Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Проза Т. Керашева об историческом прошлом в контексте идейно-художественных исканий адыгейской литературы 50 - 80-х гг. ХХ столетия 12
1.1. Демократизация духовного сознания в обществе и идейно-эстетические искания адыгейской прозы второй половины ХХ в. 12
1.2. Эволюция концепции личности в литературе 1960 – 1980-х годов и доминирующие концепты прозы Т. Керашева 31
Глава 2. Развитие идейно-эстетического мышления писателя и формирование прозы об историческом прошлом 52
2.1. Влияние традиции, возрастание интереса к феномену отдельной личности и усиление проблемности 52
2.2. Историческое и художественное в произведениях «Дочь шапсугов», «Абрек», «Месть табунщика», «Одинокий всадник» и др. 63
2.3. Национальная идентификация и нравственная самодостаточность героя как составляющие художественной концепции личности Т. Керашева .77
Глава 3. Жанровые и структурно-стилевые особенности прозы об историческом прошлом Т. Керашева 89
3.1. Этно-историческая основа и тенденции развития жанровых форм 89
3.2. Усложнение конфликта, создание нового типа антигероя и особенности психологического анализа в рассказе «Последний выстрел» 99
3.3. Усиление проблемности и формирование социально психологического романа характеров и акцентированных проблем («Одинокий всадник») 112
Заключение 122
Список использованной литературы 127
- Демократизация духовного сознания в обществе и идейно-эстетические искания адыгейской прозы второй половины ХХ в.
- Влияние традиции, возрастание интереса к феномену отдельной личности и усиление проблемности
- Национальная идентификация и нравственная самодостаточность героя как составляющие художественной концепции личности Т. Керашева
- Усиление проблемности и формирование социально психологического романа характеров и акцентированных проблем («Одинокий всадник»)
Демократизация духовного сознания в обществе и идейно-эстетические искания адыгейской прозы второй половины ХХ в.
Начавшиеся с середины 50-х годов ХХ века социально-политические перемены в стране и демократизация общественного сознания привели к изменениям в духовно-нравственной и культурной сферах. В этот период обозначились и стали обретать зрелость художественные тенденции, свидетельствующие о качествено новом уровне литературы. Расширились общественные и эстетические концепции писателей, избираемые ими объекты художественного анализа, что привело к открытию новых социальных сфер, вовлекаемых в этот анализ, дифференциации изображаемых характеров.
Переоценка нравственно-этических идеалов, духовно-эстетического опыта актуализирует творческие поиски жанров, методов и стилей художественного отражения действительности и человека, что особенно рельефно проявляется в прозе о деревне и Великой Отечественной войне, на историческую и историко-революционную тему. На передний план закономерно выдвигается проблема подхода к концепции героя на основе новых – нравственных и социальных – критериев. Это привело в начале 1960-х годов к резким переменам в художественном освещении концепции личности: героем прозы становится человек, «... вступающий в народ не как слуга, а как равнодостойная со всем народом величина, не приемлющий никаких компромиссов, которые ущемляли бы его потребность в свободном развитии» [Лейдерман, 2003, c. 14].
Такого рода обновление писательского видения мира наиболее заметно отразилось в прозаических произведениях. В центре внимания художников слова оказывается человек и его отношения с обществом, историей и окружающим миром. Для «современного» этапа литературного процесса характерен новационный подход к поиску новых возможностей реалистического постижения жизни, богатства и сложности внутреннего мира человека, многообразия его связей с окружающей действительностью. В этот период формируется новая концепция личности, сопровождающаяся интенсивным поиском обновленных способов художественной выразительности, принципов типизации, жанровых и повествовательных структур, композиционных решений, а также творческой трансформации традиционных форм (мифа, легенды, притчи, сказки и др.). А. Бочаров отмечает, что в 60-70-е годы проза отличалась необычайной динамичностью: «На протяжении десятилетия взвихривались самые разнообразные жанровые, стилевые, тематические потоки» [Бочаров, 1988, с. 40].
