Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Мифопоэтическая модель мира лезгинского народа и евразийские параллели: сравнительный аспект 17
1.1. Евразийская культурная концепция: проблема «Восток –Запад» .17
1.2. Отображение евразийских, общемировых и национальных мифологических представлений о мироздании в лезгинской литературе 30
ГЛАВА II. Развитие лезгинской литературы 80 – 90 гг. XX века (евразийский и мифологический контексты) 56
2.1. Диалог культур в лезгинской литературе конца ХХ – начала XXI века: «свое – чужое» 56
2.2. Актуализация мифа в лезгинской литературе конца ХХ века: выход в общеевразийское художественное пространство 67
ГЛАВА III. Мифопоэтическая специфика и трансформация национально-художественной парадигмы в творчестве Ф. Бадалова 87
3.1. Своеобразие мифопоэтического миромоделирования Ф. Бадалова в сопоставительном аспекте с произведениями лезгинской литературы конца ХХ – начала XXI вв 87
3.2. Евразийские факторы формирования концепции человеческой личности и жанровые особенности романа Ф. Бадалова «Миф» . 96
Заключение 118
Список использованной литературы
- Отображение евразийских, общемировых и национальных мифологических представлений о мироздании в лезгинской литературе
- Актуализация мифа в лезгинской литературе конца ХХ века: выход в общеевразийское художественное пространство
- Своеобразие мифопоэтического миромоделирования Ф. Бадалова в сопоставительном аспекте с произведениями лезгинской литературы конца ХХ – начала XXI вв
- Евразийские факторы формирования концепции человеческой личности и жанровые особенности романа Ф. Бадалова «Миф» .
Введение к работе
Актуальность диссертационной работы заключается в необходимости
исследования взаимодействия мифопоэтического наследия и современной
литературы в теоретическом и историко-литературном аспектах
взаимодействия и влияния различных культур, рассмотрения поэтики
современной лезгинской литературы через призму возрождения и
трансформации в художественном тексте древних мифологических
представлений. Наиболее результативным нам видится анализ
мифопоэтических конструкций в лезгинской литературе с середины XX – начала XXI века, с обращением по мере необходимости и к более раннему периоду развития литературы. Особенность мифопоэтического подхода состоит в том, что его основной задачей является анализирование особенностей мифоритуального подтекста, признаков архетипического сюжета и т.д. Применение данного подхода для изучения преемственности и евразийского «единства в многообразии» многовековых культурных традиций оправдан и тем, что в исследовательскую область мифопоэтики входит и изучение способов художественного освоения и трансформации мифологических образов и мотивов, рассмотрение художественных принципов введения в текст архаико-мифологических элементов и особенности их функционирования в творчестве разных художников.
Пересоздание литературной модели в евразийско-мифопоэтическом
ключе, слияние форм мифологизации с тенденциями литературы вызвано
тем, что обращение художников к явлениям социального порядка,
актуальным проблемам современности переводит социальные конфликты в
метафизический план. Переосмысление посредством мифологических
моделей и схем современного человеческого бытия ставит задачу
исследования роли коллективной духовной памяти, культурного наследия;
связывает направление, генезис и видоизменение мифопоэтических моделей
и традиционных образов в сегодняшней духовной культуре. В современной
литературе основное движение художественно-эстетических, жанровых,
нравственно-философских поисков и открытий художников слова
направлено на восстановление и выявление связи времен общечеловеческих культурных основ и приобщение к ним читателей.
Исследование функционирования мифа в национальных литературах
евразийского региона видится творчески результативным и оправданным для
раскрытия специфических процессов, характерных для словесной культуры
входящих в данный регион народов. Дальнейшие перспективы в
исследовании намеченной нами темы могут иметь продолжение в таких
видах, как, например, изучение авторского индивидуального
мифотворчества; научное осмысление литературного мифологизма как
процесса создания неомифа в истории лезгинской литературы XX века;
рассмотрение особенностей мифологизации в поэтических и
драматургических жанрах и т.д.
Сопоставление словесно-культурного наследия архаических
цивилизаций евразийского региона и лезгинской мифологии,
мифопоэтической составляющей художественного текста показывает принципиальное сходство в видении мира, понимании его законов. Наша основная задача – выявить и проанализировать воплощение этого знания в художественных текстах как факт самоценности и самодостаточности любой культуры, на художественном материале мифологического романа Ф. Бадалова «Миф», с обращением и к другим произведениям лезгинской литературы. Единство лезгинских прозаиков с основными положениями евразийской идеи проявляется и в идее о построении гармоничной совместной жизни с народами, населяющими евразийское пространство, с учетом их национальных и этнических особенностей. Эта проблема, как нам видится, получила весьма интересное преломление в романе «Миф» Ф. Бадалова.
