Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические основы изучения деструктивных сект 22-100
1.1 Секта как объект междисциплинарного исследования 22-64
1.2 Деструктивная секта как контркультурная организация 64-83
1.3 Особенности подросткового и юношеского возраста, опосредующие вовлечение молодых людей в деструктивные секты 84-97
Выводы по первой главе 98-100
Глава 2. Особенности педагогической профилактики вовлечения молодежи в деструктивные секты в США 101-198
2.1 Развитие критического мышления как основа профилактики вовлечения американской молодежи в деструктивные секты 101-125
2.2 Методы педагогической профилактики вовлечения американской молодежи в деструктивные секты 125-157
2.3 Содержание и условия эффективности педагогической профилактики вовлечения американской молодежи в деструктивные секты 157-182
2.4 Возможности использования американского опыта антисектантского просвещения в отечественной педагогике 182-193
Выводы по второй главе 194-198
Заключение 199-203
Список литературы 204-228
- Секта как объект междисциплинарного исследования
- Особенности подросткового и юношеского возраста, опосредующие вовлечение молодых людей в деструктивные секты
- Развитие критического мышления как основа профилактики вовлечения американской молодежи в деструктивные секты
- Содержание и условия эффективности педагогической профилактики вовлечения американской молодежи в деструктивные секты
Введение к работе
Актуальность научной работы. Во второй половине ХХ — начале XXI века проблема психологической безопасности личности как составной части общей проблемы социальной и национальной безопасности государств стала особенно значимой. Все более массовый характер приобретают пропаганда, социально-психологическое убеждение и манипулирование людьми. Особую тревогу вызывают средства, обращенные к духовным и смыслообразующим ценностям молодежи, поскольку они имеют особенно глубокие негативные последствия в отношении не только отдельных граждан той или иной страны, но и созидательных, культурно-творческих и государственно-образующих основ всего социума. В числе актуальных проблем, угрожающих государственным устоям, психологической и духовной безопасности современного общества, находится феномен деструктивных сект.
Понятие «секта» не является однозначным. В современной России термин «секта» используется преимущественно в отношении организаций, основанных на культе вождя, на безусловном подчинении руководству и принимающих вид религиозных. В США наиболее употребим термин «деструктивный культ», под которым понимают любую группу или движение, проявляющее чрезмерную, повышенную привязанность или преданность некоторой личности, идее или предмету, пользующееся аморальными или принудительными техниками давления и контроля, избравшее в качестве цели групповое лидерство для нанесения реального или потенциального ущерба членам группы, их семьям или всему обществу. При этом подчеркивается, что секта может иметь не только религиозный, но и политический, коммерческий, образовательный характер.
Проблема одиозных вероучений и психокультов потеряла статус
локальной (такие секты встречаются повсеместно), поэтому сегодня она
приняла характер интернационального явления. При этом вербовка в
контркультурные религиозные группы может осуществляться не только
посредством очного общения с вербовщиком, но и с помощью Интернета,
в частности, социальных интернет-сетей. Данный факт определяет
необходимость обеспечения информационной и кибербезопасности
современной молодежи. Подтверждением осознания мировой и
отечественной общественной значимости, социальной актуальности и опасности имеющего место быть феномена культового насилия, служит, в том числе принятие следующих международных и российских нормативно-правовых актов: «Декларация о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений» (Принята 25.11.1981 Резолюцией 36/55 на 73-ем пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН); Федеральный закон от 25.07.2002 № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности»; Указ Президента
РФ от 31.12.2015 № 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации»; Федеральный закон от № «О свободе совести и о религиозных объединениях»; «Доктрина информационной безопасности Российской Федерации»; Указ Президента РФ от 09.05.2017 № 203 «О Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017 - 2030 годы»; «Единогласное решение Совета Европы: запрос о создании организации помощи жертвам деструктивных культов (Агентство DPA. Страсбург, 22.06.1999 г.). Кроме того, в последней трети ХХ столетия был создан ряд крупных международных организаций: международная ассоциация исследования культов (International Cultic Studies Association), «инфо-культ» (Info-cult), европейская федерация исследовательских центров информирования о сектах (European Federation of Centers of Research and Information on Sectarianism). В мировом и российском сообществе на сегодня сформирован запрос на скорейшее решение проблемы культового насилия, свой вклад в которую способны внести в том числе и различные области науки.
Феномен любых социальных девиаций, как и любые сдвиги в материальной и духовной жизни общества, формирует новые требования к педагогике. Поэтому среди наук, которым адресован социальный запрос по преодолению проблемы культового насилия, особая роль принадлежит науке педагогической, в частности, ее активно развивающимся отраслям — социальной педагогике и социально-педагогической виктимологии.
Необходимость исследования деструктивных сект как
контркультурных организаций со специфической системой
воспитательных методов и приемов, а также необходимость развития нового — социально-педагогического подхода к изучению современного религиозного андеграунда составляет теоретическую актуальность данного исследования.
Потребность в расширении спектра педагогических способов преодоления и (или) минимизации культового насилия в молодежной среде составляет практическую актуальность настоящего исследования.
Степень разработанности проблемы. В контексте религиоведения
и социологии феномен сект, культов и новых религиозных движений
представлен исследованиями А. Баркер, У. Бейнбриджа, Г. Беккера,
М. Вебера, М. Интровинье, Дж. Нельсона, Р. Нибура, Э. Трльча,
А. Л. Дворкина, Р. М. Коня, В. А. Мартиновича и др. Психологический аспект созависимого, аддиктивного поведения адептов деструктивных культов, дезадаптивные методы сектантского воздействия и основы психологической реабилитации жертв культового насилия исследованы в работах Ф. Зимбардо, М. Д. Лангоуна, Т. Лири, С. Хассена, Дж. Лалич, Р. Чалдини, Э. Фромма, Е. Н. Волкова, Р. М. Грановской и др. Изучение феномена деструктивных сект в аспекте криминологии и уголовного права отражено в трудах К. Роберсона, П. Х. Уоллиса, М. М. Василенко, С. А. Лукьянова, А. И. Хвыли-Олинтера и др. Медико-психиатрический
аспект проблемы представлен в работах М. Галантера, Р. Лифтона, М. Сингер, Н. В. Бондарева, Ф. В. Кондратьева, Ю. И. Полищука и др.
В нашей стране изучение педагогических условий предупреждения ухода молодежи в деструктивные секты представлено в диссертационной работе Т. К. Мухиной. Вопросы, связанные с подготовкой будущих социальных педагогов к профилактике вовлечения молодежи в религиозные секты, освещены в диссертационном исследовании Ж. В. Садовниковой. Методические рекомендации для директоров школ и работников органов управления образованием о предупреждении внедрения нетрадиционных религиозных объединений и культов деструктивной направленности в учебные заведения разработаны И. А. Галицкой, И. В. Метликом, А. Ю. Соловьевым. Частные вопросы антисектантского просвещения среди детей и молодежи рассматривали
A. Н. Елизаров, А. А. Михайлова, А. Д. Прозоров и др. Характеристика
тоталитарных сект как фактора десоциализации человека представлена в
трудах Т. В. Скляровой.
