Эпические традиции в трилогии Д.О. Батожабая "Похищенное счастье" Тыхеева Дугарма Юндуновна

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА I. Эпические традиции и их жанрообразу ющая роль 10

1.1. Эпическое начало в поэме Д.О. Батожабая «О мудром Сэнгэ» 10

1.2. Истоки жанровой специфики в эпическом творчестве писателя 23

1.3. Жанрообразующие процессы бурятской романистики и творчество Д.О. Батожабая 43

1.4. Система эпических мотивов в трилогии как жанрообразующий фактор 57

ГЛАВА II. Своеобразие эпического мышления Д.О. Батожабая в трилогии «похищенное счастье» 85

2.1. Эпические принципы и приемы сюжетно-композиционной организации трилогии 86

2.2. Пространство и время трилогии «Похищенное счастье» в контексте эпического миросозерцания 106

2.3. Концепция мира и человека и эпические формы её воплощения в трилогии «Похищенное счастье» 124

Заключение 165

Библиография

• Эпическое начало в поэме Д.О. Батожабая «О мудром Сэнгэ»
• Истоки жанровой специфики в эпическом творчестве писателя
• Эпические принципы и приемы сюжетно-композиционной организации трилогии
• Пространство и время трилогии «Похищенное счастье» в контексте эпического миросозерцания

Введение к работе

Актуальность исследования. Обращение к проблеме своеобразия воплощения эпических традиций в исторически складывающихся романных жанровых формах является актуальным вопросом современного литературоведения, так как позволяет проследить как тенденции общего поступательного хода формирования национальной литературы, так и специфику индивидуальной творческой лаборатории писателя. Современное понимание проблем традиций в функциональном развитии литературы требует активизации исследовательской работы и переосмысления творчества писателей.

В ситуации смены исследовательских парадигм научный интерес представляет эпическое творчество известного бурятского писателя Даширабдана Одбоевича Батожабая, представленное в различных жанрах, от басен, поэм, повестей до романа-трилогии «Похищенное счастье». Произведения Д.О. Батожабая позволяют определить не только роль эпических традиций в развитии бурятской литературы, но и выявить значение авторского вклада в этот процесс. Творческое лицо писателя, его новаторство, степень значительности воссоздаваемой им жизни выражаются, прежде всего, в определенной системе закономерно связанных и взаимодействующих традиционных эпических и реалистических изобразительно-выразительных средств. Определение закономерностей этих процессов, логики художественных исканий автора дает представление о мировоззрении писателя, позволяет выявить своеобразие национальной картины мира, национальной ментальности и осмыслить судьбу традиционного сознания в современности. Выявляя жанровые истоки творчества писателя, можно увидеть процессы преемственности в развитии художественного слова. Историческая поэтика, рассматривающая жанры как явление развивающееся, дает возможность понять закономерности функционирования традиций в новых условиях.

Данное исследование предусматривает системный анализ эпических традиций в творчестве одного писателя в контексте жанрообразующих процессов в бурятской литературе. Исследование трансформации эпических традиций в процессе литературного развития позволяет определить национальное как в индивидуальном, авторском поиске, так и в литературе в целом.

Степень изученности темы. Творчество Д.О. Батожабая вызывало и вызывает живейший интерес у литературоведов, своеобразие и значимость творчества писателя отмечены в работах как авторитетных филологов, так и начинающих: В.Ц. Найдакова, А.Б. Соктоева, С.Ж. Балданова, С.И. Гармаевой, Ш.-Н.Р. Цыденжапова, С.Г. Осоровой, А.В. Васильевой, Э.А. Уланова, И.В. Фроловой, Э.Г. Сангадиевой и др. Опубликовано также немало статей о жизни Д.О. Батожабая, об идейно-тематической проблематике его произведений в контексте биографии.

В исследованиях, посвященных творчеству писателя, совершенно справедливо утверждение о наличии традиций эпоса в специфике восприятия мира и соответственно его отображения в творчестве писателя и, в частности, в трилогии «Похищенное счастье». Между тем отсутствие тщательной разработки проблемы вольно или невольно нивелирует саму проблему. По нашему мнению и убеждению, назрела необходимость создания специального исследования, посвященного эпическому наследию писателя, своеобразие и значимость которого заключаются в присутствии в ней (по воле автора или генетически) творчески освоенной эпической традиции.

