Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Роль традиции в становлении образа творческой личности в произведениях Дж. М. Кутзее и С. Рушди 19-47
1. 1. Теоретико-методологический аспект проблемы «творческой личности» в современной науке 19-24
1. 2. Истоки образа творческой личности в английской литературе 24-39
1. 3. «Двойная» идентичность — специфическая черта образа творческой личности в произведениях Дж. М. Кутзее и С. Рушди 39-47
Глава 2. Творческая личность в контексте истории 48-106
2. 1. История и творчество — магистральные темы постколониального и мультикультурного романа 48-58
2. 2. «Английская книга» как источник сюжетов для мультикультурной литературы. Образ творческой личности в романе Дж. М. Кутзее «Мистер Фо» и история колониальной Англии 59-78
2. 3. Взаимосвязь творчества и истории в романе С. Рушди «Земля под ее ногами». Художник-хамелеон как особый тип творческой личности .78-94
2. 4. Воплощение различных типов творческой личности в женских образах (на примере романа Дж. М. Кутзее «Элизабет Костелло» и романа С. Рушди «Земля под ее ногами») 94-106
Глава 3. Формы мифологизации образа творческой личности в произведениях Дж. М. Кутзее и С. Рушди 107-187
3. 1. Основные источники мифологической образности в творчестве Дж. М. Кутзее и С. Рушди 107-119
3. 2. Мифологизация образа русского писателя в романе Дж. М. Кутзее «Осень в Петербурге» 120-153
3. 3. Обращение к мифу как способ актуализации проблем художественного творчества и психологии творческой личности (на примере романа С. Рушди «Земля под ее ногами» и романа Дж. М. Кутзее «Элизабет Костелло») .154-175
3. 4. Творчество как способ постижения реальности. Мифологизация истории Индии в романе С. Рушди «Дети полуночи» 175-187
Заключение 188-193
Список литературы
- «Двойная» идентичность — специфическая черта образа творческой личности в произведениях Дж. М. Кутзее и С. Рушди
- «Английская книга» как источник сюжетов для мультикультурной литературы. Образ творческой личности в романе Дж. М. Кутзее «Мистер Фо» и история колониальной Англии
- Мифологизация образа русского писателя в романе Дж. М. Кутзее «Осень в Петербурге»
- Творчество как способ постижения реальности. Мифологизация истории Индии в романе С. Рушди «Дети полуночи»
«Двойная» идентичность — специфическая черта образа творческой личности в произведениях Дж. М. Кутзее и С. Рушди
Проблемы природы творчества и творческой личности всегда занимали лучшие умы человечества. Научное сообщество проявляет достаточно устойчивый интерес к данной проблематике: ей посвящены работы М. М. Бахтина, Н. А. Бердяева, Х. Ортего-и-Гассета, Ю. М. Лотмана, Н. С. Бочкаревой и мн. др.31. В наследии таких разных философов, как Аристотель, Барт, Бергсон, Бэкон, Гегель, Гюссерль, Кант, Платон, Сартр, Фуко и многих других в той или иной форме также выражено собственное толкование данной проблемы32. Само представление о творчестве как деятельности, непосредственно связанной с процессом творения, встречается еще раньше — в мифологических и дорелигиозных учениях, при этом, как замечает М. А. Кузнецова, «интерпретация творчества и специфики творческой деятельности человека в истории философии и науки, безусловно, соотносится с типом мировоззрения, доминирующим в ту или иную эпоху»33.
В современной исследовательской литературе не ощущается недостатка в различных вариантах подхода к этой проблеме. Наиболее авторитетная классификация существующих концепций творчества делит их все на два направления: в одном принято выделять в творчестве черты «свободной, ничем не . обусловленной, произвольной активности человека», в другом — связывать этот процесс с «деятельностью Бога, творящего мир природы и самого человека»34. Осмысление «творческого» можно справедливо считать актуальной проблемой и современной науки. Несмотря на то, что многие поставленные вопросы уже нашли свое решение, по признанию исследователей, «парадоксальность современной ситуации состоит не в недостатке, а именно в избытке противоречивых разноплановых теорий, концепций и моделей, тяготеющих к тому или иному истолкованию природы творчества и отдающих предпочтение какому-то одному виду творчества».
