Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Понятие, сущность и содержание уголовно-процессуальной ответственности 16
1. Юридическая ответственность как родовое понятие уголовно-процессуальной ответственности 16
2. Понятие уголовно-процессуальной ответственности 41
3. Взаимосвязь уголовно-процессуальной ответственности с иными видами юридической ответственности и институтами уголовно-процессуального права . 64
Глава II. Реализация уголовно-процессуальной ответственности 86
1. Основания уголовно-процессуальной ответственности 86
2. Процессуальный порядок привлечения лица к уголовно-процессуальной ответственности 118
3. Ответственность как элемент статуса участника уголовного судопроизводства и проблемные вопросы ее реализации 138
4. Основные направления развития уголовно-процессуальной ответственности 156
Заключение 174
Список литературы 177
Приложение № 1. Анкета опроса 197
Приложение № 2. Результаты опроса 205
Приложение № 3. Анкета по изучению судебных решений 210
Приложение № 4. Результаты изучения судебных решений 212
Приложение № 5. Проект основных положений 214
- Юридическая ответственность как родовое понятие уголовно-процессуальной ответственности
- Взаимосвязь уголовно-процессуальной ответственности с иными видами юридической ответственности и институтами уголовно-процессуального права
- Процессуальный порядок привлечения лица к уголовно-процессуальной ответственности
- Основные направления развития уголовно-процессуальной ответственности
Юридическая ответственность как родовое понятие уголовно-процессуальной ответственности
Вопросы ответственности за нарушения правовых норм вызывают интерес в обществе с момента начала регулирования социальных отношений. Понятие ответственности толкуется широко, так как оно существует не только в праве: различают социальную, моральную, духовную и иную, например, нравственную, ответственность. В праве ответственность принято называть юридической. Единое понимание данного понятия в науке отсутствует, что объясняется разными подходами к изучению юридической ответственности, наличием различных концепций и классификаций. В литературе можно встретить многообразие определений, которые появились в разное время и принадлежат авторству значительного числа ученых.
Вопросам юридической ответственности свои труды посвятили такие ученые, как М.И. Байтин1, С.Н. Братусь2, Д.А. Липинский3, О.Э. Лэйст4, И.С. Самощенко5, М.С. Строгович6, М.Х. Фарукшин5 и многие другие. Дискуссии о сущности и понятии юридической ответственности актуальны и в настоящее время.
Несмотря на многообразие подходов в изучении юридической ответственности, ученые солидарны в том, что юридическая ответственность является разновидностью социальной ответственности и по отношению к ней – видовым понятием. Юридическую ответственность классифицируют по разным основаниям, и в каждой из классификаций имеют место дискуссии относительно их содержания. Наиболее распространена классификация юридической ответственности по отраслевой принадлежности1. Тем не менее, среди ученых и относительно нее существуют разногласия.
В наиболее общем виде по отраслевому признаку в 70–80 годах выделяли такие виды юридической ответственности, как уголовную, гражданско–правовую, административную, дисциплинарную2. В этой классификации видов юридической ответственности выделяется меньше, чем отраслей права. Схожее мнение высказывается и современными учеными3. Некоторое время назад ряд ученых полностью отрицал существование процессуальной ответственности. В частности, И.С. Самощенко и М.Х. Фарукшин считали, что «процессуальной ответственности как самостоятельного вида юридической ответственности не существует. Процессуальные меры принуждения – это либо меры пресечения, либо меры административной ответственности»4. В настоящее время существование уголовно–процессуальной ответственности в научном мире практически не оспаривается5. Несмотря на это, важно отметить, что вышеуказанная классификация актуальна и сейчас, и в ней по–прежнему отсутствует уголовно–процессуальная ответственность. Одновременно с этим следует согласиться с З.З. Зинатуллиным, который обращает внимание, что исследованию уголовно–процессуальной ответственности уделялось значительное внимание в 70–80–х годах прошлого столетия, а в последние два десятилетия (относительно 2004 г. – С. К.) проблема уголовно–процессуальной ответственности оказалась обделенной вниманием1. Отметим, что в последующий период ситуация принципиально не изменилась.
