Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Онтолого-гносеологические основания целостного прочтения проблемы человека в современной философии и науке 15
1.1. Возможности объединения частнонаучного и философского знания о человеке 15
1.2. Теоретико-методологические основы отражения системной динамики человеческого существа: системный подход, глобальный эволюционизм, синергетика 31
1.3. Основные принципы и категории динамической онтологии в исследовании биологических систем 58
Глава 2. Теоретико-методологический потенциал онтолого-антропологического дискурса 80
2.1. Трансформация проблемного поля исследования человека в постнеклассиче-ской философии: выход на принцип неопределенности существования 81
2.2. Психические функции: дифференциация и конкретизация динамических факторов становления человека 99
Заключение 114
Список использованной литературы 118
- Возможности объединения частнонаучного и философского знания о человеке
- Основные принципы и категории динамической онтологии в исследовании биологических систем
- Трансформация проблемного поля исследования человека в постнеклассиче-ской философии: выход на принцип неопределенности существования
- Психические функции: дифференциация и конкретизация динамических факторов становления человека
Возможности объединения частнонаучного и философского знания о человеке
Один из самых ответственных вопросов в философском исследовании – отправная точка. Применительно к настоящей работе, основной вопрос заключается в том, каких теоретических ориентиров следует придерживаться в исследовании основ постнеклассической философии, отражающих проблему человека. Здесь, на наш взгляд, первостепенное значение приобретает вопрос о том, сконцентрированы теоретические основания исследования в какой-либо одной теоретической традиции, планомерное дедуктивное развертывание которой способно пролить свет на современное понимание человека, или же речь идет о научном поиске, в рамках которого реализуется междисциплинарный подход. Очевидно, что дедуктивное развертывание знания в рамках конкретной теоретической традиции – это, скорее, прерогатива классического философствования. Вместе с тем, закономерен вопрос о том, почему проблема человека ставится именно в русле постнекласси-ческого философствования? Ответ на этот вопрос одновременно служит обоснованием выбранного подхода. Отношения между философией и наукой в вопросах, относящихся к исследованию человеческой природы, не просто усложнились – наука и философия пошли параллельными путями, в результате чего происходит независимое развитие философских теорий, с одной стороны, и частнонаучных разработок с другой. Тот момент, когда независимые исследования в различных областях знания пошатнули классические представления о природе, является одним из переломных этапов в развитии философии, поскольку неспособность традиционных рациональных приемов, моделей и категорий к объяснению действительности определила поиск новых теоретико-методологических ориентиров, далеких от методологических основ классической философии и эпистемологии. На этом этапе справедливо суждение о том, что наука опередила философию, поскольку уже не методологические разработки философов стали определять течение науки, но, напротив, прорыв в различных областях научного знания определил обогащение и обновление философской мысли. Неслучайно, например, известные исследования Ф. де Соссюра уходят корнями в лингвистические изыскания, и лишь в дальнейшем получили статус философской теории. Восхождение к основам в процессе углубленного поиска в рамках частнонаучного знания обернулось рождением философской идеи, что очередной раз подчеркивает условность границ между философией и наукой.
Возвращаясь к вопросу о природе человека, отметим, что многочисленные частнонаучные исследования обогащают знание о человеке, но все эти результаты носят обрывочный, частный характер, невзирая даже на глубину некоторых исследовательских интуиций. Вслед за тем, что наука сделала серьезный шаг в сторону от классических философских теорий, она сделала еще один серьезный шаг – в сторону углубления и детализации отдельных сфер знания, с соответствующим расширением и обогащением методологического и теоретического аппарата. В результате сейчас мы имеем дело с ситуацией, когда философские по своему духу и масштабу теории рождаются уже на уровне частнонаучных теорий. Это задает некоторые естественные перспективы развития антропологии, однако в настоящий момент можно констатировать отрывочность, мозаичность знания о человеке: получаемые результаты не объединяются, что позволяет судить о предварительном характере текущего этапа развития знания о человеке. Следует подчеркнуть: вопрос о природе человека, при последовательной постановке, в конечном счете ведет к опредмечиванию онтологической позиции. Именно это выводит отдельные научные теории на уровень философских парадигм и, одновременно, это определяет справедливость постановки вопроса о необходимости выстраивания онтоантропологической теории. Настоящее исследование, стремящееся объединить результаты философского и научного дискурса в вопросе о человеке, носит междисциплинарный характер. По этой причине нецелесообразно говорить об исходном теоретическом основании. Речь идет о восхождении к пониманию проблемы человека через аналитическое рассмотрение, критику и последующий синтез наиболее предпочтительных элементов разных существующих теорий.
