Содержание к диссертации
Введение
1. Мифопоэтический аспект художественного мира У.Уитмена 23
1.1. Научный инструментарий мифологии как проблема литературоведения 23
1.2. Мифореставрация в мире У.Уитмена: реконструкция ряда свойств мифологического мышления и обусловленные ей проявления существенных характеристик и функциональных особенностей мифа 35
1.3. «Единая цельность» как центральная категория художественного мира Уитмена и соотнесенная с ней уитменовская концепция времени 67
1.4. Космогония У.Уитмена как проявление механизмов мифологического и научного мышления 92
2. Американская мечта в художественном мире У.Уитмена 116
2.1. Мифотворчество У.Уитмена как постижение «американской мечты». Опора на принцип имагинативности 116
2.2. Архетипы «американской мечты» 129
2.3. Уитменовская концепция демократии и ее художественное воплощение 148
2.4. Американская мечта У.Уитмена как воплощение представлений поэта о периодическом обновлении мира и связанный с ним принцип моделирования архетипа демократической личности 157
2.5. Утопический аспект американской мечты У. Уитмена 166
Заключение 202
Библиографический список 210
- Научный инструментарий мифологии как проблема литературоведения
- «Единая цельность» как центральная категория художественного мира Уитмена и соотнесенная с ней уитменовская концепция времени
- Архетипы «американской мечты»
- Утопический аспект американской мечты У. Уитмена
Введение к работе
Реферируемая диссертационная работа посвящена Уолту Уитмену (1819-1892) - знаковой и одновременно чрезвычайно сложной и противоречивой в художественном восприятии фигуре в американском поэтическом наследии. Он явился полным воплощением как духа Просвещения (в большей степени, чем кто-либо другой из американских романтиков), так и устремлений Америки времен подъема романтического искусства. Мифопоэтический аспект его творчества определяется характером смены эпохи Просвещения: романтизм в стремлении вернуть цельность и стабильность миру демонстрирует непосредственный интерес к мифологии, «вера в совершенствование разума превращается в веру в совершенство мифического сознания»1.
Акцент на мифопоэтическом аспекте художественного мира Уитмена дает возможность глубокого постижения всей совокупности смыслов поэмы «Листья травы». Однако этот аспект не нашел отражения в отечественном уитменоведении. Русского читателя XX века не заинтересовали культурные традиции. Его захватили идеи мессианства и интернационального братства, воспеваемые поэтом «мужающая» индустрия и человек труда, уитменовский космизм, т.е захватило, главным образом, современное строительство, связанное с пониманием Уитмена как реалиста. Однако, такая оценка хотя и была преобладающей, но не единогласной. В отечественной американистике ближе всего к рассмотрению вопроса мифологизма Уитмена подошла Т.Д. Бенедиктова. Уже в своей первой работе («Поэзия Уолта Уитмена», 1982г.) автор признает: «Однако не все аспекты творчества поэта получили достаточное освещение в нашей критике»2. В книге «Обретение голоса: Американская национальная поэтическая традиция» она констатирует,' что романтический «код» в американской поэзии обнаружил удивительную гибкость3 - возрожденческая фаза в культуре Америки (середина XIX века) связана с переосмыслением опыта романтиков, результатом чего явилось новое символическое понимание поэзии. В заключение своей книги Бенедиктова пишет: «Мы не стремились дать ответ на «школьный» вопрос: кем же были крупнейшие стихотворцы Америки прошлого века - Эмерсон и По, Дикинсон и Уитмен - романтиками или, скажем, символистами? Нашей целью было <...>
1 Гадамер, Х.Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики: [пер. с нем.] / Х.Г.
Гадамер. - М: Прогресс, 1988. - С. 326.
2 Бенедиктова, Т.Д. Поэзия Уолта Уитмена / Т.Д. Бенедиктова. - М.: Изд-во МГУ, 1982. -
С.8.
3 Бенедиктова, Т.Д. Обретение голоса: Американская национальная поэтическая традиция /
Т.Д. Бенедиктова. - М: НТЦ «Консерватория», 1994. - С.141.
исследовать процесс внутренней трансформации, перетекания одного качества в другое»'. Но именно процесс «перетекания», о котором говорит Бенедиктова, и представляет собой превращение Уитмена из просто романтика в поэта-мифотворца, т.к. при исследовании его творчества речь может идти лишь о мифологических символах, т.е. о символах, в которых все условно трактованное становится действительностью в буквальном смысле слова2. В более поздней работе «Уолт Уитмен» (2003г.), представляющей итоговое исследование творчества Уитмена и опубликованной в третьем томе Истории литературы США под редакцией Я.Н. Засурского, автор отмечает, что Уитмен ставит «Листья травы» «на одну доску с первоэлементами бытия и предполагает, стало быть, реакцию столь же элементарно стихийную»3.
Проблеме уитменовского мифологизма уделили пристальное внимание американские исследователи. В книге Г.У. Аллена «Путеводитель по Уолту Уитмену» достаточно убедительно обозначен путь становления Уитмена как «поэта-пророка или мифотворца»4. Г.С. Кэнби, характеризуя творческую основу Уитмена как имагинативную, справедливо замечает, что «иногда скачок воображения слишком уж причудлив и тогда единственным связующим звеном становится вдумчивое, пророческое видение автора»5. На использование Уитменом так называемых «материальных фактов» в качестве сырого материала для мифологического концептирования указывает Ч.Р. Метцгер в книге «Торо и Уитмен. Исследование их эстетики»: «...представление материальных фактов, упорядоченных с неким высшим фактом, высшей идеей личности, является фундаментальным для эстетики Уитмена»6, и, продолжая далее свою мысль, приходит к выводу - Уитмен «выступал в первую очередь не в роли философа или художника, но в роли пророка»7. Свой вклад в исследование мифологизма Уитмена внес Ч.Фейдельсон мл. - поскольку в основе конструирования мифологии лежит символ , он в своем эссе «Уитмен -
1 Там же.
2 Лосев, А.Ф. Знак. Символ. Миф / А.Ф. Лосев // Труды по языкознанию. - М.: Изд-во
Московского университета, 1982. -С'444.
3 Бенедиктова, Т.Д. Уолт Уитмен / Т.Д. Бенедиктова // История литературы США. Под ред.