В исследовании уголовно–процессуальной ответственности представляется необходимым применить метод дедукции и изначально уделить внимание юридической ответственности в уголовном судопроизводстве в целом. При этом необходимо иметь в виду, что «понятие, относящееся к категории вида, обладает свойствами, признаками понятий, которые находятся на более высоком уровне, но вместе с тем имеют и свои отличительные черты»2. Такой метод исследования позволит провести сравнительно–правовой анализ юридической и уголовно– процессуальной ответственности, что определит место и значение уголовно– процессуальной ответственности в системе юридической ответственности в уголовном судопроизводстве. Данный анализ позволит нам выявить особенности уголовно–процессуальной ответственности относительно ее родового понятия.
Одна из научных дискуссий касается формы юридической ответственности. Среди ученых давно существует научный спор по этому поводу: существует ли позитивная форма юридической ответственности. При этом наличие негативной формы никем не оспаривается. В общих чертах следует обозначить, что под позитивной ответственностью понимается осознание долга, чувство ответственности; под негативной – обязанность лица претерпевать определенные лишения за совершенное правонарушение.
Вопрос о формах юридической ответственности не может быть нами проигнорирован, так как позиция о наличии или отсутствии позитивной формы влияет на понимание всех рассматриваемых в дальнейшем вопросах.
Сторонники сформировавшейся в 60–70–ых годах позитивной формы ответственности, например О.Э. Лэйст, считают, что правонарушитель привлекается к ответственности за общественно вредное деяние, совершенное в прошлом; несущий позитивную ответственность отвечает за достижение общественно полезных результатов в настоящем и будущем1. Н.И. Матузов считает, что без категории позитивной ответственности правовая система и положение личности в ней были бы крайне неустойчивы2. Аналогичное мнение высказывает и М.С. Строгович, указывая при этом, что на протяжении всего времени, пока обязанность подлежит выполнению, лицо несет и ответственность3. Наличие двух форм ответственности признают и другие ученые (А.С. Бондарев4, П.Е. Недбайло5 и др.).
При этом существует и противоположная позиция. Так, И.С. Самощенко и М.Х. Фарукшин отмечают, что «юридическая ответственность с тех пор, как она возникла, всегда была ответственностью за прошлое, за совершенное противоправное деяние»6. Схожая точка зрения имеет место и среди современных ученых. Например, Н.Н. Черногор, считает, что правовая ответственность связана с четко определенными юридическими предписаниями, обязанностью, признаками которой являются юридический характер требований, обеспеченность реализации ответственности государственным принуждением. Позитивная ответственность не обладает этими качествами. Она не связана с претерпеванием субъектом неблагоприятных последствий1.
Несмотря на то, что указанные позиции существует более 50 лет, они до настоящего время остаются актуальными, и дискуссионными. Единого мнения по данному вопросу среди ученых по–прежнему не сформировано2.
Вышеуказанное мнение группы ученых (И.С. Самощенко и М.Х. Фарукшин, Н.Н. Черногор), по нашему мнению, соответствует действительности в большей степени. Как представляется, ответственность не может наступать одновременно с началом выполнения обязанности. Даже в случае добросовестного исполнения обязанностей изначально необходимо убедиться в добросовестности их исполнения и только после этого рассматривать вопрос наличия якобы позитивной ответственности. Действия в любом случае предшествуют их оценке, так как невозможно оценить то, что еще не произошло. Таким образом, позитивная ответственность — это перспектива ответственности за еще не совершенные деяния, которая наступит в том случае, если субъект ответственности добросовестно выполнит те действия, которые от него требует закон.
Также нами разделяется мнение, что «нет сомнения в том, что подобные концепции "позитивной ответственности" в советской литературе были продуктом системы социалистического хозяйства и коммунистической идеологии»3, что косвенно указывает на необоснованность существования позиции о наличии позитивной формы ответственности, и целесообразности ее рассмотрения исключительно через призму советской идеологии, которая, безусловно не была единственной предпосылкой возникновения данной концепции. Существует и иные аргументы. Например, Р.О. Халфина считает, что понятие ответственности, применяемое в философии, филологии и повседневной жизни, неприменимо в юриспруденции, при этом она подчеркивает, что в юриспруденции ответственность может быть только ретроспективной1. Так же считает и М.И. Байтин, отмечая, что юридическая ответственность всегда ретроспективна, и, по его мнению, смешение понятий ретроспективной (негативной) и позитивной ответственности мало что дает, но вносит изрядную путаницу2. Нами эта позиция полностью поддерживается.