Уникальным явлением русской литературы второй половины ХХ века по праву считается проза, посвященная деревне, требующая сегодня нового прочтения. «Современная» проза о деревне с конца 1960-х гг. представляет собой своеобразное поле битвы за высоконравственного человека. Этим во многом определяются ее жанровые и стилевые поиски.
Примечательно, что «деревенская тема», которую можно назвать своеобразной художественной хроникой жизни и быта села, не нова для отечественной литературы. Вместе с тем каждая историческая эпоха накладывает свой отпечаток на ее освещение. Литературовед В.Е. Ковский, исследовавший динамку развития литературного процесса 60-70-х годов, связывает это с тем, что именно «... «деревенская проза» фиксирует происходящие в указанный период в художественном сознании процессы с наибольшей эстетической выразительностью» [Ковский, 1983, с. 102].
В 60–70-е годы в литературном процессе последовательно расширяются идейно-художественные связи и взаимодействие национальных литератур, что выражается в общности, единстве направления художественных исканий прозы о деревне или о войне. Сходство и одновременность протекающих процессов позволяют судить о закономерностях развития литератур, однако они сохраняют свое национальное своеобразие и специфику.
Произведения Е. Дороша, Н. Думбадзе, Е. Мальцева, В. Овечкина, В. Тендрякова выводят «деревенскую прозу» на новые рубежи. В 60-е годы появляются «Братья и сестры» Ф. Абрамова, «Вишневый омут» М. Алексеева, «Липяги» С. Крутилина, «Отец и сын» Г. Маркова. Создают свои талантливые произведения Ч. Айтматов, В. Астафьев, А. Белов, О. Гончар, А. Евтых, М. Стельмах и другие.
Особенности прозы на «современную тему» отразились во всех национальных литературах, в том числе – адыгейской. Адыгейская литература второй половины ХХ века характеризуется не только специфическими национальными чертами, но и особенностями, свойственными отечественному литературному процессу в целом. Идейно-художественные поиски северокавказской литературы середины 50–60-х годов ХХ столетия способствовали появлению новых жанрово-стилевых форм в адыгейской прозе о деревне. Обновляются художественные формы традиционного, многопланового романа на «современную тему», что проявляется в преодолении бесконфликтности, однолинейной описательности и иллюстративности, имевших место в литературе 1940–1950-х гг., в результате углубления идейно-эстетического содержания концепции мира и человека, обновления жанровых форм произведений и структурно-стилевых приемов. Это привело «...к возникновению такого явления в адыгейской литературе, как «колхозный роман» [Сиюхов, 2016, с. 41]. Подобно русской «деревенской прозе», сельская тема в адыгейской литературе со второй половины 50-х годов ХХ века стала поворотной, показателем ее движения к обновлению.
Эстетика «колхозного романа» формируется в творчестве зрелых, известных писателей. В адыгейской прозе появляются романы «Состязание с мечтой» Т. Керашева, «Слияние рек» и «Белая кувшинка» Д. Костанова, «Ожбаноковы» Ю. Тлюстена, дилогия А. Евтыха «Шуба из двенадцати овчин». В романе «Состязание с мечтой» Т. Керашев решает проблему раскрепощения личности, понимания значения коллективистского духа народа и его творческих возможностей. Для этого автор вводит концепцию общенародной мечты, которую запечатлел в названии. Он предпринимает попытку пересмотреть традиционную концепцию сильной личности и оживить привычный конфликт между зарождающимися новыми отношениями и нормами старого уклада. Центральный персонаж произведения – герой новой формации – Шумаф смотрится как активный преобразователь жизни, сформированной советской системой. Он фронтовик, учитель, писатель, посланец партии, которому со сказочной легкостью и быстротой удается за короткое время решить множество проблем адыгейского аула. Автор настойчиво подчеркивает исключительность своего героя, в результате чего его образ идеализируется. Шумаф возвышается над людьми, в его изображении чувствуется нарочитость, некоторая надуманность. В то же время образ Шумафа стал первым ответом Т. Керашева на многолетнее угнетение человека системой и ознаменовал собой рождение нового героя, который видит проблемы современности и готов идти на конфликт для их разрешения. Однако отобразив победоносное шествие положительных героев, автор лишь в самых общих чертах показал противостоящие им силы, и, как следствие, намеченный конфликт не получил должного развития. Чрезмерная идеализация образа главного героя помешала автору достигнуть цели.