Я.Н. Засурского в 3-х гг. Т. 3. Литература последней трети XIX века 1865-1900. Становление
реализма. - М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2003. - С.96.
Allen, Gay Wilson. A Reader's Guide to Walt Whitman I Gay Wilson Allen. - New York: Farrai, Straus & Giroux, 1970. - P.64.
5 Кэнби, Г.С. Уолт Уитмен / Г.С. Кэнби // Литературная история США. Под ред. Р.Спиллера,
У.Торпа, Т.Н. Джонсона, Г.С. Кэнби. - М.: Прогресс, 1977. - С.554.
6 Metzger, Ch.R. Thoreau and Whitman. A Study of their Esthetics / Ch.R. Metzger. - Seattle:
University of Washington Press, 1961.- P.68.
7Ibid:-P.73.
8 Шеллинг, Ф.В.Й. Философия искусства: [пер. с нем.] I Ф.В.Й. Шеллинг. - М.: Мысль, 1966.
-С.106.
символист» оценивает глубокий символизм поэтического подхода Уитмена. Природа мифологизма Уитмена выявлена в работе Т.Кроули «Структура «Листьев травы». В ней Кроули рассматривает поэму как «попытку Уитмена выразить идею Христа раз и навсегда в форме мифа или символа»1. Э.Фред Карлайл в книге «Неясная самость: уитменовская драма личности» показывает значимость мифологического времени в решении самой существенной для Уитмена проблемы - двойственной природы самости .
Выявленная степень разработки темы показала отсутствие целостной концепции мифологизма Уитмена, в которой были бы всесторонне рассмотрены механизмы проявления мифологического начала, а также представлены различные формы проекции мифа «американская мечта» в его
творчестве.
Актуальность исследования связана с обозначившимся в последнее время пониманием необходимости расширить и активизировать «силовое поле»3, установившееся в течение последних ста лет между русской и американской поэзией4. Оценивая степень разработки творчества Уитмена в отечественном литературоведении, выявилась необходимость скорректировать масштаб его поэтического дарования, расширив понимание творчества поэта за счет мифопоэтического аспекта. Возрастающий интерес к мифу является характерной чертой нашего времени. Обращение к «литературной археологии» плодотворно сказывается на оценке художественного произведения, помогает выявить в нем общечеловеческие темы и дает возможность привлечь к произведению широчайшую аудиторию.
Материалом исследования послужило оригинальное (непереводное) творчество У.Уитмена, рассмотренное в контексте общих тенденций литературных репродукций мифа. Корпус текстов Уитмена составили поэма
'Crawley, Thomas Edward. The Structure of Leaves of Grass I Thomas Edward Crawley. - Austin:
University of Texas Press, 1970- P.74. ,^,., „, v.-
2 Carlisle, E. Fred. The Uncertain Self. Whitman's Drama of Identity IE. Fred Carlisle. - Michigan
State University Press, 1973. - 207p.
3 Лосев, Л. Вступительное слово. Россия слышат как поет Америка / Л.Лосев // Иностранная
литература. - 2007. - №10. - С.230.
4 Этой проблеме была посвящена конференция, которая состоялась в Дармутском колледже в
мае 2006 года и в которой приняли участие некоторые известные российские
литературоведы и переводчики. В ходе интересных дискуссий выявилось, что, несмотря на
столетнюю историю поэтического диалога, такое явление как «прививка американской
поэтики к древу русской поэзии» (Л.Лосев) изучено недостаточно. Можно сказать, что
конференция пропса она под знаком Уолта Уитмена. Собственно, название конференции -
«Россия слышит, как поет Америка» - есть переиначенная строка из «Листьев травы». Да и
открылась конференция докладом одного из крупнейших на западе знатоков русской поэзии
Барри Шерра, который посвятил свое выступление сравнительному анализу переводов из
Уитмена, выполненных К.Бальмонтом и К.Чуковским.
«Листья травы» (Leaves of Grass) в совокупности всех ее изданий, которые поэт считал одной книгой; записные книжки, помогающие разъяснить некоторые его темы и идеи; предисловия к изданиям, которые, если их расположить в хронологическом порядке (1855, 1856, 1872, 1876гг.), объясняют уитменовский замысел; прозаические произведения «Демократические дали (Democratic Vistas), «Образцовые дни» (Specimen Days), «Взгляд на дороги по которьм путешествовал» (A Backward Glance O'er Travel'd Roads), «Библия как поэзия» (Bible as Poetry) - из них можно извлечь как поэтическую теорию Уитмена, так и ее связь с концепцией духовной демократии.
Объектом исследования в работе является художественный мир У.Уитмена, представляющий собой «смысловой инвариант его произведений» .
Предметом исследования служит мифопоэтический аспект художественного мира У.Уитмена.
Целью диссертации является всестороннее рассмотрение механизмов проявления мифологического начала, а также исследование различных форм проекции мифа «американская мечта» в творчестве Уитмена. Достижение обозначенной цели предполагает решение следующих задач:
определить в какой степени мифологизм является свойством, присущим сознанию Уитмена;
выявить своеобразие форм реставрации мифа в творчестве Уитмена и природу уитменовского мифологизма;
» выяснить характер взаимозависимости между мифологическим и историческим в мире Уитмена;
прояснить универсализм мышления Уитмена через природу его эстетической концепции единства и рассмотреть связанную с ним уитменовскую концепцию времени;
рассмотреть космогонию Уитмена как путь к мифологизации его художественного мира, а также продемонстрировать гносеологические возможности мифопоэтики «Листьев травы»;
прояснить имагинативный характер эстетики Уитмена как основу для создания им своего варианта «американской мечты»;
продемонстрировать нашедшее в художественном мире Уитмена воплощение архетипов «американской мечты»;
обозначить вектор уитменовской идеи духовной демократии;
1 Жолковский, А.К. К понятиям «тема» и «поэтический мир» / А.К. Жолковский, Ю.К. Щеглов // Труды по знаковым системам. VII. Уч. зап. Тартуского гос. университета. - Тарту: Тартуский ГУ, 1975. - Вып.365. - С.161.
продемонстрировать уитменовский принцип моделирования архетипа
демократической.
