Художественный мир и философия природы в творчестве Мусы Ахмадова Яхьяева Зухра Идрисовна

Содержание к диссертации

Введение

1. Духовно-нравственное и философско-эстетическое осмысление проблем традиционной народной экологии в публицистике Мусы Ахмадова 13

1.1. Литературно-публицистическое освещение культурно-этического смысла анималистических образов чеченской мифологии, фольклора и литературы в книге Мусы Ахмадова «Взаимосвязь чеченской народной культуры с природой и трудовой деятельностью» 15

1.2. Этноментальные и фольклорные истоки художественно-публицистического осмысления природного ландшафта и аграрной культуры в книге Мусы Ахмадова «Взаимосвязь чеченской народной культуры с природой и трудовой деятельностью» 32

1.3. Художественно-публицистическая и нравственно-дидактическая трактовка традиционного народного понимания трудовой деятельности в книге Мусы Ахмадова «Взаимосвязь чеченской народной культуры с природой и трудовой деятельностью» 37

Глава 2. Авторская концепция природы в повестях и новеллах Мусы Ахмадова 54

2.1. Символика природы и поэтика заглавий прозы Мусы Ахмадова 56

2.2. Художественно-философская интерпретация мотивов и образов родной природы Кавказа в прозе Мусы Ахмадова как фактор создания им национальной картины мира 59

2.3. Формы и способы выражения авторской концепции природы в повести Мусы Ахмадова «Горы воздвигая на земле» 61

Глава 3. Модификации авторской концепции природы и особенности пейзажа в повести Мусы Ахмадова «После землетрясения» 75

3.1. Бытие природы как мерило ценностей в повести М.Ахмадова «После землетрясения» 75

3.2. Образ чеченской сторожевой башни и комплексное представление о национальном (чеченском) образе мира в повести «После землетрясения» 81

3.3. Повседневно-обыденный реалистический пласт повести «После землетрясения» в контексте художественного исследования социально-общественной проблематики жизни Чечни 1980-х годов 88

3.4. Роль природы и памятников национальной истории в процессе эволюции характеров основных персонажей повести «После землетрясения» 96

Глава 4. Эволюция концепции природы в современной прозе Мусы Ахмадова (Повесть «Косари») 112

4.1. Актуальность и новизна решения проблемы «природа и цивилизация» в повести «Косари» 112

4.2. Природа как фактор возвращения к исконным ценностям в повести «Косари» 123

4.3. Гибель архитектора Ягаева в качестве главного испытания для героев в идейно-художественном замысле повести 137

Заключение 149

Библиографический список 158

• Этноментальные и фольклорные истоки художественно-публицистического осмысления природного ландшафта и аграрной культуры в книге Мусы Ахмадова «Взаимосвязь чеченской народной культуры с природой и трудовой деятельностью»
• Художественно-философская интерпретация мотивов и образов родной природы Кавказа в прозе Мусы Ахмадова как фактор создания им национальной картины мира
• Образ чеченской сторожевой башни и комплексное представление о национальном (чеченском) образе мира в повести «После землетрясения»
• Природа как фактор возвращения к исконным ценностям в повести «Косари»

Введение к работе

Актуальность темы обусловлена необходимостью определить роль и значение мотивов, образов, символов природы в творчестве крупнейшего чеченского писателя современности Мусы Ахмадова. Органическое восприятие и художественное осмысление писателем мира природы как среды обитания человека и всего сущего на земле является неотъемлемой частью его художественного мира.

Глубокую тревогу писателя вызывают современные процессы отчуждения человека от природы, разрушения ее генофонда, ведущие зачастую к утрате современным человеком глубинных связей с землей, исконными ценностями, непосредственно выраставшими именно в неразрывной связи человека с природой. Природный и человеческий миры у Мусы Ахмадова не существуют изолированно один от другого, жизнь одного без другого немыслима.

Необходимо говорить о нескольких типах природного пространства в художественном мире прозы М. Ахмадова, в частности, о более конкретном и более символическом, о внешнем и внутреннем пространстве, о наличии пространственных единиц, являющихся при этом устойчивыми природными образами. Движение времени, природные изменения у него чаще всего значение некоторых образов природы, в частности, первостихий воды, земли, огня и воздуха и глубоко философическое их наполнение в контексте мифопоэтических традиций.

В понимании Мусы Ахмадова природа — это нечто гармоничное, существующее в равновесии доброго и злого, вечного и сиюминутного, необходимого и бесполезного и т. д. Именно поэтому природа диалектична, она является одновременно созидающим и разрушающим фактором, сохраняющим при этом вечное равновесие.

Тема природы для Мусы Ахмадова, как и для многих других художников в мировой литературе (будь то Роберт Бернс, Сэмюэл Кольридж, Александр Пушкин, Алексей Кольцов, Тарас Шевченко, Сергей Есенин и многие другие) является одним из важнейших факторов отражения национальной самобытности, эта тема непосредственно слита с темой Родины.