В рамках системного анализа логика рассуждения в данной работе
исходит из следующего представления об уровнях системы: дагестанская
литература в контексте евразийского влияния видится как метасистема;
традиционная лезгинская культура и литература – макросистема;
микросистема – мифопоэтика, транслирующая культурную тему этноса в
лезгинской художественной литературе, составляющая его сакральное ядро и
выполняющая миромоделирующую, этнокультуроформирующую и
этнокультуростабилизирующую функции. Под мифопоэтической моделью мира в дальнейшем будет подразумеваться символическое отражение мироздания, свойственное народной культуре.
Объектом исследования является мифологический роман Ф. Бадалова «Миф» на фоне лезгинской национальной литературы как составной части дагестанской и российской литератур (произведения лезгинских писателей и поэтов К. Меджидова, А. Агаева, Н. Шихнабиева, А. Кардаша, Р. Хаджи, А. Курбана, Ф. Нагиева и др.).
Предмет исследования – мифопоэтическая картина мира в лезгинской мифологии и творческом мировосприятии лезгинских писателей на примере романа Ф. Бадалова «Миф».
Цель работы состоит в следующем: с учетом художественных
направлений и течений, преобладающих в современной лезгинской
литературе, сопоставить мифопоэтические особенности произведений
художественной литературы и мифологических представлений народов
евразийского территориального единства. Основное исследовательское
внимание уделить первому в истории лезгинской литературы
мифологическому роману Ф. Бадалова «Миф», в котором, на наш взгляд, творчески синтезирована древнелезгинская мифологическая картина мира и евразийская идея.
Поставленные в работе задачи можно обозначить следующим образом:
- исследовать и выявить параллели между культурно-историософской
концепцией евразийства и идейно-художественным наполнением
современной национальной (лезгинской) художественной литературы;
- сравнить мифологические мотивы и мифообразы в лезгинской
литературе с традиционными образами евразийской мифологии и фольклора;
обозначить ряд параллелей;
- охарактеризовать роль мифологических и фольклорных мотивов в
моделировании образа пространства и картины мира в романе Ф. Бадалова
«Миф» в контексте евразийской идеи сохранения самобытности культуры в
полиэтническом пространстве;
- проанализировать сущность концепции человеческой личности,
функционирование и трансформацию мифологических единиц,
использованных в формировании художественной картины мира в
творчестве Ф. Бадалова, А. Агаева, Ф. Нагиева, К. Меджидова и др.
Научная новизна работы заключается в том, что впервые предпринята
попытка многоаспектного мифопоэтического подхода к евразийско-
литературному контексту художественно-эстетических принципов
лезгинской прозы при рассмотрении и осмыслении происхождения ее
духовно-культурных корней. Лезгинский роман и проза в целом впервые
изучаются с позиции выявления в них общих с евразийской культурой
мифопоэтических мотивов и их идейной функции.
Степень изученности. Евразийская идея о братском единении народов, общности их культур и судеб отражена и в размышлениях о России
и Кавказе Э. Капиева, в творчестве которого исторический диалог русской и кавказской культур и литератур получает новые импульсы. Благодаря исследованиям З.Н. Акавова, А.М. Аджиева, И.А. Халипаевой и др., установлена историко-культурная, содержательная перекличка образов народных песен многих этносов с мотивами эпических песен тюркских народов, в частности, кумыков.
Обращение к проблеме взаимодействия русской и национальных
литератур встречается во многих исследованиях по северокавказской
литературе. Проблемы сравнительно-исторического и теоретического
осмысления исторического пути дагестанской литературы в целом и в
масштабе мировой культуры поднимаются в трудах Г.Г. Гамзатова, У.Б.
Далгат и др. Взаимодействие фольклора и литературы многократно
становились предметом исследования дагестанских и русских
литературоведов и критиков. Ученый, литературовед и писатель К.Х.
Акимов в своем исследовании о становлении и генезисе лезгинской прозы указывает на то, что фольклор стал почвой для формирования национальной литературы.
Основными методами научного исследования, которые
использовались при решении задач работы, были выбраны историко-
типологический, историко-сравнительный и системный. Ключевым
подходом исследования явился системный подход, в рамках которого
используются указанные методы. При анализе художественных текстов
использовались художественные и подстрочные переводы и оригинальные
тексты произведений.
Теоретико-методологической основой диссертации являются
теоретические работы Н. Трубецкого, С. Ключникова, П.Н Савицкого, Г.В. Вернадского, Г.В. Флоровского, М.М. Бахтина, В.Н. Топорова, В.В. Иванова, Ю.М. Лотмана, Е.М. Мелетинского, В.В. Кожинова др. Мы обращались также к трудам Р. Вахитова и К.Акимова.
