Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Сущность уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия 17
1.1. Уголовно-процессуальные акты органов предварительного следствия как формы государственно-управленческой деятельности .17
1.2. Понятие и признаки уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия 36
Глава 2. Правовые условия вынесения уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия .66
2.1. Субъекты, уполномоченные на издание уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия 66
2.2. Требования, предъявляемые к уголовно-процессуальным актам органов предварительного следствия 89
2.3. Документальная форма фиксации уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия 109
Глава 3. Система уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия 128
3.1. Сущность системы уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия 128
3.2. Проблемы, тенденции и перспективы развития системы уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия 147
Заключение .169
Библиографический список .177
Приложение .211
- Уголовно-процессуальные акты органов предварительного следствия как формы государственно-управленческой деятельности
- Субъекты, уполномоченные на издание уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия
- Документальная форма фиксации уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия
- Проблемы, тенденции и перспективы развития системы уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия
Уголовно-процессуальные акты органов предварительного следствия как формы государственно-управленческой деятельности
На протяжении всего существования человечество стремилось выработать наиболее удобные, комфортные соответствующие определенному историческому периоду формы и прикладные технологии закрепления, хранения и передачи различной информации. Первоначально люди делились сведениями об окружающем мире при помощи мимики, жестикуляции, голоса и других средств коммуникации1. Важнейший этап в эволюции общества был связан с появлением языка и осмысленной речи, обусловивших возникновение первых в истории методик информационного обмена между индивидами. Однако наиболее значимым событием, своеобразной «отправной точкой» для всего последующего развития социума стало изобретение письменности. Этот способ передачи и восприятия людьми различных сведений предопределил сущность и характер базовых механизмов работы с информационными ресурсами на долгие годы, уготовив письменным документам роль основной формы фиксации информации.
Под документами (от лат. dokumentum – образец, свидетельство, доказательство) обычно понимаются материальные объекты, в которых с помощью знаков, символов и прочих элементов естественного или искусственного языка зафиксированы сведения о каких-либо фактах2. Документирование появилось еще в глубокой древности (в виде записей, грамот, досок и т. п.) и сопутствовало всей дальнейшей истории существования и развития общественных и иных отношений между различными социальными субъектами: отдельными лицами, группами лиц, государством или иными властными субъектами и т. д. Даже в современных условиях, характеризующихся научно-техническим прогрессом, появлением множества иных способов хранения и передачи информации, сопряженных в первую очередь с использованием фото-, аудио-, видеотехники, компьютерных средств, письменные документы продолжают активно использоваться в различных сферах жизнедеятельности, а в некоторых из них по-прежнему сохраняют первостепенное значение.
По известным причинам наибольшее распространение письменные документы получили именно в правовой сфере, включающей правотворческую, правоприменительную, правоохранительную, правозащитную и другие виды юридической деятельности. Ввиду необходимости надлежащей материальной фиксации в доступной для общества форме как самих правовых норм, так и регулируемых ими правоотношений, юриспруденция является «основным потребителем» письменных документов, широко использует их потенциал для закрепления, хранения и передачи различной правовой информации, причем наибольшим документооборотом, наибольшими массивами документов характеризуется деятельность различных государственных органов и их должностных лиц, которая наряду со своей правовой оболочкой имеет управленческую направленность и проводится в целях обеспечения надлежащей жизнедеятельности и дальнейшего развития общества и государства, то есть является основным способом государственного управления.
Попутно отметим, что вообще управление рассматривается как сложный, комплексный, многогранный и многоаспектный феномен, представляющий совокупность приемов и методов целенаправленного воздействия управляющего субъекта на управляемый объект для достижения определенного результата1, а связанные с ним проблемы входят в предмет специальной отрасли научного знания – теории управления.
