Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-правовые основы уголовного преследования органами дознания 18
1.1. Сущность и понятие уголовного преследования. Его виды и формы 18
1.2. Становление и развитие института уголовного преследования, осуществляемого органами дознания в российском законодательстве 49
Глава 2. Особенности уголовного преследования по уголовным делам, отнесенным к компетенции органов дознания 85
2.1. Уголовное преследование по уголовным делам, расследованным в форме дознания в общем порядке 85
2.2. Уголовное преследование по уголовным делам, расследованным в сокращенной форме дознания 117
2.3. Уголовное преследование при производстве неотложных следственных действий 140
2.4. Обеспечение законности при осуществлении уголовного преследования мерами процессуального контроля и прокурорского надзора 160
Заключение 183
Список литературы 186
Приложения 211
- Сущность и понятие уголовного преследования. Его виды и формы
- Становление и развитие института уголовного преследования, осуществляемого органами дознания в российском законодательстве
- Уголовное преследование по уголовным делам, расследованным в сокращенной форме дознания
- Обеспечение законности при осуществлении уголовного преследования мерами процессуального контроля и прокурорского надзора
Сущность и понятие уголовного преследования. Его виды и формы
Термин «уголовное преследование» впервые был введен в уголовно-процессуальное законодательство Федеральным законом от 20.03.2001 №26-ФЗ1 путём изменения ч. 1 ст. 47 УПК РСФСР, в соответствии с которой «в случае, если к лицу, подозреваемому в совершении преступления, применены иные меры процессуального принуждения или его права и свободы затронуты действиями, связанными с его уголовным преследованием, защитник допускается к участию в деле с начала осуществления этих мер или действий».
Данный термин до этого встречался в иных нормативных правовых актах, например в ст. 31 Федерального закона от 17.01.1992 №2202-1 «О прокуратуре Российской Федерации»2. Вместе с тем следует указать, что термин «уголовное преследование» в целом не является новым для уголовно-процессуального законодательства России. Впервые он был использован в Уставе уголовного судопроизводства 1864 г., ст. 529 которого гласила: «судебная палата приступает к рассмотрению обвинительных актов или представлений о прекращении или приостановлении уголовного преследования (выделено – К.А.), не иначе как по письменным предложениям состоящего при ней прокурора»3.
Однако ряд авторов, после введения в текст уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации понятия «уголовное преследование», подвергали его исследованию как нововведение в уголовно-процессуальном праве. Так, например, Е.Г. Мартынчик писал: «Бросается также в глаза и отказ от проверенных временем и практикой институтов отечественного уголовно-процессуального права и введение новых, например, таких как уголовное преследование, сторона обвинения и сторона защиты, публичное обвинение, частное обвинение, апелляционное производство»1 и др.
При этом стоит отметить, что более полное определение уголовного преследования содержалось в тексте проекта Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации №97700236-2 (принят Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации в первом чтении 06.06.1997 г.), в п. 17 ст. 5 которого уголовное преследование было определено как «деятельность, осуществляемая прокурором, следователем, органом дознания, дознавателем с целью изобличения на основе собранных доказательств подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления». В окончательной редакции принятого УПК РФ формулировка данного понятия была изложена в более кратком виде. В соответствии с п. 55 ст. 5 УПК РФ под уголовным преследованием понимается «процессуальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления».
Из указанного определения следует, что уголовное преследование осуществляется участниками уголовного судопроизводства со стороны обвинения. Таким образом, законодатель напрямую связывает понятие уголовного преследования с функцией обвинения, а через нее, соответственно, и со стороной обвинения. В соответствии с п. 47 ст. 5 УПК РФ к стороне обвинения относится прокурор, следователь, руководитель следственного органа, дознаватель, начальник подразделения дознания, начальник органа дознания, орган дознания, частный обвинитель, потерпевший, его законный представитель и представитель, гражданский истец и его представитель.
Длительное время к субъектам уголовного преследования был отнесен и суд, в полномочия которого входило право возбуждать уголовные дела и даже формулировать обвинение. Так, согласно ст. 418 УПК РСФСР, судья, вынося постановление о возбуждении уголовного дела по подготовленным в протокольной форме материалам, излагал в нём формулировку обвинения с указанием статьи уголовного закона, по которому подсудимый подлежал ответственности.
