Содержание к диссертации
Введение
I Глава. Категории пространства и времени ж некоторые проблемы сюжетики в произведениях Т. Пулатова и Т. Зульфикарова 8
II Глава. Ритм и поэтика времени в произведениях Т. Пулатова. и Т. Зульфикарова 46
III Глава. Мифопоэтический символ и художественное пространство в произведениях Т. Пулатова и Т. Зульфикарова 78
Заключение 109
Библиография 111
- Категории пространства и времени ж некоторые проблемы сюжетики в произведениях Т. Пулатова и Т. Зульфикарова
- Ритм и поэтика времени в произведениях Т. Пулатова. и Т. Зульфикарова
- Мифопоэтический символ и художественное пространство в произведениях Т. Пулатова и Т. Зульфикарова
Введение к работе
Актуальность темы. Развитие представлений о художественном пространстве и времени как важнейших категориях поэтики - одно из значительных достижений современного литературоведения. Пространство и время, являясь важнейшими бытийными категориями, составляют предмет споров и размышлений многих поколений философов, теологов, социологов, историков. Интерес к ним эстетики еще сравнительно недавно мог вызвать лишь недоумение. Двадцатый век с его социально-экономическими и нравственными катаклизмами усложнил отношение человека к окружающим его реалиям. Возникает потребность осмысления современности как времени своеобразного подведения итогов, историческое понимание действительности все глубже проникает во все звенья художественного творчества и активизирует поиски новых форм выразительности, более адекватно передающих новый взгляд на бытие. Пристальный интерес многих исследователей к проблеме времени в литературном произведении отражает новый взгляд на искусство и на действительность и является следствием осознанного только в XX веке «стремления весь мир воспринимать через время н во времени». 1
Переосмыслению, подчас парадоксальному, подвергаются многие константы человеческого бытия, релятнвированное время эйнштейновской физики вторгается в художественную практику, и пространство и время теряют свой линейный однородный характер, - в этом заключается одна из важнейших тенденций в современной литературе, реализующаяся в усилении аллегоризации, притчевос-тн, мифологизации.
Формальные новации зачастую чаще всего касаются пространственно-временного континуума художественного произведения, обыденное восприятие времени, линейное его развертывание в сюжете становится банальным из-за неспособости приблизить нас к магической тайне жизни. Все это побуждает к своевременной объективной оценке новых художественных тенденций в литератур-
1. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1986, с. 214.
ном процессе, поэтому данное исследование представляется актуальным.
Творчество русскоязычных национальных писателей - Тимура Пулатова и Тимура Зульфикарова - является прекрасным материалом для уясцения взаимосвязи пространственно-временной картины мира в конкретном литературном произведении с особенностями мироощущения художника, которое подпитывается мощными живительными корнями традиций национальной поэтики. Каждый из них сумел создать на стыке культур свой неповторимый поэтический космос, выражая тем самым содержание и сущность межлитературности. А, как отмечает Д. Дюришин, «исследование межлитературных общностей неизбежно приведет к целостному рассмотрению мировой литературы как вершинной категории литературоведения и художественной литературы.» ' В этом видится особая актуальность любых современных литературоведческих исследований. Ничто так не интегрирует нас, как прекрасный мир искусства, а мы сегодня особенно нуждаемся в объединении на новых началах.
ЦЕЛИ И ЗАДАЧИ ИССПЕДОРАНИЯ. Конкретно-практическое исследование категорий пространства и времени в общем контексте изучения проблем поэтики современного художественного произведения по-прежнему остается сравнительно малоизученной областью литературоведения. Целостность художественного произведения предполагает и системность подхода при его анализе: уяснение эстетической значимости любого литературного явления вне связи с проблемами хроцо^опа сегодня представляется задачей малопродуктивной, настолько возросло внимание современных писателей к категориям пространства и времени. Цели работы, конкретно выводящие на интересный и сложный материал - творчество Т. Пулатова и Т. Зульфикарова - заключаются в следующем:
сформулировать и обобщить типологическую сущность художественного пространства и времени;
определить степень и принципы взаимосвязи хронотопа с
1. Дюришин Д. От единичной литературы к межлитературности. // Особые межлитературные общности-5, Ташкент, 1993, с. 11.