В юридических документах находит свое отражение вся публичная деятельность государственных органов и их должностных лиц по проведению разнообразных действий и принятию решений управленческого характера, а также по выполнению других предписаний закона. Правовая природа государственной власти обусловливает документальную фиксацию подавляющего большинства осуществляемых процедур (форм). В связи с этим Л.Л. Попов справедливо отмечает, что необходимость процессуального оформления государственного управления и работы органов исполнительной власти является очевидной, поскольку оно способствует упорядоченности и эффективности их функциониро-вания1. Среди всего множества таких документов особое место традиционно занимают правовые акты (применительно к деятельности органов власти их обычно называют правовыми актами управления).
Слово «акт», происходящее от латинского термина «actus» – действие, имеет в русском языке несколько значений, смысл которых можно свести к двум базовым дефинициям. Во-первых, под актом следует понимать единичное действие, поступок, отдельное проявление какой-либо деятельности; во-вторых, это официальный документ, связанный с удостоверением тех или иных обстоятельств, в том числе вызывающих правовые последствия2.
Вместе с тем в юридической литературе часто используется подход, предполагающий интеграцию различных пониманий термина «акт» в какую-то единую, унифицированную правовую категорию. Иными словами, правовой акт наделяется сложной, двойственной природой, т. е. одновременно рассматривается как волеизъявление участника правоотношения и юридический документ, удостоверяющий это волеизъявление.
В публикациях по общей теории права ученые обычно называют правовым актом некое властное волеизъявление государственного органа, должностного лица или иного полномочного субъекта, которое отражено в письменном документе, носит официальный характер и, обладая юридической силой, нацелено на урегулирование определенных социальных отношений. Например, С.С. Алексеев понимал под правовым актом официальный акт-документ компетентного органа, содержащий индивидуальное государственно-властное веление по применению права1. Ю.А. Тихомиров пишет, что правовой акт – это письменный документ, принятый уполномоченным субъектом права, имеющий официальный характер и обязательную силу, выражающий властные волеизъявления и направленный на регулирование общественных отношений2. По мнению Н.Н. Вопленко, правоприменительную деятельность оформляет акт применения права, который является особой разновидностью, поскольку в нем выражены единство государственной воли, заключенной в нормах права, и воли правоприменителя, его издавшего, он является решением компетентного органа по юридическому делу и содержит в себе индивидуально-властное веление3.
Издание правовых актов государственными органами и их должностными лицами представляет наиболее эффективный юридический инструмент публичного администрирования, основную форму управленческих действий. С помощью актов устанавливается правовая связь между субъектами и объектами государственного управления, реализуются управленческие функции органов власти, связанные с ведением государственной политики во всех сферах жизнедеятельности, и решаются иные возложенные на них задачи, поэтому в юридических науках государственного цикла различные проблемы, касающиеся правовых актов, традиционно занимают одно из центральных мест. На протяжении многих лет они не теряют своей актуальности и привлекают пристальное внимание исследователей1.
Специалисты в области административного права в самом общем виде понимают под правовым актом (правым актом управления) выраженное на основе материально-правовой нормы и в соответствии с процессуально-правовой нормой документально оформленное властное веление субъекта государственного управления, предопределяющее поведение подвластного субъекта (субъектов), которое нацелено на возникновение (изменение либо прекращение) правоотношений или состояний в сфере государственного администрирования. Так, Р.Ф. Васильев трактовал акт управления как властное волеизъявление государственных органов и других субъектов государственного управления, устанавливающих, применяющих, изменяющих, отменяющих правовые нормы или изменяющих сферу их действия. При этом ученый уточнял, что данное властное волеизъявление должно совершаться в ходе реализации функций государственного управления в установленном порядке на основе и во исполнение законов, а формой такого волеизъявления может являться как устное веление, так и конкретный документ, содержащий соответствующие веления2.
Субъекты, уполномоченные на издание уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия
Выявленный и проанализированный в первой главе настоящего диссертационного исследования государственно-властный характер уголовно-процессуальных актов предполагает возможность их издания лишь строго определенными публично-правовыми субъектами – государственными органами или должностными лицами, наделенными распорядительными полномочиями по осуществлению уголовного судопроизводства. В части уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия этими субъектами являются следователи и руководители следственных органов различных уровней.
