Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Полижанровый характер малой прозы У.С. Моэма 23
1.1. Жанровая специфика новеллистики У.С. Моэма 23
1.2. «Литературная журналистика» Сомерсета Моэма 51
Выводы по главе I 84
Глава II. Тематическое своеобразие малой прозы У.С. Моэма 86
II.1. Тема взаимодействия культур в малой прозе Моэма в контексте развития колониальной темы в англоязычной литературе конца XIX – первой половины XX вв. 86
II.2. Национальные образы-типы в рассказах и новеллах С. Моэма 105
II.3. Тема любви в малой прозе У.С. Моэма 128
Выводы по главе II 163
Заключение 166
Список литературы 171
- Жанровая специфика новеллистики У.С. Моэма
- «Литературная журналистика» Сомерсета Моэма
- Тема взаимодействия культур в малой прозе Моэма в контексте развития колониальной темы в англоязычной литературе конца XIX – первой половины XX вв.
- Тема любви в малой прозе У.С. Моэма
Введение к работе
Актуальность нашего исследования заключается в необходимости
жанрово-тематического анализа новеллистического творчества и
«литературной журналистики» Моэма в комплексе, как различных проявлений феномена жанровой диффузии в малой прозе писателя, которые до настоящего момента не стали предметом специального изучения.
Научная новизна исследования обусловлена тем, что в нем впервые в
отечественном литературоведении выявляются сходные жанрово-
тематические особенности новелл и рассказов У.С. Моэма и его «литературной журналистики» (в том числе первого травелога «The Land of the Blessed Virgin: Sketches and Impressions in Andalusia», который так и не был переведен на русский язык) и приводятся результаты сопоставления экзотической малой прозы Моэма с произведениями его современников (Р.Киплинга, Д. Лондона, Г.Р. Хаггарда), посвященными колониальной теме. Помимо этого, в диссертации реализуется первая в отечественном литературоведении попытка рассмотреть творчество писателя через призму гендерного подхода, поскольку данное исследование также касается гендерных представлений У.С.Моэма в контексте репрезентации им темы межполовых взаимоотношений.
Объектом данного диссертационного исследования стали доминантные темы малой прозы С. Моэма и ее жанровая специфика.
Предметом исследования служат особенности текстов, позволяющие
определить жанрово-тематическую специфику малых прозаических
произведений У.С.Моэма.
Цель исследования – определить жанрово-тематическую специфику малой прозы Уильяма Сомерсета Моэма, отражающую как мировоззрение автора, так и культурно-исторические особенности эпохи.
Для достижения указанной цели необходимо было решить
следующие задачи:
- систематизировать материалы научных работ по данной проблеме и
выявить «белые пятна», которые нуждаются в изучении;
выявить жанровые особенности новеллистического творчества Сомерсета Моэма, определить основные направления жанровой диффузии;
определить место художественно-публицистических текстов в творчестве писателя и изучить их жанрово-тематическую специфику;
- установить особенности тематики малой прозы У.С. Моэма;
- обозначить основные национальные образы-типы персонажей,
встречающиеся в текстах Моэма.
- обнаружить своеобразие репрезентации в творческом наследии У.С.
Моэма романтических отношений между представителями одной и той же
либо различных культур в контексте как его собственного гендерного
восприятия, так и политики британского колониализма.
Гипотеза состоит в том, что жанровый состав малой прозы С. Моэма
разнороден и включает в себя, наравне с новеллами и рассказами, тексты,
обладающие свойствами как литературы, так и публицистики (так
называемую «литературную журналистику»). В произведениях,
отличающихся большой жанровой гибкостью, поднимаются темы
взаимоотношений между людьми (взаимодействие культур, тема любви) и поисков своего места в мире (тема творчества, тема «лишнего человека»).
Методология данной работы продиктована особенностями ее
проблематики. Использование многоаспектного подхода позволяет опираться
на существенное количество аналитических методов, среди которых -
текстуальный анализ с элементами сравнительной типологии;
биографический метод, позволяющий рассматривать произведения
У.С.Моэма в контексте его жизненной и творческой судьбы; историко-литературный и сравнительно-исторический методы; элементы гендерного подхода и культурных исследований, а также элементы тезаурусного подхода, сформулированного И.В. Вершининым и Вал. и Вл. Луковыми.
Материалом для исследования послужили рассказы и новеллы Сомерсета Моэма из сборников «Трепет листа: маленькие истории островов Южного моря» (The Trembling of a Leaf: Little Stories of the South Sea Islands, 1921), «Казуарина» (The Casuarina Tree: Six Stories, 1926), «Эшенден, или Британский агент» (Ashenden, Or the British Agent, 1928), «Шесть рассказов, написанных от первого лица» (Six Stories Written in the First Person Singular, 1931), «Космополиты» (Cosmopolitans: The Very Short Stories, 1936), а также сборники эссе и очерков «Земля Пресвятой Девы: Зарисовки и впечатления в Андалузии» (The Land of the Blessed Virgin: Sketches and Impressions in Andalusia, 1905), «На китайской ширме» (On a Chinese Screen, 1922), «Книги и вы» (Books and You, 1940), «Десять величайших романов человечества» (Great Novelists and Their Novels, 1948), «Подводя итоги» (The Summing Up, 1938), «Рассеянные мысли» (The Vagrant Mood, 1952).
