Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Методологические основания исследования исторического сознания молодежи на современном этапе развития социума 19
1.1. Историческое сознание в системе личностных и мировоззренческих координат молодежи 21
1.2. Особенности исторического сознания молодежи в условиях трансформирующегося российского общества: теоретико-методологический аспект 41
ГЛАВА II. Факторы формирования исторического сознания российской молодежи в условиях динамических изменений процесса преемственности и смены поколений 67
2.1. Социоструктурные детерминанты исторического сознания российской молодежи 68
2.2. Историческое сознание российской молодежи: влияние институционального доверия 95
ГЛАВА III. Тенденции развития исторического сознания российской молодежи 118
3.1. Историческое сознание в процессе конструирования ценностных ориентаций российской молодежи 120
3.2. Модификации исторического сознания российской молодежи в условиях социальных перемен 142
Заключение 163
Библиографический список 1
- Особенности исторического сознания молодежи в условиях трансформирующегося российского общества: теоретико-методологический аспект
- Историческое сознание российской молодежи: влияние институционального доверия
- Историческое сознание в процессе конструирования ценностных ориентаций российской молодежи
- Модификации исторического сознания российской молодежи в условиях социальных перемен
Особенности исторического сознания молодежи в условиях трансформирующегося российского общества: теоретико-методологический аспект
Социологическая мысль, возникшая в век веры в разум, прогресс, научного оптимизма, определяла своей задачей исследовать современное общество, а традиционное общество воспринималось как интерес этнографов, культурологов, историков. Вместе с тем, исследования различных форм социокультурной динамики общественного сознания являлось необходимым условием для выявления тенденции общественного развития, достижения обществом требуемого нормативного состояния. По этому поводу Э.Дюркгейм утверждал, что общество как надиндивидуальная субстанция, характеризуется коллективными состояниями сознания, о которых можно судить только опосредованно на основании объективных данных в различных формах поведения, историческое сознание объективируется при помощи методов косвенного наблюдения.14 Если в качестве исходных данных можно выбирать только явление, которое можно наблюдать непосредственно, то историческое сознание содержит научную интерпретацию исторических событий (изгнав предрассудки обыденного сознания) именно с позиции современного человека. Э.Дюркгейм осознавал необходимость теоретического определения исторического сознания, как соответствующего критерию общности. Применение методов статистической закономерности, касающейся представлений личности об истории, дает возможность описания коллективного состояния. Одной из важнейших проблем Э.Дюркгейм полагал выявление функции исторического сознания для общества. Потребность общества в
Дюркгейм Э.. Метод социологии. М., 1997. С. 51. историческом сознании зависит от того, интегрировано общество механической или органической солидарностью. Таким образом, в социологии Э.Дюркгейма прослеживалась попытка оценить достоверность исторического сознания, которая является плодотворной.
Историческое сознание, которое детерминирует развитие необходимых и полезных общественных отношений, является эффективным, нормальным. Аномальное историческое сознание, проявляющее уход от идеи прогресса, возрождения архаичных форм жизнедеятельности, содержит препятствие все возрастающему усложнению общественной организации.
Коллективное сознание при органической солидарности делает упор не на общее историческое происхождение, а на реальную зависимость индивидов, становясь рациональным, сталкивается с фактом гетерогенности понимания истории. Так как солидарность лежит через разделение труда в современном обществе, история может рассматриваться только как фактор, укрепляющий или ослабляющий социальную солидарность. Э.Дюркгейм искал взаимосвязь проблем современного общества с историческим сознанием, отмечал существование потребности общества в историческом сознании и интерпретации истории для: 1 – развития позитивных общественных отношений; 2 – формирования коллективных представлений, массового самосознания и самооценки; 3 – укрепления органической солидарности, социальной интеграции в обществе.
Историческое сознание выступает в качестве способа социальной интеграции. В трудах Э.Дюркгейма намечается разделение исторического сознания на два типа: 1) специализированно-профессиональное, свойственное экспертным научным сообществам и 2) массовое повседневное, включающее исторические образы, передаваемые через опыт поколений.