Первым шагом в прояснении отношения философской традиции к проблеме человека является обращение к аналитической философии, которая знаменовала отход от классических установок и, фактически, элиминацию категории субъекта из философского рассмотрения человека.
История современного материализма (физикализма) ведет свое начало от картезианского оптимистичного представления о возможности рационального человека познать самого себя. Не сдает позиции дуализм, в основном, благодаря представлениям народной психологии о том, что тело человека это одно, а его мысли это другое.
Неопозитивисты первыми пытались через анализ языка упорядочить представления о сознании, правда, целью их было не постижение тайны сознания, а обоснование возможности единства науки и знания. Неопозитивисты не считали психологические высказывания бессмысленными, они считали возможным их верификацию в случае трансляции их в предложения с физическими, а не психологическими категориями. (Р. Карнап, М. Шлик, К. Гемпель). Требовалась строгая редукция языка психологии к языку нейрофизиологии, а языка биологии к физике. Р. Карнап (1891-1970) и Г. Рейхенбах (1891-1953) утверждали, что осмысленными научными высказываниями являются два класса утверждений: логико-математические высказывания, валидность которых оправдана соответствующими формальными правилами, и так называемые «протокольные предложения», констатации непосредственно проверяемых физических наблюдений. Они видели свою задачу в очищении языка науки от остатков ненаучных метафизических понятий2.
Отдельно следует упомянуть Б. Скиннера (1904-1990), творчество которого, соответствуя достижениям середины ХХ века, основывалось на позитивистском стремлении свести психологию к поведенческим актам, а необъективируемые ментальные процессы представить в виде «черного ящика». Во многом его методы были близки к исследовательской деятельности И. П. Павлова: изучались выработка условных рефлексов и реакции на окружающую среду. Иногда его эксперименты были жесткими по отношению к маленьким детям. Выводы были предсказуемыми: человек является продуктом окружающей среды, появилась известная инвайренментальная теория (от английского environment)3.
Б. Скиннер претендует на обнаружение новой формы социального детерминизма: среда влияет на человека, но и он может влиять на среду, рассматривая ее влияние как стимулы и факторы подкрепления. Самое известное из его выражений: «Мы не можем себе позволить быть свободными». И свобода у Б. Скиннера понимается как выбор между положительными и отрицательными факторами подкрепления. Ответственность за поведение человека перекладывается на контролирующую среду, где эмоции и личный свободный выбор не имеют значения. С одной стороны, зависимость от среды - суровая правда жизни, с другой - предполагает возможности такой организации среды, где манипулирование сознанием становится нормой. Вырабатываются «технологии поведения», где творческой активности человека места не предусмотрено. Оставив свой след в психологии американской нации как практическое руководство к действию, как научная теория, она оказалась чрезвычайно уязвимой.
В процессе развития науки современные ученые стали рассматривать поведение тела, мозга, речевой деятельности, информационных систем и т.д. Общая установка Р. Карнапа и К. Г. Гемпеля (1905-1997) на возможность создания единой науки, претерпевает изменения, но остается регулятивным идеалом практически во всех физикалистских проектах. Известная дискуссия по проблемам соотношения сознания и тела (mind-body problem) продолжается и сегодня. Дж. Серл, выступая с лекциями в Москве в 2010 году высказался так: «Я не вижу, что вообще остается в mind, кроме behavoir and exposition» («кроме манер и выставки», все направлено на создание впечатления о себе). То есть сохраняется классическая западная ориентация на экстравертивное овладение окружающей средой и предъявление себя миру с той же экстравертивной стороны. Российская психическая организация имеет другие ориентиры, весьма далекие от behavoir and exposition, поэтому интроспекцию как метод познания в России исключить нельзя. Любопытно, что совершенно в таком же тоне высказывался русский мыслитель И. Киреевский в «Дневнике» 1852 года: «Собрать побольше примеров и разобрать, много ли останется для действительности, когда из всех чувств и побуждений, уверенностей и стремлений, бед и радостей человека выключить то, что происходит из одного воображения»4. Потому так интересует людей на Западе русская литература в лице Достоевского и Чехова, что интроспекция неизбежна в любой цивилизации, а язык для выражения внутренних психологических проблем вырабатывается скорее литературой и изобразительными искусствами. Это то, что британские аналитические философы относят к так называемой народной психологии и считают необходимым рассматривать пути ее преодоления. Они видят ее исход в нейрофизиологию, нейролингвистику.