Теоретическая значимость исследования заключается в возможности
использования его результатов в дальнейшей разработке проблем
взаимодействия мифопоэтического наследия различных культур в
современной лезгинской литературе.
Практическая ценность работы заключается в возможности использования ее материалов при изучении истории литературы кавказских народов, лезгинской литературы, а также при составлении спецкурсов и спецсеминаров по проблемам новописьменных национальных литератур народов Северного Кавказа для студентов филологических факультетов вузов республики.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Рассмотрение взаимодействия и внутренних связей лезгинской и
российской литературы как частей единой евразийской метасистемы и
обращение к мифопоэтической составляющей современной лезгинской
литературы показало, что миф становится органичной частью
семантического и структурного поля современных художественных
произведений, трансформируясь сообразно жанру произведения,
особенностям образной системы, мотивно-сюжетных структур и т.д. Таким образом общие и уникальные мифологические традиции становятся частью евразийского целостного литературного организма.
2. В лезгинской литературе ХХ века происходит воссоздание
классических архетипов, которое вписывается в рамки евразийской
культурной парадигмы сохранения национальной культуры как изначально
значимой и самоценной. Лезгинские писатели пытаются обратить читателя к
национальному укладу жизни через жесткое противопоставление родной и
западной культуры, сформировать привлекательный образ малой родины.
3. Выход писателей за рамки фольклорных измерений стал следствием
первоначального заимствования и подражания русским и европейским
писателям и поэтам; появляется такая черта, как социализированность и
творческий союз с мифо-фольклорным наследием прошлого и опытом
современников.
4. Мифотворчество (создание нового мифа) наиболее характерно
проявляется в лезгинской литературе в произведениях А. Агаева и Ф. Бадалова,
где в основе сюжета произведения – древний архаический мир, цивилизация.
Мифоцентризм как следование мифологическим моделям и универсальным
схемам, запечатленным в мифах, в индивидуально-авторском восприятии
наделяются содержанием, отражающим взаимодействие мифологем и
архетипов (например, роман «Миф» основан на мифологическом цикле
гибели-воскресения героя, консолидирующемся в ритуале инициации,
архетипический мотив представлен как мотив переселения Душ).
5. Мифологизм лезгинской литературы, представленный таким пока
относительно узким кругом авторов, как Ф. Бадалов, Г. Агаев, Ф. Нагиев, А.
Кардаш и др., отличается от мифологизма в западноевропейской литературе
тем, что последний в целом не опирается на фольклорные традиции, он более
близок по духу латиноамериканскому и азиатскому роману, в которых
фольклорно-мифологическое сознание, порой и в пережиточной форме,
может сосуществовать с модернистским интеллектуализмом чисто
европейского типа. Эта многослойность сближает указанные литературы,
являясь результатом «ускоренного» культурного развития.
Взаимопроникновение и органический синтез социального реализма и
фольклоризма, элементов историзма и мифологизма колеблется между по
сути своей романтическим воспеванием национальной самобытности и
модернистскими поисками повторяющихся архетипов.
6. Особенность мифопоэтического пространственно-временного
континуума, трансформирующегося в романе «Миф» и некоторых других
произведениях, заключается в антропоцентрической концепции модели мира,
обращенностью автора к изначальному бытийному смыслу мироздания и
повторяемости так называемых «вечных схем», применяемых и возрож
дающихся в переломные историко-культурных циклы человеческого бытия.
Апробация работы. Основные положения и результаты исследования
обсуждались на кафедре литературы Дагестанского государственного
педагогического университета. Результаты работы отражены в 10
публикациях, 3 из которых опубликованы в научных журналах,
рекомендованных ВАК РФ.
Структура исследования. Диссертационная работа состоит из введения, основной части, изложенной в трех главах, заключения и списка использованной литературы.
Отображение евразийских, общемировых и национальных мифологических представлений о мироздании в лезгинской литературе
Основу эстетических идей евразийцев представляют ценности красоты, гармонии, совершенства и единства мира как выражение полноты бытия, онтологического взаимодействия человека с универсумом. Стремления евразийцев к целостному постижению сущности мира обусловлены ориентацией на универсальные эстетические ценности.
Эстетический идеал евразийства составляет ценность симфоничности, выступающей как движимое начало воплощения идеи всеединства, наиболее полно выраженной в учении о «симфонической личности» Л.П. Карсавина и принципе хронотопического музыкально-эстетического постижения мира П.П. Сувчинского.
В воззрениях евразийцев на искусство и литературное творчество, с одной стороны, в аспекте евразийской общественно-политической деятельности выделяются необходимость искусства выразить единство традиции и новизны, произвести гармонию формального и духовного в художественных произведениях, раскрыть идею современности; с другой стороны, существует базисное представление об искусстве, в частности, музыки как метафизической сущности мира.
