Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Обзор литературы 10
Глава2. Материал и методы исследования 46
2.1. Дизайн исследования 51
2.2. Ограничения исследования 54
Глава 3. Результаты исследования 54
I. Клинический аспект.
3.1 Влияние суточного объёма потребления алкоголя на величину риска возникновения острых алкогольных психозов и судорожных припадков 58
3.2 Лечение острых алкогольных психозов и судорожных припадков 64
3.3 Влияние семейной отягощённости алкогольной зависимостью на величину риска развития острых алкогольных психозов и судорожных 66
II. Генетический аспект.
4.1 Ген дофамин-бета-гидроксилазы (локус -1021С- Т) 79
4.2 Ген дофамин-транспортного белка (локусы VNTR и Msp I) 95
Заключение 115
Выводы 120
Список литературы
- Ограничения исследования
- Лечение острых алкогольных психозов и судорожных припадков
- Влияние семейной отягощённости алкогольной зависимостью на величину риска развития острых алкогольных психозов и судорожных
- Ген дофамин-транспортного белка (локусы VNTR и Msp I)
Ограничения исследования
Имеются наблюдения, что у многих больных алкогольный делирий развивается на фоне хронических токсических (алкогольных) гепатопатий, чаще всего жирового гепатоза (алкогольного стеатоза) печени либо же хронического алкогольного гепатита (Tilg Н. et al., 2003). Обсуждается роль хронической печёночной патологии в «подготовке» организма к развитию алкогольного делирия, поскольку «антитоксическая функция печени у больных алкогольной зависимостью существенно снижена. В момент дополнительной нагрузки токсическими веществами (подразумевается значительный объём употребленного алкоголя) печень не справляется, токсикоз нарастает и токсические вещества преодолевают гематоэнцефалический барьер, что приводит к развитию алкогольных психозов» (Crabb D.W. et al., 2004). Но и такой подход не объясняет уникальность пациентов с АП и СП, ведь поражения печени имеют практически все больные алкогольной зависимостью.
Более адекватным представляется поиск специфических особенностей ЦНС у таких больных. Ещё в 1937 г. И.Г. Равкин предположил, что «яркая многообразная симптоматика, характерная для алкогольного делирия, возможно, обусловлена гиперфункцией коры головного мозга; её можно рассматривать как ре-перкуссивный синдром, вызываемый ирритацией из ствола мозга. Поражение же химически чувствительных центров в области третьего желудочка связано с проникновением в мозг токсических метаболитов алкоголя и изменению активности нейрогормонов и других биологически важных веществ в различных отделах ЦНС». R. Coirault и Н. Laborit (1956) отмечали, что основной причиной "белой горячки" может быть поражение межуточного мозга. Условно можно выделить несколько значимых в клиническом аспекте патогенетических гипотез: «катехоламиновая» гипотеза, ГАМК-NMDA гипотеза, «шокогенная» гипотеза, где алкоголь выступает в виде шокогенного фактора, и «витаминная» гипотеза.
Предполагают, что большое значение в патогенезе синдрома отмены алкоголя (СОА) принадлежит нарушениям обмена нейромедиаторов: дофамина, эн-дорфинов, серотонина и ацетилхолина. Согласно этим представлениям (Анохина И.П., 1984), изменения обмена классических нейромедиаторов носят вторичный (моноамины) или компенсаторный (ацетилхолин) характер. Показано наличие прямой зависимости между уровнем дофамина и тяжестью алкогольного делирия: у пациентов с развившимся психозом концентрация дофамина в плазме крови достигала 300% нормы. Возможно, генетически обусловленная специфичность работы дофаминовой (ДА) системы у некоторых больных является причиной появления АП и СП как неадекватной реакции на сдвиги ДА нейроме-диации в процессе развития заболевания, особенно в период СОА. Собственно алкоголизация и её осложнения многими авторами рассматриваются как своеобразная форма патологии обмена веществ, в основе которого лежат адаптационные перестройки. Согласно И.П. Анохиной (1988), если в алкогольной абстиненции наблюдается компенсация обменных процессов, то делирий - это их декомпенсация с поражением ЦНС той или иной степени тяжести.