Цели и задачи исследования – выявить роль эпических традиций и их трансформацию в образно-структурной системе трилогии Д.О. Батожабая. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

определить роль и значение фольклорных традиций в формировании малых жанров прозы Д.О. Батожабая;

выявить смысл и особенности трансформации эпических мотивов в создании жанровой структуры трилогии;

определить роль и место традиций в организации сюжетно-композиционной основы трилогии;

выявить своеобразие категорий времени и пространства в романе;

обосновать закономерности эпических составляющих концепции мира и человека в сюжете трилогии.

Объектом исследования является трилогия Д.О. Батожабая «Похищенное счастье» в ее связях с бурятской эпической традицией.

Предмет исследования: особенности художественного освоения эпических традиций Д.О. Батожабаем при создании трилогии.

Научная новизна заключается в том, что данная работа представляет собой первый опыт диссертационного исследования эпического творчества Д.О. Батожабая, выявляющего логику влияния устнопоэтических традиций в формировании творчества писателя, дающего целостное представление об образной и сюжетной структуре трилогии «Похищенное счастье». Определение роли эпических традиций в творчестве Д.О. Батожабая расширяет и углубляет представления о закономерностях формирования бурятской литературы, дает возможность типологизации принципов художественного отражения действительности в национальной прозе в целом.

Методологической и теоретической основой диссертации послужили труды А.Н. Веселовского, Е.М. Мелетинского, С.Ю. Неклюдова, М.М. Бахтина, Г.Н. Поспелова, Г.Д. Гачева, В.Е. Хализева, М.Б. Храпченко, В.И. Тюпы и др.

В диссертации использованы также материалы и положения, содержащиеся в исследованиях таких бурятских литературоведов и фольклористов, как В.Ц. Найдаков, А.Б. Соктоев, С.Ж. Балданов, С.И. Гармаева, И.В. Фролова, А.И. Уланов, Н.О. Шаракшинова, М.П. Хомонов и др.

Методы исследования – историко-генетический, сравнительно-сопоставительный, метод анализа.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Творчество Д.О. Батожабая отражает основные закономерности жанрообразования.

2. Формирование пространственно-временной и сюжетно-композиционной организации произведений малых жанров определяется творческой трансформацией как фольклорной, так и восточной повествовательной традиции.

3. В создании универсального, целостного мира на рубеже столетий писатель реализует идеи евразийского начала, придающие трилогии «Похищенное счастье» особый масштаб эпического повествования, его национальное своеобразие.

4. Мотивы фольклорных сюжетов, сохраняя в целом свою эпическую основу, претерпевая сложную авторскую трансформацию и интерпретацию, позволили писателю создать творческую картину «стяжения» эпического фольклорного и литературного начал как плодотворный прием современного художественного текста.

5. Художественная целостность трилогии обусловлена и реализацией циклической сюжетной схемы, присущей фольклору, придающей трилогии ее жанровое своеобразие.

6. Выраженные в традиционных оппозициях дом/мир, свой/чужой пространство и время позволяют говорить о своеобразии философских идей автора.

7. Образ героя, его своеобразие и богатство обусловлены во многом особым синтезом фольклорного и литературного.

Теоретическая и практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в дальнейших научных исследованиях по истории бурятской литературы. Обращение к эпическому творчеству Д.О. Батожабая открывает ряд литературоведческих перспектив: создание целостной системы взаимосвязи традиционного и современного при написании монографий, разработке учебно-методических комплексов, которые способствовали бы осмыслению не только специфики творчества Д.О. Батожабая, но и бурятской литературы в целом в контексте национальных литератур народов России.

Апробация и реализация результатов работы. Основные положения диссертации изложены в докладах на ежегодных научно-практических конференциях преподавателей и аспирантов Бурятского государственного университета (Улан-Удэ, 2000-2009), международных научных конференциях: «Мир фольклора в контексте истории и культуры монгольских народов» (Иркутск, 2006), «Баяртуевские чтения – 1. Мир бурятских традиций в контексте истории и современности» (Улан-Удэ, 2008), «Современность в зеркале рефлексии: язык – культура – образование» (Иркутск, 2008); региональных и республиканских научно-практических конференциях: «80 лет системе повышения квалификации работников образования Бурятии» (Улан-Удэ, 2003), «Найдаковские чтения – 2» (Улан-Удэ, 2006).