«Сформировавшиеся на едином жизненно-природном пространстве, практически одновременно начавшие путь к вершинам профессионализма, литературы народов Северного Кавказа составляют своеобразный, оригинальный целостный контекст национальных авторов, которые описывали в своих произведениях регион, близкий в территориальном и культурном отношении» (Чанкаева, 2006, с.6). В творчестве М.Мамакаева, С.Бадуева, Х.Аппаева, Т.Керашева, А.Кешокова, И.Машбаша, Х.Жирова, А.Охтова, Ф.Абдулжалилова, З.Толгурова, А.Евтыха, Х.Байрамуковой, Н.

Джусойты, Э.Гуртуева, И.Машбаша, Н.Куека и др. раскрывается глубокое и многофункциональное воздействие природы на человека. В национальной прозе «сохраняются и развиваются традиционные архетипы, наполняясь новой символикой. Функции изображения природы, пейзажных зарисовок многообразны, в них прослеживается преемственность и типология» (Чанкаева, 2006, с.6). Г.Д. Гачев считает, что «первое, очевидное, что определяет лицо народа - это природа, среди которой он вырастает и совершает свою историю. Здесь коренится и образный арсенал национальной культуры (архетипы, символы), метафорика литературы, сюжеты искусства -все весьма стабильные». (Гачев, 1977, с.42).

Художественная проза Мусы Ахмадова органично сочетает в себе
признаки всех трех родов литературы – эпоса, лирики и драмы, что
естественным образом сказывается и на характере и типах отражения им
природы. Добавим, что большой ряд произведений, включаемых автором в
собрания его художественных текстов, помимо трех основных родов имеют
также дополнительный, внеродовой документально-художественный,

публицистический, мемуарный либо автобиографический компонент.

Общепринятое в эпосе достаточно объективированное, всестороннее изображение пейзажа сочетается у М.Ахмадова и с субъективно выраженным и субъективно осмысленным отношением к природе, когда это происходит выборочно, импульсивно, подано через призму индивидуальных ощущений персонажей, автора, а также того субъекта литературного текста, которого принято называть лирическим героем.

Вообще рассмотрение философии природы в национальных
литературах необходимо проводить с учетом особенностей этнопсихологии,
этноэкологии, национальных образов мира. «Художническая интуиция

позволила Мусе Ахмадову увидеть глубинные проблемы нашего времени, почувствовать его драматизм. В его произведениях все сведено к главным категориям: время, человек-личность, судьба, человеческая память (Инаркаева, 2001)».

Теоретико-методологическая база исследования включает в себя несколько основных аспектов: во-первых, историко-литературоведческие и литературно-философские работы, посвященные теме природы в литературе. Это работы А.Ф. Бритикова, Е.Н. Купреяновой, Г.Б. Курляндской, В.А. Никольского, М.Н. Эпштейна, Т.Л. Гринфельд, Л.В. Гурленовой, Н.В. Кожуховской; коллективные труды: «Художественное творчество. Вопросы комплексного изучения: Человек-природа-искусство», «Древнерусская литература. Изображение человека и природы», «Чувство природы». Во-вторых, работы ученых Северного Кавказа, частично посвященные проблемам литературы и экологии: Ю. Айдаева, Ю. Верольского, Л. Бекизовой, Т. Джамбековой, О.Джамбекова Ч. Гусейнова, А. Гутова, У. Далгата, М. Губанукаевой, М. Исмаиловой, В. Корзуна, Н. Музаева, У. Панеша, К. Султанова, X. Туркаева, К. Шаззо, Ш. Шаззо, А. Шарипова, Т. Уздеевой и др.

Объектом исследования являются методы и приемы художественного постижения мира природы в произведениях М. Ахмадова.

Предмет исследования – изображение природы в творчестве Мусы Ахмадова.

Степень разработанности темы. Различные аспекты проблемы мира природы и человека рассматривались в работах северокавказских литературоведов X. Бакова, Т. Биттировой, Л. Бекизовой, А. Гутова, 3. Кучуковой, И. Маремшаовой, А. Мусукаевой, А. Теппеева, 3. Толгурова, Т. Толгурова, Ю. Тхагазитова, Ф. Урусбиевой, Р. Фидаровой, А. Хакуашева, Р. Хашхожевой, К. Шаззо, Н. Шогенцуковой, Т. Эфендиевой и др.

За последнее десятилетие по близкой проблематике были защищены также кандидатские диссертации Романенко В.П. Человек и природа гор в художественной литературе Северного Кавказа. Эволюция взглядов и нравственный аспект проблемы (Нальчик, 2008), Чанкаевой Л.Р. Концепция духовного взаимодействия природы и человека в прозе Алексея Малышева (Майкоп, 2006), Баховой Э.А. Традиции русской литературы в осмыслении темы "человек и природа" в литературах народов Северного Кавказа (Нальчик, 2005).

В течение нескольких десятилетий (особенно интенсивно – в последние полтора десятилетия) происходит интенсивное развитие чеченского литературоведения, по преимуществу в области фольклористики и изучения художественной прозы. В этот период были созданы докторские диссертации и другие исследования Туркаева Х.В.(1973, 1984, 1987), Джамбековой Т.Б. (2010), кандидатские диссертации Чахкиевой Р.А. (1975), Тасуевой JI.С.(1975, Ужаховой Р. (1984), Мусаева Х.М. (1985), Инаркаевой С.И. (1999), Губанукаевой М.М. (2006), Исмаиловой М.В.(2007), Джамбекова О.А. (2009), Довлеткиреевой Л.М. (2010), Татаевой Р.Б. (2011), Ибрагимова Л.М. (2011), посвященные различным аспектам произведений эпических жанров в чеченской литературе.

