Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Генезис и становление смеховых жанров в кабардинской литературе 17
1.1. Теоретико-методологические основы изучения смеховой культуры в зарубежном и отечественном литературоведении 17
1.2. Традиции народной смеховой культуры адыгов в героическом эпосе «Нарты» 32
1.3. Институт «джегуако» как фольклорная основа кабардинской сатирико-юмористической литературы 43
1.4. Смеховая культура в пространстве политической сатиры 20 - 30-х годов ХХ столетия 56
Глава II. Смеховая культура в прозе кабардинских писателей эпохи оттепели и 60-70-х гг. ХХ века 73
2.1. А. Шортанов как один из основоположников жанра сатиры в кабардинской литературе 75
2.2. Художественные особенности и морально-этический аспект комических произведений А. Налоева и Х. Шекихачева 82
2.3. Смех как «веселый катарсис» в прозе Х. Дударова и Б. Журтова 92
2.4. Сатирические элементы в произведениях М. Кармокова и П. Мисакова 108
2.5. Комическое и нравоучительное в произведениях З. Налоева, А. Куантова и Б. Мазихова 116
Глава III. Смеховой мир постсоветской кабардинской прозы 135
3.1. Философские миниатюры С. Хахова как новое явление в современной кабардинской литературе 136
3.2. Интеллектуальный смех Б. Утижева 144
Заключение 167
Список литературы 174
- Традиции народной смеховой культуры адыгов в героическом эпосе «Нарты»
- А. Шортанов как один из основоположников жанра сатиры в кабардинской литературе
- Сатирические элементы в произведениях М. Кармокова и П. Мисакова
- Философские миниатюры С. Хахова как новое явление в современной кабардинской литературе
Введение к работе
Актуальность представленной диссертационной работы обусловлена недостаточностью специальных всесторонних исследований по изучению процессов формирования и эволюции смeховой культуpы в кaбардинской прозе. В творчестве современных кабардинских писателей сатирико-юмористическая проза достигла высокого художественного уровня. Однако на современном этапе развития национального литературоведения нет монографической работы, в которой комплексно исследуются проблемы соположения устно-поэтического творчества адыгов и сатирико-юмористической прозы в контексте истории и теории смеха и
смеховой культуры. Вместе с тем, важно отметить, что в работах некоторых
исследователей национальной литературы обозначены отдельные проблемы
сатирико-юмористической кабардинской прозы. В работе впервые в
национальном литературоведении становление смеховых жанров и особенности их развития в кабардинской прозе рассматриваются в контексте традиционной культуры смеха адыгов.
Известно, что на трансформацию духовных ценностей локальных культур существенно влияет глобализационная динамика современного культурно-исторического процесса. С одной стороны, она затрагивает этническую общность, ее культуру в ассимиляционных воздействиях на язык, нравы, традиции, стереотипы поведения; с другой – глобализация сталкивает различные культурные миры, способствует их тесному контакту, а иногда и культурной диффузии. На наш взгляд, именно в настоящее время назрела необходимость в создании научных дискурсов, посвященных, в частности, эволюции, трансформации духовного потенциала традиционных культур, и, следовательно, фольклора и литературы, в рамках которых исторически вызревали народная сатира, юмор, смеховая культура в целом. Развитие процессов глобализации вызывает интерес к смeховой культурe различных этносов, так как смeх, способствуя переосмыслению прошлого, обеспечивает возможность осознания настоящего и преодоления нравственно-культурного кризисa современнoсти.
Степень изученности проблемы. Становление сатиры и юмора, особенности формирования и развития смеховой культуры рассматривались в разной степени в трудах отечественных, зарубежных критиков и литературоведов, а также ученых других научных направлений.
Впервые на важность научно-философского понимания природы смеха для
построения целостной антропологической картины человеческого бытия обратили
свое внимание классики античной философской мысли Платон и Аристотель,
которые пытались дать объяснение данному явлению, в частности
пространственно-мотивным полям смехoвой культуpы.
Глубокую философскую сущность комического, смехового аспекта культуры отмечали Б. Спиноза, Р. Декарт, И. Кант, В. Гегель. Смех в их философских концепциях эксплицируется как игра представлений человеческого рассудка, где само игровое состояние доставляет эмоциональное и физиологическое наслаждение.
В формировании философского дискурса особая роль принадлежит Ницше, который стоял у истоков западной историко-культурологической рефлексии карнавально-смеховой культуры. Смех, по Ницше, это игра; в смехе проявляется уровень развития эстетического вкуса личности.
В отечественной научной мысли проблему изучения смеховой культуры в контексте европейской средневековой цивилизации впервые поставил выдающийся
русский литературовед, теоретик, искусствовед М.М. Бахтин, обозначив принципиально новую веху в панорамном осмыслении природы смеха и народной смеховой культуры. Из контекста его работы «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья» [Бахтин, 2015] можно заключить, что «смеховая культура» – «вторая, неофициальная культура», противостоящая «высокой» культуре, «…основанная на амбивалентной природе мира и человека» и «…организованная на началах смеха» [Попова, 2009: 150], а также что средневековая карнавальная культура выросла из народного сознания, она является коллективной формой некоего «внутреннего протеста» человеческого бытия против репрессивной социокультурной среды, в которой нет места ни светским проявлениям, ни творческому индивидуальному порыву. В концепции М.М. Бахтина «…смеховая культура имеет единый центр – народную праздничную площадь, из которой происходит «мир» смеховой культуры» [Роготнев, 2010: 34].
Изучением природы смеха и его культуры занимались российские фольклористы, филологи, культурологи, философы. Разные проблемы смеха и смеховой культуры нашли отражение в трудах С.С. Аверинцева, Х.И. Бакова, Б.Х. Бгажнокова, Л.А. Бекизовой, Ю.Б. Борева, А.М. Гутова, А.В. Дмитриева, А.Г. Козинцева, Д.С. Лихачева, А.И. Лука, М.И. Мижаева, З.М. Налоева, Д.П. Николаева, А.М. Панченко, М.М. Паштовой, В.А. Поздеева, В.Я. Проппа, О.С. Редкозубовой, И.Ю. Роготнева, Л. Рюминой, М. Столяр, А.А. Сычева, Р.Б. Унароковой, Н.М. Федя, А.Х. Хакуашева, К.М. Хоруженко, Н.М. Чуяковой и др.