По теме диссертации опубликовано 10 статей, в том числе 1 статья в рецензируемом научном издании «Вестник Читинского государственного университета» (2008).

Результаты диссертационного исследования используются в практике вузовского преподавания истории бурятской литературы в Бурятском государственном университете (г. Улан-Удэ), при чтении лекций в Республиканском институте кадров управления и образования (г. Улан-Удэ).

Соответствие диссертации области исследования специальности.

Полученные результаты научного исследования соответствуют пунктам 4 и 5 паспорта специальности 10.01.02 – литература народов Российской Федерации (сибирская литература: алтайская, бурятская, тувинская, хакасская, якутская).

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы, включающего библиографический указатель произведений Д.О. Батожабая. Общий объем диссертации составляет 188 страниц, из них основной текст – 171 страница. Список использованной литературы включает 180 наименований.

Эпическое начало в поэме Д.О. Батожабая «О мудром Сэнгэ»

Интенсивное развитие бурятской литературы ярко проявляется в формировании эпических жанров, что стало следствием претворения эпических традиций, представленных в национальной культуре широко и многообразно: это и фольклорные традиции эпопеи, это и восточная повествовательная традиция, питавшая и фольклор, и литературу. Обе эти линии своеобразно претворились в творчестве Дагиирабдана Одбоевича Батожабая.

Одним из первых опытов Д.О. Батожабая в литературе стало написание эпической поэмы «Сэсэн Сэнгэ» («О мудром Сэнгэ», 1954), в которой отразились мотивы устной народной эпической поэзии и сказок. Данное произведение представляет собой стилизацию и творческую обработку известных эпических мотивов. К жанру эпической поэмы, созданной в духе народных произведений, обращались такие классики бурятской литературы, как X. Намсараев, Б. Абидуев и др., так что обращение к художественному слову в рамках своей национальной художественной традиции в творчестве Д.О. Батожабая, особенно в начале творческого пути, представляется закономерным и характерным. Поэма же «О мудром Сэнгэ» примечательна тем, что позволяет выявить в ней наряду с фольклорными собственно литературные приемы и способы изображения мира и человека, то есть проследить соотношение черт эпопеи как жанра устного народного творчества и эпического рода литературы. Кроме того, писатель попытался придать своей поэме актуальное для времени строительства социализма идеологическое звучание. Как известно, бурятской литературе на начальном этапе ее развития свойственна заимствованная из фольклора сатирическая типизация богатых и представителей духовенства, что соответствовало классовому подходу социалистического общества. Тема борьбы за народное счастье, являющаяся центральной в устном эпосе, так же была актуальна для времени социалистического строительства, в поэме же Д.О. Батожабая, написанной после Великой Отечественной войны, звучат отголоски недавних событий.

Общая канва сюжетно-композиционной структуры поэмы вполне соответствует композиции фольклорных произведений, как эпопеи, так и сказок - это повествование о рождении и испытаниях, выпавших на долю сироты Сэнгэ, о притеснениях со стороны ханов, о различных сражениях в защиту народа и в финале - картина народного торжества и благоденствия. Представляется целесообразным сопоставление мотивов данной поэмы. Во-первых, уже вступление к поэме содержит перечисление, не только указывающее на давность и древность событий, а отсылающее к современности: Оргойто беегэй омогго / Олон тумэнэй / баргада,/ Упан голой булангирта,/ Улад зоной баларта бэлэй. (Это было, когда шаманы были в силе и почете, / когда реки были мутными, / а народ еще не прозревшим)1 (здесь и далее перевод наш - Д.Т.). В этих строках содержится оценочность, свойственная советскому идеологическому мышлению, то есть автор в чем-то нарушает «эпическую дистанцию», давая отсылку с позиций своего времени.

В поэме Д.О. Батожабая отсутствует эпический мотив «чудесного рождения героя» - Сэнгэ рождается в семье обычных скотоводов. Писатель включает в свое повествование изображение традиционных обычаев, так описывается обряд наречения именем, когда собравшийся народ символически растапливает очаг для новорожденного.