Эстетические идеи евразийцев с точки зрения современности можно связывать с переосмыслением глобальных процессов человеческого существования, создающих новую реальность, обусловливающую значимость диалога культур, сохранение ценностей симфоничности, красоты, гармонии, совершенства, единства мира; они дают возможность интерпретировать и транслировать философскую мысль евразийства в проекцию современного изменяющегося мира, учитывая диалектический процесс, в котором действуют силы противостояния красоты без добра и истины, и тяготения к красоте как совершенному [76:17].
Основополагающий посыл и идея евразийской концепции в том, что, по убеждению идеологов евразийства (Трубецкой, Ключников и т.д.), Россия является особой страной, которая соединяет в себе культурные константы Востока и Запада вследствие географического расположения, отразившегося на дальнейшей судьбе входящих в ее состав народов, на языковом их родстве, общности духовного строя и культуры. Исходя из этого, евразийцы объединяют два равноопределяющих истока российской жизни – восточное и западное. Главной задачей исторического самопознания славянского народа евразийцы считают насущную необходимость понять, принять и осознать собственную национальную самобытность наряду с культурами других народов. Преодолевая «местечковость», осознавая необходимость увидеть в малом глобальное, а в глобальном малое, познавая мир через национальную призму, отстаивая свое право на самобытность и признавая это право за другими, народы России прошли длительный и трудный путь.
Неразрывность связи России и Запада, невозможность и недопустимость исторической изоляции от него с одной стороны, с другой, по мнению евразийцев, не вызывает сомнений своеобразие российского исторического пути. Н.В. Гоголь в свое время, говоря о евразийском облике украинского казачества, размышлял: «И вот составился народ, по вере и месту жительства принадлежавший Европе, но между тем по образу жизни, обычаям, костюму совершенно азиатский, - народ, в котором так странно столкнулись две противоположные части света, две разнохарактерные стихии: европейская осторожность и азиатская беспечность, простодушие и хитрость, сильная деятельность и величайшая лень и нега, стремление к развитию и усовершенствованию - и между тем желание казаться пренебрегающим всякое совершенствование»; «.... Россия мыслится как третья, срединная сущность, расположенная между «старой» Европой и «старым» Востоком. Именно срединность ее культурного (а не только географического) положения позволяет России быть носительницей культурного синтеза, в котором должны слиться печоринско-онегинская («европейская») жажда счастья и восточное стремление к «покою» [http://www.durov/com/literatur2/lotman-85.htm].
Следует отметить и то, что стремление утвердить национальную самобытность в борьбе с европеизацией нередко переходило в обличение Запада и обоснование сходства с Востоком. Смысл сравнения культур Востока и Запада чаще всего сводился к выявлению и характеристике сфер общения носителей цивилизаций в политических и идеологических областях жизни Запада и Востока, в конкретно-историческом и типологическом их осмыслении [64:153].
По мнению многих ученых, в идеи классического евразийства необходимо вложить конкретное политическое и экономическое содержание. Современное евразийство является моделью равноправного сотрудничества народов, объединенных стремлением утвердить социальный и межнациональный мир. Необходимый уровень самосознания и цивилизованности народов предполагает участие в евразийском процессе в контексте культурной интеграции и сотрудничества.
Современный подход к проблеме евразийского влияния на культуру и литературу малочисленных народов предполагает прежде всего выдвижение на первый план неоспоримого факта равенства между различными культурами: «Подлинная культура не является необходимостью ни высокой, ни низкой; она всего лишь по природе своей гармонична, уравновешена и самодостаточна, и в этом – ее неотъемлемые свойства. Она представляет выражение в высочайшей степени вариативной и все же ... единой и последовательной жизненной установки, в соответствии с которой значимость любого элемента цивилизации видится в отношении ко всем другим ее элементам» [128:277]. Поскольку каждый этнос воссоздает и осмысляет свое прошлое, историю своего народа в особой системе символов, в этом отношении мифопоэтика народов Дагестана не менее интересна в мифопоэтическом контексте планеты, чем скандинавская, индийская и др.
Русская евразийско-культурная традиция никогда не стремилась к полной ассимиляции народов России, самобытности их традиций и нравственных стандартов. Согласно общеевразийскому цивилизационному подходу, европейская литература не является наиболее развитой и высокой; По убеждениям Н.С. Трубецкого, творческая личность писателя для литературоведа предстает как совокупность литературных произведений, которые можно рассматривать с трех точек зрения. Первая – это изучение личных свойств и переживаний писателя, которые могли отразиться в его творчестве, то есть изучение биографии писателя. Вторая – изучение его политических, религиозных, эстетических и других воззрений, которые также могли найти выражение в его произведениях, то есть изучение идеологии писателя. Наконец, третья – изучение литературно-художественных приемов, которые использует писатель и которые характерны для его произведений, то есть изучение формы, в которую писатель облекает содержание своих произведений [155: 29]. Трубецкой также считал, что по духовно-мистическому укладу Россия ближе к Востоку, в то время как Запад породил институты, которые отделили духовную и религиозную жизнь от светской.