системой художественных тропов, типом сюжетных построений, ритмом поэтической речи;
- определить детерминированность хронотопа, как формально-содержательной категории литературы, особенностями национального самосознания художника.
НАУЧНАЯ НОВИЗНА И ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ РАБОТЫ: Современное литературоведение накопило значительный багаж в теоретическом осмыслении проблем хронотопа.' В работах, ставших классическими, отражены важнейшие методологические принципы исследования пространственно-временного континуума литературного произведения: только через понимание закономерностей формальной организации художественного целого можно выходить на обобщения концептуального характера - философской картины мира, места человека в нем и т. д.
Очень детально типологию художественного пространства и времени разработал Н. К. Гей, над этой же проблемой много и плодотворно работали и работают А. Ф. Лосев, Ю. Лотман, М .С. Каган, Д. Н. Медриш. Среди коллективных трудов, посвященных изучению данной проблемы можно назвать сборник «Ритм, пространство и время в литературе и искусстве» (Л., 1974).
Художественное пространство и время представляют интерес и для зарубежных исследователей. Сущность мифологического вре-
1. «Существенную взаимосвязь временных и'пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, мы будем называть хронтопом (времяпространство)... Хронотоп мы понимаем как формально-содержательную категорию литературы. В литературно-художественном хронотопе имеет место слияние временных и пространственных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым, пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем.» Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики . - М., 1975, с. 234-235.
меїш исследовал К. Леви-Стросс, приоритетное значение пространственной формы в современном литературном произведении утверждает в своих работах Д. Фрэнк, интересно и плодотворно над этой проблемой работали Р. Барт, М. Хайдеггер, Э. Кассирер и др.
Своеобразие изображения художественного мира, поэтики пространства и времени в творчестве писателей узбекской классической и современной литературы достаточно обстоятельно исследовано в работах И. А. Султанова, М. К. Кошчанова, С. М. Мамаджанова, Б. Назарова,X. Ш. Абдусаматова, Н. В. Владимировой, Б. С. Саримсакова, С. М. Мирвалиева, Э. А. Каримова, Л. Каюмова, Н. Ф. Каримова, А. Хайитметова, С. Халмирзаева, П. М. Мирза-Ахмедова. В диссертации учтен опыт этих теоретических исследований.
Теоретическая методология проблемы к сегодняшнему дню разработана достаточно подробно и детально, чего не скажешь о конкретном практическол» аИализе применительно к творчеству современных авторов. Проблемы хронотопа и живой художественной практики сегодня остаются одними из самых слабо изученных. «Белым пятном» в литературоведении можно назвать изучение хронотопа в связи с нацинальным самосознанием художника.
Все это дает основание утверждать, что данная диссертационная работа представляет определенный теоретический интерес. Научная новизна данной работы заключается в том, что применительно к творчеству Тимура Пулатова и Тимура Зульфикарова данные вопросы ставятся впервые. Творчество этих русскоязычных национальных авторов несмотря на очевидное стилевое несходство творческой манеры каждого из них, тем не менее позволяет уловить параллели в создании пространственно-временной модели бытия. Эти параллели, на наш взгляд, предопределены сходством национального мировосприятия.
ОБЪЕКТОМ ИССЛЕДОВАНИЯ стали повести Тимура Пулатова «Окликни меня в лесу»,-«Прочие населенные пункты», «Сторожевые башни», «Второе путешествие Каипа», «Владения», «Морские кочевники», а также его романы «Черепаха Тпрази», «Страсти бухарского дома», «Плавающая Евразия.» Кроме того в диссерта-
ции исследованы поэмы Тимура Зульфикарова «.Охота царя Бах-рам-Гура Сасанида», «Книга детства Мущфики», «Первая любовь Ходжи Насреддина», «Книга откровений Омара Хайяма», «Притчи дервиша Ходжи Зульфикара Девоны», «Легенда об Иване Грозном», «Поэма о князе Михаиле Черниговском», «Земные и небесные странствия поэта».
МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЙ ОСНОВОЙ ДИССЕРТАЦИИ являются принципы и теоретические посылки ученых, разрабатывающих проблемы хронотопа в структуре литературнорго произведения. Кроме того теоретической основой работы явились исследования проблем би- и полилитературности - труды Д. Дюрншина, коллективные сборники «Многоязычие и литературное творчество», «Особые межлитературные общности-5».
ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ РАБОТЫ заключается в том, что результаты исследования могут быть использованы в спецкурсах по творчеству Т. Пулатова н Т. Зульфикарова, в курсах лекций по истории современной литературы. Материалы и выводы диссертации могут быть учтены в дальнейшем изучении проблем хронотопа, а также специфики и художественной значимости явлений би- и полилитературности.
АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ состоялась на предварительном обсуждении в отделе литературных взаимосвязей и теории перевода института литературы им. Алишера Навои АН РУз, некоторые положения работы освещались в докладе на конференции молодых ученых-литературоведов в институте литературы АН РУз.
СТРУКТУРА РАБОТЫ: Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Категории пространства и времени ж некоторые проблемы сюжетики в произведениях Т. Пулатова и Т. Зульфикарова
Почти все филологические термины должны восприниматься в динамике: содержание термина, его роль в общей системе литературоведения постоянно меняются. Понятие "сюжет" в XIX веке рассматривалось преимущественно как событийная система, через которую автор раскрывал мысли и поступки героев. Понятие "фабула" появилось лишь в 20-е годы XX века, поскольку оно потребовалось для осмысления новых явлений в литературе. В конце XIX века в мировой литературе появляется новый тип структуры произведения, один из отличительных признаков которого - перенос центра тяжести с внешнего действия на внутреннее движение, поэтому потребовалось разделение понятий "фабула" и "сюжет" . Подобная эволюция термина отражает изменение самого сюжета и художественной практики в целом.
Главное отличие двух типов сюжетов /условно говоря, классического и современного/ - различная реализация категорий пространства и времени.
Время - это объект, субъект и орудие изображения в литературе. Произведение словесного искусства развертывается во времени, воспринимается благодаря связи событий в сюжете, которые следуют друг за другом, предшествуют друг другу, выстраиваются в сложный ряд, и читатель замечает время, даже еспи о нем ничего специально не говорится.
Можно говорить о трех ипостасях времени в системе сюжета: бытовой исторической, вселенской /или, следуя концепции Ю. Г. Кудрявцева, это событийное, временное, вечное/.
Время бытовое или. событийное - время фабулы, события, поступка, оно чаще всего конфликтно, действенно, это время реплик, разговоров, частных деталей - верхний срез жизни. Активно в повествовательном сюжете, замедлено в описательном, его нет в лирике, во внутренних монологах героев.
Из этой бытовой эмпирики качественно складывается исторический лик времени, который можно понимать как локализацию повседневного, обыденного в общем потоке бытия. Время социальной детерминированнос-ти, нравственно-психологического звучания эпохи. Создается различными способами, зависящими от типа повествования: через прямое или косвенное упоминание или описание исторических событий, реальных исторических персонажей, индивидуализацию речи героев, их социальный статус. На более глубоком уровне - через нравственно-психологическую мотивацию поступков героев, объяснение происходящих событий. через которые просвечивает эпоха.
В .тобой исторической конкретике можно разглядеть вечные, вневременные проблемы и конфликты, имеющие глубокую философскую подоплеку. Время, вечности, всел1нское время - это соотнесенность кипения повседневности, истории с проблемами, не имеющими различения в прошлом или будущем, в Индии или на Аляске. Постигая экзистенцию человека, суть и сущность человеческого бытия, искусство приобретает вневременной модус. "Мировая вещь та, которая в переводе на. другой язык и на другой век - в переводе на язык другого века -ничего не утрачивает. Все дав своему веку и краю, еще раз все дает всем векам: и краям. Предельно явив свой край и века - беспредельно являет все, что не-край и не-век: навек," Пространство стан:вится яреной, ,естом локализации иременных взаимоотношений, оно также участвует в действии, активно или пассивно влияя на темп событий, оно несет на себе отпечаток истории, вдохи.- т.е. пространство и время оказываются нерасторжимо связан "Все - от отвлеченнейшей идеи до осколка камня на берегу ручья -несет на себе печать времени, насыщено временем и в нем обретает свою форму и свой смысл,...с другой стороны, это время во всех своих существенных моментах локализовано в конкретном пространстве, запечатлено в нем (...) Все в этом мире - время пространство, подлинный хронотоп.."