Как известно, основой эпического миросозерцания являются ценности коллективного бытия, которое мыслится как исток и гарантия гармонии, устойчивости и неизменности мира. Для раскрытия этой идеи в устном эпосе всегда происходит нарушение изначальной гармонии, конечная же цель деятельности героя - ее установление. Д.О. Батожабай творчески подходит к интерпретации эпических мотивов. Так, нарушение первоначального равновесия, эпического спокойствия писатель психологически мотивирует завистью соседнего хана Гургалдая к богатству и довольству народа, в поэме подробно описывается захватнический набег соседа, так же, как и пленение всего народа, в том числе и родителей Сэнгэ.

Одной из существенных черт традиционного эпического стиля является последовательность изображения событий, даже если они происходят одномоментно во времени, и это свойство реализуется как само собой разумеющееся, Д.О. Батожабай же в своей поэме вынужден дать оговорку о последовательности в событийном ходе: «Хорото дайсанай добтолоодуйдэ,/ Хотон айлай бодоогуйдэ (До нападения злого врага / до захвата селений...) происходят события, с приемной матерью Сэнгэ -Халзаанай, которая по случайности избежала плена.

Образ и судьба сироты часто становились предметом изображения как в фольклоре , так затем и в литературных произведениях. Именно к такому типу обращается Д.О. Батожабай, делая героем своей поэмы самого незащищенного, сирого и обижаемого, причем усиливает эту ситуацию: сирота Сэнгэ в восемь лет теряет и приемную мать. В контексте поэтики социалистического реализма, идейно-художественных установок своего времени писатель рисует своего героя как представителя класса угнетенных, давая, к примеру, следующую оценочную характеристику: «Мэдээ ухаа opohoop, / мэхээр звери удхэнгуй / Ажал дээрэ шалгарЬаар / Арбан наИа хурэбэ.» (С тех пор, как стал себя осознавать, не стал он умножать богатства хитростью и обманом; прошел трудовую проверку, достиг десяти лет)3. Как вставной элемент в показе становления героя Сэнгэ выделен и подробно описан эпизод известия о рождении защитника и заступника, освободителя народа - Бата сагаан батора. Причем в изображении этого, казалось, не имеющего прямого отношения к герою момента автором вводится композиционный элемент фольклора - мотив тройного повтора прилета птицы и известия.

Истоки жанровой специфики в эпическом творчестве писателя

Закономерным в творческой лаборатории писателя представляется обращение и освоение в начале творческого пути малых и средних эпических жанров, в которых также раскрывается общая логика художественных исканий автора, этапы овладения литературными принципами и приемами. Малые и средние жанры эпики, такие, как басни, рассказы и повести, разнообразно представленные в творчестве писателя, позволяют увидеть претворение принципов эпики, проследить их различные истоки, исторические пути формирования - все то, что обусловило своеобразие их жанрового облика.

Как мы отмечали выше, эпические традиции в бурятской литературе не ограничиваются только рамками эпопеи, они достаточно широки, и помимо собственно фольклорных традиций следует определить роль восточной повествовательной традиции в формировании эпических жанров в бурятской литературе в целом и, в частности, творчестве Д.О. Батожабая. «Понятие «традиция в литературе вовсе не означает «фольклорная традиция», предполагая разветвленную и разнохарактерную систему факторов становления и развития литератур. Никто не отрицает богатства и значения фольклора, но ставка на идею его превосходства бессильна в решении сложного комплекса вопросов, возникающих на пути взаимодействия литературы и фольклора» . В этом смысле для нас важно то, что само бытование восточной повествовательной традиции сложно: на основе фольклора она формируется как литературная традиция, затем трансформируется в религиозной литературе, откуда сюжеты распространяются и получают широкое распространение в устном народном творчестве. Монголоведы отмечали, что путь проникновения индийской повествовательной прозы связан с распространением буддизма, с просветительскими потребностями лам приобщения широких масс населения к буддийской религии. Для этого они включали в ткань собственно дидактического повествования различные истории (литературные по своему происхождению), которые по своей сюжетно-композиционной структуре предшествуют новелле. Выдающийся монголовед, академик Б.Я.

