Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Содержание познавательной деятельности в суде присяжных 17
1. Цель уголовно-процессуального познания: историко-правовой аспект 17
2. Проблемы достижения объективной истины в уголовном процессе: юридический и фактический аспекты 33
3. Специфика познавательной деятельности в условиях состязательности судопроизводства 65
4. Правовая истина как цель уголовно-процессуального познания в суде присяжных 82
Глава II. Познавательная деятельность и компетенция присяжных заседателей и председательствующего по делу 104
1. Познавательный критерий уголовно-процессуальной деятельности и гарантии достижения истинностного знания в суде присяжных 104
2. Особенности познавательной деятельности коллегии присяжных заседателей 128
3. Соблюдение познавательной компетенции присяжных заседателей 155
4. Особенности познавательной деятельности председательствующего по делу (профессионального судьи) и пределы его процессуальной познавательной активности 177
Заключение 198
Библиографический список 203
- Проблемы достижения объективной истины в уголовном процессе: юридический и фактический аспекты
- Правовая истина как цель уголовно-процессуального познания в суде присяжных
- Особенности познавательной деятельности коллегии присяжных заседателей
- Особенности познавательной деятельности председательствующего по делу (профессионального судьи) и пределы его процессуальной познавательной активности
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Споры об особенностях и целях уголовно-процессуального познания, в том числе профессионального судьи и коллегии присяжных заседателей, являлись и являются характерными для науки российского уголовно-процессуального права на всём протяжении её развития на предреволюционном, советском и постсоветском этапе. Особую актуальность эти споры обрели в связи с реформированием уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации на рубеже XX и XXI веков. Научные исследования в этой области сопровождаются наличием множества точек зрения – от отрицания возможности достижения истинностного знания в уголовном судопроизводстве до отстаивания концепции объективной истины, господствовавшей в советском уголовном процессе.
На этом фоне спор об истине предстает как спор о векторе развития российского уголовного процесса. Исходя из этого, появляются мнения, что выбор стоит между англо-американским путём развития, где ключевым является слово «состязательность» и континентальной романо-германской моделью, для которой кодовым понятием является «истина». При этом на международном уровне первый вектор развития приписывается сторонникам глобального наднационального управления, второй – приверженцам многополярного мира, которым дороги национальные уголовно-процессуальные ценности, выраженные в континентальных традициях. Интеллектуальное противоборство между этим двумя направлениями реформирования уголовного судопроизводства и определяет основу теоретических и практических дискуссий в этой сфере, которые находят своё выражение и в законотворческой деятельности.
Постановка вопросов об истине, кроме того, связана с недостаточностью и противоречивостью эмпирических сведений, служащих материалом для оценки в сфере уголовно-процессуального познания. Эти обстоятельства при наличии установленного законом требования обязательного формулирования итогового вывода по делу обусловливают специфичность уголовно-процессуального познания, особенности его понятийного аппарата. Возникающие вследствие этого проблемы могут быть устранены путём образования вспомогательных понятий в этой сфере, которые, оставаясь в своей сущности проблематическими, в известных пределах удовлетворяли бы потребности в практическом использовании доказательственного материала. Но именно сами такие вспомогательные понятия, в том числе и определение истины в уголовном процессе, содержат не разрешённые до настоящего времени трудности их теоретического и правового оформления.
В начале 2014 года на рассмотрение в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации поступил законопроект № 440058-6 «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением института установления объективной истины по уголовному делу», который вызвал неоднозначную реакцию
как среди научного сообщества, так и практикующих работников. Как известно, в его подготовке принял активное участие Следственный комитет Российской Федерации. Основной идеей проекта является возложение на суд, наряду с другими участниками уголовного судопроизводства, обязанности принимать все предусмотренные законом меры для установления объективной истины по делу.
Понятно, что актуализация проблем познавательной деятельности суда обусловлена не только указанным проектом. В российском уголовно-процессуальном законодательстве произошли изменения, вызывающие насущную потребность в переосмыслении методологических основ уголовно-процессуального познания, в том числе, и в суде с участием присяжных заседателей, особенно с учётом распространения этого института с 2018 года и на суды районного уровня.
В последнее время российский законодатель существенно сократил перечень составов преступлений, по которым возможно рассмотрение уголовных дел судами областного звена с участием присяжных заседателей, в частности, за счёт изъятия дел о преступлениях, связанных с террористической деятельностью, дел о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности, а также дел, традиционно подсудных суду присяжных, но за которые не могут быть назначены пожизненное лишение свободы или смертная казнь.
Сужение компетенции суда присяжных на уровне областных и приравненных к ним судов повлекло некоторое снижение количества рассматриваемых уголовных дел в данной форме судопроизводства (в 2010 году – 642 дела, в 2011 году – 545 дел, в 2012 году – 583 дела, в 2013 году – 609 дел, в 2014 году – 351 дело, в 2015 году – 262 дела). При этом снизилось и количество лиц, в отношении которых судом присяжных постановлены приговоры (с 1351 лица в 2010 году до 471 лица в 2015 году), но практически неизменным является процент лиц, оправданных по приговору суда присяжных (13,9% в 2010 году и 13,8% в 2015 году).
Вместе с тем, с 1 июня 2018 года уже принятыми Федеральными законами расширяется сфера применения института присяжных заседателей за счет его распространения на районные суды и гарнизонные военные суды, составляющие основное звено судебной системы Российской Федерации путём предоставления обвиняемым в совершении особо тяжких преступлений против личности по уголовным делам, которые относятся к подсудности суда районного уровня, права ходатайствовать о рассмотрении их дел коллегией в составе судьи и шести присяжных заседателей.
Указанные обстоятельства определяют актуальность темы диссертации и обусловливают необходимость дальнейшего научного анализа познавательной деятельности уголовного суда, в том числе с участием присяжных заседателей. Важность исследования обозначенных проблем объясняется также и общественными потребностями в совершенствовании уголовно-
процессуального законодательства и практики его применения с целью развития его демократических начал.