Классический сюжет в качестве норма использовал хронологическое изложение событий, а нарушение хронологии воспринималось как нарушение художественности, а позже и как особый художественный прием. Особенно отчетливо это проявилось в творчестве Ф. М. Достоевского, которое и подтолкнуло исследователей к пристальному изучению пространства и времени в архитектонике литературного произведения.
В современной литературе нормой стало не просто нарушение хронологии, но и необычайная свобода перемещений в пространстве и времени, временной хаос естественен. В связи с этим возникает еще одно принципиальное различие классического и современного сюжета. Первый обладал четким делением на несколько элементов, обязательных для любой повествовательной структуры, и ориентировался на привычную триаду: прошлое, настоящее, будущее. Соблюдалась строгая соотнесенность событий, а ретроспективные отступления воспринимались как нечто описательное, они подчеркнуто прерывали течение сюжетного времени, логическая четкость, линейная целесообразность считались признаками художественного мастерства.
Для современной прозы характерно внешнее ослабление четкости конструкции, которое компенсируется усилением других элементов: ритма, системы тропов, авторской речи и: т. д. Это сложное единство компонентов, каждый из которых взаимодействует с другим.
Поэтому так важно понятие контекста культурной традиции, который придает особое звучание индивидуальным поискам художников слова.
В билитературных системах эти процессы существенно усложняются, т. к. в них переплетаются различные и даже взаимно исключающие тенденции. Восточное художественное мышление традиционно ориентировано на поэзию, орнаментальную, описательную стихию. Узбекская /как и другие тюркские/ литература вплоть до последних столетий не знала прозы, развернутой эпической формы. Вся система эпических жанров для узбекской, таджикской и других авийских литератур является заимствованием, связанным с вторжением европейских русских традиций. Возможно ли сочетание традиций русского классического реализма с поэтикой восточной медитативности? Каким образом этот синтез сказывается на приемах художественного освоения и пересоздания действительности? Отдельные примеры творчества некоторых узбекских писателей /А. Якубов, П. Кадыров/ убеждают нас в плодотворности приобщения узбекской литературной традиции к русской классике. Но в особенно необычном: положении оказываются писатели, которые выбирают русский язык как орудие художественной мысли. Создание оригинальнодо и органичного стиля на стыке двух цивюшзационных систем - Европы и Азии, Христианства и Ислама - дело почти непомерной трудности. Как это повлияло на обретение собственной философии бытия, соответствующего ей эстетического идеала? Постараемся ответить на этот вопрос применительно к творчеству русскоязычных национальных авторов т. Пулатова и Т. Зульфикарова.
Стилевые искания прозы 60-70-х годов отличает стремление к усилению достоверности. "Поэтика современной литературы может быть определена как поэтика особой достоверности", "поэтика участника". Она характеризуется стремлением писателя создать иллюзию полной реальности, жизни, которая как бы говорит сама о себе."
"Искусство все определеннее стремится создать иллюзию действительности - зримую и слышимую картину изображаемого. Границы между литературой и действительностью все время размываются." Ранние повести Т. Пулатова, напечатанные в середине 60-х годов, вполне соответствуют этой тенденции, но дальнейший путь его стилевых исканий отмечен все большим усилением условности, алдегоричности повествования, метафоричности языка, - так наглядно закреплялось своеобразие национального мировосприятия.
Т. Пулатов родился и вырос в Бухаре, городе древней культуры, где издавна селипись люди самых разных ыациональностей. В родном доме с самого рождения он сдышал разноязыкую речь; узбекскую и таджикскую. Оба языка были родными для него, а в интернате, где он жил и учился позже, родным стал для него и русский. Это смешение навсегда определило необычность мироощущения прозаика, которое складывалось под влиянием утонченной лирике-аллегорической традиции древней Бухары.
Это влияние очевидно уже в одной из ранних повестей "Окликни меня в лесу", в которой автор использует яркость фактического материала, живость красок при его воссоздании для более глубоких раздумий, ощутимо его стремление к философизации сюжетного действия. Это удалось ему благодаря своеобразной субъектной организации повествования, закрепившейся в пространственно-временной сюжетной модели.