Впоследствии постановлением Конституционного Суда Российской Федерации от 28.11.1996 №19-П «По делу о проверке конституционности статьи 418 УПК РСФСР в связи с запросом Каратузского районного суда Красноярского края»1 положения данной нормы были признаны не соответствующими статьям 120 и 123 (часть 3) Конституции Российской Федерации, в которых закреплены принципы независимости суда и осуществления правосудия на основе состязательности и равноправия сторон.
В этом же постановлении Конституционный Суд Российской Федерации указал, что возбуждение уголовного преследования (выделено – К.А.) и поддержание обвинения перед судом является задачей специальных органов дознания, предварительного следствия и прокуратуры. В этой связи Федеральным законом от 15.11.1997 №141-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР»2 статья 418 была исключена из УПК РСФСР с одновременным наделением начальника органа дознания правом возбуждения уголовного дела и формулирования обвинения с отражением этого решения в протоколе досудебной подготовки материалов.
Вместе с тем следует отметить, что уголовное преследование участниками уголовного процесса со стороны обвинения осуществляется в пределах своих полномочий, установленных уголовно-процессуальным законом. В частности, для дознавателя уголовное преследование представляет собой выдвижение подозрения или обвинения, сбор необходимых для его обоснования доказательств, предъявление и изменение обвинения, обобщение собранных доказательств по окончании предварительного расследования в обвинительном заключении или обвинительном акте (постановлении). Полномочия прокурора по осуществлению уголовного преследования выражаются в утверждении обвинительного заключения или обвинительного акта (постановления), направлении уголовного дела в суд, поддержании государственного обвинения в суде, обжаловании приговора или иных решений суда, если сторона обвинения с ними не согласна, и т. п.
Для иных субъектов стороны обвинения уголовное преследование сводится к осуществлению следующих процессуальных действий: потерпевший – дает показания, представляет доказательства, поддерживает обвинение, выступает в прениях сторон и т. п. (ст. 42 УПК РФ); частный обвинитель – поддерживает обвинение в суде, представляет доказательства и участвует в их исследовании судом, излагает суду свое мнение по существу обвинения и т. п. (ст. 43, ст. 246 УПК РФ); гражданский истец – представляет доказательства, дает объяснения, заявляет ходатайства и отводы, участвует в судебных прениях, поддерживая гражданский иск и т. п. (ст. 44 УПК РФ); представители потерпевшего, гражданского истца и частного обвинителя имеют те же процессуальные права, что и представляемые ими лица (ст. 45 УПК РФ).
Говоря о законодательном определении понятия уголовного преследования, следует отметить, что содержащиеся в уголовно-процессуальном законе положения дают основание трактовать изложенные выше понятия «обвинение» и «уголовное преследование» в одном и том же значении. Так, п. 45 ст. 5 УПК РФ, разграничивая функции участников уголовного судопроизводства, указывает на то, что одна из сторон выполняет функцию обвинения (уголовного преследования). Часть 1 ст. 20 УПК РФ, дифференцируя уголовное преследование на виды, акцентирует внимание на то, что уголовное преследование также включает в себя обвинение в суде. Кроме того, в соответствии со ст. 35 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации» прокурор, осуществляя уголовное преследование в суде, выступает в качестве государственного обвинителя.
Стоит обратить внимание, что в п. 45 ст. 5 УПК РФ законодатель трактует обвинение как определенную деятельность. Но при этом в соответствии с п. 22 ст. 5 УПК РФ обвинение – это утверждение о совершении определенным лицом деяния, запрещенного уголовным законом, выдвинутое в порядке, установленном уголовно-процессуальным законом.
Одновременно диссертант обращает внимание, что УПК РФ не разграничил два отличающихся понятия «обвинение» и «уголовное преследование». Подобному положению можно не придавать особого значения, если не учитывать, что двусмысленные, а не редко и взаимоисключающие трактования правовых идей, заложенных в законодательном акте, негативно сказываются на достижении уголовным судопроизводством своего назначения, отражаются на его качестве, что чаще всего приводит к ущемлению прав человека и гражданина. Потребность в последовательном трактовании законодателем понятий «уголовное преследование» и «обвинение» важно для адекватной оценки уголовно-процессуальных средств, имеющихся в распоряжении органов дознания и их правильного использования.
