всегда иерархично, даже тогда, когда демонстративно провозглашают "равенство", "равноправность" и т.п. участников, ресурсов и т.д. Проблема заключается в том, что мы понимаем под термином "иерархия", - если мы готовы принять принципиальную онтологическую и идентификационную синонимичность участников общения, синонимичность семиотических практик, то на деле мы просто дисквалифицируем "общение" как сложный и протекающий во множестве измерений процесс. Стоит ли связывать, то, что уже предданным образом представляет собой "общность", некую коммунальность, смывающую все возможные различия? Если же мы понимаем под иерархией различенность "священно-могущественного властного начала" , то следует признать, что коммуникация оказывается действительностью, полем признания и признанности разворачивающихся и втягивающихся в общения бытийных сил. В частности, это относится не только к Я-участникам, но к семиотическим инстанциям, которые собственно предлагают a priori признанную действительность или, точнее, ее сценарий, "сыграть" который предстоит участникам коммуникации.
Именно своего рода онтологическая недостаточность гуссерлианской концепции заставляет Хайдеггера провести о Основанием методологического синтеза является онтологическая интуиция, присутствующая, правда, различным образом в каждой из методологических парадигм. Термин "онтология" в поле философского мышления обладает весьма широким разнообразием истолкования, однако, не входя в детальный анализ различных версий, отметим, что для разработки методологического основания исследования был выбран хайдеггеровский вариант "фундаментальной онтологии", что позволяет с достаточной концептуальной отчетливостью артикулировать феноменальность человеческого бытия, в которой бытие-с- другими оказывается включенным во внутреннюю структуру здесь-бытия; кроме того, уловить различие здесь-бытия и существования das Man, что, в принципе, значимо для экспликации и коммуникативных практик, и для выявления соответствующих типов человека. нтологическую трансформацию феноменологического подхода. В итоге для него «мир» - не эффект актов конституирования, Я-актов, а событие, появляющееся «только тогда и лишь постольку, когда и поскольку существует (экзистирует) Dasein» 18. Выход-из-себя, переступание-через-себя, трансценденция как фундаментальная характеристика здесь-бытия позволяет истолковывать и понятие и феномен «мира» как «структурный момент бытия-в-мире, а бытие-в-мире конституирует бытийное устроение Dasein, анализируя феномен мира, мы приходим заодно к понятию самого бытия-в-мире и его возможности, коренящейся во времени119. Мир отсылает к Я, то есть его habitus y, и в то же время и мир, и Я, эксплицированные тематически обладают конечностью и более-менее жесткой фигуративностью, представленной в определенного типа логике.
Но в конечном итоге связность когитального или смыслового поля коммуникации, если так можно выразиться, индуцируется «настроем», настроением, которое структурирует коммуникативную ситуацию, и, по сути, и есть сама коммуникация. Можно говорить о своего рода «мягкой версии» настроя, например, в интерпретации К. Гирца, который отмечает, что «если интерес , при всей своей неоднозначности, - это понятие сразу и психологическое и социальное - описывающее как выгоду, осознаваемую индивидом или группой индивидов, так и объективную структуру шансов, внутри которой индивид или группа действуют, - то так же обстоит дело и с напряжением .
Язык как универсальный фактор коммуникации коммуникации»
Итак, начнем с анализа языка. По словам Соссюра, «...язык не деятельность (fonction) говорящего. Язык - это готовый продукт, пассивно регистрируемый говорящим: он никогда не предполагает преднамеренности и сознательно в нем проводится лишь классифицирующая деятельность...
Наоборот, речь (parole) есть индивидуальный акт воли и разума...»145 То есть язык может быть представлен как некое образование, обладающее доиндивидуальным и внеличностным характером, как то, что мы просто не можем атрибутировать через понятие индивида или личности.