Обращаясь к проблематике искусства, мыслители чаще всего рассматривали ее в двух ипостасях, которые условно можно обозначить по ключевым дефинициям «художник» и «мироощущение эпохи». Первая базируется преимущественно на анализе изображения «творческой личности» как субъекта. В теориях, придерживающихся данного подхода, приобретают ключевое значение понятия «свобода», «индивидуальность», «творческая интуиция», «внутренне озарение», активно анализируется психологическая составляющая и вещественное содержание творчества. Второй подход предполагает осмысление способности любого человека создать что-то новое для общества. В данном аспекте актуальность приобретают сущностные характеристики общественного человека: «всеобщность», «признанность», «новизна», «уникальность», «продукт», что больше связывается с социологическим подходом к анализу рассматриваемого понятия. В работах приверженцев второго подхода более явно проступают связи с социальным содержанием понятия «творчество»
В различные периоды истории изучения искусства каждый из данных подходов становился основой для создания философской школы, разработки самостоятельной мировоззренческой концепции. В некоторых случаях сторонники одного из подходов при этом игнорировали или отвергали ценность другого. Первый подход в одном из наиболее полных вариантов реализовался, например, в философии экзистенциализма, второй — в социологических концепциях37. При существовании достаточно большого количества мировоззренческих концепций, останавливающихся лишь на одном из подходов, в науке предпринимались и продуктивные попытки объединения выделенных принципов. Ю. М. Лотман, рассуждая о содержании и структуре понятия «художественная литература», отмечает: «в художественном развитии принимают участие не только художественные тексты. Искусство, представляя собой часть культуры, нуждается для своего развития в не-искусстве ... Между внешней и внутренней сферами происходит постоянный обмен, сложная система вхождений и выведений»38. По признанию самих исследователей, «осмысление художественного творчества с философских позиций предполагало все более сознательное обращение к социокультурному контексту, в котором разворачивалось творчество конкретного художника»39.
Соотнесение образа художника, творческой личности с образом времени, истории, «мироощущением эпохи», предпринятое во второй главе настоящей работы («Творческая личность и парадигмы истории»), позволит создать более целостное представление об исследуемых произведениях постколониальных писателей Дж. М. Кутзее и С. Рушди, а также о закономерностях развития литературной ситуации анализируемого периода в целом. Для этого необходимо решить следующую проблему: выяснить, какие факторы, исторические реалии влияют на поэтику произведений конкретного автора, отражаются на эволюции образной и персонажной систем. На наш взгляд, наиболее ярко данная проблематика проявляется при обращении к творчеству англоязычных постколониальных писателей, в произведениях которых выстраивается целая галерея образов творческой личности, художника в самом широком смысле, «человека, творчески работающего в какой-нибудь области искусства»40: писателя, музыканта, живописца и т.д.
Наиболее близкими к пониманию сути ключевого для настоящего исследования понятия творческой личности являются следующие тезисы: «в творчестве вообще (и художественном в частности) соединяется интеллект и чувства»41, для творческой личности характерна деятельность «в обществе, направленная на создание нового, ее значение и различные формы проявления в современном мире»42. В качестве рабочей формулировки для определения специфики взаимодействия понятий «творческая личность» и «исторические реалии» в диссертационной работе используется тезис, предложенный исследователем М. М. Шибаевой: «индивидуальное сознание интегрирует, как известно, интеллектуальные, эмоциональные и волевые компоненты мира человеческой субъективности, а также «работу» культурно-исторической памяти»43.
Более метафорично схожую мысль высказал Ж. П. Сартр: «культура... это сознание постоянной эволюции человека и мира, в котором он живет, работает и борется. Человек — объект и субъект культуры: он ее создает, но и культура создает человека»44.
«Английская книга» как источник сюжетов для мультикультурной литературы. Образ творческой личности в романе Дж. М. Кутзее «Мистер Фо» и история колониальной Англии
Неоднозначность существующих описаний исторических событий символически обнажается автором и в переосмыслении всем известного жизнеописания Крузо и Пятницы: «… его (Крузо) рассказы были столь различны и часто противоречили друг другу … он сам не всегда мог отличить правду от вымысла … я в конце концов разучилась отличать правду от лжи или пустой болтовни»169. Сьюзэн признается, что и биография Крузо, и история появления на острове Пятницы каждый раз представали перед ней в разных версиях. Вслед за своими героями Дж. М. Кутзее переосмысляет не только историю Крузо и Пятницы, но и историю всей колониальной Англии.
Современный читатель, знакомясь с очередным вариантом истории Робинзона и Пятницы в переработке Дж. М. Кутзее, не может не уловить иронии автора: история — не данность, и иногда она отражает действительность однобоко. «Мы не можем более допустить такие концепции истории, которые акцентируют только линейное движение, или гегелевскую трансценденцию, равно как мы не можем принять географические или территориальные допущения, которые приписывают центральное место атлантическому миру, а не-западным регионам — прирожденную и даже преступную периферийность»170, — пишет Э. Саид.