В отличие от дюркгеймианства, понимающая социология М.Вебера, ставит приоритетным исследования социального поведения, его значения и смыслов для социального общения. Историческое сознание, как идеальный тип, является аналитическим конструктом, не соотносимым с конкретными представлениями или оценками исторической значимости какого-либо исторического события. Так М.Вебер писал: «Оценка исторической значимости какого-то исторического факта нужно начинать с постановки следующего вопроса. Если исключить этот фактор из совокупности факторов, принимающихся во внимание в качестве определяющих, или если его несколько изменить, мог бы легко изменить ход события в соответствии с общими эмпирическими законами, пойти по пути в любом случае отличающимися какими-то особенностями, которые мог ли бы для нас оказаться решающими».15 Таким образом, М.Вебер был твердо убежден в значимости исторической причинности, которую он, во избежание неправильного толкования, выражал в терминах вероятности.
Как пишет известный историк социологической мысли Л. Козер, когда М.Вебер в своих дефинициях использовал принцип вероятности, он не ставил целью достижение объективной исторической эмпирической достоверности по отношению к историческому сознанию. Можно сказать, что прослеживается цепочка различных причинных связей. Историческое сознание описывает те особые условия, которые вызвали какое-либо явление
Для науки характерно выяснение исторических причин на основе мысленных экспериментов, выдвижение различных исторических альтернатив. Массовое историческое сознание может выступать для людей как ценность или выстраиваться по критерию рациональности. Вебер отмечает, что история для ценностнорационального сознания выступает как ценность–ориентир. В целерациональном сознании ведущим является критерий рационализации истории, анализа целесообразности тех или иных институтов современности. При помощи исторических аналогий Вебер М. Сочинения. М., 1999. С. 180. Козер Л.А. Мастера социологической мысли. М., 2005. С. 81. современная бюрократия может мобилизовать социальные ресурсы или использовать в целях внедрения элементов планирования. Вместе с тем, деперсонализация отношений современного общества делает из исторического сознания прибежище свободы человека, так как будущее является железной клеткой, история может интерпретироваться как райский сад. 17
В области исторического сознания наблюдается тенденция перехода от уникальности, единичности событий к стандартизированному восприятию истории. Главное, чему должно способствовать историческое осознание, это то, чтобы не сводить развитие общества к неотвратимости, фатализму, а к пониманию равновесия различных действующих факторов. М.Вебер утверждает, что общество характеризует как осознание современности, так и осознание истории, а динамика социальных изменений зависит от того, какие идеи из исторического прошлого разделяют социальные группы, воплощая в поведении.
Следует также подчеркнуть, что типология различных форм поведения позволяет М.Веберу достаточно последовательно разделить традиционное общество, в котором собственно не существует историческое сознание, а есть святость традиций, опора на вечное «вчера» и современное общество, где в эмпирической реальности используются исторические факты и оценки в качестве одного из оснований для легитимации власти. Как идеальный тип историческое сознание характерно только для теории, в эмпирической реальности мы имеем дело с меняющейся мотивацией. Но под влиянием властей, бюрократических схем, историческое сознание стандартизируется, и используется как процедура легитимации власти.
Там же. С. 92. Таким образом, в историческом сознании М.Вебер выявлял как структурные моменты, связанные с рационализацией общественной жизни, так и мотивационную сферу, которая определяется оппозицией ценности. Социология знания К.Манхейма18 – впервые обозначает в качестве самостоятельного объекта изучения – историческое сознание молодежи. Для социолога, определяющего роль знания в конструировании действительности, важным представляется влияние практик образования на осознание, влияние исторического сознания на цели, ожидания молодежи, их соответствие требованиям, выдвигаемых обществом молодежи. Рассматривая проблемы молодежи в обществе, К.Манхейм полагает, что исторические знания, которые молодежь получает, влияют на роль молодежи в жизни общества, зависящей от того, какая культура исторического самосознания формируется в процессе воспитания и образования.
Согласно мысли К.Манхейма в обществе, где наибольшее уважение и престиж имеют старшие поколения (старики), история используется как традиция, обосновывая значимость опыта старших поколений. В противоположность статичным обществам в динамических обществах жизненные ресурсы сотрудничества с молодежью опираются на понимание исторического сознания как стимула изменений.
Историческое сознание российской молодежи: влияние институционального доверия
Так как российская молодежь является группой социального оптимизма в контексте «опоры на себя», историческое сознание молодежи основывается на неприятии или критической оценке современности, как деградации по сравнению с предшествующими историческими периодами, но не имеющей альтернативы в прошлом. Таким образом, институциональное доверие не основывается на общепринятых исторических схемах, на официальном историческом дискурсе и включение этого критерия имеет объяснительное значение для понимания индивидуализированности исторического восприятия молодежи и доминирования в историческом сознании молодежи исторического чувства, неразвитость историческо-рефлексивных оценок.