Именно в этом смысле существует определенное концептуальное соответствие между семиологическим истолкованием языка Ф. де Соссюром и гуссерлианским представлением знаковости. Если вновь вернуться к трансцендентально-феноменологическому подходу, то обращение на его основе к языку является не просто "приложением" феноменологического метода к некоему специфическому региону, а, скорее, экспликацией внутренней структурности самой феноменологической логики. Как отмечает М. Анри, «в этом приложении у феноменологии есть возможность продемонстрировать свою плодотворность в качестве оригинальной дисциплины, показывая особые средства, которые определяю ее». Так, Гуссерль во втором томе "Логических исследований" мотивирует введение темы языка следующим образом: «Исследование языка принадлежит, конечно, к философски неизбежной подготовке для построения чистой логики», то есть исследование языка предстает своего рода пролегоменами к теории сознания. Поэтому концепция языка «принадлежит к широкой сфере объективной теории познания и к тому, что с ней тесно взаимосвязано, к {чистой} феноменологии переживаний мышления и познания. Эта феноменология, так же как и включающая ее в себя чистая феноменология переживаний вообще, имеет дело исключительно с переживаниями, постигаемыми и анализируемыми в интуиции в чистой сущностной всеобщности» . Связь языка, мышления и познания, в принципе, достаточно обычный в истории философии тематический комплекс, то новое, что предлагается Гуссерлем, так это рассмотрение этого комплекса в плане переживания. И Гуссерль мотивирует подобный теоретический шаг тем, что объекты «чистой логики «даны... как некоторые вложения в конкретные психические переживания, которые в функции интенции значения или осуществления значения... принадлежат к известным языковым выражениям и образуют с ними феноменологическое единство»148, благодаря чему мы в исследовании имеем теперь дело с феноменом, включающим в себя и логические объекты, и конкретные переживания, и функции интенции значения или осуществления значения, и языковые выражения.
Однако если следовать логике трансцендентально феноменологического анализа, то статус языка несколько амбивалентен. С одной стороны, с очевидностью можно утверждать, что и коммуникация, и язык определяются трансцендентальным полем мышления. Отсюда вполне логичен вывод о том, что язык предстает полем исполнения смысла. Однако в то же время язык существует как особое образование не столько, укорененное в репрезентации, сколько именно в плане выражения. Или, несколько иначе, языковой план конститутивно определен полем трансцендентального смысла, но при этом не является репрезентацией мира, то есть он оказывается именно действительностью выражения смысла, действительностью представления смысла, но не "языковой картиной мира" или «языковой картиной мышления». Скорее, исходя из фундаментальных допущений трансцендентальной феноменологии, разумнее истолковывать язык как интенциональный комплекс, складывающийся в актах исполнения полноты смысла. Более того, следует принимать во внимание, что сам смысл участвует в конституировании "мира", привлекая для этого язык. Поэтому "онтологические обязательства" языка, истолковываемого в рамках феноменологического подхода, касаются в большей мере действительности или онтологии мышления, чем действительности сущих, или, еще более точнее, «онтологии явленности». Хотя при этом совершенно ясно, что «слишком много явленности, слишком много бытия" вовсе не специфирует то, что здесь понимается как "явление", - лучше сказать "явленность", - от которого бытие как таковое зависит. Подчинение онтологии феноменологии все же оставляет принцип подчинения совершенно неопределенным» . Феноменальность или "явленность» как таковая, самым сущностным образом связанная с интенциональностью, подчиняет себе язык, давая в то же время возможность и интенционального истолкования языка, несущего в себе и концепцию опыта переживания. Поэтому с феноменологической точки зрения с языковым срезом коммуникации связывается именно процедурность явленности.
За феноменологическим представлением о языке стоит весьма существенная теоретическая мотивация: поставить трансцендентальные структурности сознания в соответствие с инстанцией Я как познающего. И у Гуссерля эта связь раскрывается через язык, который, - стоит особо подчеркнуть, - берется не как некая «вещь», «субстанция», а как особый опыт переживания, который и осуществляет конститутивную связь между Я и трансцендентальным полем смысла.