Влияние традиции, возрастание интереса к феномену отдельной личности и усиление проблемности
Во второй половине ХХ века в результате изменения общественно-эстетического сознания, идеологических и духовных ориентиров возрос интерес к национальным истокам литературы. Актуальным становится исследование сложных закономерностей функционирования фольклора в «современной» литературе, определение динамики этого процесса, изучение конкретных способов использования фольклорного материала в творчестве писателей.
Проблема переосмысления прошлого духовного опыта народа, национальных культурных традиций занимает значительное место в общероссийской литературе указанного периода. Изучение функционирования фольклорных традиций в литературе является важной составляющей историко-литературного процесса, позволяющей понять его активно формирующиеся и наиболее актуальные закономерности.
Устное поэтическое творчество как одно из высших проявлений традиционной духовной культуры народа по-своему отображает символический смысл фольклорной картины мира. Исторически обусловленный характер взаимодействия двух поэтических систем – литературы и фольклора – неодинаков на разных этапах развития художественной литературы. Каждая эпоха в соответствии с общественными потребностями и внутренними закономерностями литературной жизни трансформирует художественные формы, обогащает художественные традиции.
В середине 60-х годов ХХ века русские и национальные писатели активно включились в процесс поиска новых художественных форм, восходящих к фольклорным традициям, для отражения богатого исторического и нравственного опыта, накопленного народом. Писатели апеллируют к традиции в поисках творческого решения новых задач, возрождая то, что созвучно времени, творчески развивают, переосмысливают традицию с точки зрения эстетических запросов нового времени. Это подтверждает тезис Л.Н. Арутюнова о том, что «… истинно традиционное всегда современно», и что «в самых современных – и по форме, и по содержанию – явлениях искусства мы можем обнаружить традицию в ее глубоком эстетическом и историческом смысле» [Арутюнов, 1971, с. 182].
Фольклорные мотивы становятся формой выражения национального образного мышления в русской литературе 1960–1970-х годов. («Прощание с Матерой» В Распутина, «Царь-рыба» В Астафьева, «Белый шаман» Н. Шундика и др.).
Лучшие романы северокавказских литератур 60 – 70-х годов ХХ века свидетельствуют о больших художественных возможностях исторического и историко-революционного жанров в диалоге с народной культурой (романы «Одинокий всадник» Т. Керашева, «Адыги» И. Машбаша, «Дата Туташхиа» Ч. Амирэджиби, «Из тьмы веков» И. Базоркина, «Мой Дагестан» Р. Гамзатова, «Вершины не спят», «Сломанная подкова» А. Кешокова, «Последний из ушедших» Б. Шинкубы и др.).
Художественная концепция исторического прошлого в современной адыгской прозе находит своеобразное решение. Обращение к народной культуре является одним из плодотворных способов воссоздания специфики национального быта, национальной действительности, это важнейший фактор формирования исторического и философского мировидения писателя. Лучшие романы северокавказских литератур свидетельствуют о больших художественных возможностях жанра в диалоге с народной культурой. Используя традиции прошлого, творчески трансформируя лучшие из них, романисты по-новому подходят к решению художественных задач, углубляя и совершенствуя сложное искусство романного анализа. С традицией связано использование опыта устного народного творчества адыгов и творческое обогащение адыгейской прозы на разных этапах ее развития. В адыгейской литературе второй половины ХХ в. активно функционируют фольклорные традиции, которые проявляются на жанровом, образном, структурно-стилистическом уровнях художественного текста. Адыгский литературовед Л.А. Бекизова связывает это «…с творческим усвоением национальных традиций и претворением их в «новое качество» [Бекизова, 1974, с. 247].