Становление и развитие института уголовного преследования, осуществляемого органами дознания в российском законодательстве
При проведении исследования теоретических вопросов реализации в уголовном судопроизводстве органами дознания института уголовного преследования представляется необходимым обращение к историческому прошлому. Эта потребность обусловлена уяснением сущности уголовного преследования, отслеживанием истоков появления данного понятия, выделением основных исторических этапов его развития в теории уголовного процесса и правоприменительной деятельности России. Историческое исследование становления и развития конкретного правового института помогает лучше уяснить его предназначение. Безусловно, со временем меняется терминология и содержание институтов и понятий, но их сущность сохраняется, что и обуславливает потребность проведения их исследования.
В связи с чем считаем необходимым провести анализ исторической ретроспективы зарождения и реформирования уголовного преследования с использованием периодизации и принятия знаковых актов в сфере уголовно-процессуальных отношений, указывающих на эволюционные изменения государства, общества и права. Последнее, являясь одним из важнейших элементов культуры народа, представляет собой законодательство государства. При этом право – это элемент культуры человечества. Оно появляется тогда, когда общество достигает определенного уровня развития1. Например, по содержанию уголовно-процессуального законодательства можно судить о господствующих политических идеях, которыми руководствовалось государство на определенных исторических этапах своего развития, а также об уровне социально-экономического развития этого государства. Данные факторы являлись основным в определении форм и способов реализации института уголовного преследования. Один из виднейших отечественных ученых в области уголовно- процессуального права, профессор М.А. Чельцов-Бебутов, описывая историю суда и уголовного процесса в России, отмечал: «…надо признать, что первые, известные нам памятники законодательства X–XI вв. (договоры Руси с Византией и «Русская Правда») представляют собой выражение воли господствующего класса – феодалов с некоторыми пережитками более ранних правовых обычаев»1.
Становление и развитие института уголовного преследования неразрывно связано с развитием российского уголовного процесса в целом. Истоки его зарождения следует искать в первых законодательных источниках русского права. Древнейшими источниками правовых норм, регулирующими вопросы привлечения лиц к ответственности за совершение преступлений, являются упомянутые в летописях договоры Руси с Византией 907, 911, 945 и 971 гг.2
Помимо регламентирования общих вопросов, таких как восстановление дружественных отношений и мира между двумя государствами, установления стабильных торговых отношений и т. д., данные договоры определяли меры наказания руссов за совершение убийства, насилия, порабощения, кражи и других преступлений, ссылаясь на «закон русский» и «уставы русские». При этом процесс признания лица виновным в совершении преступления и назначение наказания в этих источниках не описывался, и в большей своей части они были посвящены вопросам уголовного права, а не судопроизводства.
В последующем некоторые вопросы судопроизводства были изложены в «Русской Правде», и, возможно, поэтому ее называют одним из первых нормативных актов, регламентирующих процессуальную деятельность3. Но в ней также не полностью раскрывалось содержание уголовного процесса той эпохи, поэтому её нельзя рассматривать как некий аналог современному уголовно-процессуальному закону.
При этом следует учитывать, что «Русская Правда» как древнейший памятник отечественного права на протяжении нескольких веков служила основным руководством при судебных разбирательствах и преследовании виновных в совершении преступлений. «Русская Правда» была результатом развития русской юридической мысли Х–ХII вв., её изучение дает нам представление о правовых реалиях того времени. Правоохранительная функция в тот период заключалась в основном в отправлении правосудия княжеским судом, а установление и преследование преступников было задачей самих потерпевших. Данная форма уголовного процесса являлась частно-исковой и подразумевала под собой частное уголовное преследование. Под преступлением в «Русской Правде» понималось только то, что причиняло непосредственный ущерб определенной личности или его имуществу и выражалось это термином «обида».