Как дискурсивная линия по заявленной проблеме исследования креативной функции смеха в организации социокультурного пространства, социального поведения человека было заложено такими отечественными учеными, как Л. Карасев, А. Козинцев, а в зарубежной науке – основателем этологии К. Лоренцом. Смех как социокультурный феномен раскрывается в монографических работах А. Панченко, А. Дмитриева, Д. Лихачева, В. Проппа и др.
Хотя сущность смеха не претерпевает кардинальных изменений во времени, «…преобладание тех или иных черт в «смеховой культуре» позволяет различать в смехе национальные черты и черты эпох» [Лихачев, 2001: 449]. В связи с этим важно отметить своевременность, а также значительность исследований, посвященных смеховым традициям в этнокультурном пространстве. В данном контексте интересны работы Т.Г. Борджановой «Смеховая культура калмыков (предварительные заметки)» [Борджанова, 2002], З.Ф. Семеновой «Основные функции самоиронии» [Семенова, 2002], которая обращается к основным функциям самоиронии смеховой культуры якутов. А.Г. Козинцев рассматривает национальную специфику и общечеловеческие закономерности в статье «Смех и антиповедение в России…» [Козинцев, 2002]. В этих работах этнокультурные смеховые особенности анализируются в социокультурном контексте.
В статье профессора Р.Б. Унароковой «Смех в культуре общения адыгов (по материалам фольклорно-этнографических экспедиций 1997-1999 годов в Турцию)» [Унарокова, 2002] рассматриваются вопросы, связанные со специфическими для турецких адыгов способами и формами актуализации смеховой культуры, с репрезентативными особенностями смеховых прений, а также с текстами «Историй» поэта-импровизатора Даута Бырса и его исполнительской манерой. Как синкретический элемент народной культуры смех был объектом размышлений некоторых исследователей-адыговедов (Н.М. Чуяковой, Х.И. Бакова, А.М. Гутова, З.М. Налоева, М.М. Паштовой, А.А. Схаляхо и др.).
Вышеназванные авторы поднимают актуальные для всестороннего изучения традиционной культуры вопросы о фольклорных, институциональных истоках смеховой традиции, ее месте в устном народном творчестве. В научных изысканиях ученых детализируются и обстоятельно изучаются художественно-стилевая специфика комических произведений кабардинских прозаиков и поэтов, а также вопросы ментальных черт смеховой традиции адыгских народов.
Если европейская культурософская мысль ограничивалась углубленным изучением истории и теории смеховой культуры Запада, то в отечественных научных школах исследовательское внимание было в основном сосредоточено на поиске и выявлении единого смехового начала в архаической славянской культуре. Первые шаги в этом направлении были сделаны известным русским историком, литературоведом Д. Лихачевым, который рассмотрел смех как мировоззрение и автономный феномен русской средневековой культуры.
Таким образом, многообразие и разнонаправленность научной интерпретации
природы смеха и смеховой культуры в разные исторические эпохи позволяет
выделить несколько концептуальных моделей, непосредственно связанных с
нашим исследованием: философскую, социологическую, историческую,
культурологичесую, литературоведческую и междисциплинарные подходы.
Объект исследования: смеховые прозаические произведения кабардинских писателей-сатириков ХХ века (Т. Борукаева, П. Шекихачева, А. Афаунова, А. Шортанова, А. Налоева, Х. Дударова, Х. Шекихачева, Б. Утижева и др.) в их соотнесенности с фольклорной традицией и в контексте развития национальной литературы.
Предмет исследования: формирование и эволюция поэтики и стилистики сатирико-юмористических жанров кабардинской литературы в ее связях с традиционной народно-смеховой культурой, а также характерологические особенности этапов развития смеховой прозы.
Цель: системное исследование эволюции смеховой культуры в кабардинской прозе, выявление доминирующих тенденций ее развития, определение роли и места сатиры и юмора в формировании мировидения и творческой
индивидуальнoсти писателя в рамках взаимоотношений двух художественных систем – фольклора и литературы.
Обозначенной в настоящей диссертационной работе целью продиктовано решение следующих задач:
- выявление фольклорных традиций смеховой культуры в кабардинской прозе
ХХ века;
- обозначение и характеристика этапов развития кабардинской прозы,
испытавшей влияние народной смеховой культуры;
- установление типов фольклорных заимствований и определение основных
доминант в характеристике влияния эстетики народной смеховой культуры на
разных этапах развития прозы;
- анализ эволюции характера воздействия фольклорной смеховой культуры на
кабардинскую прозу ХХ века;
- характеристика новых синкретических формирований, созданных за счет
соединения традиций смеховой культуры и жанровых модификаций литературы;
- исследование сатирико-юмористических произведений кабардинских
писателей 60-80-х гг., испытавших влияние смеховой культуры, в их единстве и
как национальное духовное наследие, оказавшее значительное влияние на
обновление национальной литературы ХХ века.
Методологической базой настоящего диссертационного исследования
послужили труды А. Бергсона, М.М. Бахтина, В.М. Жирмунского, Д.С. Лихачева, Г.Н. Поспелова, В.Е. Хализева и других теоретиков литературы, А.Г. Козинцева, В.Я. Проппа, С.С. Аверинцева, Ю.Б. Борева и др.
При исследовании обозначенной в диссертационной работе проблемы и научном разрешении поставленных в ней задач мы опирались на опыт ведущих северокавказских литературоведов Х.И. Бакова, Л.А. Бекизовой, A.M. Гутова, З.А. Кучуковой, Р.Г. Мамия, А.Х. Мусукаевой, З.М. Налоева, У.М. Панеша, К.К. Султанова, З.Х. Толгурова, Ю.М. Тхагазитова, Х.Т. Тимижева, А.А. Схаляхо, Р.Б. Унароковой, А.Х. Хакуашева, Х.Х. Хапсирокова, Р.Х. Хашхожевой, Т.Н. Чамокова, П.К. Чекалова, К.Г. Шаззо и др.
Свою научную концепцию мы определяли опираясь на исследования З.М. Налоева, Н.М. Чуяковой, А.М. Бейтуганова, З.Р. Жачемук, М.М. Паштовой, Л.Б. Утижевой, Х.И. Бакова, посвященные вопросам изучения сатирико-юмористических жанров в адыгских (кабардинской, адыгейской, черкесской) литературах.
Иллюстративным материалом для научной аргументации анализа, выводов и
заключений диссертации послужили сборники прозаических произведений
кабардинских писателей А.Т. Шортанова, А.Х. Налоева, З.М. Налоева,
Х.Т. Шекихачева, Б.К. Журтова, Х.М. Дударова, П.Т. Мисакова, М.М. Кармокова,
А.Т. Куантова, Б.Б. Мазихова, С.Г. Хахова, Б.К. Утижева и др.