Взаимосвязь уголовно-процессуальной ответственности с иными видами юридической ответственности и институтами уголовно-процессуального права
Вначале необходимо обратить внимание на вопрос взаимосвязи уголовно– материального и уголовно–процессуального законодательства в целом. Существует мнение, что данной проблеме уделяется недостаточное внимание1, с чем следует согласиться. Одновременно необходимо отметить, что вопросы межотраслевой ответственности рассматривались в еще меньшем объеме.
Вместе с тем в научном сообществе имеются и сформированные мнения. С.С. Алексеев утверждает, уголовно–процессуальное право – это нечто производное от материального, имеющее вторичный характер2. С данной точкой зрения сложно согласиться. Как нам представляется, обе отрасли права необходимы для решения поставленных задач в сфере уголовно–правового комплекса и нецелесообразно какую–либо из данных отраслей выделять как более значимую. Обоснованной представляется позиция Д.Ю. Гончарова, который полагает, что нормы процессуального уголовного законодательства не должны ни «вторгаться» в материальное уголовное законодательство, ни тем более противоречить ему, ибо как уголовно–процессуальные отношения предназначены для установления, реализации уголовно–правовых отношений, так же и уголовно– процессуальные нормы предназначены для реализации материальных уголовных норм1. Данное мнение подчеркивает самостоятельность и важность каждой из указанных отраслей права. При этом, безусловно, для решения возложенных на обе отрасли права задач необходимо их взаимодействие. У каждой из отраслей свои, узконаправленные, задачи. В этой связи нам в большей степени импонирует позиция Д.Ю. Гончарова.
Одновременно с этим необходимо четко представлять границу между уголовно–правовыми и уголовно–процессуальными правоотношениями. Например, Г.Н. Ветрова указывает, что через уголовно–процессуальные отношения не выражается отношение к обвиняемому как к преступнику, а устанавливается материальная истина по делу2. Другими словами, уголовно– процессуальные отношения направлены лишь на формирование уголовного дела, и не более. Вопросы виновности или невиновности лица решаются средствами уголовно–правовых отношений. Лишний раз подтверждает самостоятельность данных видов правовых отношений и то обстоятельство, что не все участники уголовно–процессуальных отношений являются субъектами уголовно–правовых отношений. Так, в момент совершения преступления возникают уголовно– правовые отношения, однако реализоваться они могут лишь средствами уголовно–процессуальных отношений. Как верно отмечает А.А. Сумин, институт уголовной ответственности реализуется посредством уголовного судопроизводства. При этом в случае оправдательного приговора основания уголовной ответственности отсутствуют3.
Таким образом, о возникновении уголовной ответственности имеет смысл говорить только с момента вступления в силу обвинительного приговора, а о возникновении уголовно–правового отношения – с момента совершения преступления. Что касается оснований привлечения лица к уголовно– процессуальной ответственности, отметим, что подробно они будут рассмотрены нами в следующем параграфе. Как отмечает Г.Н. Ветрова, уголовно–правовые и уголовно–процессуальные правовые отношения могут быть реализованы только в процессуальном порядке1. Наша позиция аналогична.
Продолжая исследование, отметим, что за нарушение норм уголовно– процессуального права de jure в настоящее время существуют три вида ответственности – уголовная, административная и дисциплинарная. Уголовно– процессуальная существует лишь de facto. Некоторые относят к этому перечню и гражданско–правовую ответственность, связывая ее, например, с вопросами залога. И.Б. Тутынин приводит убедительную аргументацию, что представление о залоге как институте, имеющем гражданско–правовую природу, ошибочно2. Нами разделяется данная позиция: приведенные им аргументы ее обосновывают.
Предметы правового регулирования уголовного и уголовно– процессуального права четко разделяются, что ранее уже отмечалось. При этом уголовно–процессуальная ответственность в полной мере относится к предмету правового регулирования уголовно–процессуального права, несмотря на то, что имеется ее взаимосвязь с иными отраслями права. Реализуется уголовно– процессуальная ответственность в рамках уголовно–процессуальных правоотношений. Схожей точки зрения придерживается А.С. Барабаш, который считает, что если нарушена норма уголовно–процессуального права, то за этим должна следовать, соответственно, и уголовно–процессуальная ответственность. При этом он обращает внимание, что действительно в некоторых ситуациях уголовно–процессуального наказания недостаточно, и «в таких случаях можно прибегнуть к применению санкций, предусмотренных другими отраслями права, к наказанию, но не к ответственности»1.
