Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические основы особенностей производства по уголовным делам в отношении прокуроров и следователей в Российской Федерации 18
1.1. Исторический анализ эволюции специальных норм о привлечении прокуроров и следователей к уголовной ответственности в законодательстве России 18
1.2. Усложнение процессуальной формы в уголовном судопроизводстве Российской Федерации (на примере главы 52 УПК РФ) 44
1.3. Понятие и значение правовых иммунитетов отдельных категорий лиц в уголовном судопроизводстве Российской Федерации 59
Глава 2. Особенности возбуждения уголовного дела 88
2.1. Возбуждение уголовных дел в отношении прокуроров и следователей (руководителей следственных органов) 88
2.2. Отдельные вопросы возбуждения уголовных дел в отношении прокуроров и следователей, утративших либо изменивших свой должностной статус 119
2.3. Особенности возбуждения уголовного дела в отношении Генерального прокурора Российской Федерации и Председателя Следственного комитета Российской Федерации 137
Глава 3. Иные особенности досудебного производства 167
3.1. Задержание прокурора и следователя (руководителя следственного органа) 167
3.2. Отстранение от должности прокурора и следователя (руководителя следственного органа) 181
Заключение 202
Библиографический список 214
Приложение 1 240
Приложение 2 249
- Исторический анализ эволюции специальных норм о привлечении прокуроров и следователей к уголовной ответственности в законодательстве России
- Понятие и значение правовых иммунитетов отдельных категорий лиц в уголовном судопроизводстве Российской Федерации
- Отдельные вопросы возбуждения уголовных дел в отношении прокуроров и следователей, утративших либо изменивших свой должностной статус
- Отстранение от должности прокурора и следователя (руководителя следственного органа)
Исторический анализ эволюции специальных норм о привлечении прокуроров и следователей к уголовной ответственности в законодательстве России
История становления, реформирования и изучения дальнейших перспектив развития прокуратуры, следственных органов и судебной системы неоднократно становилась объектом подробных исследований учеными-юристами1. На наш взгляд, это связано с тем, что без скрупулезного анализа полученного опыта функционирования данных институтов в прошлом просто невозможно построить эффективную систему правоохранительных органов, которая смогла бы качественно функционировать. Кроме того, внешние формы выражения права, представленные в виде соответствующих нормативных правовых актов, в которых нашли свое отражение нормы о правовых иммунитетах сотрудников следственных органов и работников прокуратуры, находятся между собой в исторической взаимосвязи.
При этом имеется отдельный аспект, касающийся работы прокуратуры и органов следствия, который или в целом не затрагивался в научных правовых исследованиях, или упоминался2, но не был достаточно систематически и вдумчиво проанализирован. В данном случае речь идет об историческом анализе эволюции особого уголовно-процессуального порядка привлечения работников прокуратуры и сотрудников следственных органов к уголовной ответственности.
Но изучение данной тематики и дача оценочных суждений определенным этапам развития подобных норм являлись бы неполными без рассмотрения отдельных вопросов, связанных с правовым статусом, а конкретнее с одним из основных его составляющих принципов – неприкосновенность, такой фигуры уголовного судопроизводства, как судья. Данное обстоятельство связано с тем, что на протяжении достаточно длительного периода времени суд, прокуратура и органы следствия были неразрывно связаны в объединенную систему, которая окончательно разделилась только относительно недавно в связи с образованием независимого государства – Российская Федерация. Таким образом, проведение историко-сравнительного анализа отдельных аспектов законодательного урегулирования особенностей производства по уголовным делам должно обязательно проводиться с учетом характерных черт этих трех категорий лиц.
Изучая научную литературу и законодательство, можно сделать вывод о том, что особое внимание к данной теме возникло после образования Российской Федерации (в частности, после принятия Конституции РФ в 1993 году) и возникшей необходимости в формировании ее нормативной основы в виде федерального законодательства. К примеру, ст. 39 первой редакции Федерального закона от 17 января 1992 г. № 2202-I «О прокуратуре Российской Федерации» (далее – ФЗ «О прокуратуре Российской Федерации») имела название «Неприкосновенность прокуроров». В ней было определено, что уголовное дело в отношении прокурорского работника могло возбуждаться только при согласии вышестоящего прокурора за исключением ситуаций, когда дело возбуждалось судом. Названная норма отнесла также к исключительной компетенции прокуратуры расследование уголовных дел и проверку сообщений о фактах правонарушений в отношении работников прокуратуры. Помимо этого, запрещались привод, личный досмотр таких лиц, а также досмотр у них вещей и используемых ими транспортных средств1.