Степень разработанности темы. Вопросам познавательной деятельности в уголовном судопроизводстве всегда уделялось значительное внимание со стороны ведущих учёных-процессуалистов. В частности, большой интерес в этой связи представляют труды таких известных дореволюционных учёных, как Л.Е. Владимирова, А.Ф. Кони, И.В. Михайловского, П.И. Люблинского, Н.Н. Розина, В.К. Случевского, И.Я. Фойницкого и других.
Значительный вклад в исследование анализируемой проблемы внесли С.С. Алексеев, А.И. Александров, А.С. Александров, А.Н. Ахпанов, В.Д. Арсеньев, В.С. Балакшин, Р.С. Белкин, Ю.Н. Белозёров, В.В. Вандышев, В.Г. Глебов, Г. Ф. Горский, С.П. Гришин, Н.А. Громов, А.А. Давлетов, В.А. Давыдов, А.П. Дербенев, В.Я. Дорохов, З.Д. Еникеев, Г.А. Жилин, Г.И. Загорский, В.И. Зажицкий, Е.А. Зайцева, А.А. Закатов, З.З. Зинатуллин, В.В. Знаков, В.В. Золотых, Л. М. Карнеева, Н.Н. Ковтун, Л.Д. Кокорев, С.А. Колосович, В.И. Кононенко, А. Н. Копьева, Ю. В. Кореневский, Р.В. Костенко, А.П. Кругликов, Ф.М. Кудин, В.Н. Кудрявцев, С.В. Курылев, Э.Ф. Куцова, В.А. Лазарева, А.М. Ларин, В.З. Лукашевич, И.И. Лукашук, П.А. Лупинская, Ю.А. Ляхов, И.М. Лузгин, Е.Б. Мизулина, Т.Н. Москалько-ва, Я.О. Мотовиловкер, Э.М. Мурадьян, И.И. Мухин, С.Г. Ольков, Ю.К. Орлов, В.Н. Осипкин, С.А. Пашин, И.Л. Петрухин, Г.А. Печников, Н.Н. Полянский, А.Н. Порубов, Л.А. Прокудина, Н.В. Радутная, А.Р. Ратинов, Г.М. Резник, С.Б. Россинский, В.И. Рохлин, А.П. Рыжаков, В.М. Савицкий, М.К. Свиридов, А.В. Смирнов, А.А. Старченко, М.С. Строгович, А.К. Тихонов, В.Т. Томин, А.И. Трусов, Д.А. Турчин, Ф.Н. Фаткуллин, М.А. Чельцов-Бебутов, В.С. Шадрин, С.А. Шейфер, В. И. Шиканов, А.А. Эйсман, П.С. Эль-кинд, А.М. Эрделевский, Н.А. Якубович и др.
Проблемы познания как в уголовном, так и в гражданском процессе стали предметом исследования кандидатских и докторских диссертаций С.Ф. Афанасьева, Л.М. Васильева, С.Э. Воронина, Е.П. Гришиной, Т.В. Докучаевой, Н.Н. Егорова, Я.В. Ждановой, Е.А. Карякина, А.А. Кухты, О.В. Левченко, Н.А. Лукичева, В. Ю. Миронова, И.В. Овсянникова, М.Д. Олегова, О.В. Петровой, Г.А. Печникова, Н.И. Ревенко, А.В. Руденко, Т.А. Сергеевой, И.Г. Субботиной, О.И. Шекшуевой, О.Е. Яцишиной и др.
При этом часть учёных отстаивает прежнюю концепцию объективной истины, соответствующую доктрине советского уголовного процесса. Другие же – наоборот, призывают к радикальному изменению взглядов на понятие истины как цели уголовно-процессуального познания или полному отрицанию применения этой универсалии в уголовном судопроизводстве. Причём накал научных дискуссий не ослабевает. В сложившейся ситуации, несомненно, необходимы дальнейшие исследования в области уголовно-процессуального познания с тем, чтобы сориентировать законодателя на принятие нормативных установлений, соответствующих новым реалиям.
Объектом исследования являются общественные отношения, возникающие в ходе осуществления познавательной деятельности суда с участием присяжных заседателей, которая с учётом её юридических и гносеологических свойств характеризуется специфическими особенностями применительно к способам, источникам, цели, критериям и гарантиям достижения знания о познаваемом объекте.
Предметом диссертационного исследования являются уголовно-процессуальные нормы, в которых закреплены правила познавательной деятельности суда при рассмотрении уголовных дел с участием присяжных заседателей по установлению обстоятельств, подлежащих доказыванию, в целях принятия правильного решения, а также закономерности познавательной деятельности субъектов доказывания при производстве по уголовным делам, рассматриваемым с участием присяжных заседателей.
Цель и задачи исследования. Целью диссертационного исследования является обоснование современной концепции познавательной деятельности в суде с участием присяжных заседателей, базирующейся на авторском подходе к определению истины как цели уголовно-процессуального познания и как средства обеспечения назначения уголовного судопроизводства.
Исходя из такого определения цели исследования, его задачами являются:
дать историко-правовой анализ научных подходов к определению сущности и места истины в уголовно-процессуальном познании, в том числе в суде с участием присяжных заседателей, и уяснить современное состояние данной проблемы;
показать юридическую и фактическую невозможность достижения объективной (материальной) истины по каждому уголовному делу, что в противном случае, при нормативном закреплении такого требования, ведёт к релятивизму в познавательной деятельности суда и практической утрате цели уголовно-процессуального познания;
обосновать положение о правовой истине как цели познавательной деятельности суда с участием присяжных заседателей, вполне достаточной для признания установленными фактических обстоятельств в пределах, необходимых для правильного разрешения уголовного дела;
доказать, что критерием истины в суде с участием присяжных заседателей выступает внутреннее убеждение судей в непротиворечивости познавательной картины, а гарантией достижения правовой истины является соблюдение установленной законом процессуальной формы;
разработать теоретические положения о содержании правовой истины в рамках уголовного судопроизводства;
раскрыть особенности познавательной деятельности коллегии присяжных заседателей и председательствующего по делу судьи для разграничения их познавательной компетенции;
— на этой основе выработать методические рекомендации, а также
предложения по внесению изменений в действующее уголовно-
процессуальное законодательство с целью соблюдения познавательной компетенции присяжных заседателей в ходе судебного следствия и при постановке вопросов, подлежащих разрешению присяжными заседателями;
— в целях обозначения пределов познавательной процессуальной активности профессионального судьи, направленной на создание необходимых условий сторонам для доказывания своих позиций, сформулировать соответствующие законопроектные предложения и рекомендации.