В диссертационном исследовании институциональное доверие определяется не как ставка на будущее, а как способ сужения жизненных горизонтов, способ повышения адаптивного потенциала в условиях социальной неопределенности. При исторической ревизии репутация исторического знания снижается по сравнению с зарубежными сверстниками: молодые россияне рассматривают историческое сознание как личностный или групповой выбор. Подчеркнем, что различия заключаются в процессе конкретной идеологической практики, в степени воздействия на массовое сознание молодежи идеологии. 48 Итак, для современной российской молодежи историческое знание не входит в контент социализации, а идеологические влияния, если и воздействуют, то в форме массовых образцов (либерализма), или социального уравнительства. Рассматривая условия формирования исторического сознания можно сказать, что речь не идет о становлении консолидированной позиции по отношению к истории, так как современная молодежь-это постреформенное поколение, социально неоднородное, для которого историческое знание не входит в систему жизненных шансов и не ассоциируется с определенными социальными институтами.
Можно сказать, что институциональное доверие, как позиционирование отношения молодежи к определенным социальным и политическим институтам, является усиливающим достоверность эмпирического исследования, так как связано с тем, что в условиях отсутствия оптимального кредита доверия возникшему институциональному порядку, молодежь не готова к совместным социальным практикам через идентификацию с определенными социальными институтами. Однако, историческое сознание также не фиксирует для большинства молодых россиян способности к консолидации, что определяется актуализмом жизненных установок и позиций и определяется минимизацией социального взаимодействия. Другими словами, критерий уровня институционального
Если Россия в 1990-е годы (период Ельцина) характеризуется в основном негативно, то в постельцинской эпохе отмечают плюс, что при наличии перспектив расширения вакансий есть теоретическая возможность стать преуспевающим человеком (но не в реальности). Сравнительный анализ сопоставления различных периодов истории приводит к тому, что устремление молодежи фокусируется в одной точке, которая представляет достаточный простор для исторических интерпретаций, таковой, по мнению М.К.Горшкова и Ф.Э.Шереги, является петровский период50.
На наш взгляд, в этом факте обнаруживаются противоречия: если проблема оценки государственности отодвигается в самый далекий (петровский) период, то оценка личностного самочувствия ассоциируется с недавним брежневским периодом, характеризующимся как раз постепенным упадком, идеологической деградацией социальных институтов.
Социальные трансформации российского общества не запечатлелись в сознании молодежи, как то, с чем связываются успехи, безусловные достижения, а подлежащие оценке различные исторические периоды не могут быть совмещены с позицией, «когда мы были молодыми», что характерно для старших поколений. Поэтому, у молодежи происходит осознание приоритета жизненных актуальных целей, включение личностного опыта, перевод истории на уровень повседневности, что определяет формирование исторического сознания, как осознание десакрализации истории. Что же касается стимулирования интереса молодежи к истории, углубление ее системных познаний, достижение исторической компетентности, эта тенденция ограничивается воспроизводством исторических стереотипов «алогичности российской истории» и ориентации на инструментальные схемы исторического восприятия. История показывает, что будущее является достаточно спорным в реализации социальных ожиданий. Симптоматика настроений, связанных со стабилизацией переходности, привязывает к недавнему, относительно счастливому прошлому (брежневскому периоду): характерно, что историческое сознание молодежи проявляется в забвении страха и становится способом преодоления прошлого, его семантизации пути России, ограничений и возможных вариантов.51
Если молодежь изъявляет интерес к достижениям сталинского или петровского периодов, их оценка не касается «жертвенного пласта» и является бесконфликтной. В этой модели восприятия, общество выступает пассивной, страдающей силой, а личностный акцент дает возможность вырабатывать позицию, не содержащую преклонение перед прошлым, и одновременно направленную на утверждение собственной значимости, собственных исторических образов. Фиксируя в качестве предельного значимого варианта личностные отношения, личностный опыт, молодежь реализует историческое самоощущение через полагание себя как другого поколения. В 1990-х г., когда была нарушена система идеологизированного исторического образования, были созданы внешне похожие на западные схемы исторические модули, но это не привело к рационализации исторического восприятия и достижения негласного общественного консенсуса по поводу истории.