В идеях евразийства особенно важен принцип равноправия этносов, внимания к проблемам духовного развития наций. Но в последнее время все чаще можно услышать, что наше место и положение в семье народов мира определяет и указывает нам глобализация. Для малых народов отрицательные последствия изначально объективного процесса глобализации особенно ощутимы.
Актуализация мифа в лезгинской литературе конца ХХ века: выход в общеевразийское художественное пространство
Наиболее ценным в современной евразийской концепции, на которую опираются ее идеологи, становится заложенная в ней объединительная тенденция. В данной главе мы попытаемся теоретически обосновать, какие актуальные аспекты евразийской идеи созвучны художественно-идейному содержанию лезгинской литературы, провести культурно-исторические параллели.
Во-первых, самоидентификация лезгинского народа как особой этнической (в евразийском аспекте – цивилизационной) общности, сформировавшейся в результате многопланового культурного, этнополитического и исторического синтеза с культурной парадигмой народов Запада и Востока, сочетает национальную самобытность с евразийской этноконфессиональной толерантностью.
Во-вторых, налицо противопоставление лезгинской культуры и литературы «западно-индустриальному» глобальному влиянию, и в то же осознание многополярности мира, необходимости поддержания социокультурного равновесия мира.
В-третьих, представители лезгинской литературы неуклонно проводят идею самостоятельного «неподражательного» развития с опорой на евразийские национально-культурные традиции, ценностный опыт многовекового взаимодействия евразийских народов.
Мифологичность – один из важных факторов евразийской ментальности, проявляющаяся на самых различных уровнях. Личное бессознательное содержится в коллективном бессознательном. Индивидуальный опыт известной степени может быть заменен опытом его предков. Многократно повторяемые мыслительные операции становятся ментальными стереотипами, закрепляясь в генетическом коде, в мифологемах – символах и архетипах. Концепт «язык» как фактор этнической евразийской ментальности занимает в лезгинской литературе особое место и осмысливается с культурно-идентификационной точки зрения. Так, Ф. Бадалов в своих научных статьях обращается к данной проблеме неоднократно, а в эпилоге романа «Миф» еще раз призывает сохранить родной язык, культивировать и беречь его как один из важнейших индикаторов этнокультурной самобытности.
В художественном контексте произведений К. Меджидова, Г. Агаева и др., наряду с символикой разностихийных природных проявлений как традиционных маркеров «своей» земли в лезгинской культуре, значимым и семантически насыщенным мифологическим символом становится образ дерева как сакрального центра художественного пространства произведения. В повести «Песня о Самурском лесе» («Самурдин мани») Бубы Гаджикулиева, посвященной проблеме сохранения реликтового леса на берегах реки Самур, на жителей, казалось бы, возложена важная задача сохранения редкого заповедного леса от вырубки, сохранения природного, изначально заложенного в мироздании баланса. Но те, кто должен сохранить лес, и становятся причиной его неуклонного исчезновения.
Символический образ леса становится отправной точкой отсчета хронотопических и онтологических координат. Это – центр сакрального мира, память о древнейшей модели мироздания, Мировом Древе. Мировое Древо, извечная универсальная разграничительная модель горизонтального и вертикального, циклического и линейного времени и пространства, приобретает значение высшей сакральной ценности, точки, разделяющей пространство на космос и хаос. В процессе повествования выясняется, что сами люди виноваты в том, что лес погибает, и не злые силы участвуют в десакрализации центра, а человеческий фактор. Тем не менее, сакральный мир, утративший было свою упорядоченность и разрушающийся под воздействием вмешательства хаотических действий людей, уравновешивается тем, что именно люди и прилагают все усилия, чтобы спасти лес. Сообразно тому, как сельская община и работники лесхоза выступают в произведении в качестве обобщенного сакрального «живого» мира, Лес в произведении не наделяется чертами, свойственными мифологическому представлению о мире природы, он реалистичен и «осязаем», и в то же время незримо присутствует и объединяет все перипетии сюжета под единой идеей – сохранения природного баланса и гармонии, вне которой евразийское существование не мыслилось. Задача автора – пробуждение в коллективной памяти древнейших представлений о гармонии, в которой жили их предки.