З.Н. Алиев (2001) акцентирует внимание системе ГАМК (гамма-аминомасляная кислота) и NMDA (№метил-0-аспартат) - рецепторов. ГАМК является «тормозным» неиротрансмиттером, снижающим чувствительность нейронов к внешним сигналам, своего рода «успокоителем» импульсации нейрона. Напротив, одним из основных возбуждающих нейротрансмиттеров в ЦНС является глутамат, взаимодействующий с NMDA рецепторами, которые играют важную роль в предполагаемом патогенезе СП (Беспалов А.Ю., 2000). Крайне важно, что система ГАМК-NMDA является важнейшим модулятором дофаминовой нейромедиаторной системы, которые находятся в тесном функциональном взаимодействии. Можно предположить, что генетически обусловлен 19 ный дисбаланс ДА системы у лиц с высоким риском развития зависимости от ПАВ, в том числе и от алкоголя, может порождать или усиливать дисбаланс модуляторной системы. В этом случае, нейрохимическая гипотеза патогенеза АП и СП подтверждает интерес к ДА системе, как ключевому нейрохимическому звену патогенеза болезней зависимости от ПАВ.
Анализ литературных данных о патогенезе острого алкогольного галлюциноза (ОАГ) также свидетельствует о большой роли нарушения функций ДА системы (Гофман А.Г., 1970; Fadda F. et al, 1989), снижения концентрации серото-нина (Branchey L. et al., 1985), увеличения содержания жирных кислот и 5-карболинов (Rommelspacher Н. et al., 1991). Участие медиаторных аминокислот в таких важных физиологических функциях, как высшие интегративные функции мозга (поведение, эмоции, память и др.), гипоталамо-гипофизарные отношения, регуляция функции сердечно-сосудистой и дыхательной системы, делают перспективными исследования роли этих нейромедиаторов в патогенезе ОАГ, но не могут полностью объяснить патогенетические механизмы его возникновения (Алиев З.Н., 2001).
Определенная роль отводится нарушениям в обмене пиридоксальсодержа-щих производных, приводящим к гиповитаминозам группы «В», часто наблюдаемых у больных с АП. Предполагают, что дефицит этого обмена ведет к функциональной неполноценности сопряженных ферментных систем и нарушению обмена в тканях и органах, а разбалансировка окислительно-восстановительного равновесия влечет за собой нарушения функций ферментов клеточного дыхания (Pessione F. et al., 1997).
Среди биологических факторов, влияющих на развитие острых алкогольных психозов (ОАП), неоднократно отмечалась роль нейроэндокринной системы, в особенности гипофизарно-надпочечниковой системы (Новиков Е.М., 2000). Представляется важным, что взаимодействие эндокринной и нервной систем во многом обеспечивается важнейшими нейромедиаторными системами -норадреналиновой (НА) и дофаминовой (ДА). Алкогольная эпилепсия, как предполагают, является преимущественно токсической и её часто считают эпилептическим проявлением хронического алкоголизма у «предрасположенных» лиц (Карлов В.А., 1990). Иными словами, при наличии некоего генетического предрасположения в результате длительной хронической алкоголизации возникает судорожный синдром. Является ли это предрасположение отдельным феноменом или связано с генетическим предрасположением к болезням зависимости от ПАВ до сих пор не известно. Еще в позапрошлом веке, французский невропатолог J. Alexis (Карлов В.А., 1990) полагал, что у больных с низкой толерантностью к алкоголю может образоваться патологическая склонность к судорогам, проявлению которой особенно способствует алкогольная зависимость. Вновь прослеживается представление об особой роли алкогольной толерантности.
Эпилептические припадки при алкогольной зависимости связаны с токсическим воздействием алкоголя и развитием метаболических нарушений, что приводит к развитию острой токсической и метаболической энцефалопатии, а, следовательно, к повышению нейрональной активности. По мнению В.А. Карлова (1990) судорожный синдром в период СОА, как правило, возникает в результате гипоксического отёка мозга, гипогликемии, гипомагниемии или внутричерепных кровоизлияний, наблюдающихся при нарушении питании и эндокринных сдвигах вследствие злоупотребления алкоголем.