Теоретико-методологической базой диссертации стали труды
отечественных и зарубежных исследователей в области литературоведения:
работы, посвященные творчеству У.С.Моэма (Н.П.Михальская,
Е.А.Брюханова, Е.Л.Пивоварова, З.П.Решетова, Л.Б.Темникова, Ф.А.Хутыз);
работы, касающиеся проблем жанровой идентификации литературных и
журналистских текстов (М.М.Бахтин, И.В.Вершинин, Л.Е.Кройчик,
А.А.Тертычный, Д.В.Туманов, Д.Фроу); работы, затрагивающие специфику жанров новеллы и рассказа (А.А.Бурцев, И.А.Виноградов, Е.М.Мелетинский, В.П.Скобелев, Б.В.Томашевский, В.Б.Шкловский, Б.М.Эйхенбаум); работы по исследованию художественного образа (Г.В.К.Абилова, Е.Б.Борисова,
Л.М.Козеняшева), теории мультикультурализма (Э.Саид, М.В.Тлостанова, С.П.Толкачёв), феноменам театральности (А.Л.Гринштейн, О.О.Легг, Ю.М.Лотман) и циклизации (Е.Л.Пивоварова, И.В.Фоменко, М.Эпштейн).
Теоретическая значимость диссертации обусловлена тем вкладом, который вносят ее материалы в развитие жанрологии, а именно в изучение функционирования малых жанров, жанровой диффузии и порождаемого ею феномена «литературной журналистики» в контексте английской и мировой литератур.
Практическая значимость определяется возможностью опираться на данное исследование при разработке курса зарубежной литературы в высших учебных заведениях, а также при подготовке семинаров, практических занятий и коллоквиумов по теории литературных жанров и по истории английской литературы.
Основные положения, выносимые на защиту:
- Малая проза У.С.Моэма включает два основных компонента:
новеллистический (новеллы, рассказы) и художественно-публицистический
(«литературная журналистика»).
- Жанровая диффузия, свойственная новелле, определяет особенности
новеллистики У.С. Моэма: она находит точки соприкосновения с
публицистикой, мемуаристикой, литературной критикой и драмой. Помимо
этого, в малой прозе писателя встречаются черты различных типов новеллы –
ренессансной, философско-психологической.
- Публицистические тексты Сомерсета Моэма представляют собой
сложные жанровые образования, обладающие чертами как художественной
литературы, так и журналистских материалов. С новеллистическим
творчеством писателя их роднит тематика и использование
автобиографических мотивов, тогда как основное различие заключается в
том, что в основе «литературной журналистики» Моэма лежат факты
реальности, тогда как сюжеты новелл построены на художественном
вымысле.
- Британское национальное сознание и личные особенности характера
Сомерсета Моэма повлияли на его восприятие представителей иных
национальностей, которое затем нашло отражение в его творчестве. В
отличие от своих современников, Р. Киплинга, Дж. Лондона и Г.Р. Хаггарда,
У.С. Моэм не пытается постичь тайны духовной жизни туземцев: он пишет о
них с позиции британского колонизатора, занимающего более высокое
положение в социальной иерархии и не испытывающего к ним особой
симпатии.
- В малой прозе У.С Моэма возникает ряд национальных образов-типов.
Особенно широко представлены образы-типы англичан: джентльмен,
выходец из викторианской эпохи, маргинал, отшельник, слуга. Некоторые из
них (джентльмен, слуга) - сквозные для английской литературы, но С.Моэм
изменяет их классические черты (например, слуга перестает равняться на
хозяина-джентльмена). Некоторые из образов-типов получают индикаторы,
касающиеся внешнего вида героев. В качестве таких индикаторов могут
выступать описания цвета волос и одежды. Образы представителей иных
национальностей в творчестве С. Моэма также многочисленны, но чаще
всего они стереотипизированы, усреднены.
- Романтические взаимоотношения в малой прозе У.С. Моэма
показываются через призму его гендерного самосознания, продиктованного
нетрадиционной сексуальной ориентацией писателя. Отношения между
женскими и мужскими персонажами основываются на оппозиции «свой-
чужой», где феминные образы наделяются чертами агрессоров, а
маскулинные – чертами жертв. При этом любовная связь между
европейцами, в основе которой чаще всего лежит взаимная выгода,
оказывается более длительной и устойчивой к влиянию обстоятельств,
нежели страстное влечение друг к другу представителей разных рас. Во
втором случае в отношениях персонажей выступают две оппозиции:
гендерная и расовая, - что делает любовное влечение кратким и приводит к
трагическому финалу.
Апробация диссертации проводилась на заседаниях кафедры русской,
зарубежной литературы и методики преподавания литературы Поволжской
государственной социально-гуманитарной академии (ныне – Самарского
государственного социально-педагогического университета). По теме
исследования были подготовлены доклады, представленные на
кафедральных и международных научно-практических конференциях: «XI Ознобишинские научные чтения» (Инза, Инзенский филиал УлГу, 2013), «XXXIV Зональная конференция литературоведов Поволжья» (Казань, КФУ, 2014), «XXVII Пуришевские чтения. Зарубежная литература XXI века: проблемы и тенденции» (Москва, МПГУ, 2015), «Актуальные вопросы филологических наук» (Казань, 2015), «Мова та культура: сучаснi аспекти спiввiдношення» (Одесса, МГУ, 2016), «XXIX Пуришевские чтения. Зарубежные писатели о русской литературе» (Москва, МПГУ, 2017). Основные положения работы отражены в 9 публикациях, в том числе в 3 статьях в научных периодических изданиях, входящих в перечень ВАК РФ.
Структура диссертационной работы продиктована ее содержанием и
включает в себя введение, две главы, заключение, а также
библиографический список, куда входит более 200 наименований.
Жанровая специфика новеллистики У.С. Моэма
Проблема определения жанра и выявления жанровых особенностей творчества автора всегда будет одной из самых острых. Это связано с целым рядом причин, одна из которых – отсутствие как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении единой, универсальной и полностью сформированной системы жанров.