Работа построена на основе системного подхода к литературе и культуре, предложенного учеными Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н.А. Добролюбова совместно со специалистами Одесского государственного университета .
Фундаментальной методологической базой исследования стало сочетание некоторых классических методов изучения литературы, а также рада отдельных приемов и важнейших теоретических принципов, выдвинутых как в отечественной, так и зарубежной науке:
принцип типологических соответствий и связанный с этим принципом
исследования системно-типологический подход, ориентированный на
коммуникативную цепь двух систем - художественного мира Уитмена и
мифологической модели мира;
. прием мифореставрации, связанный со структурным методом
исследования;
прием, связанный с формальным методом исследования, - замена реальных взаимоотношений законами художественных сцеплений, соответствующих мифологическому концептированию;
социологический метод в его взаимной соотнесенности с принципом сопоставления (художественного мира Уитмена и социального мифа «американская мечта»);
метод литературной герменевтики, который продиктован тотальным
символизмом «Листьев травы».
Проблемы методологии решались с привлечением работ по теории литературы (М.М. Бахтин, А.Н. Веселовский, Д.Дюришин, В.М. Жирмунский, В.Г. Зинченко, ВГ.Зусман, З.И.Кирнозе, Д.С. Лихачев, Ф.П. Федоров, РЛкобсон); теории мифа (Э.Кассирер, КЛеви-Стросс, А.Ф. Лосев, Ю.М. Лотман, Е.М. Мелетинский, В.Н. Топоров, КХюбнер, Ф.В.Й. Шеллинг); социологии (Дж.Т. Адаме, Э.Я. Баталов, Ф.И. Карпентер, Дж.Уинтроп).
На защиту выносятся следующие положения:
1. Модель мифомышления в мире Уитмена является результатом своеобразной реконструкции универсальной мифологической модели сознания, придавшей его творчеству присущие мифу характерные черты и функции.
1 Зинченко, В.Г. Литература и методы ее изучения. Системно-сннергетический подход: учебное пособие / В.Г. Зинченко, В.Г. Зусман, З.И. Кирнозе. - М.: Флинта-.Наука, 2011. -280с.
-
Уитмен выдерживает онтологическое неравенство мифологического и исторического в своем мире в пользу мифологического.
-
Эстетическая концепция единства Уитмена основана на его концепциях общей и индивидуальной души.
-
Мифопоэткческий аспект творчества Уитмена находит поддержку в системе архетипов, создании собственной космогонии и формировании архетипической личности для будущей демократии.
-
«Американская мечта» - доминирующий образ в художественном мире Уитмена. Поэт осознанно демонстрирует подчинение литературы социологии.
-
В концепции духовной демократии и основанной на ней программе спасения проявилась провидческая и пророческая природа мифологизма
Уитмена.
7. Создание героических граждан - основная задача творчества Уитмена.
Уитменовский архетип демократической личности служит источником
творческих потенций для подражания.
Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые: Представлена целостная концепция мифологизма У.Уитмена, явившаяся результатом системного подхода к исследованию. В работе вскрыт механизм мифотворящего воображения Уитмена, основным принципом работы которого являются провидчество и пророчество; продемонстрирована плодотворность выявления мифологических конструкций (архетипов, мифологем, мономифа); прояснены формы, в которых выразилась реставрационная система древнего мифомышления, и, прежде всего, форма моделирования, проявившаяся в создании Уитменом собственной космогонии и архетипа демократической личности; исследованы различные формы проекции социального мифа «американская мечта» на творчество Уитмена.
. Введена в научный оборот отечественного литературоведения выявленная из прозаических произведений и записных книжек Уитмена его
поэтическая теория.
Практическая ценность. Предполагается, что диссертационное исследование поможет скорректировать сложившееся в России отношение к творчеству Уитмена. Материалы диссертационной работы могут быть использованы при подготовке учебных курсов и учебных пособий по истории американской литературы, а также ряда спецкурсов по проблемам мифопоэтики для студентов вузов и аспирантов.
Соответствие диссертации паспорту научной специальности. Диссертация соответствует специальности 10.01.03 - «Литература народов стран зарубежья (американская литература)». Диссертационное исследование выполнено в соответствии со следующими пунктами паспорта специальности: пункт 4 - История и типология литературных направлений, видов
художественного сознания, жанров, стилей, устойчивых образов прозы, поэзии, драмы и публицистики, находящих выражение в творчестве отдельных представителей и писательских групп; пункт 5 - уникальность и самоценность художественной индивидуальности ведущих мастеров зарубежной литературы прошлого и современности; особенности поэтики их произведений, творческой
эволюции.
Апробацию основные результаты диссертационного исследования получили на российских и международных конференциях: Вторая Международная научная конференция «Проблемы теории, практики и дидактики перевода» (Нижний Новгород, 2009г.), Междисциплинарный симпозиум «Концепции хаоса и порядка в естественных и гуманитарных науках» (Нижний Новгород, 2009г.), Международная научная конференция «Лингвистические основы межкультурной коммуникации» (Нижний Новгород, 2009г.), Международная конференция XXII Пуришевские чтения «История идей в'жанровой истории» (Москва, 2010г.), Вторая Международная научная конференция «Культура в зеркале языка и литературы» (Тамбов, 2010г.), Международная научная конференция, посвященная 30-летию кафедры зарубежной литературы и теории межкультурной коммуникации НГЛУ им. Н.А. Добролюбова «Русский акцент в мировой культуре: литература, искусство, перевод» (Нижний Новгород, 2010г.), Третья Международная научная конференция «Проблемы теории, практики и дидактики перевода» (Нижний Новгород, 2011г.), Международная конференция XXIII Пуришевские чтения «Зарубежная литература XIX века. Актуальные проблемы изучения» (Москва, 2011г.), Всероссийская научная конференция «Национальный миф в литературе и культуре: литература и идеология» (Казань, 2011г.). Основные результаты работы изложены в 15 публикациях.
Струетура работы отражает основные этапы исследования: Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка. Объем диссертации (без учета библиографического списка) составляет 209 страниц.