Основные принципы и категории динамической онтологии в исследовании биологических систем
Развитие постнеклассической науки определило перспективы рассмотрения динамических систем в их развитии. В этом плане общие основы глобального эволюционизма, системного подхода и синергетики позволяют пролить свет на изменчивость рассматриваемых объектов, их способность к трансформации, проявлению активности во взаимодействии с внешней средой. Одной из вершин научной мысли стала теория самоорганизации, на уровне которой процессы управления рассматриваются с точки зрения целей, задаваемых системой. Теория самоорганизации имеет большой потенциал в объяснении процессов на уровне биологических и социальных систем. Поскольку человек в своем динамическом развитии может быть рассмотрен как телеономная система, представляют интерес основные категории и концепции, в рамках которых выражается специфика существования и развития телеономных систем.
Первый из принципов, отражающих специфику системной динамики развития – это принцип тождественности. Рассмотрим подробнее, каким образом категория тождества, как эвристический принцип трансформировалась в постнеклас-сической философии и науке.
В процессе формирования независимости особи как самостоятельного носителя информации (И. И. Шмальгаузен) осуществляется сразу несколько противоположных тенденций: стремление системы к гомеостазу («никак не обеспокоить себя» у Ницше, «закон наименьшего действия» у А. Богданова) сочетается с одновременным стремлением к максимальной экспансии, сдерживаемой аналогичным стремлением других видов. Процесс формирования относительно автономных систем, способных к авторегуляции жизненных проявлений всегда имеет историю и зависит от формирования регулятивов на основе обратной связи.
Законы мышления Аристотеля: 1) закон тождества – то, что есть – есть; 2) закон о противоречии – ничто не может одновременно и быть, и не быть; 3) закон исключенного третьего – явление должно либо быть, либо не быть. Но эти законы, хорошо работающие при описании явлений, не могут быть применены к процессам. Как раз в процессе развития есть некое Нечто, которого не было и которое возникает, становится. Кроме того, их онтическое и онтологическое прочтение (по М. Хайдеггеру) разнится: в сущностном, описательном смысле мы можем знать, о чем говорим, но онтологически суть остается для нас неизвестной67. Поэтому избыточного стремления к выработке тождественных понятий надо избегать. Многие исследователи указывали на неоправданное стремление человека свести решение новой проблемы к уже известным (С. А. Яновская, Р. Фейнман).