Трудность определения жанровой принадлежности текста объясняется рядом причин. В случае, если речь идет о тексте, системы литературных жанров в разных странах различаются. При этом отнесение текстов к тому или иному жанру крайне важно, так как создает определенный угол зрения для анализа текстов26. Поэтому каждый из исследователей, затрагивая вопросы жанрологии, считает своим долгом предложить собственную жанровую систему, отвечающую конкретным запросам его исследования.
Современное представление о жанре во многом основывается на теории, выдвинутой М.М. Бахтиным. Он рассматривает жанры как «определенные, относительно устойчивые тематические, композиционные и стилистические типы высказываний»27. Бахтин особенно акцентирует внимание на том, что жанр неразрывно связан со стилем, и изменение стиля в итоге ведет к разрушению или самообновлению жанра. Таким образом, жанр – это не застывшее образование, а динамическая речевая система, которая изменяется с течением времени под влиянием различных социокультурных процессов.
На теорию М.М. Бахтина опираются многие зарубежные генристы, в том числе А. Пэско, который видит главную трудность поиска дефиниции для того или иного литературного жанра в том, что установить ее можно лишь в ретроспективе, и она не будет отражать те инновации и преобразования, которые имеют место прямо в момент речи. Из этого следует, что определения жанров необходимо постоянно пересматривать и дополнять, чтобы они отражали самые последние жанровые трансформации. Полностью исчерпывающую трактовку можно дать лишь «мертвому» жанру. Пэско пишет: «The hope of contriving a definition of short story which will remain useful until the end of time will be possible only when the short story dies as a genre»28 («Надежда изобрести такое определение короткого рассказа, которое будет оставаться исчерпывающим до конца времен, оправдает себя только в том случае, если короткий рассказ прекратит свое существование как жанр» - Е.Ч.).
Дж. Фроу, также выступающий последователем жанровой концепции Бахтина, рассматривает в своих трудах такое важное явление, как жанровое ожидание. Исследователь указывает: «Genre, like formal structures literally, works at a level of semiosis, - that is, of meaning-making – which is deeper and more forceful than that of the explicit «content» of a text»29 («Жанр, как, в прямом смысле, формальная структура, работает на уровне семиозиса - то есть, на уровне смыслообразования, расположенном глубже и оказывающем большее влияние, чем очевидное «содержание» текста» - Е.Ч.).
В интерпретации Фроу жанры демонстрируют взаимодействие между текстами. Не существует текстов уникальных: каждый из них определенным образом схож с каким- либо другим. Новые тексты строятся за счет повторения одних элементов и трансформации других. При этом повторяющиеся элементы, общие для группы текстов, и определяют их жанровую принадлежность.
Тем не менее в англоязычных странах литературный жанр в первую очередь воспринимается как группа текстов, имеющих примерно одинаковый размер и сходные формальные признаки. При этом фактор схожести объема текста выступает на первый план. Вероятно, это связано с тем, что в западной науке классификация жанров недостаточно детализирована.
В теории журналистики также оперируют термином «жанр». А.А. Тертычный определяет журналистские жанры как «устойчивые группы (типы) «однообразных» текстов»30. Исходя из вышесказанного, можно сделать вывод, что жанр – это некая устоявшаяся форма текста, сформировавшаяся в ходе исторического процесса и обладающая некой совокупностью отличительных признаков. Существенное место в данном определении занимает указание на длительность процесса становления и развития жанров: именно долгое время взаимососуществования жанров служит одним из факторов жанровой диффузии. Жанры перенимают друг у друга характерные черты, объединяются или поглощаются друг другом.
В англоязычной литературе процесс жанровой диффузии не так очевиден из-за того, что литературные жанры в ней более малочисленны. Ситуацию осложняет и то, что некоторые исследователи31 считают одним из основных факторов размежевания прозаических жанров их размер. Исторически англоязычная прозаическая литература делится на два вида: «fiction» (вымышленная) и «non-fiction» (реалистическая, документальная). Далее эти виды делятся на жанры в зависимости уже от объема текста: epic (эпос), novel (роман, обычно реалистический, который отграничивают от романа романтического – «romance»), novella/nouvellette (новелла), short story (короткий рассказ), short short story/ «flash fiction» (очень короткий рассказ объемом до тысячи слов), anecdote (анекдот).
Степень изученности каждого литературного жанра различается. Отечественный ученый А.А. Бурцев, исследуя жанр англоязычного короткого рассказа, сделал следующее наблюдение: «В английском литературоведении остается неясным само понятие «короткого рассказа»: в существующих работах нет сколько-нибудь стабильного и общепринятого определения этого жанра. Современные литературоведы прямо говорят о «пренебрежении» критики к короткому рассказу, о «незрелости» его теории»32. Действительно, при достаточно основательной степени разработанности теории романа, история развития и исторически обусловленные особенности малых жанров до сих пор остаются едва ли не «белым пятном» англоязычного литературоведения. Тем не менее, в настоящее время многие исследователи как в России, так и за рубежом, предпринимают попытки предложить наиболее полную жанровую классификацию.