Освоение различных форм устного народного творчества, переосмысление прошлого духовного опыта адыгского народа, национальных культурных традиций занимает значительное место в творчестве адыгейского писателя Т. Керашева. Фольклорное начало, основанное, прежде всего, на новых принципах отбора и использования национальных традиций, идей и образов, становится одной их важнейших смысловых, идеологических, художественно-эстетических доминант в его прозе об историческом прошлом. Усиление проблемности в художественной литературе второй половины прошлого столетия привело писателя к поиску новых творческих решений, что нашло выражение в художественно-стилевых преобразованиях, переосмыслении фольклорных традиций, созвучных времени. В связи с этим Л.А. Бекизова замечает, что «…в сложном процессе взаимодействия фольклора и профессиональной литературы обращение к фольклору приобретает на каждом литературном этапе качественно новые формы. В результате возникает органический сплав традиционного и нового, рождается новое единство» [Бекизова Л., 2008, с. 171].
Показательна в этом плане проза об историческом прошлом Т. Керашева. С момента выхода в свет в 1951 г. повести «Дочь шапсугов» в его творчестве происходит качественная трансформация принципов использования традиционных образов и приемов. Народно-поэтические традиции обогащаются, но при этом не утрачивают своего нравственно-эстетического значения, выступая одним из жанрообразующих и структурных компонентов произведений на историческую тему.
Гуманистическая философия, которая утверждается Т. Керашевым в произведениях о прошлом, объединяет нравственные аспекты как современности, так и далеких народных традиций, убеждая в «органичности сплава перспективного и ретроспективного» [Кургинян, 1989, с. 210].
Начав свое литературное творчество с анализа и оценки исторического прошлого адыгов, их искусства и фольклорных памятников, Т. Керашев, прежде всего, пришел к убеждению о невозможности и ненужности идеализации патриархальной старины, отживших обычаев и предрассудков, увидел будущее народа в быстрейшем освобождении от вековой экономической и культурной отсталости. В этом он закономерно продолжил традиции общеадыгской русскоязычной просветительской литературы XIX в.
Овладение новописьменной литературой профессиональными литературными формами искусства предполагало, безусловно, использование фольклорных традиций. В то же время нужен был авторский взгляд, индивидуальное мастерство, синтез этих двух начал на основе поэтического воображения. Здесь, конечно же, могли помочь опыт устного поэтического творчества, выработанные им сюжетные ходы и образные средства. В обретении собственного писательского почерка необходимо было также обратиться к опыту как русской, так и мировой литератур.
Пути использования эпических традиций фольклора в литературе, их роль и место в произведении, воплощающем идеи автора, задумавшего художественно осмыслить возрождение адыгской действительности, воссоздать типические образы представителей массы – все это требовало новых поэтических форм. Свидетельство тому роман Т. Керашева «Дорога к счастью».
Национальная идентификация и нравственная самодостаточность героя как составляющие художественной концепции личности Т. Керашева
Вопрос концептуализации представлений о личности человека, намеченный в произведениях Т. Керашева на историческую тему и актуализированный нами в первой главе диссертационного исследования, связан с проблемой осмысления и обоснования истоков и природы национального характера – национальной идентификации героя и социально-нравственной сущности самодостаточной личности как слагаемых авторской концепции человека.
Керашевская гуманистическая концепция личности базируется на социальной активности, самодостаточности героя, выраженной в таких главных личностных качествах, как нравственность, гуманизм и гражданская активность. Целостность авторского видения личности выражается в изображении характера человека через нравственные категории Адыгэ Хабзэ.
Для писателя характерна та глубина проникновения в динамику жизни, при которой этическая позиция личности и, прежде всего, так или иначе решаемые нравственные вопросы предстают в связи с самоопределением героя по отношению к окружающему миру, т. е. как позиция социальная, общественная.