Для научного разрешения поставленных в диссертационной работе задач нами использованы следующие методы:
наблюдения, способствующий выявлению элементов юмора и сатиры в адыгском фольклоре и кабардинской прозе;
системного анализа, интегрирующий в себе синхронный, в частности историко-описательный метод, и анализ фольклорного и литературного материалов;
сравнительный, позволяющий установить сходство и различия сатирико-юмористических произведений кабардинских писателей;
типологический, предоставляющий возможность выявить взаимосвязь и взаимообусловленность сатирико-юмористических жанров фольклора и литературы внутри структурированного художественного комплекса.
Научная новизна диссертационной работы состоит в том, что впервые в адыгской литературоведческой науке предпринята попытка исследования процессов формирования и развития кабардинской сатирико-юмористической прозы в новом аспекте – в контексте адыгской традиционной (фольклорной) смеховой культуры. В работе обосновывается мысль о том, что народно-смеховая культура адыгов как традиция является одним из главных источников новаторского обновления и совершенствования кабардинской смеховой литературы на разных этапах ее эволюции. Выявляются основные тенденции становления жанрово-стилевых структур кабардинской сатирико-юмористической прозы от героического эпоса «Нарты» и устно-поэтического творчества носителей традиционной смеховой культуры – джегуако – до современной литературы.
На защиту выносятся следующие основные положения:
-
Художественное сознание адыгского народа, тесно связанное с национальным фольклором, нартским эпосом и творческим наследием певцов-импровизаторов – джегуако, определило идейно-эстетические особенности народной смеховой культуры.
-
Идейно-художественные поиски кабардинских писателей-сатириков, творчество которых связано с народной смеховой культурой, выразили типологически общую тенденцию литературной эпохи ХХ века - движение к обновлению и обогащению через обращение к традициям фольклора и мифа.
3. На формирование национальной прозы в новописьменной кабардинской
литературе 20 – 30-х гг. оказала ощутимое влияние фольклорная поэтика смеховой
культуры. В произведениях писателей этого периода проявляется тенденция
создания новых жанровых форм профессиональной литературы и признаки
формирования индивидуального творческого стиля на основе народной комедии,
сатирической сказки, юмористического рассказа – «хабара», анекдота и т. д.
4. Художественно-эстетические открытия кабардинской прозы, определенные
связью с народной смеховой культурой, приходятся на начало 60-х – 80-е гг. –
период обновления отечественной литературы ХХ века. В это время складывается
пласт национальной литературы, ориентированный на народную смеховую
культуру и сформировавший на этой основе такие жанровые и структурно-
стилевые формы, которые способствовали значительному обогащению искусства
слова (А. Шортанов, А. Налоев, Х. Шекихачев, Б. Журтов, Х. Дударов,
П. Мисаков, М. Кармоков, З. Налоев, Б. Мазихов и др.).
-
На новом, «современном» (60 – 80-е гг.) этапе формируется жанр небольшого рассказа сатирико-юмористической прозы, ориентированный на традиции смеховой культуры, усиливается психологический анализ. Обновление литературного жанра в рассказе происходит через заимствование мотивов устного поэтического творчества и использование структурно-стилевых особенностей форм национальной смеховой культуры (А. Шортанов).
-
Особенности литературы 60 – 80-х гг., проявляющиеся в углублении проблемности, эволюции жанровых модификаций, отразились и на прозе, опирающейся на художественный опыт национальной смеховой культуры. Использование и обновление традиций фольклора, которое принимает различные формы (заимствование мотивов, языковая имитация, использование структурной модели архаических произведений, применение приемов и средств устного поэтического творчества), способствуют созданию художественных произведений, ориентированных на стилевое многообразие, большую свободу поэтического творчества и эстетическое решение основательных проблем человеческого бытия (Ахмедхан Налоев, Х. Шекихачев, М. Кармоков, Б. Журтов, А. Куантов, Б. Мазихов и др.).
7. Кабардинская литература 90-х и начала ХХI века сохранила и приумножила
традиции творческого освоения и новаторского применения мотивов и образов
народной смеховой культуры. Использование элементов смеховой культуры в
качестве поэтических средств – иронии, юмора, гротеска – характерны для
творчества С. Хахова. Имеют также место попытки соединения новых жанровых
форм антиутопического произведения и народного кабардинского рассказа –
«хабара» (Б. Утижев), что свидетельствует о тенденциях движения к
синкретическому искусству слова.
Теоретическая значимость диссертационной работы связана с
конкретизацией периодов истории кабардинской литературы, обогащением теории взаимодействия народной смеховой культуры и профессиональной литературы, включением в литературоведческий обиход новых произведений и жанровых формирований.
Практическая значимость исследования состоит в возможности
использования его результатов не только при дальнейшем изучении эволюции смеховой культуры в национальной литературе, но и при разработке школьных, среднеспециальных, вузовских и послевузовских программ и подготовке спецкурсов по изучению адыгского, а в более широком ракурсе – северокавказского литературного процесса, в частности – конкретных проблем становления и развития адыгского этноментального смехового мира. Материал диссертационного исследования может служить основой при написании литературоведческих работ по истории адыгских (адыгейской, кабардинской, черкесской, черкесского зарубежья) литератур, теоретических трудов, учебных и учебно-методических пособий. Также может стать методологической базой для студентов, аспирантов, магистрантов, литературоведов, критиков и теоретиков литературы при работе над близкими теме диссертации научными и квалификационными работами.
Апробация результатов исследования. Основные положения и результаты диссертационного исследования были апробированы в научных статьях, представленных в виде докладов на научных конференциях различных уровней:
Дзагаштов, А.М. ГушыIэр, ауаныр, пародиер Хьэх Сэфарбий и усыгъэм зэрыхэухуэнар / А.М. Дзагаштов // Материалы Пятой Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых. – Нальчик, 2011. – С. 229-232;
Дзагаштов, А.М. Щоджэнц1ык1у Алий и творчествэм гушыIэр, ауаныр къызэрыхэщыр / А.М. Дзагаштов // к 110- летию со дня рождения Алия Асхадовича Шогенцукова / КБИГИ. – Нальчик: Изд-во КБИГИ, 2011. – С. 115-117;
Дзагаштов, А.М. Двадцать пятый век глазами Утижева-футуролога / А.М. Дзагаштов // Перспектива-2012: материалы Междунар. науч. конф. студентов, аспирантов и молодых ученых. – Нальчик: Изд-во КБГУ, 2012. – Т. 1. – С. 26–29;
Дзагаштов, А.М. Нравоучительный юмор в творчестве детского писателя Куантова Азида / А.М. Дзагаштов // Перспектива-2014: материалы Междунар. науч. конф. студентов, аспирантов и молодых ученых. – Нальчик: Изд-во КБГУ, 2014. – Т. 1. – С. 33–35.