Автор реконструирует мифологические представления о Мировом Древе, опосредованно указывая на угрозу дальнейшему существованию человечества при подобном отношении к дарам природы и основам мироздания в целом. Эти представления отражают отголоски тотемической идеи единства природы и человека, основанной на вере в тождество духовного и природного и не теряющей значимости во все времена.
Лезгинская литература на протяжении XX века неоднократно обращается к архетипическому образу Старого Мудреца, выступающему хранителем рационального жизненного опыта и национальных обычаев.
В мифологической традиции в сакральные функции Старца входили самые различные – от карающей до спасительной, одаряющей и исцеляющей. Старец мог выступать прорицателем, посредником между живыми и умершими, сказителем и т.д.
Этот образ, вероятнее всего, связан с тем, что мифологическим системам евразийского региона было свойственно представление об обобщенном образе мужского начала, на протяжении веков изменяющегося, модифицирующегося и перевоплощающегося в литературные образы сообразно с национально-культурной традицией [159,160 ,161]. Архетипические образы в определенные периоды актуализируются, в основе своей оставаясь неизменными константами, но с каждой новой эпохой функционально обогащаясь в соответствии с требованием времени. В жизни первобытного человека бог – творец впоследствии ассоциируется, с одной стороны, с «Всеобщим Отцом», с другой совпадает с первопредком – культурным героем – добытчиком культурных благ. Для реконструкции интересующего нас архетипа Старого Мудреца в культурном наследии лезгинского народа исключительное значение приобретает вышеприведенная схема, позволяющая выявить стадиальные изменения архетипа в мифологической и фольклорной традиции, на основе которых вырастают архетипические образы национальной литературы.
Вероятнее всего, с приходом ислама образ языческого святого старца функционально обогатился, становясь кораническим персонажем, поэтому возможно допустить, что в образе Мудрого Старца, который в лезгинской мифологии является Кас Бубой, усматриваются черты пророка Ильяса. Таким образом, в сознании народа могло произойти соединение языческого полубожества и исламского пророка в образе вечного путника, мудрого старца.
Своеобразие мифопоэтического миромоделирования Ф. Бадалова в сопоставительном аспекте с произведениями лезгинской литературы конца ХХ – начала XXI вв
Необходимо указать и на изменение художественной традиции изображения женщины в лезгинской литературе, расширении ее мифотворческого спектра, способного принять любую характеристику и смысловую нагрузку, придать им символическую глубину. Однако идея воплощения в женском образе идеи России в лезгинской литературе не стала актуальна в такой мере, как в русской культуре. Причиной этого стали, вероятнее всего, сохранившаяся в народном сознании традициональность восприятия женского образа и патриархальность. Так, в «Докторе с белой прядью» старуха Малван и красавица и Алван символизируют два типа женщин-горянок. Такие, как Малван, обычно описываются как воспитанные в консервативном шариатском духе женщины, беспощадные к другим женщинам при малейших отклонениях от сложившегося уклада. А молодые женщины и девушки, такие, как Алван, чувствуют потребность освободиться из сковывающих рамок обычаев. В «Разорванных цепях» А. Фатахова, «Проклятии» З. Эфендиева, «Дочери яркинца» и других произведениях разрабатывается тема эмансипации женщины-горянки и ее включения в общественную и культурную жизнь страны.
Суд над современностью с позиций вечности, построенной из фольклорно-мифологических «блоков», оказался очень востребованной и запоминающейся формой философизации литературы. В сжатом виде формы проявления мифологизма в художественном мире лезгинской литературы могут преднамеренно вплетаться мифологическими образами, сюжетами, деталями в сюжет произведения для актуализации некоторых проблем современности. Имплицитный мифологизм скрывает мотив, образ в архетипической части текста, делая его недоступным первичному восприятию.
В литературных произведениях обычно создаются две основные модели бытия. В первом случае создается замкнутый и самостоятельный в пространственно-временном отношении фантастический мир, не имеющий сюжетных связей с реальностью. Во втором случае в произведении совмещаются реальный и «иной» миры, единство которых и образует синкретичный и безграничный мир. В нем чудеса становятся обыденным (Ф. Бадалов «Манекены»). Таким образом, в типах литературного мифологизма предполагается сотворение открытой и закрытой модели, которая в открытом варианте совмещает реальную и фантастическую область, в замкнутом варианте не имеет связи с реальностью.
При определении содержательных характеристик литературного мифа мы опираемся на видовые признаки, отмеченные Е.Н. Ковтуном: мироздание характеризуется как гармонично организованное некой высшей силой целое; ведущим принципом мифологического бытия является нравственный, который основан на борьбе света и тьмы, добра и зла; центральной является тема нравственно-этического самоопределения героя, что определяет антропоцентричность модели мира; герой раскрывается в качестве индивидуальной личности и в то же время неотъемлемой части коллектива, модель включает изображение пластов бытия, не прослеживающихся в реальности и мотивированных волей и присутствием высших сил [79: 98].