Отечественные литературоведы, сталкиваясь с необходимостью определить жанр англоязычного текста, часто исходят из того, как определил его жанровую принадлежность сам автор. Например, русская исследовательница О.А. Королева провела анализ того, как называли свои истории в жанре короткого рассказа английские авторы XIX-XX веков. Результаты оказались следующими: Р. Стивенсон называл короткие рассказы «tale» и «fable», Р. Киплинг – «story», Дж. Конрад – «tale» и «story», Т. Гарди – «tales», Г. Уэллс – «tale» и «story», и, наконец, Джером К. Джером – «scetches» (юмористические новеллы), «essays» (эссе), «short stories» (короткие рассказы), «stories» (рассказы), «novellette» (новеллы)33. Подобное подведение итогов также демонстрирует несомненную популярность жанров «малой» прозы в это время, что связывают, с одной стороны, со специфическим явлением «конца века», а с другой – с бурным ростом журнальной периодики, предпочитавшей небольшие рассказы отрывкам из романов, за выходом которых было неудобно следить. Что же касается определения жанровой принадлежности собственной «малой» прозы самим Моэмом, то он предпочитал «stories» (рассказы), «short stories» (короткие рассказы) и «very short stories» (очень короткие рассказы), а также «essays» (эссе) в работах публицистической природы.
Из-за разницы в жанровых системах различных литератур (например, русской и западноевропейской), при переводе названий произведений, содержащих указание на их жанровую специфику, могут теряться некоторые особенности. Так, например, полное название сборника новелл Сомерсета Моэма «Cosmopolitans: Very short stories» («Космополиты: очень короткие рассказы») в переводе на русский не точно отражает жанровые особенности сборника, потому что в отечественном литературоведении сложно подобрать жанр, полностью эквивалентный «very short story» (авторского названия «short short story»), на который намекает заглавие на языке оригинала. Именно поэтому в русскоязычной редакторской практике название сокращают до «Космополитов»34. Подобная судьба постигла и сборник «Шесть рассказов, написанных от первого лица» («Six Stories Written in the First Person Singular», 1931), который было бы более уместным назвать «Шесть историй, написанных от первого лица», так как произведения, входящие в этот сборник, демонстрируя существенную степень жанровой размытости, несут в себе как черты рассказа, так и черты новеллы.
«Литературная журналистика» Сомерсета Моэма
К публицистическим работам У.С. Моэма, как ни к каким другим, применим англоязычный термин «literary journalism» - литературная журналистика. В русскоязычной среде дефиниция «литературная журналистика» используется нечасто, и ее зона употребления значительно сужена, по сравнению с англоязычной средой. Под явлением «literary journalism» в Великобритании, США и других англоязычных странах подразумевается широчайший пласт non-fiction (т.е. документальных) текстов, куда входит литературная критика, биографические и автобиографические работы, мемуаристика и дневниковые записи, заметки о путешествиях и о еде (food writing), хроника, эссе и различные гибридные формы93. В случае с Моэмом интересно то, что и многие из тех его произведений, что относятся к художественной литературе, основаны на его личных переживаниях, жизненном опыте, а также на знаниях и впечатлениях, почерпнутых им во время многочисленных путешествий. Так, например, «Бремя страстей человеческих» («Of Human Bondage», 1915), один из самых известных романов Моэма, будет уместно назвать «semi-autobiographical», т.е. «полу-автобиографичным»: автор не только дал своему герою собственное имя – Филип Кэри, но и, наградив его судьбой, весьма похожей на свою, все-таки изменил в той или иной степени некоторые из фактов своей биографии. Сам Моэм нарочито подчеркивал то, что это его произведение – «роман, а не автобиография: хотя в нем много автобиографических деталей, вымышленных гораздо больше»94.
Как известно, свой творческий путь Уильям Сомерсет Моэм начал с написания романов и пьес, а первой его изданной книгой была «Лиза из Ламбета» («Liza of Lambeth», 1897). Однако задолго до ее выхода в печати – в 1892 году - Моэм начинает вести дневниковые записи. Много позже автор объединит их в массивный блок мемуаристики под названием «Записные книжки писателя» («A Writer s Notebook», в пер. Л. Беспаловой и И. Стам – «Записные книжки»). В предисловии к «Записным книжкам» Моэм сопоставляет свое творение с «Дневником» французского писателя Жюля Ренара. Ренар заносил в произведение различные удачные фразы, парадоксы, пейзажные и портретные зарисовки и многое другое, что могло бы пригодиться писателю в его творчестве. Воспользовавшись его опытом, Моэм также вел не обычный (по большей части), а творческий дневник, включая в него фрагменты диалогов, авторские афоризмы и пословицы («Респектабельность – это плащ, в который дураки одевают свою глупость»95), философские размышления, краткие зарисовки пейзажей и портретов и, крайне редко, зарисовки из своей жизни. Хронология намечена лишь указанием лет, иные даты не приводятся. Интересная особенность пейзажных и портретных зарисовок, вошедших в «Записные книжки писателя», кроется в отсутствии у них названий. Тем не менее те части, которые подразумевают некую литературную законченность, предваряются словами или словосочетаниями, указывающими на тему произведения: «Брукс», «Гоа», «Священник», «Создатель Империи». Форма, используемая Моэмом для их написания, сильно напоминает очерковую, к которой он обратится впоследствии для создания сборника «На китайской ширме» («On the Chinese Screen»). В кратких описаниях природы, носящих характер набросков и предполагающих незавершенность – как на уровне смысла, так и на уровне текстового воплощения, - первые же слова задают тему: «Здесь расстилаются такие дали, что кажется, само пространство протяжно вздыхает…»96. Пробы пера, вошедшие в «Записные книжки», оказали значительное влияние на становление индивидуального стиля Моэма, однако оформлены в сборники, дополненные пояснениями, они были лишь в конце его жизни. «Записные книжки» заканчиваются записями Сомерсета Моэма, датированными 1944 годом, когда автору исполнилось 70 лет. В целом это произведение, вышедшее на родине писателя в пятнадцати томах, представляет собой крайне обширное и интересное поле для дальнейших исследований.