Методологическая основа исследования. Специфичность предмета диссертационного исследования, находящегося в области познания, определяет и методологию исследования, которая, представляя собой в её общем смысле теорию организации познавательного процесса, в данном случае предполагает «познание познания» и требует применения не только догматического юридического метода, но и философского подхода.
Поскольку ни одно новое знание не возникает вне связи с уже имеющимися знаниями о предмете, которые имеют очевидное методологическое и теоретическое значение, в ходе исследования диссертантом использовались труды перечисленных выше правоведов, которые различаются по своим взглядам на затрагиваемые в работе вопросы, но в целом являются необходимым смыслообразующим фоном, навязывающим исследователю объем це-леполагания и тип осмысления нового знания.
При этом определилось понимание того, что в отличие от марксистской теории, которая развёртывалась на базе диалектической парадигмы, в новых условиях развития науки методология теоретического исследования формируется на базе синергетической парадигмы, где диалектика является лишь частным методом познания.
В связи с тем, что преодолеть ставшее настолько же недостаточным, сколько и привычным понимание предмета исследования, которым, в первую очередь является определение истины как универсалии культуры вообще, удаётся не часто, в целях избежания давления авторитетов в области права, признанных точек зрения, привычных взглядов на истину только как соответствие знания объективному положению дел предметного мира, автор был вынужден обращаться к трудам таких философов как Платон, Аристотель, Р. Декарт, И. Кант, Х. Патнэм, Д. Дэвидсон, К. Поппер, Х. Альберт и других.
Поскольку методологическое значение сложившейся совокупности знаний о предмете для получения нового знания является неодинаковым в различных областях теоретической мысли, автор исследования полагает, что с учётом проблематичности уголовно-процессуального познания как части познания вообще и неразрешённости этих проблем в окончательном варианте до настоящего времени, ценностью работы будет не столько связанность предмета исследования с уже имеющимися позициями, сколько попытка выработки и обоснования нового индивидуального взгляда на этот предмет.
Таким образом, построение диссертационного исследования лишь на формально-логической основе, на дедуцировании понятия истины применительно к сфере уголовного судопроизводства из норм позитивного права,
представляется явно неполным, не соответствующим цели и задачам исследования, предполагающим использование достижений в смежных областях знания.
В ходе исследования использовались следующие общие и частные научные методы:
– исторический: при изучении становления и развития института истины в уголовном судопроизводстве, цели познавательной деятельности в суде присяжных;
– методы анализа и синтеза: анализировались позиции учёных по понятию истины в уголовном процессе, а затем на основе полученных данных синтезировались конкретные понятиеобразующие признаки, которые послужили основой для формулирования уточнённой дефиниции истины; осуществлялся анализ нормативных актов, материалов уголовных дел;
– сравнительно-правовой: при изучении регламентации цели познавательной деятельности в российском и зарубежном законодательстве, в том числе в смежных областях процессуального права;
– социологический: анкетирование практикующих работников по теме диссертационного исследования;
– статистического анализа: в ходе исследования официальных данных судебной статистики;
– формально-юридический: при толковании норм уголовно-
процессуального права, регулирующих познавательную деятельность в суде с участием присяжных заседателей.
Нормативная база исследования включает законодательные и иные нормативные акты, регламентирующие деятельность суда присяжных в России в период 1864-1917 годов, и с 1993 года по настоящее время.
Теоретической основой исследования являются труды отечественных и зарубежных учёных и практиков в области уголовного процесса. Цели и задачи исследования обусловили обращение и к достижениям различных областей знания: общей теории права, иных отраслей процессуального права, философии, логики и психологии. В работе нашли отражение теоретико-правовые позиции Конституционного и Верховного Судов Российской Федерации по рассматриваемым вопросам.
Эмпирическую базу исследования составляют:
а) статистические и эмпирические данные в рамках темы исследования,
полученные путём изучения монографий российских ученых-
процессуалистов, официальной судебной статистики, обзоров судебной практики Верховного Суда Российской Федерации, Волгоградского областного суда и Северо-Кавказского окружного военного суда, а также уголовных дел в Волгоградском областном суде и Северо-Кавказском окружном военном суде, районных судах Волгоградской области, Волгоградском гарнизонном военном суде, опросов судей, работников правоохранительных органов, адвокатов, присяжных заседателей (всего опрошено 260 лиц);
б) более чем 29-летний опыт работы автора диссертационного исследования в практической сфере уголовной юстиции, в том числе, в должностях следователя военной прокуратуры, судьи военного суда, а затем заместителя председателя областного суда.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в разработке оригинальной концепции познавательной деятельности в суде с участием присяжных заседателей. В рамках данной концепции:
предложено определение понятия правовой истины как цели уголовно-процессуального познания в суде с участием присяжных заседателей и средства обеспечения назначения уголовного судопроизводства;
обоснован новый подход к пониманию внутреннего убеждения как критерия достижения истины по делу, исходя как из концепции правовой истины, так и современного законодательного материала.