В качестве следствий принципа тождества формулируются следующие требования: в процессе рассуждения о каком-либо предмете необходимо мыслить именно этот предмет и не подменять его другим; понятия должны употребляться в одном и том же значении. Являясь принципом формальной логики, он требует точности, строгости, четкости, определенности, однозначности. Этим он предупреждает многие ошибки рассуждения. Постнеклассическая наука, рассматривая объекты неопределенные, неоднозначные, нелинейные, требует изменений в отношении к принципу тождественности. С позиций современного понимания особенностей субъект-объектных взаимодействий (Л. А. Микешина, А. Л. Алюшин, Е. Н. Князева) появляется возможность рассматривать обнаруживаемые проявления многомерности окружающего мира как следствие актуализации многомерности самого человека. Только многомерно развернутый субъект способен раскрыть многомерность объекта. Поэтому фундаментом становящейся философии многомерности68 может стать онтоантропологический ракурс исследования, где естественным образом описываются и становятся одним целым многие локальные онтологии. Современная наука демонстрирует, что видение субъекта и объекта как внеположенных друг другу сущностей и рассмотрение объекта только как того, на что направлена человеческая активность, недостаточно. Приходится учитывать обратные связи, неизбежную вовлеченность действий субъекта в сам объект. Это уже проявляется, как отмечает B.C. Степин69, в физических науках и биологии. Человеческое сознание должно быть открыто к разнообразию подходов и тесному взаимодействию с другими индивидуальными сознаниями и менталитетами разных культур. Но примат тождественности должен состоять в необходимости соблюдения «правил игры». Е. В. Бакеева указывает необходимость первичного тождества в рамках любой онтологии: Единого, Творения (Бога), Субъекта70. Для того, чтобы обсуждать различие, первичное субстанциальное тождество необходимо. В динамической онтологии позиции тождества изменяются. Согласно Н. Бору никакое сложное явление не может быть описано на одном языке71. Это означает, что любое сложное явление может быть понято, если ему дано несколько разных интерпретаций. Сохранение внутри каждой интерпретации на каждом уровне адекватного понятийного аппарата, категорическое несмешение и является сложной задачей современного исследователя. И в данном случае под тождественностью понимается сохранение акцентов и предметных установок в процессе рассмотрения совокупности различных по своей природе аспектов исследуемого объекта. Таким образом, принцип тождественности из логического становится методологическим, отражая направленность на конкретную область рассмотрения, а не постоянство наблюдаемого признака.
В противовес принципу тождества в постнеклассической науке получил развитие принцип нетождественности. Рассмотрим его подробнее.
Кроме удобного и привычного процесса отождествления, который соответствует традиционному способу существования функции мышления, в современных условиях незаменимым является и принцип неотождествления и неэлемента-лизма как обучающая методика для развития способного к абстрагированию человека. Этой проблеме посвятил свою педагогическую деятельность польско-американский логик А. Коржибский, придававший большое значение структуре («единственное, что мы можем знать»), и обозначивший свою науку как общая семантика, ведущий принцип которой можно выразить высказыванием Коржиб-ского: «карта не есть территория, модель мира, не есть сам мир, но карта структурно подобна территории, и в этом её польза; мир не есть описанное явление» 72. Поскольку вся карта не может представить всю передаваемую ею территорию, следует избегать всякого рода абсолютизмов и однозначностей. Значение любого слова не определено, пока не оговорен контекст. Всегда найдется другая точка зрения и другой способ построить систему. Отсюда главное и самое спорное, с обыденной точки зрения, требование неотождествления: «Чем бы, ты говоришь, эта вещь ни являлась, она этим не является»73. Телеологический аспект знания позволяет прояснить эту позицию А. Коржибского, подрывающую, как кажется, двухтысячелетнюю аристотелевскую традицию закона тождества. Если бы он искал твердые основания для нового раздела науки с целью донести данные своей «карты» до сообщества, он не мог бы избежать закона тождества. Но его цель – развитие человека, его способности создавать свои «карты», картины мира, независимо от накопленного в истории знания. Он учит менять точку зрения, видеть в обсуждаемом предмете нечто другое, неизвестное, создавая не объективную или универсальную, но операциональную истину, modus operandi. Имеется в виду необходимость выработки и предъявления некоего личного отношения к факту окружающей действительности. Ученый видит термин «абстрагирование» как функциональный и физиологический, так как он подразумевает деятельностную характеристику нервной системы. А. Коржибский считал, что «если бы люди научились мыслить в не- аристотелевской манере квантовой механики, мир изменился бы настолько радикально, что большая часть того, что мы называем глупостью или безумием, исчезли бы, а неразрешимые проблемы войны, бедности, несправедливости оказались бы много ближе к разрешению»74. Что значит мыслить в манере квантовой механики? Это означает иметь в виду категории неопределенности (все утверждения действительны с разной степенью вероятности), бытия в возможности, двухмодусную онтологию, нелокальность и нелинейность процессов, говорить о возможности как о первой реальности и быть готовым к восприятию и реализации новых возможностей. «На объективных несловесных уровнях мы имеем дело с индивидуальными ситуациями и абсолютными индивидуумами, которые не являются тождественными. Поэтому все утверждения с необходимостью должны рассматриваться как вероятностные утверждения. Мы пришли к семантике вероятности и вводим неустранимый и общий принцип неопределенности под влиянием отождествления»75. Известный американский социолог И. Вал-лерстайн также ценит состояние неопределенности: «Мы были бы мудрее, если бы формулировали наши цели в свете постоянной неопределенности не как нашу беду и временную слепоту, а как потрясающую возможность для воображения, созидания, поиска. Множественность становится не поблажкой для слабого или невежды, а рогом изобилия сделать мир лучше»76. Современные представления об онтологии события как умении и стремлении «быть всякий раз иным» не могут избежать принципа тождества, но не менее актуальным для динамической онтологии является принцип нетождественности.