Данная позиция вполне понятна, хотя воспринимается неоднозначно. Учитывая, что понятия «ответственность» и «наказание» не тождественны, на что ранее нами обращалось внимание, не совсем ясно, как можно применить санкцию, например, административного права, при этом не привлекать лицо к административной ответственности. Оригинальным представляется мнение В.С. Вепрева, который считает, что санкции других отраслей права используются в уголовно–процессуальном праве, однако не следует возводить это в абсолют и утверждать, что в уголовном процессе это единственная модель ответственности2.
Таким образом, среди ряда ученых–процессуалистов сформировано мнение, что уголовно–процессуальное право охраняется санкциями не только уголовно– процессуального закона. Необходимо признать, что оно соответствует сложившейся правоприменительной практике, однако этот подход нами не разделяется. Данная дискуссия, как нам представляется, актуальна исключительно ввиду несовершенства уголовно–процессуального законодательства в вопросе ответственности за нарушения его норм. Известно, что охранительные начала данного закона развиты крайне слабо, карательные санкции практически отсутствуют.
Исходя из вышесказанного, следует признать, что в настоящее время невозможно регламентировать все вопросы ответственности за нарушение уголовно–процессуальных норм только уголовно–процессуальным законом, ввиду его несовершенства, на которые нами обращается внимание в настоящем исследовании. Одновременно с этим представляется, что закреплять ответственность за указанные нарушения в источниках множества отраслей права вряд ли целесообразно. В этой связи, следовательно, необходимо рассмотреть нашу позицию относительно взаимосвязи уголовно–процессуальной ответственности с иными видами юридической ответственности.
Наиболее важным вопросом, на наш взгляд, является привлечение лица к уголовно–процессуальной ответственности при наличии ответственности, предусмотренной за эти деяния в иных отраслях права. Решение данной проблемы не имеет единственного верного решения. Уголовно–процессуальное право должно содержать собственные санкции за все нарушения норм, влияющих на нормальный ход уголовного судопроизводства. При этом следует сделать исключение для уголовно–процессуальных правонарушений, содержащих в себе признаки преступления.
Аргументируем данную позицию. Как было отмечено, за нарушение уголовно–процессуальных норм законодательством предусмотрено три вида ответственности – уголовную, дисциплинарную и административную.
Необходимо разграничить виды ответственности в зависимости от предмета регулирования правоотношений. В первую очередь необходимо отметить, что ответственность за нарушение норм определенной отрасли права должна быть регламентирована этой отраслью права. Уголовно–процессуальное право является самостоятельной отраслью, и все уголовно–процессуальные правоотношения должны регулироваться ею же. В том числе, связанные с вопросами ответственности за нарушение норм уголовно–процессуального закона. Данное обстоятельство занимает главенствующее место в вопросе определения отрасли права, регламентирующей ответственность за нарушение уголовно– процессуального закона. Другие отрасли права регламентируют ответственность в иных сферах правоотношений.
Процессуальный порядок привлечения лица к уголовно-процессуальной ответственности
Уголовно–процессуальная ответственность, как, собственно, и все уголовное судопроизводство, реализуется в уголовно–процессуальных правоотношениях. Данное мнение высказано рядом ученых (П.С. Элькинд1, Е.В. Тугушева, Н.Н. Поплавская2 и др.), позиция которых разделяется и нами. Уголовно–процессуальная ответственность вне уголовно–процессуальных правоотношений существовать не может, так как они соотносятся как частное и общее. Под уголовно–процессуальными правоотношениями, помимо прочего, понимается «средство претворения в жизнь норм уголовно–процессуального права» 3.
Таким образом, необходимо особо подчеркнуть важность процессуального порядка применения правовых норм, так как в случае отсутствия последнего некоторые правовые нормы не смогут применяться вообще, а применение других будет затруднено. В УПК РФ содержится достаточно регулятивных правовых ном, описывающих действия, которые необходимо выполнять участникам уголовного судопроизводства (или воздерживаться от их совершения). Наряду с этим вопросы ответственности за нарушения этих норм, в том числе и процессуальный порядок ее применения, должным образом не регламентируются.