В духовном формировании адыгов нравственное начало становится основным критерием, важнейшим центром их внутренних побуждений, определяющих характер общественного поведения. Возрастающее значение нравственной составляющей в характере керашевского героя акцентирует моральную сущность персонажа, актуализирует социально-нравственный конфликт, проблемно наполняя и обостряя его.
Произведения Керашева насыщены проявлениями эмоций личности. Нравственный выбор дает выход социальной и духовной активности, побуждает каждого керашевского героя к самопознанию и самореализации. Именно моментом выбора, идеей общественной активности определяется социальная и нравственная самодостаточность личности по Т. Керашеву.
В каждой культуре наряду с универсальными ценностями существует и своя, характерная именно для этой культуры система ценностей, которая связана с обычаями, традициями, нравственными убеждениями и стереотипами поведения и которую принято называть «национальной картиной мира».
Идентифицируя национальный и социально-нравственный статус своих персонажей, Т. Керашев берет как эталон национальных героев или фольклорный идеал героя, этнокультурные особенности.
Положительных героев Керашева отличает активная жизненная позиция, сознательное отношение к общественному долгу, единство слова и дела, которые становятся повседневной нормой поведения. Показательны в этом плане женские образы в произведениях Т. Керашева об историческом прошлом. Суанд («Одинокий всадник») чувствовала сердцем боль и обиду за униженное и бесправное положение своего сословия – фокотлей. Призыв Гулез не забывать уроков Бзиюкской битвы и быть всегда готовым защитить свои семьи, свой народ является внешним проявлением ее гражданской активности, мировоззрения.
Показательны в связи с этим описание внешности и черкески Гучипса («Абадзехский охотник»), национального платья (саэ) Лимы («Слово девушки»); языческий оберег Ерстэма («Одинокий всадник»). В произведениях об историческом прошлом писатель использует фольклорно-этнографический материал для характеристики внутреннего состояния героев, их мировоззрения, для идентификации особенностей национального характера и быта адыгов. Например, героические песни, которые исполняет Суанд на гармонике («Одинокий всадник»).
По мысли Н.Н. Воробьевой, проявления в своеобразных формах психического склада нации, обусловленного ее историей, событиями народной жизни, социальными отношениями, экономикой, природной средой, совокупность таких психических особенностей, выступающих в человеческой деятельности, в духовном облике представителей данной нации, принято называть национальным характером [Воробьева, 1958, с. 166].
Такое определение систематизирует разнообразные проявления национального, перенесенного в сферу искусства, и также конкретизирует художественное изображение национального характера в конкретных поступках и действиях героя, который аккумулирует духовно-нравственный опыт предков адыгов и его эволюцию во времени. В литературе понятие национального характера ассоциируется с персонажами, образами, и героями, представляющими, естественно, людей определенной национальности. Но национальный характер выражается и в позиции автора, в его «манере понимать вещи» (по выражению В. Г. Белинского). Важно учесть и то, что национальный характер не статичен. История формирует и изменяет национальный характер, отсюда – появление новых психических, этических особенностей нации, народности и отдельных их представителей, а также и утрата старых, отживших, потерявших свою жизненную основу особенностей национальной психологии. В реалистическом искусстве, которому присуща типизация, укрупнение явлений, национальный характер является своего рода эстетической закономерностью в изображении индивидуальностей.
В возвышенно-романтических тонах воссоздана писателем сцена охоты с участием героев, во время которой через народную песню в исполнении Каймета Василий познал новые стороны жизни адыгейского народа, задумался над смыслом жизни («Абрек»). Подойдя к краю обрыва вместе с Кайметом, Василий ощутил собственную ничтожность перед возникшими впереди горными вершинами, он почувствовал себя пылинкой перед горными исполинами: Мужество покинуло Василя. Подавленный, он стоял, уже не видя ни гор, ни неба, завороженный мыслью о мраке вечности. И вдруг раздалась песня. Это пел Каймет... … Ушедшие поколения оживают в своих творениях, и в песне слышались отголоски жизни и борьбы адыгейского народа. В напеве Каймета Василю чудился яростный клич, зовущий к борьбе, гнев и смятение, отчаяние и решимость... [Керашев, 1959, с. 39].