Ритм и поэтика времени в произведениях Т. Пулатова. и Т. Зульфикарова
Определив хронотоп как "одно из действенных средств организации содержания" мы попытались уловить его взаимосвязь с наиболее крупными и открытыми единицами формирования содержания - сюжетом и композицией. Не менее важно значение художественного пространства и времени для более глубинных пластов поэтического целого: образной словесной, ткани, индивидуализаци речи персонажей, а. также для создания неповторимого ритмического рисунка авторского стиля. Поскольку литература передает длительность действия, явления, возникает необходимость упорядочить передачу этих процессов и явлений. Б реальной действительности они всегда имеют некоторую закономерность, цикличность, повторяемость. Эту особенность объективной реальности и передает ритм. Ритм.. пространство и время как проблемы взаимосвязанные стали восприниматься сравнительно недавно стремление к комплексному изучению литературного произведения определило появление этой тенденции.
"С нашей точки зрения взаимосвязь этих проблем вытекает из самой трактовки ритма как чередования во времени определеных единиц, как расположения и последовательности пространственных форм." Ритм, служит многообразным целям - помогает в формировании композиционного строения произведения, усиливает эмоциональный эффект, формирует подтекст. Если ритм поэтических произведений изучается давно и достаточно глубоко, то ритм прозы по сей день остается явлением загадочным и сравнительно малоизученных:. Особенно плодотворным может оказаться соединение анализа ритмических закономерностей прозаического текста с приоритетным внимание к. его хронотопическому потоку, поскольку ритм прозы, в отличие от стихотворных ритмов, непосредственно связанных с метром, зиждется на пространственно-временных связях, ибо проза передает не мгновение, а длительность. Интересным и ярким явлением в ритмическом отношении является и проза Т. Пулатова, и орнаментальный рисунок поэм Т. Зульфикарова. Данной проблеме и посвящена эта глава.
Параграф 1„ Ритмические особенности прозы Тимура Пулатова, "Конкретные форм! ритма художественной прозы могут быть различны. Мы можем рассматривать ритм: сюжетных построений, ритм, системы образов-персонажей, ритм; повторяющихся структур, не сводимых к сюжетно-фабульным моментам повествования, способных к движению, развитию заложенного в них поэтического содержания." Проза Тимура Пулатова уникальна в ритмическом отношении. Она впитала в себя европейскую литературную традицию и особенности восточного мироощущения. Ритм в его произведениях становится важнейшим средством формирования содержания, метафорически насыщенного письма. Это своеобразие породило в критике ряд самых неожиданных сопоставлений прозы Пулатова с произведениями мировой литературы Меллвил, Фолкнер, Хемингуэй, Платонов. Действительно, такие ассоциации не могут не возникнуть при чтении его произведений, однако проза Пулатова, впитавшая в себя все, что оказалось ей близко и необходимо, сама по себе - явление самобытное и неповторимое.
Ритмические построения, встречающиеся в его произведениях, отличаются большим; разнообразием., в них можно выделить почти все виды ритма прозаических произведений, отмеченные исследователем. Отметим прежде всего ритм крупных сюжетных построений, проявляющийся в циклическом повторе темы, ситуации, композиционных ходов, в той или иной форме он встречается во всех произведениях писателя. Стремление объединить в метафорическом сюжете разные ипостаси времени, снять разделительные временные перегородки между разными историческими эпохами опирается на форму ритмической циклизации сюжета. Наиболее очевиден сюжетный ритм в повести "Прочие населенные пункты", состоящей из двух параллельных линий сюжета,. двух хронотопических пластов. Эта повесть интересна с точки зрения использования исторических реалий в метафорическом повествовании, которое формируется благодаря своеобразным Xитмич Є С КИМ зак. ономерностям.
Это едва ли не единственное произведение Тимура Пулатова, в котором читательское внимание заостряется на хронологически точных опорах текста. В повести две части, датировка которых сразу определена. - это 1932 и 1962 годы. Автор использует форму сюжетной спирали, когда, одни и те же ходы, события, поступки героев удваиваются, порой буквально совпадая в разных пространственно-вре менных пластах. В каждой части насыщенный динамический событийный ряд, но в приемах бытовой детализации ощутим строгий отбор. Каждая из выделенных реалий взармодействует с другой, причем такое взаимодействие бинарно: сначала оно происходит внутри единого временного потока, а. затем единым, мозаичным, ядром перекликается с другой частью.