В той или иной мере в связи с конкретной задачей каждой работы многие из них касаются анализа проблем художественного исследования в чеченской литературе мира природы в его многообразнейших прямых и опосредованных взаимосвязях с миром человека. Однако подобное обращение к рассмотрению мотивов и образов природы в чеченской литературе оказывается беглым, эпизодическим.

Материал исследования – произведения М. Ахмадова, созданные в жанре документально-публицистической прозы «Взаимосвязь чеченской народной культуры с природой и трудовой деятельностью» и в жанре повести «Горы воздвигая на земле», «После землетрясения», «Косари» в период с 1980-х по 2008 год.

Научная новизна работы определяется тем, что в ней впервые в чеченском литературоведении осуществлен подход к исследованию темы "человек и природа" в творчестве отдельного писателя, в ней проводится

комплексное системное исследование многообразных функций мотивов и

образов природы в творчестве конкретного писателя – Мусы Ахмадова.

Цель исследования – изучение основных закономерностей развития темы природы в творчестве Мусы Ахмадова.

Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:

- определить фольклорные истоки темы природы в прозе Мусы Ахмадова;

- рассмотреть основные мировоззренческие аспекты (философский,
этнокультурный, этнопедагогический, этический, экологический)
воплощения темы в контексте творческой индивидуальности М.Ахмадова.

- выявить особенности взаимодействия национального и
общечеловеческого в раскрытии мотивов и образов природы в повести М.
Ахмадова «Горы воздвигая на земле»;

- охарактеризовать специфику художественного выражения концепции
личности в повести «После землетрясения»;

- проанализировать основные признаки художественного времени и
пространства природы в повестях М.Ахмадова «После землетрясения» и
«Косари»;

- установить соотношение лирического и эпического в художественном
исследовании темы «человек и природа» в прозе М.Ахмадова.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. В центре внимания Мусы Ахмадова в его творчестве оказываются вопросы этноэкологии, раскрываемые через триаду «Экология природы, экология культуры, экология души», где Человек выступает как часть экосистемы, и, одновременно, как часть своего этноса.

2. В книге М.Ахмадова «Взаимосвязь чеченской народной культуры с природой и трудовой деятельностью» отсутствуют признаки художественной прозы, однако сам документально-публицистический и дидактический материал, достоверно и одновременно образно изложенный писателем, отличается истинной поэзией и любовью к природе.

3. Повести М.Ахмадова, основанные на архетипах коллективного бессознательного, в метафорической, мифологизированно-аллегорической форме раскрывают исконные связи человека с природой.

4. Пейзаж в художественной прозе М.Ахмадова многофункционален: он выступает в качестве структурообразующего фактора, актуализирует хронотоп, разрабатывает и дополняет психологическое содержание характеров персонажей, углубляет эмоциональную семантическую составляющую образа, эпизода и произведения в целом.

5. Повесть Мусы Ахмадова «Горы воздвигая на земле» - первый опыт целенаправленного и осознанного, через восприятие, умонастроения и умозаключения, особую концентрацию духовности героя, прошедшего через определенный обет, размышления автора о сути мироздания и места в нем человека;

6. Усиление драматического начала в повести «После землетрясения» как способ яркого и многофункционального осмысления мотивов и образов

природы, которые не существуют изолированно и искусственно, как некая сумма приемов;

7. Актуализация дихотомии «природа-цивилизация», «деревня-город», широко известная в литературе разных времен и народов, в повести Мусы Ахмадова «Косари» выступает как выражение авторской трактовки данного противостояния.

Методы исследования: историко-литературный, типологический,

философско-культурологический, выявляются связи литературы с

фольклором, философией

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что
исследование художественного и документально-публицистического

решения различных аспектов проблемы «Человек и природа» в творчестве
Мусы Ахмадова дает возможность разработки многих общих вопросов
теории и истории философии природы, экологии природы, человека и
культуры как в традиционном художественном творчестве чеченского

народа, так и в деятельности современных чеченских писателей в теоретико-литературном и историко- литературном плане, а также с точки зрения типологии и поэтики художественных текстов разных литературных жанров и родов, посвященных природоведческой (в самом широком смысле) проблематике.

Практическая ценность работы состоит в том, что ее результаты могут быть использованы в преподавании истории и теории чеченской литературы и фольклора, культурологии в высшей и средней школе, при подготовке учебных пособий, создании специальных курсов, а также при дальнейшей разработке аналогичных проблем в творчестве других чеченских писателей.

Апробация работы. Результаты исследования докладывались и
обсуждались и анализировались на заседаниях кафедры литературы и
методики преподавания Чеченского государственного педагогического

института; изложены в докладах автора на международных, всероссийских,
региональных научных конференциях: «Кросс-культурное пространство
литературной и массовой коммуникации-2» (Майкоп, 2013); «Наука.
Образование. Молодежь» (Майкоп, 2014); «Актуальные проблемы чеченской
и общей филологии» (Грозный, 2014); «Актуальные проблемы

северокавказских литератур в контексте общероссийского литературного процесса: перспективы развития на рубеже 20-21веков» (Грозный, 2012). Основные положения диссертации опубликованы в 3 статьях в изданиях, рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ, всего опубликовано 8 статей.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованной литературы. Общий объем диссертации составляет 180 страниц.