По теме диссертации опубликовано 10 научных статей, в том числе 3 – в изданиях, рекомендованных ВАК.
Структура диссертационной работы определена целью и задачами, поставленными и разрешенными в ней, а также спецификой выбранной темы. Работа состоит из введения, трех глав (подразделяющихся на параграфы), заключения и списка использованной литературы, включающего 263 источника.
Традиции народной смеховой культуры адыгов в героическом эпосе «Нарты»
Каждая историческая эпоха, в том числе и период формирования героического нартского эпоса адыгов, примечательна возможностью появления таких духовно - эстетических феноменов, которые приобретают непреходящую значимость в будущем. При этом, по справедливому замечанию А.М. Гутова, «...чрезвычайно важно не просто сохранить предшествующий жизненный и духовный потенциал, но и суметь осмыслить его применительно к новым обстоятельствам и стимулировать этим эволюцию в области культуры» [Гутов, 2009: 131].
Н.М. Чуякова полагает, что истоки юмора и сатиры адыгов следует искать в фольклоре, в котором народные смеховые традиции занимали значительное место. «Сатира и юмор в фольклоре адыгов обнажали различные стороны жизни народа, выявляли конфликтные ситуации, семейно-бытовые проблемы, разоблачали лицемерие некоторых представителей господствующего класса при столкновении с народными массами», – подчеркивает исследователь [Чуякова, 2010: 4].
Устное народное творчество адыгов является важным источником идей, образов и художественно-выразительных средств в процессе становления и развития смеховых жанров письменных национальных литератур. Одним из величайших памятников устной словесности адыгов является героический эпос «Нарты», в котором «... сатира и юмор как метод и как способ художественного отображения действительности занимают большое место» [Чуякова, 2008: 22].
Рассуждая о фольклорной обусловленности смеховой культуры адыгов, отметим, что с точки зрения проявления комического особое место в нартском эпосе занимает цикл о Малечипх. Своим острословием и строптивостью она заметно отличается от других женских персонажей эпоса. Исследователь адыгского фольклора А.Т. Шортанов дает ей следующую характеристику: «По своей натуре Малечипх порою строптива, но умна, кокетлива, но воздержанна, злоречива, но не зла, хитра, но верна. Малечипх во всем контрастна по отношению к нартам. Нарты – богатыри крупного сложения, а она миниатюрна, малышка. Ее вызывают на грубость, а она ответит так ласково и находчиво, что грубияну приходится краснеть. Слишком навязчивых нартов она отваживает от себя с тактом и юмором» [Шортанов, 1969: 224]. К данному психологическому портрету следует добавить, что Малечипх настолько мудра и остроумна, что первой не вступает ни в какую полемику. В ее характере сочетаются народная мудрость, доброжелательность и светлый юмор.
Многие сказания из цикла о Малечипх строятся по принципу обряда: сначала ее обижают, задевают каким-либо словом или поступком, затем она дает остроумный ответ, иногда содержащий саркастические нотки в адрес того, кто вызвал ее негативную реакцию. По такой схеме построена смеховая композиция в сказании «Малечипх и ее соседка». Мать Малечипх послала ее за солью к соседке. Постеснявшись юношей, гостивших у соседки, девушка «завуалировав» свою просьбу, попросила то, что «сладкое делает горьким, а горькое – сладким». Но соседка не поняла смысла просьбы Малечипх и, разозлившись, прогнала ее со словами: Тхьэм удих уэ Iейр. Сыт мыбы IэфIыр зыгъэдыджу, дыджыр зыгъэIэфI» жыхуиIэр? Уэ тхьэ, лIыншэу улъхуэнмэ [Нарты. Кабардинский эпос, 2002: 392] – «Да приберет Бог тебя, бесенок! Что же это превращает сладкое в горькое, а горькое в сладкое? При такой хитрости ты, верно, без мужа родишь!» (здесь и далее подстр. перевод наш – А.Д.). Решив отомстить, Малечипх на второй день отправилась к соседке, чтобы якобы передать просьбу ее мужа, находившегося в походе, приготовить сано (т.е. вино) без винограда. Соседка долго мучилась, так как не смогла разгадать тайну слов Малечипх и выполнить приказ мужа. Только после того, как муж соседки вернулся из похода, Малечипх расшифровала Шужей (мужу соседки) истинную подоплеку своих слов: Гуащэм лIы симыIэу сылъхуэну жиIэри къызэщати, фадэ пIащIэ хэмылъIауэ ищIмэ сеплъынути аращ [Нарты. Кабардинский эпос, 2002: 393] – «Она [соседка – А.Д.] попрекнула меня, сказав, что я без мужа рожу. Вот мне и хотелось поглядеть, как она приготовит из ничего виноградный напиток!» После этого Шужей, восхищенный и покоренный остроумием маленькой Малечипх, решил развестись с женой, чтобы жениться на ней, когда она подрастет.