Одной из особенностей «Русской Правды» было отсутствие четкого разграничения между уголовными преступлениями и гражданскими правонарушениями, поэтому при рассмотрении дел всех категорий использовалась единая форма. Они были объединены единым понятием «обида», но не подразумевающим оскорбление чести, а в смысле причинения вреда. В понятие «обида» входило как убийство, так и неплатеж долга.
С принятием «Русской Правды» была ограничена кровная месть, появились должности вирника, мечника, мешальника и др. Например, в обязанности вирника входило проведение расследования и сбор виры, мечником являлся младший дружинник, вооруженный мечом, присутствовавший при проведении следствия, суда и сборе штрафов. Исследуя терминологию административно-судебных учреждений Древней Руси, В.О. Ключевский отмечал, что этот вопрос самый запутанный и потому содержащий значительное количество трудных для понимания и неразъяснённых слов1. Одно с уверенностью можно сказать, что созданием указанных должностей русские князья сосредотачивали в своих руках всю административную власть, которая включала в себя и уголовное судопроизводство. В связи с этим представляет интерес высказывание профессора И.Я. Фойницкого, который отмечал следующее: «Имея, однако, высокое политическое значение, уголовный процесс не должен превращаться в политическое орудие. Правосудие – высшая и даже единственная политика всякого суда вообще, уголовного в особенности»1.
Судебный процесс носил обвинительно-состязательный характер, стороны имели равные права и сами являлись инициаторами всех процессуальных действий, дело начиналось по жалобе (иску) потерпевшей стороны. Процесс делился на три стадии, его первой стадией являлся «заклич», означавший объявление о совершившемся преступлении (например, о пропаже имущества). Он производился в людном месте, где объявлялось о пропаже вещи, обладавшей индивидуальными признаками, которую можно было опознать. Если пропажа обнаруживалась по истечении трех дней с момента «заклича», тот, у кого она находилась, считался ответчиком.
Второй стадией был «свод», напоминавший очную ставку, который осуществлялся либо до «заклича», либо в срок до истечения трех дней после него. Человек, у которого обнаружили пропавшую вещь, должен был доказать добросовестность приобретения данной вещи. В случае если он не признавался, что украл, а уверял, что купил или обменял эту вещь, то должен был указать лицо, у которого данную вещь приобрел, при помощи показания двух свидетелей или мытника – сборщика торговых пошлин. Свод продолжался до тех пор, пока не доходил до человека, неспособного дать объяснение, где он приобрел эту вещь. Если свод выходил за пределы населенного пункта, где пропала вещь, он продолжался до третьего лица, на которого возлагалась обязанность уплатить собственнику стоимость вещи и право далее самому продолжать свод.
Третья стадия «гонение следа» – это отыскание доказательств и преступника по его следам. В случае если след доводил до дома определенного человека, его и считали преступником, если до села – ответственность возлагалась на вервь (общину). Если след затерялся на большой дороге, то на этом поиск прекращался.
Уголовное преследование по уголовным делам, расследованным в сокращенной форме дознания
В соответствие с действующим уголовно-процессуальным законодательством Российской Федерации в досудебном производстве уголовное преследование осуществляется, как отмечено выше, в рамках проведения предварительного следствия, дознания и неотложных следственных действий. Помимо указанных форм предварительного расследования, уголовное преследование может также осуществляться и в рамках производства сокращенного дознания по преступлениям небольшой и средней тяжести, отнесенным к подследственности органов дознания, при признании лицом, совершившим преступление, своей вины и при наличии других сопутствующих условий. Согласно статистическим данным в 2017 г. в сокращенной форме расследования всего было окончено – 97 229 уголовных дел, в 2018 – 96 989 уголовных дел или 27,5% и в 2019 – 82 532 уголовных дел1 или 26,5% от всех направленных в суд органом дознания уголовных дел.
Данная форма расследования была введена в УПК РФ Федеральным законом от 04.03.2013 №23-ФЗ2 в целях создания оптимальных условий для ускоренного расследования уголовных дел при одновременном сохранении гарантий прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства. Ранее такую роль выполняло дознание в общем порядке, существовавшее как упрощенная форма предварительного расследования. Но со временем дознание перестало отвечать требованиям оперативности и в настоящее время, на что указано в предыдущей части диссертационного исследования, мало чем отличается от предварительного следствия.