Владимирцов отмечал: «Вместе с буддийскими каноническими книгами, джатаками и аваданами проникли к монголам из Тибета и другие произведения повествовательной литературы индийского происхождения, принявшую ту или другую буддийскую окраску; проникли также в Монголию сборники повестей и сказок тоже индийского происхождения, составленные уже в Тибете, тибетскими авторами, которые очень любили использовать популярные волшебные сказки, повести, рассказы для своих целей, в качестве комментариев к тем или другим дидактическим произведениям, при составлении описаний предшествующих перерождений разных буддийских святителей, при изложении и толковании различных монастырских легенд» .

Сам путь развития и распространения индийской повествовательной прозы весьма плодотворен для выявления преемственности литературных форм и традиций. Речь идет, прежде всего, о сюжетно-композиционном уровне произведений: при контактно-генетических связях сохранялась и воспроизводилась в общих чертах сюжетная схема историй, их суть изменялась композиционно и структурно в связи с новыми задачами приспособления к реалиям другой действительности.

Как отмечает А.Б. Соктоев, «...самый факт приобщения бурятской письменной художественной литературы к довольно устойчивым, веками складывавшимся традициям восточной повествовательной культуры имел для нее прогрессивное значение. Бурятская письменность впервые познакомилась с выдающимися произведениями Индии и Тибета, отличавшимся законченностью художественной формы, искусством поэтического обобщения явлений окружающей жизни, своеобразием техники рассказов, строения сюжета, композиции и т.д., и это послужило толчком к первым робким попыткам творческого развития знаменитых восточных мотивов и сюжетов применительно к своим национальным условиям»19. Этот процесс происходил в дореволюционной литературе бурят, прежде всего, в религиозно-дидактической ее части, а также эти истории, получив широкое бытование в фольклоре, повлияли затем на становление художественного мастерства писателей советского времени.

Говоря об источниках и факторах развития бурятской литературы дооктябрьского периода, другой исследователь данной проблемы Б.Д. Баяртуев отмечает, что «в условиях религиозно-культурной общности с народами Центральной Азии эта литература была пронизана одновременно и духом буддийского канона и замечательными традициями культур народов стран Востока...В Бурятию попадают и трансформируются рассказы из «Панчатантры», «Жизни Викрамы», «Рассказы Веталы», «Шуакасаптати», «Рамаяна», сочинения Калидасы, стихи и песни Миларайбы, нитишастры и субхашиты»2 .

Б.Д. Баяртуев исследовал, в частности, трансформацию сюжета из «Панчатантры» «об изнуренном коте» в произведениях трех бурятских писателей Р. Номтоева, Б. Абидуева и Д.Батожабая" . Как известно, для обрамленных повестей, рассматривающих то или иное стечение жизненных обстоятельств, характерна «ситуативность» истины, когда из одной и той же истории можно делать самые разные выводы. Как отмечает исследователь древнеиндийской прозы, «мораль здесь всегда ситуационна, конкретна, связана с определенным житейским контекстом, и моральный вывод опирается на здравый смысл, не претендуя на безусловную значимость»"". Поэтому интерпретации сюжета «об изнуренном коте» в бурятской литературе получают различное решение в зависимости от времени. Исследователь выявляет существенное отличие рассказа Д. Батожабая «Буян хэдэг миисгэй» от произведений других авторов, отмечая контаминацию сюжетной линии с другим сказочным сюжетом, драматизацию действия. Так же, по мнению исследователя, «главная отличительная черта сказок Б. Абидуева и Д.-Р. Батожабая от рассказа из «Панчатантры» и сказки Р. Номтоева - отсутствие моральной сентенции, нравоучения». "J

Данный пример обращения Д.О. Батожабая к восточной повествовательной традиции в аспекте проблемы функционирования в его творчестве эпических жанров важен нам для прослеживания процесса формирования мастерства сюжетно-композиционной организации произведения, ведь, как известно, в эпическом произведении существенную роль играет, прежде всего, сюжетный уровень. На наш взгляд, именно в восточной традиции следует искать истоки структуры малых жанров эпики в творчестве Д. Батожабая, требующих сюжетного искусства организации историй сказочного характера, новеллистического типа, которые получают различное претворение и в рассказах, и в романах. Такой жанровый диапазон во многом задан традицией, в которой, как известно, «...рассказы носят весьма разнородный характер даже в пределах одного обрамления - не случайно их приходится называть то притчами, то сказками, то рассказами. Одни из них содержат несколько строк, напоминая сжатое резюме или анекдот, другие занимают десяток, а то и больше страниц, приближаясь к рассказу, новелле»". Как известно, в сюжетно-композиционную структуру произведений Д.О. Батожабая органично включаются различные, вставные истории, так, его «...трилогия изобилует мотивами, образами и средствами сказочно-анекдотических жанров малого устного эпоса»"5.