На наш взгляд, вместо содержательной дискуссии об исторических проблемах, мы получили историю как политику, опрокинутую в прошлое. Исторический дискурс не включен в процесс социальной интеграции в России, поскольку характеризуется конъюнктурным прочтением. Не работают механизмы исторической рефлексии. Молодежь поэтому потеряла интерес к официальному историческому дискурсу, а также к историческому знанию как таковому: позиции экспертного сообщества ослабляются тусовочностью, обслуживанием частных интересов, а консолидированная позиция, которая могла бы получить поддержку молодежи, превращается в условный консерватизм, ситуацию невмешательства, в восприятия истории как «того, что от меня не зависит». варьирует от одной крайности, к другой: от неприятия истории (табу на историю) до мифологизированной исторической архаизации (« в прошлом было лучше», противопоставление современности прошлому). В «средней точке» находятся не уравновешенные оценки, а диссонансные мнения (разочарование историческим наследием сочетается с гордостью за отдельные выдающиеся достижения).
Таким образом, историческое сознание молодежи конституирует российское общество как синтез двух разнонаправленных тенденций. С одной стороны, общество, которое утратило историческое наследие, другая тенденция в том, что Россия является обществом вне истории, точнее, истории как прогрессивного развития. Самое ценное в историческом сознании, с нравственной, социально-политической, личностной позиций, это мыслить открыто, глобально, а сегодняшний результат становления исторического сознания в России – эта попытка догматизации тех или иных исторических позиций.
Диапазон исторических оценок молодежи гораздо шире, чем у старших поколений. Это связано не только со слабостью сознания или дефектами исторического образования: молодежь, занятая в процессе социальной адаптации показывает, что в истории она видит фактор стабильности, в отличие от современности, где в большей степени для нее существует неопределенность.
Как видно из позиции молодежи, для них достижения тем более значимы, чем они имеют личностный смысл и согласуются с их жизненными позициями. Наименее устойчивые оценки вызывают события, которые нельзя соотнести к системным, глобальным или имеющим личностный смысл.
Историческое сознание в процессе конструирования ценностных ориентаций российской молодежи
Молодежь, как социальная группа, имеет низкий уровень институционального доверия, то есть, относится к институтам дистанцированно или в лучшем случае, связывают с регулированием отношений между гражданами и социально-правовой защищенностью граждан.
В нашем исследовании, ответы респондентов (и среди студентов, и представители работающей молодежи) показали, что молодежь не только с недоверием относится к правоохранительным и судебным органам, но и не считает обязательным соблюдение законов: 25% считают, что многие законы несовершенны, действуют против интересов народа, поэтому их можно «обходить», а 36% признают, что в случае необходимости могут нарушить закон, совершить противоправные действия (не платить налоги, делать приписки, обвесить, украсть и т.п.). Таким образом, молодежь дифференцируется на законопослушных и правовых нигилистов, а также правонарушителей, причем доля правонарушителей среди молодежи и особенно среди подростков в последние годы постоянно растет.
Характерно, что на вопрос, как относится к закону как основному критерию института права, законопослушными считают себя лишь 18,1% молодежи.96 Для 23% важным является, чтобы поступки были справедливыми, а соответствуют ли они закону или нет, это не главное.97 Вероятно, проявляется мозаичность исторического сознания, настроенного на то, что сама российская история является эталоном попыток возродить социальную справедливость или того, что справедливость в обществе исчезает при давлении страха. Если под социальной справедливостью понимается равенство шансов, а не дисциплина и порядок, то это вызвано тем, что в России, по мнению большинства респондентов, не достигалось правового равенства. По мнению опрошенных нами респондентов (43%), в истории России нет периода, когда все были равны перед законом, и сами законы служили интересам простого народа (студенты обосновывали свое мнение: «в царское время было сословное правосудие, в сталинские времена была правовая дискриминация «классовых и политических врагов», сейчас фактически действует право «кошелька» – кто богат, тот может остаться безнаказанным за любое преступление»). Поэтому закономерно, что опрошенные нами молодые люди не доверяют правоохранительным и судебным органам, институту права в целом.
Однако, институциональное недоверие является столь же дисфункциональным, как и «излишняя доверчивость». Имеется в виду, что скептическое отношение к нормативному регулированию, к оценке авторитета функционирующих социальных институтов, «вымывает» рефлексивную оценку исторических событий и фактов, которые воспринимаются на социально-эмотивном уровне или в соответствии с собственными, часто деформированными, картинами прошлого, в которых респонденты находят желательное для себя и устраняют их «неустраивающее».