Постановка вопроса о введении сокращенного дознания, по мнению Б.Я. Гаврилова, была обусловлена двумя основными факторами: первый заключается в незнающей аналогов в досудебном производстве стран с развитой системой уголовного правосудия заформализованности российского уголовного судопроизводства; второй факт обусловлен введением в Уголовно процессуальный кодекс Российской Федерации нормы-принципа (ст. 61 «Разумный срок уголовного судопроизводства»), что требует от ученых и практиков выработки конкретных предложений по сокращению процессуальных сроков расследования уголовных дел, в том числе преступлений, обстоятельства по которым очевидны, например: совершившее их лицо задержано с поличным, не оспаривает его обстоятельства, и в целом расследование не представляет сложности в доказывании противоправного деяния1.
По мнению С.И. Гирько, наличие в российском законодательстве ускоренной и упрощенной процессуальной формы подготовки материалов для последующего рассмотрения судом по делам с несложной конструкцией состава преступлений, совершенных в условиях очевидности, свободных от иных усложняющих элементов, совершенно обосновано различными соображениями и прежде всего требованиями процессуальной экономии2.
Немаловажным фактором упрощения досудебного производства является и расширение сферы применения уголовно-процессуальной формы и увеличения количества дел, поступающих в производство должностных лиц органов дознания3.
Законодатель при подготовке проекта Федерального закона о введении сокращенного порядка дознания обосновывал принятие такого решения исключением нерационального расходования сил и средств органов предварительного расследования, необоснованным затягиванием сроков досудебного производства, когда уголовное дело не представляет правовой и фактической сложности, а причастность лица к совершению преступления не вызывает сомнения1.
Можно сказать, что изменения, направленные на дифференциацию уголовно-процессуальной формы путем дополнения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации главой 321 «Дознание в сокращенной форме», в целом получили положительную оценку в научном сообществе2. Одновременно высказывались и мнения об отсутствии необходимости в реформировании дознания3.
В целом в науке существуют две группы суждений относительно дифференциации уголовно-процессуальных форм расследования: одни ученые поддерживают многообразие уголовно-процессуальных форм расследования4, другие – категорически возражают против этого5, предполагая, что основной тенденцией развития уголовно-процессуального права является унификация производства по всем категориям уголовных дел, основываясь на том, что понятие преступление является единым.
Так, по мнению М.С. Строговича, «не существует на свете такой категории уголовных дел, как простые, ясные, бесспорные, нет таких дел. Всякое дело, со всеми его обстоятельствами должно быть расследовано истинно»1.
Большинство же ученых с такой позицией не соглашаются, считая, что процессуальная форма должна быть дифференцирована. Как отмечает А.П. Гуляев, «дифференциация процессуальной формы делает более эффективным уголовное производство, поскольку позволяет учитывать интересы участников уголовного судопроизводства и особенности дела»2.
По мнению С.И. Гирько, «преступления с достаточно простой конструкцией состава, очевидные и не представляющие большой общественной опасности, должны расследоваться в формате унифицированной формы, роль которой до 1997 г. выполняла протокольная форма досудебного производства3.
В свою очередь диссертант считает необходимым дифференцировать уголовно-процессуальную форму, в том числе в целях процессуальной экономии, но с учетом сохранения гарантированной государством защиты прав и законных интересов лиц, вовлеченных в сферу уголовного судопроизводства.
Еще И.Я. Фойницкий указывал, что «если нужны отступления от правил, то на первый план должны выдвигаться интересы процессуальные – быстроты, полноты и экономии производства»1.
Продолжая исследование сокращенной формы расследования, отметим, что процессуальная экономия по замыслу законодателя заключается в сужении предмета доказывания, в возможности использования сведений, полученных в стадии возбуждения уголовного дела вне процедуры собирания доказательств, в исключении по общему правилу из процесса доказывания проверки доказательств, в особых требованиях к форме обвинительного постановления и, как следствие изложенного, в сокращении сроков дознания.
Как справедливо утверждает Л.В. Головко, «хотим мы того или нет, но ускорение процесса есть объективная тенденция новейшего развития уголовно-процессуального права во всем мире… и вряд ли по каким-то причинам в России свою объективность теряет»2.