Сложившийся в Российской Федерации отчасти юрисдикционный характер следственной деятельности непосредственно связан с традиционной принадлежностью национальной системы уголовного судопроизводства к континентальному (романо-германскому) типу, предполагающему возможность реализации некоторых «судебных» полномочий в досудебном производстве. Подобные полномочия, включая возможность издания соответствующих правовых актов, в той или иной степени присущи представителям следственной (су-дебно-следственной) власти всех государств, использующих континентальную модель уголовного процесса. В частности, французский следственный судья принимает процессуальные решения: рассматривает ходатайства сторон, прекращает дело, передает его в суд для судебного разбирательства и др.1 Следственный судья в Испании отвечает за все решения на стадии досудебного рас-следования2 и т. д. Вместе с тем, как уже отмечалось ранее, за последние 100 лет в России сформировалась особая система досудебного производства, кото-рой свойственно смешение следственных и полицейских полномочий и нахождение предварительного следствия в компетенции «силовых» министерств и ведомств, либо прямо отнесенных к органам исполнительной власти (ФСБ России и МВД России), либо построенных по их подобию (Следственный комитет РФ).
Для справедливости отметим, что в настоящее время некоторые другие государства уже тоже достаточно далеко отошли от «классической» континентальной модели досудебного производства с возложением следственной функции на полицию или иные правоохранительные ведомства, например, Австрия1, Германия2, Польша3, Швейцария4 и т. д. Однако во всех этих странах органы предварительного расследования при выполнении своих процессуальных функций либо прямо подчинены прокурору, либо поставлены в большую зависимость от его надзорных полномочий, т. е. именно прокурор занимает главенствующее положение в досудебном производстве, поэтому обладает исключительной компетенцией на вынесение наиболее важных уголовно-процессуальных актов.
Весьма близкие правовые конструкции были присущи досудебному производству РСФСР и других союзных республик, где прокурор, осуществляя надзорные функции, фактически являлся «хозяином» предварительного расследования, в частности обладал полномочиями по изданию любых процессуальных актов, которые находились в вдении органов предварительного следствия (например, ст. 211 УПК РСФСР5, ст. 227 УПК Украинской ССР6, ст. 221 Бело русской ССР1, ст. 112-1 УПК Казахской ССР2 и т. д.). Похожие механизмы были сохранены и в уголовно-процессуальных законах независимых государств, возникших на постсоветском пространстве (например, ст. 36 УПК Украины3, ст. 34 УПК Беларуси4, ст. 58 УПК Казахстана5 и т. д.). Тогда как российский законодатель в ходе реформы досудебного производства 2007 г.6 сконструировал достаточно своеобразную модель организации и функционирования следственной власти континентального типа, которая, с одной стороны, предполагает внесудебный (исполнительно-распорядительный) характер, а с другой – практически полностью независима от прокуратуры. Современные органы предварительного следствия РФ в части реализации тех полномочий, которые не требуют получения судебных решений, согласно УПК РФ обладают всей полнотой государственной власти и независимостью в издании соответствующих уголовно-процессуальных актов, за исключением обвинительного заключения и постановления о направлении уголовного дела в суд для применения принудительной меры медицинского характера, которые по-прежнему утверждаются прокурором. В связи с этим И.С. Дикарев пишет, что на протяжении всего расследования прокурор непричастен к осуществлению уголовного преследования, его функция – надзор за процессуальной деятельностью органов предварительного следствия. Автор считает, что подобное положение прокурора не противоречит законодательному определению этого участника. Он осуществляет от имени государства уголовное преследование, но не в досудебном производстве, а в судебных стадиях, что вполне согласуется с формулировкой, закрепленной в ч. 1 ст. 37 УПК РФ1. А.С. Александров и Д.В. Потапов отмечают, что единственной функцией, которая осталась у прокурора, является оценка доказательственного материала, обосновывающего выводы и решения следователя для принятия решения о возможности поддержания обвинения в суде. Фактически прокурор надзирает за процессуальной деятельностью органа предварительного следствия как бы со стороны2.