Такой подход к истории, констелляции исторических фактов, как фактов, подтверждающих низкое институциональное доверие, негативно влияет на отношение к собственным возможностям и шансам в условиях институционализации социальных практик, принятия норм социального регулирования. Так, например, правовой нигилизм, негативное отношение к правомерному поведению объясняется доминированием в российской истории неправовых отношений и «беззаконием государства по отношению к личности». Характерно, что оценка действующих правовых институтов определяется групповым опытом, но можно выявить синдром неприятия права, исходя из понимания правового нигилизма как исторической традиции.
Можно отметить, что институт права подменяется институтом бюрократии или государством, так как респонденты не признают самостоятельность института права. Судя по данным из нашего исследования, можно сказать, что институт права, который выдвигался либеральными деятелями в качестве основного механизма трансформации российского общества, не определяется таковым, отчасти из-за реальности нарушения правовых норм, отчасти из-за того, что само историческое сознание молодежи видит в российской истории эволюцию правовым формам, но не правовое государство. Аморфная оценка исторического процесса в целом, привлекает симпатии прежде к институтам порядка или консолидации, к тем позициям, которые мы можем назвать, как выражающее, хотя бы относительно, интересы большинства населения. В современном институциональном дизайне сложилась ситуация, при которой базовые институты современного общества (рыночные, правовые) воспринимаются как не эффективные, не связанные с повышением степени участия, ответственности личности. По тому, как мыслится распределение институтов по критерию доверия, можно сказать, что наибольшим авторитетом пользуются институты, освобожденные от эффектов социальной поляризации и включенности в коллизии современной жизни. Таковым социальным институтом выступает православная церковь, что характерно именно в дореволюционном историческом периоде, которое воспринимается довольно расплывчато, относят наибольший период рассвета православной церкви (65,7%).98
Чем более близок и детально знаком респондентам исторический период, тем больше в их позиции оценок, связанных с опытом старших поколений, или с собственным опытом, привязанностью к жизненным стратегиям. Суждение об институте церкви является в основном следствием инерции исторического сознания, переносимого на современность. Правда стоит отметить то обстоятельство, что по мере интеграции церкви в современную жизнь, возникает немало конфликтов по поводу роли церкви в современном обществе и нельзя говорить о единодушной позитивной оценке.
Можно также сказать, что нейтральное или позитивное отношение к церкви, как социальному институту, во многом определяется тем, что церковь характеризуется как институт далекого прошлого, как носитель национальной традиции, мало, однако, влияющий на жизненные установки современной молодежи и не формирующий сильной религиозной веры.
Для российской молодежи характерно видеть в социальных институтах механизмы представительства групповых интересов и не соотносить функционирование институтов с удовлетворением определенных общественных потребностей. Это предположение подтверждается тем, что в исторических оценках и представлениях доминирует образ отчужденного государства, а жизнь общества протекает параллельно. Наиболее привлекательным является государство, которое минимально вмешивается в жизнь человека, но при этом играет роль «доброго отца».
Модификации исторического сознания российской молодежи в условиях социальных перемен
В том, что историческое сознание молодых россиян не является статичным, застывшим, не приходится сомневаться, так как выявленная нами тенденция отношения к истории в сравнительном анализе 1990-х, 2000-х и 2010-х г. показывают, что молодежь «набирается» гражданской зрелости, но ее историческое сознание явно отстает от понимания тех проблем, с которыми молодежь сталкивается при определении своего будущего.
Имеется в виду то, что историческое сознание выступает только в незначительной степени платформой для построения будущего, для осознания молодежью своей роли в обществе, и как группы социального воспроизводства, и как субъекта социальных изменений. Утверждение об историческом беспамятстве молодежи, конечно, является искаженным, но в нем содержится момент истины, заключающийся в том, что молодежь преднамеренно, а иногда и не преднамеренно демонстрирует историческое незнание, не проявляет интерес к тем эпохам истории, в которых, по ее мнению, трудно найти соответствие с собственным помыслом и проектом.
В истории сложно отыскать идейные ориентиры, на которых можно равняться, и тех выдающихся людей, для которых самоутверждение, честь и достоинство не являлись пустым звуком. Однако мы полагаем, что прямолинейный приговор историческому беспамятству молодежи или парадоксальности молодежного сознания мало что проясняет в том, как молодежь позиционирует себя в отношении истории как социальный субъект, удовлетворена ли она уровнем исторического знания и в чем видится значение истории для определения собственного будущего?