С целью уяснения порядка осуществления уголовного преследования в рамках производства дознания в сокращенной форме представляется необходимым разобрать законодательно регламентированный порядок такого производства.
Итак, дознание в сокращенной форме производится в порядке, установленном главой 32 УПК РФ, с изъятиями, предусмотренными главой 321 УПК РФ. Основанием для производства сокращенного дознания является ходатайство подозреваемого о производстве дознания в сокращенной форме. Зависимость процессуальной формы расследования от позиции непосредственно подозреваемого вызывает в научном сообществе ряд вопросов. Так, например, по мнению С.И. Гирько, выбор процессуальной формы может зависеть только от двух обстоятельств: во-первых, тяжести преступления и, соответственно, категории уголовного дела, подследственности, органа расследования, субъекта принятия процессуального решения; во-вторых, наличия или отсутствия узаконенных условий (обстоятельств), допускающих или исключающих по конкретному делу производство в сокращенной форме. Но в любом случае, как представляется, решение о форме дознания должно быть оставлено за УПК и лицом, производящим дознание. Переложение принятия указанного процессуального решения (фактически, а не номинально) на подозреваемого является ошибкой1.
Обеспечение законности при осуществлении уголовного преследования мерами процессуального контроля и прокурорского надзора
В досудебном производстве наиболее часто допускаемые нарушения прав и свобод человека совершаются, как правило, в ходе осуществления уголовного преследования. Достижению надлежащего уровня законности в стадии предварительного расследования призвана способствовать деятельность начальника органа дознания и начальника подразделения дознания по осуществлению процессуального контроля, а также органов прокуратуры по осуществлению процессуального надзора и суда в связи с осуществлением судебного контроля.
Законность является одним из важнейших принципов функционирования правоохранительной системы, выполнение которой в режиме законности в соответствии со ст. 6 УПК РФ обеспечивает как защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, так и защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод.
В уголовно-процессуальном законодательстве необходимость обеспечения законности при производстве по уголовному делу находит свое отражение в качестве одного из важнейших приоритетов уголовно-процессуальной политики. Не случайно в главе 2 УПК РФ «Принципы уголовного судопроизводства» в качестве самостоятельной выделена статья 7 «Законность при производстве по уголовному делу». Положения указанной нормы обязывают суд, прокурора, …….., орган дознания, начальника органа дознания, начальника подразделения дознания и дознавателя не применять федеральный закон, противоречащий УПК РФ, а в случае установления несоответствия федерального закона или иного нормативного правового акта УПК РФ принимать решение в соответствии с уголовно-процессуальным кодексом. Помимо этого, положение анализируемой нормы подчеркивает, что определения суда, постановления судьи, прокурора, …….., органа дознания, начальника органа дознания, начальника подразделения дознания, дознавателя должны быть законными, обоснованными и мотивированными.
Принцип законности находит также свое отражение в ч. 2 ст. 1 УПК РФ, в которой говорится, что установленный уголовно-процессуальным законом порядок уголовного судопроизводства является обязательным для судов, органов прокуратуры, …….. и органов дознания, а также иных участников уголовного судопроизводства. Следует выделить и то обстоятельство, что принцип законности является общеправовым конституционным, так как закреплен в ч. 2 ст. 15 и ст. 120 Конституции Российской Федерации, содержание которых обязывает субъектов права соблюдать законы и нести обязанности, ими предусмотренные.
Реализация принципа законности в ходе осуществления уголовного преследования обеспечивается системой гарантий, которые, по существу, являются содержанием других принципов. К таким принципам можно отнести, например: равенство сторон перед законом и судом, независимость судей при осуществлении правосудия, состязательность и равноправие сторон, гласность, непосредственность, устность и т. д.
Стоит согласиться с позицией В.Т. Томина, отмечающего, что условием эффективного действия принципа законности является наличие в уголовно процессуальном праве оптимального количества норм, плюс их непротиворечивость и легитимность, их системность и систематизированность, наконец их доступность участникам процесса1.