Повторимся, что существование второго реального мира, отличного от нашего, но неотделимого от него – основная особенность мифологического сознания, предопределяющая его дальнейшую трансформацию в художественной литературе. Попытка соединить сакральную и профанную сферу воедино и создало мифы космогонического характера. Важнейшей фигурой в них выступает творец, созидатель порядка из хаоса. Эти мифы и становятся первоочередным материалом для художественной творческой переработки и дальнейшей трансформации. Например, весьма своеобразная концепция мироздания сформирована Ф. Нагиевым в поэме «Радуг и Радуга». Трехчастная композиция драматической поэмы «Хважамжамни Яргъируш» («Радуг и Радуга») символически соответствует трем мирам, в которых происходит действие. Троемирие, как во многих мифологических системах евразийского региона, выражено в трех пространствах обитания: страна Солнца Шамс, преисподняя Гургус (тут может возникнуть невольная ассоциация с Аргусом – стражем подземного мира), и Цветущая страна Гулистан. Восемь картин драмы соединяют сюжет в художественное единство. Финал поэмы оптимистичен, в борьбе двух начал Добра и Зла победу одерживает Добро. В действие включен целый ряд фольклорных и вымышленных персонажей: Ра, Иблис, Касэдеб, Хважамжам, Абилейсан, Яргируш, Шалбуздаг, Жинжигар, Нур, Лацуват, Чулават, Малкамут, Каракулах и др.
В роман «Расколотое солнце» Г. Агаева включены элементы мифологии, которые занимают целую главу. В ней рассказывается о стране Девяти Братьев (КIуьд Стхадин Вилаят), расположенной в горах Лезгистана. Возле города-Солнца находится девять селений, девять народов со своим уникальным языком, культурой и обычаями, которые имеют единых предков. К. Акимов считает, что включение легенды в роман «Расколотое солнце» «не работает, в дальнейшем лишь упоминаются интригующие названия селений, жители которых ни языком, ни культурой, ни обычаями особенно не отличаются» [10]. Однако эта легенда в «Расколотом солнце» интересна тем, что отсылает читателя к тому времени, когда все имели единого прародителя, единые истоки, из которых в дальнейшем отпочковались этнические общности, раздробившись впоследствии на народы, национальности и т.д. Коллективизм и господство религиозного (или языческого) идеала народов этих селений создают очертания идеократического государства, которое в евразийской концепции мыслится как наиболее оптимальная форма общественного устройства. Правомерно провести параллель с концепцией происхождения евразийской цивилизации как совокупности народов, объединенных историческим прошлым, сходной культурой и жизнеустройством, тенденцией к объединению. Вечные темы мировой литературы о столкновении добра и зла, света и тьмы, гранях их борьбы бесконечно многолики в своих проявлениях, и роман «Расколотое солнце» во многом новаторски осмысляет их. Автор критикует куначество, взяточничество, круговую поруку как порочную практику советского общества.
Евразийские факторы формирования концепции человеческой личности и жанровые особенности романа Ф. Бадалова «Миф» .
Литературный процесс в Дагестане на протяжении длительного времени – это одновременное развитие разных литературных направлений и методов, что свидетельствует об интенсивном историко-культурном процессе. Мифо-эпическая традиция лезгинского народа при своем литературном воплощении входила в авторское художественное поле не прямо, а опосредованно, органично трансформируясь.
Находясь в культурном полюсе евразийских цивилизаций, дагестанский суперэтнос, несмотря на мощное культурное давление извне, отстоял свою самобытность и самодостаточность в качестве разновидности. В начале XX века в лезгинской литературе преобладает реалистическая, «идеологически выдержанная» парадигма художественности. После середины и ближе к концу ХХ века мифологизм проявляется либо в произведениях, воспроизводящих традиционные сюжеты народной или исламской мифологии, либо (что значительно реже) в реалистических произведениях, в которых обнаруживаются глубинные мифопоэтические пласты. В конце XX века мифологизм существует как один из приемов модернистской поэтики, проявляющийся в игре авторов мифологемами и архетипами бессознательного.
В лезгинской прозе миф становится инструментом моделирования художественной картины мира, средством проникновения в глубины общественного разума. В широком культурологическом контексте лучшие произведения современной лезгинской прозы выглядят как попытка реконструкции эпического сознания в эпоху информационной цивилизации. В романе «Миф» мифологические конструкции стали для писателя средством обращения к «современному сознанию», которое должно оказаться способно, по аналогии с мифологическим сознанием, оказать идеологическое сопротивление влиянию европейской цивилизации, которая многими сегодня воспринимается как разрушительная угроза, тотальное разрушение гармонии между природным миром и человеком в евразийском пространстве.