Вот примеры корреспондирования смысла сюжетных деталей внутри единого временного целого:
1. "Беков выхватил маузер и начал целиться, продолжая скакать. "Сейчас он убьет лисицу и даже не разрешит забрать с собой, и зверь будет лежать в песках на съедение коршунам.. Эх," вздохнул Эгамов, и крестьянское сердце его сжалось."
2.„Возле первых юрт на другом берегу Беков выхватил маузер и выстрелил в воздух. Хотя стрелял он, почти всегда возвещая о своем приезде, люди с расшатанными нервами не могли привыкнуть, пугались, прятались за верблюдов, за глиняные стены," /С. 219/
3. "А как река, товарищ инженер? Будут расти и город и колхоз. а воды ведь не прибавится в реке? Но Беков не дал ему /Нурову-А.Э./ закончить. - Мы все заставим работать на людей: и пустыню, и реку. Приезжайте лет через десять - убедитесь, что волновались на прасно." /С. 226/
Взаимодействие деталей, уже имеющих характерологичееско значениее рождает дополнительный смысл, который в итоге становится главным. Внеприродность красного командира /убивает лисицу ради забавы, контрастно - "крестьянское сердце Эгамова сжалось"/ оборачивается жестокостью и равнодушием к людям, пренебрежением законами жизни.
Б разных хронотопических пластах, контрастно отличающихся темпом, ритмом повествования, перекликаются не только отдельные детали, но и важнейшие композиционные узлы: приезд Бекова в Гажди-ван, его встреча с жителями поселка, споры с боевьм другом и председателем колхоза Нуровьм, посещение завода, уход Бекова. Конечно, это не буквальное совпадение во всем, но в целом обе части построены по схожей схеме, что поваляет говорить о ритмической циклизации сюжета. Этот прием является важнейшим средством формирования подтекста, повести это придает параметры философского размышления: повторение схожих мотивов в разных временных регистрах неизбежно обнажает скрытую суть вещей и явлений. Другое, не менее важное средство - это ритмическая оппозиция, которая отличает внешне совпадающие детали.
Самым важным основанием ритмической градации является возраст героя, его ощущение времени. Мы видим двух Вековых - молодого и старого,-напористого, жесткого, торопливого и уставшего от жизни, мудрого, спокойного. Ритмическая градация особенно ощутима при сопоставлении глагольного ряда, который передает самый характер времени: "побежали - "понесли" - "закричали" и "с трудом переехала" - "бросило в пот" - "лениво заиграли". Лихорадочность торопливость времени 30-х годов, штурма первых пятилеток, одержимости идеей, передают действия героев.
Особое значение в повести приобретает финал, который помогает снять ощущение безысходности из-за драматического характера основного конфликта,, В каждой части финал одинаков - Беков покидает Гаждиван, Б ретроспективной части: "Воины тоже побежали, несомые тоской и горечью расставания. И бежали до тех пор, пока машина не переехала мост и не увезла командира в степь" , /с. 229/ Степь -метафора жизненного простора, на котором героя ждали заблуждения и прозрения, мучительная расплата за совершенные когда-то ошибки. Бравый кавалерист Беков уезжает не на лихом коне, а на машине, он уже не вправе распоряжаться собой, романтика революционных маршей закончилась, он теперь часть системы, винтик громадной административной машины. Спустя 30 лет эта система отпускает изрядно постаревшего, одряхлевшего Бекова. Он теперь больше похож на инспектора или бухгалтера. Преданный адъютант Эга мов, все эти годы мечтавший о встрече с командиром, не узнает его, "Слишком маленьким, немощным показался Эгамову человек, который опираясь на трость вышел из машины. Командира бы Эгамов сразу узнал, а у этого очки на носу какие-то уродливые, И белый гражданский китель глухо застегнут: боится, бедняга, простудиться, решил Эгамов И сам он весь какой-то сутулый," /с, 233/ Беков, так старательно творивший шиф нового общества, сам становится жертвой своего устремления. Для окружающих, для бойцов отряда он герой из легенды:, ему неведом! усталость, страх, болезни. На. самом деле это больной и очень одинокий человек, который приезжает умереть на землю своей мелодости, свою родину. /Очевидна перекличка с повестью "Второе путешествие Каипа"/
Мифопоэтический символ и художественное пространство в произведениях Т. Пулатова и Т. Зульфикарова
Взаимосвязь художественного времени, и архитектоники, ритмики в произведениях словесного искусства достаточно наглядна и не вызывает особых сомнений. Белее проблематично уловить специфику и эстетическое значение художественного пространства, поскольку словесный образ отличает динамика, а не статика. Однако шифопоэтический хронотоп, присущий произведениям Тимура Зульфикарова и Тимура Пулатова, предполагает особое приоритетное значение его пространственной модели; локус мифологизируется, из конкретного, связанного с единичньм отдельным: событием он. превращается в место свершения конфликта, имеющего вселенский масштаб и значение. Описываемое место действия сжимается в одну пространственную точку и становится своеобразным центром мира, поэтому , как правило, обозначается устойчивымл мифопоэтическими образами, имеющими архетипическую природу. Это не является случайностью, экзистенция мифа всегда восходит к архетипу. "Архетип - это не сами образы, а схемы образов их психологические предпосылки... Они(а.) способны впечатлять... поскольку восходят к универсально-постоянньм началам в человеческой природе."