По данным Т.И. Елистратовой и др. (2008) судорожный синдром на фоне СОА возникает в связи с токсическим воздействием алкоголя на головной мозг, приводящим к развитию нарушений регуляции ГАМК - опосредованного торможения и активации NMDA рецепторов. Эти предположения носят гипотетический характер, однако представляются важными в плане близости патогенетических механизмов АП и СП.
Лечение острых алкогольных психозов и судорожных припадков
Участники исследования - стационарные пациенты отделения неотложной наркологической помощи Государственного автономного учреждения здравоохранения Московской области "Щёлковский наркологический диспансер".
Критерии включения: мужчины с алкогольной зависимостью II стадии, не родственные между собой, возраст от 22-х до 74-х лет, славянской этнической принадлежности (русские, украинцы, белорусы).
Все пациенты были проинформированы о характере проводимого научного исследования. Исследование проводилось с разрешения и под контролем локального этического комитета ННЦ наркологии. Набор участников производился в течение 2010 года. В соответствии с задачами исследования были образованы две группы больных - основная и контрольная, участвовавших в клиническом и генетическом аспектах исследования. Число больных, участвовавших в клиническом аспекте исследования: 283 человека. Основную группу составили 150 мужчин с диагнозами «Синдром отмены алкоголя с делирием» (F 10.40), включавший «Синдром отмены алкоголя с абортивным делирием» (F 10.45), «Синдром отмены алкоголя с судорожными припадками» (F10.31), «Острый алкогольный галлюциноз» (F10.52), «Синдром отмены алкоголя с делирием и судорожными припадками» (F 10.41). «Синдром отмены алкоголя с делирием» (F 10.40) и «Синдром отмены алкоголя с абортивным делирием» (F 10.45) были объединены ввиду их клинической однородности и отличавшихся только длительностью течения. Средний возраст: 44,49+10,43 лет. Контрольная группа состояла из 133 мужчин, случайным образом взятых из общего массива (п=732) мужчин с неосложнённым синдромом отмены алкоголя (F 10.30). Средний возраст: 43,59+8,66 лет.
Критерии невключения: больные женского пола, алкогольная зависимость III стадии, психические заболевания (шизофрения, биполярное аффективное расстройство и т. д.), наркомании, токсикомании.
Источники данных. Сбор данных со слов больных проводился методом клинического анкетирования. На каждого больного заполнялась специально разработанная анкета (Кибитов А.О., 2004), которая включала в себя данные анамнеза, сведения о семейной отягощённости алкогольной зависимостью и другими психическими заболеваниями, время формирования синдрома отмены алкоголя, количество обращений за амбулаторной и стационарной помощью, диагноз наркологического расстройства (согласно шифру диагноза по МКБ-10), время, за которое была купирована острая психопатологическая симптоматика, схема лечения с указанием среднесуточных доз психотропных препаратов, ко-морбидная патология.
В работе использованы клинико-генеалогический, клинико-катамнестический, клинико-психопатологический, молекулярно-генетическии и статистические методы исследования.
Параметры и переменные исследования: Клинические: возраст и возрастные диапазоны; диагнозы острых алкогольных психозов и судорожных припадков, включая неосложнённый синдром отмены алкоголя; суточный объём потребления алкоголя и уровни суточного объёма потребления алкоголя; анамнез семейной отягощённости алкогольной зависимостью.
Путем применения метода квартилей (нижний квартиль - 25%, верхний квартиль - 75% и 50% - промежуточный диапазон значений) были рассчитаны три возрастных диапазона: молодого (33 года и моложе), среднего (34 - 53 года) и пожилого (54 года и старше) возрастов, а также сформированы уровень су 48 точного объёма потребления алкоголя (литр) («суточная толерантность») и диапазоны его уровней (метод квартилей): низкий (менее 0,5 л), средний (0,5-1 л) и высокий (более 1 л).
В целях унификации разнообразных данных о видах, объёмах и качестве потребляемого алкоголя и получения количественной оценки суточного объёма потребления алкоголя для последующих межгрупповых сравнений, был рассчитан коэффициент «реальной суточной толерантности» (РСТ, единица измерения-литры 40 градусного алкоголя), как результат приведения объёмных показателей напитков разной крепости, часто употребляемых сочетано или последовательно в течение суток, к 40 градусному алкоголю.