Как путеводная звезда, эта песня уводила Василя от мрака отчаяния, и он понял смысл жизни человека: Это – борьба. К борьбе звала песня, сурово и требовательно. Василь смутно ощущал, что песня зовет не к борьбе за свое житейское благополучие, а к другой, более высокой цели [Там же, с. 40]. Он не знал, о какой цели шла речь, но мысль о высоком предназначении человека на всю жизнь запала ему в душу. Под воздействием песни Василь вдруг почувствовал, что какие-то скрытые силы поднялись со дна к его души, ему хотелось совершить что-то необычайное и прекрасное, осчастливить весь род людской [Там же].
В системе ценностных ориентаций керашевских героев наибольшую значимость имеет Адыгэ Хабзэ – своего рода кодекс этических, моральных и правовых норм поведения, соблюдение которого обязательно для каждого адыга. Нарушение этих правил ведет к народному порицанию и нравственной деградации человека.
В начале XIX века адыги были самым многочисленным народом на Северном Кавказе, оказывавшим большое и многостороннее влияние на окружающие их народы. Будучи стратегически важным регионом, Черкесия была объектом постоянной военной экспансии.
На протяжении многих столетий адыгское общество находилось в перманентном состоянии войны. Поэтому стремление к свободе и независимости, а значит, к сохранению своих обычаев, самобытности, своей системы морально-этических ценностей было основным мотивом в жизни народа, легло в основу его менталитета.
Усиление проблемности и формирование социально психологического романа характеров и акцентированных проблем («Одинокий всадник»)
Как мы отмечали ранее, развитие особого, «современного» этапа отечественной литературы определило усиление проблемности, обострение идеи «о самоценном значении личности», многообразие художественных средств в отражении реальности. Такая тенденция способствовала переосмыслению исторического прошлого и решению в необычном ключе традиционных концепций «человек и мироздание», «человек и общество», «человек и человек», «человек и нравственный выбор» и др.
Обращение к материалу исторического прошлого потребовало и концептуального переосмысления акцентированных социально нравственных проблем, переосмысления проблем народности, концепции национального характера в целом, национальной идентификации личности.
Важную роль в определении этой проблемы играют литературоведческие работы, актуализировавшие исторический взгляд на сложность и противоречивость героя, его связи с географическим местом и природой, особенностями народного менталитета, его изменчивость.
По мнению В.Д. Оскоцкого, в любой национальной литературе «...исходной, универсальной категорией выступает художественный образ ... как средоточие классических традиций литературы и ее новаторских исканий», в специфике которого кроется «... национальное своеобразие художественного творчества» [Оскоцкий, 1968, с. 35].
В плане поставленных проблем показательны идейно-художественные особенности романа Т. Керашева «Одинокий всадник», который обозначил новую ступень в разработке исторического прошлого в адыгейской литературе, вобрав в себя традиции фольклора и принципы романтизма, соединенные с приемами реалистического искусства. Наблюдается дальнейшее развитие гуманистической концепции писателя, поиски новых путей и средств выражения эстетического идеала.
В центре внимания Т. Керашева вновь образ легендарного черкеса, который, по замыслу писателя, является собирательным образом народного защитника. Тип героя определил занимательную фабулу, сцены мужественных подвигов и незаурядных приключений. Ставший хрестоматийным образ экзотического мстителя, связанный с внешне событийной стороной повествования, отчасти определяет жанровую структуру романа.
Одинокий всадник-мститель в романе – молодая девушка Суанд, которая мстит князю Альджерукову за смерть своих близких. Но сюжетно-композиционный стержень керашевского романа «Одинокий всадник» формируется на самом деле вокруг интеллектуального, «думающего героя» [М. Хачемизова] – легендарного героя Ерстэма Залэко, переживающего за судьбу адыгов и осмысливающего конфликты эпохи.