Даже простое перечисление пространственных знаков в произведениях Зульфикарова указывает на их неслучайный характер и детермениро-занность мифопоэтической системой. Это такие образы, как дерево и сад, река, вода, прорубь, гора, храм устойчивая пространственная оппозиция верх-низ (горы - поле, небо - земля), Дерево, мировое древо, древо жизни, познания добра и зла - образ, имеющий древнейшую традицию во всех культурах. Он привлекает к себе внимание этнологов, историков, антропологов, искусствоведов (Дж. Фрезер, К.Леви-Стросс, Ф„Б,Кейпер,. Д.К.Зеленин, В.Н.Топоров и др.)
Усилиями этих и многих других ученых создано представление о так называемом "растительном мифе" , где растение во множестве своих видовых форм рассматривается в сложнейшей знаковой системе.
Б литературе дереву отдается огромное предпочтение. Именно дерево становится безусловным вместилищем художественного времени и важнейшим пространственным знаком. Дереву дан неизмеримо больший срок, чем, человеку, поэтому давно сформировались и закрепились в сознании образы метафоры: молодое дерево - будущее, в котором уже не будет меня, старое дерево -- прошлое, в котором меня еще не было.
В восточном мироощущении, вплетающем образ человека в вязь многочисленных табу, в сеть многовековых устоявшихся традиций, ассоциаций, природа играет огромную роль. Вечный растительный мир продолжает свою жизнь в художественных текстах, не приближаясь к описательности или украшательству. ГС помошью этого образа (мирового древа А.Э.) (во всем множестве его культурно-исторических вариантов) становится возможным свести воедино разные семантические противопоставления, установив между их членами отношения эквивалентности и создать тем самым, достоверно реконструированный знаковый комплексе
Дерево - это как. бы центральный шировой столп, точка. отсчета во времени: и пространстве, и помещение дерева в центр художесввен --ного произведения сразу задает последнему особые параметры, включает в универсальную систему координат, предельно обобщает и философизирует повествование.
Дерево, сад является важнейшим пространственным знаком многих .произведений Тимура Зульфикарова - поэм "Книга детства Мушфики", "Первая любовь Ходжи Насреддина", "Притчи дервиша Ходжи. Зупьфикара Девоны., "Земные и небесные странствия поэта." Некоторые из этих поэм имеют отчетливо выстроенный событийный ряд, как,, скажем, поэм! "Книга детства Мушфики" и "Первая любовь Ходжи Насреддина", который ассоциирует эти произведения с вечной темой мировой литературы - первая любовь, история Ромео и Джульетты, Фархада и Ширин. Тимуру Зульфикарову удалось вплести и свои нотки в этот многоголосый поэтический хор, благодаря яркой стихии восточного мира, многоцветью красок и колориту характеров. Особый философский динамизм повествованию задает пространственная модель, построенная на универсальных мифопоэтических образах, наиболее важные из которых - дерево, сад, река.