Сатирическое начало начинает играть важную роль в портретной характеристике и раскрытии внутреннего психологического мира персонажей нартского эпоса. Этот факт свидетельствуют не только о зарождении комического в адыгском фольклоре, но и о первых зачатках художественного мышления этноса. Сатира – мощное оружие остроумной и остроязычной Малечипх, и она умело им пользуется в сказании «Как Малечипх была обручена, и как ее нареченный женился на другой», которое насыщено смеховыми элементами – сатирой, юмором, сарказмом. Сюжет построен традиционно: Малеч отправила свою дочь попросить кундапсо (сыворотка) к хозяйке Унаджа – будущей ее свекрови, которая вместо того, чтобы поприветствовать гостью, начала задевать ее словами:
Мэлычыпхъужьурэ шыхъужь зекIуэкIэ, зекIуэкIэ мыщIэурэ IукIейщIыкIей, сыт щхьэкIэрэ укъысхуэкIуа? [Там же: 390] – «Эй, Малечипх, до сих пор не научившаяся ходить, как подобает! Твоя походка напоминает поступь старого мерина! Зачем ты ко мне пожаловала?» Слова будущей свекрови задели Малечипх, но она, не показывая обиды, ответила, что мать послала ее за воловьим мясом, редькой, сыром и кундапсо. Хозяйка дома поняла, зачем на самом деле пришла Малечипх, но, поскупившись, ответила таким образом: СиIэу щытмэ си кIэр дыщэ данэкIэ къаудыхь, «мэхь» жысIэмэ щIэгъуэнищэр къызэхуэсу, «псы севгъафэ» жысIэмэ дыщэ фалъэкIэ къысхуахьу, сыщылIам дежи гъуаплъэ бэн схуаущIыж [Нарты. Кабардинский эпос, 2002: 391] – «Если я могу дать тебе то, чего ты просишь, – пусть обошьют шелком подол моего платья! Если я могу сказать тебе: «Возьми!» – пусть устремятся ко мне сто чудес! Пусть поднесут мне в золотой чаше, когда я попрошу пить! Пускай положат меня в медный гроб, когда я умру!» Малечипх ответила едким сарказмом: УиIэ пщIондэ уи кIэр хьэцыбанэкIэ къаудыхь, «Мэхь» жыпIэмэ хьэ къарищэ къызэхуэсу, «псы севгъафэ» жыпIэмэ хъуразэкIэ къыпхуаухь. УщылIам дежи псыпцIэжь ятIэм ухаудзэж [Там же: 391] – «Если у тебя есть то, чего прошу, – пусть подол твоего платья обошьют репейником, если ты можешь сказать мне: «Возьми» – пусть устремится к тебе сотня черных псов, пусть поднесут тебе воду в решете, когда ты попросишь напиться, пусть кинут тебя в болото, когда ты умрешь!».
Неожиданный ответ остроумной и находчивой девушки не только поразил и взбесил будущую свекровь, но и заставил ее вместе с семьей навсегда покинуть селенье.
Малечипх не славилась среди нартов своим героизмом, как, например, Лашин – женщина со сказочно-могущественной силой, к ней не обращались за мудрыми советами, как к Сатаней или старухе Уорсар. Нарты приезжали соревноваться с ней в острословии, но всегда уезжали поверженными в этом поединке. Свидетельство тому, например, сказание «Как маленькая Малечипх шутила с женихами». «Со всех сторон стекались молодые нарты только для того, чтобы послушать ее умные речи и поглядеть на нее» [Нарты. Кабардинский эпос, 2002: 394], однако она находила изъяны у каждого молодого нарта, и на укор матери, что она может остаться без мужа, ответила оригинально и остроумно: Сэ иджыри сыкъырагъэкIыжа щIыкIэкъым. ЛIы и фыз трамыхмэ сэ лIы сиIэщ… [Там же: 398] – «Разве жену отнимают у мужа? У меня есть муж. Он со мной не расходился», имея в виду нареченного ей Унаджоко.
А. Шортанов как один из основоположников жанра сатиры в кабардинской литературе
С развитием национальных литератур и освоением ими новых сатирико-юмористических жанров наблюдалась и эволюция смеховой культуры. Смеховые жанры в кабардинской литературе, как было отмечено в первой главе, берут свое начало в устнопоэтическом народном творчестве. Однако жанры сатиры и юмора в фольклоре и творчестве народных певцов-сказителей претерпели определенные изменения при «переходе» из устнопоэтических форм в профессиональную художественную литературу. По поводу подобной тенденции развития смеховой культуры адыгов Х.Х. Хапсироков писал: «Если произведения народных певцов, стоящих у истоков адыгских литератур, в основном отображают конкретные проявления народного характера в общественно-политической жизни, то сатира в художественной литературе охватывает жизненные явления шире, становится средством философского обобщения жизненных фактов, играющих первостепенную роль» [Хапсироков, 1968: 83]. Далее исследователь верно отмечает, что «...на первых порах развития младописьменных литератур произведения сатирического характера были не всегда совершенны в художественном отношении. В адыгских литературах, например, они отличались прямолинейностью» [Там же]. Подобная характеристика сатирических произведений применима, на наш взгляд, и к юмористическим рассказам Аскерби Шортанова (1916-1985гг.), в которых писатель редко использовал приемы иносказательности и намека. Говоря так, мы ни в коем случае не умаляем значения его творчества, которому присущи многожанровость, многосторонность охвата затрагиваемых проблем. Он успешно работал в науке, публицистике, в различных жанрах национальной прозы и драматургии. А.М. Гутов характеризует его так: «…Аскерби Шортанов был человеком, которому судьбой было предназначено свершение многих больших дел. Незаурядный писатель и драматург, тонкий и оригинальный литературовед, литературный и театральный критик, фундаментально образованный ученый-филолог, историк и искусствовед -это далеко не все, что можно о нем по праву сказать» [Гутов, 2003: 83].
В целом, творчество Аскерби Шортанова носит эпический характер. Значительный по объему, содержанию, охвату событий и судеб его роман-тетралогия «Горцы» отличается развернутым анализом и обобщением исторических фактов.
В обозначенный период в кабардинской литературе наряду с лирикой начали стремительно развиваться и другие роды - эпос и драма. При этом в прозе чаще стали появляться произведения сатирико-юмористической направленности. В 1961 году был издан сборник юмористических рассказов А. Шортанова «Валлаги , правда!» («Уэлэхьи, пэжтэмэ!»), включавший 33 произведения. Следует отметить, что сюжеты и образы многих рассказов, вошедших в данный сборник, основаны на фольклорных материалах -«Мужичок с большим кинжалом» («ЛIы цIыкIу къамэшхуэ»), «Кто глупее?» («Хэт нэхъ делэ?»), «Пет и Пот» («ПIетIрэ ПIотIрэ»), «Куйцук и сохста» («КъуийцIыкIурэ сохъустэмрэ»), «Почем» («Пэчом»), «Мисхуд и Махмуд» («Мысхьудрэ Махьмудрэ») и др. Обращение к фольклорным источникам было обусловлено тем, что сам автор был исследователем адыгского фольклора и имел опыт работы с фольклорными текстами. В указанный сборник также включены юмористические рассказы, в основу сюжета которых положены реальные случаи из жизни людей разных профессий и социального статуса. Автор выделяет этот цикл отдельно под названием «Однажды» («Зэгуэрым»). Туда вошли рассказы «История наших двух старых кроватей» («Ди гъуэлъыпIэжьитIым я хъыбар»), «Три вида разговора по телефону» («Телефон псэлъэкIищ»), «Мой Мурадин» («Си Мурадин»), «Утюг нагрелся» («Етур къэплъащ»), «Лекция» («Лекцэ») и др. Валлаги – каб. Уэлэхьи – межд. «Ей-богу», «Клянусь».