сформулирован вывод о процессуальной форме как гарантии получения истинностного знания, который отличается от ранее выработанного взгляда акцентом на неукоснительное соблюдение нормативных юридических требований к уголовно-процессуальной процедуре, которые, в первую очередь, непосредственно определяют достижение цели уголовно-процессуального познания – правовой истины;
разработаны теоретические положения о требованиях, предъявляемых к постановке вопросов присяжным заседателям, исходя из необходимости соблюдения их процессуальной познавательной компетенции, в связи с чем предложен ряд рекомендаций, которые могут быть непосредственно использованы на практике;
— с учетом разделения процессуальных функций в состязательном
уголовном судопроизводстве, определены критерии ограничения познава
тельной процессуальной активности председательствующего по делу судьи.
Исходя, из актуальности и научной новизны исследования, на защиту выносятся следующие положения:
1. Проблемы теоретического, нормативно-юридического и практиче
ского применения концепции объективной истины в уголовном судопроиз
водстве позволяют прийти к выводу о невозможности достижения объектив
ной (материальной) истины по каждому уголовному делу, что ведёт к реля
тивизму в познавательной деятельности суда с участием присяжных заседа
телей, который недопустим в судопроизводстве.
2. Целью познавательной деятельности суда с участием присяжных за
седателей по каждому уголовному делу является правовая истина, которая
достигается по итогам судебного разбирательства в результате оценки сово
купности исследованных по делу доказательств при строгом соблюдении
процессуальной формы, на основе согласующихся между собой сведений о
фактах, характеризующаяся при этом отсутствием разумных сомнений и ис
толкованием неустранимых сомнений в пользу подсудимого, а также её со
ответствием принципу справедливости.
Содержание правовой истины в рамках уголовного судопроизводства в большей степени сводится к внутренней согласованности и логической непротиворечивости системы утверждений при наличии содержательных вероятностных связей между ними (принцип когеренции), чем к соответствию полученного судом знания объективному положению дел предметного мира, в частности, исследуемым событиям, связанным с предъявленным лицу обвинением.
-
В суде с участием присяжных заседателей достижение по делу правовой истины, по существу, презюмируется, поскольку в законе отсутствует требование рационального обоснования достигнутого ими знания. На первый план такой формы судопроизводства выдвигается защита прав и законных интересов участников уголовного процесса.
-
Критерием достижения истинностного знания является внутреннее убеждение судей (коллегии присяжных заседателей и председательствующего по делу) в достоверности, непротиворечивости и логической убедительности определённого набора сведений, полученных путём оценки совокупности исследованных в судебном заседании доказательств с использованием методов рационального и интуитивного мышления, здравого смысла, совести. При этом возникшие сомнения должны быть устранены в результате активной познавательной работы в ходе оценки и анализа представленных сторонами доказательств, а неустранимые разумные сомнения истолкованы в пользу подсудимого.
Таким образом, внутреннее убеждение субъекта познания представляет собой единство субъективного (убеждения как такового) и объективного (совокупности доказательств).
-
Особенностью познавательной деятельности суда с участием присяжных заседателей является необходимость разграничения познавательной компетенции в сферах установления вопросов факта и права, что представляет особую сложность на практике. Присяжные заседатели в ходе уголовного судопроизводства познают не только отнесённые законом к их компетенции фактические обстоятельства дела, но и естественное право применительно к конкретному исследуемому в суде деянию, что диктует необходимость внесения дополнений в статьи 335, 339 и 343 УПК РФ с целью чёткого разграничения познавательной компетенции коллегии присяжных заседателей и председательствующего по делу судьи.
-
В связи с необходимостью уточнения отдельных норм действующего уголовно-процессуального законодательства в свете обязанности суда создать необходимые условия сторонам для доказывания своих позиций, предлагается статью 232 УПК РФ изложить в следующей редакции:
«Статья 232. Вызовы в судебное заседание
Судья даёт распоряжение о вызове в судебное заседание лиц, указанных в его постановлении, в том числе по ходатайству стороны защиты, за исключением случая, предусмотренного в части второй настоящей статьи, а также принимает иные меры по подготовке судебного заседания.
Вызов в судебное заседание свидетелей со стороны обвинения обеспечивается прокурором на основании направленной ему копии постановления судьи о назначении судебного заседания».
7. С учётом размежевания процессуальных функций между участниками судебного разбирательства, познавательная активность председательствующего по делу судьи должна быть чётко определена законодателем, в связи с чем предлагается дополнить статью 243 УПК РФ частями 3-7 следующего содержания:
«3. При необходимости председательствующий, исходя из положений статьи 73 настоящего Кодекса, определяет обстоятельства, подлежащие дополнительному доказыванию по делу сторонами.
4. Председательствующий в необходимых случаях по собственной
инициативе проводит проверку представленных сторонами доказательств, в
том числе, путём производства дополнительных процессуальных действий.
-
Председательствующий исследует доказательства в судебном заседании, но только лишь после исследования их сторонами.
-
Председательствующий вправе по собственной инициативе истребовать и исследовать доказательства, необходимые для установления данных о личности подсудимого, имеющих значение для дела.
-
При рассмотрении уголовного дела коллегией из трёх судей федерального суда общей юрисдикции, вопросы, указанные в частях третьей, четвертой и шестой настоящей статьи, разрешаются определением коллегии.».
При этом действующую часть 3 статьи 243 УПК РФ считать частью 8 этой же статьи.
Теоретическая значимость работы состоит в комплексном монографическом исследовании проблем познавательной деятельности суда с участием присяжных заседателей в современном уголовном процессе России. Положения диссертационного исследования направлены на развитие уголовно-процессуального учения об истине как цели судебного познания, учения о производстве в суде с участием присяжных заседателей; могут быть использованы в дальнейших научных изысканиях в различных областях процессуального права.
Практическая значимость работы. Предложенные автором положе
ния о необходимости дополнительной регламентации процедуры постановки
вопросов присяжным заседателям и их ответов, а также о процессуальной
познавательной активности председательствующего по делу могут быть ис
пользованы для совершенствования действующего уголовно-
процессуального законодательства.