Специальные нормы об особенностях досудебного производства, включенные в современное уголовно-процессуальное законодательство, представляются как логичный итог длительного совершенствования системы органов прокуратуры и следствия. В силу этого возникают вопросы: каковы были факторы, повлиявшие на формирование, и как развивалась нормативная база, определявшая специальные нормы о привлечении работников прокуратуры и сотрудников следственных органов к уголовной ответственности?
В настоящее время складывается ситуация, что тот ценный, исторически апробированный опыт законодательного закрепления и правоприменения процессуального порядка привлечения судей, прокуроров и следователей к уголовной ответственности подвергается забвению и остается просто невостребованным. В связи с этим нашими целями в том числе являются исследование нормативных актов Российской Федерации на предмет выявления вышеуказанных норм и их изучение с последующим обоснованным предложением по использованию полученных выводов в современных правовых реалиях.
Как было отмечено нами в одной из публикаций по настоящей тематике, «развитие законодательства, связанного с особенностями процессуального порядка производства по уголовным делам в отношении судей, прокуроров и следователей, проходило в трех исторических этапах существования нашего государства, а именно в Российской империи, СССР и Российской Федерации. В каждом из них такие нормы обладали своими соответствующими характерными чертами. Во многом это предопределялось выбранным политическим устройством страны и действовавшей в ней системой уголовного судопроизводства»2.
При исследовании имеющихся трудов ученых юристов по представленной теме невольно приходишь к следующему выводу. Меньше всего в современных работах уделяется внимание исследованию нормативной базы исторического этапа существования нашего государства, на котором фактически и были сформированы специальные процессуальные нормы о привлечении сотрудников следствия, работников прокуратуры и судей к уголовной ответственности, а конкретно – периоду Российской империи, где они впервые закреплялись в правовых актах.
Первоначально процессуальные особенности уголовного судопроизводства в отношении прокуроров нашли свое закрепление в нормативной базе России XVIII в. Так, в Указе от 27 апреля 1722 г. «О должности генерал-прокурора»1 впервые в истории страны для прокуроров регламентируется процессуальный иммунитет, который представлял из себя определенные особенности, выражавшиеся в установлении специальных правил их подсудности. Данным актом предусматривалось, что «генерал и обер-прокуроры ничьему суду не подлежат, кроме нашего» (пункт 1 разд. IX), что фактически означало необходимость личного рассмотрения императором всех правонарушений, в том числе и преступлений, допущенных со стороны таких лиц. В отсутствие императора право на проведение в отношении прокуроров розыскной деятельности и их арест получал Сенат, который при этом был способен передать эти права и иным органам власти (пункт 2 разд. IX: «А ежели во отлучении нашем явятся в тяжкой и времени нетерпящей вине, яко измене, то Сенат может арестовать и розыскивать, а дело приказать иному кому»). При этом прокуроры получали и определенные гарантии неприкосновенности от телесных наказаний (пункт 3 разд. IX: «однакож, никакой пытки, эксекуции, или наказания не чинить»)2.
По окончании правления Петра I и до реформирования законодательства Александром II специальные нормы о привлечении прокуроров к уголовной ответственности фактически не получают своего развития. Исключение составляет только законодательство об уездных стряпчих, которые фактически являлись помощниками прокурора в губерниях Российской империи.
В Указе от 20 ноября 1804 г. «О порядке отрешения уездных стряпчих от должности и отдачи их под суд» регламентирован специальный порядок уголовного преследования подобных лиц. Так, в случае совершения таким лицом преступления прокурор губернии обязан был доложить об этом руководству губернии, обладавшему правом направить такое дело в судебные органы. После этого соответствующее сообщение направлялось Министру Юстиции, подготавливающему доклад о действиях уездного стряпчего императору1.
Развитие процессуальных гарантий для обеспечения профессиональной деятельности следователей связано с принятием в результате проведенных нормативных изменений Александра II «Учреждения судебных следователей» от 8 июня 1860 г., в котором закреплялось положение об отстранении судебного следователя от исполнения своих обязанностей только по решению суда. При этом данное лицо приравнивалось по своему правовому статусу к положению членов суда2.