В рассказе «Валлаги, правда!» («Уэлэхьи, пэжтэмэ!») повествуется о том, как двое молодых парней хотели украсть невесту (так было положено по адыгским законам), но по ошибке украли ее мать-старуху. От начала до конца произведения автор сохраняет интригу, детально описывая все действия до мельчайших подробностей. Подобный прием используется им для того, чтобы высветить, раскрыть силу самоиронии, которая присуща характерам двух молодых людей.
В рассказе «И Коран украли» («КъурIэнри ядыгъуащ») представлен сатирический образ сельского муллы, который смог заставить конокрадов вернуть жеребца князя. Мулла, услышав весть о том, что украли самого любимого жеребца князя, вызвался помочь найти его с условием, что за такую услугу он подарит ему коня. Князь согласился. На второй день собрали всех жителей села, и мулла объявил, что в Коране написано, кто украл княжеского жеребца, и посоветовал добровольно вернуть, пока он не огласил прилюдно имени похитителя. На следующее утро жеребца вернули князю. Князь от радости устроил пир и подарил мулле обещанного коня и еще в придачу дал пять упитанных баранов. Но возвратившись с пиршества, мулла обнаружил, что нет ни коня, ни барашек. Князь посоветовал ему заглянуть в Коран, чтобы узнать похитителя, но мулла с досадой ответил, что и Коран украли. Таким образом, на «мудреца» муллу нашелся свой «мудрец». Автор разоблачает и высмеивает лицемерную натуру муллы и порочную черту его характера – жадность. Отметим, что отрицательный сатирический образ муллы был популярен в кабардинской литературе советского периода. Подобная тенденция не миновала и творчество А. Шортанова. В указанном выше рассказе и других произведениях прослеживается так называемая антимульская направленность. Важно отметить, что антимульские мотивы звучали задолго до появления письменной литературы – в устной поэзии джегуако, чье творчество мы рассмотрели в первой главе.
Антимульским является и сюжет рассказа «Аллах все видит» («Алыхьым дыкъелъагъу»), который по содержанию и идейной направленности перекликается с предыдущим произведением. В данном рассказе автор высмеивает поведение муллы, который «злоупотребляет своими полномочиями», пользуясь наивностью и необразованностью некоторых сельчан. Рассказчиком в данном произведении выступает мальчик, который пошел к мулле воровать яблоки. Он залез на дерево, сорвал яблоки и, когда собрался спуститься, увидел под деревом, как мулла домогается к соседской вдове. Далее мальчик услышал диалог между ними. Сопротивляясь, она говорила:
– Всевышний нас видит, так нельзя.
– Видит, не бойся, – говорил мулла, – я совершил хадж. Он простит все мои грехи. И твои грехи я беру на себя.
– Но все-таки видит, – она сделала вид, что смущается.
– Видит, душенька, но грехи твои я беру на себя [Шортанов, 1961: 53].
Мальчик смог слезть с дерева только после того, как кровать освободилась. Через неделю он снова пошел за яблоками и тут его схватил Хаджи Цук (мулла):
– Вот, бессовестный, теперь ты попался, – сказал Хаджи со злостью. – Кожу сдеру с тебя, бессовестный!
– О Хаджи, Аллах видит, ты совершил хадж, и все твои грехи он тебе прощает. Может, ты и мой грех возьмешь на себя?
После этих слов у Хаджи Цука поменялся тон и нежным голосом сказал:
– Иди, милый, иди… Да будут эти яблоки тебе на здоровье [Там же: 54].
Комичность образа муллы усиливается на фоне образа остроумного мальчика, цепкий ум и находчивость которого помогли ему перехитрить Хаджи Цука.
В рассказе «Три вида разговора по телефону» («Телефон псэлъэкIищ») высмеиваются бюрократизм, подхалимство, предвзятость. Сатира и сарказм в данном рассказе направлены против чиновников. Главный герой произведения Мухамед Асланович, сидя у себя в кабинете, отвечает на звонки, и с каждым из звонящих он разговаривает разным тоном. Если звонящий должностью ниже, чем он, то говорит с неохотой, лукавством. Но если звонит кто-нибудь «постарше» (выше занимаемой им должности), то тональность его голоса меняется. Он спрашивает, как дела у всех домочадцев, разыгрывает трагедию, если ему говорят, что собака звонившего не ест, предлагает своего ветеринара и т.д. Здесь автор удачно высвечивает двойственность характера персонажа. Таким приемом многопланового изображения личностных качеств человека, зависящих от внешних и внутренних факторов, пользовались многие писатели. Оригинальность А. Шортанова проявилась в изображении конкретной личности в конкретной ситуации через комическую ситуацию, созданную автором внутри рассказа.
Сатирические элементы в произведениях М. Кармокова и П. Мисакова
Идейно-тематическое своеобразие сатирических произведений Мухамеда Кармокова и Петра Мисакова заключается в том, что оба прозаика по затрагиваемым темам оригинальны, хотя встречаются и такие рассказы, сюжет которых перекликается с другими. Если такие имена, как Хаути Дударов, Биберд Журтов, ассоциируются с юмором, сатирой, комизмом, то Мухамед Кармоков (1929-2015) и Петр Мисаков (1930-1987) известны в большей степени как прозаики, но не как писатели юмористического направления. Следует отметить, что у обоих авторов нет отдельно изданных книг сатирико-юмористического направления. Но оба прозаика показали себя мастерами комического жанра, о чем свидетельствует диапазон и разнообразие произведений названных авторов. Например многие произведения М. Кармокова написаны с тонким юмором, свойственным его прозе в целом. Таким является рассказ «Муса женится» («Мусэ фыз къешэ»), вошедший в первый сборник писателя «Бурный Баксан» («Бахъсэн уэр»), изданный в 1964 году. В данном рассказе главный герой, влюбившийся в красоту и приветливость продавщицы Жамилят, не поверив в то, что она замужем, вместе с ней приходит к ним домой. Но когда ее дети выбежали к ним навстречу, влюбленный был разочарован в собственных чувствах.