Вместе с тем, следует отметить, что в УПК РСФСР 1960 г. (впрочем, как и в УПК РСФСР 1922 г., УПК РСФСР 1923 г.) правовая норма, провозглашающая требование о соблюдении законности при производстве по уголовному делу, не имела своего прямого отражения. Но это вытекало из толкования положений ст. 25 УПК РСФСР 1960 г., в которой о прокурорском надзоре в уголовном судопроизводстве говорилось следующее: надзор за точным исполнением законов в уголовном судопроизводстве осуществляется Генеральным прокурором СССР и через подчиненных ему прокуроров. Прокурор был обязан во всех стадиях уголовного судопроизводства своевременно принимать предусмотренные законом меры к устранению всяких нарушений закона, от кого бы эти нарушения ни исходили. Прокурор имел широкие полномочия, предоставленные ему ст. 211 УПК РСФСР, позволяющие наиболее действенно осуществлять надзор за исполнением законов органами предварительного расследования. При наличии столь широкого круга властно-распорядительных полномочий, обжаловать действия и решения самого прокурора возможно было только путем подачи жалобы вышестоящему прокурору (ст. 220 УПК РСФСР). Такой порядок обжалования, не выходящий за рамки органов прокуратуры, подвергался критике в виду отсутствия судебного контроля за законностью действий и решений самого прокурора. Возможно, что это обстоятельство в числе других факторов также повлияло на последовательно внесенные в законодательство изменения, направленные на ограничение полномочий прокурора и передачи части из них суду еще в рамках действия УПК РСФСР 1960 г.
Так, в принятой Постановлением Верховного Совета РСФСР от 24 октября 1991 г. Концепции судебной реформы1 одним из направлений стало расширение возможностей обжалования в суд неправомерных действий должностных лиц, установление судебного контроля за законностью применения мер пресечения и других мер процессуального принуждения, что выразилось в дополнении УПК РСФСР статьями 2201 и 2202 предоставляющими возможность обжалования в суд ареста или продления срока содержания под стражей и регламентирующими порядок судебной проверки законности и обоснованности принятия указанных решений2. В последующие годы вышеуказанные нормы УПК РСФСР были признаны не соответствующими Конституции Российской Федерации1, так как ограничивали круг лиц, имеющих право на обжалование постановления о применении к ним в качестве меры пресечения заключение под стражу, только лицами, содержащимися под стражей, и возможности проверки законности и обоснованности применения указанной меры пресечения, только судом по месту содержания лица под стражей.
Таким образом, была предложена идея не просто судебного контроля, а по существу – судебного руководства предварительным расследованием. Такое мнение высказал А.Г. Халиулин относительно решения авторов Концепции судебной реформы в Российской Федерации по передаче суду контроля над принятиями важнейших процессуальных решений органами расследования2.
Помимо этого, Концепция судебной реформы, характеризующаяся расширительным толкованием судебного контроля, нашла свое отражение в нормах принятой в 1993 г. Конституции Российской Федерации, в соответствии с её статьями 22, 23 и 25 право санкционирования наиболее значимых решений органов расследования, затрагивающих конституционные права граждан, было отнесено к ведению суда. Впредь при решении вопроса о проведении следственных действий, связанных с ограничением конституционных прав граждан, органам расследования требовалось на то разрешение суда. Но данное правило до принятия УПК РФ реализовано так и не было в силу переходных положений в Конституции Российской Федерации (раздел II). Кроме того, при введении в действие Уголовно-процессуального кодекса 2001 г., законодатель в переходных положениях3 предусмотрел сохранение до 1 января 2004 г. за прокурором право санкционирование следственных действий, ограничивающих конституционные права граждан. На неопределенное время сохранялись и положения УПК РСФСР, регламентирующие продление срока содержания под стражей обвиняемых, подозреваемых на срок до 12 и 18 месяцев соответственно за тяжкие и особо тяжкие преступления с согласия прокурора, без судебного решения1. Обусловлено это было тем, что прокуратура, вопреки положениям Конституции Российской Федерации 1993 г. и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, ратифицированной в Российской Федерации еще в 1998 г.2, сумела «пролоббировать» сохранение на переходный период своих полномочий по санкционированию продления срока содержания обвиняемых под стражей и производства следственных действий, ограничивающих конституционные права граждан3.