Регламентация специальных правил в производстве по уголовным делам по отношению к членам судебных мест, включая работников следствия и прокуроров, которые, благодаря проведенным реформам законодательства, стали входить в их число, устанавливалась в Уставе уголовного судопроизводства, принятом 20 ноября 1864 г. (далее – УУС).
Понятие и значение правовых иммунитетов отдельных категорий лиц в уголовном судопроизводстве Российской Федерации
Специальные правила уголовного судопроизводства, закрепленные главой 52 УПК РФ, нередко ассоциируются с термином «правовой иммунитет», что вызывает потребность в детальном анализе данного понятия, его характерных черт и доктринальных определений, встречающихся в публикациях, посвященных этой тематике.
Если рассматривать значение слова «иммунитет», то оно имеет свои корни в латинском языке («immunitas» или «immunitatis), откуда было заимствовано большинством европейских языков (например, в английском языке «immunity» подразумевает под собой «освобождение»). В юридической науке, как правило, данное понятие определяется в качестве предусмотренной национальным законодательством или вытекающей из норм и принципов международного права особенностью статуса субъекта права, заключающейся либо в ограничении применения к нему некоторых общих норм национального законодательства, либо в праве субъекта международного права быть свободным от власти другого аналогичного субъекта1.
Институт иммунитетов упоминается уже в римском праве, где под ним понималось избавление от уплаты каких-либо податей и несения обязательств который предоставлялся в качестве специальной привилегии отдельно избранному лицу, социальной группе или целой общине Сенатом или императором Римской империи2. В то же время само выражение «иммунитет» имеет несколько различных значений, которые употребляются не только в праве, но и, например, в медицине, где иммунитет – невосприимчивость организма к инфекционным и неинфекционным агентам и веществам, обладающим антигенными свойствами3.
Правовой иммунитет – понятие, характерное в целом для российской правовой теории и активно используемое в различных отраслях права4, а не только в доктрине уголовного процесса. Обозначим следующие позиции ученых касательно изучаемого правового явления.
С.Ю. Суменков понимает под правовым иммунитетом особую материально процессуальную привилегию, распространяющуюся на строго указанные в нормах международного права конституции, законы субъектов, регламентирующую их специальный статус путем наделения дополнительными гарантиями и преимуществами в момент привлечения к правовой ответственности либо исполнения некоторых обязанностей. Автор также считает, что он представляет собой правовое отклонение от всеобщего принципа равенства, закрепленного в Конституции РФ1.
На взгляд Ю.А. Юшковой, правовой иммунитет относится к определенному правовому исключению, которое предназначается для предоставления особого юридического режима для определенного субъекта права, наделяющего его субсидиарными гарантиями в момент привлечения к предусмотренной законодательством ответственности или исполнении некоторых обязанностей для того, чтобы реализовать особо важные международные, государственные и общественные функции 2.
Как считает В.Г. Даев, иммунитеты – исключительное право не подчиняться некоторым правилам3. Сходного с ним взгляда придерживается и А.Г. Репьев, определяющий данное понятие в качестве нормативно оформленного исключения, которое состоит в законном предоставлении конкретным субъектам дополнительных гарантий, которые предусматривают для них неприкосновенность в ходе привлечения к установленной законодательством ответственности и неподверженность распространения на них определенных обязанностей и запретов, обусловленных как правом конкретного государства, так и международным правом4.
Важно акцентировать внимание на употребленное выше соотношение правового иммунитета с правовыми исключениями. Например, С.Ю. Суменков пишет: «Исключения в праве – это допускаемые юридическими нормами и закрепленные в них положения, отличные от общеустановленных правил, реализуемые уполномоченными на то субъектами при определенных условиях»1.
Интересное понимание рассматриваемого понятия можно встретить и у Н.С. Сопельцевой, отмечающей, что правовой иммунитет представляется правовой категорией с меняющимся общественно-историческим содержанием, претерпевшим значительные изменения при сохранении самого термина. Далее она дает обоснование, что правовой иммунитет может возникнуть при условии эволюции и законодательной регламентации идеи конституционализма, а также реального разделения власти, выражением которой и являются правовые иммунитеты, в процессе построения государства2. Автор также видит правовой иммунитет как общеправовую категорию, представляющую в сфере правовой ответственности определенное правомерное изъятие, закрепляемое в отдельных нормах для усиления юридической защиты специально выделенной группы лиц в целях повышения эффективности их работы по исполнению государственных и социальных обязанностей3.