В книгу «Во имя любви» («Лъагъуныгъэм и хьэтыркIэ») М. Кармокова, вышедшую в свет в 1981 году, включен цикл юмористических рассказов под заголовком «Юмор и сатира» («ГушыIэхэмрэ ауанхэмрэ»). Спектр охватываемых бытовых проблем в данном цикле разнообразен, что непосредственно связано с событиями, произошедшими в стране. Данный факт объясняется тем, что юмор как явление социальное порождается самим обществом и процессами, происходящими в нем.
В книгу вошел переработанный и дополненный рассказ «Муса женится» («Мусэ фыз къешэ»), который, как уже отмечено, был опубликован в первом сборнике М. Кармокова «Бурный Баксан». Это особая черта творчества кабардинского прозаика: если какой-нибудь его рассказ понравился читателям, он обычно возвращался к сюжету, расширял его и делал из него произведение более крупного жанра. Во втором случае автор расширил проблематику произведения и ввел в повествование больше смеховых элементов. Повествование идет от лица самого автора, который стал свидетелем того, как его друг подшутил над своим другом.
По сюжету рассказа Муса был холостым и ему давно пора было жениться. Хамид много раз приглашал его к себе в гости, но тот никак не соглашался. Тогда Хамид решил подшутить над ним, сказав, что женит его на своей сестре Жене, которая работает в большом универмаге продавцом обуви. Муса решил встретиться с ней. Дождавшись окончания рабочего дня, он встретил Женю у выхода и после пары приветственных фраз сказал о своих намерениях. Чтобы отвязаться от назойливого «жениха», Женя сказала, что у нее есть старший брат – Шогемуков Хамид (который на самом деле был ее мужем) – и что будет так, как он решит.
Парадоксальная ситуация, закрученная автором в анализируемом рассказе, настолько многолинейна, что в некоторых моментах кажется невозможным логический конец данной истории. Муса пошел к Хамиду просить руки Жени, тот отправил его к своему отцу, который был в недоумении оттого, что пришли сватать невестку… Все заканчивается тем, что Муса однажды появляется в доме Хамида и видит Женю, а вслед за ней в комнату забегают дети, зовущие ее «мама-мама». Будучи не в силах проконтролировать свои эмоции, Муса упал в обморок.
Сюжет рассказа «Муса женится» – развлекательный, здесь автор подчеркивает то, до чего может довести человека необдуманная и незатейливая шутка.
Творчество Петра Мисакова (1930–1987), как и творчество М. Кармокова, нельзя охарактеризовать как юмористическое, однако в нем встречаются примеры удачного освоения писателем смеховых жанров. В книгу «Дорога» («Гъуэгуанэ»), изданную в 1975 году, вошли несколько юмористических рассказов, которые приводятся отдельной частью под названием «Юморески» («ГушыIэхэр»).
В юмористическом рассказе «Седло жирной кобылы» («Шы пшэрым и уанэ») повторяются сюжет и идея произведения А. Шортанова «Друзья, товарищи!». В этих двух рассказах авторы высмеивают необразованность людей, которые осознают, что следовало бы бороться против нечестных руководителей, но не знают каким образом. И в тот момент, когда руководителей снимают с должности, народ возжелал высказаться против них, еще не зная, что их освободили от должности с последующим назначением на более высокую должность. Таким образом, суть и главная идея двух указанных юмористических произведений – П. Мисакова и А. Шортанова – заключается в кабардинской пословице «Гупсыси псалъэ, зыплъыхьи тIыс» – «Подумав – говори, осмотревшись - садись».
А в юмористическом рассказе «Ах, эти журналисты…» («Ей, мы журналистхэри…»), повествуется о том, как во время работы Мулида завхозом в селе журналисты напечатали про него статью в газете. Ему не понравилось то, что корреспонденты обратили внимание на его недостатки, а не на сильные стороны. Сам Мулид рассказывает эту историю за столом, пользуясь присутствием журналиста и своими намеками «бросая камень в его огород». В конце своей истории признался, что был виноват в том, что при беседе с ними он сам же указал на свои недостатки, не говоря о достоинствах, при этом Мулид не предполагал, что журналисты опубликуют статью о его недостатках. Как видно, в рассказе нет глубоких размышлений, нравоучений, ярких сатирических образов. В своем произведении П. Мисаков не акцентирует систему ценностей, как делали многие кабардинские писатели-юмористы. Автор высмеивает недальновидность одного человека – завхоза Мулида, что, по сути, всегда было нередким явлением в обществе.
Тема рассказа «Любовь, унесшая песню» («Лъагъуныгъэм ихьа уэрэд») не является новаторской в кабардинской юмористической прозе. Комическое изобличение пороков творческой интеллигенции, ставшее основой рассказа П. Мисакова, встречается в произведениях и других писателей. Здесь повествуется о том, как молодой начинающий поэт стал жертвой людей, занимающих в обществе не свое место. Песню молодого поэта и известного композитора должен был рассмотреть худсовет. В назначенный день руководитель худсовета позвонил и сказал, что не сможет прийти и чтобы заседание провели без него. Так и поступили: три песни, включая и песню молодого автора, одобрили члены худсовета. Но руководитель, отсутствовавший по причине того, что не мог пропустить шахматную партию, вернулся и возмутился тем, что провели без него встречу:
– Ну как без меня провели худсовет? – спросил руководитель.
– Вроде неплохо, – ответил кто-то из присутствующих.
– Ага, «вроде не плохо говоришь», чьи взяли, чьи оставили.
– Их было немного, всего три песни, и все они прошли.
– Это как так все прошли? Я не помню, чтобы на моей практике было подобное… А кто авторы?
– Музыка Масадина, а слова вот этого молодого поэта.
– Вообще, у вас – у композиторов и писателей – очень интересная привычка и в молодости, и на старости лет, кроме как о любви, ни о чем не пишете. Избили эту тему… вы думаете, что всю жизнь вы будете молодыми, пора уже взрослеть.
– Но слова-то написал молодой парень, – сказал писатель, являющийся членом худсовета [Мисаков, 1975: 165].
Автор акцентирует внимание на том, как руководитель пытается продемонстрировать свой опыт, знания и, тем более, свою власть над всеми. На самом деле, как становится очевидным далее в рассказе, он не разбирается в искусстве. Далее в своем произведении П. Мисаков в сатирической форме подчеркивает не столько неграмотность и неглубокость ума руководителя худсовета, сколько его занудливый характер. Будучи не в силах найти весомые замечания к песне, не разбираясь ни в поэзии, ни в музыке, он докапывается до мотивов, послуживших причиной написания песни: …не понятно – пожимает плечами руководитель … Подождите, девушка о которой написал этот парень, про которую поется в песне, в которую он влюбился, какая она? Хороший работник? Или плохой? Какая любовь у этой девушки, в которую так влюблен парень, к Родине, к работе, не знаю там, к бригаде, где работает, к звену. Вот это все и должен был показать в песне молодой поэт [Там же: 165].