Необходимо обратить внимание, что существующие механизмы предварительного следствия РФ на протяжении последних лет вызывают ряд критических оценок и являются предметом бурных дискуссий. В частности, А.С. Александров вообще ратует за отказ от следственной формы досудебного производства, ликвидацию возбуждения уголовного дела и предварительного расследования как этапов уголовно-процессуальной деятельности. По его мнению, следственные способы обвинения и получения доказательств необходимо заменить судебными процедурами, а функции по осуществлению уголовного преследования вывести из сферы уголовно-процессуального регулирования и возложить на вновь созданные органы единой многопрофильной федеральной уголовной полиции3. С.А. Шейфер, наоборот, писал о высокой эффективности процессуальной самостоятельности следователя, отделенного от обвинительной власти прокурора и тяготеющего к судебной власти, и крайне отрицательных последствиях слияния следственной власти с властью обвинительной4. Аналогичной по сути позиции придерживаются А.Ю. Мирошниченко, О.Г. Тарнакоп, которые отмечают, что организация системы органов предварительного следствия должна основываться на отечественном историческом опыте1.
Некоторые современные ученые активно выступают за введение в уголовный процесс нового участника – следственного судьи: для производства предварительного расследования в полном объеме, в том числе для досудебного депонирования доказательств2 , или только для осуществления судебно-контрольных функций (по примеру Украины, Казахстана и ряда других постсоветских государств)3. Отдельные авторы пишут, что дальнейшее реформирование системы органов предварительного расследования должно проходить по таким направлениям, как: создание единого следственного органа на основе Следственного комитета РФ и дополнительного контрольного органа – судебного следователя (следственного судьи)4. Другие специалисты, наоборот, высказывают по этому поводу скептические позиции и выступают за сохранение существующей парадигмы реализации следственной власти5 . Как полагают В.М. Быков и Н.С. Манова, путем замены судебно-контрольных и прокурорско-надзорных механизмов обеспечения законности досудебного производства на деятельность следственного судьи имеющиеся проблемы разрешены не будут, а, наоборот, добавится волокита в виде промежуточной инстанции между следователем, прокурором и судом6.
Документальная форма фиксации уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия
В предыдущем параграфе мы обращали внимание, что законность любого уголовно-процессуального акта, в том числе вынесенного органом предварительного следствия, помимо всего прочего подразумевает соблюдение правил, предъявляемых к его надлежащей фиксации, т. е. к юридическому оформлению соответствующего процессуального документа: постановления, обвинительного заключения, отдельного поручения и т. д. Иными словами, процессуальная форма акта предполагает не только порядок действий, связанных с его изданием, но и правильность отражения этого порядка «на бумаге».
Одной из присущих процессуальной форме уголовного судопроизводства черт, – писала П.А. Лупинская, – является форма документа-решения. Она указывала, что только максимально четкое и правильное выражение принятого решения при соблюдении процессуальной формы позволяет выполнить требования законности. По ее мнению, оформление принятого решения нельзя считать простой формальностью или техническим моментом, поэтому в нормативных актах закрепляются требования к построению документов, формулировкам, терминологии, соотношению его частей и т. п.1 В свою очередь, Т.В. Шушанова отмечает, что информация, полученная в ходе производства по уголовному делу, должна быть зафиксирована в таком виде и такими способами, которые обеспечивают возможность последующего ее восприятия, изучения и оценки деятельности участников уголовного судопроизводства, совершавших те или иные процессуальные действия2. А.В. Землянухин выделяет сразу три разновидности процессуальной формы каждого документа: а) юридическую, т. е. совокупность предусмотренных законом требований, предъявляемых к документу; б) внутреннюю, предполагающую взаимосвязь различных частей и элементов, входящих в его содержание; в) внешнюю, которая выражается в способе фиксации (типографском, электронном, рукописном и т. д.)3.