Научный инструментарий мифологии как проблема литературоведения
Приступая к исследованию мифопоэтического аспекта художественного мира Уитмена, примем во внимание существующую на сегодняшний день в литературоведении проблему, связанную с научным инструментарием мифологии, т.е., предваряя исследование, уточним конкретное понимание ряда востребованных в работе терминов, соотнесенных с мифом: «мифотворчество», «мифологизм», «мифопоэтика», «мифореставрация», «мифологема», «мифологический символ», «архетип», «мономиф». А также соотнесем их понимание с творчеством Уитмена -установка на конкретного автора значительно снижает терминологический хаос.
Прежде всего, представляет проблему дефиниция самого понятия «миф», что обусловлено как широким спектром воззрений на функцию мифологии (социальную, психологическую, объяснительную и т.д.), так и разнообразными взглядами на соотношение мифа с другими сферами духовной деятельности людей (религией, философией, историей, искусством и Т.Д.). У мифа, по словам Р.Веймана, «столько же значений, сколько существует ученых его применяющих» [67, с.260].
В рамках данной работы наибольший интерес будут представлять две формулировки понятия «миф» . В основе первой, приведенной нами в интерпретации А.Н. Круглова, лежит трансцендентальный метод, примененный к этому понятию: «Миф понимается ни как фантазия, ни как отражение природы или общества, а предстает в трансценденталистской интерпретации как особая система мышления и опыта» [89, с.224]. Вторая дана А.Ф. Лосевым в его монографии «Философия. Мифология. Культура»: «Миф есть (для мифологического сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность» [102, с.24]. Более развернутую формулировку он приводит при рассмотрении проблемы функционирования живописной образности в поэзии: «Нулевая образность в поэзии - это один крайний предел. Другой крайний предел - это бесконечная символика, которая ... оказывается еще более богатой, когда символ2 становится мифом ... то, что входит в аллегорию, метафору и в символ в качестве феноменально данной живописи, трактуется в мифе как существующее в буквальном смысле слова или как совершенно не зависящая от человеческого субъекта объективно данная субстанциональность» [101, с.443-444]. В литературе существует чрезвычайно много типов живописной образности мифа - А.Ф.Лосев перечисляет лишь основные из них. Анализ «мифологических методов», используемых Уитменом при создании модели мира в «Листьях травы», показывает, что наиболее подходящим из предложенных вариантов является субъективно-объективная структура мифа, которая, кстати, восходит к первобытному мифу - он тоже не различал субъекта и объекта (в этом проявилась диффузность первобытного мышления). Эту структуру А.Ф. Лосев называет также общественно-личностной, так как «диалектическим синтезом субъекта и объекта является личность», которая «получает свое окончательное выражение только в обществе» [101, с.447]. В соответствии с типизацией А.Ф. Лосева можно указать и модели, на основе которых Уитмен строит свою мифологическую структуру. Их две: первая -это социально-историческая модель, вторая представляет собой космологические обобщения [101, с.450].
На понимание мифологической модели мира как тотальной моделирующей знаковой системы указывает и Е.М. Мелетинский [108, с.230]. Но, рассматривая мифологические символические классификации, он, в отличие от А.Ф. Лосева, оперирует термином «мифологический символ»: «Настоящие сравнения и метафоры - область собственно поэзии, а не мифологии ... в основе мифологических символов лежат не образные сравнения, а известные отождествления, хотя и неполные, поскольку речь идет о классификациях» [108, с.23 2].
Разночтения между Е.М. Мелетинским и А.Ф.Лосевым в рамках понятийного аппарата здесь не существенны, поскольку миф символичен в своей основе. По мнению иенского романтика Ф.Шеллинга, символ следует рассматривать как язык, как «принцип конструирования мифологии» [172, с.106]. Образно выразился по этому поводу В.Иванов: «Символ ...Ж мифу относится как дуб к желудю» [цит. по: 119, с.28]. Такое сравнение вполне правомерно, если учесть, что основной смысл мифологии составляет преобразование хаоса в космос, что, в свою очередь, соответствует выделению культуры в ее противопоставлении природе. Неизбежное при этом метафорическое сопоставление природных и культурных явлений и привело к мифологическому символизму, позволившему первобытному мышлению, которому было свойственно чрезвычайно слабое развитие абстрактных понятий, осуществлять процесс обобщения без отрыва от конкретного. Что существенно в данном случае - законы рождения «смыслообразов» остались неизменными по сей день. Это, собственно, и позволяет сделать вывод об имманентности мифа человеку.
Конечно, мифотворчество (о понимании этого термина будет сказано ниже) Уитмена предполагает освоение символического метода. Перемещая внимание с «идей» и «объектов» на средства символизма, он тем самым противопоставляет восприятие значимого символа иному роду восприятия, определяемому разумом, т.е. антоним разуму Уитмен находит в символическом. Полностью принимая интуицию, поэт исходит из отрицания общепринятых различий:
Неясен и труден тот парадокс, истинность которого я утверждаю, Грубая вещность и невидимая душа едины. [43, р.181]
Уитмен безразличен к словарным словам и книжным грамматикам, значение слов он видит в «деятельности слов». По его мнению, «подлинный пользователь слов» [цит. по: 238, р.83] вмещает и слова, и вещи : «Смотри, пароходы проплывают через мои стихотворения » [43, р.24]. Ч.Фейдельсон мл. так объясняет этот момент: «язык вместе с самостью и материальным миром представляет собой процесс, разливание потока» [238, р.83].
Реорганизуя свой стих, Уитмен, прежде всего, меняет взаимоотношение Эго с миром. Лирическое «я» в «Листьях травы», как отмечает Ч.Фейдельсон мл., «говорит о том мире, который видит, и видит мир, о котором говорит, при этом оно становится реальностью и своего видения, и своих слов» [238, р.81]. Таким образом, уитменовское «я» в поэме приобретает статус мифа или мифологического символа - с идеи Христа поэт переносит внимание на символ Христа, ставший в его мире продуктом реализации архетипа (о понимании этого термина будет сказано ниже) себя.
Символ Христа является наиболее значимым символом в «Листьях травы», он с определенной регулярностью появляется в длинном ряду других разнообразных символов, представляющих, также как и он, «деятельность, а не конечные вещи» {activities and not finite things) [238, р.86].