Карательные санкции в уголовно–процессуальном законе практически отсутствуют. Исключением является ст. 117 УПК РФ. Однако 89,9 % сотрудников правоохранительных и судебных органов высказали мнение, что нормы, предусмотренные ст. 116–118 УПК РФ несовершенны и недостаточны1. О существующих проблемах при применении мер уголовно– процессуальной ответственности свидетельствует также и судебная практика. Например, согласно постановлению по делу об административном правонарушении № 5–60/2016, вынесенному в Северо–Эвенском суде Магаданской области 29.12.2016 г., суд прекратил производство по делу об административном правонарушении, предусмотренном ст. 17.7 КоАП РФ, за невыполнение законного требования следователя, мотивировав это тем, что для участников уголовного судопроизводства предписан конкретный порядок применения мер уголовно–процессуального принуждения, предусмотренный ст. 111 УПК РФ, что исключает возможность привлечения указанных лиц к административной ответственности по ст. 17.7 КоАП РФ2.
Одновременно следует указать и на ошибки правоприменителя при наложении денежного взыскания в части его размера. Так, например постановлением Президиума Хабаровского краевого суда от 18 ноября 2013 г. № 44у–250/2013 суд кассационной инстанции снизил размер наложенного денежного взыскания с 10 000 рублей до 2000 рублей, указав, что суд первой инстанции не учел, что согласно ст. 117 УПК РФ размер денежного взыскания не может превышать 2 500 рублей3, то есть изначально денежное взыскание было наложено в размере, превышающим санкцию статьи. Таким образом, правоприменительная практика свидетельствует о сложностях при применении ст. 111, 117, 118 УПК РФ, следствием чего являются допускаемые ошибки.
Кроме того, нами были опрошены сотрудники органов предварительного расследования, 47 % из которых считают, что предусмотренная в законе ответственность за нарушение норм уголовно–процессуального закона, с учетом их понимания уголовно–процессуальной ответственности, недостаточно эффективна, 21 % считает, что достаточно эффективна, 16 % выбрали вариант «не эффективна» и «затрудняюсь ответить» выбрали также 16 % респондентов1. Приведенные результаты эмпирических исследований свидетельствует о наличии сложностей при привлечении лиц к уголовно–процессуальной ответственности. При этом необходимость в ней подтверждается вышеуказанными примерами и результатами опросов. Возвращаясь к вопросу о процессуальном порядке привлечения к уголовно– процессуальной ответственности, отметим, что имеет смысл рассматривать его поэтапно, обратившись для этого к понятиям реализации и механизма реализации права.
Реализация права – это сложное многогранное явление, которое рассматривается как результат (завершающая стадия правового регулирования) и как процесс претворения правовых предписаний в жизнь путем осуществления субъективных прав и юридических обязанностей2.
Механизм реализации права – это система правовых средств, включающая элементы: 1) связанные с деятельностью самого субъекта права; 2) связанные с государственно–властной деятельностью; 3) определяющие юридический порядок реализации субъективного права и юридической обязанности; 4) характеризующие уровень правосознания и правовой культуры субъекта права. Согласованность данных компонентов механизма реализации права позволяет представить их в работающем системном виде, что, в конечном счете, выражает результативность осуществления права в обществе3.
Обозначенные понятия являются сложными и многогранными категориями, относительно которых существуют сформировавшиеся научные позиции, которые требуют глубоко самостоятельного исследования. В настоящей части диссертации ставится задача рассмотреть вопрос привлечения правоприменителями к уголовно–процессуальной ответственности лиц, совершивших уголовно– процессуальное противоправное деяния. В связи с этим, основными понятиями для решений задач в данном параграфе являются процессуальный порядок привлечения к уголовно–процессуальной ответственности и санкции за нарушения норм уголовно–процессуального закона.
Тем не менее, полностью игнорировать теоретические вопросы реализации уголовно–процессуальной ответственности невозможно. Например, не существует однозначного ответа на вопрос о необходимости включения в этапы реализации уголовно–процессуальной ответственности действий, направленных на проверку в деянии лица, допустившего противоправное поведение, наличия всех элементов состава уголовно–процессуального правонарушения.
По мнению Е.В. Тугушевой и Н.Н. Поплавской, основанием установления и реализации уголовно–процессуальной ответственности является вынесение компетентным органом правоприменительного акта, в котором констатируется правонарушение1. Они указывают, что на стадии предварительного расследования механизм реализации меры уголовно–процессуальной ответственности предполагает точное установление факта процессуального правонарушения, установление правильной юридической квалификации (состава правонарушения), надлежащий выбор индивидуальной меры принудительного воздействия (применение санкции), оформление правоприменительного акта и приведение его к исполнению2.