Выводы исследования о правовой истине как цели уголовно-процессуального познания в суде с участием присяжных заседателей, её критерии и гарантии достижения, а также выработанные на их основе методические рекомендации о постановке вопросов коллегии присяжных заседателей могут быть непосредственно использованы на практике при рассмотрении и разрешении конкретных уголовных дел.
Достоверность результатов исследования гарантируется использованными методами познания предмета исследования, апробированной методикой анализа эмпирических материалов, их объёмом и длительностью периода исследования. Репрезентативность и достоверность результатов исследования подтверждаются их апробацией.
Апробация и внедрение в практику результатов исследования. Теоретические выводы и практические предложения, вытекающие из содержания диссертации, были представлены автором на учебных сборах судей, семинарах, конференциях и круглых столах, в частности, на учебных сборах и семинарах судей военных судов Северо-Кавказского военного округа в г. Ростове-на-Дону в 2003-2007 годах и судей судов Волгоградской области в г. Волгограде в 2007-2016 годах, на круглых столах «Апелляция в российском уголовном процессе» (Москва, РГУП, 29 ноября 2012г.), «Перспективы реформирования суда присяжных в Российской Федерации» (Москва, РГУП, 19 февраля 2015г.), «Мониторинг правоприменения уголовно-правовых средств, обеспечивающих охрану независимости и авторитета суда» (Волгоград, ВГУ, 21 апреля 2016г.), 2ой международной научно-практической конференции «Перспективы развития уголовно-процессуального права и криминалистики» (Москва, РГУП, 11-12 апреля 2012г.), V Международной научно-практической конференции «Стратегия развития уголовно-процессуального права в XXI веке» (Москва, РГУП, 10-11 ноября 2016г.).
Результаты исследования нашли отражение в одной монографии и семнадцати научных статьях, в том числе семи статьях, опубликованных в рецензируемых научных журналах, входящих в перечень ВАК при Минобор-науки России. Общий объём опубликованных по теме диссертации научных работ составил 18,2 п.л.
Кроме того, методические рекомендации о порядке проведения председательствующим судьёй предварительного слушания и судебного разбирательства по делам с участием присяжных заседателей оформлены в виде практического пособия объёмом 5,0 п.л., которое используется при отправлении правосудия судьями Верховного Суда Республики Ингушетия, Волгоградского областного суда, Северо-Кавказского окружного военного суда.
Структура диссертации. Постановленные автором задачи обусловили логическую структуру исследования. Работа состоит из введения, двух глав, включающих четыре параграфа каждая, заключения, библиографического списка и приложений.
Проблемы достижения объективной истины в уголовном процессе: юридический и фактический аспекты
В идее правды выражена негативная установка на безличную, так называемую, объективную истину; в ней зафиксировано противопоставление таким истинам, которые безотносительны к нравственному пониманию. Определяющим значением такого понимания является душевно-духовное проникновение в человека и, как следствие, снисхождения к человеку, прощение его неразумности, искушённости. Идея правды выражает нравственную установку на противостояние юридическому, безлико-внешнему бытию людей. Правда является выражением, с одной стороны, ориентации на некое должное правовое состояние, а с другой стороны, предстает как страдательное правовое состояние человека, в силу принципиального несовпадения реального и должного»1.
Итак, что же такое истина, которая в соответствии с Уставом уголовного судопроизводства 1864 г. требовалась от судьи по дореволюционному праву? По утверждению В.Д. Спасовича, «это верное отражение действительности в сознании человеческом; это совершеннейшее, по возможности, тождество наших представлений о предмете с предметом, каков он есть в действительности»2. Вместе с тем, далее В.Д. Спасович замечает, что «если истина не что иное, как отношение между действительностью и сознанием, если она, так сказать, фотографический снимок с природы, добытый посредством оптического стекла нашей совести, то очевидно, что она столько же зависит от действительности, от природы, сколько и от познающего субъекта, иными словами, что в ней две стороны: одна объективная, не зависящая от познающего лица, а другая субъективная, зависящая от свойств лица познающего, от его индивидуального ума, который может заблуждаться и судить опрометчиво и поспешно, от его воли, которая способная исказить действительность и представить её в превратном виде. Обе эти стороны должны быть уважены в правильном методе познания. Теория достоверности должна дать приличное место и одному и другому элементу»1.
Своеобразие взглядов на эту проблему профессора И.Я. Фойницкого заключалось в том, что, с одной стороны, он рассматривал материальную истину как цель уголовного процесса, а, с другой стороны, указывал, что «в виду особенностей процессуального разбирательства, суд достигает только истину формальную, условную»2.
По мнению Н.Н. Розина «принцип материальной истины» проявляется в трёх направлениях: 1) в свободном отношении суда к оценке добытых судебным следствием доказательств, то есть в отсутствии для него предустановленных принудительных доказательств, всевозможных презумпций и фикций; 2) в свободном отношении суда к речи или к молчанию сторон; 3) в свободном определении самих способов открытия истины, то есть пользование средствами процесса (инструкционный принцип)»3. При этом Н.Н. Розин, как и И.Я. Фойницкий, отмечал, что принцип материальной истины должен быть понимаем в весьма ограничительном смысле: «Истолкованный широко, он неминуемо должен вернуть судопроизводство к розыскным формам»4.
В дореволюционной России существование юридической истины отстаивал И.В. Михайловский5. По мнению Г.С. Фельдштейна, разделяющего точку зрения И.В. Михайловского, ограниченные средства, которыми пользуется суд при установлении материальной истины как цели уголовного процесса, приводят к тому, что в ходе судебного разбирательства достигается лишь судебная истина6. Л.Е. Владимиров говорил уже скорее не об истине, а об уголовно-судебной достоверности, под которой понимал «такое стечение вероятностей, вытекающих из представленных на суде доказательств, которое способно привести судью к внутреннему убеждению в том, что прошлое событие, составляющее предмет исследования, имело место в действительности»1.