С.С. Лампадова высказывает позицию, в соответствии с которой иммунитет является совокупностью связанных между собой по предметно-функциональному признаку норм права, регулирующих и защищающих общественные отношения, складывающиеся в процессе исполнения отдельными правовыми субъектами специальных международных, государственных или социальных обязанностей4.
Представленные мнения наглядно демонстрируют нам неопределенность категории «правовой иммунитет». Однако подавляющее большинство ученых, взгляды которых приводились выше, приходят к выводу, что суть данного понятия – создание какого-либо специально определенного исключения из общих норм права. В то же время следует сообщить о наличии в правовой доктрине и нормативных правовых актах иных институтов, сходных по своей правовой природе с иммунитетами. Речь идет о льготах и привилегиях.
Проанализировав научную литературу, можно разделить все теоретические воззрения ученых по этому вопросу на две большие группы. Первая группа ученых, к которой следует отнести, например, Ф.А. Агаева, отстаивает мнение, что жесткого разграничения привилегий и льгот, изъятий из общего правила во внутреннем законодательстве, а равно и в международной практике не проводится. Они объясняют это положение тем, что существование отдельно выделенного процессуального иммунитета либо привилегии невозможно, потому что они представляются только в качестве совокупности правил, которые одновременно наделены признаками этих двух понятий (привилегии и иммунитета) в их индивидуальном значении1.
Взгляды второй группы ученых, акцентирующих внимание на индивидуальности правового значения в определении этих дефиниций, нам более близки. Мы частично разделяем позицию А.Г. Репьева, пришедшего в ходе разграничения понятий «личная неприкосновенность», «иммунитет», «льгота» и «привилегия» к тому, что данные феномены представляют из себя независимые правовые категории с общими чертами и признаками различия2.
Можно выделить еще несколько интересных моментов, отличающих данные понятия между собой. Так, разграничивая иммунитеты, льготы и привилегии, Н.С. Сопельцева считает, что они выступают средствами правового неравенства, в совокупности составляя систему исключений в общих правовых нормах, и являются элементами особого правового положения, способами дополнить основные права и свободы лица, особыми, специальными возможностями правового характера3.
Вообще необходимо отметить, что раскрытие аспектов терминологии правовых льгот и привилегий вполне достойно стать темой значительных и интересных исследований в теории права. Но в настоящей работе, направленной в первую очередь на установление связи этих явлений с уголовно-процессуальным правом, отражены лишь отдельные мнения, имеющие значение прежде всего для построения логически верных выводов по анализируемым проблемам. Обращаясь непосредственно к публикациям по данному вопросу, можно встретить следующие точки зрения авторов.
А.В. Красильников дифференцирует эти понятия в соответствии с критерием праводееспособности субъектов права и понимает их как специальные нормы публичного права, установленные законодателем для обеспечения приоритетного правового положения отдельных категорий лиц. В своей кандидатской диссертации он высказывает мнение, что льготы обеспечивают преимущественное правовое положение субъектов, чей уровень (объем) праводееспособности не дает им реализовать правосубъектность, регламентированную в общих законодательных предписаниях. Привилегии создают приоритетное положение лиц, априори имеющих возможность приобретать и осуществлять права и обязанности в целях реализации общей правосубъектности на основании определенных юридических фактов.
Иммунитеты закрепляют обязательное правило об изъятии отдельных специальных субъектов, наделенных достаточной праводееспособностью в целях реализации общей отраслевой правосубъектности, из области действия определенных правовых отраслей и прекращении конкретных правоотношений1.