Этноментальные и фольклорные истоки художественно-публицистического осмысления природного ландшафта и аграрной культуры в книге Мусы Ахмадова «Взаимосвязь чеченской народной культуры с природой и трудовой деятельностью»

Национальная проза народов Северного Кавказа развивалась в направлении исканий духовно-нравственного и философского характера. «Именно многочисленность вариантов осмысления окружающего бытия, многочисленность этико-эстетических истоков гносеологии национальной прозы – от норм социалистического реализма до самых новационных и модернистских находок западной романистики, ставших объектом осмысления уже в середине 1970-х – начале 1980-х годов – именно эта инвариантность и породила структурную сложность произведений (…) писателей, стала той генерационной базой, на которой возросло хронотопическое многообразие каждого отдельно взятого произведения» [Бродзели, 2008, с. 20].

Комплексный исследовательский подход предполагает анализ каждого произведения литературы и публицистики с учетом специфики традиционной этнической культуры, конфессиональных взглядов, особенностей сознания народа и философских аспектов проблемы мира и человека в целом. Само понятие «мир», модель которого описывается в произведении художественной литературы, следует понимать как человека и среду в их взаимодействии; в этом смысле мир есть результат переработки информации о среде и о самом человеке, причём «человеческие» структуры и схемы часто экстраполируются на среду, которая описывается на языке антропоцентрических понятий. Для мифопоэтической модели мира существен вариант взаимодействия с природой» [Топоров, 1980. – Т. 2. – C. 161].

В понимании мира и способов его познания чеченским писателем Мусой Ахмадовым в его книге «Взаимосвязь чеченской народной культуры с природой и трудовой деятельностью» [Ислам…] можно наблюдать стремление передать жизнь природы и всего мироздания с помощью системы представлений и образности, пантеистического ощущения всеобщей одушевленности, ощущения родственной близости всего живого, в том числе и внутреннего родства человека с окружающим миром. Мусой Ахмадовым движет желание полнее почувствовать и понять жизнь природы в ее закономерностях и частностях.

Основные параметры системы чеченской традиционной народной этики и культуры оказываются для Мусы Ахмадова, в первую очередь, связанными с отношением человека к природе. Писателя привлекают разные уровни и смыслы этого явления, от великого до самого будничного и простого. Так, например, Муса Ахмадов пишет: «Человеку вменяется в обязанность относиться к природе так же бережно, уважительно и милосердно, как и к людям. Поэтому в народной этике выработаны определенные нормы отношения к диким и домашним животным, птицам, земле, лесам, водам, сенокосным угодьям и т. д.» [http://www.portal-credo.ru/site/?act=lib&id=2169]. Предельно проста, естественна, лаконична и чрезвычайно ясна сама интонация автора в этом его монологе о природе и человеке, живущем на земле: «Прежде всего необходимо должным образом заботиться о домашней живности: не оставлять ее голодной, беречь от диких зверей, обеспечить хорошее содержание, лечить в случае необходимости. Потому что, во-первых, Бог спросит человека о его домашней живности так же, как о нем самом и о его семье; во-вторых, в отношении человека к его домашним животным проявляется полная картина его внутренней культуры» [Там же].

Такие речевые обороты, как «человеку вменяется в обязанность», «необходимо должным образом заботиться» восходят, отчасти, к исламским текстам, в которых, как и в другой религиозной публицистике (в первую очередь, в жанре проповеди), содержится императивное, убеждающее и побуждающее начало. Завершающая этот фрагмент текста такая развернутая, но в то же время четкая формула, как «полная картина его внутренней культуры» является достойным заключительным аккордом.

Вслед за данным вступлением Муса Ахмадов приводит одно из народных преданий, иллюстрирующих высказанные выше авторские положения, заканчивающееся следующей впечатляющей сентенцией: «Для своей живности я слуга, а для людей вроде вас – князь». Автор выделяет сразу несколько смыслов в этом предании, которое, в первую очередь, показывает, что человек должен проявлять милосердие по отношению к животным. "Как можно бить бессловесное животное?" – обычно упрекают того, кто ударами прогоняет со своего двора случайно забредшую животину. Из приведенного рассказа следует также, что должный уход за домашним животным важнее, чем даже проявление внимания к гостям.

Автор делает акцент не столько на утилитарной, практической важности и необходимости должного ухода за живностью, а на духовной, гуманистической составляющей подобного отношения: «… потому, что животное зависит от человека, а слабость и физическая немощь, согласно чеченской народной культуре, требуют особого внимания, и выше всего остального ценится готовность прийти на помощь слабому (исламская религия, например, разрешает отложить обязательный намаз, чтобы накормить голодное животное)» [http://www.portal credo.ru/site/?act=lib&id=2169]. Второй момент, выделяемый автором, обращен на то, что «в чеченском сознании любой человек (даже князь или царь) не должен стыдиться ухаживать за принадлежащей ему скотиной» [Там же]. Наоборот, это считается почетным.