По заключению В.С. Шадрина, «дореволюционные авторы, выражавшие наиболее демократические взгляды в теории отечественного уголовного процесса, руководствуясь главным образом стремлением не допустить возложения на суд обязанностей, связанных с проявлением в его деятельности функции уголовного преследования или обвинения, предпочитали не ставить перед судом цель установления объективной истины, ибо такая цель может быть интерпретирована как задача суда по собиранию и использованию в уголовном деле любых, в том числе обвинительных, доказательств. А это означает ни что иное, как переход суда на позиции обвинения, отказ в правосудии»2.
После революции профессор П.И. Люблинский, комментируя уголовно-процессуальное законодательство советской России 1920-х годов, утверждал, что «истина, устанавливаемая судом, должна соответствовать действительным фактам, а не тем признаниям, которые сделаны сторонами. Технически это обозначается как обязанность суда стремиться к материальной истине, в противоположность истине формальной»3. Вместе с тем, он признавал, что «закон обязывает судью действовать в порядке, определяемом процессуальным кодексом…, из чего следует, что способы отыскания истины должны быть сообразованы с теми правилами, которые установлены законом»4.
В последующем разработка учения об истине в российском уголовном процессе проходила в условиях абсолютизации так называемой закрытой рациональности, что не могло не отразиться на развитии науки уголовно-процессуального права в условиях познавательной системы с заданными предпосылками, в догматизации этих постулатов. В науке советского уголовного процесса исходные положения марксистско-ленинской диалектики рассматривались как неприкасаемые безусловные истины. Определённая модель мира навязывалась в качестве образа реальности как таковой. В таких условиях критерием научной приемлемости учения о цели уголовного процесса явилась его включённость в соответствующий концептуальный каркас марксистско-ленинской идеологии, «возможность рационализации на основе принятых в рамках данного каркаса описаний и объясне-ний»1. Невозможность вписывания представлений о так называемой формальной, юридической, процессуальной истине в канонизируемую картину мира однозначно рассматривалась как показатель ненаучности таких воззрений, в частности, как проявление чуждой буржуазной идеологии.
В условиях тотального марксистско-ленинского подхода к пониманию сущности права, «страдающего», по выражению А.Ю. Мордовцева, «методологическим монизмом»2, наука советского уголовно-процессуального права придерживалась основной посылки о том, что объективная истина является целью доказывания в уголовном процессе3. Отдельные учёные расценивали установление объективной истины как цель всего уголовного процесса4. Оценка концепции объективной истины в уголовном процессе будет дана диссертантом в следующем параграфе исследования.
Правовая истина как цель уголовно-процессуального познания в суде присяжных
Проблематичность в достижении объективной истины по делу, связанная не только с практическими трудностями, но и исходными гносеологическими посылками привела некоторых теоретиков уголовно-процессуального права к выводу о невозможности достижения истины по каждому делу, но, вместе с тем, при признании её объективного характера.
Так, например, Ф.Н. Багаутдинов признаёт невозможность достижения объективной истины по всем уголовным делам и при этом полагает, что, несмотря на это, «истина в уголовном процессе достижима и органы расследования должны стремиться к этому»1. В итоге автор приходит к выводу о том, что «полностью постичь объективную истину по каждому совершенному преступлению невозможно – с таким выводом нет смысла спорить»2.
Аналогичной точки зрения придерживается и Е.А. Доля: «Необходимость установления истины при производстве по уголовным делам отнюдь не означает требования непременного её установления по каждому уголовному делу»3.
При такой постановке вопроса об объективной истине как цели уголовного процесса и признании невозможности её достижения по каждому уголовному делу полностью размывается значение этого постулата в практической деятельности органов предварительного следствия и суда. Установление объективной истины, по существу, констатируется 66 суда, который носит общеобязательный характер. Сомнение в обратном представляется недопустимым, поскольку, исходя из концепции объективной истины, каждый законный приговор содержит эту истину, и недоверие к вступившему в законную силу приговору невозможно в силу правовых требований.
В поисках выхода из сложившейся ситуации В.С. Балакшин, пытаясь спасти положение с ускользающей объективной истиной, также полагает, что «установить по каждому уголовному делу то, что произошло в действительности, невоз-можно»1 и приходит к выводу о совпадении в ходе расследования и рассмотрения дела в идеальном варианте истины процессуальной и объективной (материальной).
Здесь опять-таки возникает вопрос, как же тогда достигнуть цели познания по каждому уголовному делу, если мы признаем, что объективная истина достижима не всегда?
Автор приводит пример из судебной практики по делу об открытом хищении имущества, при котором нападавшим лицом был применен газовый баллончик. Вышестоящий суд, рассматривая дело в надзорном порядке, пришел к выводу о том, что в материалах дела и в приговоре нет каких-либо данных о степени опасности для жизни и здоровья потерпевшего в результате применения газового баллончика при нападении. В деле отсутствуют данные об обстоятельствах приобретения газового баллончика и свойствах содержащегося в нем вещества. При таких обстоятельствах действия осуждённого были переквалифицированы с разбоя на грабеж2.
По замечанию В.С. Балакшина «признать, что при расследовании и рассмотрении анализируемого дела установлена объективная истина и постановлен справедливый приговор, исходя из принципиальных положений теории доказательств, невозможно»3. Продолжая далее, заметим, что в таком случае, поскольку приговор несправедлив, в силу требований ч. 1 ст. 297 УПК РФ (ч. 1 ст. 2, ст. 301 УПК РСФСР) он должен быть признан незаконным. В рамках концепции объективной истины выход из указанной ситуации предполагает возможность признания объективной истины по делу не в полном объеме. Но будет ли являться истиной её часть, особенно при требовании прежнего УПК РСФСР о всестороннем, полном и объективном исследовании обстоятельств дела и обязательном установлении конкретного перечня обстоятельств? По-видимому, утверждать это – значит вновь выдавать желаемое за действительное.