Отдельные вопросы возбуждения уголовных дел в отношении прокуроров и следователей, утративших либо изменивших свой должностной статус
Рассмотрев основные положения, касающиеся определения статуса прокуроров, руководителей следственных органов и следователей, следует перейти к одному из актуальных проблемных моментов, связанных с возбуждением уголовного дела в отношении них. В одном из обобщений судебной практики за 2009 году выдвигалась просьба о том, что в случае издания Постановления Пленума Верховного Суда РФ, касающегося спорных аспектов сложившейся правоприменительной практики по применению норм главы 52 УПК РФ, следует разъяснить вопрос о том, что должны ли применяться положения указанной главы в отношении бывших депутатов, судей, прокуроров, адвокатов, следователей и других лиц, не занимающих указанной должности на момент инициирования уголовного преследования за преступления, совершенные в период обладания этим статусом1.
Спорный вопрос, возникающий из изложенных доводов, связан с порядком возбуждения уголовного дела в отношении прокурора или следователя, которые совершают преступления, фактически исполняя свои обязанности, но на момент возбуждения уголовного дела утрачивают должностной статус. Для того чтобы дать правильный ответ на него, необходимо рассмотреть тему, иногда затрагиваемую в отдельных научных работах2, но при этом не получавшую, на наш взгляд, достаточного законодательного внимания, действия особых положений главы 52 УПК РФ, урегулировавших особенности возбуждения уголовных дел в отношении следователей и прокуроров, во времени.
Общими правилами уголовного судопроизводства предусматривается, что в случае возбуждения уголовного дела в отношении руководителя следственного органа, следователя или прокурора, исполняющего своего обязанности в этот период времени, неоспоримо действует порядок, изложенный в ст. 448 УПК РФ. В соответствии со взглядами ряда ученых в уголовно-процессуальном законодательстве не дается ясного ответа по вопросу: ограничивается ли сроком исполнения должностных обязанностей отдельными лицами особого правового статуса действие правил главы 52 УПК РФ по отношению к ним1.
Например, одна группа авторов придерживается позиции распространения гарантий неприкосновенности лиц, выделяемых ст. 447 УПК РФ, на случаи, в которых поднимается вопрос о совершении этими лицами преступлений, не сопряженных с их профессиональной деятельностью. Между тем делается акцент на то, что цель, заложенная в основу данного правового института, не будет достигнута при реализации предложения о применении такого специфического порядка производства по уголовным делам исключительно при совершении подобными лицами преступных деяний, которые были бы связаны с их профессиональной деятельностью. Помимо этого, по мнению ученых, специальный порядок возбуждения и расследования уголовного дела обязан быть соблюден и в ситуации, когда лицо привлекается к уголовной ответственности уже после того как освобождается от ранее занимаемой им должности или прекращает заниматься определенным видом деятельности, наделяющими его дополнительными процессуальными гарантиями, в случае осуществления уголовного преследования за совершенные им преступления в момент выполнения своей профессиональной деятельности2.
К аналогичному выводу приходит в своем диссертационном исследовании и К.А. Григоров, утверждая, что специальный порядок, когда возбуждается или расследуется, уголовное дело, предусмотренный УПК РФ, обязан быть соблюден и в ситуациях, когда бывший работник прокуратуры, сотрудник следственного органа и адвокат привлекаются к предусмотренной законодательством ответственности за преступление, совершаемое ими в периоды своей работы1.
Между тем М.Г. Ковалева конкретно выдвигает предложение о дополнении ст. ст. 151, 447 УПК РФ положениями об использовании особых правил производства по делу в отношении специальных категорий лиц при совершении преступлений, которые связаны с их должностью2.
В свою очередь Р.В. Ярцев высказывает предложение делить иммунитет в зависимости от времени деяния и времени статуса на безусловный иммунитет (при нахождении времени деяния и времени решений в пределе времени статуса), условный (при совместном нахождении времени деяния, совершаемого в рамках времени статуса, в пределе времени решений) и нулевой (при нахождении времени деяния и времени решений за пределами времени статуса)3.
Существуют ученые, поддерживающие иные взгляды. Отдельные авторы стараются доказать, что процессуальное решение о возбуждении уголовного дела в силу норм главы 52 УПК РФ считается неправомерным, если такое лицо в период занятия своей общественной деятельностью являлось специальным субъектом и совершило преступление, а к моменту принятия соответствующего процессуального решения лишилось своего особого правового статуса4.