Эпические принципы и приемы сюжетно-композиционной организации трилогии

Литература, исходя из фольклорної ! эстетики и поэтики, черпает из нее не только идеи и образы, но и учится композиционно-сюжетному построению произведения. Причем литература больше наследует общие принципы художественного мышления, точнее, принципы конструирования художественного образа и принципиальную схему сюжета. Эти аспекты дают возможность рассмотреть принципы построения сюжета в анализируемом нами романе Д.О. Батожабая как традиционные.

В устном творчестве существовали стабильные принципы и формы сюжетосложения, рельефнее всего проявлявшиеся в героических эпосах. Сюжет в них был, как правило, последовательно устойчив, нормативен, события развивались по заданной повествовательной схеме. В ходе исторического развития устойчивые черты сюжета фольклора укреплялись, так как служили средством запоминания, облегчающим устно передачи эстетической информации от одного лица к другому. Сюжетные формы и их нормы воспринимались сказителями и слушателями как естественное и самоценное явление, что обусловило образование своеобразных сюжетных каркасов, отражавших важные этапы жизненного пути человека: рождение -испытание - подвиги - смерть; встреча - разлука - поиск - обретение и т.д. Характерной особенностью данных сюжетных схем являлось преобладание внешнего плана над планом внутренним. Такие устойчивые сюжетные схемы свойственны всем эпическим жанрам устного творчества бурятского народа. В литературе эта схема претворится в циклическом принципе организации сюжета.

К примеру, структура бурятского эпоса «Гэсэр», одна из самых ярких форм бурятского фольклора, главной особенностью которой и являются устойчивые принципы сюжетосложения. Сюжет эпоса о Гэсэре сводится к схеме: рождение - детство - сватовство (испытание) - подвиги, которая охватывает всю жизнь главного героя и последовательно раскрывает эпическую биографию богатыря Гэсэра.

Как видим, в сюжетосложении эпоса важную роль играет эпическая биография богатыря, отличительными чертами которой являются событийность, непрерывное движение и развитие героя: битвы, походы, подвиги и т.д. Каждая тема в улигере представляет собой как бы отдельную главу, эпизод, имеющий смысловую законченность. Но сюжетное развитие в эпосе, заключенное во временной подвижности и пространственной последовательности, не прерывается. Герой показывается в биографической перспективе: рождение - детство - женитьба - подвиги - смерть, а также, в движении по пространственным координатам: тамчинские степи, мифическое море Сун-Далай, горные вершины Алтая и Хухэя и т.д. Архаическое чувство времени нашло свое отражение и в бурятском эпосе: это генеалогическая циклизация, биография и цикл испытаний героя, начинающихся с выезда, и заканчивающихся возвращением домой (Подчеркнуто нами - Д.Т.).

Гэсэриада существует во множестве самобытных вариантов и версий. При всем разнообразии и версии «Гэсэра» и других бурятских улигеров об Аламжи Мэргэне, Айдурай Мэргэне и т.д. неизменным остается преобладание мотивов богатырского эпоса с его семейно-родовыми конфликтами и демоноборческими коллизиями. Все эпизоды улигеров в сюжетном отношении тесно связаны с главным действующим лицом, с его поступками. Развитие эпического сюжета осуществляется как серия эпизодов, представляющих собой последовательное изображение действительности, каждая из которых имеет свое собственное композиционное строение. Так, например, сюжет улигера «Аламжи Мэргэн» можно условно разбить на звенья. «Каждый отдельный эпизод действия составляет звено в общей сюжетной цепи и основан на одном сюжетном мотиве (например, спасение животного-друга и братание с ним). Поэтому каждый эпизод не обособленная, самостоятельная единица сюжета, а составная часть единой композиции улигера. Объединяет эти звенья общий герой: как бы ни разворачивались события в улигере, Аламжи Мэргэн, его судьба и дело всегда остаются в центре внимания. Любое событие так или иначе выстраивается в общем ряду и имеет прямое или опосредованное отношение к главному герою и к основной линии сюжета» . Такой принцип связки в единую цепь самостоятельных звеньев называется, как известно, кумуляцией (нанизывание) и является эпическим приемом сложения сюжета. Сюжет развертывается как цепь эпизодов, связанных с богатырской поездкой, события, происходящие во время случайных и неслучайных встреч и приключений, составляют содержание улигера. Связующей нитью сюжета, объединяющей всю цепь отдельных эпизодов, является богатырская поездка за суженой. Известный бурятский гэсэровед С.Ш. Чагдуров отмечает: «Из ряда улигерных эпизодов и картин могут быть образованы далее такие тематически объединенные и композиционно значимые структуры, которые можно назвать улигерными действиями (актами): вступительное, нарастающее, кульминационное и заключительное» . Улигерный эпизод органически входит в эпическую картину, точно так же, как картина в свою очередь - в действие - в целостный сюжетный ряд улигерных событий: часть, входя в целое, последовательно и строго занимает свое, именно ей отведенное каноном место.