Пытаясь спасти концепцию объективной истины в уголовном процессе, отдельные авторы радикально пересматривают терминологию, являющуюся её основой и, по-видимому, незаметно для себя, тем самым, подрывают её устои. Так, И.Л. Петрухин, определяя истину как «адекватное отражение сознанием человечества и человека окружающего мира и самого себя; суждение, соответствующее объективной действительности», вместе с тем, указывает, что «под истиной в уголовном процессе следует понимать доказанное знание (выделено нами. – Д.Т.)»1.
В.М. Быков и Г.А. Печников, ссылаясь на законы диалектики, отмечают, что «в объективной истине содержатся элементы вероятности, субъективизма и заблуждения», и вслед за И.Л. Петрухиным ставят знак равенства в уголовном процессе между объективной истинной и доказанным знанием: «мы …под истиной в уголовном процессе понимаем доказанное знание».
Э.М. Мурадьян, допуская, что не по каждому уголовному делу удается отыскать истину, полагает, что обвинительный приговор является законным при установлении всех истинных обстоятельств дела и также отождествляет установление объективной истины с доказанностью обстоятельств дела3. ные примеры в связи использованием при разбойном нападении предметов, похожих на оружие, были приведены диссертантом в предыдущем параграфе исследования.
Объективную и юридическую истины отождествляют С.Г. Бандурин, Н.А. Громов и А.И. Ивенский, которые под истинностью приговора традиционно понимают соответствие его выводов об обстоятельствах дела тому, что имело место в действительности. По их выводу: «основанный на достоверно установленных фактах обвинительный приговор является приговором истинным, то есть соответствующим материальной (объективной) истине. Необходимым следствием такой материальной истинности является истинность в юридическом смысле»1.
В.А. Лазарева также, на наш взгляд, некорректно по отношению к самому понятию объективной истины заключает, что «доказанная обвинением в открытом состязательном процессе при обеспечении судом стороне защиты равных с обвинителем возможностей по исследованию обстоятельств дела, и установленная вступившим в законную силу приговором суда вина подсудимого в совершении преступления, и есть та объективная истина, которая является общей целью судопроизводства»2.
Справедливости ради следует отметить, что аналогичный подход к определению объективной истины в уголовном процессе разделялся и М.С. Строгови-чем, который заключал, что «материальная истина – это объективная истина, но её можно считать установленной лишь тогда, когда суд убеждён (выделено нами. – Д.Т.), что это истина, а не ложь»3.
Ю.К. Орлов, называя объективную (материальную) истину содержательной, приходит к выводу о том, что «в уголовно-процессуальном же доказывании возможно достижение только содержательной истины, посредством постепенного накопления доказательств, оцениваемых без каких-либо заранее заданных формальных правил, по внутреннему убеждению»4.
Особенности познавательной деятельности коллегии присяжных заседателей
Л.А. Микешина приходит к выводу о том, что «мы вынуждены доверять субъекту, поскольку он не вне, но внутри познаваемого мира, структурируемого субъектом в соответствии с его целями» и следующим образом формулирует сущность принципа доверия к субъекту: «анализ познания должен явным образом исходить из живой исторической конкретности познающего, его участного мышления и строиться на доверии ему как ответственно поступающему в получении истинностного знания и в преодолении заблуждений»1.
Представляется, что цель избежать субъективности в познавательной деятельности суда ведёт отдельных исследователей по ложному пути, который являет собой нежелание видеть возникающие проблемы или, в лучшем случае, отрицание существования самих этих проблем.
Действительно, на первый взгляд критерием истинности полученного результата уголовно-процессуального познания является столь привычный нам критерий практики, постулируемый в рамках марксистской теории познания. По образному высказыванию Ф. Энгельса, истинность нашего знания о пудинге доказывается тем, что мы его съедаем.
Критикуя позицию Юма и Канта, отрицавших возможность установления объективного критерия истины, Энгельс пишет: «Самое же решительное опровержение этих, как и всех прочих, философских вывертов заключается в практике, именно в эксперименте и в промышленности. Если мы можем доказать правильность нашего понимания данного явления природы тем, что сами его производим, вызываем его из условий, заставляем его к тому же служить нашим целям, то кантовской неуловимой «вещи в себе» приходит конец»2.
Однако практика, под которой в марксизме понимается материальная, предметно-чувственная деятельность общественного человека по преобразованию объектов природы, является критерием не всякого, а только технологического знания. Но это знание по существу не о том почему, а о том как. Это знание интересуется не столько пониманием и истиной, сколько пользой и результатом. При таких условиях положительный результат деятельности общественного человека и расценивается как истина.
В какой-то степени это понятие применимо и к уголовно-процессуальной деятельности, в которой истина также представляет собой, скорее, не результат понимания, а итог правильности процедуры. Но делать отсюда вывод о том, что мы, используя практику как критерий, постигаем истину, было бы неверным.
Сам процесс получения нового знания лежит за пределами технологической деятельности в сфере либо эмпирического (метод проб и ошибок), либо теоретического (логическое конструирование модели процесса), либо интуитивного (извлечение идеи из сферы бессознательного)1.
Концепция практики как критерия истины, понимаемой как объективной, также представляется не бесспорной. Само определение объективной истины как некой универсалии, существующей независимо от субъекта, и практики как её критерия, содержит внутреннее противоречие, поскольку последняя несёт в себе значительную долю субъективности: это предметно-чувственная деятельность субъекта, которую не представляется возможным элиминировать.
Вместе с тем, теория советского уголовного процесса, по-видимому, предполагая эти затруднения, исходила из специфики данного критерия в уголовном судопроизводстве. Так, авторы «Теории доказательств в советском уголовном процессе» признавали, что «уголовное судопроизводство не принадлежит к тем областям практической и научной деятельности, где имеет место производственная или экспериментальная проверка конечных результатов познания. …В уголовном судопроизводстве проверка полученных знаний практикой осуществляется в ходе самого процесса познания, на его чувственной и рациональной ступе-нях»1.