Обобщив и исследовав различные мнения, представленные в вышеизложенных научных публикациях, необходимо отметить определенную долю рационального понимания проблемы. В то же время особо стоит сделать акцент на то, что в подавляющей части этих трудов отсутствует глубокое и подробное исследование одной из наиболее важных специфических черт таких правовых норм, а именно не анализируется индивидуальный характер предела времени действия таких норм по отношению к каждой категории лиц особого правового статуса, выделяемой ч. 1 ст. 447 УПК РФ. Большинство авторов, в том числе В.В. Яковенко, обосновывает целесообразность выработки единых критериев и подходов к решению вопроса об уголовном преследовании лиц особого правового статуса1.
Наша позиция, которая ранее упоминалась в одной из научных публикаций, выражается в том, что ст. 447 УПК РФ для каждого представленного в ней лица предусмотрен свой уникальный, специфический правовой иммунитет, определяемый как социальным значением профессии, так и необходимостью учитывать уровень юридической защиты от неправомерного уголовного преследования. Все попытки обобщить и выработать единую точку зрения по поводу периода времени действия норм об иммунитетах без учета правового статуса должности заранее обречены на создание неопределенности в их практическом применении2. На основании изложенного рекомендуем лицам, запланировавших проводить анализ нормативной базы, регламентирующей правовые иммунитеты лиц особого правового статуса, для начала исследовать специфические особенности распространения норм уголовно-процессуального права на все категории специальных субъектов, выделяемых ст. 447 УПК РФ.
Вернувшись к тематике возбуждения уголовных дел в отношении бывших следователей и прокуроров, стоит отметить, что в силу отсутствия законодательно закрепленного положения, которое бы ясно указало ответ на разрешение складывающейся спорной ситуации, этот вопрос в каждом конкретном случае судебными органами решался по-разному. Например, Президиумом Московского городского суда было отменено постановление мирового судьи о назначении судебного заседания по уголовного делу в отношении Л. и С. в связи с нарушениями п. 10 ч. 1 ст. 448 УПК РФ. В своем решении суд пояснил, что факт освобождения указанных лиц от занимаемой должности к моменту возбуждения уголовного дела не служит основанием для изменения установленного законом специального порядка привлечения их к уголовной ответственности, поскольку иное означало бы нарушение принципа неприкосновенности прокурора при исполнении им своих служебных обязанностей, установленного ФЗ «О прокуратуре Российской Федерации»1.
Отстранение от должности прокурора и следователя (руководителя следственного органа)
Практическое исполнение положений Конституции РФ и федерального законодательства предоставило возможность сформулировать процессуальный механизм, обеспечивающий реализацию целей уголовного судопроизводства, декларируемых в ст. 6 УПК РФ.
Одним из институтов уголовно-процессуального законодательства, реально способствующим достижению баланса между обеспечением прав и законных интересов гражданина и защитой личности от незаконного уголовного преследования, является институт временного отстранения от должности, который регламентируется в ст. 114 УПК РФ и является иной мерой процессуального принуждения (п. 3 ч. 1 ст. 111 УПК РФ).
Достаточно верным представляется доктринальное мнение о том, что отстранение от должности носит обеспечительный, превентивный характер и заключается в установлении временного препятствия к исполнению подозреваемым (или обвиняемым) своей трудовой деятельности для недопущения с его стороны действий по осуществлению производства по делу или исполнению приговора1.
Положения ст. 114 УПК РФ предполагают, что суд по ходатайству соответствующего субъекта (следователя или дознавателя, имеющих согласие соответственно, руководителя следственного органа или прокурора) обязан в течение 48 часов вынести постановление о временном отстранении подозреваемого (обвиняемого) от должности или отказать в удовлетворении ходатайства. В случае удовлетворения ходатайства следственных органов, принятое постановление суда направляется по месту работы такого лица. При этом лицо, временно отстраненное от должности, имеет право на получение соответствующих денежных выплат (ежемесячного пособия).
В свою очередь, отмена такой меры процессуального принуждения происходит в более упрощенном порядке и принимается на основании соответствующего решения следователя или дознавателя в случае отпадения ее необходимости (например, если подозреваемый вышел на пенсию и не имеет возможности продолжать выполнение своей работы).
В силу п. 8 ч. 2 ст. 213 УПК РФ, решение об отмене этой меры принуждения должно приниматься при разрешении вопроса о вынесении постановления о прекращении уголовного дела и уголовного преследования. Если суд выносит в отношении лица оправдательный приговор либо если дело было прекращено по реабилитирующему основанию, то на основании ч. 3 ст. 133 УПК РФ у лица возникает право на возмещение вреда (например, на получение компенсации разницы между ежемесячным пособием и получаемой им ранее заработной платой).