Важно отметить также, что эпический стиль формировался в условиях устного бытования с его импровизационной техникой, ориентированной на тематические и стилистические клише. Отсюда вытекают особенности композиции: повторяемость и варьируемость всех элементов произведения. В эпосе часто повторяются описания одевания и вооружения, поединков, вставаний героев по утрам и т.д. Повторяются сами действия, важнейшие моменты часто выделяются и подчеркиваются редупликацией.

Таким образом, «ядром» структуры эпического сюжета является повествование о событиях, которое нельзя осуществить иначе, кроме как показывая действительность заданно динамично и изображая действующего в ней человека. Следует также обратить внимание и на такие черты динамичности сюжета, как стремление к занимательности повествования и активное использование автором элементов комического и сатирического.

Во многих критических статьях, посвященных трилогии Д.О. Батожабая, отмечаются, как основные, сюжетные категории «судьба» и «человек в пути» . Вопросы же об особенностях сложения сюжета, заключенных именно в преемственной связи с устным народным творчеством, хотя и упоминаются, но освещены недостаточно, хотя изображение судьбы героя как непрерывного ряда действий и поступков -главное сюжетообразующее средство трилогии является эпической традицией. Однако «Похищенное счастье» - произведение многогеройное и многосюжетное. В этом отношении оно, естественно, отличается от эпических произведений устного творчества, а также произведений бурятской литературы, основанных, как правило, на принципе героецентризма. Сюжет романа Д. Батожабая представляет собой весьма сложную совокупность событий и персонажей. Автор создал целую галерею образов: одни из них яркие, запоминающиеся, обладающие четко очерченным обликом и тонко разработанной психологией, некоторые -проходные, схематичные. Известный бурятский литературовед В.Ц. Найдаков отмечал: «Невероятная «смесь одежд и лиц, племен, наречий, состояний» может поразить читателя: короли и министры, принцы и цари, государственные мужи, авантюристы, высшие священнослужители и низшие полицейские чины; шпионы разных мастей и рангов, православные, буддисты, католики... А с другой стороны, трудовой народ - бурятский, монгольский, русский. Кочевники и пастухи, смиренные и бунтари, разбойники и сознательные политические бойцы...»(Ъ. Именно обилие действующих лиц и сюжетных линий наложило свой отпечаток на поэтику романа. Множество персонажей и сюжетов, естественно, создает довольно сложную и, на первый взгляд, хаотичную картину мира.

Пространство и время трилогии «Похищенное счастье» в контексте эпического миросозерцания

Роман Д. Батожабая «Похищенное счастье» выделяется на фоне других бурятских романов масштабом пространственно-временного охвата. Именно на этом уровне произведения ярко сказались национальные эпические традиции и их трансформация. Как известно, категории времени и пространства являются одним из важных конструктивных элементов образования сюжета, координатами эпического мира. Эпические произведения большого объема должны содержать определенные внутренние качества, создающие целостность текста. Основополагающую роль в этом имеет пространственно-временная организация произведения. Масштабность пространства и времени в трилогии Д.Батожабая, сам принцип подробного показа и раскрытия жизни самых разных стран и народов в одном ряду восходит к традициям национальной эпопеи, в частности, можно выявить трансформацию в трилогии принципа «перечислительных рядов» народного эпоса в стремлении зафиксировать в мельчайших деталях реалии государственной политики, событий народной жизни, происходящих в самых разных уголках земли.