Огромный информационный потенциал, который несут в себе мифологические мотивы и образы-символы, задействованные в художественном произведении, могут быть обнаружены и интерпретированы с помощью определенных культурных кодов. Прочтение и интерпретация конкретного сообщения внутри художественного образа при помощи подобных информационных кодов в контексте евразийского (межкультурного) диалога предполагает использование результатов изучения общих закономерностей и специфических особенностей литератур малочисленных народов. Лезгинские писатели новаторски осмыслили традиционные образы, придав новое звучание таким архетипам, как «гора», «камень», «птица» и другим, имеющим мифологическую матрицу.
Разнообразными приемами и способами (ремифологизацией, стилизацией под миф, мифотворчеством, варьированием и интерпретацией мифологических мотивов, символов и мифологем) идет творческий поиск и «переоткрытие» универсальных категорий. В целом мифологическая основа лезгинской прозы – закономерное и органичное следствие осмысления героями своего места в мироздании, которое воспринимается через полузабытые ассоциации, вызываемые мифологическими образами.
На рубеже XX– XXI веков, характеризуемым ростом национального самосознания и бурным развитием взаимосвязей и взаимовлияний в области экономики, политики, науки и культуры различных народов, активизировалась роль среднего, обыденного, человека как героя произведения. Писательский акцент делается на зарождении в его духовном мире истоков сложнейших процессов. Именно такой «простой» герой является носителем мифологического сознания, он напрямую связан с классическими архетипами.
Напряженно осмысливая свои истоки, писатели все чаще обращаются к историческому прошлому и фольклорно-мифологическим неисчерпаемым запасникам изустного наследия, включая в свой творческий арсенал художественные изобразительно-выразительные средства устного народного творчества. Поэтому закономерным явилось появление на рубеже веков в дагестанской литературе целого ряда произведений, посвященных исторической тематике. С другой стороны, история своего народа, страны, человеческой цивилизации в целом все чаще рассматривается лезгинскими писателями в во всемирном контексте всеобщего развития. Евразийское осознание связи всех народов, единства планеты во всем многообразии ее противоречивых процессов, обращает творческое внимание к наиболее общим вопросам мироздания и бытия, которые всегда были и будут в фокусе внимания человека.
Бесспорно, что философский потенциал лезгинской прозы значительно расширился и углубился за последние годы XX – начала ХХI столетий. В жанровых разновидностях новой прозы и поэзии используются разнообразные новаторские принципы построения характеров, расширения психологической мотивации, ее форм и средств, сюжетно-композиционных и идейно-тематических приемов, средств, различных условных форм, служащих для философского осмысления злободневных и вечных тем.
Общие закономерности, объединяющие, согласно евразийской концепции межкультурного диалога, все литературы в нерасторжимое целое, отнюдь не исключают, а, напротив, подчеркивают оригинальность и уникальность национальных особенностей. Переосмысление мифологических верований – одна из главных закономерностей литературного процесса евразийской зональности, предполагающая постоянный взаимообмен между разнообразными и своеобразными культурами. Примечательно то, что при постоянном взаимодействии с другими народами лезгинская литература, как и дагестанская литературная общность в целом, сохранила свою национальную основу, в то же время подвергая творческой трансформации иноэтнические чужеродные культурные элементы. Рубеж ХХ – ХХI вв. в творческой среде российской литературы характерен «декадентскими» настроениями, ощущением утраты ценностных ориентиров, осознанием кризисного состояния культуры, распадом целостной картины мира. Под влиянием этих особенностей в литературе происходят процессы активного разрушения устоявшихся жанровых канонов, размывание принципов и границ художественных стилей, синтез ранее несочетаемых культурных традиций. Сформировавшаяся в художественной словесности конца XX века модель бытия весьма отличается от духовно-эстетических и художественно-этических ориентиров предшествующих литературных периодов. Стремясь привнести гармонию в хаотичность мира, современные авторы находятся в постоянном творческом поиске новой, более востребованной культурной модели. При ее создании художники основываются на мифологических структурах, не ограниченных социально-историческими и пространственно-временными рамками. Выход за эти границы предполагает большее пространство для того, чтобы вникнуть в общечеловеческое содержание всемирного бытия и постичь его общие закономерности. Современная художественная литературная модель мира все больше отрывается от действительности, вытесняя прежнее реалистическое жизнеподобие условностью, допущением, вымыслом, фантазией, мифом. Этот процесс коснулся самых различных художественных направлений (реализм, интеллектуальный реализм, магический реализм, постмодерн) и жанров, формируя специфику художественной мифопоэтической структуры на всех уровнях художественного текста.