Вместе с тем, приведенные выше исследования не позволяют во всей полноте охватить представленную проблему, она остается не достаточно изученной в российской педагогической науке. Для ее решения важно представлять себе, в том числе и опыт других стран, так как это позволяет, по мнению отечественных специалистов (А. Н. Джуринский), лучше осмысливать национальные проблемы воспитания и обучения, повышать эффективность отечественных образовательных институтов, определять место и возможности России в мировом педагогическом пространстве.
Среди стран, имеющих эффективный положительный опыт противостояния сектам, антисектантского просвещения является США, которая одной из первых столкнулась с феноменом культового насилия и явилась страной, на территории которой получило активное развитие антисектантское (антикультовое) движение родителей и специалистов психического здоровья.
В отечественной педагогике ведутся систематические исследования
американской педагогической теории и практики. Особенности развития
педагогики США в рамках западной цивилизации рассмотрены
Ю. П. Акимовым, Д. Ю. Акимовым, Г. Д. Дмитриевым, Г. Б. Корнетовым,
З. А. Мальковой, М. Н. Скаткиным и др. Отдельные аспекты истории
образования США нашли отражение в работах А. Н. Джуринского,
Б. Л. Вульфсона, Б. М. Бим-Бада, Н. Д. Никандрова и др. Аксиологические
аспекты американского образования исследованы в работах
B. В. Веселовой и Т. В. Цырлиной. Проблемы религиозного образования в
США освещены в трудах Ф. Н. Козырева. Анализ различных ступеней
американского образования представлен в работах Л. А. Парамоновой,
Е. Ю. Протасовой и др. Вопросы американского педагогического
образования нашли отражение в трудах Л. Н. Талаловой. Кроме того, в
трудах отечественных авторов рассматриваются частные аспекты
американского опыта учебно-превентивной работы, а именно:
предупреждение девиантного и делинквентного поведения (Е. А. Захарова,
И. А. Кузнецова), профилактика наркотической зависимости
(О. М. Морозова, О. А. Николаева, И. Р. Сорокина и др.), вопросы
ресоциализации делинквентных групп несовершеннолетних
(И. И. Саламатина), проблема подготовки американских педагогов к
профилактике девиантного поведения среди подростков
(И. А. Ершова) и др.
В то же время нами не обнаружены целостные отечественные исследования по проблеме педагогической профилактики вовлечения американской молодежи в деструктивные секты. Обращение к анализу американского опыта предупреждения контркультурного сектантства в молодежной среде продиктовано тем, что, во-первых, он явился одним из первых в истории антисектантского просвещения; во-вторых, анализ концептуальных основ и методологии антисектантского просвещения в США позволит яснее определить возможности и границы применения зарубежного опыта и, следовательно, избежать его механического заимствования.
В связи с этим возникает противоречие между необходимостью изучения антисектантского просвещения в США и недостаточной разработанностью данной проблемы в отечественной педагогической теории.
С учетом этого противоречия был сделан выбор темы исследования –
«Педагогическая профилактика вовлечения молодежи в деструктивные
секты в США», проблема которого сформулирована следующим образом:
каковы теоретические основы, методы и педагогические условия
эффективности антисектантского просвещения в учебно-
профилактической деятельности специалистов США?
Решение этой проблемы является целью исследования.
Объект исследования — педагогическая профилактика вовлечения молодежи в деструктивные секты.
Предмет исследования — теория и практика профилактики вовлечения молодежи в деструктивные секты в педагогике США.
В соответствии с целью, предметом и проблемой исследования сформулированы следующие задачи исследования:
1. Выделить специфические признаки деструктивной секты как
контркультурной организации.
-
Определить особенности подросткового и юношеского возраста, опосредующие вовлечение молодых людей в деструктивные секты.
-
Раскрыть теоретические основы антисектантского просвещения в США.
4. Проанализировать методы педагогической профилактики
вовлечения американской молодежи в деструктивные секты.
5. Охарактеризовать содержание антисектантского просвещения в
США.
6. Выявить организационно-педагогические условия эффективности
антисектантского просвещения в США.
7. Представить возможности использования американского опыта
антисектантского просвещения в отечественной педагогической практике.
Методологическую основу исследования составляют положения
философской и педагогической антропологии о междисциплинарном
взгляде на развитие и воспитание человека (Б. М. Бим-Бад,
B. И. Максакова, К. Д. Ушинский и др.); культурологический подход,
рассматривающий современные образовательные процессы в
исторической ретроспективе и предполагающий построение воспитания на
общечеловеческих ценностях с учетом особенностей этнических и
региональных культур, исторически сложившихся в мировой цивилизации
(И. Ф. Исаев, М. И. Ситникова, В. А. Сухомлинский и др.); личностный
подход, базирующийся на научных представлениях о человеке как
личности и субъекте саморазвития (Л. И. Божович, А. В. Мудрик и др.);
системно-деятельностный подход к познанию и преобразованию
педагогической действительности (Л. C. Выготский, А. Н. Леонтьев,
C. Л. Рубинштейн, В. А. Сластенин и др.), а также принципы единства
исторического и логического, теоретического и эмпирического.
Теоретической основой исследования послужили:
научные концепции, определяющие секты (культы) как особый тип организаций со специфическими социальными практиками и методами воздействия на личность (М. Вебер, Ф. Зимбардо, Т. Лири, Р. Лифтон, Р. Нибур, М. Сингер, Э. Трльч, Е. Н. Волков, Ф. В. Кондратьев, В. Э. Пашковский и др.);
современные отечественные и зарубежные теории социализации человека (У. Бронфенбреннер, Дж. К. Коулмен, И. Таллмен, Г. М. Андреева, И. С. Кон, А. В. Мудрик, А. В. Петровский);
— концептуальные положения социально-педагогической и
психологической виктимологии (И. В. Журлова, И. Г. Малкина-Пых,
А. В. Мудрик, А. Б. Серых и др.);
— теоретические основы сравнительной педагогики (Б. Л. Вульфсон,
A. Н. Джуринский, З. А. Малькова, Н. Д. Никандров, И. А. Тагунова и др.);
— концепции превентивной работы в отечественной педагогике
(М. А. Галагузова, Л. В. Мардахаев, Р. В. Овчарова и др.);
— исследования особенностей развития личности в подростковом и
юношеском возрасте (Ж. Пиаже, Э. Эриксон, Л. И. Божович,
Л. С. Выготский, Е. А. Леванова, А. Н. Леонтьев, В. С. Мухина,
B. А. Плешаков, Т. В. Пушкарва, С. Б. Серякова, Д. Б. Эльконин и др.);
— идеи взаимодействия культуры и религии в системе современного
образования (С. И. Абрамов, С. Ю. Дивногорцева, Е. А. Никитская,
М. В. Никитский, Т. В. Склярова, О. Л. Янушкявичене и др.).