Ранее уже отмечалось, что специальная форма фиксации уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия является очевидным признаком, подчеркивающим их официальный характер, юридическую значимость и нахождение в общей системе правовых актов управления как наиболее эффективных средств государственного администрирования. В связи с этим необходимо обратить внимание, что в публикациях по административному праву традиционно доминирует точка зрения, что правовые акты управления могут издаваться и в устной, и в письменной форме4. Хотя существуют и иные позиции, авторы которых настаивают на исключительно письменной форме правовых актов1.
В свою очередь, ученые-процессуалисты, наоборот, обычно высказываются за исключительную письменную форму уголовно-процессуальных актов2. При этом отмечается, что письменность является основным признаком процессуальных документов в досудебном производстве3. Указанные позиции представляются совершенно справедливыми. Ввиду особого характера уголовно-процессуальных актов, выраженного в возможности существенного ограничения прав и свобод личности, порядок их издания должен быть формализован в более сильной степени и обременен гораздо более жесткими юридическими гарантиями по сравнению с теми, которые предусмотрены для иных правовых актов государственного управления. К тому же письменный характер вообще соответствует историческим традициям континентальной (романо-германской) системы досудебного производства, во многом основанной на инквизиционной модели уголовного процесса.
Письменная форма уголовно-процессуального акта позволяет соблюсти предъявляемые к нему требования законности, обоснованности, мотивированности, делает возможным ознакомление заинтересованных лиц с его содержанием и получение его копии, чем обеспечивает предусмотренное ст. 19 УПК РФ право на обжалование процессуальных действий и решений. В связи с этим интересной представляется позиция А.Г. Маркелова, который отмечает, что значительную часть времени органы предварительного следствия посвящают составлению различной документации, поскольку ни великолепная юридическая проницательность, ни отличные ораторские способности не могут отражать качество совершаемой ими работы, как находящиеся в материалах уголовного дела процессуальные акты1.
Итак, в настоящее время уголовно-процессуальные акты органов предварительного следствия предполагают словесную форму фиксации, представляя собой одну из разновидностей письменных документов, по которым отчетливо прослеживаются все этапы досудебного производства. Вообще в материалах уголовного дела можно встретить множество самых разнообразных как официальных, так и неофициальных документов: документов-доказательств; документов, исходящих от различных участников процесса (обвиняемого, защитника, потерпевшего, эксперта и др.); документов, удостоверяющих какие-либо процессуальные действия (протоколы ознакомления с материалами уголовного дела, разъяснения прав и др.); документов-уведомлений (уведомлений прокурора, близких родственников, повесток и др.); документов технического характера (сопроводительных писем, описей и др.) и многих других. Поэтому уголовно-процессуальные акты органов предварительного следствия составляют лишь небольшую часть всего этого документального массива, отличаясь наиболее жесткими требованиями своего оформления.
Законодатель не предусматривает какой-либо структуры уголовно-процессуальных актов. Однако в следственной практике уже давно сформировалась традиционная трехзвенная технология написания постановлений и тому подобных документов, предполагающая вводную, описательно-мотивировочную и резолютивную части2. Хотя для справедливости необходимо отметить, что при составлении некоторых специфических уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия (протокола задержания подозреваемого, обвинительного заключения1 и т. д.) используются несколько иные технологии.
Во вводной части уголовно-процессуального акта надлежит указывать формальные сведения и реквизиты, присущие любому имеющему юридическое значение официальному документу, в частности его наименование, дату, время и место составления, данные об авторе документа, номер уголовного дела и пр. В связи с этим стоит обратить внимание, что, регламентируя целый ряд следственных постановлений, законодатель достаточно подробно раскрывает содержание их вводных частей. Так, ч. 2 ст. 146 УПК РФ предусматривает, что в постановлении о возбуждении уголовного дела указываются: 1) дата, время и место его вынесения; 2) кем оно вынесено. В части 2 ст. 92 УПК РФ отмечается, что протокол задержания подозреваемого должен содержать сведения о дате и времени составления. Часть 2 ст. 71 УПК РФ устанавливает, что в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого следователю надлежит указать: 1) дату и место его составления; 2) кем оно составлено и др. Законодатель также делает подобные разъяснения применительно к описательно-мотивировочным и резолютивным частям некоторых постановлений, а именно напоминает правила квалификации преступлений, обязанность подписания следователем вынесенного уголовно-процессуального акта и т. д.