Трансформация проблемного поля исследования человека в постнеклассиче-ской философии: выход на принцип неопределенности существования
Прежде чем приступить к рассмотрению теорий, проливающих свет на такие фундаментальные вопросы антропологии, как соотношение мира и человека, обусловленность человеческого существования и свобода, направленность развития и т. д. целесообразно рассмотреть вопрос о принципиальной возможности категоричных суждений с учетом того, что в процессе своего существования человек меняется, а также с учетом сложности человеческого существа и, как следствие – сочетания множества различных по своей направленности динамических векторов. В этих условиях рассмотренные выше категории можно рассматривать не в абсолютном значении (человек свободен – человек обусловлен), и не как идеальные категории, между которыми человеческое существование занимает срединное положение. Речь скорее идет о степени реализации конкретных аспектов человеческого существования, которые могут характеризоваться вариативностью. Для иллюстрации этой исходной установки рассмотрим подробнее категории возникновения, развития и становления, в рамках которых происходит выражение отдельных аспектов человеческого существования. Целесообразность подобного обзора связана с тем, что, с одной стороны, уточняется логико-категориальный аппарат исследования, с другой – частично проясняется вопрос о категории причинности в постнеклассическом антропологическом дискурсе.
На заре формирования рационального мышления проблемой было само формирование понятия возникновения, так как оно противоречило основному логическому закону тождества А=А и отрицательному его выражению: из ничего не бывает ничего (ex nihilo nihil). Нечто в изменчивом мире явлений возникает и исчезает, в отличие от вечного неизменного существа вещей. Идеи о развитии стали формироваться еще в античности, но и в XVIII веке И. Кант называл эти идеи «рискованным приключением разума», потому что не существовало категориального аппарата, языка, которым данное явление можно описывать, кроме того, многие явления считались вечными и неизменными («небеса», природа), что соответствовало античной онтологии Единого и, позже, онтологии Творения. Только с середины XIX века понятие развития стало основным принципом естествознания, включая антропологию и психологию, благодаря работам Г. Спенсера, Э. Геккеля, Ч. Дарвина, марксистско-ленинским законам диалектики.
Философская энциклопедия определяет развитие как необратимое, направленное, закономерное изменение материальных и идеальных объектов. В результате развития возникает новое качественное состояние объекта, которое выступает как изменение его состава или структуры (то есть, возникновение, трансформация или исчезновение его элементов и связей). Способность к развитию составляет одно из всеобщих свойств и материи, и сознания. В современной постне-классической философии, благодаря развитию системного подхода, синергетики, динамической и структурной онтологии108 с новыми онтологическими установками (обсуждение каждого возникающего качества с позиций нетождественности, уникальности возможных вновь возникающих свойств), появляется потребность осмысления разницы между становлением и развитием. С точки зрения Балашова Л. Е.109, понятие развития, которым широко оперируют ученые, преувеличено.
Это рост, усложнение, совершенствование в пределах одной и той же формы действительности, свойство общее и в известном смысле неспецифическое: развивается все – и положительное, и отрицательное, и активные, и защитные механизмы.
Для становления любой открытой неравновесной системы характерно некое избранное направление всех изменений и превращений, переход от развития меньшей степени сложности к большей, к развитию более высокого порядка, подразумевается автономизация и возрастание способности к самостоятельному поиску, результатом которого является рождение инварианта, нового явления с определенным набором характеристик. Одно избранное направление всех изменений и превращений и представляет собой наличие аттрактора, обязательное при становлении, чего нет при развитии.