Взгляд на историю Дж. М. Кутзее разделяет и другой постколониальный писатель — С. Рушди, признаваясь в одном из интервью, что основной урок, который он усвоил во время учебы в Кембридже, следующий: «Вопрос «А что, если?..» неинтересен. По-настоящему важен лишь ответ на вопрос «Что есть?». Рассуждать о том, что было бы, если бы Гитлер выиграл Вторую мировую войну, неинтересно, потому что он ее проиграл. Интересно другое: разобраться, почему он ее проиграл и каковы последствия его поражения. Для писателя это самая лучшая отправная точка. Спросите: что есть на самом деле? Почему это так? Поверьте мне, на эти вопросы очень нелегко ответить, потому что в глазах разных людей выглядят по-разному даже самые простые события. Тем более в нашу эпоху, когда для одних человек — террорист, а для других он герой»171. Более подробно С. Рушди рассуждает об относительности истории и возможных вариантах ее интерпретации в романе «Земля под ее ногами»: «Невозможные истории, истории, «вход» в которые «воспрещен», меняют нашу жизнь, наше сознание не менее часто, чем авторизованные версии, те, что подаются нам как правдоподобные, на которых нам предлагают или же велят основывать наши суждения и нашу жизнь»172.
Несомненно, на взглядах С. Рушди, как и Дж. М. Кутзее сказывается влияние постмодернистского толкования истории. Приверженцы постмодернизма считают, что на самом деле мы имеем дело не с историей, а с текстами, которые можно толковать по-разному. Л. Хатчеон, известный теоретик постмодернизма, говоря о близости истории и литературы, отмечает, что «постмодернистская трактовка и истории, и литературы учит нас тому, что обе эти сферы являются дискурсами, обе представляют собой системы сигнификации, с помощью которых мы можем понять прошлое»173.
Исследовательница постколониальной литературы К. Иннес отмечает, что одним из основных и непреднамеренных последствий британского колониализма стал расцвет литературы на английском языке постколониальных авторов, «которые представили историю колониализма и его последствий со своей точки зрения, освободив тем самым родную землю посредством художественной литературы»174. Через свои произведения писатели, выходцы из бывших колоний, рассказывают свои собственные истории, в том числе истории «колониальной встречи» и ее последствий. Афроамериканский писатель и историк У. Дюбуа отмечает, что одним из последствий этой «колониальной встречи» стало обретение людьми двойного сознания, способности жить одновременно внутри и между двумя культурами175.
Дж. М. Кутзее полагает, что во времена сильного идеологического давления со стороны государства, как это было, например, в ЮАР времен апартеида, «когда пространство, на котором роман и история нормально сосуществуют как две коровы на одном пастбище, каждый занимаясь своим делом, практически превращается в ничто, у романа есть два варианта: согласиться на второстепенную роль или конкурировать»176. В ситуации соперничества с историческим дискурсом роман будет развиваться по своим собственным правилам, а не в рамках развития истории и по заранее прописанным законам; формирование романа будет идти по индивидуальной парадигме. Возможно, что произойдет демифологизация истории. «Представляя историю и роман в качестве конкурирующих дискурсов, Кутзее пытается отрицать первенство истории. Такое представление является не вполне типичным в рамках постколониализма, где обычно события развиваются по такому сценарию, что замалчиваемая или «переконструированная» история в процессе деколонизации становится явной или получает необходимую корректировку. Кутзее по всей видимости подвергает идею истории более серьезным видоизменениям»177. Такой поход к рассмотрению истории и использование для него жанра романа еще раз доказывает, что романная форма является наиболее удачной для отражения исторической реальности или, как в случае с творчеством Дж. М. Кутзее, вступления с ней в оппозиционный диалог.
Мифологизация образа русского писателя в романе Дж. М. Кутзее «Осень в Петербурге»
Слишком поздно Достоевскому в романе Дж. М. Кутзее приходит осознание того, что Нечаев не является его истинным врагом. Подлинным его врагом стало время, которое унесло Павла и которое хочет заставить уйти его в небытие, стереть из памяти воспоминания о нем. И теперь «даже мысль о том, что Павел будет забыт, приводит его в ярость»355. Искупить вину перед сыном он сможет, только не дав Павлу уйти в забвение — создать великий роман. Роман, написанный слезами по Павлу. Неслучайно Анна Сергеевна говорит Достоевскому: «Вы же художник, мастер. Вам, а не мне возвращать его к жизни»356. На десятый день после смерти сына Достоевский находит, наконец, ключ — «поэзия могла бы вернуть сына назад. В нем бродит чувство поэмы, которая смогла бы сделать это, ощущение музыки ее»357. В конце третьей главы Достоевский признается себе, что после смерти сына он уже не отличает себя от Павла, они будто сливаются в одного человека. «Вот от чего хочет он защитить своего сына — от знания, что тот мертв. Пока я живу, думает он, пусть я буду тем, кто знает!»358. Дж. М. Кутзее использует то же прием, что и в романе «Мистер Фо»: именно литература, а не история, расставляет все по своим местам. Творчество — способ заявить о том, что было недосказано или искажено историей.