И, наконец, третий аспект писателя-публициста обращен к тому, что «княжеская честь заключается не в том, чтобы гордиться и чураться черной работы, а в готовности прийти на помощь нуждающемуся в поддержке. Именно этот смысл содержится в последних словах, сказанных хозяином своим гостям» [Там же]. Здесь Муса Ахмадов концентрирует внимание адресата текста на глубоком философском аллегорическом значении мудрости, вложенной в фольклорное предание.

Художественно-философская интерпретация мотивов и образов родной природы Кавказа в прозе Мусы Ахмадова как фактор создания им национальной картины мира

Художественная проза Мусы Ахмадова органично сочетает в себе признаки всех трех родов литературы – эпоса, лирики и драмы, что естественным образом сказывается и на характере и типах отражения им природы. Добавим, что большой ряд произведений, включаемых автором в его собрания художественной прозы, помимо трех основных родов имеют также дополнительный, внеродовой, документально-художественный, публицистический, мемуарный либо автобиографический компонент. Общепринятое в эпосе достаточно объективированное, порой всестороннее изображение пейзажа сочетается у М. Ахмадова с субъективно выраженным и субъективно осмысленным отношением к природе, когда это происходит выборочно, импульсивно, подано через призму индивидуальных ощущений того субъекта литературного текста, которого чаще всего принято называть лирическим героем. Даже если данное определение не вполне подходит к прозе Мусы Ахмадова, отдельные признаки этого явления в его прозе очевидны, поскольку в ней четко выражены признаки индивидуально-авторского, порой исповедального начала, хотя и «передоверенного» другим, объективированным, эпического характера персонажам.

Как уже отмечалось выше, многообразнейшие смысловые, информативные, символические мотивы и образы всех сфер природы (восходящие к четырем основным первостихиям) буквально перенасыщают прозу Мусы Ахмадова, они органично существуют в ткани его текстов в самых различных функциях и формах. Однако прежде всего мы считаем необходимым вычленить из определенного, достаточно репрезентабельного корпуса текстов писателя, в данном случае представленного в Первом томе его избранных сочинений (Муса Ахмадов. Деревянные куклы. Избранное в 2 томах. Том 1. Повести, рассказы, пьесы. Грозный, 2010. 580 с.) тот текстовый комплекс, содержащий в себе более прямые, конкретные, непосредственные высказывания о природе, за которыми, несомненно, стоят авторские рассуждения и размышления об этом предмете в наиболее чистом виде. Издание объединяет тексты прозы и драматургии Мусы Ахмадова за большой, тридцатилетний период – с начала 1980-х по 2008 год.

В художественной ткани прозы М. Ахмадова, максимально насыщенной интересующим нас материалом, природа функционирует в двух основных ипостасях, контекстах. С одной стороны, это образный, вымышленный, мифо-поэтический, эмоционально-психологический план, аспект; с другой стороны, это логический, рациональный, понятийный, – авторский план. Концепт природа в данном собрании текстов М. Ахмадова встречается около пятидесяти раз. Естественно, что употреблен он, главным образом, в авторской речи, и, в редких случаях, в речи персонажей. Объясняется это тем, что само понятие, обозначаемое термином природа, и сама лексема относятся, скорее, к сфере научной, а не художественной, образной речи.

Впервые концепт природа упоминается в довольно ранней повести М. Ахмадова под названием «Горы воздвигая на земле» (1986; перевод А. Магомедова), написанной, согласно предваряющему текст авторскому посвящению, «С любовью к людям, павшим в боях с деникинцами в чеченских и ингушских селениях». Однако вопреки ожиданиям того, что повесть будет посвящена исключительно событиям гражданской войны, политическому противоборству конкретного историко-революционного периода, батальным сценам, речь в ней идет о другом – о вечных ценностях, о конфликтах, лежащих не только и не столько в русле революционной борьбы, а в том, что было сформулировано Иоганном Вольфгангом Гете в его великой фразе: «А поле битвы – сердце человека».