Стремление к становлению и стремление к развитию – если исходить из более фундаментального относительно фактического бытия понятия «бытия в воз-можности»110 - онтологически совершенно разные явления. Развитие клетки, ткани, органа, организма, а также самых разнообразных функций – памяти, восприятия, физических способностей - ограничено пределами определенной формы действительности и пределами возможностей данного образования. Оно циклично. Фазы развития также общеизвестны: интенсивное накопление качеств, достижение системной оптимальности (гомеостатическая фаза) и перенасыщение структуры с последующей стагнацией111. Для становления нужна система – с ее целостностью, наличием центра и ведущей части, внутренней структурой, фи-нальностью и эквифинальностью, ростом во времени (наличием истории), организацией, телеологией и направленностью движения или функционирования. Говорить можно о развитии индивида, но о становлении личности через становление же ведущей психической функции, то есть, единственно возможным образом, о становлении воли к власти, но не о развитии ее. Становится нечто, некий инвариант, развивается система отношений, «жизнь развивается всей сетью», как говорит Т. де Шарден112, но отдельный экземпляр, индивид проживает момент собственного становления, исходя из внутренних проблем и потребностей. Процессы становления особенно очевидны в социокультурных отношениях, в них реализуется максимальное напряжение жизненных сил и способностей человека. В становлении проявляется максимальное творчество. Поэтому данное понятие является методологически важной категорией на уровне онтоантропологии. Объективно существующие моменты изменения и развития присутствуют (и прерывистые, и непрерывные, и постепенные, эволюционные и скачок), но в контексте данного исследования интерес представляют эмерджентные свойства системы – возникновения и становления индивидуальных уникально присущих качеств. В новой постнекласической онтологии становления независимо от природы объекта можно выделить моменты: 1) устойчивости, сохранения присущих существенных качеств, 2) симметричного взаимодействия с контрагентом, 3) образования нового качества, инварианта в состоянии динамического равновесия, 4) выделенности, обособленности, структурности каждого качества (дифференциации, выделения нового начала), способного к развитию, 5) приспособления и способности противостояния (соотношения лабильности и стабильности), сохранения устойчивости нового инварианта, временно существующее состояние равновесия. В онтологии События прослеживается антиномия между необходимостью формирования субъекта и нетождественностью его самому себе (быть всякий раз иным). Но противоречия присутствуют в каждом типе онтологии: для онтологии Творения это оппозиция духа и буквы, чистого акта веры и изреченного слова, для онтологии Субъекта – оппозиция между свидетельством разума и опытом, разумом и чувственной сферой (Е. Бакеева).
Существенными чертами каждого инварианта является неизбежность возникновения - независимо от частных проблем в процессе его становления – у Л. фон Берталанфи это явление называется эквифинальностью113, а также стремление к построению собственной картины мира, которая формируется в процессе исторического развития, диахронически, континуально.
Система, способная к становлению, и система, способная к развитию, – здесь водораздел, который прекрасно чувствовал Ф. Ницше. Развиваться, приспосабливаться к среде должны в течение жизни все психические функции, но способной к становлению, когда речь идет о человеке, система становится только через ведущую психическую функцию или то, что Ницше обозначил экзальтированным термином «воля к власти». Для обозначения жизненной силы, которую Ницше наблюдал в каждом человеческом экземпляре, в каждой индивидуальной потенции, он использует именно этот не самый удачный термин. Имея в виду опыт индивидуального вхождения в социальную жизнь, термин этот может иметь право на существование, но со многими оговорками и уточнением позиций.
Темы ведущей психологической функции, по Юнгу, и ницшевской «воли к власти» становятся особенно выразительными при рассмотрении их с точки зрения отношения к творчеству. Становление личности, тем более, ее творческого начала возможно только через становление ведущей психической функции. Каковы особенности юнговской ведущей психической функции по сравнению со всеми остальными многообразными способностями индивида? Ее отличают креативность, способность к творческому импульсу, созиданию своим уникальным способом уникального мира. Это способность быть определенным образом и быть незаменимой в своей способности создавать. Для обозначения этого эксклюзивного момента в психологии индивида Ницше и использует экзальтированный термин «воля к власти», где «волить» не означает «желать», стремиться, жаждать – от них воля отличается аффектом команды»114; это куда более мощная неспособность быть чем-то иным, являть себя иначе, делать не свою игру.