Возвращаясь к стокам литературного творчества У.С. Моэма, следует упомянуть, что среди первых его работ был еще и сборник малой прозы «Orientations», увидевший свет в 1899 году, однако после его выхода писатель нескоро вернулся к написанию рассказов и новелл. Для того, чтобы работать со столь излюбленным им жанром, как «short story», Моэму необходимо было набраться опыта - как жизненного, так и писательского. К «нонфикшн», т.е. к документальной части своего творчества, он придет в еще более зрелом возрасте. В молодости писатель также предпринимал попытки создавать произведения с документальной основой: травелоги, или так называемые «книги путешествий». Очевидно, что «книга путешествий» - чрезмерно широкое понятие. На протяжении долгих лет исследователи пытаются внести ясность и стройность в систему литературных жанров, повествующих о приключениях рассказчика в незнакомых ему землях. В англоязычных странах сложилась следующая классификация fiction и non-fiction литературы о путешествиях: в нее включают широкий пласт приключенческой литературы (adventure literature)97, не относящейся к документалистике, а также путевые журналы (travel journals), письма (letters) и любые документы, содержащие информацию о том, кто, куда, зачем, с какой целью и на чем добирался98, путеводители и гиды для путешественников (travel guides), «nature writings» (зарисовке и эссе о природе, которые могут быть представлены как в прозаической, так и поэтической форме), мемуары и книги путешествий (travel books, travelogues)99. Отечественная исследовательница Л.О. Терновая относит к жанру травелога весь спектр текстов (как журналистских, так и литературных), где сообщалось о путешествиях: отчеты об экспедициях, приключенческую и фантастическую художественную литературу100. Несмотря на то, что для многих ученых правдивость и историческая достоверность описанных странствий не является определяющим фактором литературы путешествий, К.М. Филлипс отмечает: «The travel-writing author may or may not have undertaken a journey, but without a testimony of first-hand travelers, his or her work could not exist»101 («Автор, пишущий о путешествиях, может отправляться или не отправляться в поездку, но без свидетельств путешественника, полученных из первых рук, его или ее труд существовать не может». - Е.Ч.). Таким образом, в литературе путешествий, даже описывающей вымышленные события, фактологической основе отводится важная роль.
Первой из нон-фикшн «книг путешествий» Моэма стала «The Land of the Blessed Virgin: Sketches and Impressions in Andalusia» («Земля Пресвятой Девы; Зарисовки и впечатления в Андалузии», 1905). Тед Морган в биографии писателя указывает, что тот написал ее еще в 1888-1899 годах, когда жил в Севилье102. У книги была непростая судьба: ее не удалось опубликовать в журналах по частям, и Моэм, полностью ее переработав – для этого в апреле 1903 году ему пришлось предпринять еще одну поездку в Испанию, - смог добиться ее выхода в печати лишь в 1905 году. Книгу выпустил Уильям Хайнеманн, известный издатель, с которым у Моэма к тому времени сложились весьма непростые отношения. Критики отнеслись к «Земле Пресвятой Девы» с прохладцей; единственная положительная, хоть и очень короткая рецензия на нее принадлежала Вирджинии Вульф (тогда еще Вирджинии Стивен). Та указала на то, что элементы личного в книге превалируют над фактами, но также отметила, что автор обрабатывает информацию о стране аккуратно и тщательно103.
Точную жанровую природу «Земли Пресвятой Девы» определить непросто. В названии писатель оговаривает, что речь пойдет о зарисовках или миниатюрах (sketches) и о впечатлениях (impressions). Это дает читателю понять, что повествование предполагается отрывочное, в чем-то не завершенное, дающее беглое представление о самых ярких моментах путешествия. Общий тон повествования выглядит в книге более восторженным, чем тот, что задастся в последующих работах. Моэм на этом этапе жизни уделяет больше внимания тому, что популярно и неоднократно воспето до него, чем тому, что уникально в своем бытовом аспекте, в ежедневной повторяемости: он пишет про бои быков, испанские танцы и известные на весь мир соборы, упуская при этом из виду более тонкие детали, формирующие национальный колорит.
Упоминание Мадонны не зря вынесено в название сборника – ей, как и в целом различным аспектам веры и религии в Испании, отводится в травелоге значительное место. Моэм не забывает о Богоматери, даже когда основное место в фокусе его повествования на краткий миг занимает кто-либо другой – например, замеченный писателем среди олив свинопас: «He was born and grew to manhood and tended his swine, and some day he would marry and beget children, and at length die and return to the Mother of all things» («Он родился, возмужал и заботился о своей свинье, однажды он поженится, станет отцом, в конце концов умрет и вернется к Матери всего живого». - Е.Ч.).
Моэм ассоциирует Андалузию с образом Богоматери, но не только потому, что это очень набожный, чтящий святыни регион, а в силу его плодородия, крепкой связи между людьми и землей. Религиозные мотивы встречаются и в обширных восторженных описаниях, но подчас в довольно причудливой форме. Описывая закат в зарисовке «The Swineherd» («Свинопас»), Моэм пишет: «But the sun fell gold and red, and the rift in the clouds was a kingdom of gorgeous light; the earth and its petty inhabitants died away, and in the crimson flame I could almost see Lucifer standing in his glory, god-like and young; Lucifer in all majesty, surrounded by his court of archangels, Belzeebub, Belial, Moloch, Abaddon» («Но солнце садилось, золотое и алое, и просвет между облаками был царством яркого света; земля и все ее ничтожные обители сгинули, и в багровом пламени я практически видел в нем Люцифера, стоящего во всем своем великолепии, богоподобного и юного; Люфицера величественного, окруженного группой верных ему архангелов – Вельзевулом, Белиалом, Молохом, Абаддоном».