В разговоре со следователем Максимовым Достоевский упоминает о встрече с Нечаевым осенью 1867 года: «Я присутствовал на одном открытом конгрессе в Швейцарии, в Женеве, там выступали многие и Нечаев в их числе. Мы с ним находились в одном зале — к этому наше знакомство и сводится»359. Достоевскому в романе Дж. М. Кутзее явно неприятно вспоминать о встрече со столь отвратительной и скользкой личностью как Нечаев; он раздражен вопросом следователя. Максимов это чувствует и отвечает: «Хорошо, выговор ваш я принимаю. Хоть я, должен прибавить, несколько удивлен — я не назвал бы вас таким уже ревнителем принципов»360; позже этот намек выразится куда более явно — Максимов вспомнит о Петрашевском, намекая на давнюю причастность Достоевского к его кружку. И хотя Достоевский в романе Дж. М. Кутзее возмущен тем, что следователь в какой-то степени уравнивает петрашевцев и нечаевцев, все-таки отчасти он соглашается с Максимовым. В действительности великий русский писатель считал и себя, и некоторые свои взгляды в прошлом почвой для появления Нечаевых. Ф. М. Достоевский утвердился в мысли о том, что в среде петрашевцев присутствовали элементы, свойственные нечаевской «Народной расправе»361. Ф. М. Лурье по этому поводу замечает, что очень многие не понимали, что роман «Бесы» Ф. М. Достоевский писал «слезами и кровью, своей кровью, он жаждал искупить перед людьми свою вину в появлении Нечаева и нечаевщины, он вложил в роман свой опыт, себя»362. О тех, кто так же, как и он, подготовил благодатную почву для появления нечаевщины, Ф. М. Достоевский говорил в письме к Александру III: «Наши Белинские и Грановские не поверили бы, если бы им сказали, что они прямые отцы Нечаева»363. Конечно, Ф, М. Достоевский не питал неприязни к «прямым отцам»; дело тут не в симпатиях писателя, а скорее в его убеждениях. Достоевский хотел показать, что «на почве невинных или почти невинных чисто философских построений могут взрасти нечаевы»364, что «не только бунтари могут воспитать бунтаря»365.
Переживания Ф. М. Достоевского нашли свое отражение в романе «Осень в Петербурге»: в разговоре с Анной Сергеевной о Павле он говорит: «Это становится болезнью нашего века: молодые люди отвращаются от родителей, от домов своих, от воспитателей, потому что те им больше не по сердцу! Им, похоже, ничего уже не по сердцу, разве вот быть сыновьями и дочерьми Стеньки Разина с Бакуниным!»366. Традиционная для русской литературы и, конечно, для творчества Ф. М. Достоевского тема противостояния поколения отцов и поколения детей получает свое развитие в романе Дж. М. Кутзее.
Южноафриканский писатель не раз описывает переживания Ф. М. Достоевского, связанные с сыном: «Павел, Матрена и жена его, Аня, по одну сторону, он с Анной Сергеевной — по другую. Дети против тех, кто уже не дети. … Битва со временем. Ребенку этого никогда не понять»367. Или: «… но что может сказать он этим детям, когда они, затыкая уши, смыкают ряды против стариков?»368. Обращение Дж. М. Кутзее к теме взаимоотношений отцов и детей позволяет трактовать роман «Осень в Петербурге» не только с позиций постколониальной литературы, но и с опорой на психологический подход.
Творчество как способ постижения реальности. Мифологизация истории Индии в романе С. Рушди «Дети полуночи»
В последние десятилетия ХХ века термины «постколониальная литература» и «мультикультурная литература» прочно вошли в зарубежное литературоведение. Среди основополагающих терминов и ключевых фигур постколониального дискурса можно выделить следующие: «ориентализм» (Э. Саид), «дискурс меньшинства» (Д. Мохаммед), «исследование угнетения» (Г. Спивак, Р. Гуха), «империя пишет ответ» (Х. Тиффин, Б. Эшкрофт), «гибридность», «мимикрия» (Х. Бхаба) и мн. др. После распада империй часть жителей бывших колоний приезжают на территорию метрополии, становясь носителями сразу нескольких культурных традиций. Ярким примером подобного взаимодействия культур становится литература Великобритании конца ХХ века.