Крайне смелым для молодого писателя в середине 1980-х годов был выбор темы и персонажа – человека, глубоко внутренне обращенного к духовному представлению о мире и человеке. В центре повествования находится фигура героя по имени Ибрагим-хаджи. О нем аульчане говорили как о человеке, которому Аллах приоткрывает кое-какие тайны. «Когда до него доходили такие разговоры, он не опровергал их, но и не подтверждал, он не мог сказать, что ему действительно бывают знаки, но не мог с уверенностью и отрицать этого, считая себя все-таки не лишенным какого-то дара... Как знать... Сказано ведь, что новые времена явят людей, которые, сами того не ведая, будут пророками...» [Гачев, 1997]. Подобная мысль не приходила к герою уже тридцать лет, а возникла еще в молодости, когда он всерьез углубился в богословие, и никогда он ею ни с кем не делился. После того, когда он «на сорок дней уединился в глубокой яме-халбат, позволяя себе только пить воду, читая при слабом свете свечи священные книги, он понял, насколько эта мысль мелка Заточив себя в халбат, он не постиг какой-либо значительной тайны, но увидел, как изменился его взгляд на мир» [Гинзбург, 1977]. Именно здесь Муса Ахмадов впервые целенаправленно и осознанно, через восприятие, умонастроения и умозаключения, особую концентрацию духовности своего героя, прошедшего через определенный обет, приходит к размышлениям о сути природы-мироздания и места в ней человека: «Мир стал намного светлее и значительнее. Если раньше он просто видел воду, траву, камни, теперь же ему открылась их глубинная суть, он увидел звенья связующей их цепи, услышал удивительную музыку этих связей». И именно здесь впервые в данном издании в авторской речи появляется искомое нами слово, концентрирующее в себе философию бытия, мира и человека: «Все в природе казалось возвышенным, глубоким и чистым, у всего была своя душа, своя боль, своя радость – даже у камня. Он понял, что тайны Земли, Вселенной, звезд невозможно постичь за один день или даже за всю человеческую жизнь, для этого мало и тысячелетий, что раскрыть их до конца невозможно – одна обнаженная тайна скрывает другую, новую, и нет этому ни конца, ни начала. «А человек, – думал он, проведя в яме сорок суток, – должен, всю жизнь возвышаясь чистотою своей души, подниматься в гору. Опорой на этом пути ему будут правда, справедливость и Всевышний». Очевидно, что сформулированные в данном тексте постулаты принадлежат самому Мусе Ахмадову, писателю и философу.

Образ чеченской сторожевой башни и комплексное представление о национальном (чеченском) образе мира в повести «После землетрясения»

И тут на вопрос журналиста о том, чей это мальчик, Махма, ответив, что это внук начальника, добавил: (...) «Конечно, мальчик, дедушке твоему не страшно – он известный человек, у него награды и знакомства – к нему с голыми руками не подступишься. Этого Жамбик вынести уже не мог. Он встал из-за стола, решительно распахнул дверь. Все взглянули на него, но лишь на секунду – вдруг послышался отдаленный грохот. Мальчик, показывая рукой в окно, закричал: – Смотрите! Смотрите!

Жамбик взглянул туда и онемел. Башня, стоявшая на обрыве, рушилась на глазах». Писатель поначалу оставляет это событие практически без внимания, вновь обращаясь к блестящей, теперь уже едко иронической и сатирической передаче дальнейших прений сторон по поводу компенсаций за ущерб от землетрясения (теперь уже с участием достаточно комических, как оказалось, фигур молодых конформистов – корреспондента и милиционера). Все полнее и многостороннее, чрезвычайно остроумно раскрываются характеры персонажей, их демагогия, вся пошлая проза логики и мотивировки их поведения. Поражает актуальность данной проблематики и ее нравственно-психологического и художественного решения Мусой Ахмадовым в настоящее время, спустя три десятилетия после написания повести.

Важно отметить, что Муса Ахмадов в этом вопросе мастерски избегает штампов, каждый раз открывая новые грани характеров, новые обстоятельства. Миропонимание Мусы Ахмадова сводится к тому, что над всем должен стоять нравственный закон, одним из проявлений которого служит милосердие и религиозное чувство. Писатель уверен в том, что милосердие, нравственность и религиозное чувство живы в народе, в простых людях. Пожалуй, лишь старуха Зезаг помимо юной Зазы в отличие от всех остальных сохранила в себе признаки совести и стыда: «Аллах свидетель, Жамбик, я не хотела причинять тебе никаких неприятностей. Лучше бы мне умереть, чем заговорить об этих несчастных деньгах. Я во всем сама виновата, я все сама затеяла. Я не перенесу этого стыда. В нашем роду не было доносчиков. А я посрамила имя своего покойного отца, посрамила свои седые волосы. Несчастная я! Горе на мою голову!» (89)

Наконец их разговор продолжился с того самого момента, на котором прервался.

– Вот вы сказали, что жизнь готовы отдать. Так ведь в этой ситуации никто не требовал от вас жизни. Достаточно было нескольких слов. А вы и на это не отважились. Что же говорить о других случаях, когда действительно перед вами мог бы встать выбор: честь или жизнь?

И тут Жамбик, несмотря на раздражение, вновь охватившее его, смутно почувствовал правоту этого «неоперившегося юнца»: «Жамбик вышел во двор. Хотелось на воздух, глотнуть осенней прохлады. Он обошел сельсовет и, не торопясь, направился в сад. Ветер то и дело срывал с веток желтые листья, бросал наземь. Пахло прелью. Огненный шар солнца катился к горизонту. Из поднебесья донеслись прощальные крики журавлей. Жамбик поднял голову, но увидел лишь стремительно несущиеся облака, подсвеченные заходящим солнцем».

Через все произведение в разных вариантах проходит дихотомия суетного, ничтожного и значимого, истинного, к которому, в том числе, относятся и стремительные облака, и заходящее солнце: «Неужели и Заза через пару лет станет такой же, как этот парень, который отлично усвоил, что передовицы – это для газет, а для жизни – связи и деньги? Неужели она вспомнит сегодняшний день и скажет: «Ну и дура я была! Чего артачилась? Что хотела доказать?» На чем же тогда будет держаться мир?