С целью определения коэффициента РСТ была выработана следующая схема перерасчёта: 1 литр водки соответствует 2,5 литрам спиртных напитков крепостью 15-16% (вино) и 4,45 литрам слабоалкогольных напитков 4-9% (пиво, алкогольные коктейли). Например, если суточное потребление алкоголя у больного составляло 1,5 литра водки, то РСТ оценивалась в 1,5 литра. В случае суточного потребления 1 л вина, коэффициент РСТ рассчитывался следующим образом: 1 (литр вина) делился на 2,5 (количество спиртных напитков крепостью 15 - 16 % в литрах по отношению к 1 литру водки) и РСТ = 0,4 л (1:2,5 = 0,4). На примере со слабоалкогольными напитками (пиво, алкогольные коктейли) РСТ рассчитывалась так: 3 (суточное потребление трёх литров пива) делились на 4,45 (количество спиртных напитков крепостью 4 - 9 % в литрах по отношению к 1 литру водки) и РСТ = 0,6 л.
Если суточное потребление алкоголя состояло из двух и более спиртных напитков разной крепости, то РСТ рассчитывалась для каждого вида алкоголя отдельно. Затем полученные коэффициенты РСТ суммировались, и выводилось среднее арифметическое значение. Например, если больной сообщает о суточном потреблении 1 л водки и 3 л пива, то коэффициенты РСТ = 1 (к водке) + РСТ = 0,6 (к пиву) слагались в 1,6 (общий коэффициент РСТ), из которого рассчитывалось среднее его значение для данного больного: 1,6 : 2 = 0,8.
Влияние семейной отягощённости алкогольной зависимостью на величину риска развития острых алкогольных психозов и судорожных
Обнаружены различия между ОГ и КГ, выявленные для больных со средней степенью семейной отягощенности алкогольной зависимостью: в ОГ было 48,49% таких больных пожилого возраста, а в КГ - только 4,54% (р=0,00055, OR=2,76 [СІ 95% 2,26;80,67]). Напротив, в КГ наблюдалось 63,64% таких больных среднего возраста, а в ОГ - 27,27% (р=0,0073, OR=4,4 [СІ 95% 1,42;13,63]) (Рис. 17 и 18). В ОГ различий между подгруппами с разными показателями семейной отягощенности алкогольной зависимостью выявлено не было (Рис. 19).
В КГ (Рис. 20) среди больных с семейной отягощённостью алкогольной зависимостью выявлена резко сниженная доля низкого уровня РСТ (9,52%) по сравнению с больными с отсутствием семейной отягощенности алкогольной зависимостью (29,51%; p=0,015,OR=3,64[CI 95% 1,19;11,33]). Среди больных с высокой степенью семейной отягощенности алкогольной зависимостью, доля высокого уровня РСТ оказалась выше (40%), чем у пациентов со средней степенью семейной отягощенности (13,64%; р=0,0523), а доля низкой толерантности достоверно ниже (5%), чем у больных с отсутствием семейной отягощённости алкогольной зависимостью (29,51%; р=0,0248, OR=5,53 [СІ 95% 0,96;31,74]).
Различия между ОГ и КГ выявлены для больных с семейной отягощённо-стью алкогольной зависимости (Рис. 19): у больных в ОГ доля низкого уровня РСТ значительно выше (25%), чем у таких же больных КГ (9,52%; р=0,0526).
Среди больных с высокой степенью семейной отягощённости алкогольной зависимостью: в КГ 40% имели максимальный уровень толерантности по сравнению с ОГ (15,79%: р=0,093, слабый тренд).
Таким образом, нарастание степени семейной отягощённости алкогольной зависимостью пропорционально увеличивает объем потребления алкоголя у больных с неосложнённым СОА. У больных с ОАП и СП такой зависимости не наблюдается: даже при наличии высокой степени семейной отягощённости алкогольной зависимостью у значительного числа таких пациентов наблюдается низкий объём потребления алкоголя.