Тема взаимодействия культур в малой прозе Моэма в контексте развития колониальной темы в англоязычной литературе конца XIX – первой половины XX вв.
Тема взаимоотношений между людьми, выросшими и воспитанными в разных культурных контекстах, интересовала многих писателей периода XVIII-XX вв. Значительное число территорий находились тогда в колониальной или иной зависимости от Великобритании, и англичане отправлялись туда по работе или же влекомые любопытством.
В XVIII веке выходцы из богатых английских семей должны были непременно совершить большое путешествие за границу, чтобы расширить горизонты и закончить свое становление как джентльмена. Такой выход в большой мир назывался Grand Tour и совершался обычно в страны Европы. Особенно популярна была Италия. Следуя этой традиции, Моэм путешествовал в молодости по Европе, хоть и не был наследником значительного состояния. После этого он отправлялся во все более дальние земли: в Китай, в Малайзию и даже в Россию – сюда со шпионской миссией. В путешествиях Моэма привлекает местный колорит и рассказы случайно встреченных людей. Так, из-за того, что в сборнике новелл «Казуарина» автор лишь незначительно изменил реальные истории и факты, в Малайзии он был провозглашен «нежелательной персоной», которая только и делает, что позорит белое население страны145.
Необходимо заметить, что в постколониальной теории существуют две концепции взаимодействия мировых культур. Первая из них воплощает идею «плавильного котла», в котором представители разных народов вынуждены сосуществовать вместе, в результате чего формируется единая транснациональная культура. Вторая концепция основана на идее мультикультурализма. Политика мультикультурализма строится на том, что каждой нации и народности необходимо сохранять свои уникальные черты и культурные особенности, развиваясь параллельно, но при этом взаимно обогащая друг друга146.
В произведениях, затрагивающих тему колониальной жизни, – не только рассказах, но и романном творчестве и публицистике – Моэм придерживается позиции, во многом сходной с концепцией мультикультурализма. Он не призывает относиться к выходцам иных культур дружески; часто в тексте можно увидеть отражение его брезгливого отношения к туземцам. В этом нет ничего удивительного: даже многие соотечественники Моэма, равные и превосходившие его по статусу, считали его снобом. Тем не менее, в своих текстах писатель неоднократно высказывал мысль о том, что каждый народ ценен, а потому должен развиваться, двигаясь по своему уникальному пути. В очерке «Философ» («The Philisopher») из цикла «На китайской ширме» старый китаец задает автору-повествователю ряд риторических вопросов: «По какому праву вы смотрите на нас сверху вниз? Превзошли ли вы нас в искусстве и литературе? Уступали ли наши мыслители глубиной вашим? Была ли наша цивилизация менее развитой, менее сложной, менее утонченной, чем ваша?»147. Эти вопросы - риторические лишь на первый взгляд – очевидностью подразумевали отрицательный ответ. В том же очерке У.С. Моэм демонстрирует очень уважительное отношение к китайской культуре в целом и к различным ее составляющим: философии, поэзии, каллиграфии. В.П. Шестаков подчеркивает, что подобное отношение к другим народам свойственно британцам в принципе: «несмотря на известный снобизм и самодовольство, англичане чрезвычайно толерантны по отношению к другим нациям и никогда явно не выражают свой комплекс превосходства над другими народами»148. Тем не менее нельзя игнорировать и тот факт, что пути развития восточных и западных стран различны. Моэм, уделивший много времени путешествиям и наблюдению за представителями различных культур, понимал, что союзы (как экономические, так и любовные) между людьми разных национальностей непрочны. Именно поэтому в его произведениях («Рыжий», «Гонолулу», «Заводь» и др.) часто звучит мотив кратковременности и хрупкости межрасовых отношений.
Мультикультурализм как культурный феномен предметом постколониальных исследований стал сравнительно недавно – лишь в конце XX в., что связано с усилением миграционных процессов и было в существенной мере продиктовано ситуацией с обилием культурных групп в США, куда хлынул поток переселенцев из других стран. Одним из основных разработчиков идеи мультикультурализма стал американский ученый палестинского происхождения Э. Саид. По мысли Саида, в основе оппозиции «мы и они», основанной на национальной принадлежности, лежит ориентализм как доктрина.
Исследователь отмечает, что Восток был изобретен людьми Запада как нечто, противоположное их культуре. Восток для них – это, в первую очередь, земли колоний, нечто, с чем связаны романтические настроения, изысканные переживания и представления о загадочных мифических существах. Кроме того, Восток выступает еще и как культурный противник Европы, и, по меткому выражению Эдварда Саида, «…один из наиболее глубоких и неотступных образов Другого»149.
М. Тлостанова, также изучаюшая особенности концепции мультикультурализма (в частности, американского), подчеркивает, что это «весьма противоречивое междисциплинарное явление, включающее идеологические, философские и художественные аспекты и оперирующее в сферах антропологии, социологии, политологии, экономики, историографии, педагогики, наконец, литературоведения и философии»150. Затрагивая множество областей знания, оно обрело в немалой степени идеализированный и утопический характер. Рассказы и новеллы Моэма демонстрируют, что попытки если не создания, то сохранения «культурного разнообразия» в самой примитивной его форме (на уровне сосуществования якобы «неравноценных» по своей значимости традиций различных народов в пределах одной территориальной единицы) в эпоху колонизации часто обречены на провал («Макинтош», «Дождь»).