Действия же, направленные на проверку в деянии основания для привлечения лица к уголовно–процессуальной ответственности, вышеназванными авторами рассматриваются за пределами реализации уголовно–процессуальной ответственности. Кроме того, ими предполагается, что основания привлечения к уголовно–процессуальной ответственности могут возникать исключительно на стадии предварительного расследования. Последнее утверждение нами не разделяется, поскольку уголовно–процессуальное правонарушение может иметь место в любой другой стадии уголовного судопроизводства.
Также следует указать, что Е.В. Тугушева и Н.Н. Поплавская разделяют понятия: механизм реализации уголовно–процессуальной ответственности и механизм реализации меры уголовно–процессуальной ответственности. При этом в механизме реализации меры уголовно–процессуальной ответственности проверка наличия в действиях основания (установление факта процессуального правонарушения и правильной юридической квалификации) для привлечения к уголовно–процессуальной ответственности присутствует. Проверка деяния на наличие в нем состава противоправного поведения, на наш взгляд, должна входить в реализацию уголовно–процессуальной ответственности, несмотря на то, что в результате проверки может быть установлено, что основание для привлечения лица к ответственности отсутствует. Одновременно следует заметить, что окончательное решение о привлечении лица к ответственности принимается на третьем этапе порядка процессуального привлечения к уголовно– процессуальной ответственности. До этого момента существует вероятность, что лицо не будет привлечено к ответственности, например, в случае наличия основания для освобождения от ответственности, либо наличия процессуальных нарушений со стороны следователя (дознавателя), не позволяющих вынести решение о привлечении лица к уголовно–процессуальной ответственности.
Основные направления развития уголовно-процессуальной ответственности
В ходе настоящего исследования нами аргументирован вывод, что уголовно-процессуальная ответственность в современном состоянии правовой регламентации и сложившейся на ее основе правоприменительной практики является недостаточно эффективной. По нашему убеждению, уголовно-процессуальная ответственность должна быть «прописана» не в отдельных нормах, структурно расположенных в разных разделах и главах УПК РФ, а составлять самостоятельный правовой институт, закрепленный в качестве отдельной главы УПК РФ.
Отсутствие понятия «уголовно-процессуальная ответственность» в УПК РФ, конкретных мер, порядка их применения (за исключением схематичного обозначенного порядка наложения денежного взыскания) отражается и в результатах эмпирических исследований, проведенных нами. Вряд ли может вызвать удивление то обстоятельство, что у правоприменителей отсутствует четкое представление об уголовно–процессуальной ответственности, несмотря на то, что она обсуждается уже несколько десятков лет. Однако это подтверждает, что законодательство в данном вопросе существенно отстает от научной мысли и потребностей практики. Показательно, что 46 % респондентов высказали мнение, что закрепление в законе института уголовно–процессуальной ответственности сделают процесс более эффективным1.
С целью определения направлений совершенствования уголовно– процессуального законодательства обратимся к другим процессуальным отраслям права. Научный интерес вызывают некоторые положения ГПК РФ, поскольку вопросам гражданско–процессуальной ответственности им уделено большее внимание. В частности, в ч. 2 ст. 35 ГПК РФ прямо сказано, что лица, участвующие в деле, несут процессуальные обязанности, при неисполнении которых наступают последствия, предусмотренные законодательством о гражданском судопроизводстве. Отметим, что в УПК РФ подобная правовая норма отсутствует. Действительно, некоторое внимание вопросам ответственности уделяется в статьях, регламентирующих процессуальный статус отдельных участников уголовного судопроизводства, однако, недостаточное. В качестве примера можно еще раз обратиться к ст. 59 УПК РФ, в которой определен процессуальный статус переводчика. Так, в указанной статье ответственность закреплена в части 5 и предусмотрена исключительно за деяния, являющиеся преступлениями. При этом, ответственность за нарушение требований части 4 указанной статьи УПК РФ, где закреплен перечень действий, который переводчик не вправе совершать, не определяется.
Ситуация, связанная с тем, что в гражданском законодательстве процессуальная ответственность регламентирована более подробно, обоснована публично–правовой направленностью уголовно–процессуальной отрасли, в отличие от частноправового характера гражданской отрасли права1. Несмотря на это, как нам представляется, УПК РФ также нуждается в установлении правового регулирования уголовно–процессуальной ответственности.