И далее в повести вновь появляется проекция кульминационного события книги: «(…) Вот и башня рухнула. Жамбик внезапно остановился, словно только сию секунду осознал, что произошло. Пока она привычно возвышалась на западе, он мало думал о ней. Не суждено, значит, простоять ей века. Должно быть, действительно оскудели люди добротой и благородством, растеряли честь и достоинство. Жамбик взглянул вокруг и по влажной, уже слежавшейся листве повернул обратно, к сельсовету».

Завершающая часть повести отличается истинным драматизмом, за которым следует и подлинно трагическая ситуация. Заза узнает от своей матери, что это именно она помешала союзу ее дочери с сыном Хавы, оклеветав парня, и выдав дочь замуж за «выгодного» во всех отношениях жениха. «Вот, оказывается, как... А я-то думала – что произошло? Как я могла попасть в семью Беслана? Значит, я за все должна благодарить собственную мать. Но я не желаю жить так дальше. Я уйду из их дома. Я попытаюсь жить иначе. Я хочу заново научиться радоваться простым вещам: первому солнечному лучу, утренней росе, чистой родниковой воде... А может быть, все это зря? Может быть, только и осталось высокого на свете, что это небо?» Вновь обращается теперь уже юная героиня к сфере природы.

Жамбик остро почувствовал ответственность за хрупкую девушку. Он был старше, опытней, мудрее. Он обязан был хоть как-то помочь ей, прервать натянутую тишину. «Наконец Заза сказала, по-прежнему глядя в окно: – Как странно, что башня обрушилась именно сегодня. Наверное, фундамент осел во время землетрясения».

И именно в тот уже достаточно напряженный момент на пороге появляется старуха Зезаг, растрепанная, с совершенно побелевшими губами, принесшая весть о событии, которое окажется истинной, реальной трагедией в структуре произведения, конечно, неизбежно вызывающей ассоциацию и со смертью фронтового друга Жаранали, спасенного однажды главным героем от гибели, и тем не менее не уцелевшим в один из последних дней войны. «Что же это делается, люди? Горе нам, горе... Погиб… Сын Хавы погиб... под развалинами башни...»

Единственным оплотом хотя бы относительного душевного равновесия для немало пережившего на своем веку и отнюдь не сентиментального Жамбика в этот трагический момент, когда все остальное становится совсем несущественным, оказывается чинар, могучий столетний чинар. «Чего только не повидал ты на своем веку! Каких страданий, каких страстей, радости и горя не насмотрелся! О чем шумит твоя листва?»

Так же точно и естественный и неотвратимый ход светила зачастую оказывается синхронным «приливам» и «отливам», переходам и перепадам в человеческих событиях и судьбах: «Солнце скатилось к горизонту. В сумерках грозно темнеют вокруг аула горы, поросшие лесом. Людская толпа переливается, скорбно причитают женщины. А в центре утоптанной площади под самым деревом лежит сын Хавы. И, словно он может услышать их, люди говорят, спеша отдать ему те слова благодарности, которых ему, должно быть, недоставало при жизни: – Добрый был парень. Обходительный. – Сено мне домой привез. – А мне дрова часто рубил. – Единственный сын у матери...– Он был не такой, как все». Последнее замечание очень актуально – действительно, в самых сложных, рискованных ситуациях и оказываются те, кто больше всех нужен людям, неравнодушен ко всему, всегда готов откликнуться на любую проблему.

Природа как фактор возвращения к исконным ценностям в повести «Косари»

Изображение последовавшей за этим демонстрации работ художников – портретиста-бытописателя и пейзажиста – также служит нечасто встречающейся в современной литературе цели автора проиллюстрировать собственные и иные художественно-эстетические взгляды и пристрастия, заставить персонажей поспорить о вкусах.

Совершенно по-особому, необычно и нестандартно по замыслу Мусы Ахмадова выглядит презентация результата творческих исканий режиссера Идалова: «Это был смуглолицый, худощавый молодой человек с большими, словно застывшими в раздумье, глазами, который никогда лишним словом не выдавал свое присутствие, а молча слушал остальных». Идалов попросил всех спуститься со склона на небольшую плоскость, «где родниковая вода образовала небольшое озерцо шириной около пятнадцати шагов. Он расставил всех вокруг этой лужи, превратив их в участников своего спектакля, и повесил будильник на одну из ветвей дерева, растущего возле воды. Потом всем раздал по клочку бумаги, на каждом из которых было что-то написано».

Молодой режиссер предложил всем присутствующим мужчинам совершенно необычное и неожиданное задание: в течение пяти минут до звонка будильника внимательно смотреть на свое отражение в зеркале воды. «Когда часы зазвонят, каждый, начиная с Баги, поочередно прочитает слова на своей бумажке… Понятно? Тогда начинайте смотреть на воду». Замысел Идалова оказался, действительно, глубоким, даже мистическим по смыслу и непростым и одновременно оказавшим сильное влияние на каждого, к тому же приведшим к эффектному и таинственному финалу. «Вода была прозрачной и, словно в зеркале, отражала лица всех. Постоянно прибывающая родниковая вода подняла на поверхности рябь и искажала отражаемые образы людей. С каждым таким искажением в голове Ахмадука рождались новые мысли или прежние мысли возвышались на другой уровень» (399).