Анализ распределения диагнозов в подгруппах больных с разной степенью семейной отягощённости алкогольной зависимостью (Рис. 21) выявил, что «Синдром отмены алкоголя с судорожными припадками» (F 10.31) в группе больных, не имеющих сведений о семейной отягощенности алкогольной зависимостью (НД), встречался реже (1,6%), чем в группе больных с семейной отя-гощенностью (8,5%, р=0,061, тренд) и в подгруппе со средней степенью семейной отягощенности алкогольной зависимостью (9%, р=0,0586, тренд на границе значимости). Других различий выявлено не было.
Таким образом, наличие семейной отягощенности алкогольной зависимостью значительно увеличивает риск развития как неосложненного синдрома отмены алкоголя (СОА), так и острых алкогольных психозов (ОАП) и судорожных припадков (СП) в молодом возрасте. Среди пациентов с семейной отягощённо-стью алкогольной зависимостью больные с ОАП и СП употребляли достоверно большее количество алкоголя в сутки, чем больные с неосложнённым СОА.
Повышение степени семейной отягощенности алкогольной зависимостью увеличивает риск заболевания и развития ОАП и СП в молодом и среднем возрастах. Нарастание степени семейной отягощенности алкогольной зависимостью пропорционально увеличивает объем потребления алкоголя у больных с неосложнённым СОА. Наоборот, у пациентов с ОАП и СП при наличии высокой степени семейной отягощенности алкогольной зависимостью у значительного числа больных наблюдается низкая толерантность к алкоголю.
Результаты нашего исследования показали, что семейная отягощенность алкогольной зависимостью и ее степень, отражающая тяжесть «генетического груза», прямо пропорционально снижают возраст формирования алкогольной зависимости и увеличивают объемы потребления алкоголя у больных с неосложнённым СОА.
С генетической точки зрения варианты ОАП и СП оказались неоднородными: не было выявлено ни одного случая высокой степени семейной отягощенно-сти среди больных с «Синдромом отмены алкоголя с делирием и судорожными припадками», напротив, в группе с «Острым алкогольным галлюцинозом» 72% больных имели высокую степень семейной отягощенности алкогольной зависимостью, что, возможно, связано с клиническим своеобразием данного варианта (Гофман А.Г., 1970). Вероятно, разные формы ОАП и СП не только клинически, но и генетически гетерогенны и демонстрируют своеобразную специфичность в отношении генетического риска их развития.
Молекулярно-генетический аспект исследования включал изучение связи полиморфных вариантов гена DBH по локусу -1021С- Т с риском развития острых алкогольных психозов (ОАП) и судорожных припадков (СП), а также выделение валидных клинико-генетических и молекулярно-генетических маркёров ОАП и СП у больных с алкогольной зависимостью II стадии.
Геногруппы С и Т не различались по значению среднего возраста и долям возрастных диапазонов. Показатель РСТ в геногруппе Т оказался достоверно выше (0,988+0,368 л), чем в геногруппе С (0,930+0,286 л, р=0,0008). Различий по долям уровней РСТ не выявлено.
Доля больных с семейной отягощённостью алкогольной зависимостью оказалась близка: 39,37% в геногруппе С и 44,44% в геногруппе Т. В геногруппе С оказалось больше больных, не имеющих сведений об семейной отягощенности (23,13%), чем в геногруппе Т (13,89%; р=0,06, тренд). В геногруппе Т высокая степень семейной отягощённостью алкогольной зависимостью встречалась чаще (50%), чем в геногруппе С (31,75%; р=0,0514). Геногруппы не различались по линиям наследования.
Диагноз «Синдром отмены алкоголя с делирием и судорожными припадками» (F10.41) чаще встречался в геногруппе С (10%) по сравнению с геногруппой Т (3,70%; р=0,078, слабый тренд), а частота встречаемости несложненного синдрома отмены алкоголя (СОА, F 10.30) была достоверно выше в геногруппе Т (53,70%), чем в геногруппе С (48,12%; р=0,0207, OR=l,76[CI 95% 1,09;2,84]).