Философские миниатюры С. Хахова как новое явление в современной кабардинской литературе
Творчество современного кабардинского поэта, писателя, публициста Сафарби Хахова (1938) представляет собой уникальное явление в национальной литературе. С. Хахов – автор стихов, рассказов, повестей, очерков, эссе. Писатель работает также в жанре бытовой драмы. У него, как и у многих других кабардинских прозаиков, нет отдельных сатирических и юмористических произведений, однако все творчество писателя пронизно тонким юмором, глубоким сарказмом и меткими сатирическими высказываниями.
Для разрядки драматической ситуации С. Хахов часто использует в своих произведениях меткие афористичные высказывания. Данный факт способствует тому, что сюжеты некоторых его произведений переходят из повествовательных в комедийные.
Отметим, что сатирико-юмористическая проза С. Хахова своими корнями уходит в его поэтическое творчество. Именно в его поэзии наблюдаются первые зачатки комического, поэтому считаем целесообразным рассмотреть становление и эволюцию сатиры и юмора в ней, а затем – и во всем творчестве писателя.
Поэтические произведения С. Хахова отличаются юмористической и иронической тональностью, хотя многие из них изначально не являются комическими. В текст произведения с назидательно-философским смыслом писатель умело вводит тонкий юмор. Например, в стихотворении «Гололед» («ЦIэнтхъуэрыгъуэщ») поэт с определенной долей юмора описывает закон бумеранга, т.е. философская подоплека произведения основана на законе справедливости – злые деяния возвращаются злом, добрые – добром. Герою стихотворения показалось смешным, что кто-то поскользнулся и едва не упал, однако сам поскользнулся в том же месте и упал прямо лицом на гололед:
Зыр щыбакъуэм,
ЩIэцIэнтхъукIри,
ТIэкIущ джэлэным иIэжар.
Адрейр блэкIат,
ПыгуфIыкIри –
ПэкIэ щIисащ езыр ар [Хахов, 1996: 14] –
Один, шагнув,
Поскользнулся,
И чуть было не упал.
Другой прошел мимо,
Улыбнувшись –
[И] упал, уткнувшись носом в землю.
В 1996 и 2008 годах С. Хаховым были изданы две небольшие книги юмористических миниатюр под одинаковыми названиями «Вокруг меня» («Си хъуреягъкIэ»). В издания были включены прозаические юмористические зарисовки, очерки-эссе, в которых автор выражает свои личные философские взгляды на жизнеутройство и окружающий мир. Особенность произведений, вошедших в данные сборники, заключается в том, что в них отражены личные наблюдения, впечатления и выводы писателя.
Миниатюры с философским содержанием, вошедшие в сборник «Вокруг меня» приводятся без названий и расположены в книге через тройные звездочки. На наш взгляд, подобная композиция обусловлена тем, что в целом эти произведения объединены одной сюжетной канвой и близкой идейно-тематической направленностью. Все они ориентированы на выявление пороков современного общества. Каждое из произведений заканчивается философским резюме, в котором автор не только подводит итог своих наблюдениий, но и приводит выводы и суждения поучительного характера.
В одной из миниатюр, вошедших в сборник «Вокруг меня» (1996), С. Хахов пишет: Мысхьуд, тхьэмыщкIэ, и хьэдрыхэ фIы ухъу, и гъащIэ псор къулейсызу ихьащ: и къару щилъым и щхьэм илъакъым, и щхьэм къыщихьэм и къару илъыжакъым [Хахов, 1996: 37] – «Мисхуд, бедный, царство ему небесное, всю жизнь бедствовал: когда были силы, не было ума, когда он взялся за ум, сил уже не было». Одним предложением автору в юмористической форме удалось описать всю жизнь Мисхуда. Сначала читатель получает посыл – информацию о том, что Мисхуда уже нет в живых: Мысхьуд, тхьэмыщкIэ, и хьэдрыхэ фIы ухъу… – «Мисхуд, бедный, царство ему небесное…» Затем читатель узнает о том, что Мисхуд жил бедно: и гъащIэ псор къулейсызу ихьащ – «всю жизнь бедствовал», а далее автор резюмирует, почему его герой жил в бедности: и къару щилъым и щхьэ илъакъым, и щхьэ къыщихьэм и къару илъыжакъым – «когда были силы, не было ума, когда он взялся за ум, сил уже не было». В данной миниатюре автор применил метод парадоксальности, т.е. при минимуме слов он сумел донести до читателя максимум информации в шуточно-поучительной форме, с помощью которой философский смысл текста легче усваивается и запоминается.
Следует отметить, что миниатюры С. Хахова не всегда построены по комическому принципу. Многие из них имеют глубокую философскую подоплеку. Их резюмирующая концовка напоминает композицию басни, притчи, сонета. Одна из миниатюр заканчивается таким философским резюме: Я нэхъ лъагэу Iэта щхьэр ятIэр иутэу щIым хэт лъэм зэрехьэ! [Хахов, 1996: 62] – «Самую высоко поднятую голову носят ноги, которые в грязи». На такой вывод писателя навела конкретная жизненная история. Один парень по имени Шараздин (Шэрэздин) построил кирпичный завод, и чем лучше шли у него дела, тем выше он задирал нос. В итоге потерял и окружавших его людей, и свой бизнес. Поэтому автор философски предостерегает: как бы высоко человек не задирал нос, ему не удастся оторваться от земли, по которой ступают его ноги.
В другом произведении писатель философски подводит читателя к мысли, что не бывает идеальных людей, делая следующий вывод: губзыгъэ дыдэмэ, ар цIыхукъым, цIыхумэ – губзыгъэ дыдэкъым [Там же: 124] – «если очень умный, значит он не человек, если человек – не совсем умный». Автор с легкой иронией намекает, что совершенных людей в мире не бывает, с течением времени человек умственно, морально, психологически прогрессирует или, наоборот, деградирует. Здесь автор придерживается мировоззренческой идеи релятивизма, то есть, относительности развития и регресса человеческой духовности, успешности, приобретаемых социальных статусов.