Каждый из этих вопросов требует самостоятельного анализа и может определяться теми сдвигами и изменениями в сознании молодежи, которое соотносится с ростом ее социальных ожиданий и институционализации социального представительства, претензий на активное гражданское участие.
В этом мы исходим из некоторых идеальных представлений о целях молодежи, которая является достаточно неоднородной группой, имеющей не совпадающие исторические представления и образы. Разумеется, будущее молодежи нельзя подводить к нормативной модели, которая, навряд ли, возможна в силу сложности исторического пути пройденного российским обществом, и в том, что для молодых россиян важен личностный выбор в пространстве исторического знания. Социоструктурные и институциональные параметры констатируют определенные зависимости структуры и типологии исторического сознания, но не приводят к совпадению с равно статусными позициями старших поколений и нельзя говорить о совпадении консенсусных позиций в таком ключевом вопросе: чем важно историческое сознание российского общества? Хотя социализация молодого поколения началась в условиях становления рыночных отношений и диаметрально противоположна условиям социализма, ряд исследователей фиксируют минимальное различие со старшими поколениями. 150
На наш взгляд, в целом обоснованная позиция нуждается в уточнении. Речь идет только о периодах, которые могут быть включены в личный или групповой социальный опыт. Отдаленные периоды российской истории дают простор для собственных интерпретаций и на них выверяются интересы респондентов. Позиция большинства, которая ассоциирует дореволюционный период с расцветом православия, не опирается на реальные историческое факторы, но содержит ту оценку православия как института, заслуживающего уважение, но являющимся анахроничным в современном обществе.
Такое представление достаточно устойчиво и для молодежи девяностых годов, которые видели в православии больше, чем исторический институт, обращались к нему как морально-нравственной субстанции, и для молодежи двухтысячных годов, когда в условиях укрепления вертикали власти и прохождения точки невозврата к прошлому, большинство молодых россиян, по крайней мере, считают, что православие не является институтом, способным внести дисгармонию в собственную жизнь или вернуть молодежь к социальной уверенности. Поэтому понятно разнообразие позиций молодежи в том, что относится к сфере абстрактных, не затрагивающих социальный микроуровень интересов. Такая связь прослеживается с историческим сознанием: вопросы, которые являются не абстрактными, могут стать реальным выбором для каждого молодого россиянина.151
Что же касается такой позиции, как жертвовать или не жертвовать личными интересами ради государства получается, что только 7,7% изъявляют готовность к безоговорочному жертвованию, 31,1% высказывают условную поддержку, 27,2% не готовы жертвовать ни при каких обстоятельствах личным, 32% скорее склоняются к отрицательному выбору.
По мнению автора диссертации, превышение в три раза числа тех молодых людей, кто отказывается жертвовать личными интересами ради государства, свидетельствуют о том, что историческое сознание молодежи рассматривает российское государство не как идеальный конструкт, не как гарант социальных прав, а как связанное с бюрократией, репрессивным контролем , что приводит молодежь к выводу, что современное государство не является авторитетом среди молодежи, тем более святыней. Результаты нашего социологического исследования молодых респондентов в провинциальных городах Ростовской области ( г. Таганрог, г. Новочеркасск, которые являются студенческими и культурно–развитыми городами) показали, что к сожалению, уровень исторических знаний , в целом, не достаточно высок, а 37% рабочей молодежи, 15% старшеклассников и 10% студентов вузов вообще проявляют полное незнание истории и отсутствие интереса к историческим проблемам. Лишь 30% студентов и 15% работающей молодежи демонстрировали рефлексивные исторические знания, остальные опирались , главным образом, на исторические эмоции, исторические стереотипы, исторические образы из СМИ, затруднялись обосновать свои исторические суждения, но четко выражали свои мнения и оценки современной жизни. В оценках современной жизни опрошенные нами молодые люди из провинциальных городов выражали недовольство своим социально-экономическим положением (75%), трудностями получения образования (63%) и достойного трудоустройства (84%), нестабильностью жизни, малыми шансами на успех (68%), т.е. у них мало причин для удовлетворенности. Поэтому, для определенной части молодежи (65%) историческое прошлое может становиться полем желаемого, которое нельзя найти в современности.