Ген дофамин-транспортного белка (локусы VNTR и Msp I)
Мать (76 лет) имеет среднее специальное образование, всю жизнь проработала поваром в столовой воинской части. В настоящее время находится на пенсии. По характеру спокойная, сдержанная, больше любила младшего сына, которому «прощала все его шалости».
Отец служил военным лётчиком. Воспитанию детей уделял мало внимания. Большую часть времени проводил на службе. В молодости отличался весёлым нравом, был «душой» любой компании, хорошо играл на гитаре, пел, писал стихи. Хорошо относился к матери, с которой поначалу отмечались ровные взаимоотношения. После 40 лет, незадолго до увольнения в запас, стал замкнутым, раздражительным, стал чаще выпивать. Наблюдались запои по 5 - 7 дней, во время которых дома старался не появляться и пил у «друзей и сослуживцев». Возникали конфликты и ссоры с матерью, свидетелем которых часто бывал больной. Сильно переживал пьянство отца и страдания матери, но все чувства старался держать в себе. Воспитанием больного в основном занимались мать и старший брат.
В целом больной рос в атмосфере гиперопеки со стороны матери. В детстве особых интересов не имел, в свободное от учёбы время проводил на улице в компании сверстников. Играл в футбол, нравились настольные игры (шашки, домино). Читать не любил.
В школу пошел своевременно. Учился средне, успевая по всем предметам. В младших классах с трудом высиживал уроки, демонстрируя гиперактивное поведение. Со слов брата, часто ввязывался в драки «из-за пустяков», в связи с чем в школу неоднократно вызывали мать. С 4-го класса стал общаться и дружить с ребятами старше своего возраста. С 13 лет эпизодически курил сигареты в основном на улице и скрытно от окружающих. В старших классах изменился в поведении: стал резким в общении с родителями, которые упрекали его в том, что он стал меньше уделять времени урокам и помощи в домашнем хозяйстве. Часто конфликтовал с матерью, но боялся отца, который иногда наказывал больного: не выпускал гулять, заставлял подолгу сидеть за домашними уроками и выполнять дополнительные задания. В 8-ом классе в течение года посещал юношескую секцию по боксу. Неоднократно получал удары по голове, перенёс около 5-ти нокаутов. Самочувствие оставалось удовлетворительным. После окончания 8-ми классов поступил в железнодорожный техникум, выбрав профессию машиниста электропоезда. Учёба давалась легко. С 16-ти лет стал курить постоянно, выкуривая до полпачки сигарет в сутки. В свободное от учёбы время катался на мопеде, который ему подарил отец. В 16 лет во время езды на мопеде упал, наехав на препятствие. При этом сильно ударился головой и на несколько минут потерял сознание. Когда очнулся, то в течение часа беспокоили однократная рвота и тошнота. К врачам не обращался, так как состояние вскоре нормализовалось.
В возрасте 16-ти лет впервые попробовал алкоголь: в компании друзей выпил «на спор» около 100 мл водки. Ощущение опьянения не понравилось. Спустя 5-10 минут после приёма спиртного наблюдались тошнота, рвота, головная боль, головокружение, резкая слабость. Болезненные ощущения беспокоили на протяжении суток, которые провёл лёжа на кровати. В дальнейшем принимал алкоголь эпизодически - 3-4 раза в месяц (пиво в количестве до 0,5 литра или вино «Портвейн» до 150-200 мл).
После окончания техникума был призван в Армию. Служил в пограничных войсках. Служба протекала ровно. На втором году службы (20 лет) стал алкого-лизироваться до 2-3 раз в неделю. Начал употреблять крепкие спиртные напитки - водку, самогон - в количестве до 200 мл на протяжении эксцесса. Состояния опьянения переносил безболезненно. Наблюдалась утрата защитных рефлексов. Ощущал на высоте опьянения эйфорию, чувство внутренней свободы, лёгкости и раскованности. Дважды был уличён командирами в распитии спиртных напитков. Наказания в обоих случаях были ограничены выговорами и помещением (во втором случае) в карцер. Во втором случае в состоянии опьянения подрался с дежурным по роте. Демобилизовался на общих основаниях.