Как представляется, формализация посредством федерального закона сугубо технических правил при составлении уголовно-процессуальных актов является излишней. Мы солидарны с С.Б. Россинским, который полагает, что действующий УПК РФ вообще сильно перегружен подобными нормами, а если далее руководствоваться такой логикой, то в скором времени потребуются специальные нормы, регламентирующие цвет чернил или степень разборчивости почерка при заполнении процессуальных документов. Автор пишет, что если следователь не обладает достаточной правовой культурой, не осознает необходимости указания в процессуальных актах всех очевидных реквизитов, то он вообще не достоин должности в органах государственной власти, предполагающей его наделение юрисдикционными полномочиями, а государству вместо превращения УПК РФ в пошаговую инструкцию для неграмотных правоприменителей нужно менять кадровую политику в отношении своих служащих, замещающих такие должности1.
Проблемы, тенденции и перспективы развития системы уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия
Выявленный и проанализированный в предыдущем параграфе признак динамичности системы уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия, ее способность к саморазвитию в зависимости от объективно существующих факторов предполагают необходимость внесения периодических коррективов в законодательство, обусловленных веяниями проводимой в России уголовно-процессуальной политики, решениями Конституционного Суда РФ1, результатами различных научных исследований и потребностями правоприменительной практики. В частности, некоторые из прежде предусмотренных УПК РФ или УПК РСФСР актов утратили свой юридический смысл, поэтому вполне закономерно были исключены из существующей системы (например, выносимые следователем с санкции (с согласия) прокурора поста-1 новления о заключении лица под стражу, выемке предметов и документов, содержащих охраняемую законом тайну, постановление следователя о реализации вещественных доказательств). Иные, наоборот, были введены в сферу уголовно-процессуального регулирования как обеспечивающие реализацию каких-то новых, ранее не известных правоотношений (например, различные постановления руководителя следственного органа) и т. д.
Существующая система уголовно-процессуальных актов органов предварительного следствия еще далека от своего совершенства и характеризуется рядом доктринальных и нормативно-правовых проблем, оказывающих негативное влияние на правоприменительную практику. В связи с этим многие входящие в нее элементы объективно нуждаются в дальнейшем развитии и оптимизации. Рассмотрим более подробно некоторые из них.
Постановления. Постановления представляют собой самые распространенные уголовно-процессуальные акты органов предварительного следствия. По смыслу п. 25 ст. 5 УПК РФ в форме постановлений должны выноситься любые решения следователя или руководителя следственного органа, кроме обвинительного заключения. Хотя указанная правовая дефиниция вступает в некоторые противоречия с иными положениями УПК РФ, предполагающими существование других актов-решений (протокола задержания подозреваемого, письменных указаний руководителя следственного органа и т. д.), замысел законодателя в этой части уголовно-процессуального регулирования вполне понятен. Постановлению отводится роль следственного акта, используемого в общем порядке, «по умолчанию», т. е. в тех случаях, когда для возникновения, изменения или прекращения определенных правоотношений либо состояний специальной нормой не предусматривается необходимость издания каких-либо особых резолютивных документов. Вместе с тем анализ уголовно-процессуального законодательства и соответствующей правоприменительной практики показывает, что этот замысел реализован далеко не полностью. Хотя специалисты пишут о необходимости закрепления в общих и специальных нормах закона наименования всех актов-документов уголовного судопроизводства, а также требований к их форме и содержанию1, в настоящее время в системе досудебного производства еще существуют «белые пятна» – случаи, когда УПК РФ не предусматривает обязанности вынесения органом предварительного следствия соответствующего акта (постановления), объективно требуемого для возникновения, изменения или прекращения уголовно-процессуальных отношений либо состояний. Одним из них является механизм приобщения к уголовному делу «иных»2 документов в целях их последующего использования в качестве доказательств. Согласно ч. 1 ст. 84 УПК РФ «иные» документы допускаются в качестве доказательств, если изложенные в них сведения важны для установления обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела. Мы согласны с учеными, посвятившими свои работы данной проблематике, в том, что эти документы изготавливаются вне рамок уголовного судопроизводства и лицами, не являющимися его участниками, «вводятся» в уголовное дело уже в готовом виде, а процессуальный закон регламентирует лишь вопросы их собирания3. В.А. Камышин вообще называет «иные» документы «свободными» доказательствами4.