Нельзя говорить о понятии «миф» в контексте мифопоэтики Уитмена, вне его (мифа) связи с романтизмом как типом художественного сознания, (Большое влияние на Уитмена оказали 50-ые годы - годы эмоционального подъема американского романтизма.) Более того, есть повод рассматривать миф в самом широком смысле слова, соотнося его с романтизмом как типом художественного творчества, поскольку, как нетрудно заметить, мифологическое и романтическое в литературном произведении неизбежно сходятся в одном важном пункте - в стремлении к идеальному, являющемся универсальной чертой человеческого сознания.
Мифопоэтический аспект художественного мира Уитмена не предполагает вопроса: кем был Уитмен - романтиком или символистом? «Листья травы» - явление синтетичное, поэт усвоил опыт романтизма, переосмыслил и актуализировал некоторые его возможности и, оттолкнувшись от него в поисках новых средств поэтической коммуникации, пришел к символизму, как наиболее соответствующему его задачам поэта-пророка, «отвечателя» {answerer) [43, р.141]. Символический метод позволил Уитмену снять неплодотворный конфликт романтиков между «я» и миром, преодолеть расколотость мира на субъект и объект и определил, как справедливо полагает Ч.Фейдельсон мл., судьбу «языкового эксперимента»: «Языковой эксперимент» «Листьев травы» ,.. зависит от символического статуса, заявленного книгой как целиком, так и в каждой ее части» [238, р.83].
Понимать символизм Уитмена нужно в рамках поиска им нового способа художественного освоения жизни и нового способа художественного выражения. Т.Д. Венедиктова, исследуя литературный процесс в Америке XIX века, обобщает: «Применительно к нашему материалу ... говорить о символизме как о сознающей себя «школе» или «движении» не приходится, но общая направленность творческого поиска опознается без труда» [184, С.17].
«Единая цельность» как центральная категория художественного мира Уитмена и соотнесенная с ней уитменовская концепция времени
Уитмен признавал исключительность и феноменальность окружающей природы, и жизнь по «законам божественным»3 [43, р.З] была для него вполне совместима с уроками природы. «Величайшие уроки Природы со времен зарождения вселенной, - заявил он, - это, вероятно, уроки разнообразия и свободы»4 [37, р.757]. Однако, особое значение Уитмен придавал Душе, делая при этом акцент скорее на этике, чем на метафизике. «Божественная топография вселенной» (Ч.Р. Метцгер) интересовала Уитмена куда меньше, чем внедрение «моральной силы и нравственного здоровья» [45, р.465]. Неслучайно пантеон богов, представленный им в стихотворении «Воспевая божественную четырехсторонность» {Chanting the Square Difie), является структурой, символизирующей, прежде всего, идею духовного равновесия. Это долго зревшее стихотворение имеет базисный характер и представляет, по сути, в «Единой Цельности» {the One) архетипическую опору его поэмы.
Впервые стихотворение было опубликовано в 1865 году в «Продолжении к Барабанному бою» {Sequel to Drumaps), однако пробные отрывки, предшествовавшие окончательному тексту, стали появляться значительно раньше - это следует из примечаний и комментариев С.Брэдли и Г.Блоджетта [43, р.371-373]. Первым пробным отрывком, из которого впоследствии «выросла» тема божественной четырехсторонности, являются следующие строки из раздела «Стихотворения не вошедшие в собрание» {Uncollectedpoems) и написанные не позднее 1855 года;
... это портрет Люцифера - портрет отвергнутого Бога,
(Но я не отвергаю его - пусть отверженный и бунтующий, он мой Бог, равно как и любой другой;) И вновь головы трех других Богов - Бога Красоты, Бога Милосердия и
Бога Всеобщности (они также мои;) [43, р.563]
Заслуживает внимание также отрывок, датированный 1855 годом «Теперь Люцифер не умер» {Now Lucifer Was Not Dead) из раздела «Фрагменты исключенные из собрания» {Passages excluded from Leaves of Grass) [46], в первой строке которого Уитмен заявляет:
Теперь Люцифер не умер - или если бы он умер, я стал бы его скорбящим грозным наследником [46, р.548]
Первоначально (в своих пробных отрывках) четвертое темное начало Уитмен берет из христианской мифологии, где Люцифер олицетворяет зло и несет принцип «отмщающей справедливости» [46, р.548].
Пробный отрывок, начинающийся со слов «Две старинные записи...» {Two antique records...) из записной книжки, датированной 1860-1861 годами [43, р.371], свидетельствует о том, что потребность в единой архетипической опоре продолжала и дальше оставаться насущной для Уитмена. Об этом свидетельствуют и пробные заголовки, предшествующие окончательному: «Черепичный квадрат» (Quadrel) и «Четырехединство» (Quadrioune) или «Четырехединство Бога» {Deus Quadriune) [43, р.371]. С.Брэдли и Г.Блоджетт приводят замечания Уитмена об этом стихотворении (со ссылкой на Х.Траубела): «Трудно было бы дать этой идее математическое выражение: идея духовного равновесия - север, юг, восток, запад сформированной вселенной (даже духовной вселенной) - четыре стороны, будто поддерживающие вселенную (что-то сверхъестественное): это не стихотворение, но идея позади стихотворения или идея за стихотворением. Мне не под силу выразить ее другими словами - кажется, идея куда больше соответствует своим собственным словам, чем моим. Видите, в свое время стихотворение написало само себя: теперь я пытаюсь написать его» [43, р.371]. В стихотворении Уитмен воспевает божественную, «ненарушимую, о четырех сторонах» геометрическую фигуру и обозначает четыре начала, каждое - в отдельной песне, каждому соответствует одна из четырех сторон («нет ни одной ненужной» ) [43, р.372].
Первое начало - неумолимый, не прощающий грехов старщий Бог, несотворенный творец, чья сущность есть душа, закон, власть и время, символами которых выступают Иегова, Брахма, Сатурн, Кронос:
.. .с этой стороны Иегова - я,
Древний Брахма - я, и я — Сатурн;
Я неподвластен Времени: Время — я сам, древнее или современное, Непреклонный, неумолимый, выносящий справедливые приговоры.
Как Земля, как Отец, как хмурый престарелый Кронос, следую законам.