Проблема взаимосвязи культур Запада и Востока, актуальная для колониальной литературы, переосмысляется и становится одной из ведущих тем произведений постколониальных и мультикультурных писателей, в частности Дж. М. Кутзее и С. Рушди. Оба писателя усваивают традиции различных культур, что проявляется в «гибридизированности»513 их литературных произведений.
Спецификой творчества анализируемых в настоящем исследовании авторов является создание галереи образов творческих личностей, через мировоззрение которых осмысляются проблемы как исторического прошлого, так и современной действительности. Обращение к данному аспекту позволило определить эстетические основы мировоззрения писателей, исследовать процессы отражения культурной традиции в индивидуальном художественном сознании, что является одним из перспективных направлений современного литературоведения.
Образ творческой личности занимает важное место в мировой литературе. В каждую эпоху авторы художественных и научных текстов предлагали свое понимание роли и места героя-художника, наделяли его различными функциями. Практически всегда образ творческой личности был неразрывно связан с мироощущением эпохи, теми или иными тенденциями и механизмами исторического процесса, а также с концепциями различных художественных направлений. Анализ эволюции образа творческой личности в английской литературе, предпринятый в настоящем исследовании, позволяет приблизиться к пониманию такого влиятельного явления, как постколониальная литература. Современные писатели внесли большой вклад в дальнейшее развитие данного образа.
Роль традиции в становлении образа творческой личности в произведениях Дж. М. Кутзее и С. Рушди крайне важна: в их текстах можно обнаружить развитие идей нескольких художественных систем. Для творчества данных писателей характерно создание сложных многоплановых художественных миров, в пространстве которых сосуществуют элементы различных культур, что тесно связано с сущностью мультикультурного и постколониального романа.
Дж. М. Кутзее и С. Рушди во многом ориентируются на сложившуюся традицию изображения творческой личности: писатели по-новому интерпретируют в своем творчестве сюжеты мировой литературы, используют в своих произведениях мифологическую и фантастическую образность, обращаются к традиционным мотивам (мотив избранничества творческой личности, мотив противопоставления художника и толпы и др.).
Новаторство Дж. М. Кутзее и С. Рушди в разработке темы творческой личности заключается в обращении к сюжетам мифов и легенд восточных культурных регионов, введении в повествование элементов собственной биографии или фактов истории своей страны, а также в обращении к национальной проблематике. «Двойная» идентичность героя или же его стремление помочь обрести национальную идентичность другому также становится одной из специфических черт образа творческой личности в произведениях данных писателей. В творчестве С. Рушди обладание героя «двойной» идентичностью выражено в актуализации особого типа творческой личности — художника-хамелеона (Дж. Китс), который, растворяясь в творчестве, одинаково свободно может соприкасаться как с прекрасным, так и с ужасным. Способность к хамелеонству, мимикрии помогает творческой личности приспособиться к новым условиям современной действительности.
Тематика произведений Дж. М. Кутзее и С. Рушди достаточно разнообразна, но магистральными темами являются следующие: роль творческой личности в современном мире, соотношение творчества и истории, восприятие «другого» и его культурных ценностей, проблемы национальной идентификации. Писатели говорят об уникальной миссии художника в современном мире, отмечая его способность переосмыслять и корректировать понимание тех или иных исторических событий. Именно творчество в понимании мультикультурных и постколониальных писателей становится выходом из исторического тупика. Дж. М. Кутзее и С. Рушди проводят собственную «ревизию» истории, выражая свои взгляды посредством включения в произведения многочисленных вариаций образа творческой личности: писателя, музыканта, архитектора, фотографа.
В рамках мультикультурной литературы именно английская литературная традиция становится источником образов и сюжетов, которые современные авторы используют с целью «исправления» колониальной истории, а иногда и с целью опровержения колониальной точки зрения на конкретные исторические события. Примером подобного «постколониального ответа» может служить роман Дж. М. Кутзее «Мистер Фо», в котором используются образы и мотивы романа Д. Дефо «Робинзон Крузо». В произведении затрагивается также тема столкновения родной и чужой культуры, проблема бессловесной жертвы. Посредством актуализации в сознании читателя круга тем и образов романа «Робинзон Крузо» Дж. М. Кутзее полемизирует с традицией: писатель готов отказаться от сложившихся стереотипов в восприятии истории колониальной Англии.