Для решения поставленных задач применялись следующие методы:
теоретический анализ, синтез, обобщение, аналогия, систематизация,
контент-анализ, сравнительно-исторический и сравнительно-
сопоставительный анализ педагогической, психологической, медико-психиатрической, историко-социологической литературы по исследуемой проблеме, а также нормативных актов, периодики и документальных материалов.
Источниковую базу исследования составляют: а) работы и публикации американских педагогов, психологов и общественных деятелей по проблеме антисектантского просвещения и предупреждения культового насилия в молодежной среде: Bloomgarden A., Langone M. D. (1984): Preventative Education on Cultism for High School Students: A Comparison of Different Programs' Effects on Potential Vulnerability to Cults; Calles J. L., Lagos M., Kharit T., Nazeer A., Reed J., Sheikh S. (2008): Religious Cults. The Prevention of Cults; Hassan S. (1990, 2015): Combatting cult mind control; Kropveld M. (2004): Preventive Education: A North American Perspective; Langone M. D. (2016): Education: Overview: Educators, Cults, and Related Groups; Mansfield H. (2006): The Role of Critical Thinking in Recovery for Ex-members of Destructive Groups; Melnyk M. J. (2015): When Critical Thinking Doesn’t Help: Why It Fails and How to Make It Happen; Miller R. (1986): How to Talk to People Who are Trying to Save You; Rudin M. (1996): Cults on Campus: Continuing Challenge; Rudin M. (1998): Too Good to be True: Resisting Cults and Psychological Manipulation. Teacher's Guide: A Lesson Plan for Middle Schools and High Schools; Schecter R. E. (1987): Cultism on Campus: Commentaries and Guidelines for College and University Administrators; Willis S. H. (1984): The urgent need for education about cults; Zimbardo P. G., Hartley C. F. (1985): Cults Go To High School: A Theoretical and Empirical Analysis of the Initial Stage in the Recruitment Process; б) учебные пособия для старшеклассников и студентов, разработанные американскими специалистами в рамках ICEP: What is a cult? And how does it work? VHS videotape. Length: 56 min. Date: 1995, Source: American Family Foundation; Saying NO under Pressure. Type: VHS videotape. Length: 29 min. Date: 1994, Source: American Family Foundation; After the Cult: Recovering Together. Type: VHS videotape. Length: 25 min. Date: 1997. Source: American Family Foundation; Austin Society to Oppose Pseudoscience (ASTOP) distributed by ICSA (former American Family Foundation) Pseudoscience Fact Sheets, ASTOP, 1980; в) американская научно-педагогическая периодика: «Scholastic Magazine», «Phi Delta Kappan»; материалы журналов «ICSA Today Magazine», «Cultic Studies Journal», «Cultic Studies Review».
Исследование проводилось в несколько этапов.
Первый этап (2013–2014) — поисково-аналитический – проведен
обзор отечественной и зарубежной литературы по проблеме
деструктивных сект и культового насилия.
Второй этап (2014–2015) — теоретический – сравнительно-сопоставительный анализ собранной информации в Информационно-консультативном центре им. прп. Иосифа Волоцкого, г. Минск; изучение нормативной документации и работ, описывающих теорию и практику педагогической профилактики сектантства в зарубежных странах, в частности США.
Третий этап (2015–2016) — заключительно-обобщающий – коррекция выводов, полученных на предыдущих этапах исследования, систематизация и обработка результатов исследования, литературное оформление диссертации.
Достоверность полученных результатов обеспечивается научной
состоятельностью исходных теоретических положений, обоснованностью
методологических позиций настоящего исследования, которые отвечают
современным достижениям социально-гуманитарного знания в целом и
психолого-педагогического знания в частности; применением комплекса
методов, соответствующих заявленному объекту, предмету и задачам
исследования; репрезентативностью и достаточным объемом
источниковедческой базы.
Научная новизна исследования заключается в следующем:
— представлены концептуальные основы и генезис педагогической
профилактики контркультурного сектантства в США;
— охарактеризованы основные методы американского
антисектантского просвещения;
— выделены организационно-педагогические условия,
определяющие эффективность педагогической профилактики сектантства
в среде американской молодежи;
— подвергнуты анализу и введены в научный оборот новые и
малоизвестные работы ученых США.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что в
работе определены теоретические основы педагогической профилактики
деструктивного сектантства в молодежной среде; определены структурные
компоненты содержания, методов и организационно-педагогических
условий эффективной реализации антисектантского просвещения в
старших классах и высших учебных заведениях США. Представлен анализ
новых для отечественных исследователей работ следующих специалистов
США: А. Блумгарден, М. Лангоуни (эффективность активных и пассивных
методов антисектантского просвещения), М. Рудин (структура программ
педагогической профилактики сектантства), М. Дж. Мельник (потенциал и
противоречия развития критического мышления как основы превентивной
работы), Р. Миллер (внедрение метода проблемных ситуаций), Р. Торнбург
(протоусловия эффективности педагогической профилактики сектантства),
Ф. Зимбардо, А. Стайн (социально-психологический контекст
антисектантского просвещения) и др.
Практическая значимость исследования определяется тем, что в
нем выявлены и раскрыты методы, содержание и организационно-
педагогические условия педагогической профилактики вовлечения
молодежи в деструктивные секты, разработанные специалистами США, а
также возможности использования американского опыта антисектантского
просвещения в отечественной педагогике. Полученные материалы активно
используются в лекционном курсе «Социально-педагогическая
виктимология» на базе факультета педагогики и психологии МПГУ, а
также в рамках курса «Психопатология религиозной жизни» на базе
Института христианской психологии в г. Москве. Материалы также могут
применяться в учебных пособиях по истории зарубежной педагогики,
девиантологии, превентивной педагогике, при создании специальных
курсов для студентов педагогических вузов, курсов переподготовки и
повышения квалификации педагогических кадров, при написании учебных
пособий и составлении программ по теории и истории зарубежной
педагогики. Материалы исследования будут полезны при разработке
практических и семинарских занятий по разделам: «Философия и история
зарубежного образования», «Методика и технология работы социального
педагога», «Теория и методика антисектантского просвещения в США»,
«Деструктивные секты как фактор виктимизации в контексте
социализации человека».
Апробация и внедрение результатов исследования. Результаты исследования обсуждались и получили одобрение на заседании кафедры социальной педагогии и психологии МПГУ (апрель 2016 г.). Материалы исследования докладывались на методологических семинарах кафедры социальной педагогики и психологии МПГУ (ноябрь 2014 г., май 2015 г., февраль 2016 г.), на III Международной конференции (29–30 марта, Прага). Основные положения и выводы проведенного исследования нашли отражение в публикациях автора. Апробация результатов исследования и внедрение их в практику осуществлялись в процессе преподавания курса «Социально-педагогическая виктимология» на факультете педагогики и психологии Московского педагогического государственного университета (февраль-июнь 2014 г., февраль-июнь 2015 г., февраль-июнь 2016 г.), а также в рамках преподавания курса «Психопатология религиозной жизни» в Институте христианской психологии г. Москвы (сентябрь 2015 – январь 2016 г., сентябрь 2016 г. – январь 2017 г.).