Древний настолько, что и не сосчитать, но вечно новый... [43, р.372]
Второе начало - несущий Любовь «утешитель, самый кроткий, чей приход был давно обещан» [43, р.372]. Первообразами с этой стороны божественной фигуры выступают Иисус, Гермес, Геркулес;
С этой стороны, смотри! Всевышний Христое глядит пристально - смотри! я Гермес, смотри! у меня лик Геркулеса, Я пролагающий путь через жилища людей, богатых или бедных, с поцелуем любви на устах. Ибо я есть любовь, я дарующий радость Бог, несущий надежду, и всеобъемлющее милосердие [43, р.372]
Третье начало - разжигающий бунт Сатана:
Навеки здесь, с этой стороны, воинственный, равный всем, столь же реальный, как и все. Ни время, ни перемены никогда не изменят меня или моих речей4 [43, р.373] с четвертой стороны «самое ненарушимое» в «ненарушимой» четырехсторонное - «Святая душа» {Santa Spirita), «вобравшая в себя всю жизнь на земле, включая и Бога-Отца, и Спасителя, и Сатану»2 [43, р.373]. Известная в христианстве фраза «Spirito Santo» (итал.) или «Spiritus Sanctus» (лат.) отличается от уитменовской тем, что стоит в мужском роде и сохраняет традиционный латинский порядок слов. Можно предположить, что уитменовскя фраза Santa Spirita - это вдохновленное омонимичное изобретение автора, утверждающее светский дух и возвышенный смысл четвертой песни.
Анализируя выстроенную Уитменом архетипическую фигуру Божественной четырехсторонности, нетрудно заметить, что она представляет собой «схватываемое единство» (К.Юнг) двух архетипов: Троицы и Тени (Сатана - Тень Бога), т.е. Троицу Уитмен дополняет темным началом, олицетворяющим зло. По его мнению, не Троица, а именно Четверица выражает полноту жизни человека и содержит намек на целостность его личности.
Архетип Троицы яркое и полное воплощение нашел в Египте еще за две с половиной тысячи лет до возникновения христианства . В христианской религии он проявился в виде нуминозной фигуры «Пресвятой Троицы». Юнг по этому поводу пишет; «... история догмата о Троице предстает в качестве постепенного проступания некоторого архетипа, который упорядочивает антропоморфные представления об Отце и Сыне, о жизни, о различных ипостасях» [143]. Но Троице, по Юнгу, не хватает дьявола, поскольку «...тень составляет-таки часть человеческой природы, а вообще никаких теней не бывает лишь ночью. Поэтому мы сталкиваемся здесь с проблемой» [143].
Архетипы «американской мечты»
В мифосознании американской нации находят воплощение представления о восхождении к первоосновам мира, возвращении потерянного рая. Хотя выражение «американская мечта» в обиход серьезной общественной дискуссии ввел в 1931 году американский историк Д.Т. Адамс в книге «Эпос Америки» {The Epic of America) [291], употреблялось оно в разных смыслах и ранее\. А идея, стоящая за этим выражением, имеет еще более давнюю историю. Возникла она задолго до того, как была открыта Америка. На заре западной цивилизации люди мечтали о Золотом веке, о потерянном рае, где было бы изобилие и богатство и не было бы тяжелого изнурительного труда. Томас Мор, который поместил свое идеальное государство Утопию в только что открытых землях [7], создал прецедент для подражания: мечту о потерянном рае стали связывать с открытием новых земель. И с первыми же сведениями о Новом Свете у европейских диссидентов возникло ощущение, что мечта о земном рае может стать реальностью и обрести свое место на географической карте2. Таким образом, в своем изначальном виде «американская мечта» была «американской» только по названию, обусловленному названием того места, с которым связывалось ее воплощение. И только позже новые представления, явивщиеся уже продуктом местных условий, скорректировали и развили те ранние представления, которые были привезены на борту «Арабеллы» и которые можно считать архетипами «американской мечты».
Существует проблема, связанная с невозможностью сформулировать точный смысл понятия «американская мечта». На нее указывают В.П.Шестаков и Т.Л.Морозова, причем и тот, и другая в своих рассуждениях опираются на книгу Ф.Карпентера «Американская литература и Мечта» {F.Carpenter “American Literature and Dream”) [295]. Морозова, к примеру, утверждает, что у Карпентера можно насчитать десятки определений «американской мечты»: «совершенная демократия», «идея прогресса», «новый лучший образ жизни», «бесконечно широкие возможности для каждого отдельного человека», «протестантский идеализм», «осуществление пророчеств Исайи», «реализация республиканских идей Платона», «общество свободных индивидуумов, опирающихся на собственные силы» и т.д. [279, с.257]. И Шестаков в подтверждение того, что американские исследователи считают невозможным определить сущность феномена «американская мечта», ссылается на мнение того же Карпентера: «Американская мечта никогда не была точно определена и, очевидно, никогда не будет определена. Она одновременно и слишком разнообразна, и слушком смутна: разные люди имеют в виду различный смысл, говоря о ней» [289, с.25]. Признавая справедливость высказывания авторитетного американского исследователя, мы склонны вслед за Э.Я. Баталовым считать, что вышеобозначенные трудности дефиниции вызваны не столько неопределенностью содержания «американской мечты», сколько невозможностью разложить ее на автономные элементы и описать каждый из этих элементов как рациональную структуру без ущерба для целого [267, с.60]. То есть, причина существующей проблемы дефиниции кроется, прежде всего, в самом характере мифа. Можно сколько угодно перечислять определения «американской мечты», но все равно ее содержание останется неисчерпаемым, поскольку она как всякий миф «представляет собой фикцию, в основе которой лежит некая идея, развертывающаяся по ходу американской истории и обнаруживающая бесчисленное множество граней» [267, с.60].
В своей литературной теории Уитмен осознанно подчиняет литературу социологии: «Соединенные Штаты сами по себе являются величайшей из поэм» [48, р.616]. Для Уитмена событием, послужившим созданию «Листьев травы», стала вся жизнь нации, доминирующим в его мире является образ «американской мечты», ведь если национальная идея движет жизнью любого народа, то «американская мечта» - жизнью народа американского.