Психические функции: дифференциация и конкретизация динамических факторов становления человека
Данный раздел ориентирован на отражение тех составляющих изменчивой природы человека, которые ответственны за направленность его активности и, соответственно, за характер становления. Выражаясь в терминологии теории самоорганизации, речь пойдет об управляющей подсистеме человеческого существа. При этом за основу берется теоретическая позиция, на уровне которой, с одной стороны, производится дифференциация психики человека, с другой стороны, область психики отражена в динамическом ключе – классификация психических типов К. Г. Юнга.
Типологическая классификация К. Г. Юнга обладает всеми признаками научного метода: объективность, воспроизводимость, эвристичность, необходимость, конкретность.
Люди отличаются друг от друга на социальном уровне по одним признакам, где ценностно-целевые установки имеют решающее значение, удачным примером является пирамида А. Маслоу; на психофизическом уровне (до- и внесо-циальном) упорядоченность другая, но эффективность и конкретность ее удивительна; наблюдаемость связана с минимальными возможностями выбора линии досоциального поведения. Психофизические заданности реализуются в семье, ближайшем круге общения, выборе жизненных ситуаций, которые на протяжении человеческой жизни оказываются повторяемыми. В социальном общении они могут маскироваться благоприобретенными социальными навыками и потому менее очевидны. Типология К. Г. Юнга представляет собой частнонаучный метод, все три аспекта которого (объективно-содержательный, операциональный и праксео-логический) могут получить свое развитие в рамках науки психологии и теории познания. В известной статье Е. Вигнера «Непостижимая эффективность математики в естественных науках»135 говорится о фантастической точности законов природы, что зачастую и позволяет применять математические методы, но в строго ограниченной сфере применимости каждого. Автор назвал эту закономерность эмпирическим законом эпистемологии. С полным правом можно отнести типологическую классификацию Юнга к законам природы из-за близости к медико-биологическим основаниям человеческой природы, фантастической точности параметров и неизменности их в течение индивидуальной жизни. Исследователя на первых порах может затруднить определение сферы применимости этих закономерностей, но в точности их сомневаться не приходится. Если воспользоваться терминологией американского логика А. Коржибского, рассматривавшего мировоззрение как своеобразный слепок с мира, карту, то представления о психологических типах К. Г. Юнга дают вполне удовлетворительное описание «территории» по имени человек – индивид психофизический. Они являются точной картой этого образования.
Н. Гартман выделяет в качестве основного онтологического закона мировой взаимосвязи следующее положение: «более низкие принципы являются сильными всеносящими, они не могут быть сняты более высокой формой, хотя высокие принципы являются более слабыми, они, тем не менее, в своем novum являются самостоятельными и имеют неограниченный простор для воздействия на более низкие»136. В данном случае психофизические характеристики являются базовыми относительно духовной жизни и, хотя воздействие последней может быть значительным, определяющим поведение человека в социуме, но на досоциаль-ном уровне, уровне мотиваций, психофизиология является определяющей.