На защиту выносятся следующие положения:
1. Деструктивные секты — группы религиозного характера, которые преступают действующий закон и нравственные нормы, практикуют социально-психологическое манипулирование, нарушают права своих членов и наносят им материальный, физический, психологический и (или) социальный ущерб. Наряду с общими организационными признаками деструктивные секты как контркультурные организации обладают
специфическими признаками: систематичность контркультурных практик и массовость участия в контркультурных практиках их членов.
2. Особенностями подросткового и юношеского возраста,
опосредующими вовлечение молодых людей в деструктивные секты,
являются: ярко выраженная потребность в принадлежности, сопряженная с
остро переживаемым чувством одиночества; половое созревание и
растущая сексуальность, приводящая молодых людей в те секты, где они
могут найти живой, одобрительный отклик на свои вопросы и сексуальные
чаяния; проблемный характер взаимоотношений со взрослым миром;
максимализм и склонность к дуалистической трактовке явлений; интерес к
социальному андеграунду и инаковости; интенсивное формирование
мировоззрения; поиск смысла жизни.
3. Теоретической основой антисектантского просвещения в США
выступает идея развития критического мышления. Профилактика
вовлечения школьников и студентов в деструктивные секты предполагает
формирование следующих диспозиций (навыков) критичности:
способность диагностировать характер социальной группы и е влияние на
человека; умение говорить «нет» и защищать границы своей личности;
умение диагностировать заведомо ложные дилеммы; умение принимать
обдуманные решения в ситуациях социально-психологического давления;
способность распознавать лесть и заискивание; способность задавать
уточняющие вопросы; знание того, что в действительности представляет
собой группа и ее лидер; способность сохранять чувство собственного
достоинства. Формирование каждой из указанных диспозиций у
старшеклассников и студентов является частной задачей антисектантского
просвещения в США.
-
Содержание педагогической профилактики вовлечения молодежи в деструктивные секты в США представляет собой трехкомпонентную структуру учебно-воспитательной работы, включающей: первичную диагностику, направленную на оценку субъективного признания учащимися собственной уязвимости перед деструктивными сектами; признания потенциальной возможности представителей деструктивных сект эффективно манипулировать любым индивидом и др.; основную часть, направленную на рассмотрение понятия, признаков и типологии деструктивных культов, характеристики приемов культовой вербовки и психологического манипулирования; анализ контроля сознания в деструктивных группах и последствий пребывания человека в деструктивных группах, формирование навыков противостояния культовому насилию; итоговую диагностику, направленную на оценку изменений взглядов учащихся относительно деструктивных сект.
-
Основными методами педагогической профилактики вовлечения американской молодежи в деструктивные секты являются: информационные беседы по проблеме, позволяющие в сжатые сроки сформировать у учащихся адекватное представление о деструктивном
сектантстве; учебное кино, обеспечивающее наглядное и безопасное знакомство учащихся с феноменом деструктивных сект; личные свидетельства, отражающие с разной степенью полноты и достоверности опыт пребывания человека в деструктивной секте; проблемные ситуации; работа с тематической литературой.
6. Основными организационно-педагогическими условиями,
обеспечивающими эффективность антисектантского просвещения в США,
являются следующие: использование высших учебных заведений в
качестве генеральных площадок антисектантского просвещения; тесное
взаимодействие педагога с администрацией учебного заведения;
компетентность преподавателей в области социальной психологии и
сектоведения; приоритет краткосрочным программам профилактики;
гуманистический характер антисектантского просвещения;
взаимодействие с семьей как фактор первичной профилактики
контркультурного сектантства в молодежной среде: помощь и поддержка
проблемных семей, а также налаживание детско-родительских отношений.
7. В отечественной педагогической практике американский опыт
антисектантского просвещения может быть использован в системе
школьного воспитания, а именно в социально-педагогической
деятельности по профилактике девиантного (социально-негативного)
поведения подростков, а также в системе высшего образования в рамках
таких курсов, как: социальная психология малых групп; психология
общения; социальная педагогика; социально-педагогическая
виктимология.
Структура и объем диссертации.
Секта как объект междисциплинарного исследования
В современном мире понятие «секта» нередко выступает в качестве предмета многочисленных дискуссий. Полемика вокруг него напрямую связана с его многозначностью, тесным переплетением религиозных и секулярных дефиниций, а также негативной экспрессией его употребления в СМИ и в обывательском лексиконе. Одни авторы пытаются исключить неудобоваримый термин из научного дискурса, другие — стремятся придать ему новый академический смысл.
Как и любая языковая единица, термин «секта» возник и развивался в определенных исторических условиях. Богатый спектр его значений сформировал проблему его использования в современной академической среде. Видный представитель отечественного сектоведения Р. М. Конь настаивает на том, что «секта» может рассматриваться как особое историко-филологическое понятие, обладая при этом множеством значений в призме конфессионального и светского научных подходов к его осмыслению [46]. Данный тезис послужит нам исходным основанием при освещении генезиса термина «секта» и его альтернативных понятий в континууме человеческой истории. Понимание полисемантичности термина необходимо для ученых, прибегающих к использованию понятия «секта» в социально-гуманитарных науках.
Осмысляя его как историко-филологическое понятие, необходимо обратиться к языковому происхождению термина. Этимология слова «секта» восходит к культуре древнеримской цивилизации. Существует гипотеза, что его корни восходят к латинскому слову secta в значении pars — «доля, отделившаяся часть целого» или глаголу secure, что значит «резать». Сектовед Н. Н. Фетисов в 1914 году отмечал, что в конце XIX — начале ХХ века данной точки зрения независимо друг от друга придерживались видный отечественный историк В. Н. Терлецкий и американский исследователь Лион (Lyon) [121, c. 8]. Аналогичное объяснение встречается и у немецкого языковеда М. Фасмера [118, c. 593].
Однако большинство исследователей не разделяют такого взгляда на происхождение понятия секты. В этимологических словарях гораздо чаще фигурирует тезис о его восхождении к латинскому secta в значении «образ мыслей, философская школа, партия» или глаголу sequor — «следую» [93, c. 271], sectari — «следовать», отсюда производное sectator — «последователь» [258, c. 1307]. В качестве доказательства правоты данной гипотезы служит древнеримская историография, в которой слово «секта» использовалось для маркировки многочисленных философских школ и партий. У Н. Н. Фетисова находим: «В таком именно смысле древние писатели говорят о секте Антония, причем разумеются политические приверженцы римского государственного мужа Антония. Встречается также упоминание о секте Эпикура, причем разумеются последователи греческого философа Эпикура» [121, с. 7-8].
Таким образом, в Римской империи понятие «секта» подчеркивало не столько обособленность некоторой социальной группы от правил и норм остального общества (на чем настаивает первый этимологический подход), сколько царящий внутри такой группы единый уклад жизни и общее мировоззрение (второй этимологический подход).