Конкретизируя это положение, авторы видят проявление практики в качестве основы чувственного познания как целенаправленную деятельность следователя и судьи в ходе расследования и рассмотрения уголовного дела. При этом чувственное и рациональное познание следователя и судьи во многом определяется их личным профессиональным опытом, а также опытом других людей, обобщённой практикой «борьбы органов расследования и суда с конкретными преступле-ниями»2. Общественная практика лежит и в основе мыслительной деятельности познающего субъекта. «Все логические фигуры, правила, связи понятий, суждений, которые используются в процессе доказывания, в конечном итоге являются отражением связей, объективно присущих явлениям, процессам природы и обще-ства»3.
М.С. Строгович также полагал, что «в судебном исследовании практика выступает как критерий истинности выводов суда в виде всестороннего и объективного исследования обстоятельств дела, проверки выводов следствия и суда фактами, применения научно-технических приемов исследования вещественных доказательств, исследования каждого отдельного доказательства и всей совокупности доказательств всеми доступными по делу способами, с предоставлением участникам процесса возможности свободно осуществлять свои права и защищать свои интересы всеми законными средствами»4.
Особенности познавательной деятельности председательствующего по делу (профессионального судьи) и пределы его процессуальной познавательной активности
Интуиция в судопроизводстве представляет собой именно ту возможность, благодаря которой удаётся познать предмет в его цельности, в единстве всех его составляющих моментов, в том числе и внешне скрытых.
По выводу Р. Гарриса, «во многих случаях присяжные лучше понимают дело, чем судья или адвокат, и иногда выносят правильное решение по соображению, ускользнувшему от судьи и остающемуся неизвестным до конца. Самый опытный адвокат иной раз не в силах объяснить вердикт, основанный на здравых и справедливых соображениях; ни он, ни его противник не сумели указать их присяжным; они сами нашли их в житейской оценке фактов, на которые смотрели не как законники, а как простые обыватели»2.
Таким образом, в суде присяжных мы сталкиваемся, с одной стороны, с определённой конструкцией, подлежащей применению к исследуемому событию, которая формально закреплена в нормах позитивного права, а с другой стороны, с конкретной практической ситуацией, в которой непосредственно применяется эта правовая конструкция. Познание присяжных заседателей выступает в этом плане как некое явление дополнительности к применению идеальных правовых конструкций на практике. Присяжные, исходя из своего житейского опыта и здравого смысла, определяют в данной исходной ситуации, виновен человек или нет, и в этом за плане действуют за пределами рационального мышления.
Эти же здравый смысл, житейский опыт, совесть и применение интуиции в конкретных правовых ситуациях служат гарантией против необоснованных осуждений в тех случаях, когда внешне виновность подсудимого доказана совокупностью представленных суду доказательств и на рациональном уровне оснований сомневаться в их достоверности не имеется. Профессиональный судья в такой ситуации вынужден обосновать своё решение, привести мотивы, по которым он не согласен с доказательствами, что не во всех случаях представляется возможным, особенно при фактах группового лжесвидетельства в отсутствие иных исходных рациональных посылок для критики этой позиции. Коллегия присяжных заседателей, не связанная необходимостью мотивировки и обоснования вердикта, может в силу особенностей своей познавательной деятельности не согласиться с таким внешне логически корректным обвинением.
Не случайно в одном из своих определений Конституционный Суд Российской Федерации отмечает, что «закрепление в уголовно-процессуальном законодательстве, в том числе в статьях 379 и 385 УПК Российской Федерации, различных правил определения оснований, пределов и порядка пересмотра судебных решений в зависимости от того, было ли такое решение постановлено судом с участием присяжных заседателей или иным составом суда, обусловлено особенностями правовой природы суда присяжных и механизма принятия им процессуальных решений»1.
Противники института присяжных заседателей нередко в качестве аргумента при отстаивании своей позиции ссылаются на непрофессионализм «судей из народа», незнание ими правовых норм и установлений. Но, по-видимому, в этом и заключается преимущество коллегии присяжных заседателей перед профессиональным судьёй. В.В. Мельник в своём фундаментальном труде уделил особое внимание здравому смыслу и совести как интеллектуальной и нравственной основам человеческого фактора состязательного уголовного процесса2.
Английский учёный Г. Айзенк, исследовавший интеллектуальные возможности человека, пришёл к выводу о том, что уровень интеллекта зависит не от достигнутого уровня знаний у конкретного субъекта, а определяется его способностью суждения1. Кроме того, известны выводы У. Бернама по поводу того, что познавательная возможность группы лиц выше, чем отдельного человека2.
Таким образом, нельзя ставить знак равенства между профессионализмом судьи и возможностями человека по анализу, оценке фактических обстоятельств дела, способностью делать правильные выводы на основе исследуемых материалов. В этом смысле познавательная деятельность группы лиц, даже не являющихся специалистами в области права, будет отличаться в качественном плане от познавательной деятельности единоличного судьи.
В результате проведённого автором диссертационного исследования в 2009 году в Волгоградской области анкетирования граждан, принимавших участие в качестве присяжных заседателей при рассмотрении уголовных дел Волгоградским областным судом по первой инстанции установлено следующее (всего было опрошено 130 человек)3. По мнению 65% опрошенных вынесенный ими вердикт соответствовал обстоятельствам дела, имевшим место в действительности, а по мнению 35% опрошенных – не соответствовал. Убеждение в виновности (невиновности) подсудимого сформировалось: в ходе судебного следствия у 65% опрошенных, во время прений сторон – у 19%, в совещательной комнате – у 16% опрошенных. При этом 12% присяжных заседателей воспользовались своим правом задать вопросы допрашиваемым лицам в ходе судебного следствия. У 27% опрошенных имелось желание проявить большую процессуальную активность в исследовании обстоятельств дела (заявить ходатайство об истребовании дополнительных доказательств, непосредственно допросить участников уголовного судопроизводства и т.д.)