Мы встречаемся с ним на страницах романа в пору его полного возмужания, когда он уже ... изъездил немало стран, далеких и близких, и не раз представился ему случай в полную меру показать и ум свой, и мужество (Керашев, 1977, с. 13).
Странствия Ерстэма, не имеющие визуальной конечной пространственной цели, имеют большой нравственный и философский смысл. На каждом этапе пути герой совершает то, что диктует ему моральный долг, преданность адыгскому народу: вызволяет из плена ребенка, которого орки хотели продать в рабство, спасает от смерти старика Таура Темгана, Суанд из гарема крымского хана, оказывает помощь в поисках младшего брата Суанд, т.е. совершает мужественные и благородные поступки.
Ерстэм Залэко – интеллектуальный герой-энтузиаст, и активное движение необходимо ему для познания мироустройства, но не только. Фабула романа строится на странствиях героя, итог которых – добрые деяния. Всякий раз поступая так, как велят ему совесть и честь адыга, Ерстэм начинает новый этап своего странствия, способствуя утверждению добра и справедливости своими поступками. Считая, что мужественный человек тот, кто не роняет честь адыга, он всегда приходит на помощь людям. К примеру, когда князь Болотоков спросил Ерстэма, почему его так волнует судьба Таура Темган, тот коротко ответил: Темган Таур, адыгский старик, справедливый и безвинный. Я присутствовал на его торжественном джегу и отведал его хлеб-соль – этого достаточно для адыга [Керашев, 1977, с. 100].
При этом он постоянно находится в раздумьях: часто вспоминает и размышляет о своем отце, который … навсегда для него стал образцом истинной адыгской мужественности; рассуждает об истинном и ложном мужестве после первого поединка с орком Хату, о вечных ценностях и сложной жизни исторических адыгов, вспоминая рассказ Батыма о трагической судьбе темиргоевских стариков, женщин и детей и т.д.
Роман «Одинокий всадник» отличает углубленный показ напряженных эмоциональных и идейных исканий героя, содержательный философский подтекст: главный герой является не только объектом воздействия обстоятельств и среды, но и искателем гармонии в себе самом, и мечтает о гармонии в мире.
В неустанной и непримиримой борьбе против внутренних и внешних врагов народа проявляется мужественность, духовное богатство личности Ерстэма, для которого любовь к людям, сострадание, справедливость, патриотизм – органическая потребность. Беспредельное мужество и стойкость сочетаются в его характере с душевной мягкостью, благородством и человечностью.
Образ-архетип одинокого всадника-странника Ерстэма Залэко является центральным, определяющим для нравственно-философского поля романа, фабульно восходящего к событийной канве приключенческого характера, но в то же время адаптирующего значительные пласты истории и культуры адыгов.
Проблема национального характера, всегда занимавшая Т. Керашева, вновь актуализируется в романе «Одинокий всадник», но уже в новом историческом содержательном аспекте, и решается как философско-историческая через концепцию личности, философию жизни и быта исторического адыга, диалектическую связь времен.
Основной конфликт, движущий сюжетное действие романа, – непримиримая борьба против иноземцев-захватчиков, нападавших на мирные адыгские аулы, и социальное (классовое) противостояние князей, орков (дворяне) и фокотлей (крестьяне). Например, открытое противостояние Ерстэма и орка Хату, персонифицирующих противоположные общественные силы.
Так автор расставляет нужные акценты в романе и высвечивает их основной мотив – драматизм борьбы адыгов между сословиями внутри племен и с внешними врагами. В этом проявляется своеобразие поэтики повествования.
Умение логически размышлять научило Ерстэма разбираться в людях и давать им оценку: по почтительному поведению, суровому и загорелому лицу Батыма, на котором не дрогнул ни один мускул, он понял, что в нем таится скрытое мужество и сила. Дерзкое поведение орка Хату подсказало ему, что тот не привык соблюдать человеческие правила. При встрече со стариком Тауром Темган Ерстэм сразу понял: Должно быть, некогда был неукротимым и неустрашимым [Керашев, 1977, с. 80].