Обращение Д. О. Батожабая к традициям народного эпоса, их трансформация в пространственно-временной организации произведения обусловили своеобразие жанрового облика трилогии «Похищенное счастье» как произведения большого эпического масштаба. Сопоставление по различным параметрам координат художественного мира представляется необходимым моментом для выявления, как роли традиций, так PI авторского вклада при их художественном воплощении.

Эпос, обращающийся к «абсолютному прошлому» народа, начинает повествование с мифологического времени первотворения. Именно на основе мифических представлений о времени и пространстве возникает и оформляется картина эпического мира. Героический эпос развивается как непосредственное продолжение традиций архаического повествовательного фольклора. В зачинах богатырских поэм время действия, как правило, отождествляется с мифическим временем первотворения. Например, в улигере об Аламжи Мэргэне говорится, о времени, когда только зарождались деревья, первая изюбриха была козленком, река Ангара - ручейком, а рыба Абарга - малым пескариком . «Этот единый пространственно-временной континуум, подвижный изнутри, в своей целостности не претерпевает каких-либо внешних изменений. Он цикличен: день сменяется ночью, теплое время - холодным и т.д. Посему этот континуум можно охватить взором в одно мгновение. Можно полагать, что подвижная неподвижность такого целого порождает особое восприятие: «Воспринимая мир в разных местах в течение длительного времени и на протяжении долгого пути, человек начинает воспринимать его так, как будто он находится во всех местах сразу. Но пребывание всюду одновременно, когда ничто не остается скрытым, похоже на божественное всеведение. Все видно со всех сторон и ясно, что все явления связаны друг с другом (см.: [Гибсон, с.282]). Поэтому любое явление воспринимается как самодостаточное, содержащее в себе все бытие культуры. Микрокосм подобен макрокосму»118. Синкретизм восприятия пространства и времени порождает особое представление о перемещении в мире - это как бы мгновенное перешагивание из одного пространства в другое. Исследователь исторической поэтики Е.М. Мелетинский пишет, что в эпосе «господствует закон хронологической несовместимости, т.е. действие развивается линейно и параллельные события изображаются как последовательные» .

Известный теоретик М.М. Бахтин, разработавший классическую теорию хронотопа («времяпространства») отмечает следующие основные особенности фольклорного времени и пространства: конкретность и пространственность времени, единство времени и цикличность. Последнюю особенность фольклорного времени М.М. Бахтин называет «особенностью отрицательною, ограничивающей силу и идеологическую продуктивность этого времени. Печать цикличности и, следовательно, цикличной повторимости лежит на всех событиях времени».

В бурятском эпосе время - это пора героических дел, оно движется в зависимости от главных событий в жизни героя. Эпическое пространство также характерно постоянным, ориентированным по сторонам света движением героев. Богатырь выезжает из дома, и с этого момента начинается улигерное действие: охота на горных вершинах Алтая и Хухэя, походы, единоборства с чудовищами, сватовство и брачные испытания. Но, какие бы дальние поездки ни совершал эпический герой, он постоянно возвращается домой, в родные кочевья. Гэсэр, сын небесного Хана Хормусты, перерождается на земле, чтобы водворить порядок и утвердить добро. В конце улигера Гэсэр умирает от старости, но душа его поднимается на небо и возвращается в свое тело. «Гэсэр стал божеством, когда совершил много хорошего для земных людей. На земле он оставил трех сыновей для продолжения рода человеческого. Заметим, что Гэсэр спустился на землю, когда ему было три года. Поднявшись на небо через семьдесят лет, он опять становится трехлетним» . Таким образом, пространство и время в бурятских улигерах отличается очевидной замкнутостью эпической картины мира.

«Время в художественной литературе воспринимается благодаря связи событий - причинно-следственной или психологической, ассоциативной. Время в художественном произведении - это не только и не столько календарные отсчеты, сколько соотнесенность событий. В литературе есть свой «принцип относительности». События в сюжете предшествуют друг другу и следуют друг за другом, выстраиваются в сложный ряд и благодаря этому читатель способен замечать время в художественном произведении, даже если о времени в нем ничего специально не говорится» ".