Действующий УПК РФ предусматривает множество способов попадания таких документов в распоряжение следователя. В частности, они могут быть изъяты в ходе следственных действий (осмотра, обыска, выемки, проверки показаний на месте и др.), направлены следователю в ответ на его запросы должностными лицами различных предприятий, учреждений, организаций, истребованы у участников уголовного судопроизводства или представлены ими по собственной инициативе. Для справедливости стоит обратить внимание, что для некоторых из указанных способов, например для представления или истребования документов, в настоящее время не установлен четкий процессуальный порядок. Ранее эти приемы, – пишет В.А. Семенцов, – прямо назывались в числе возможных способов собирания доказательств (ст. 70 УПК РСФСР), поэтому их регламентация в УПК РФ также была вполне ожидаемой. Однако в действительности произошло обратное, и современный законодатель фактически вообще потерял их из виду1. Но, невзирая на существующие нормативные недочеты, эти процессуальные механизмы попадания «иных» документов в уголовное дело вполне законны и активно используются в следственной практике. Об их существовании можно судить, исходя из системного единства ч. 4 ст. 21, ч. 2 ст. 86, ч. 1 ст. 144 УПК РФ и ряда положений, регламентирующих процессуальный статус потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого, защитника и т.д.2 Однако при этом вполне очевидно, что все указанные способы попадания документов в уголовное дело не могут обусловливать их автоматическое признание полноценными доказательствами, предусмотренными ст. 84 УПК РФ, придавать им соответствующее процессуальное состояние – статус «иных» документов. Ввиду всей строгости и щепетильности российского законодателя к процессуальным гарантиям доброкачественности доказательств придание каким-либо документам доказательственного значения со всеми вытекающими юридическими последствиями только на основании факта их представления, истребования, изъятия и т. д. является просто недопустимым.
Для государств, придерживающихся англосаксонской системы уголовного судопроизводства, предполагающей признание собранных полицией (иными правоохранительными органами) материалов полноценными доказательствами лишь в судебном заседании, подобные технологии представляются вполне приемлемыми. Однако российская модель досудебного производства, характеризующаяся собственными юрисдикционными полномочиями следователя по формированию доказательственного материала, который затем может быть положен в основу обвинительного приговора, объективно требует более сложных юридических процедур.
Игнорирование законодателем механизмов придания документам, полученным в ходе предварительного следствия, статуса доказательств на практике приводит к весьма негативным последствиям. Они выражаются в появлении множества изначально не относимых доказательств, что существенным образом сказывается на качестве и сроках производства по уголовному делу. В связи с этим С.Б. Россинский приводит показательный пример: уголовное дело, находившееся в производстве Главного следственного управления при ГУВД г. Москвы по ч. 4 ст. 159 УК РФ. Дело включало 87 томов, 62 из них были укомплектованы различными документами (в основном уставами и иными учредительными документами различных фигурирующих в деле коммерческих организаций), большая часть которых вообще не имела никакого отношения к обстоятельствам, входящим в предмет доказывания. Одновременно автор констатирует множество других подобных случаев, где безразборному изъятию подвергаются документы самой различной природы: проектная документация, технические регламенты, финансовые, банковские документы и т. д.1