Однако о далеких землях писал не только Моэм. Пласт литературы писателей-колонистов необычайно широк и разнообразен. Его появлению предшествовала давняя традиция изображения дальних странствий и взаимоотношений с представителями других народов в английской (и не только) литературе. К примеру, эстетике предромантизма (XVIII в.) были свойственны идеи экзотизма и ориентализма151. Так как детально и полно рассмотреть колониальное творчество англоязычных авторов конца XIX – начала XX века и сопоставить его с произведениями Моэма в рамках данного исследования не представляется возможным, мы прибегли к тезаурусному методу, сформулированному Вал.А. и Вл.А. Луковыми152. Основными особенностями тезауруса представляются его неполнота в сравнении с реальным развитием культуры, фрагментарность и иерархичность. Опираясь на тезаурусный подход, обратимся к произведениям нескольких англоязычных авторов, творивших на рубеже XIX и XX веков, чьи работы, по нашему мнению, отражают ряд основных особенностей трактовки колониальной темы своего времени.
Так, Редьярд Киплинг (1865-1936) - один из ярчайших представителей группы писателей-колонистов - родился на пятнадцать лет раньше Моэма, ушел из жизни еще до Второй мировой войны, и значительный отрезок его творческого пути пришелся на «переходную эпоху» смены столетий. Любопытно, что в хитросплетениях судьбы Киплинга и Моэма можно найти немало схожего: так, оба они в раннем детстве жили за пределами Англии (Киплинг – в Индии, Моэм – во Франции), а, вернувшись на родину, очень тяжело привыкали к ее условиям, некомфортно себя чувствовали в учебных заведениях. Оставив пору юности за спиной, оба заинтересовались журналистикой. Киплинг работал в «Гражданской и военной газете» в Британской Индии и в аллахабадской газете «Пионер», для которой писал путевые очерки. Исследователь Ф.М. Скляр утверждает, что Киплинг не отделял журналистику от литературного творчества и, работая над новеллами, наделял их чертами репортажа – его прельщали документальность, хронологичность, возможность использовать, наряду с вымыслом, специфические знания и собственные наблюдения. Литературовед указывает: «В самом творческом процессе Киплинга от исходного момента есть соединение журналистики с художественной литературой»153. Своеобразие творческого метода писателя в том, на взгляд Ф.М. Скляра, что художественный вымысел используется лишь для того, чтобы усилить факт или придать ему новое звучание. Этим его рассказы и новеллы близки к очеркам.
Тема любви в малой прозе У.С. Моэма
Как и многие люди творческих профессий, Сомерсет Моэм был не слишком счастлив в личной жизни. Нетрадиционная сексуальная ориентация, которую он тщательно скрывал из-за действовавших в Британии запретов, и неудачный брак сильно повлияли на то, как писатель воспринимал женщин. Необходимо уточнить, что Моэм проявлял романтический интерес к прекрасному полу. Доказательством тому будет, например, его роман с актрисой Сью (Этелуин Сильвией) Джоунз, чьи черты легли в основу образа Рози Дриффилд из «Пирогов и пива»232. Тем не менее, в отношениях с Сири Велком, ставшей У.С. Моэму женой и подарившей ему дочь Мэри Элизабет, писатель не испытывал влюбленности. Супруга была нужна ему в качестве ширмы для его личной жизни, неприемлемой для современного ему общества. Сири подобное положение дел не устраивало: она, влюбленная в Моэма поначалу, не могла и не желала принять его бисексуальность. Брак Сомерсета Моэма с Сири длился с 1917 по 1929 год, и под конец превратился для писателя в тяжелейшее испытание. К тому моменту у Моэма успела сформироваться прочная связь с Джеральдом Хэкстоном, занимавшим должность его секретаря. Тот - почти на двадцать лет моложе - был бесчестен и способен на жестокость, но Моэм видел в нем источник вдохновения, и это выводило Сири из себя. Скандалы, которые она закатывала, не могли пройти без последствий: лейтмотивом творчества У.С. Моэма становится мысль о том, что женщины ненадежны, полны желания причинить мужчине боль, а потому их следует остерегаться.
Любопытный факт о малой прозе Сомерсета Моэма периода его брака с Сири Велком: автор крайне редко указывает, что герой-повествователь, чей образ появляется в его новеллах, женат. Поскольку из контекста выясняется, что этот герой, подобно самому Моэму, писатель и путешественник, его личность начинает ассоциироваться с личностью Моэма. Несмотря на существенный объем работ, которые можно назвать мемуарными или хотя бы содержащими автобиографические мотивы, писатель четко дозировал объем личной информации, которым готов был поделиться с читателем. На страницах рассказа «Слово чести» («The Promise», 1921) упоминается жена героя-повествователя, однако нет никаких подтверждений тому, что речь действительно идет о Сири, а не об абстрактной супруге рассказчика, ибо в новелле не указывается ее имени: «Моя жена вечно всюду опаздывает…»233. Тему чувств героя-повествователя к супруге он не затрагивает.
Тем не менее можно предположить, что недоверие писателя к женщинам сформировалось много раньше, задолго до неудачного брака. В мемуарных заметках из сборника «Записные книжки» («The Writer s Notebook») Моэм отмечает: «В глубине души ни один мужчина не бывает столь же циничным, как хорошо воспитанная женщина»234. Запись датируется 1896 годом. Судя по этому, опасливое отношение Моэма к прекрасному полу становится частью его ментальности, относящейся к полоролевым стереотипам и поведенческим нормам. Исследование представлений о социальных и культурных аспектах, свойственных тому или иному полу, проходит в контексте гендерологии – сравнительно новой междисциплинарной области знания, которая в России находится на стадии становления. В зарубежном литературоведении в настоящее время очень популярны гендерные исследования, сосредоточенные на рассмотрении феноменов феминности и маскулинности, принимающих отношения противостояния и взаимного дополнения. При этом гендер рассматривается как «культурная маска пола», т.е. репрезентация половой принадлежности в приложении к социальному. Гендерное самосознание, как отмечает исследовательница С. Охотникова, - не менее важная разновидность социального самосознания, чем самосознание национальное или классовое235.