Базовые принципы типологии К. Г. Юнга, изложенные в его известном труде «Психологические типы»137 выглядят следующим образом: две рациональные психические функции, мышление и эмоции, и две иррациональные, ощущение и интуиция, находятся в антагонистических отношениях друг к другу. Ведущая функция всегда одна из означенных Юнгом четырех, посредством ее индивид утверждает себя однозначным и необратимым образом. В этом смысле лейбницев-ская монада нечувствительна и «без окон». Противоположная функция – всегда подчиненная, архаичная, наименее способная к развитию и становлению. Правило общее и звучит почти по Лейбницу: ощущение – минимальная интуиция, мышление – минимальная эмоция и наоборот. (У Лейбница: покой – минимальная скорость или бесконечная медленность)138. Две остальные, неантагонистические, функции являются вспомогательными, посредством их человек устанавливает связи с окружающим миром. Психотип писателя – поэта – философа проявляет себя, очевидно, через ведущие функции мышления и интуиции. При ведущей функции интуиции, согласно Юнгу, самой слабой оказывается функция ощущения, посредством которой человек воспринимает яркие факты и явления здешнего материального мира. При слабой функции ощущения естественными являются затруднения при общении с миром вплоть до полного ницшевского неприятия, известного как нигилизм. В случае развитого мышления естественно ожидать слабости и архаичности эмоциональной сферы, восточная мудрость говорит: “наказание для ученого – отсутствие сердца». Подчиненная функция всегда представляет собой проблему для индивида, изменить этот факт нельзя, то есть, антропологически нельзя не учитывать. В ряде случаев трудно определить, какая из функций является ведущей, например, в вышеуказанном случае писателя - поэта – философа. Понять это можно только по подчиненной функции: если имеет место эмоциональная недостаточность – нужно думать о преобладании функции мышления, если проблемы с функцией ощущения – ведущей является функция интуиции139. Создавая идеальную гипотетическую модель индивида, можно просчитывать возможные варианты его развития и становления, исходя из естественного психического рисунка его.
Согласно мнению К. Г. Юнга, апперцептивные психофизические функции мышления и эмоции, способы оценки ситуации, максимально противоположны. Они антагонистичны, они исключают друг друга, когда оказываются в позициях ведущей и подчиненной. Ведущая функция определяет всю психофизиологию индивида, она не в состоянии быть чем-то другим, быть второй – это солнце, это свет, «сияние, которое исходит от человека» (Ницше), реализация ее придает деятельности человека высший смысл и делает возможной жизнь. Противоположная функция – архаичная, недифференцированная, несостоятельная по существу, она ответственна за стохастические моменты в структуре человеческой психики. Этой функцией в психическом рисунке можно было бы и пренебречь, опираясь в процессе воспитания на развитие самых выигрышных сторон натуры. В креативном, состоявшемся в социальном смысле человеке ею и нужно пренебречь: что не дано, то не дано. Объективно, извне, экстенсионально, проблемы тут нет: недостаточная функция мышления компенсируется богатством эмоциональной жизни и наоборот. Социальную жизнь украшает индивидуальное разнообразие. Но субъективно, в индивидуальном рисунке неспособность к развитию подчиненной функции представляет проблему для самого индивида и имеет определяющее влияние на его психический рисунок и биографию. С антропологической точки зрения подчиненная функция заслуживает внимания как источник проблемного хаотического поведения и субъективного дискомфорта человека.
Аналогичные отношения в паре интуиция - ощущение, которые являются способами восприятия окружающей действительности, то есть функциями перцептивными (от латинского perceptio – восприятие). Одна из них, ощущение, направлена на факт воспринимаемой действительности и определяется деятельностью пяти известных органов чувств плюс некие структуры головного мозга, обрабатывающие информацию. Вторая, интуиция, направлена от факта окружающей среды, механизмы данного восприятия К. Г. Юнг определяет как бессознательное схватывание содержания, которое сразу воспринимается как готовое целое 140. Ф. Ницше возводит интуицию до откровения и описывает со свойственной ему экспрессией: «…нечто внезапно с несказанной уверенностью становится видимым и слышимым…» Не до физики и не до физиологии, когда налицо скорее идеалистический, метафизический аспект темы: миры М. Бахтина, Льва Толстого, Д. Андреева – что ни имя, то целый мир. С сопутствующими проявлениями диссонанса с реалиями мира земного. Эти две функции, ощущение и интуиция, антагонистичны, когда являются ведущей и подчиненной, когда одна из них должна сделать свою игру, противоположная является проблемной и хаотичной. Но если эта же пара функций является вспомогательной, катастрофическая антагонистичность исчезает, и функции действуют синергично. Ведущая функция – руководящая и направляющая, не ведающая нюансов и компромиссов (она может только благоразумно умолчать о своих интересах, но, умолчав, найдет способ сделать то, что ей нужно). Помогают ей вспомогательные функции: мышлению помогают ощущение и интуиция, а интуиции как ведущей функции помогут и мышление, и эмоция.