Именно такая логика имеет место в отождествлении христиан с сектантами в древнеримской историографии. Тацит, например, описывая гонения на первых христиан, свидетельствовал: «И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. … Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих…» [109, с. 375]. Несмотря на очевидную критичность автора, в приведенном отрывке термин «секта» был использован именно в значении «философская школа». И этому есть историко-лингвистическое доказательство. Последователей Христа называли сектантами не только их противники, но и, что принципиально важно, первые христианские апологеты. Достаточно обратиться к риторике Тертуллиана: «... Если кто докажет, что секта дурна и, следовательно, плох и ее основатель, он докажет, что и имя ее дурное, достойное ненависти по вине секты и основателя. И поэтому прежде, чем ненавидеть имя, следовало бы узнать секту по ее основателю или основателя по секте» [110, с. 118].
Таким образом, первоначально семантика понятия «секта» не была уничижающей или обвинительной. Однако на заре I тысячелетия смысловая нагрузка термина стала меняться.
Отправной точкой к изменениям послужило написание в IV веке н. э. Иеронимом Стридонским Вульгаты — перевода текстов Священного Писания с древнееврейского и древнегреческого на латинский язык. В некоторых местах Библии блаженный Иероним перевел греческое слово aipsaig («ересь») латинскими sectae, secta («секта»). Н. Н. Фетисов, делая отсылку к наследию Иринея Лионского, объясняет логику такого перевода тем, что уже ко II веку н. э. понятие aipsaig («ересь») в западной и восточной традиции несло исключительно негативный смысл: смысл «горделивого усвоения личному, субъективному мнению абсолютной, объективной истины и стремлению к самовозвышению и обособлению» [121, с. 8]. Отождествление секты с ересью обнаруживают два фрагмента Вульгаты. В «Послании к галатам святого апостола Павла» (5:20-21) «ересь», переведенная Иеронимом как «секта», стоит в одном ряду с гневом, убийством, пьянством и другими человеческими грехами. В пророчестве о грядущих лжеучителях («Второе соборное послание апостола Петра», 2:1) аналогичным образом для перевода греческого слова «ересь» Иероним использует латинское слово «секта».
В еще одном фрагменте Вульгаты — «Деяниях Святых апостолов» (24:5) для перевода словосочетания NaCcopaicov aipsascog («Назорейская ересь») Иероним вновь прибегает к латинскому sectae. Н. Н. Фетисов, однако, утверждает, что secta, как и aipsascog, здесь употреблено в общем смысле известного религиозного направления или религиозной партии. «Но если мы сопоставим 5:24 с 26:5, 14 той же книги, где принадлежность к Назорейской ереси, т. е. христианству, рассматривается как один из мотивов суда над апостолом, то слову secta, как и aipsascog, мы должны придать уже отрицательный, аккузативный смысл» [121, c. 9].
Данные текстуальные артефакты свидетельствуют о вольном или невольном привнесении блаженным Иеронимом в термин «секта» нового значения, тождественного понятию «ересь», которое трактовалось как целенаправленное уклонение от христианских вероучительных догматов. Именно в таком смысле Аврелий Августин использовал это понятие в своих полемических трактатах, именуя, например, манихейство сектой (secta manichceus) [239, c. 20].
Несмотря на обретение нового значения, синонимичное использование понятий секты и ереси не получило широкого распространения. Для обозначения искажений христианских канонов ученые мужи гораздо чаще прибегали к использованию греческого слова haerisis («ересь»). Данный факт не удивителен, поскольку «ересь», в сравнении с той же «сектой», являлась более конкретным понятием. Что касается термина «секта», то вплоть до Реформации его могли использовать как в значении ереси, так и в значении философской школы. «Вот почему средневековая немецкая библия находит возможность отступить от слагавшегося в Западной Церкви, благодаря Вульгате, словоупотребления secta, заменяет иногда библейское слово secta разными соответствующими немецкими словами: Irrtum (“ошибка”), Ketzerei (“ересь”) и др.» [121, c. 11], — объясняет Н. Н. Фетисов.
В последующие вехи исторического континуума понятие секты продолжило свое развитие, сформировав конфессиональный и академический подходы к его осмыслению.
Раскрывая конфессиональный подход к изучению сектантства, Р. М. Конь отмечает, что «новый этап в становлении значения термина секта начался на Западе со времен Реформации и последующего разделения западного христианства на католичество и протестантские деноминации. С этого времени содержание термина секта становится конфессиональным» [46, с. 42]. В западноевропейской цивилизации конфессиональная интерпретация термина «секта» развивалась усилиями христианских богословов. Отсюда внутри конфессионального подхода вполне закономерным является выделение трех фокусов, или субподходов: протестантского, католического и православного.
Особенности подросткового и юношеского возраста, опосредующие вовлечение молодых людей в деструктивные секты
Обращаясь к исследованиям, посвященным выявлению слагаемых персональной уязвимости к сектантской вербовке, можно отметить любопытную тенденцию среди ученых тяготеть к одному из двух подходов в интерпретации данной проблемы. Одни авторы считают, что истоки уязвимости сокрыты в самом человеке: например, в особенностях его общей психической динамики (Ф. Макховек (F. MacHovec)) [212, c. 77-85], гипервнушаемости (В. Э. Пашковский) [78, с. 129], нарциссизме (Т. Фелдмен, (T. B. Feldmann), П. Джонсон, (P. W. Johnson)) [183, c. 239-248] и т. д. Другие авторы связывают персональную незащищенность с социальной средой, в которую погружен человек. В этом случае исследователи акцентируют внимание на дисфункциональности детско-родительских отношений, отношений со сверстниками, пережитом насилии (Дж. Кертис (J. M. Curtis), М. Кертис (M. J. Curtis)) [170, c. 451-460], а также социально-психологическом характере сектантской среды, неизбежно изменяющем поведение человека вне зависимости от его персональных черт (Р. Лифтон [208], Ф. Зимбардо [264], Дж. Вест (J. West) [259], Е. Н. Волков [13] и др.).
Полемика вокруг индивидуальной предрасположенности к культовой вербовке методологически восходит к более масштабной дискуссии об истоках человеческого поведения и известной конфронтации диспозиционного и ситуационного взглядов на этот вопрос. Выражаясь словами Ф. Зимбардо, «в науке параллельно существуют концепции эссенциализма и внешней обусловленности явлений. Аналогичным образом существует контраст между диспозиционными и ситуационными причинами человеческого поведения. … Традиционный подход в психологии нацелен на выявление врожденных личностных качеств, определяющих конкретную поведенческую активность: генетические, личностные особенности, характер, воля и другие диспозиции. При анализе жестокого поведения нам должно искать садистские черты личности. При столкновении с героическим поступком нас призывают искать гены, определяющие склонность человека к альтруизму. … Современная психиатрия ориентирована на диспозиционный подход. Точно так же, как и клиническая психология, психология личности и психодиагностика. Они начинают исследование, задаваясь вопросом “кто?” … Однако в понимании причин аномального поведения социальные психологи (подобно мне) склонны избегать спешки относительно диспозиции. Научный поиск мы предпочитаем начинать с вопроса “что?”: что за условия содействовали конкретным реакциям? Что за обстоятельства могли иметь место в развитии регистрируемого поведения? и т. д.» [266, c. 7-8].