Специфика гендерного самосознания Моэма заключается в резком размежевании мужчин и женщин, в результате которого последние занимают позицию опасного «чужого». В произведениях писателя именно женщины зачастую становятся причиной раздора в семье и заставляют мужчин страдать. При этом описанные дамы могут обладать приятным нравом, легко сходиться с людьми и вызывать у читателя (во всяком случае, на первых порах) несомненную симпатию. Моэм не превращает их в «порождения зла», не делает образы однобокими и утрированными. Он, много лет ведший дневники и делавший заметки, в которых подмечал особенности людей, касающиеся как внешности, так и психологии, старается сохранить живость, разнообразие характеров, свойственное реальному миру. Однако современники-критики, обращавшиеся как к художественным, так и к публицистическим работам Моэма, отмечали, что писатель весьма смутно понимает порывы женской души – для него она, и в самом деле, была потемками. Так, к примеру, Ноэль Аннан в обзоре, посвященном сборнику «Десять величайших романов человечества», заведя речь о замечаниях писателя в адрес психологии героини Достоевского, Настасьи Филлиповны, со всей деликатностью указывает: «Mr. Maugham s knowledge of virgins is sadly rusty»236 («Познания мистера Моэма о девушках прискорбно устаревшие». - Е.Ч.). Забавно, но сам Моэм считает, что плохо понимал женщин именно русский прозаик: «Достоевский был чувственным человеком, даже гиперсексуальным, но не думаю, что он много знал о женщинах»237. В произведениях Достоевского он обнаруживает два типа женщин: слабых, чистых сердцем и запуганных или гордых, самодостаточных и жестоких; образы мужчин же он признает полными, индивидуально проработанными. Представление о женщине как о том, кто причиняет боль, и о мужчине как о жертве на бессознательном уровне просачивается и в творчество самого Моэма.
Американский литературовед П.Дж. Холден, рассматривавший ориентальную прозу Моэма через призму современных постколониальных и гендерных исследований, считает, что писатель активно использовал «колонизаторские тропы», а именно – систему расовых, гендерных и географических бинарных оппозиций («racial, gender and geographical binarisms»238), способствующую созданию вполне определенного образа британца-колониалиста. Например, по мнению Холдена, усредненный портрет главного героя в рассказах и новеллах из сборника Моэма «Трепет листа» таков: это хорошо образованный мужчина - представитель среднего класса, выполняющий административные обязанности, отличающийся собранностью, рациональностью, сдержанностью в эмоциях и поступках, а также внешним лоском239. Однажды волею судьбы он оказывается на одном из островов Южного моря, где изматывающая душу жара и невообразимо яркие пейзажи наполняют атмосферу томностью и неуловимой женственностью. Так проявляется неочевидная на первый взгляд бинарная оппозиция: «холодный и невозмутимый северный мужчина/ плодородная, кипящая скрытыми страстями земля юга». Обнаружив ее, исследователь говорит о «феминизации южной части Тихого океана как места, где можно проявить естественную гетеросексуальность» («feminization of the South Pacific as an area for the expression of a naturalized heterosexuality»240).
В отношении прозы Моэма Холден также отмечает: «His later, and more popular fiction, however, is increasingly sex-stereotyped, displaying a misogyny that is impervious to critical intervention»241 («Его поздние - более популярные -произведения, тем не менее, все активнее наполняются поло-ролевыми стереотипами, демонстрируя мизогинию, которая не поддается критике». - Е.Ч.). Существует целый пласт англоязычных изысканий, посвященных критике моэмовского «женоненавистничества», однако даже их авторам приходится признать, что у Моэма есть и драматические героини, представленные в позитивном ключе. Холден во многом объясняет это так называемое «женоненавистничество» английской литературной традицией того времени242.
Среди всех черт характера английской женщины Моэм особо выделяет расчетливость, которая может принимать форму здорового прагматизма, но и приводить к постоянному поиску личной выгоды. Примером женщины, которая трезво и разумно относится к романтическим отношениям, не позволяя себе потерять голову, становится героиня рассказа «Джейн» («Jane»), пятидесятилетняя вдова Джейн Фаулер. Ее фигура – сюжетообразующая. Джейн вышла замуж за «молодого человека» Гилберта Нэйпира, с которым у них огромная разница в возрасте. Джейн некрасива и старомодно одевается, поэтому ее сестра немедленно решила, что жених охотится за деньгами несчастной влюбленной женщины. Джейн объяснила, что согласилась на замужество не потому, что влюблена, а потому, что Нэйпир просил ее руки множество раз. Однако читатель может усомниться в том, что между ней и ее женихом, а впоследствии мужем, нет любви, потому что их отношения очень теплые, построенные на доверии. Джейн позволила супругу мало-помалу изменить ее гардероб и стиль; подобно Пигмалиону, тот создал из нее свою Галатею. Однако когда шедевр был закончен и высший свет Лондона с готовностью принял новую Джейн, та решила уйти от Нэйпира к сэру Реджинальду Фробишеру, адмиралу и «человеку ее возраста». Она аргументировала свое решение тем, что «с молодежью не о чем разговаривать»243, а не тем, что чувствовала любовь или хотя бы влюбленность к новому избраннику. При этом Джейн намеревалась поддерживать дружеские отношения с бывшим мужем, чтобы он продолжил создавать для нее необычные наряды.