"Почему так рано зацветает миндаль? Еще снег лежит на саманных плоских крышах кишлачных глинобитных убогих кибиток, еще талый малый азийский снег лежит на саманных крьшах, еще снег небогатый лежит на крышах низких, а миндаль уже цветет. Цветет хладными дымными розовыми цветами" Это первые фразы поэмы о Мушфики,. которые задают ритмическую тональность повествованию (инверсии, однородность ударения, повторы) и подчеркивают смысловую доминанту, ее зеркальную оппозицию; снег - цветущее дерево, хслод, зима - весна. Эта оппозиционная градация станет основой внутреннего развития сюжета, приобретая все белее расширительное значение, она охватит всю художественную систему произведения. Применение образов происходит в форме своеобразной дихотомии, которая вообще характерна для стиля Тимура Зульфикарова. "Плакучая ива одиноко росла среди мертвых тленных надгробий. Здесь, на кладбише, она росла какой-то особенно зеленой и живой. И вся трепетала, пронизанная тысячами золотых роящихся ос. Она была зеленой и золотой. Изумрудной и золотой. Живой,, Живой среди мертвого кладбища" (с. 20) любой положительный образ сопровождается его диаметральной противоположностью, философской основой этой дихотомии является соседство высокого и низкого, жизни и смерти, неизбежная диалектика бытия. Семантические переклички возникают не только между противоположными рядами образов, но и внутри них - так. создается целостность картины мира.
Наиболее важное концептуальное сближение образа человека и растения, " Она обвивает шею Мушфики тонкими, как ивовые вешние прутья руками." (с. 9) "Он желтый, как осенняя поздняя квелая айва", (с, 14) "Посмотри на мою шею. Она вся в жилах. Она как засохшая лоза." (с, 14) "Ах, ата, почему у меня так рано растут усы? Ах, эта, вы правы; лучше быть тутовым деревом, чем ранним: горьким миндалем, одиноко цветущим, среди февральского кишлака." (с. 4) Логика этого семантичекого сближения имеет древнейшую традицию, закрепленную еще в библейских тестах. Мировое древо издревле представялось не только как центр мира, столп земли, но и как нравственный стержень человека, нередко соотносясь с представлением об идеальном человеке.
Дальше в тексте идут более опосредованные определения. "Мушфики влезает на дерево и гладит его по изуродоаннным ветвям. Словно это живое,существо. Словно это побитая мальчишками бездомная бродячая собака. Отбившийся от стаи волкодав с отрубленным; хвостом. Дерево похоже на этого волкодава. У него ветви обрублены, а у волкодава хвост. Дерево похоже на летучую стаю волкодавов с обрубленными хвостами. На застывшую в сыром неприятном кишлачном: небе стаю волкодавов," (с. 4) Ритм передает постепенное расширение метафоры: короткие фразы-отрезки содержат в себе метафорический сдвиг {тутовник, живое существо - побитая собака - стая волкодавов -.летучая стая волкодавов). Основанием для метафорического переноса является внешнее сходство, но метафора сближает и внутреннюю суть, а ее расширение до "небесных" пределов логически обосновывает размышление-вопрос: "Ах, ата, ата, зачем в мире есть собаки с изуродованными хвостами и деревья с порубленными ветвями?" (с= 4), который становится знаком дисгармоничности мира, неблагополучия бытия. Раз появившись, метафора не исчезает, а продолжает жить в тексте, развиваясь по собственным законам,, "Не буду я ни перед кем хвостом вилять. Нет у меня хвоста. Как у волкодава", (с. 8) Отсутствующий здесь третий член метафорической цепочки (тутовое дерево) незримо присутствует в подтексте и очень важен для пслного понимания авторской мысли,, Ведь до этого герой уже постиг: "напрасно ... стричь тутовые деревья они все. равно будут жить, пока жив ствол." (с. б) Глубина философских обобщений, построенных на этой системе метафорических опосредовании, в конечном счете зиждется на архетипическом представлении о стволе дерева, которое наряду с другими значениями понимаются и как нравственный стержень человека, его добродетели, которые питают душу так же как ствол - дерево. "праведника - древо жизни." ("Книга притчей Соломоновых" 11 30)
Дерево, сад - это еще и течение времени, о котором мы узнаем по цветущим или плодоносящим деревьям: февраль -цветет миндаль, весна - урюк, летом с деревьев опадают плоды - золотые урюки, осенью осыпаются золотые листья. Это природное цикдическое время, по которому живет Вселенная, отсчет времени герои ведут именно по этим часам.