Оба подхода необходимо учитывать, однако абсолютизация любого из них неизбежно ведет к искажениям в понимании природы человеческой уязвимости. Крен в сторону диспозиционного подхода содействует тенденции обвинять пострадавших в статусе жертвы. Не случайно Пол Р. Мартин (P. R. Martin) отмечает непреднамеренную склонность отдельных терапевтов обвинять жертв сектантского насилия в их виктимности, впадая в превратную оценку, известную в социальной психологии под названием «каузальная атрибуция». Как следствие, такая терапия неизбежно причиняет человеку еще больший вред [215, c. 23]. Обратный крен в сторону ситуационного подхода приводит к мистификации сектантской среды, а также невольному редуцированию личности до состояния автомата, сознание и поведение которого легко поддается программированию вопреки ее свободной воле. Абсолютизация ситуационного подхода привела к развитию в 1960–1970-х годах одиозной практики похищения людей из сект с целью «депрограммирования» их разума, в результате которого несчастным наносилась повторная психологическая травма. Сегодня при оценке виктимного поведения исследователи стараются учитывать совокупность детерминант как внутреннего, так и внешнего порядка (Дж. Каллес (J. L. Calles), М. Лагос (M. Lagos), Т. Харит (T. Kharit) et al.)) [161, c. 611-624], Е. В. Емельянова [33], А. В. Котляров [48] и др.). Особое место в ряду таких факторов занимает возраст потенциальной жертвы. Однако, характеризуя возраст как фактор риска, мы неизбежно сталкиваемся с рядом сложностей. Первая сложность связана с тем, что возраст является интегральной категорией. Обращаясь к ней, мы обязаны учитывать существование хронологического, биологического, психологического и социального возраста. На каждом этапе онтогенеза телесность, психика и социальная ситуация развития пребывают во взаимном переплетении. Следовательно, категория возраста объединяет внутри себя детерминанты как диспозиционного, так и ситуационного характера.
Вторая сложность характеристики возраста как фактора предрасположенности к уходу человека в секту связана с его неочевидным виктимогенным характером. Многие исследователи убеждены, что формирование культовой зависимости предвосхищают различные ненормативные кризисы — случайные, необязательные для всех драматические обстоятельства жизни (потеря близкого человека, дисфункциональная семья, одиночество, разочарованность в прежних убеждениях, невозможность самореализации и т. д.). Однако подростково-юношеский период, будучи «периодом бури и натиска» (С. Холл), также необходимо рассматривать как кризис, но кризис нормативный. Сам по себе возраст не является строгим условием для социальных девиаций. Однако совокупность физиологических, когнитивных, эмоционально-волевых, а также поведенческих особенностей онтогенетического периода может косвенно стимулировать предрасположенность молодых людей к уходу в контркультурные организации. Вместе с тем мы не должны забывать, что люди всех возрастных когорт, профессий, классов, этнической принадлежности, образовательных достижений и религиозных традиций могут присоединиться к новым религиозным движениям [150, c. 20]. Однако существует любопытная возрастная корреляция культовой принадлежности в разные хронологические периоды. Если в конце 1970-х — начале 1980-х в США более половины членов новых религиозных движений (включая деструктивные) составляли лица, возраст которых варьировался в диапазоне от 18 до 24 лет [187, c.165-170], то начиная с 1990-х годов и до наших дней средний возраст представителей религиозного андеграунда стал разниться в диапазоне от 25 до 40 лет [242, c. 235-262]. По данным Дж. Ричардсон (J. T. Richardson), средний возраст сектантов составляет 34 года [234, c. 145-170]. Несмотря на это, по справедливому замечанию У. Деймана (W. Damon) и Р. Лернера (R. Lerner), деструктивные культы и сегодня ассоциируются исключительно с «молодежными религиями» [171, c. 987]. Одновременно с этим А. Шубин (A. Szubin), К. Дженсен (C. J. Jensen), Р. Грег (R. Gregg) подчеркивают, что, хотя сегодня контингент потенциальных адептов современных сект «взрослеет» (в основном по причине финансовой состоятельности последних), тем не менее молодые люди продолжают вовлекаться в секты из-за их энергичности и потенциальной способности получения доходов в пользу организации [249, c. 16 - 24].
Предвосхищая характеристику подростково-юношеского периода как фактора виктимности, подчеркнем ошибочность известного мифа о том, что потенциальные адепты деструктивных культов являются носителями различных психических заболеваний. В конце 1980-х годов канадский психиатр Сол Левайн (Saul Levine) на основании клинических наблюдений за тысячами экс-адептов Церкви объединения настаивал, что не обнаружил у этих юношей и девушек признаков больших патологий, чем у современной популяции молодежи в целом [206, c. 4]. Аналогичные выводы встречаются и в более поздних исследованиях, например, в клинических данных, предоставляемых Дж. Ричардсон (J. T. Richardson) [234, c. 145-170].
Итак, представим характеристику возрастных особенностей подростково-юношеского периода, прямо или косвенно увеличивающих предрасположенность молодых людей к культовой зависимости. Условной границей подросткового возраста мы примем жизненный отрезок от 11–12 до 14–15 лет, юношеского — от 16–17 до 21–25 лет соответственно.
Как известно, обозначенный период онтогенеза является временем перехода от детства ко взрослости. Зачатки этого сложного процесса можно обнаружить уже в отрочестве, однако подлинное вхождение молодого человека во взрослый мир происходит именно в период его юности. Потребность в принадлежности, будучи базовой личностной потребностью, с особенной силой актуализируется в это время, поэтому конфликты и отвержение со стороны сверстников переживаются юношами и девушками крайне остро. По замечанию М. Сингер уязвимыми к сектантской вербовке часто оказываются молодые люди, страдающие от глубокого чувства одиночества.
Развитие критического мышления как основа профилактики вовлечения американской молодежи в деструктивные секты
Профилактика ухода американской молодежи в деструктивные секты как особое направление просветительской работы зародилась в 1980-х годах в русле антикультового движения США. Она выступает одной из приоритетных альтернатив директивным методам борьбы с контркультурным сектантством. В отличие от психологического консультирования, ориентированного на помощь единичным жертвам деструктивных сект, педагогическая профилактика позволяет охватывать целые группы уязвимых слоев населения, в первую очередь старшеклассников и студентов.