Полагаем целесообразным закрепить в УПК РФ нормы, обеспечивающие защиту собственных правовых норм, что возможно средствами уголовно– процессуальной ответственности. С этой целью сформулируем и обоснуем конкретные предложения, направленные на повышение эффективности уголовного судопроизводства, используя для этого средства института уголовно– процессуальной ответственности.
Одновременно с разработкой предложений по совершенствованию конкретных уголовно–процессуальных отношений, выделим необходимость повышения правосознания граждан, причем не только в уголовно– процессуальной сфере. Решать поставленную задачу целесообразно применительно ко всей правовой сфере. По этому поводу З.З. Зинатуллин пишет, что правовые нормы должны соответствовать тому уровню правосознания, правовой культуре и правореализации, который реально существует в стране в период их функционирования2. Другими словами, правовые нормы должны соответствовать современному этапу развития общества, с чем нельзя не согласиться. Действующее же уголовно–процессуальное законодательство в части регулирования вопросов ответственности, как нам представляется, не соответствует современному развитию общества. На данную проблему также обращает внимание Ю.А. Кузовенкова, которая отмечает, что повышение эффективности судопроизводства требует изменения отношения населения к правоохранительной системе и, прежде всего, побуждения и закрепления желания граждан помогать органам правопорядка и суду1.
Также существенное положительное влияние на развитие уголовно– процессуальной ответственности, по нашему убеждению, окажет расширение перечня участников уголовного судопроизводства с полноценным процессуальным статусом. Реализация данного предложения подразумевает под собой закрепление во втором разделе УПК РФ прав, обязанностей и ответственности ряда лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство, однако не имеющих в настоящее время должного процессуального статуса. О необходимости этого более 10 лет назад уже писал В.С. Вепрев2. На проблемы определения правового статуса таких участников, как поручитель, родители, должностные лица специального детского учреждения и других, также обращает внимание И.В. Шевченко3.
Кроме того, В.С. Вепрев приводит статистические данные, согласно которым 75 % опрошенных им сотрудников следственного аппарата полагают, что в отношении каждого участника уголовного процесса следует предусмотреть возможность применения мер уголовного–процессуальной ответственности с дифференциацией их воздействий4. В диссертации нами также уделено внимание вопросам дифференциации уголовно–процессуальной ответственности.
О целесообразности закрепления в законе возможности привлечения к ответственности лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство, также пишут и другие ученые. Например, Ю.А. Кузовенкова поддерживает имеющееся в науке предложение о введении в УПК РФ нормы, предусматривающей санкцию за необоснованный отказ граждан быть статистами, и предлагает распространить это предложение и на других вспомогательных участников уголовного судопроизводства1.
Таким образом, на протяжении ряда лет на страницах научной печати ведется дискуссия о необходимости внесения изменений в нормы, регулирующие процессуальный статус участников уголовного судопроизводства, и решения вопроса о наделении полноценным процессуальным статусом лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство, но не имеющих его в настоящее время. Данные предложения нами также поддерживаются в полном объеме. Разрешение данной проблемы видится в закреплении во втором разделе УПК РФ правовых норм, регламентирующих процессуальный статус таких участников уголовного судопроизводства, как: лицо, находящее в зале судебного заседания, статист, личный поручитель, залогодатель, секретарь судебного заседания и ряда других. Перечень конкретных лиц, чей статус и, соответственно, уголовно– процессуальная ответственность, будет установлена в законе, необходимо выработать путем научных дискуссий с привлечением практических сотрудников, чья деятельность связана с уголовным судопроизводством.
Таким образом, как ранее уже указывалось, нами частично отстаивается позиция, имеющая место сегодня в науке, о необходимости развития института уголовно–процессуальной ответственности по пути расширения перечня участников уголовного судопроизводства, которые должны (могут) являться ее субъектами.
Обращение к результатам эмпирических исследований позволяет выявить определенный парадокс, который заключается в том, что имея достаточно приблизительное представление о содержании уголовно–процессуальной ответственности (на что ранее обращалось внимание) 63 % респондентов ответили, что предлагаемое ее ужесточение положительно повлияет на уголовное судопроизводство. Одновременно с этим необходимо обратить внимание на высокий процент выбора в пользу варианта «затрудняюсь ответить» – 17 %, что косвенно указывает на сложность и недопонимание данного вопроса1.