Статья 114 УПК РФ также обращает внимание на основание применения данной меры – «при необходимости». Раскрыть смысл такой необходимости можно из положений ч. 1 ст. 111 УПК РФ (для соблюдения порядка уголовного судопроизводства) и из правовых позиций Конституционного Суда РФ, который неоднократно в своих актах обращал внимание на правовой смысл этой нормы.
Так, в одном из своих постановлений Конституционный Суд РФ отметил, что подобная мера процессуального принуждения должна быть реализована только в случае достаточных оснований считать, что занятие подозреваемым или обвиняемым своей должности позволит ему продолжить осуществление своей преступной деятельности, станет угрозой для участников уголовного судопроизводства или даст возможность такому лицу оказывать на них воздействие, либо если у него появится возможность уничтожать доказательства или иными способами препятствовать производству по делу1.
При этом в указанном определении было особо обращено внимание на то, что судебный порядок принятия данного решения является гарантией законности и обоснованности применения такой меры процессуального принуждения, а также предоставляет возможность лицу сообщить свою позицию суду и обжаловать принятое судебное решение. Кроме того, дополнительной гарантией соблюдения прав подозреваемого (обвиняемого) является получение следователем согласия у руководителя следственного органа, а дознавателем – согласия прокурора.
Судебное решение, вынесенное по результатам рассмотрения такого ходатайства, должно быть обоснованным, законным и мотивированным. В связи с этим важно упомянуть о требованиях соблюдения качества предоставляемых суду следственными органами материалов. К документам, направляемым в суд, как правило, относятся постановление о возбуждении уголовного дела, материалы, подтверждающие статус подозреваемого (обвиняемого), а также любые документы, в которых представлено обоснование целесообразности временного отстранения лица от должности.
Принятие судом соответствующего постановления должно быть сопряжено с необходимостью абстрагирования от оценки действий, совершенных подозреваемым (обвиняемым), которая может быть дана только при рассмотрении уголовного дела по существу в приговоре.
Помимо этого, можно обратить внимание на методические рекомендации Генеральной прокуратуры РФ, утвержденные еще в 2004 году, в которых предписано, что законодатель не раскрывает понятие «при необходимости», а также перечисляются случаи, когда целесообразно рассматривать необходимость применения такой меры принуждения (например, если в качестве потерпевших или свидетелей по уголовному делу проходят лица, находящиеся у такого подозреваемого (обвиняемого) в подчинении, либо такое лицо совершает попытки препятствовать проведению различных следственных действий). Указывается также на отсутствие законодательного запрета по применению данной меры процессуального принуждения наряду с избранием в отношении лица какой-либо меры пресечения, включая домашний арест, а также приводится приблизительный перечень материалов, которые должны быть представлены суду1.
Достаточно значимым в данных рекомендациях является указание на то, что такая мера процессуального принуждения носит длящийся характер и может быть обжалована в установленном законом порядке. При этом обжалование не приостанавливает ее исполнение. В рекомендациях также сказано, что в законодательстве отмечен временный характер этой меры принуждения, что предполагает ее действие на период проведения расследования и разбирательства в суде либо до отпадения в ней необходимости2.
Рассматривая официальные статистические данные, следует отметить, что в Российской Федерации имеется относительно невысокий показатель случаев внесения в суд таких ходатайств, что может предполагать непонимание значительной конструктивности такой меры для производства по уголовным делам. Вместе с тем мы констатируем факт достаточно ощутимого процента отказов со стороны судов в удовлетворении таких видов ходатайств, что способно означать наличие определенных проблем в подготовке материалов, которые предоставляются суду. Например, за первое полугодие 2017 года было рассмотрены 380 таких материалов, из которых удовлетворены – 278 (73,2 %); отказано – 64 (16,8 %); прекращены, отозваны, возвращены – 38 (10 %). При этом в 2016 году суды рассмотрели 790 таких материалов, из которых удовлетворены – 548 (69,4 %); отказано – 162 (20,5 %), прекращены, отозваны, возвращены – 80 (10,1%)3.