С. Хассен, крупнейший идеолог антисектантского просвещения в США, заметил: «Гораздо сложнее вытащить из секты того, кто уже оказался там. Мне представляется, что на одного человека, которому я помог выйти из секты, приходится тысяча новых рекрутированных членов. Я убежден, что единственным решением противостоять вреду сект является “иммунизация” общества от групп, прибегающих к контролю над сознанием. Наиболее эффективный способ сделать это — предоставить людям информацию о том, как работают такие группы. Сопротивляемость личности при этом возрастает, поскольку человек знает, чего именно ему следует остерегаться, если он случайно столкнется с вербовщиком» [192, c. 4-5].
В истории педагогической практики начало такой «иммунизации» совпало с популяризацией движения критического мышления (critical thinking movement) в системе североамериканского образования. Идея первостепенного развития критичности сознания приобрела особенное, смыслообразующее значение, поскольку стала культурно-педагогическим контекстом, в рамках которого развивается антисектантское просвещение в современных США. В этой связи раскроем контекст, а затем представим специфику педагогической профилактики ухода американской молодежи в деструктивные секты.
В последней четверти ХХ века американская педагогика претерпела ряд существенных изменений. Инициаторами соответствующих реформ стали министр образования Уильям Беннет (William Bennett), его ассистент Честер Финн (Chester Finn), а также директор Национального фонда гуманитарных наук Линн Чейни (Lynne Cheney). Недовольство чиновников заключалось в том, что, по их мнению, американские школьники, пройдя соответствующие ступени обучения, оставались мало или вовсе не образованными. Реформаторы пришли к выводу, что вся система образования пребывает в глубоком кризисе и, следовательно, нуждается в коренном преобразовании. Учебные заведения поспешили оправдать себя тем, что причиной кризиса является не школа, а общество, частью которого она является. Однако механизм реорганизации был запущен. В середине 1980-х годов Национальный институт образования (National Institute of Education) присоединился к реформированию американского образования. Прогрессивная часть учителей ждала этих перемен, поскольку к этому моменту в педагогическом сообществе назрело недовольство ортодоксальными взглядами Ж. Пиаже, которые долгое время оказывали влияние на западную систему образования. Популярность стали приобретать работы Л. С. Выготского и Д. С. Брунера (американского психолога и педагога, крупнейшего специалиста в области изучения когнитивных процессов). «Мышление», «когнитивные навыки» и «метапознание» стали ключевыми терминами новых реформ.
Следующим знаковым событием явилась организация Национальным институтом образования на базе Научно-исследовательского центра Питтсбургского университета конференции, объединившей опыт методологов, когнитивных психологов и специалистов в области педагогической психологии. Конференция закрепила стратегию намеченных реформ, а педагогическое сообщество окончательно согласилось с тем, что, хотя традиционное воспитание и было нацелено на развитие познавательных процессов учащихся, тем не менее качество развиваемого им мышления оставалось несовершенным. В конечном счете педагогическая стратегия стала сводиться не просто к развитию мышления, а к развитию критического мышления [209, c. 28-31].
Несмотря на то что хронологически смена парадигмы в системе американского образования пришлась на 1980-е годы, идея важности развития критичности и логики у учащихся не нова: фактически она вплетена во всю традицию западного образования от древних греков, средневековых схоластов и до наших дней [159, c. 67-83]. Философские идеи всегда определяли направление педагогической мысли, содействовали созданию соответствующих педагогических концепций и традиционно выступали методологическим основанием педагогики. Теории критического мышления, развивающиеся в современной американской педагогике, имеют под собой два философско-педагогических основания.
Первым из них выступает наследие англо-американских философов первой половины ХХ века: Макс Блэк (Max Black) [154], Сьюзан Стеббинг (Susan Stebbing) [247], Монро Бердслей (Monroe Beardsley) [152], Джосиа Ройс (Josiah Royce) [236]. Однако ключевая роль в этом ряду принадлежит Дж. Дьюи, который в работе «Как мы мыслим» впервые провел различие между двумя типами мышления — обыденным, с помощью которого человек действует в повседневной жизни, и рефлексивным, посредством которого человек устанавливает причинно-следственные связи между окружающими явлениями [173]. Опубликованная в 1903 году модель рефлексивного мышления Дж. Дьюи стала протоконструктом всех последующих концепций критического мышления в американской педагогике. В 1916 году в свет вышла другая работа Дж. Дьюи под названием «Демократия и образование», где философ и педагог настаивал на идее, согласно которой обучение детей мыслить самостоятельно непреклонно содействует укреплению демократических ценностей в обществе. Дьюи подчеркивал, что мыслящий индивид так же важен, как и просвещенное общество [172]. Идеи Дж. Дьюи оказали мощное влияние на последующее поколение американских педагогов, отстаивавших приоритет развития критичности у школьников и студентов.
Другой силой, повлиявшей на формирование современных теорий критического мышления, стала критическая педагогика (critical pedagogy) — подход к обучению, поощряющий учащихся использовать собственные внутренние ресурсы (разум, чувства, опыт) в качестве основы для анализа и понимания окружающей действительности [194, c. 45]. Критическая педагогика возникла и развивалась в русле критической теории неомарксизма. Ранние теоретики этого подхода (большинство из которых связаны с франкфуртской школой философии — Т. Адорно, М. Хоркхаймер, Г. Маркузе, Э. Фромм, В. Беньямин, Л. Левенталь, Ф. Л. Нейман, Ф. Поллок) выступали с резкой критикой современного буржуазного общества. Они считали, что буржуазное общество неизбежно подавляет человеческое начало посредством поп-культуры, СМИ, рекламы и культа потребления. Людей здесь делят на «победителей» и «проигравших», где работники-потребители должны знать свое «законное» положение и смириться с ним. Система образования, присущая такой формации, способствует этой тенденции и укрепляет ее через риторику меритократии, тестирования и т. д. В 1960-х годах в призме неомарксистской критики буржуазного общества прогрессивные педагоги Запада выступили против существовавших институциональных функций образования. Критическая педагогика выражала попытку поднять вопросы о неравенстве сил, мифе о гипотетических возможностях и заслугах большинства студентов (чьи перспективы продиктованы лишь изначально высоким социальным положением). Она критиковала систему ценностей, в результате усвоения которой индивиды и социальные группы оставили любые попытки задавать вопросы и менять свою судьбу. Наиболее яркими представителями критической педагогики являются: П. Фрейре, Г. Жиру (Henry Giroux), П. Макларен (Peter McLaren) и И. Шор (Ira Shor). В терминологии такого подхода критическая личность — это тот, кто способен добиваться справедливости и стремится к освобождению. Иными словами, критический человек не только умеет определять социальное неравноправие, но и стремится изменить его. В рамках критической педагогики постулируется, что процесс обучения критическому мышлению в меньшей степени зависит от развития индивидуальных навыков и характеристик и в большей степени является следствием педагогических отношений между учителями и учащимися, а также учащимися между собой [159, c. 67-83].