Муса Ахмадов через судьбу своего героя Ахмадукова показывает судьбу многих своих ровесников, соотечественников, собратьев по творчеству, возможно, образ главного героя не лишен и каких-либо признаков автобиографизма. Например, в этот момент перед глазами Ахмадука проносится вся его прошлая жизнь: учеба против воли родителей в Московском институте культуры, работа по направлению директором районного Дома культуры в Костромской области. «Там, в чужом краю, где долгой зимой казалось, что и снег падает ему в душу, пытаясь развеять одиночество, провел годы в обществе белокурых девчат, похожих на знаменитые березы, туманя рассудок морем водки и клубами табачного дыма. Такая жизнь могла бы и продолжиться, если бы внезапная смерть отца не вернула его домой». Оставшись дома после смерти матери, «зажил он в одиночестве, как волк. Боялся, что сойдет с ума. По правде говоря, и в городе его никто не ждал. Много было специалистов его профиля, работы всем не хватало. Зато было с кем пообщаться». Не называя свою настоящую профессию («Организатор культурно-массовых мероприятий», короче говоря – «массовик-затейник»), он представлялся как киносценарист. Даже написал один сценарий. Организовал телемарафон для сбора средств, чтобы снять фильм по этому сюжету. Но все деньги, собранные на этом мероприятии, взял один его «бессовестный рыжий товарищ, обещав, что пустит их в оборот и удесятерит. И они исчезли бесследно» (400).

Видно, что все перипетии судьбы героя, как и других ему подобных, очень, и не понаслышке, близки автору книги. Понятно, что в выборе данного материала исходным для информационно-содержательной стороны своей повести «Косари» не является праздным и случайным, а имеет для автора и многих людей его круга, его среды и его возраста глубокий, актуальный и насущный смысл. Муса Ахмадов в информационно-публицистической манере сообщает далее о том, что, увлекшись различными мероприятиями, Ахмадук организовал в Барзое день знакомства с народной культурой, экскурсию по восстановлению старинных чеченских башен, конкурс гармонистов… «Сколько их было всего?.. Все его начинания, хотя не приносили ему никакой пользы, были эффективными и вызывающими интерес публики. Поэтому он прославился как лучший организатор Чечни. Также и косовица на Ковчег-лам была его очередной затеей. «Однако, если это мероприятие завершится удачно, он решил бросить эти дела, жениться и жить для себя».

Оказывается, затея Ахмадука была не случайной и проходной в его жизни, а носила судьбоносный характер. Впрочем, это было заметно с самого начала книги. Тем более автор далее сообщает, как этнограф и фольклорист Исаев говорил Ахмадуку, что, «согласно преданию, если хоть однажды чеченцы придут к согласию и очистят Ковчег-лам от колючек, бурьяна и кустов, то для всего народа снизойдет благодать Всевышнего. Он говорил, что эта тайна открылась ему во время чтения древних чеченских хроник… Собравшийся ехать с ними, он внезапно приболел и остался в городе. Ахмадук уверовал в то, что они эту гору в этом году очистят, что от высочайшей благодати достанется и ему своя доля» (401). Одновременно автор не отрицает и того, что во всей деятельности героя наряду с искренностью и увлеченностью своим делом неизбежно присутствует и легкий налет чего-то конъюнктурного, столь свойственного всему, что принято в настоящее время называть «индустрией отдыха и развлечений», примыкающей непосредственно и к такому «завоеванию» современности, как шоу-бизнес. Однако вернемся к осуществлению замысла молодого режиссера, в котором заключается едва ли не главная интрига всего повествования. «Прерывая мысли Ахмадука, зазвенел будильник.

Смотревшие в воду подняли головы. Тогда Бага прочел со своей бумажки: «Подумав». Потом остальные прочли свои слова. И получилось высказывание: «Подумав, постарайтесь понять смысл вашего созерцания воды и моего исчезновения». Одно слово, которое досталось Овше, не вписывалось в это предложение. И слово это было «Занавес».

Хотя автор повести явно не доводит до конца этот эпизод, вносящий интригу в текст произведения. Но главная задача эпизода выполнена. Писатель заставляет своих героев под глубоким воздействием созерцания водной глади оценить и во многом переоценить свои действия, поступки, жизненные приоритеты. Потом все направились в сторону башни. «Шестнадцатиметровую лестницу, которую сколотили Ягаев и Бакар, усилием всех мужчин с трудом прислонили к башне. Ягаев поднялся на ее верхние ступеньки. Он перекинул один конец веревки через верхнюю ступеньку и пропустил ее до земли. В ведро, к которому был привязан второй конец веревки, положили конусовидный отесанный камень высотой около полутора локтей. Находившиеся внизу потянули свободный конец веревки и ведро пошло наверх к Ягаеву. Он двумя руками достал этот камень с ведра. Посмотрев вниз, он громко сказал: «Сегодня, водружая этот священный камень – цуркуо-венец – на макушку Ковчеговой башни, я говорю: «Дай Бог, чтобы благодатным было его будущее! Да благословит Аллах чеченскую землю!»