Общеизвестно, что Уитмен настойчиво отождествлял рост своих «Листьев» с развитием Америки - в некотором смысле его художественный мир есть система растущего организма. Действительно, под давлением жизни добавлялся, убирался, перегруппировывался материал поэмы, менялась ее структура. Конечно, при этом Уитмен учитывал специфику американских условий: здесь не столько идеал противопоставлялся реальности, сколько сам идеал по мере воплощения терял свое живое содержание. Уитмен был уверен, что «американская мечта» требует как возрождения утерянного, так и вливания новых живительных соков.
Как уже отмечалось, поворотным пунктом в творчестве Уитмена стало третье издание поэмы, в котором впервые была предпринята попытка распределения стихотворений по циклам. Здесь обращает на себя внимание пронумерованный цикл «Листья травы» , состоящий из двадцати четырех стихотворений. Этот цикл не отражает духовной биографии поэта, не дает возможности увидеть какую-либо системность в развитии его внутреннего мира, но в целом раскрывает стремление Уитмена стать поэтом архетипов, поэтом первоначала. В стихотворении №10 он заявляет: «Все кончено - я больше не трачу себя на пустяки»2 [41,р.224]:
Вырезать не орнаменты,
Но свободным движением вырезать головы и члены множества Верховных Богов, говорящих и двигающихся, которых могут признать Эти Штаты3 [41, р.224]
В мире Уитмена не «орнаменты», а религия венчает собой американскую идею. Иными словами, опору в развиваемой им национальной теме Уитмен находит в религии - именно она, по его мнению, насыщает собой все остальные составляющие жизни демократической Америки и составляет фундамент ее нравственности. Как показал Т.Е. Кроули, свыше двадцати отрывков из «Листьев травы» свидетельствуют о том, что религиозная суть непосредственно выражена в поэме [237, р.55]. Более того, в прозе Уитмена, его записных книжках и в записанных разговорах с поэтом можно насчитать более сотни отрывков, в которых он указывает на религиозный дух своей поэзии [237, р.54]. В качестве примера приведем высказывание Уитмена в разговоре с Х.Траубелом: «Наивысшее поэтическое выражение требует определенного религиозного элемента - действительно, оно должно быть пропитано им» [257, р.163]. И что характерно, Уитмен определяет религиозный дух «Листьев травы» как древнееврейский в своей основе, ибо уверен, что «внутреннее и основополагающее качество человека -древнееврейское, библейское, загадочное» [31, р.154]. Причем, религиозный дух поэмы в большей степени - христоподобный, что собственно явилось ответом на призыв, сформулированный им однажды следующим образом: «Нам нужен кто-то, чьи высказывания были бы подобны словам древнееврейского пророка» [31, р.67]. Существует множество и других доказательств (как в «Листьях травы», так и в уитменовской прозе) предпочтения поэтом древнееврейской концепции, однако основным документом, очевидно, следует считать его эссе «Библия как поэзия» {The Bible as Poetry). В нем Уитмен, рассматривая Библию как поэтическое произведение, говорит о «древнепоэтической мудрости» {old poetic lore), которая является главным источником концепции братства и всего американского демократического эксперимента [53, р.381]. Становится, таким образом, понятно, почему - хотя от издания к изданию претерпевал некоторые изменения уитменовский вариант «американской мечты» -незыблемыми в его мире оставались прямо или косвенно отраженные архетипы национального мифа. А благодаря этому и сам образ «американской мечты» приобрел в «Листьях травы» определенную устойчивость, несмотря на все катаклизмы, которые происходили в действительности с его страной.
Э.Я, Баталов общую идею и суть «американской мечты» предлагает рассматривать в двух проекциях: первая - счастливый человек, вторая -счастливый мир, в котором обитает счастливый человек, причем человек этот - американец, а мир этот - Америка [267, с. 60]. В двух ипостасях можно рассматривать и архетипы национального мифа: первый архетип - «Град на холме» (City upon the Hill)1, второй - Господь, благословляющий народ на строительство земного рая. Основанием для данного подхода является проповедь Дж.Уинтропа «Образец христианского милосердия» (A Model of Christian Charity), представляющая собой своего рода программу построения богоизбранного общества на американской земле: «Господь станет нашим Богом и с радостью поселится среди нас, как собственного Своего народа, и одарит благословением избранные нами пути ... Мы поймем, что Бог Израилев среди нас, когда мы вдесятером сможем противостоять тысяче врагов нащих; когда Он изберет нас для хвалы и славы .. Ибо мы должны помнить, что мы будем подобно граду на холме. Взоры всех народов будут устремлены на нас» [309, р.24]. Проповедь Уинтропа стала той идеей, которая легла в основу мифа «американская мечта» и на которую оказывали и продолжают оказывать давление новые идеалы, возникающие по ходу американской истории.
Утопический аспект американской мечты У. Уитмена
Миф «американская мечта», который начал складываться еще в колониальный период, продолжал по ходу американской истории достраиваться и перестраиваться. Строительным материалом для него -используем образное выражение Э.Я. Баталова - «были цельные «глыбы» и «обломки» многочисленных социальных утопий» [267, с.61]. Народная, официальная и литературно-теоретическая утопии, взаимодействуя друг с другом и дополняя друг друга, образуют тот «органический утопический контекст», в рамках которого только и может быть адекватно интерпретирована мифологема «американской мечты». Более того, она и строится из материала этих утопий, и «опирается на них и «подпирается» ими»[267,С.78].
Согласно концепции Э.Я.Баталова, наиболее полно исследовавшего проблематику утопического сознания США, исследование следует начать с народной утопии, т.к. именно с нее начинается любая национально-утопическая традиция, в том числе и американская.