Содержание и условия эффективности педагогической профилактики вовлечения американской молодежи в деструктивные секты
М. Рудин во введении к учебному плану ICEP подчеркивает необходимость ясной, заранее спланированной организации учебно-профилактической работы, которая определяет всю совокупность методов и приемов, а также правила и последовательность предъявления учебного материала. Структурированность учебно-воспитательной работы как важная характеристика антисектантского просвещения определяет его содержание. Разумеется, единой методики антисектантского просвещения не существует, однако данный факт не отменяет важность структурированных, систематичных и последовательных профилактических занятий в рамках одного цикла профилактической программы. Учебный план предлагает ряд методических рекомендаций по организации предупреждения контркультурного сектантства в школах и студенческих кампусах. Первая из них говорит о необходимости проведения первичной диагностики: «Перед началом занятий рекомендуется провести предварительное тестирование, которое поможет студентам оценить степень их осведомленности о сектах и психологическом манипулировании. Важно объяснить, что результаты теста не будут оцениваться и демонстрироваться третьим лицам» [237, c. 7-8].
Оценка качества усвоения материала и диагностика сформированности необходимых знаний, умений и навыков традиционно выступают одним из генеральных условий реализации любого направления учебно-воспитательной работы. Антисектантское просвещение не стало исключением. Необходимость психолого-педагогической диагностики и формирования фидбэк-культуры (обратной связи в виде эмоционального отклика студентов на происходящее в рамках лекции/семинара) подчеркивается в учебном плане ICEP [237, c. 9-10], а также экспериментальном обзоре А. Блумгарден и М. Лангоуни: «Не полагайтесь на собственные чувства. Всегда осуществляйте обратную связь относительно фактических результатов вашей работы, используйте формальные методы оценивания своей работы, а также стремитесь применять различные подходы в своей работе» [156, c. 167-177].
Обращение к исследованию А. Блумгарден и М. Лангоуни позволяет нам перечислить основные характеристики, исследуемые при первичной диагностике:
— Субъективное признание учащимися своей собственной уязвимости перед деструктивными сектами (и религиозным экстремизмом). Выделение данной характеристики продиктовано тем, что одной из задач антисектантского просвещения является согласие с собственной уязвимостью перед культовыми вербовщиками, а не ее отрицание или игнорирование.
— Склонность обвинять жертв деструктивных сект в том, что они оказались пострадавшими по собственной вине (неопытности, неосведомленности и др.).
— Признание потенциальной возможности представителей деструктивных сект эффективно манипулировать любым индивидом (независимо от его социального статуса, психофизического здоровья и возраста) [156, c. 167-177].
Следующим этапом в работе выступает т. н. основная часть, которая включает рассмотрение следующих тем:
— введение в проблему (понятие секты и опасность деструктивных сект);
— типология деструктивных сект;
— характеристика приемов культовой вербовки, явление психологического манипулирования;
— реформирование мышления в протекционистских группах, включая деструктивные секты (по М. Сингер и/или Р. Лифтону);
— последствия пребывания человека в протекционистских группах.
Для реализации основной части профилактических мероприятий в учебном плане предусмотрены следующие рекомендации:
— Распространите брошюру «Секты и контроль сознания»; в качестве домашнего задания попросите студентов ознакомиться с ней до начала совместных семинаров. Вам следует проинформировать студентов о необходимости неоднократного перечитывания определенных статей, относящихся к специальным разделам, предусмотренным учебным планом, в будущем.
— Если вы располагаете видеопособием «Секты: говоря “нет” под давлением», воспользуйтесь им в самом начале. Это послужит хорошим вступлением к рассматриваемой теме, подогреет интерес и поможет в обсуждении проблемы.
— Если в вашем распоряжении находится буклет «Секты: вопросы и ответы», используйте его в дополнение к брошюре «Секты и контроль сознания». Особенно полезными станут четко сформулированное определение понятия «секта», типология сект, обсуждение претерпеваемых адептами изменений личности, описания культовых приемов, наносящих вред индивидам и обществу, а также способов вербовки людей в такие группы.
— Некоторые используемые в учебном плане слова и термины будут студентам незнакомы. Большинство из предложенных концепций сложны и с трудом понимаются даже взрослыми. Настоятельно рекомендуйте вашим ученикам обращаться к алфавитному указателю учебного пособия, в котором даются максимально точные определения сложных выражений и терминов. В случае необходимости давайте определения прямо во время занятий.
— Попросите учащихся заполнять и хранить бланки оценки, предложенные в учебном пособии.
— Составляйте вместе со студентами рабочую папку материалов по проблеме деструктивного сектантства и психологического насилия.
Наконец, заключительным этапом профилактических мероприятий выступает итоговая диагностика, которая может проводиться в различных формах: письменного опроса (анкетирования), устного опроса (интервьюирования, беседы), направленных на выявление изменений во взглядах учащихся относительно деструктивных культов. Согласно исследованию А. Блумгарден и М. Лангоуни, реализация программ профилактики содействует тому, что учащиеся в большей степени склонны соглашаться с тем, что среднестатистические граждане оказываются уязвимыми к манипуляциям и сектантской вербовке, при этом снижается склонность к обвинению жертв культового насилия.
Четкая структура превентивной работы неразрывно связана с максимально полным и результативным использованием всего отведенного на учебно-воспитательную работу времени.
На протекание и результаты учебно-превентивной работы влияет множество разнообразных детерминант. Их совокупность составляет условия воспитательного процесса, которые определяют эффективность нивелирования социальных девиаций. Дискуссия относительно факторов педагогической профилактики культового насилия развивалась параллельно с развитием методологии антисектантского просвещения. Наибольший вклад в обсуждение данного вопроса внесли представители антикультовой школы сектоведения. Анализ работ специалистов проекта ICEP позволил нам выделить и систематизировать семь основных условий, определяющих эффективность антисектантского просвещения. Ниже представим их содержательную характеристику.
1. Использование высших учебных заведений в качестве генеральных площадок антисектантского просвещения.
Большинство антисектантских программ ICEP реализуются в колледжах и университетах, реже — в старших классах общеобразовательных школ. Несмотря на то что обучение в высших учебных заведениях доступно далеко не каждому выпускнику школы, тем не менее основными базами профилактики контркультурного сектантства стали именно студенческие кампусы. Такое решение было принято на основании ряда социологических и психологических исследований, проведенных учеными и общественными деятелями, примкнувшими к антикультовой школе сектоведения.
Так, в 1992 году М. Лангоуни провел опрос, в котором участвовало 308 бывших членов из более ста деструктивных сект. Исследование показало, что 27 % респондентов являлись студентами колледжей и университетов на момент первой встречи с вербовщиками, в то время как 6 % уже были выпускниками вузов; 38 % из числа студентов покинули место обучения уже после первого контакта с вербовщиками, а 10 % от общего числа респондентов сообщили, что в момент, когда они примкнули к сектам, являлись старшеклассниками [203].
Схожее исследование в 1985 году провел известный социальный психолог Ф. Зимбардо, опросивший 1000 учащихся старших классов пригорода Сан-Франциско: 44 % проинтервьюированных им старшеклассников рассказали, что хотя бы однажды подвергались сектантскому рекрутингу (вербовке), 3 % опрошенных признались в принадлежности к группам сектантского типа [265, c. 14].