После демобилизации больной вернулся домой и устроился работать помощником машиниста тепловоза. Работа не нравилась, к своим обязанностям относился формально. Систематически алкоголизировался: «по выходным, праздникам, в дни получки». Иногда выпивал на работе (в депо) с коллегами, тщательно скрывая своё пьянство от начальства. Наблюдалось увеличение потребления алкоголя: пил в основном водку. Суточная толерантность составляла до 250 - 300 мл. Через три года (24 года) вынужден был уволиться с работы по собственному желанию, так как был замечен в состоянии алкогольного опьянения. Сильно переживал своё увольнение: в течение месяца находился дома, ни с кем не общался, отмечались сниженный аппетит, раздражительность, угрюмое настроение. Практически ежедневно алкоголизировался с суточной толерантностью до 500 мл водки. Тогда же впервые стал опохмеляться. Был сформирован (24 - 25 лет) абстинентный синдром, протекавший по церебральному варианту. В состоянии опьянения бывал дисфоричным, конфликтовал и дрался с братом, поднимал руку на отца. Иногда напивался допьяна, при этом отмечалась лакунарная амнезия. В состоянии отмены алкоголя беспокоили сильные головные боли, рвота, головокружение. Врачом бригады СМП были диагностированы высокие цифры АД до 170/100 мм рт. ст. Больному рекомендовали обратиться за помощью к наркологу. По инициативе матери обратился к частнопрактикующему наркологу. Производилась дезинтоксикационная терапия на дому (ставилась капельница), в результате которой впервые возникший псевдозапой был купирован. Однако от предложенного наркологом последующего «кодирования» от пьянства пациент отказался. С помощью брата устроился слесарем в местное ЖКХ, где и работал до настоящего времени.
Со слов матери, во время работы в ЖКХ сын периодически запивал на 3 - 5 дней, но «выходил» из запоев самостоятельно, «выхаживаясь» постепенным снижением дозы потребляемой водки. Псевдозапои наблюдались 1-2 раза в месяц. Алкоголизировался в основном с коллегами по работе. Со слов больного, «в то время стал больше выпивать водки по количеству». Суточная толерантность сохранялась прежней - до 0,5 литра водки. Со слов брата, по характеру пациент всегда был общительным, добрым, но малооткровенным, застенчивым. Женатым не был. Со слов больного, «было много знакомых подруг, но не мог решиться сделать девушке предложение». Всегда жил с родителями. В свободное от работы время любил смотреть кинофильмы различного жанра, ходить на стадион смотреть футбол, «по гостям к друзьям, на рыбалку».
Примерно в возрасте 39 - 40 лет псевдозапои стали чаще, до 7 - 14 дней, с возросшей суточной толерантностью до 1-го литра водки. Ремиссии между псевдозапоями составляли до 1-го месяца. Дважды задерживался сотрудниками милиции за появление в общественном месте в состоянии алкогольного опьянения, но в мед. вытрезвитель не попадал. По инициативе матери и брата в возрасте 42 - 43 лёт был «кодирован» от пьянства по методу Довженко сроком на три года. Однако спустя год возобновил пьянство. Свой «срыв» объяснял тем, что «друзья на работе убедили» его в «ненастоящей кодировке». В дальнейшем не «кодировался».
В декабре 2007 г. (49 лет) поступил по линии СМП из дома в ОННП ГУЗ МО «ЩНД» с диагнозом «белая горячка». Впервые возникший алкогольный делирий возник спустя двое суток после двухнедельного запоя с прежней суточной толерантностью: после нескольких бессонных ночей внезапно стал тревожным, суетливым, что-то искал под кроватью, был дезориентированным во времени и месте, разговаривал с невидимыми людьми. При этом речь была бессвязной, вёл себя неадекватно. После купирования алкогольного делирия поддерживающую терапию не принимал, выписался из ОННП раньше срока, отказавшись от дальнейшего лечения. Ремиссия после выписки была недолгой. Спустя месяц возобновил псевдозапойное пьянство с прежней (до 1-го литра водки) суточной толерантностью («плато»), по 7 - 14 дней. Заметно ухудшилась память, появилась забывчивость, стал раздражительным, конфликтным, с работы часто приходил недовольным. Перестал интересоваться жизнью родных, стал грубым с матерью. Нередко воровал у неё деньги на водку