Центральное место в американской народной утопии занимает идеал равенства, который трактуется не столько в духе потребительского равенства и равенства имуществ, сколько в духе равенства возможностей, распространяющегося как на экономическую, так и на политическую и правовую сферы. Такое содержание идеала равенства неизбежно предопределило и новое содержание идеала свободы - кроме негативного (свободы от...) он приобретает в сознании американцев и позитивный аспект: свобода предпринимательства, свобода в выборе своей судьбы и судьбы нации в целом. Заметим, что идеалы равенства и свободы в такой трактовке определили дух утопий фермерской Америки. Последние как тип массовой, демократической утопии, представляют собой такую форму утопий, в которой получили выражение идеалы «аграрной демократии», блокированные победой торгово-промышленной буржуазии, т.е. фермерские утопии явились реакцией на рост капитализма в Америке. Своими корнями они уходят в идеи американского Просвещения, представители которого (Б.Франклин и Т.Джефферсон) и сформулировали идеалы, составившие фундамент этих утопий. Наибольшая роль здесь по праву отводится Т.Джефферсону - яркому представителю американского Просвещения. Он, как автор Декларации независимости, чувствовал свою ответственность в осуществлении провозглашенных им идеалов: жизнь, свобода, равенство и стремление к счастью, и для него всегда оставался актуальным вопрос о путях их осуществления. Джефферсон был уверен, что политика федералистов во главе с А.Гамильтоном никогда не позволит воплотить в жизнь права и принципы Декларации, и предлагал другой путь: благосостояние общества должно основываться на свободном, неотчужденном труде мелких собственников, а государство должно быть лишь инструментом для практического осуществления естественных прав человека. Будучи сторонником частной собственности и умеренного индивидуализма, он, тем не менее, хотел бы оградить общество от тех отрицательных последствий, которые порождаются самой логикой развития частнособственнических отношений. Это парадоксальное стремление построить общество, которое могло бы извлечь максимальную выгоду от плюсов капитализма, оградив себя при этом от воздействия его «минусов», объясняет удивительную живучесть идеалов Джефферсона. Утопии фермерской Америки в джефферсоновском варианте оказали огромное воздействие на формирование «американской мечты». В ней много, по утверждению Э.Я. Баталова, от «джефферсоновской Аркадии» [267, с.ПО] -любовь к земле, вера и в гражданские добродетели, присущие патриархальному укладу фермерских хозяйств, и в плодотворный труд на родных просторах, как в единственную возможность улучшения жизни широких народных масс. И хотя утопии фермерской Америки на протяжении XIX века изжили себя, те джефферсоновские идеалы, которые были заложены в их фундамент - равные возможности, предпринимательский индивидуализм, мелкая частная собственность, местное самоуправление, «минимальное государство» - продолжали оставаться привлекательными для значительной части американцев и питать «американскую мечту».
Кроме утопий фермерской Америки рост промышленного капитализма породил как реакцию на него и другой тип сознания - романтическую социальную утопию, ориентированную на поиск путей осуществления обещаний американской революции, которые так и остались невыполненными1. Сложившись в первой половине XIX века, романтико утопическая традиция стала живым источником для «американской мечты» . Важная роль в создании этого типа социальной утопии принадлежала таким колоритным фигурам как Д.Ф. Купер, Р.У. Эмерсон, Г.Д. Торо, Г.Мелвилл, Н.Готорн. Писатели-романтики здесь одновременно выступают и как социальные утописты-теоретики, а некоторые из них (Г.Д. Торо, Н.Готорн) и как утописты-экспериментаторы. В этом смысле американский романтизм, как литературно-художественное течение, как социальная утопия и как модель социального поведения представляет собой единое по содержанию явление. Единство это обеспечивается единством философско-мировоззренческой базы американского романтизма, каковой является трансцендентализм. Приведенные ниже теоретические положения последнего определили область исканий утопистов-романтиков, а также обозначили отличительные моменты романтической утопии от утопий фермерской Америки.
Основополагающим принципом национального американского бытия и краеугольным камнем в постройке «американской мечты» был и остается индивидуализм1. Это и понятно. В Америке изначально не было той жесткой сословной структуры, имевшей место в Старом Свете, которая бы запрещала, тормозила развитие простого человека. Индивидуум в Америке имел возможность свободного и полного развития, что и явилось основой крепкого индивидуализма. Но если в утопиях фермерской Америки - это предпринимательский индивидуализм, то в романтической утопии - это индивидуализм этический, в основе которого лежит трансценденталистская идея о врожденном чувстве справедливости.
Идеал утописта-романтика - это человек-гуманист, естественный, свободный, не порабощенный техникой, поскольку она не отделяет его от природы - источника силы, мудрости и нравственной чистоты. Романтическая утопия не является царством разума, как у просветителей. Не является она и царством чистой природы, в ней господствует всеобщая гармония - законы человеческого бытия не вступают в противоречие с законами природы.
Романтик не принимает реальный мир американской буржуазной демократии, царством истинной демократии он считает свою утопию, в основе которой лежит эмерсоновский принцип «Следуй только себе, никогда не подражай» [15, с. 156]. Идеал утописта-романтика - этическая демократия, наполненная глубоким социальным содержанием, но не имеющая ничего общего с демократическим политическим процессом. Для утописта-романтика не существует политических проблем, в отличие от утописта, рассуждающего в духе идеалов фермерской Америки.
Важное место в своей утопии романтик XIX века отводит свободному труду, поскольку душа американца одержима работой. «В протестантской этике Богом благословлен именно homo faber, человек работающий» [72, с.206]. Бог ставит перед человеком задачу найти свое предназначение в жизни. И высшая цель нравственной жизни американца - выполнить свой долг, максимально реализуясь в профессии. Утописты-романтики XIX века смотрели на труд как на религиозную церемонию. Вот как характеризует представление утописта-романтика о труде Н.Готорн: «На труд мы смотрели как на молитву ... нам казалось, что каждый удар нашей лопаты обнажит какой-нибудь корень мудрости» [цит. по: 267, с. 129]. Кроме того, для американского сознания всегда были привлекательны картины обещанного изобилия, при этом большие надежды американец возлагал на помощь машины. На этот момент указывает В.Л. Паррингтон-младший: «Эта готовность принять обещанное изобилие, эта вера в плоды машинного труда типичны для Американской мечты» [304, р.203].
Романтические идеалы легли в основу принципов, на которых строилась жизнь во многих утопических общинах. И если в колониальный период, по мнению Ф.Литтела, «... добровольная община самого радикального толка помогла сформулировать и сформировать Американскую мечту» [301, p.xiv], то общины XIX века как результат непрестанных поисков оптимальных моделей строения и функционирования общества помогали проверять и перепроверять эту «мечту» и корректировать ее в соответствии с утопической практикой.